Текст книги "Из собрания детективов «Радуги». Том 1."

Автор книги: Артур Апфилд

Соавторы: В.Х. ван Эмландт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

11
Неодолимые силы

Констебль Клиффорд с обоими трекерами Ирвина ждал в джипе у развилки дорог. Молодой, смуглый и подтянутый, он был полной противоположностью Ирвину, которому явно пришлась по душе роль личного шофера Бони.

– В соответствии с вашим приказом, сэр, – начал докладывать Клиффорд, – я дал возможность трекерам тщательно осмотреть участок дороги до того места, где стоит джип, чтобы найти следы Джеки Масгрейва, после чего проследовал дальше в направлении Уиндема. Трекеры ничего не обнаружили, оба совершенно сбиты с толку.

– Боковые дороги?

– Обследовали все – отсюда и до последнего поворота в сорока милях от Уиндема. Я побывал у Эльверстона – он говорит, что не видел Стенхауза с тех пор, как уехал из Лагуны Эйгара. На дороге он никого не встречал, не считая той группы фотографов, ехавшей с юга.

– А Бринов он видел? – продолжал расспрашивать Бони. – Да вольно, вольно. Расслабьтесь, констебль.

– Благодарю, сэр. Нет, Бринов Эльверстон не видел. Он думает, что, когда ему повстречались фотографы, Брины со скотом еще не дошли до Уиндемской дороги – возможно, только в то утро вышли с сортировочной стоянки. Я спросил его о дымовых сигналах, но его ферма – у самого склона горы, и оттуда ничего не видно.

К растущему удивлению Ирвина, Бони не хотел оставлять тему дымовых сигналов.

– Вы видели какие-нибудь дымы с тех пор, как выехали из Лагуны?

Оказалось, рано утром Клиффорд действительно видел дымовые сигналы. В это время он находился у скалистой северной оконечности Черного хребта, именуемой Утесом Макдональда. Дымы были далеко на западе.

– Что сказали о них трекеры? – спросил Бони, и Клиффорд посмотрел на двоих аборигенов, примостившихся на корточках возле джипа. В глазах его мелькнула досада. Он признался, что, не имея опыта обращения с трекерами, видимо, не нашел к ним подхода – эти двое помрачнели и заупрямились.

– Может, мне с ними потолковать? – предложил Ирвин, но Бони жестом остановил его.

– Перемена в их настроении наступила после того, как вы увидели дымовые сигналы сегодня утром?

– Да, как раз тогда.

– В таком случае вам нечего беспокоиться, Клиффорд. Лучшие умы Скотленд-Ярда и ФБР не добились бы большего на вашем месте. Теперь вернемся к Бринам. Вы с ними говорили?

– Говорил. Мы нагнали их милях в сорока за Утесом Макдональда. На обратном пути я их не видел – должно быть, они успели пройти поворот к ферме Эльверстона. Я спросил Эзру, видел ли он дымы, и он сказал, что нет. Спросил, прочли ли сигналы его погонщики, – ответил, что не знает. Он подозвал одного, старика. Когда мы его спросили, тот покачал головой и сказал: «Думай, корробори».

– Эзра Стенхауза не видел?

– Нет. И явно удивился, когда обо всем узнал.

Бони выпустил струю сигаретного дыма и глубоко задумался. Зная, что вопросы и ответы – лучший способ обмена информацией, Клиффорд ждал. Ирвин, сидя на земле, играл в камешки.

– С девушкой вы говорили? – спросил Бони.

– С Кимберли Брин? Ее с ними не было. Джаспера Брина видел – стадо шло в какой-нибудь четверти мили от дороги. И еще четырех погонщиков-аборигенов.

– Джаспер от стада не отъезжал?

– Нет, сэр.

– Раньше вы с Бринами встречались?

– Да, видел их несколько раз, когда служил в Уиндеме.

Бони погрузился в раздумье. Он вытащил очередную сигарету, но не спешил зажигать спичку. Клиффорд, который работал с Бони во время расследования убийств в Бруме, пытался угадать, о чем размышляет сидящий с полузакрытыми глазами инспектор. Ирвин, для которого время значило так же мало, как для кочевника-аборигена, продолжал швырять камешки. Когда Бони заговорил снова, на тыльной стороне ладони у констебля лежало четыре камешка. При первых словах инспектора рука Ирвина застыла в воздухе.

– Сэм Ледлоу сказал, что разговаривал с Кимберли и с Эзрой. Он сказал также, что Кимберли обещала навестить его жену в Уиндеме. Ледлоу не упоминал о Джаспере Брине. Что вы двое думаете об этом?

– Похоже, Джаспер догнал стадо и сменил Кимберли, а та возвратилась домой, – предположил Ирвин. – Шесть погонщиков для такого стада за глаза хватит. Клиффорд, на чем они везли снаряжение – на грузовике или на лошадях?

– На лошадях.

– Ладно, Ирвин, поработайте-ка с этими трекерами, – бросил Бони, и нескладный рыжеволосый здоровяк заковылял в сторону аборигенов.

Снова заметив выражение досады на лице молодого констебля и догадавшись, в чем дело, Бони решил его подбодрить:

– Аборигены, Клиффорд, чем-то похожи на собак. Они хорошо знают свой дом, здесь на них можно положиться, но, попав в непривычную обстановку, начинают нервничать, настораживаются. Мы кормим и одеваем их, учим понимать наш язык. Они курят наш табак, ездят на наших лошадях, многие водят наши машины, умеют чинить ветряные двигатели и насосы. И все же они хранят свои древние обычаи, держатся привычек и веры предков. Они преданы белым людям, долго живущим бок о бок с ними, но не доверяют всем остальным. Нужны многие годы общения, чтобы пройти хотя бы половину моста, переброшенного через пропасть, разделяющую их от нас. Запаситесь терпением. Ведь тысяча лет – ничто в этой безвременной стране. И когда последний абориген ляжет на землю, чтобы умереть, он будет, несмотря на легкий налет, оставленный нашей цивилизацией, все тем же человеком, каким был его пращур десять тысяч лет назад… У вас есть оружие?

– Благодарю за совет, сэр. Да, пистолет 32-го калибра.

– Одолжите его мне. Патроны?

– Полкоробки, сэр.

– Положите, пожалуйста, пистолет и патроны в мой чемоданчик в кабине… Но так, чтобы трекеры не заметили.

Клиффорд ушел, а Бони, сцепив руки за спиной, стал прогуливаться вдоль дороги. Ему было трудно последовать собственному совету и запастись терпением, учитывая то, какой оборот, по его предположению, могли принять события после этих дымовых сигналов. Подошел Ирвин и доложил:

– Чарли говорит, утренние дымы сообщали о том, что масгрейвские аборигены двинулись на север, в этот район. Ларри – тот, что помоложе, – согласен с Чарли. Они думают, что масгрейвские черные решили либо найти Джеки, либо наказать его убийцу по своим законам.

– Как они ко всему этому относятся, Чарли и Ларри?

– Нормально. Пожалуй, немного встревожены, хотя и считают, что масгрейвские черные здешнее племя не тронут. Их интересует только убийца Джеки.

– То есть убийца Стенхауза.

Констебль усмехнулся.

– Похоже, у нас появились конкуренты?

– И весьма серьезные. Надо поднажать, иначе нас обойдут. Отправьте трекеров в Лагуну вместе с Клиффордом. Пусть едут сейчас же.

Ирвин ушел, а Бони остался стоять на дороге, устремив невидящий взгляд на Черный хребет.

Когда машина с Клиффордом и трекерами скрылась вдали, Ирвин залез в кабину пикапа и стал ждать. Он просидел так минут пятнадцать, пока к нему наконец не присоединился Бони.

– Поезжайте помедленнее до поворота, – приказал он. – Заглянем к Бринам – к Сайласу и Кимберли – и вежливо выслушаем все, что расскажут они и их люди.

Ирвин развернул машину.

– Что вы думаете обо всем этом деле, инспектор? – полюбопытствовал он.

– Впечатление такое, будто джип со Стенхаузом вкатили на ковер-самолет и доставили по воздуху туда, где его нашел Ледлоу… Мы вынуждены много кататься по этим живописным горкам, и, поскольку скорость приходится держать не более десяти миль в час, я чувствую себя как в кошмарном сне, когда пытаешься бежать с чугунными гирями на ногах.

Проселок к ферме Бринов оказался еще хуже, чем Большая Северная Дорога. Ирвин вынужден был целиком сосредоточиться на управлении, напрягая все силы в схватке со взбунтовавшимся рулевым колесом.

Черный хребет медленно надвигался на них, выбрасывая навстречу закованные в темно-красный гранит отроги. Заходящее солнце исчезло за горами. Машина стала взбираться вверх по склону ложбины, постепенно превратившейся в ущелье. Едва угадывавшаяся дорога пролегала по голому камню – большей частью тускло-серому, иногда темно-коричневому или зеленоватому.

Бони всматривался в глубь огромной расселины, прорезавшей Черный хребет. Она не расширялась по мере того, как они поднимались выше; на почти отвесном противоположном склоне не удержался бы и горный козел. Грузовик полз в гору, переваливаясь и подпрыгивая на камнях и скалистых выступах. Бони дорога решительно не нравилась, и он благодарил судьбу за то, что погода стояла ясная и колеса хорошо держались на сухой каменистой поверхности.

Казалось просто немыслимым, чтобы здесь могла проехать тяжело груженная повозка, запряженная полсотней ослов. Тем более трудно было представить, как Сайлас и Джаспер проехали по этой дороге ночью на своем грузовике.

К шести часам горы сжалились над маленьким грузовичком, и между остроконечными зубцами гряды из красного железняка проглянуло вечернее небо. Подъем стал не так крут, и совершенно внезапно они перевалили через край неглубокой котловины, на дне которой росли одинокие баобабы с узловатыми, безлистыми в это время года ветвями. Низина была устлана ковром зреющих трав. Ее пересекал узенький ручеек, убегавший через расселину на западном склоне.

– Что, если нам здесь заночевать? – предложил Бони. Ирвин даже не попытался скрыть радости. Он остановил машину под одним из баобабов, вылез из кабины и, потянувшись, сказал:

– Ночью будет холодновато, но тут сколько угодно хвороста для костра.

Они выдернули из земли несколько больших кустов акаций и свалили их в кучу, чтобы было удобнее подбрасывать ветки в костер. Принеся воды из ручья, вскипятили чаю и подкрепились провизией, которой снабдила их миссис Рамсей.

Солнце скрылось за кромкой котловины; пришло попастись и напиться воды из ручья стадо кенгуру. За ними, шумя крыльями, прилетела стая птиц-апостолов. В их крикливом гаме могло почудиться раздражение, на самом же деле они просто радовались жизни. Они садились в свои большие гнезда, причем в каждое их набивалось бесчисленное множество, ибо нет на свете другой птицы, которая бы так любила общество себе подобных.

– А что там дальше, по другую сторону впадины? – спросил Бони, когда они покончили с едой.

– Земля, – лаконично ответил Ирвин.

Они подошли к краю чашеобразной низины, и глазам Бони предстал фантастический вид, скорее даже, видение. Между ними и далеким пурпурным хребтом волнистой ярко-зеленой лентой лежала широкая долина, испещренная черным узором оврагов. Далеко на севере ее пересекала голубоватая гряда, зубчатый гребень которой напоминал силуэт огромного восточного города на фоне вечернего неба.

– Я останавливался здесь лет пять назад, – сказал Ирвин. – Краски на восходе солнца – залюбуешься. А ферма Бринов вон там, за голубой грядой.

– Что вы знаете о Бринах? – спросил Бони.

Ирвин по обыкновению усмехнулся.

– Сыновья – крутые ребята, – сказал он с легкой ноткой уважения в голосе. – А старики и того круче были, наверняка. Старый Брин с женой приехал сюда из Квинсленда в поисках земли, но почему они в этих местах осели, а не отправились дальше на юг – убейте, не пойму. Так или иначе, перебрались они через этот хребет и заняли добрую тысячу квадратных миль под ферму. На голом месте начинали. Только и было у них что ослиная упряжка с фургоном, несколько коров да с дюжину кур. Выкручивались как могли. Говорят, даже быка у соседей украли и пару коров, а питались только кенгурятиной на колесной мази.

У них было трое сыновей и одна дочь. Родила их миссис Брин прямо на ферме, в больницу тогда на самолетах не возили. Женщины в те времена покрепче были – другие просто не выживали. Старый Сайлас умер в двадцать девятом. Заболел, а докторов тут еще не было, радио тоже. Свидетельство о смерти некому было выписать… На могиле у него деревянный крест поставили, большой такой… Сам я старых Бринов не знал, но люди говорят, после смерти мужа вдова не хуже отца управлялась с мальчишками и больше кулаком брала, чем лаской. Умерла она в тридцать четвертом, когда девочке только семь лет исполнилось, так что Кимберли братья вырастили.

Ни Сайлас, ни Джаспер нигде не учились, едва читать и писать умеют. Зато Эзра четыре года ходил в центральную школу штата в Бруме, а потом и Кимберли заставил заочные курсы кончить при министерстве образования. Вам с отцом О'Рори встречаться не доводилось?

– Нет. Что за человек?

– Отличный старик. Много лет здесь прожил. Детей раз в год крестил, когда приход объезжал. Заупокойную по старому Сайласу и жене отслужил, когда тех уже давно похоронили. Хотел он Кимберли в монастырскую школу определить. Долго братьев ее уламывал, но те ни в какую. Так и не отпустили.

– Похоже, дела у них недурно идут, – заметил Бони.

– В общем-то, да, – подтвердил Ирвин. – В сезон четыреста голов на бойню отправляют, но это все-таки мало при таких пастбищах, как у них. Лучшей земли для пастбищ и не придумаешь. А живут просто, как родители жили. Довольствуются малым, зато сами себе хозяева. Бринам сам черт не брат. Особых хлопот они нам никогда не доставляли, но нет-нет да заколобродят.

Ирвин умолк, и Бони не поддержал разговора. Зеленое покрывало долины подернулось багрянцем. Солнце зацепилось краешком за каменную гряду и, словно пообещав скоро вернуться, исчезло. Багрянец на дне долины сгустился до глубокой синевы, а красные вершины хребта, обступившие их со всех сторон, вспыхнули и засверкали переливчатым золотом. Бурые монолиты гор и перегородивший долину каменный барьер погрузились в синий сумрак, а скалистые пики вскоре стали похожи на колонны из красного дерева, поддерживающие усыпанный алмазами свод.

Спустя два часа Бони и Ирвин, завернувшись в одеяла, лежали по разные стороны потухающего костра. Бони швырнул окурок последней сигареты за день на тлеющие угли и устало сказал:

– Некто убил Стенхауза и, почти наверняка, Джеки Масгрейва, и закон белых, которых представляем мы с вами, ополчился против убийцы. Это могучая сила, закон белых… Но человек, убивший Стенхауза, – глупец. Вслед за полицейским ему пришлось убить и Джеки Масгрейва. Тем самым он навлек на себя удар другой, еще более могучей силы – закона черных. И если мы с вами не схватим убийцу, то это сделают аборигены.

Ирвин смотрел сквозь нависшие ветви баобаба на нескончаемый фейерверк падающих звезд. Бони тихо промолвил:

– Помните ту ночь, когда мы ехали к Лэнгам и кругом стелился призрачно белый спинифекс? Я и сейчас вижу, как над этим саваном летит темное облако, пришедшее со стороны Масгрейвского хребта и огромной пустыни, – стремительное, безмолвное, неотвратимое.

12
Кимберли Брин

Горы лишили Кимберли Брин многого, но зато щедро одарили ее своими красками. Все, что рассказывали Бони о ее волосах, оказалось чистейшей правдой. Глаза у нее были большие, серые, с голубоватыми искорками. Мягкий овал лица радовал свежестью и здоровьем.

Во дворе фермы, на самом солнцепеке, было расстелено одеяло, на котором лежали три малыша – крохотных и черных как смоль. Агатовые бусины-глаза влажно поблескивали, подошвы дрыгающихся ножек были почти розовыми на солнце. Один довольно заворковал, когда Кимберли пощекотала ему животик. Другой старательно обсасывал ее большой палец, третий зевал, отчаянно тараща слипающиеся глаза.

Вокруг Кимберли и троих младенцев стояло несколько аборигенок и множество детей и собак. Женщины забавлялись, глядя, как Кимберли играет с их малышами, а остальная детвора явно завидовала трем карапузам. Дети поменьше были нагишом, как и младенцы на одеяле; подростки и женщины – в бесформенных балахонах из цветного ситца.

Дом Бринов был выстроен из глины с гравием и покрыт железом. Стены были в ярд толщиной. Беспорядочная планировка дома не позволяла с уверенностью сказать, сколько в нем комнат. Высокая крыша веранды защищала ее от жаркого солнца и летних ливней; на голом земляном полу стояли крашеные кадки с раскидистыми папоротниками. Крытый переход соединял жилое помещение с кухней и надворными постройками, а за ним тянулся огород, упиравшийся в невысокий, но почти отвесный утес из выветренного известняка. На вершине утеса стояли три ветряных двигателя, дававших ферме электричество. Два других, рядом с протекавшим невдалеке ручьем, качали воду из глубокой артезианской скважины. Все вместе производило впечатление добротности и основательности.

Стоявший у ручья абориген что-то прокричал, и женщины с детьми мгновенно умолкли и насторожились. Они замерли, точно куриный выводок, почуявший бесшумное приближение ястреба. Через мгновение женщины облегченно вздохнули, и одна крикнула Кимберли:

– Машина приехал, хозяйка!

Кимберли, стоявшая на коленях возле малышей, поднялась с одеяла и прислушалась. Но, кроме шума ветряков, ничего не услышала. Потом залаяла одинокая собака, и к ней, быстро свирепея, присоединилось с десяток других. Сотни две коз, пасшихся на пригорке, разом подняли головы… Абориген у ручья услышал машину на несколько секунд раньше, чем собаки.

Пикап подъехал к ферме. Собаки залаяли громче. Аборигенки и детвора куда-то исчезли, а вместе с ними – трое младенцев и одеяло.

Констебль Ирвин остановил машину, вылез из кабины и направился к Кимберли, которая ушла на веранду. Он пригладил рукой свои светлые волосы, поддернул брюки и широко улыбнулся, глядя в большие серо-голубые глаза девушки.

– Привет, Ким! Как дела?

– Понемногу, мистер Ирвин. Что поделываете в наших краях? – Она увидела второго мужчину около грузовика и отметила, что в кузове нет трекеров. Кимберли улыбнулась Ирвину, и тот вдруг заметил, что стоит прекрасный день и что вообще все вокруг прекрасно.

– Обычный объезд, Ким, – сказал он. – Ты уже слышала насчет констебля Стенхауза?

– Да, вчера вечером и сегодня утром по радио. Ужасный случай. Вы у нас задержитесь?

– С удовольствием. Со мной еще инспектор Бонапарт.

– Инспектор Бонапарт! – эхом откликнулась Ким, сделав особое ударение на звании. – Господи! Вы только посмотрите, в каком я виде. Он не подождет, пока я переоденусь?

– Конечно, подождет, но к чему переодеваться? – засмеялся Ирвин. – Ты и так хороша, Ким.

На ней была выгоревшая на солнце голубая рубашка, заправленная в старые голубые джинсы, более темные сзади. Смутившись и покраснев, она попятилась к дверям дома.

– Нет-нет, мистер Ирвин, я не могу встретить инспектора в таком виде. Вы проводите его в гостиную, а я тем временем переоденусь и скажу девушкам, чтобы приготовили чай. Я мигом.

Продолжая пятиться, она исчезла в дверях. Ирвин услышал, как она зовет Мэри, Джоан, Марту, и, улыбаясь, пошел обратно к пикапу.

– Нас приглашают на чай, – сообщил он Бони.

– И мы, разумеется, поблагодарим и не откажемся.

Ирвин провел Бони в просторную комнату, которую, казалось, обставили люди, жившие лет двести назад. Если, конечно, не обращать внимания на вполне современный радиопередатчик и две электрические лампочки, свисающие с перекрещенного балками потолка.

Бони присел на тяжелое резное кресло из красного дерева, набитое конским волосом. В центре комнаты стоял тиковый стол, за который можно было усадить человек двадцать. Земляной пол, представлявший собой несколько термитников, утрамбованных до каменной твердости, был застелен крашеными козьими шкурами. Зияющую топку большого камина заложили серебряной травой. На каминной полке стояли швейцарские часы с кукушкой, потрескавшиеся фигурки и подставка с набором трубок. На стене висели олеографии, изображавшие королеву Викторию, кардинала, ребенка в ванночке, тянущегося за куском мыла, и старинное аббатство. С ними соседствовали два раскрашенных фотопортрета. На одном был мужчина в бакенбардах, которого явно стеснял жесткий стоячий воротничок и пышный галстук. На другом – не очень молодая, но еще красивая женщина. Бони догадался, что перед ним родоначальники клана Бринов.

Отпечаток сурового характера этих двух людей лежал на всей обстановке комнаты. Он бросался в глаза всякому, кто туда входил. Длинный, набитый конским волосом диван, массивное кресло, огромный обеденный стол принадлежали этим двоим, их времени и совершенно не вязались с новенькой, поблескивающей черной рацией и полкой над ней, на которой стояло с десяток дорогих книг.

Ирвин с беззаботным видом полез в карман за сигаретами, а Бони встал и подошел к рации, чтобы рассмотреть ее получше.

– Изумительное изобретение, не правда ли, Ирвин? – проговорил он. – Конец изоляции и одиночеству. Даже в самой дремучей глуши человек больше не чувствует себя оторванным от мира. Произошел несчастный случай – можно связаться с врачом, который скажет тебе, что надо делать, или прилетит сам и при необходимости доставит пострадавшего в больницу на самолете.

Среди книг, стоявших над рацией, были «Химиотерапия» Мэллори, двухтомник «По Австралии» Спенсера и Гиллена и «Химические методы в медицине» Харрисона. Бони весьма удивился, увидев такие издания в доме, двое обитателей которого не имели никакого образования, в то время как у двоих других оно не выходило за пределы школьного курса. Он снял с полки «Химиотерапию». Открыв книгу, чтобы определить, насколько часто ее читали, он обнаружил неправильной формы углубление, вырезанное на всю толщину ее четырехсот с лишним страниц. Когда книга была закрыта, в углублении могло поместиться около фунта риса.

Бони взглянул на Ирвина, который листал какой-то журнал без обложки, и взял еще одну книгу. Это был первый том Спенсера и Гиллена. В нем тоже была дыра. Второй том и еще четыре книги претерпели такое же надругательство. Судя по всему, книги эти никто никогда не штудировал – они были совсем новыми.

Услышав голоса за дверью, Бони поставил книги на место и снова сел в кресло. Через мгновение, сразу забыв о книгах, он склонился в изящном поклоне перед Кимберли Брин. Впечатления хлынули на него разноцветным потоком: красноватое золото волос, прозрачная глубина серых глаз, загорелое лицо. Он пожал огрубевшую руку девушки и услышал ее голос: она сказала, что гости – большая редкость в их краях и что она очень рада ему и констеблю Ирвину.

Вошла чернокожая служанка с большим жестяным подносом, на котором стояли оббитый эмалированный чайник, эмалированный молочник и сахарница из чеканного серебра. Поставив поднос на стол, служанка удалилась. Кимберли опустилась на колени и вытащила из-под дивана две отличной работы шляпные коробки из свиной кожи. Ни слова не говоря, она поставила одну из коробок на стол и, сняв крышку, достала самый прекрасный чайный сервиз из всех, какие доводилось видеть Бони. Каждый предмет из тончайшего голубого фарфора с золотым ободком был завернут в квадратный кусочек шелка. С какой-то детской гордостью Кимберли расставила чашки с блюдцами и тарелочки перед гостями.

Хозяйка очаровала Бони. Близился вечер, и Кимберли появилась в платье из золотистого бархата и атласных, отделанных жемчугом туфлях на высоком каблуке. На шее у нее висел огромный черный опал на тонкой золотой цепочке. В темной его глубине вспыхивали и трепетали красноватые блики.

– Я слышал, двое ваших братьев сейчас гонят скот в Уиндем, – сказал Бони.

– Да, – коротко обронила Ким.

Она так волновалась, что почти бегом бросилась к вазе, стоявшей на каминной полке, и достала из нее маленький ключик. Держа ключик в зубах, она принесла и поставила на стол вторую шляпную коробку и открыла замок. Она извлекла из коробки фруктовый торт, еще завернутый в бумагу для выпечки, и вооружилась большим ножом с обломанной костяной ручкой. Бони посмотрел на изысканный фарфор, потом перевел глаза на кухонный нож и эмалированный чайник и еле сдержал улыбку.

– Вот, приходится запирать на ключ – служанки ужасные сладкоежки… – сказала она и рассмеялась так обворожительно, что Бони тут же забыл про эмалированный чайник. Кимберли отрезала от торта несколько увесистых кусков и выложила их на хрупкие фарфоровые тарелочки. Потом поместила остатки торта обратно в коробку, накрыла крышкой и заперла замок.

Фантастика! Дорогие книги по медицине и антропологии с выпотрошенными внутренностями. Великолепный чайный сервиз и щербатый эмалированный чайник. Бархат, драгоценности и кухонный нож. Новенькая рация и старинный стол тикового дерева.

Кимберли улыбалась Бони и Ирвину, стараясь принять гостей, как положено настоящей хозяйке. Привыкшая распоряжаться чернокожими служанками и повиноваться мужчинам, Кимберли любила красивые вещи, покупала их, но не умела толком ими пользоваться.

– А кто заменил вас в караване? – с мягкой настойчивостью продолжал расспросы Бони.

– Джаспер. Сайлас велел мне вернуться домой, потому что ему надо было ехать на Болото осматривать скот. Вообще-то это не болото, а длинная речная лагуна, которая соединяется с морем. Крокодилы там здоровенные – повадились у нас телят таскать, а то и коров. Тамошние черные нам об этом сообщили, и Сайлас прихватил кое-кого из наших аборигенов и поехал стрелять эту нечисть.

– Жаль, что так получилось, – посетовал Бони. – Мне очень хотелось поговорить с мистером Сайласом. Он долго там пробудет?

– Не знаю, он уехал до того, как я вернулась домой.

– А когда вы ждете обратно Джаспера и Эзру?

– Дней через десять, думаю. Им еще надо успеть подготовиться к бегам.

– Тут каждый год бега с пикником устраивают, – объяснил Ирвин. – У самого подножия Утеса Макдональда есть небольшая равнина, там это и происходит. Народ со всей округи съезжается на целую неделю. Сэм Ледлоу десять тонн пива привозит из Уиндема, а потом бега начинаются. Гонки, какие душе угодно: состязаются лошади, ослы, игуаны, собаки, даже мухи.

– А еще там бывают конкурсы на самого красивого младенца, на самого уродливого мужчину, стрельба по мишеням и все такое, – добавила Кимберли. – Обязательно приезжайте посмотреть, инспектор. А вы на этот раз приедете, мистер Ирвин? Эзра говорит, у нас есть бычок, который всех обскачет.

– М-да. Насыщенная программа, – пробормотал Бони. – Кстати, насчет осмотра скота. Вам, когда надо, наверное, соседи помогают, и вы им тоже?

– Довольно редко, инспектор. Мы сами управляемся.

– А кто ваши ближайшие соседи?

– Ближайшие соседи? Уоллесы, кто же еще! Они к востоку от Черного хребта живут. Бедный мистер Уоллес – инвалид.

– Да, я знаю. Мы туда заезжали вчера и всех их видели. А Джек Уоллес, он у вас часто бывает?

– Нет, что вы. Мы его уже несколько недель здесь не видели, – ответила девушка, сосредоточенно разглядывая свою незажженную сигарету.

– У вашей семьи, должно быть, очень много скота? – предположил Бони и услышал в ответ, что да, много, они и сами точно не знают сколько, потому что стада в сотни голов бродят где-то в горах и добраться до них нелегко. Каждый год они отправляют на скотобойню в Уиндем по четыреста бычков. – Сколько аборигенов работает у вас на ферме? – поинтересовался Бони.

– Человек сорок, наверное.

– Я хотел бы поговорить с некоторыми из них. Вы не возражаете?

Кимберли нахмурилась и сказала, что на ферме почти никого не осталось – одни сопровождают скот в Уиндем, другие уехали на Болото. Она явно встревожилась, и Бони спрашивал себя: почему? Торт у Кимберли удался на славу. Бони выпил целых три чашки чая, правда, третью единственно ради того, чтобы вновь ощутить ласкающее прикосновение тонкого фарфора к губам.

Кимберли хлопнула в ладоши, в комнату вошла молодая аборигенка и внесла жестяной тазик с горячей водой и кухонное полотенце. Служанка забрала чайник и молочник, а Кимберли сняла с руки платиновые часы и принялась мыть свой чудесный сервиз.

Бони предложил помочь вытирать посуду, но Кимберли отказалась. Вымыв сервиз, она сложила его обратно в шляпную коробку и задвинула обе коробки под диван. Наконец она вытерла стол и снова хлопнула в ладоши, велев служанке унести тазик с водой.

Потом Кимберли присела и закурила сигарету. У нее был вид ребенка, покорно приготовившегося поскучать ради придуманных взрослыми условностей. До сих пор она задала гостям лишь один вопрос – приедет ли Ирвин на бега.

– Вы слышали по радио об исчезновении трекера, который сопровождал констебля Стенхауза? – спросил Бони, и в серых глазах девушки вновь мелькнуло хмурое облачко.

Она кивнула, а когда Бони поинтересовался, не видел ли кто из их аборигенов Джеки Масгрейва, энергично помотала головой. Бони начал испытывать замешательство – он не мог понять, сознательно ли девушка уклоняется от разговора или просто робеет перед неожиданно нагрянувшими гостями. Он задал ей несколько безобидных вопросов, на которые немедленно получил ясный ответ, затем встал и поблагодарил хозяйку за гостеприимство.

– Ну что ж, нам пора в путь, мисс Брин. Кстати, это ваши отец и мать? Там, на фотографиях?

– Да, мистер Бонапарт. Их давно нет в живых. Отца я вообще не знала, а мать едва помню.

– У вас, я вижу, есть даже рация. По сравнению с вами ваша мать, видимо, обходилась немногим. О, новые книги! Вы много читаете?

Подойдя к полке, Бони потянулся за одной из книг, но Кимберли мгновенно оказалась рядом и, задержав его руку, тихо, почти просительно сказала:

– Пожалуйста, не надо их трогать, инспектор. Это все книги Эзры, а он не любит, когда кто-нибудь к ним прикасается.

– Ну, раз так, не буду, не буду, – улыбаясь, успокоил ее Бони. – Я очень хорошо понимаю любовь вашего брата к книгам. У меня у самого много книг, и я терпеть не могу, когда их кто-то трогает. Однако нам действительно пора. Еще раз большое спасибо.

Кимберли пожала гостям руки и проводила до машины. Их со всех сторон окружили аборигены с фермы: мужчины, женщины, дети. Бони быстро пересчитал мужчин и юношей, достаточно взрослых, чтобы работать на скотном дворе. У него получилось тридцать восемь человек.