Текст книги "Печать Джа. Том первый (СИ)"

Автор книги: Артем Углов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

– И каков принцип работы сего устройства?

– Принцип простой. Силовой камень с помощью специального привода передает энергию на колеса и те крутятся.

– То есть вставил любой монополь и механизм заработаеь? – уточнил я.

– Если бы было все так просто, как ты говоришь, парень. Каждый камень требует предварительной калибровки, в зависимости от места назначения. К примеру, монополь в отопительной системе для автомобиля не подходит, а оружейный так и вовсе будет опасен: либо взорвётся, разнеся к шантру половину квартала, либо начнет притягивать к себе все металлическое в радиусе полста метров: гвозди, водосточные трубы, люки. Из-за чего машина превратится в груду покореженного железа.

– А калибровка это что?

– Это вроде тонкой настройки камня. Его обтачивают, выдерживают в кислой среде, и размагничивают с помощью специальных приспособлений.

– В кислоте-то зачем?

Возница задумался, но вскоре вынужден был признать, что не знает.

– Этим ученые в секретных лабораториях занимаются, а простым смертным туда хода нет. Почитай, вся экономика на силовых камнях держится: и заводы, и фабрики. Если с их энергией что-то случится – страна развалится.

– Прямо-таки развалится, – удивился я.

– Видать, ты совсем издалека, парень, раз элементарных вещей не понимаешь. Хоть раз дым над городом видел?

– В Восточных холмах есть дома с камином.

– Так то у богатеев – и то, скорее дань традициям, чем действительная необходимость. А ты вспомни центр города, видел хоть раз печную трубу? Вот то-то и оно… Замаешься дровами топить и шахта на всю округу одна, поэтому угля в городе днем с огнем не сыщешь. Да и зачем, когда проще и дешевле хозяину дома заплатить за тепло, производимое монополем. Все на них держится, парень… Весь мир.

Хотел я возразить, что это далеко не так, что за океаном люди умудряются выживать без помощи небесных артефактов. Но здраво рассудив, решил промолчать. Еще сочтет за опасного дикаря.

– А что, милейший, каков размер монополи в движители?

– В моторе-то? Да пёс его разберет… Посторонним внутрь соваться строго запрещается. Если простая поломка случается, вроде полетевшего колеса – чиним сами, а если что посерьезнее – обращаемся в специализированную мастерскую.

– И надолго энергии монополя хватит?

Возница от подобного вопроса рассмеялся:

– Ты лучше спроси, надолго ли хватит машины. Шарниры изнашиваются, железо ржавеет, а камень лежит себе спокойно в коробочке. Деду моему служил, отцу верой и правдой и вот теперь мне достался. Пять автомобилей сменил, и до сих пор вырабатываемой энергии хватает, чтобы тянуть.

– Это что же получается, монополь по наследству передается? – не поверил я.

– Раньше передавался, а когда дефицит энергии возник, сенат провел закон о национализации и каждый силовой камень на учет поставил, присвоив инвентарный номер. Теперь не продать, не передать его не получится. Я хоть и числюсь по бумагам владельцем, а по факту никто – пустое место. Возжелай государство, в любой момент монополь изъять сможет, с трактовкой «для нужд армии и коммунального хозяйства». В лучшем случае одну десятую часть от рыночной стоимости выплатят.

– А в худшем? – не выдержав, поинтересовался я.

Возничий вздохнул, ничего не ответив. А чего лишний раз воздух сотрясать, когда и так все понятно. Обдирали простой люд прикрываясь благими целями, что у нас, что за океаном. Помнится, глава городской управы пять лет обводную дорогу строил от Ровенска до Борцево. Пять лет народ дурил, приговаривая: «не себе в карман – для общего дела». И ладно бы тряс за мошну купцов зажиточных, которым проезд был нужен. Так нет, каждый горожанин был вынужден платить взносы в казну: и цветочница, и часовых дел мастер. По итогу все закончилось ожидаемо. Бывший глава управы по истечению срока службы укатил в Лядово, где в личное пользование приобрел целый особняк, а построенная на треть дорога оказалась заброшенной. Заросла ковылем, и оказалась разбита весеннем половодьем. С тех пор окромя диких животных по ней никто не бегал. Новый градоначальник забыл про замыслы предшественника, увлекшись очередными прожектами. Только в памяти людской нет-нет да и всплывали воспоминания о грабительских налогах тех лет.

На самом подъезде к «Восточным холмам» возница вновь оживился и принялся жаловаться на жизнь. Досталось и глупым пешеходам, что норовят под колеса автомобиля кинутся, и чиновникам, выпускающим в свет дурацкие законы.

– Вот ты говоришь, слишком большую цену заломил. А как выживать, когда до сорока процентов выручки от монополи в казну идёт. Половину, считай… А мне еще семью прокормить надо.

Не знаю, чего пытался добиться возничий. Если сочувствия, то напрасно. Как в таком случае принято говорить: «своя сорочка ближе к телу».То, что он с пассажиров втридорога дерет никакой жалости не вызывало. Семью ему кормить… Мне тоже по семь раз на дню жрать охота. И что теперь?

Не заладился у нас разговор, потому и к пункту назначения подъехали в полной тишине.

Возле особняка сестрицы царило необычайное оживление. Из флигеля, расположенного в дальнем конце сада, пара мужиков вытаскивала носилки. Я сразу догадался, что под черной тканью покоилось тело мертвеца. Отслужил свое старый слуга…

На редкость вредный был старикан, но толку плохое вспоминать. С мертвыми только глупцы, да трусы воюют. Рука сотворила знак отвода от злых чар, а губы помимо воли прошептали молитву. Имени Всеотца терпеть не мог – меня от него корежило, словно шантру на свету, а вот поди ж ты, порою накатывало и слова поминальной сами собой всплывали из памяти.

Баронесса бледной тень замерла на крыльце в молитвенном покаянии. Точнее, так показалось издалека. Прижатые к груди ладони – обыкновенный бабий жест, свойственный как аристократкам, так и простым селянкам. И не было в нем ничего религиозного.

Подле баронессы стоял верный Гаскинс. Бросив хмурый взгляд в мою сторону, он тут же отвернулся, продолжив наблюдать за похоронной процессией. Несуразной та получилась: ни многочисленных родственников, ни профессиональных плакальщиц. Тело старика погрузили в повозку и захлопнув черную дверцу, увезли в неизвестном направлении. Вот и всё, сломался слуга – подавай нового.

– … срочно нужен повар, – долетел до ушей голос милой сестрицей.

– Какими средствами я могу располагать?

– Гаскинс, вам известно о нашем тяжелом финансовом положении, поэтому попробуйте найти человека по минимальной ставке… можно без рекомендательного письма.

– А как же горничная?

– Обойдемся без лишнего персонала, – сестрица вздохнула. – Трудно будет найти замену Дрэксону: и дворецкий, и садовник, и повар в одном лице. Он успевал повсюду.

Я не выдержал, и подошел к стоящей на крыльце парочке. Изобразив шутливый полупоклон, произнес:

– То-то у вас хозяйство в запустении, дорогая сестрица. Когда за всем один старик приглядывал.

– А вот и братец заявился, – баронесса повернула в мою сторону уставшее лицо.

– И снова пьяный, – не преминул вставить шпильку Гаскинс. – Еще не все деньги пропил?

– Пара кружек пива не считается, особенно когда для дела.

– Какие у тебя могут быть дела, ты…, – лицо Гаскинса скривилось в пренебрежительной гримасе. – Украсть, что плохо лежит?

– Да уж лучше воровать, чем целыми днями в особняке сидеть, под бабьей юбкой.

Зря я это сказал, потому как Гаскинс моментально набычился. Вены на лбу вздулись, а шея под белым воротничком налилась багровым цветом.

– Ты… ты, шваль подзаборная. Будешь меня, гвардейского капитана в отставке в трусости обвинять?! Да я таких как ты, щенок, в бараний рог скручивал.

Он было сделал шаг вперед, но тут между нами выросла белая тень.

– Достаточно! – приказала баронесса. Гаскинс нервно выдохнул, но ослушаться не посмел. Лишь проворчал нечто невразумительное, словно старый цепной пес, получивший пинок под зад и вынужденный убраться в конуру. – Теперь ты, – тонкий пальчик указал в мою сторону, – надеюсь у тебя была веская причина напиться. Иначе про обещанную плату в конце недели можешь забыть.

– Какой напиться, всего две кружечки.

Взглядом баронессы можно было испепелять. Я решил не искушать судьбу, и вывалил ранее полученную информацию про «тихого» пассажира, что зашел на борт с одним саквояжем, а вышел с двумя. Да и вообще вел себя крайне подозрительно.

– Имени его ты конечно же не знаешь, – высказался по поводу услышанного Гаскинс.

– Простые матросы подобной информацией не владеют, если только пассажиры сами не проболтаются.

– Хорошо… И кто тогда может знать?

– Капитан и старшие по званию.

Гаскинс нахмурился:

– Насколько я помню, капитан и квартирмейстер «Оливковой ветви» арестованы.

– Есть еще боцман, только он скрывается в неизвестном месте.

– Умно придумано, – отставной гвардии-капитан с усмешкой взглянул на баронессу. – Теперь этот прощелыга три месяца будет искать боцмана, и еще полгода таинственного пассажира. Вытянет все деньги, и по итогу мы окажемся с пустыми руками.

– У меня нет столько времени, – недовольно произнесла баронесса. Я напрягся, но против ожидания, недовольство её оказалось направлено против другого человека. – Не вы ли, дорогой Гаскинс, отказались сопровождать Сигму, под предлогом грозящей мне опасности. А теперь отказываетесь верить? Тогда какой во всем этом смысл?

– Ваше светлость…

– Что ваша светлость? Кто всё утро пытался убедить, что подобное разделение обязанностей будет во благо? Молчите? Я так устала каждый день выкраивать свободные часы, пытаясь совместить научные изыскания с навалившимися проблемами. Тут вы еще со своими разборками… Деретесь и жалуетесь друг на друга, словно малые дети.

– Я пытаюсь защитить вас.

– Гаскинс, ваша опека чрезмерна. Она не помогает, она душит – неужели вы этого не понимаете? И давайте будем честны, если меня пожелают убить или взять в заложники, один вы не справитесь. Сколько пуль в барабане – шесть? А если захватчиков окажется больше?

– Пуль хватит на каждого, – процедил тот сквозь зубы. Баронессе оставалось лишь всплеснуть руками.

– Гаскинс, да поймите вы, не о том речь. Если мы хотим добиться успеха, то необходимо изменить стратегию. Нам нужны люди и нам нужно доверие. Один за всем не уследите.

– Доверять вот этому, – Гаскинс бросил презрительный взгляд в мою сторону. – Может стоит напомнить, баронесса, из какой щели выползло создание, назвавшееся вашим братом. Да оно ради лишней тысячи продаст с потрохами.

– Тогда мы должны предложить больше. Разумеется, не сейчас, а в отдаленном будущем, когда получиться реализовать задуманное, – баронесса грустно улыбнулась. – Ты готов рискнуть, Сигма?

– Смотря ради чего, – осторожно ответил я.

– Речь идет об очень больших суммах и, пожалуй, это все, что тебе следует знать. Остальные подробности будут чуть позже.

– Насколько больших?

– О поверь, тебе хватит до конца жизни.

Слишком расплывчатое обещание, подходящее скорее мошеннику, чем баронессе. Поэтому, прежде чем согласится, я сделал вид, что глубоко задумался: поморщил лоб для порядка, почесал подбородок. И наконец выдал:

– Хотелось бы гарантий.

Гаскинс зло нахмурился, а баронесса весело рассмеялась, совсем как девчонка, запрокинув голову вверх. Впрочем, тут же опомнилась, прикрыв ладонью рот.

– Милый мой братец, мы находимся в равных условиях. Мне тоже хочется гарантий, что Сигма из Ровенска не предаст и не воткнет нож в спину. Но увы, обстоятельства сложились таким образом.

– Баронесса, я категорически против. Поверьте моему жизненному опыту, нельзя полагаться на плутов и мошенников.

– Я услышала вас, Гаскинс… А что скажет Сигма?

– Алекс.

– Что?

– Моё имя Алекс Дудиков или запамятовали, дорогая сестрица.

– Хорошо… Алекс. Так что по поводу сделки?

– Не один купец не станет подписывать бумаги в слепую. Поэтому для начала предлагаю заключить договор о намерениях. Присмотримся друг к другу, притремся, а после о более серьезных делах поговорим.

– Он нам еще условия будет ставить, – возмутился Гаскинс. И снова завел свою привычную шарманку про мошенников, которым веры ни на грош.

Я терпеливо выслушал эмоциональный всплеск. Сделал короткую паузу и веско заметил:

– Да, я буду ставить условия. Разумеется, если речь идет о полноправном партнерстве. В рабы или слуги не нанимался, работаю за туманные перспективы и рассчитываю, что в ближайшем будущем они приобретут более четкие очертания. Надеюсь, это понятно… милый Гаскинс?

Не было бы здесь баронессы, отставной гвардии-капитан меня бы точно кончил. Достал свой «ревульвер» и нажал на спусковой крючок – прямо на крыльце. Об этом говорил взгляд бешенных на выкате глаз. Один в один цепной пес, вынужденный пускать пену из пасти, пока расшалившаяся детвора бросается яблоками из-за забора.

Но увы, долго дразнить собаку чревато, особенно когда ейная хозяйка рядом. Поэтому пришлось притворится покладистым:

– Вот моя добрая воля, сестрица… Вы ищите слуг и охранников, но испытываете стеснение в средствах? Я придумал, как решить данный вопрос.

– Даже так, – удивилась баронесса, и некогда нахмуренные брови расправились в два крыла.

– Для начала предлагаю войти в дом, и обсудить имеющуюся проблему за чашкой горячего чая. И не волнуйтесь по поводу отсутствующего слуги. Так и быть, сегодня я побуду за покойного старика: при условии, что Гаскинс поможет на кухне. А к утру следующего дня ситуация разрешится... Это я вам обещаю.

Глава 13. Заманчивое предложение

Во вранье главное – не запутаться. Когда врешь много и складно, важно помнить каждую мелочь, каждую деталь потому как на них – на деталях обыкновенно и палятся.

Я проблемами с памятью не страдал, выдав матросам укороченную версию последних злоключений Сиги, где нужно – присочинив, а где-то попросту смолчав. Дождался открытых ртов и округлившихся в удивлении глаз, после чего озвучил главное, ради чего пришел.

Признаться ожидал большего энтузиазма от бывших коллег. Ибо не каждый день предлагают переехать из гадюшника в припортовой зоне во флигель в престижном районе, но вместо этого…

– Барон? – Бабура отказывался верить услышанному. Пялился на меня, словно на возникший из воздуха призрак.

А вот Рогги оказался куда более сообразительным. Он сразу взял в толк – что к чему, высказав восхищенное:

– Ну и ловок же ты, Танцор. Выдал себя за мертвого барона, да еще и баронессу убедил признать. Ловок, как тысяча шантру!

Зычник же не сказал ничего. Свернувшись клубком в углу, парень отсыпался после вчерашней пьянки. Может свернулся бы и в другом месте, но окромя углов и стен в арендуемой конуре ничего не было. Гадюшник, одним словом.

– Ты барон? – вновь повторил ошарашенный Бабура, – барон… А грамотку на имя Дудикова когда умудрился стащить?

Во вранье главное – не запутаться. Но беда в том, что врал я об одном и том же в разных вариациях: милой сестрице, дотошному инспектору Колми, опасному Моретти, теперь вот матросам с «Оливковой ветви». Тут самому ловкому запутаться немудрено.

Я набрал воздуха в легкие и понял, что устал. Заколебался заново придумывать одну и ту же историю.

– Мужики, вам крыша над головой нужна? Ну тогда чего сидим – пошли.

Представление новых работников прошло успешно. Даже Гаскинс против ожидания не стал бросать палки под ноги. Он лишь внимательно слушал, возвышаясь безмолвной статуей за спиной баронессы.

Каждый из матросов отрекомендовался, коротко рассказав чего умеет, как зовут и где довелось служить. Так я узнал, что Бабура вовсе не Бабура, а Бабурин Михайло из Северца-Озерного. По профессии плотник, а в матросы угодил случайно, позарившись на богатые посулы столичного рекрута. Рогги оказался Рогуславом из столичного Лядово, а Зычник… Туго соображавший после вчерашней попойки парень возьми, да и ляпни:

– К вашим услугам, баронина.

– Баронина? – брови девушки удивленно поднялись вверх. – Почему баронина?

– Ну дак это… граф – графиня, барон – баронина.

– Балда, – стоящий по соседству Рогги, ткнул в бок страдающего похмельем бедолагу, а девушка неожиданно рассмеялась. Не наигранно, как любят некоторые великосветские барышни, а вполне искренне. Забыв о приличиях и обнажив зубки.

– Даже боюсь представить, как будут звучать остальные титулы, – отставной военный покачал головой.

– Да полно вам, Гаскинс… Не свинина и то ладно, – отсмеявшись, возразила девушка. И уже более серьезным тоном добавила. – Надеюсь, наш общий знакомый сообщил условия найма?

– Работаем за еду и крышу над головой, – ответил за всех Рогги.

– А что будет входить в ваши обязанности?

– Помогать по хозяйству, следить за порядком и охранять, если потребуется.

– Какими видами вооружения владеете? – уточнил Гаскинс.

Честное слово, лучше бы промолчал. Ну каким оружием может владеть матросня? «Всем что режет и бьет», – здоровяк Бабура прямо так и ответил. Хорошо, что у Гаскинса хватила ума не уточнять.

За сим стороны разошлись, вполне довольные друг другом. Баронесса на прощанье напомнила, что не потерпит пьянки и незваных гостей, а Рогги заверил, что даже в мыслях подобного не держали.

– Удивил, милый братец, – призналась девушка. – Я ожидала увидеть закостенелых уголовников, а тут вполне приличные люди. Немного неотёсанные, ну да и мне не званые вечера устраивать.

– Сразу видно, что матросы с торгового судна, приученные к порядку, – влез со своим мнением Гаскинс. – Люди порядочные, не чета некоторым…

Под некоторыми подразумевался конечно же Сига. С трудом сдержавшись, дабы не нахамить возомнившему о себе отставнику, я развернулся и вышел во двор. Постоял на крыльце, подышал свежим воздухом и недолго думая направился прямиком во флигель.

Надо отдать должное хозяйственности бывших матросов. Они быстро распределили обязанности и принялись наводить порядок. Через час у порога скопилась коллекция гнилых тряпок, собранная прежним слугой. Сломанные стулья и швабры, кусок отколотого стекла и целая артель бутылок с мутной жидкостью – много интересных вещей имелось в запасниках у покойного. Под шкафом сыскалась амбарная книга, где старик с необычайной для своего возраста педантичностью вел учет, в каком размере и когда сумел обдурить хозяйку. Это было легко, учитывая полное незнание баронессой расценок. Из ста кредитов, положенных на закупку продуктов, пятая часть уходила в карман слуги.

– Вот прощелыга! – листавший страницы Рогги не смог сдержать восхищенного возгласа. – И ведь как ловко дела обстряпывал. На зерновых накручивал по минимуму. Знал, подлец, что цены по городу одинаковые, и в случае чего, попасться будет легко. Зато на мясе отрывался по полной. Поди разберись, какую говядину баронесса изволила откушать: фабричную или с дворового хозяйства. Мясо оно завсегда мясо, а вкусовые качества легко забить специями и сильной обжаркой. Ох и ловок был, подлец.

Да какая к шантру ловкость? Баронесса вечно витала в облаках и даже не помнила, что ела на завтрак, а Гаскинс – дуболомный вояка, был далек от тонкостей вкуса. Вот старый слуга и пользовался моментом, складывая в кубышку сворованное добро. Оставалось лишь понять, где припрятаны деньги.

Другие задались схожим вопросом. Бабура принялся обшаривать верхние полки, стряхивая на наши головы вековые залежи пыли, а Зычник предложил вскрыть пол. Даже рассудительный Рогги поддался общему настрою и взялся за лопату, с мыслью перекопать сад. Пришлось выступить голосом разума в бушующем океане страстей.

– Мужики, какая нахрен лопата, какие доски? Вы о чем вообще? Слуга – старый дед: ни согнуться толком, не подняться высоко. Ищите деньги в доступном месте: в какой-нибудь выемке или полости, скрытой от глаз.

Так оно по итогу и вышло: металлическая коробка из-под дорогого печенья хранилась под подоконником. Открыв крышку, Рогги аж присвистнул от удивления: кубышка старого слуги оказалась доверху забита банкнотами.

После долгих подсчетов была установлена точная сумма найденного богатства: девяносто шесть тысяч четыреста восемьдесят пять кредитов – целое богатство по меркам нищих матросов. Да и у меня, признаться, глаза загорелись от увиденного. Огоньки жадного пламени заплясали внутри, предвкушая добычу.

Рогги разложил банкноты аккуратно по стопочкам, исходя из их номинала. Самой высокой получилась башня из купюр красного цвета с цифрой десять на одной стороне и усатым дядькой на обороте. То ли слуга их по-особенному ценил, то ли просто так получилось.

Четыре головы склонились над найденным богатством.

– Как делить будем? – первым нарушил молчание Рогги.

– А чего тут думать? – удивился Зычник. – На равные доли, каждому по двадцать четыре тысячи, а хвостик можно пропить.

Озвученная сумма не внушала столь благоговейного трепета… То ли дело – девяносто шесть! Жадные огоньки пламени поползли по кишкам, заполняя внутренности.

Кажется, не меня одного охватил азарт. У бедолаги Зычника аж руки затряслись, настолько захотелось получить свою долю, а может и того больше. Я вдруг вспомнил про лопату, лежащую подле Рогги и по спине, пробежал неприятный холодок. Бывало, что и за медяк убивали, а здесь без малого сто тысяч.

Бабуре даже дополнительных инструментов не понадобится. Своими могучими ручищами он передушить присутствующих, как кутят. При условии, что я нож достать не успею.

Мысли лихим ветром пронеслись в голове, раздувая и без того жаркое пламя. Ладонь помимо воли потянулась к рукояти, укрытой полами сюртука. И вдруг…

– Мы не возьмем эти деньги, – громкий голос Бабуры окатил ушатом холодной водой. Мы с Рогги удивленно подняли головы, а опешивший Зычник переспросил:

– Как не возьмем?

– Это чужие деньги.

– Но мы их нашли!

– Мы нашли то, что было украдено. А раз так, то деньги следует вернуть хозяйке.

– Да она про них слыхать не слыхивала, и думать забыла. Если бы Рогги книжку не открыл и не вник в записи, а Танцор не нашел спрятанную коробку…, – защебетал Зычник. Сейчас он больше всего напоминал лесную птаху, с большим носом заместо клюва. И столько шума было от него, что не выдержавший Бабура, рявкнул:

– Угомонись!

– А чего ты его затыкаешь? – вмешался в разговор Рогги. – Парень прав, баронесса не обеднеет, если деньги себе приберем. Еще неизвестно, когда на нормальную работу устроимся. Или тебе нравится перспектива вкалывать за еду?

– Это воровство, – продолжил гнуть свою линию Бабура.

– Да какое нахрен воровство? Кто узнает?!

– Боги все видят. Или напомнить, что приключилось с Сарбо в прошлом году, когда деньги решил стащить у пассажира? А с Гленом в порту Аларнии? А с Жидяем, позарившимся на небесный камень? Сам сгинул, и товарищей вслед за собой утащил.

– Это еще бабка надвое сказала. Мертвым-то его никто не видел, – пробормотал растерянный Зычник. Ох, как он заблуждался…

Четыре пары глаз уставились на лежащее перед ними богатство. Боги карают за присвоение чужого добра, только где эти могущественные существа? Сидят себе на небе, вечно занятые делами, а деньги – вот они, прямо на полу, аккуратно разложенные по стопочкам.

– Предлагаю проголосовать, – высказался Рогги, – это будет самым верным способом решить проблему. Возражения есть?

Возражений не последовало.

– Тогда кто за то, чтобы вернуть деньги хозяйки?

Рука Бабуры взметнулась вверх, да там и застыла в гордом одиночестве. Остальные молча переглянулись.

– Полагаю, вопрос можно считать закрытым.

Но не успел он договорить, как еще одна рука поднялась вверх.

– А ты-то куда лезешь, Танцор? Лишние деньги не нужны или за сестрицу обидно? – удивился Зычник.

Деньги нужны всегда, только толку от них мертвецу. А именно таковым я и стану, если не выполню поставленной чернецами задачи. С возвращенными баронессе деньгами втереться в доверие станет куда легче, потому и пришлось придушить собственную жадность.

– Танцор, ты уверен?

– Уверен.

Рогги затянул паузу в надежде, что я передумаю, но вскоре вынужден был признать:

– Два на два – равенство. И как поступим?

– Решающий голос должен быть за Танцором, – громыхнул сверху Бабура. Зычник попытался было протестовать, но раскатистый бас шкотового моментально его заглушил. – Это Танцор привел нас сюда, поручившись перед баронессой. Ему и решать.

– Это… это не честно… Танцор уже решил отдать найденное, – Зычник едва не плакал от расстройства. Тяжело расставаться с внезапно обретенным богатством, особенно когда успел подержать его в руках. – Рогги, ну чего молчишь? Скажи им? Скажи, разве будет по справедливости отдать наши деньги?

Лицо корабельного всезнайки застыло каменной маской. Вдруг левая щека дрогнула, а черты лица исказились, словно их обладатель испытывал невыносимые муки.

– Гори оно…, – Рогги разразился целой серией проклятий. Вскочил на ноги, и направился к выходу.

– Ты куда? – растерянно проблеял Зычник. – А как же деньги?

– Делайте, что хотите.

– Но…

– Пропади оно все! Глаза бы мои вас не видели.

Дверь с шумом захлопнулась, но ругань Рогги еще долго доносилась до наших ушей.

Вечером того же дня мы вернули баронессе деньги. Мы – это я и Бабура. Остальные решили отказаться от столь почетной миссии: расстроенный Зычник представлял жалкое зрелище, а Рогги свалил в город.

– Вернется он, – ответил Бабура на невысказанные сомнения. – Попсихует малясь и вернется. Уж я-то этого всезнайку знаю. Нет у него средств, чтобы обиженную барышню строить.

Бабура как в воду глядел. К вечеру нагулявшийся вдоволь Рогги вернулся во флигель. Но до того мы имели разговор с сестрицей.

Начался он с немой паузы, когда пальцы баронессы открыли крышку металлической коробки, а потом долго перебирали разноцветные купюры. Бабура, как зачарованный следил за плавными движениями аристократки, я же любовался выражением лица Гаскинса. Шантру подери, оно того стоило... Сто тысяч гребанных кредитов, чтобы увидеть, как вытянется физиономия гвардии-капитана в отставке. Что, выкусил?!

– Ничего не понимаю, – баронесса больше всего походила на растерянную девчонку: хлопающую ресницами и растерянно переводящую взгляд. – Как он мог? Пожилой слуга с солидной репутацией, с рекомендательными письмами и… и пасть так низко, – пальцы с отвращением захлопнули крышку.

– Я бы не сказал, что мелко, – возразил Бабура, – без малого сто тыщ. Старик явно знал свое дело.

Баронесса словно не услышала сказанного, продолжив повторять:

– Создала все условия… Выделила целый флигель, помогла с переездом, относилась как… как… Слова плохого не сказала, не попрекнула ни разу. Гаскинс, почему?

– Сам удивлен, ваша светлость. С виду профессиональный служащий, учтивый и воспитанный, и вдруг такая подлость.

– Да потому что люди – не печенье, чтобы по внешнему виду судить, – не выдержал я царящей вокруг глупости. Ну надо же какая беда приключилась, обманули доверие. Как будто в первый раз… И главное расстраиваются столь искренне, что у самого на душе лепард скребется.

– Сигма, ты уверен, что именно Дрэксон украл эти деньги? – глаза баронессы с надеждой воззрились на меня. – Может ты что-то напутал? Может он откладывал заработанное на дожитие?

– Ваша светлость, а вы книжечку записную полистайте. Там все четко расписано: в какой день, какую сумму. Старый хрен был настолько уверен в собственной безнаказанности, что даже текст не шифровал.

– Столько лет служить… Нет, я не могу в это поверить, он не мог.

– По вопросам веры – это к церковникам. Я лишь констатирую имеющиеся факты... Баронесса, мы пойдем, парням еще флигель обустраивать нужно.

– Погоди, – остановила девушка и протянула коробку, – возьми.

– Всю? – не поверил я собственным глазам.

За спиной девушки дрогнул верный Гаскинс. Нагнулся и громко зашептал:

– Ваша светлость, хочу напомнить о покупке химикалиев. И необходимо заплатить за прошлую поставку… ждать не любят.

Рука баронессы дрогнула.

– Хорошо. Сколько здесь, сто тысяч?

– Девяносто шесть, – уточнил я.

– По закону пятая часть средств, возвращенных в казну, полагается в качестве награды. И таковой будет ваша доля.

Гаскинс попытался возразить, но баронесса не слушала. Она позволила отсчитать двадцать тысяч, а после с благодарностью вручила.

Бабура, рассовав купюры по карманам, вышел первым. Меня же задержали у самого порога.

– Вы удивили меня, братец, – взгляд баронессы был долгим и внимательным, словно девушка очнулась от долгого забытья, впервые заметив, что рядом есть ещё кто-то кроме Гаскинса. – Может раньше вы были мошенником и совершали много недостойных поступков, но сейчас… вы поступили очень благородно. Спасибо!

– Да ладно, чего там… подумаешь деньги.

– А я не за деньги благодарю.

Ледяные девичьи пальцы коснулись моей руки, и я вздрогнул. Нет, не от холода – просто не ожидал подобных нежностей от баронессы. Сама подошла, сжала ладонь… Длилось прикосновение всего лишь мгновенье, но странное дело – даже спустя час я чувствовал на коже легкое, едва ощутимое покалывание.

Доставшиеся в награду деньги разделили тем же вечером. Нагулявшийся вдоволь и получивший причитающуюся долю Рогги, ворчать меньше не стал.

– Могли бы иметь в пять раз больше, – заявил он, пряча деньги за пояс.

– А могли бы вообще ничего не получить, – возразил Бабура. – Сидели бы сейчас в таверне и пропивали последнее. Судьба жадных не любит: особенно тех, кто разевает рот на чужой кусок пирога.

– Я всё слушаю и ни как в толк взять не могу. Может у тебя в роду церковники были? Михайло, ты прямо скажи… Нет? Тогда откуда взялась страсть к проповедям о судьбе-судьбинушке и грозных богах, что непременно накажут? Ты лучше Танцору сказки на ночь рассказывай, он парень молодой, послушает с удовольствием. А я вдоволь успел нагорбатиться, чтобы каждой монетке цену знать.

– Чужой монете, – тут же не преминул добавить Бабура.

– Я эти деньги не крал!

– Если присвоил ворованное – то считай, тоже самое, что и украл.

– Если бы я не открыл книгу, и не вник в записи, никто бы про эти деньги не узнал.

– Значит так было угодно богам.

– Причем здесь боги? Я!!! Я нашел эти деньги, понимаешь! Если бы не залез под шкаф и не отыскал книгу…

– А если бы баронесса не впустила во флигель?

– Какой же ты б..ть, душный! – не выдержав, закричал Рогги. Выбежал на улицу, но спустя пару секунд вернулся, чтобы вновь проорать: – гребаный проповедник!

И уже тогда от души хлопнул дверью.

Они продолжали ругаться два дня и только на третий буря стихла. Рогги окончательно смирился с финансовыми потерями, лишь изредка вспоминая про тот случай.

Зычник так и вовсе про него забыл, стоило увидеть свою долю. На следующий же день он щеголял в обнове – высоких ботинках на модной нынче шнуровке.

– Дурья твоя башка, зачем коричневые взял, – отчитывал парня Бабура. – Они же не практичные нихрена. И кожа тонкая, как у бабской сумочки. Вот, попробуй, помни на сгибе – чуешь? И узкие, хрен нога влезет.

– Продавец сказал, что «лодочка» – новый модельный ряд, весьма популярный у слабого полу.