Текст книги "Из собрания детективов «Радуги». Том 1."

Автор книги: Артур Апфилд

Соавторы: В.Х. ван Эмландт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

17
Допрос свидетелей

Придя в полицейский участок, Бони нашел там констебля Клиффорда, прилежно изучающего многообразные обязанности полицейского, который отвечает за поддержание закона и порядка в огромном районе. Перевод из полицейского управления на участок является шагом к следующему чину, а Клиффорд был честолюбив.

– Сегодня вечером, Клиффорд, вы должны затаиться, – приказал Бони. – Вы – туча на ясном небе, тормоз на колесах следствия. Люди вас побаиваются, не зная, как вы себя поведете, заняв место Стенхауза.

Клиффорд встал навытяжку.

– Есть затаиться, сэр.

– Люди так разнервничались, – продолжал Бони, – что из них слова не вытянешь. Итак, если сегодня вечером мы с Ирвином что-нибудь затеем – скажем, заманим в пивную все население этого окруженного бутылочным нимбом оазиса и устроим грандиозный кутеж, – прошу вас притвориться, что вы ничего не видите и не слышите, и ни во что не вмешиваться.

– Слушаюсь, сэр.

– Если мы с Ирвином не появимся к половине двенадцатого ночи, постарайтесь нас разыскать. Вполне возможно, вы обнаружите нас спящими на дороге или на дне высохшего ручья. Уложите нас досыпать в девятом номере, но только не в сарае на заднем дворе.

– Да, сэр.

Бони улыбнулся, и Клиффорд принял положение «вольно». Оба рассмеялись и сели друг против друга за заваленный бумагами стол.

– Не принимайте всего, что я сказал, слишком всерьез, Клиффорд. Люди здесь настроены по-дружески, но с нами они говорят не так, как между собой. В этом нет ничего странного. Вечером в пивной, когда поблизости не маячит полицейский, они совсем другие. Ирвин живет в Уиндеме, меня здесь почти не знают. Может быть, нам удастся заставить их забыть, что мы тоже полицейские «при исполнении». Нам надо их разговорить, понимаете?

– Конечно, сэр.

– Ну и отлично. Я не забуду упомянуть вас в моем докладе, когда закончу дело Стенхауза. Вы не могли бы оказать мне одну услугу?

– Разумеется, сэр.

– Главный комиссар управления, мой непосредственный начальник, моя жена и мои сыновья – все зовут меня Бони. Вы не хотели бы к ним присоединиться?

Клиффорд зарделся от удовольствия.

– Ну конечно, сэр.

– Итак, не забудьте. В половине двенадцатого начинайте нас искать. Постели наши – в номере девятом.

Посмеиваясь, Бони удалился. На улице он встретил Ирвина, идущего из гостиницы.

– Слушайте меня внимательно, Ирвин. Сегодня вечером нам надо раскупорить ребят, разговорить их. Возможно, придется потратить все деньги, отпущенные на бензин, и задержать на неделю-другую квартплату. Словом, расходов не избежать, если мы хотим развязать людям языки с помощью пива, которое подают в стаканчиках для виски по шиллингу за порцию. Я хочу, чтобы вы взяли на себя Линто-на и выудили из него все, что он знает о почтмейстере. Если вам удастся нащупать ниточку от почтмейстера к Стенхаузу, постарайтесь размотать ее до конца. Я займусь Гунном и Бандредом.

Ирвин был в восторге.

– А что новый начальник? – полюбопытствовал он.

– Я попросил его остаться в участке и притвориться, что он ничего не видит, не слышит и не знает. Между прочим, он далеко пойдет, этот Клиффорд. – Бони взялся за среднюю пуговицу на форменной тужурке констебля. – Надо стремиться стать начальником управления, Ирвин, но никогда им не становиться. Эта должность слишком связывает руки.

– С меня хватило бы и инспектора, – рассмеялся Ирвин.

Бони разыскал Гунна, который потягивал пиво у стойки бара.

– Окажите мне услугу, – тихо сказал инспектор. – У нового констебля куча работы, и он будет занят весь вечер. Констебль Ирвин и я хотели бы, чтобы он сегодня не отвлекался. Вы не могли бы отнести ему бутылочку виски?

– О чем разговор, конечно. А хватит одной бутылки, чтобы его убаюкать?

– Должно хватить. Он, похоже, из малопьющих.

Гунн нырнул под откидную доску стойки и заговорил с Рамсеем, который все еще был на посту – скорее всего, благодаря присутствию помогавшей ему жены. Рамсей кивнул, и Гунн, прихватив бутылку виски, вышел из бара. Единственная масляная лампа, свисавшая с закопченного потолка, бросала тусклый желтый свет на десяток посетителей в самом баре и еще на троих – у узкой боковой стойки. В одном из них Бони узнал почтового инспектора.

– Вечер добрый, мистер Бонапарт. Не составите мне компанию?

Обернувшись, Бони увидел красноносую физиономию Дэйва Бандреда.

– С удовольствием. Пиво, пожалуйста.

Бандред поймал взгляд миссис Рамсей, и та подошла к ним. Улыбнувшись Бони и словно не замечая почтмейстера, она подала им пива. Пожелав, как водится, здоровья своему визави, Бони отхлебнул из стакана и спросил почтмейстера, как у него прошел день.

– Спасибо, ничего, – отозвался тот, проглотив свой ром. – Сейчас тут работает инспектор из управления. Обычная проверка. Дня два пробудет.

– Ладите с ним?

– Да, все нормально. Линтон неплохой малый. Не раз помогал мне. Куда не надо, нос не сует. А как ваша поездка?

Бони чуть скривил губы.

– Утешительного мало, – удрученно признался он. – Судя по всему, Стенхауз должен был отправиться на юг, и мы так и не выяснили, почему он оказался к северу от Лагуны, где произошло убийство. По дороге заехали к Уоллесам и передали им почту. Очень милые люди. Повторим?

– Идет. Старый Уоллес мне нравится, а вот сынок его, Джек, грубый какой-то. Вернее, озлобленный. Сестра его за Стенхаузом была, знаете?

– Слышал. Говорят, несладко ей с ним жилось.

– Хуже некуда. Диву даешься, как один человек другому жизнь может испоганить. Моя половина каждый день мне отравляет. У Стенхауза никаких причин жену бить не было. У меня – хоть отбавляй, а я свою и пальцем не тронул. Никогда понять не мог, что на него нашло… Вроде ведь счастливы были, когда поженились. Нет, скажу я вам, брак – самое страшное проклятие рода человеческого. Да, пожалуйста, Тед, подлей нам. Так вот, я и говорю – брак для человека есть гибель и проклятие. Но коли так, почему, спрашивается, эти двое, что друг с дружкой ужиться не могут, не пойдут к мировому и со всем этим делом не развяжутся? Настоящей свободы у человека нет, вот почему! «Не дам ей развода!» – орет муж. «Плати жене алименты! – поднимает вой государство. – А не то мы тебя…» – Дэйв тряхнул головой. – Эх, да ну их всех к черту! Будем здоровы, инспектор!

Бони увидел, что Ирвин завел разговор с почтовым инспектором у боковой стойки. Появился Гунн и, повинуясь кивку Бони, присоединился к нему и Бандреду. Старика одолевало нетерпение: если цедить пиво в стаканчики, целую бочку выдуть надо, чтобы захмелеть, подумал он и решил ускорить процесс, подливая в пиво джин.

– Мы тут о Стенхаузе говорили, – сообщил Бандред, моргая воспаленными глазами. – Помнишь его свадьбу?

– Еще бы, – отозвался Гунн, глядя на почтмейстера и вспоминая. – Ты, Дэйв, шафером был и под конец так нализался, что улегся на заднее сиденье в машине Стенхауза, и молодые заметили тебя, только когда уже миль десять проехали по дороге в Дарвин, где они собрались провести медовый месяц.

– Точно. И что сделал Стенхауз? – с недоброй ноткой в голосе проскрипел Дэйв. – Выкинул меня посреди дороги – мол, топай обратно ножками. Жена говорит, надо его, меня то есть, в поселок отвезти, а Стенхауз смеется: «Ничего, собака дорогу домой всегда отыщет!» Тогда уже нутро свое показал, Стенхауз-то. Дальше – хуже. Не пойму, как это его раньше не шлепнули.

– Тебе-то какой прок был бы? – проворчал Гунн. – Ты ведь со Стенхаузом ладил, разве нет?

– В общем-то да. Как не ладить, когда я здесь и почтмейстер, и метеоролог, и мировой судья, и кто угодно. Все равно, паршивый он был тип, Стенхауз. Лично я, инспектор, очень надеюсь, что вы не найдете того парня, кто его пристрелил.

– А вообще-то есть шанс? – с надеждой спросил Гунн.

– Думаю, очень слабый, – ответил Бони и пододвинул пустые стаканы миссис Рамсей. – Ни одной важной улики пока нет. Может, съездим еще к Эльверстону, а потом к Бринам заглянем на обратном пути.

– Там, возле Утеса Макдональда, есть поворот. Дорога не бог весть какая, – сказал Гунн и поднял стакан.

Дэйв Бандред рассмеялся неизвестно чему и поднял свой.

– Могу захватить почту для Эльверстона, если хотите, – предложил ему Бони.

– Ладно. Тогда и для Бринов тоже, если обратно через их места поедете, – отозвался почтмейстер.

– А как я ее заберу? – спросил Бони. – Я ведь рано утром уезжаю. Вы так рано не встанете.

– Смотря что вы называете «рано». Ну, у жены моей возьмете. Или нет, так не пойдет. Лучше я ее вам отдам, когда пивная закроется. Возьмите и у себя в номере положите. – Бандред подмигнул. – Только чур не терять.

– Все будет в порядке, не беспокойтесь. Похоже, сейчас моя очередь. Спасибо, миссис Рамсей.

Маленький бар постепенно заполнялся людьми. Перекрывая шум голосов, время от времени слышался раскатистый смех Ирвина. Бони мельком увидел почтового инспектора, который, судя по всему, уже «раскупорился». Кто-то запел, но несколько суровых голосов тут же велели солисту заткнуться. Бони почувствовал, что на него смотрят, и подумал, насколько легче ему работалось в тех случаях, когда он действовал инкогнито.

Ничего не сказав, Бандред отошел в сторону, и Гунн заметил:

– Славный он малый, старина Дэйв. За место свое зубами держится. Бывало, так напивался, что телеграмму прочесть не мог, но под мою диктовку передавал без единой ошибки.

– И все же был шафером у Стенхауза, – проговорил Бони, с нарочитым интересом разглядывая свой пустой стакан.

– Ну, это семь лет тому было, даже восемь почти… Священник на самолете прилетел из Уиндема… Шикарная была свадьба. Невеста – милашка. Хорошенькая, как картинка. – Гунн вздохнул, подкрутил кончики усов и выпрямился. – Дэйв и Стенхауз тогда приятели были, хоть Стенхауз и заставил его в тот раз десять миль протопать.

– То же самое?

– Точь-в-точь. Спасибо.

– Кстати, – сказал Бони. – Давно хотел спросить. Где вы наличные берете? Банка ведь у вас нет?

– Только на почте. А у вас что, кончились? Так Рамсей вам выдаст по чеку. Лавочник и мясник – тоже. Тут почти всегда чеками расплачиваются. Приходит человек, пишет Рамсею чек, получает деньги, пропивает, пишет новый, и все дела. Очень просто.

– Ладно, утром подойду к Рамсею. А какого вы мнения о Джеке Уоллесе?

– Да не сказать, чтоб хорошего. Зол он больно. И не из-за того, что Стенхауз сестру его угробил. Всегда такой был. На похоронах сестры на Стенхауза кинулся. Прямо у могилы револьвер выхватил – и на него. Но Эзра мигом его скрутил и пушку отобрал. Стенхауз хотел Джека к суду притянуть, только Эзра и его утихомирил. Сказал, что кости ему переломает, если он на Джека накапает. Стенхауз здоровый малый был, – засмеялся Гунн, – но Эзра одной левой из него отбивную сделал бы. Видели Эзру-то?

Бони покачал головой. Гунн потребовал еще выпивки. Теперь он пил неразбавленный джин. У него побагровел кончик носа, и его водянистые серые глаза все чаще сходились на этой точке. Бони начал хмелеть, но язык у него еще не заплетался.

– Эзра Брин вместе с Джеком Уоллесом в школу ходил. Джек драться не умел, зато Эзра за обоих постоять мог. Они до сих пор дружки-приятели. Кое-кто поговаривает, что молодой Уоллес за Кимберли ухлестывает. Ким Брин видели?

Бони кивнул.

– Красавица! – тихо сказал Гунн. Потом повернулся к бару, пнул ногой стойку, сплюнул на пол и закричал: – Давай, Тед, поворачивайся! Думаешь, раз я стар да сед и человек конченый, так меня жаждой морить можно?

Возле узкой боковой стойки в другом конце бара стоял Ирвин, перед которым выстроились в ряд пустые стаканы, ждущие, чтобы их наполнили. Он подмигнул Бони и повернулся к Линтону и еще каким-то людям, сгрудившимся у него за спиной.

Вернулся почтмейстер, и Гунн заорал: «Рому для Дэйва!» Бандред уже дозрел. Одинокий голос снова затянул песню, и на этот раз никто его не остановил. Песню подхватили, от мощного хора вздрогнули стены, и все равно никто не протестовал. В полицейском участке констебль Клиффорд налил себе немного виски.

– Жаль, Бринов здесь нет, – прокричал Бони, перекрывая гвалт. – А то бы они еще раз всю пивную купили.

Гунн расхохотался. Почтмейстер не то споткнулся, не то поскользнулся и ухватился за Бони, чтобы не упасть.

– Деньжищ у них больше, чем у короля! – крикнул он. – Пачки, тонны! А все скот-тина, мясцо. Скотина или е-еще к-кой-чего. Да, б-бычки и ково… коровки. Гунна спросите, Гунна!

– Ну, ребята, чего вам еще налить? – спросил Гунн из-за стойки. Еще минуту назад Рамсей был на ногах, наливал, подавал, разговаривал. Теперь он лежал под стойкой, смежив веки и сложив руки на груди. Его жена поставила стаканы перед Ирвином и его компанией и задержалась на секунду поболтать, стоя одной ногой на груди мужа. Колеса следствия окончательно освободились от тормозов, на которые Бони жаловался констеблю Клиффорду.

Почтмейстер размяк и опьянел еще больше. Пол у них под ногами был мокрым от пива, которое Бони тайком выплескивал из стакана. Их то и дело кто-то толкал, и Бандред многоречиво извинялся.

– Здорово держишься, Дэйв, – рявкнул какой-то коротышка, на вид футов четырех ростом и футов десяти в ширину. – Пропусти со мной стаканчик. Добрый вечер, инспектор. Что пьете?

– Знакомься с м-моими дуру… дурузьями, Сид, – выдавил из себя Дэйв.

– Я как раз говорил, жаль, Бринов здесь нет, – сказал Бони.

Сид хохотнул, швырнув фунтовую бумажку на стойку и поддернув брюки.

– Денег больше, чем у самого короля, – бубнил Дэйв. – Кучи денег. Скотина, как же, держи карман! Знаю я, откуда эти денежки. Хотите, скажу? Я знаю… Пош… почтмейстер я или нет? Скот-тина…

Резкая трель свистка пронзила дымный гвалт. В дверях, ведущих на улицу, стоял констебль Клиффорд в полной полицейской форме.

– Время, джентльмены, время! – прокричал Гунн. – Поторапливайтесь, бар закрывается.

Клиффорд исчез. Посетители один за другим вываливались на погруженную во мрак веранду, ощупью спускались по ступенькам и оказывались на темной, немощеной улице.

– Какая ночь! – восхитился Дэйв. – Мы в правильную сторону домой идем?

– Думаю, да, – успокоил его Бони. – Как мы войдем в контору?

– Через чертову дверь, конечно. Черным ходом… Нет, черным н-нельзя, жену разбудим. П-подожди. – Почтмейстер долго рылся в кармане и наконец сунул Бони в свободную руку ключ. – Вот. Передняя дверь. Вперед. Лампа на столе.

Дойдя до почты, Бони отпер дверь, чиркнул спичкой и нашел керосиновую лампу. Дэйв уцепился за прилавок, а Бони вернулся и закрыл входную дверь. Почтмейстер покосился на Бони и нырнул под стойку, за которой находилась большая часть помещения конторы с сортировочными столами, стеллажами для корреспонденции и телеграфными аппаратами.

– Все в-ваше, иншпектор, – прошепелявил Бандред, делая широкий жест рукой. – Берите что хотите. Только часы не надо. Не ходят.

– Сам ты не ходишь, пьяная грязная свинья, – раздался голос разъяренной женщины, остановившейся в дверях смежной комнаты. – Ну-ка марш в постель, быстро!

– Знакомьтесь, инспектор, моя жена.

– Я уже знаком с миссис Бандред, – откликнулся Бони. – Ладно, идите спать. Миссис Бандред сама отдаст мне почту для Эльверстона и Бринов.

18
Неэтичный поступок

В полицейском участке, развалясь, сидел за столом констебль Клиффорд с сигаретой в зубах. Рядом с ним стоял пустой стакан, а на кипе бумаг – бутылка виски, присланная Бони. Веселье только начинало спадать. В участке было тихо, однако на улице ночное безмолвие то и дело нарушали возбужденные мужские голоса. Вошел Ирвин, и Клиффорд, немного завидуя ему, спросил:

– Бони еще на ногах?

– Само собой. Повел домой почтмейстера. Фу, от этого пива и свинью стошнит.

– Выпей лучше виски.

– Спасибо. Чего только не вытерпишь ради дела! А, вот и он.

Оба посмотрели на дверь и увидели входящего Бони. За спиной у него был мешок с почтой. С глухим стуком сбросив его на пол, инспектор поблескивающими глазами оглядел подчиненных, сел на стул и налил себе содовой.

– Приятно провели вечер? – любезно спросил он Ирвина.

– Очень. А вы?

– Местами. Как улов?

– Вы велели мне заняться Линтоном, обратив особое внимание на ниточку, связывающую Бандреда со Стенхаузом, – напомнил Ирвин. – Тут опять всплывают старые дела. Два года назад на пути из Лагуны Эйгара в Брум пропал мешок с заказной почтой. Проверка показала, что здесь его погрузили в самолет, однако по прибытии в Брум мешка в нем не оказалось. Стенхауз начал следствие, а Линтон, который сидит в Бруме, прилетел сюда подсобить. Однако мешка они так и не нашли. Впоследствии не удалось обнаружить ни одного из находившихся в нем отправлений. Соответственно не было установлено, что произошло с мешком – украли или еще что.

Бони перевел взгляд с Ирвина на Клиффорда.

– Мы в Бруме тоже занимались этим делом, – сказал Клиффорд. – Существовала возможность, что мешок похитили по дороге от почтового отделения до аэродрома или же прямо из самолета в одном из мест, где он делал посадки на пути из Лагуны в Брум. Как сказал Ирвин, проверка производилась на обоих конечных пунктах. Со стороны Лагуны Стенхауз ничего не обнаружил.

Ирвин продолжил свой рассказ:

– По словам Линтона, еще до исчезновения мешка Бандред несколько раз получал выговоры за халатное отношение к своим обязанностям, а именно пьянку в рабочее время, в результате чего корреспонденцию приходилось обрабатывать его жене. Линтон говорит, что нарушения инструкции не были серьезными, но ловкий вор вполне мог ими воспользоваться, чтобы украсть мешок с почтой. Однако в конкретном случае пропажи мешка Линтон не нашел никаких должностных нарушений.

– Вы сказали, что Стенхауз проводил это расследование вместе с Линтоном, – заметил Бони. – Вы читали его доклад инспектору Уолтерсу, Клиффорд?

– Там говорилось, что Бандред был допрошен и оказал следствию все возможное содействие. Указывалось также, сколько времени Бандред проработал в Лагуне Эйгара, что у него неплохой послужной список и хорошая репутация. Положительная характеристика была также дана человеку, который занимался перевозкой почты и пассажиров между Лагуной Эйгара и аэропортом.

– М-да. Хотите что-нибудь добавить, Ирвин?

– Ну, Линтон убежден, что Бандред человек, в общем-то, честный – солидный стаж и прочее – и что развинтился он лишь в последнее время. Если бы не трудности в подыскании людей для работы в Лагуне Эйгара, Линтон давно бы порекомендовал перевести его в какое-нибудь южное отделение, где у него будет меньше ответственности.

– Я думаю, перевести его стоило бы, – заметил Бони. – Как полагаете, могли бы мы быстро получить перечень пропавшей корреспонденции?

– Я спросил об этом Линтона, и он сказал, что пришлет копию списка из дела, которое хранится в его ведомстве в Бруме.

– Отлично! Он сказал, когда возвращается?

– Послезавтра.

– Пусть пришлет список… Но только обычным, а не заказным, письмом.

– А как ваши успехи? – поинтересовался Ирвин.

– Как говорят дети, уже горячо. За мной не числится ни одного незаконченного расследования, и я обязательно раскрою убийство Стенхауза и Джеки Масгрейва. Почему я так уверен? Да потому, что не питаю уважения ко всякого рода правилам и предписаниям и, охотясь за убийцей, отбрасываю в сторону щепетильность и этику.

– Мне этого можете не говорить, – проворчал Ирвин.

– Я просто напоминаю, – учтиво сказал Бони. – Вы еще не устали от наших скитаний, Ирвин?

– Нет, мне даже нравится.

– Тогда с утра пораньше снова в путь. Нам понадобится изрядное количество продуктов и снаряжения, ибо мы отправляемся кочевать – как наш приятель Плутон и его пресловутое племя. Вы где ночуете, Клиффорд?

– Здесь, в участке. В комнате, где жил Стенхауз.

– Тогда присмотрите за этим мешком с почтой и завтра верните его почтмейстеру. Скажите, что мне пришлось изменить планы и я не смогу доставить почту по назначению. И проследите за тем, чтобы моя расписка в ее получении была аннулирована.

Бони перевернул мешок, высыпал содержимое на стол и принялся разбирать корреспонденцию. Ирвин и Клиффорд молча наблюдали, как он просматривал конверты с письмами, а потом, разложив их на две кучки, взялся за посылки и бандероли. В конце концов он сложил все обратно в мешок, за исключением одного пакета, адресованного Эзре Брину.

– Я был счастлив узнать, что многие молодые люди, обитающие на необозримых северо-западных просторах, стремятся к возвышению ума посредством изучения серьезной литературы. Должен со стыдом признаться, что в пору моей юности мы транжирили время на чтение романов и комиксов, – усмехнулся Бони. Клиффорд пожирал его глазами, как ребенок фокусника, в ожидании, когда тот вытащит из шляпы кролика. – Вот Эзра Брин, например, – продолжал Бони, – просиживает ночи над учебниками по медицине и антропологии в целях улучшения качества поставляемой его фермой говядины.

– Что вы делаете? – вскричал Ирвин.

– Хочу бросить взгляд на последнее приобретение Эзры.

– Но это же запрещено! Вы не имеете права вскрывать чужую почту. К тому же заказную!

Возившийся с узлами бечевки Бони оторвал глаза от пакета и взглянул на Ирвина.

– Но ведь я никому не делаю вреда, старина, – невинно промолвил инспектор. – Просто хочу посмотреть. Книги всегда были моей слабостью, особенно хорошие книги. Я люблю запах свежей типографской краски, люблю прикасаться к их гладкой тонкой бумаге. Только краешком глаза загляну и снова упакую, никто и не заметит.

– Это нарушение правил, – упорствовал Ирвин. – Если вам нужно ознакомиться с содержимым пакета, вы должны вскрыть его в присутствии адресата либо получить разрешение на осмотр у министра почт.

– Оба предложения лишены смысла. Адресат с полным правом не согласится на то, чтобы пакет был вскрыт посторонними в его присутствии или им самим в присутствии посторонних.

Развязав бечевку, Бони внимательно прочел отпечатанную на машинке адресную наклейку, из которой явствовало, что отправителем пакета был В. Солли, книготорговец из Пепперминт-Гроув, Западная Австралия. Несмотря на свои протесты, Ирвин следил за действиями Бони с напряженным ожиданием. Осторожно развернув коричневую оберточную бумагу, Бони извлек книгу в синей обложке с тисненным золотом названием.

– Гм, – пробормотал он. – Вот весьма полезное пособие по уходу за коровами. Лоутон. «Гинекология», том первый, десятое издание. К тому же новехонькое. И обложка очень симпатичная.

Он медленно открыл книгу и осторожно перелистал первые несколько страниц. Под ними оказалась неровно вырезанная по центру дыра, а в ней – пачка банкнотов. Ирвин тихо присвистнул.

– Будь я проклят! – воскликнул Клиффорд.

С раздражающей аккуратностью Бони принялся пересчитывать деньги, храня не менее раздражающее молчание. Потом столь же аккуратно положил банкноты обратно, закрыл книгу, прочитал и перечитал название, как будто оно могло дать ответ на десятки вопросов, роящихся в головах двух констеблей.