Текст книги "Печать Джа. Том первый (СИ)"

Автор книги: Артем Углов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

Не успел я сделать и шагу, как краем глаза заметил движение. Тонкая девичья фигурка дернулась в темном проеме и застыла, поняв, что обнаружена.

Это была одна из местных служанок, привлеченная шумом и рискнувшая высунуть не в меру любопытный носик наружу. Большие от страха глаза уставились на меня. Надо отдать должное девчонке: та не побежала и не закричала, призывая на помощь.

Я подошел ближе и одарил служанку самой шикарной из имеющихся в арсенале улыбок. Взял узкую девичью ладонь, вложив горсть смятых банкнот.

– Это тебе за будущую службу. Я оставлю грязную одежду за порогом. К вечеру постираешь и принесешь. Поняла?

Девушка согласно кивнула.

– До двенадцати управишься? Ну вот и умничка.

Я отпустил липкую от страха ладонь и зашагал к лестнице. Губы сами собой принялись насвистывать похабную песенку про златокудрую Гвинет. Боги, до чего же хороший день, а должен стать еще лучше.

Оказавшись в нумере, первым делом разделся догола. Связал грязное тряпье кулем и выставил за дверь. Привычно проверил спину на наличие татуировки и прочих признаков аркана. Не обнаружив оных, полез в ванну, предварительно слив остатки грязной воды.

Как там подогрев включается? Кажется, красный рычажок. В воздухе щелкнуло и облегающие ванну пруты налились жаром. Боги, до чего же хорошо. Я погрузился в воду и откинулся назад, наслаждаясь теплом.

В какой-то момент снизу стало горячо. Я уже хотел выбраться наружу, чтобы не оказаться в роли курицы, угодившей в кастрюлю, но механизм вновь щелкнул и нагревательные элементы отключились. До чего же удобно. И никаких тебе ведер с кипятком, которые еще поди натаскай – нажал на рычаг и готово. Вот что значит небесная сила!

Интересно, почему Церковь столь яростно ей сопротивлялась? Ведь если задуматься, сколько добра она может принести: самоходные повозки, свет в домах и на улице, отопление в лютые морозы. Ради одного этого стоило рискнуть пойти против божественной воли. Всеотец высоко и далеко, куда ему до нужд смертных. Поди куролесит ночи напролет, пьет вино и забавляется с грудастыми прелестницами, а днем отсыпается. Если бы я был всемогущим, я бы так и поступил.

Перед глазами возник образ мужчины, облепленного нагими женскими телами. Ох, сегодня и покуражусь в борделе. Закажу сразу двух, нет – трех прелестниц. Чтобы у одной кожа была белой, как молоко, а волосы цвета спелой пшеницы. Другая непременно смуглянка с южных островов, глазами черными – черней самой ночи, а третья… А с третьей я еще не определился. Знаю только, что грудь у неё будет полная, колышущаяся от малейшего движения, которую мять – одно удовольствие

Вода нежила тело, убаюкивая ласковым теплом. Звала и манила к себе… И до того расслабился, что погрузился в нее с головой, оставив один нос торчать наружу, ну еще и руку с калечным мизинцем. Последний, зараза, воду не любил: ни горячую, ни холодную. Сразу принимался пульсировать болью.

Я долго лежал и отмокал, пока до ушей не долетел приглушенный звук. Сначала было решил, что это сердце бухает в груди, а потом промелькнула тень. Я увидел её сквозь прикрытые веки. Вынырнул наружу и замер от неожиданности.

Прямо напротив стоял незнакомец в безликой темной одежде и котелке, сдвинутом на затылок. Нож в руках не оставлял сомнений в намерениях, как и холодный взгляд человека, умеющего им пользоваться. Он мог в любую секунду прирезать меня, но отчего-то медлил.

Я бросил быстрый взгляд в сторону выхода. Сколько всего гостей пожаловало: один, два, а может быть трое? Из комнаты не доносилось ни звука, лишь шум улицы из приоткрытого окна.

Но как он незаметно прокрался внутрь? Я точно помнил, что закрывал дверь на замок. Вишек, пес поганый… В следующий раз ударом в печень не отделается. Рожей по брусчатке буду возить, и передний зуб выбью, чтобы стыдно было перед девками улыбаться.

– Приятно познакомится, господин барон, – произнес незнакомец, и длинное лезвие заплясало в пальцах. – А может лучше сказать Танцор или Сига из Ровенска?

– Чё надо?

Мужчина покачал головой.

– Здесь я задаю вопросы.

– Ну так задавай, чего пялишься? Или на голых мальчиков потянуло?

Щека незнакомца едва заметно дернулась. Надо же, какие мы ранимые.

– К тебе вчера приходили люди… Кто они?

Ага, это он про баронессу с Гаскинсом интересуется. Я сделал вид, что задумался.

– Люди? Да самые обыкновенные: два глаза, два уха и кажется нос. Точно, был еще нос!

Нож в руках незнакомца застыл, прекратив безумную пляску.

– Думаешь, я здесь шутки шуткую?

– Кто же вас мужеложцев разберет. Все у вас через задницу.

Эко гостя зацепило, теперь вместе с щекой принялась дергаться бровь. Неужели и вправду из этих?

– Последний раз спрашиваю, кто они?

– Поцелуй меня в жопу! Хотя нет, не стоит… Боюсь, в твоем случае это прозвучит как приглашение.

Рожу мужика перекосило от злости. Он сделал два быстрых шага к ванне и выкинул руку с ножом. Трудно сказать, что входило в его планы: просто попугать, а может покалечить. Времени на раздумье не оставалось, поэтому я выбрал самый простой из имеющихся вариантов: скользнул вниз, уйдя под воду. Лезвие блеснуло – тень руки промелькнула над головой. А потом застыла – на доли секунды, но этого оказалось достаточно. Я вынырнул, перехватив чужое запястье. С силой дернул, увлекая незнакомца вниз. Нож с глухим стуком врезался в стенку ванны, а владелец приложился головой о край. Увы, не достаточно сильно, чтобы вырубиться. Пришлось обхватить шею и потянуть под воду.

Мужик сопротивлялся, бился гигантским сомом, выкинутым на берег. Но уж больно позиция оказалась неудобной – головой в ванне. Под ногами заскользила мокрая плитка, а на шее мертвым грузом повис я. Обвился вокруг тела, еще и ногу на спину закинул, чтобы сподручней было держать под водой.

Ванна заходила ходуном, и в какой-то момент, оказавшись на двух ножках, едва не опрокинулась. Если бы в запасе у незнакомца оказалось чуть больше времени… Но человек, как известно, не рыба, долго обходится без воздуха не умеет. Тело незнакомца дернулось раз-другой и обмякло.

Фу-х, еле-еле управился. Ну и силен же ты оказался, приятель.

Я с трудом выбрался наружу, и первым делом подобрал нож, оставивший глубокую борозду на стенке ванны. Попробовал лезвие на прочность – вот это другое дело, вот это хорошая сталь. Не работы гарденских мастеров, но все лучше той дряни, что попадалась в последнее время.

От созерцания ножа отвлекли шаги в коридоре. Я сразу догадался, что гостем был не Вишек, того с потрохами выдавала суетливая походка. И не из числа служанок, уж слишком отчетливым был звук, словно передвигался кто-то массивный.

Прошлепав по мокрому полу, я замер. Остановился прямо у проема, ведущего в комнату и принялся ждать. Входная дверь с щелчком открылась, запустив внутрь сквозняк. Легкий ветерок пробежался по полу, захолодил распаренные пятки.

– Бран, чего там?

Я лишь сильнее вжался в стену, лопатками ощутив шершавую поверхность. Потревоженный мизинец принялся пульсировать и ныть. Тоже мне, нашел время…

Тяжелые шаги раздались внутри комнаты. Гость даже не пытался красться или другим образом скрывать свое присутствие. Он завалился в нумер, словно к себе домой, с трудом переводя дыхание. Запыхался бедолага, с чего бы? С лестницы на второй этаж?

– Долбанный портье… Бран, заканчивай возиться, у нас время… Шеф сказал, чтобы хватали мальчишку и…

В полоске света на полу появилась тень. Она росла и ширилась в размерах, пока ноздри не уловили едкий запах пота, перемешанный с ароматом одеколона.

– Бран? Какого хера…

Пора! Я отлип от стены и шагнул вперед, выкинув руку с ножом. Удар пришлось скорректировать, подняв кисть чуть выше. А все потому, что гость оказался тучным верзилой с массивным тройным подбородком. Вот под него-то лезвие и вогнал. Бил снова, и снова, пока толстяк не захрипел, пустив изо рта красную пену. Он зажал рану, пытаясь заткнуть бьющую фонтаном кровь, и на короткий промежуток времени ему это удалось. По толстым волосатым пальцам заструились темные ручейки, а потом глаза закатились и массивное тело рухнуло на пол. От удара жалобно звякнули баночки гуталина. Что и говорить, обувным кремом запасся на славу, но так ни разу и не воспользовался, продолжая разгуливать в грязных сапогах. Теперь может и не доведется.

Подбежав к окну, я осторожно выглянул наружу. Напротив центрального входа в гостиный двор стояла повозка. И все бы ничего, но подле терся подозрительный тип. Лица толком не разглядеть, лишь огонек папиросы в сгустившихся сумерках.

Конечно, это мог быть случайный извозчик, поджидающий очередного клиента. Вот только чуйка подсказывала, что это далеко не так, и двумя визитерами дело может не обойтись.

Что, дружок, расслабился, размечтался о подвигах в борделе? В итоге оказался загнанным в угол, еще и без порток: грязная одежда осталась за порогом. Наверняка расторопная служанка успела её забрать. И что теперь, бегать по улице голым?

Я бросил взгляд в сторону лежащих тел, прикинув размеры. Толстяк сразу исключался, а вот на счет второго…

Нет… нет времени на переодевания. Новые гости могли оказаться более расторопными, а еще куда более ловкими и менее беспечными, с пистолями вместо ножей. Один раз довелось увидеть, как Гаскинс палил от пояса, не целясь: сразу тремя пулями, выпущенными за короткий промежуток времени. Даже если от одной увернусь, вторую обязательно словлю или голой задницей, или бестолковкой. Нет, надо драпать.

Я подбежал к приоткрытой двери и выглянул наружу. Комка грязной одежды у порога не оказалось, лишь отпечатки подошв на коврике.

В коридоре стояла тишина: не громыхала посуда, не звучали голоса за стенкой. Что и говорить, «Матушка Гусыня» известна отсутствием постояльцев. Перехватив поудобнее нож, я прокрался к лестнице и перегнулся через перила. Стойки отсюда не разглядеть, лишь самый краешек выглядывал из-за стены. За ней была дверь, ведущая в служебные помещения. Именно туда таскали мешки с мусором и тюки с грязным постельным. А еще простая житейская мудрость подсказывала о наличии черного хода. В любом уважающем себя заведении он имелся, а чем «Матушка Гусыня» хуже?

Быстро спустившись по ступенькам, я пересек прихожую. Возле стойки царил беспорядок: по всюду разбросаны бумаги, связка ключей валялась на полу. Дорожка из темных капелек вела в место, за которым обычно стоял дружелюбный портье. Я и пошел по ним, пока не наткнулся на лежащее ничком тело. Что за неудачный день для бедолаги Вишека: сначала от меня огреб, а после неизвестный перерезал глотку.

«Что же такого ты умудрился натворить, чтобы заслужить смерть?»

Портье, в кои-то веки промолчал. На бледном лице вместо дежурной улыбки застыла маска ужаса. Скрюченные в предсмертной судороге пальцы сжимали бумажку. Я опознал в ней банкноту в пятьдесят кредитов. Ту самую с изображением аристократки, которой в тайне любовался. Гордый профиль с чуть приподнятым подбородком, длинные волосы, ниспадающие на плечи. Красивая барышня, а еще ценная…

Я попытался разжать кулак, но жадный Вишек даже после смерти не желал расставаться с деньгами.

«Моё!» – кричал его перепуганный взгляд.

– Треска говяжья, – прошипел я, понимая, что надо валить, но пятьдесят кредитов… Такие деньги на дороге не валяются. Поднес лезвие к окоченевшим пальцам и тут тренькнул колокольчик над входной дверью.

Хорошо, что длинная стойка прикрывала голый зад от любопытствующих взоров. Пока вплотную не подойдешь, не увидишь.

Судя по звукам шагов, посетителей было двое. Они дошли до центра прихожей и остановились.

– И снова Бран, – произнес грубый мужской голос. Я словно увидел его обладателя, как тот недовольно морщится, процеживая слова сквозь зубы. – Сказано же было, работать быстро и аккуратно. Где он до сих пор шляется?

– Режет барончика на лоскутки? – предположил второй.

В ответ послышались ругательства. Длинная тирада на полузнакомом языке: то ли местном наречии, то ли жаргоне. Когда поток слов иссяк, второй осторожно поинтересовался:

– Может проверить?

– Проверь. И заодно предупреди, если барончик в машине кровью изойдет, я его самого на лоскуты порежу.

Что же делать? Что делать… Я застыл, прижавшись голой спиной к стойке. До служебной двери незамеченным не доберусь. Слишком много открытого пространства между столом и лестницей.

Взгляд невольно уперся в тело, распростертое под ногами. Кажется, или мертвый Вишек улыбался? Протягивал пятьдесят крон, зажатых в кулаке: «нате мол, ваша светлость, возьмите».

Ступеньки заскрипели под весом человека. Сейчас второй зайдет внутрь номера и обнаружит трупы. Поднимет шум, начнутся поиски и тогда мне точно несдобровать. Значит, выбора не остается – нужно идти в прорыв.

Поудобнее перехватив рукоять ножа, я рванул в сторону столь желанного служебного выхода. Рванул слишком сильно: мокрые ступни заскользили по полу, и если бы не природная ловкость… Чудом удалось сохранить равновесие, ухватившись за косяк.

Сзади раздался грозный окрик, только кто же станет слушаться. Я рыбкой нырнул в проем и оказался в небольшой комнате с диванчиком. Помещение предназначалось для отдыха работников, о чем свидетельствовали пустые кружки на столе и остатки еды. Сейчас здесь никого не было, лишь фартук служанки, брошенный в спешке на пол.

Оттолкнув подвернувшийся под ноги стул я бросился в единственную дверь. В потёмках налетел на что-то мягкой, и кубарем полетел вниз. Больно ударился коленками, но тут же перекувыркнулся и вновь вскочил на ноги. Это был склад: кругом валялись тюки и мешки, забитые грязным тряпьем. А еще в углу располагалась огромная ванна и механизм, напоминающий вилы, с опущенными вниз лезвиями. В другой раз я бы непременно заинтересовался, но не когда из-за спины доносится топот ног.

На выход вело две двери, и я ломанулся в ту, что была распахнута настежь. Наверняка, дело рук убегавшей служанки. А раз так, то и мне лучше последовать за ней. Насколько бы испуганной девчонка не была, вряд ли бы она выбрала тупик.

Узкий коридор резко вильнул в сторону. Я перепрыгнул через рассыпавшиеся по полу коробки, оттолкнулся рукой от стены. И снова коридор, на этот раз куда длиннее первого. В конце показалась очередная дверь. Вот он – черный ход!

Я не пробежал и половины пути, как ведущая на свободу дверь открылась. В проеме показалась фигура коренастого мужчины. Заметив меня, тот застыл. В руке мелькнула короткая дубинка, обмотанная вокруг ладони завязками. Такой обыкновенно куски говядины отбивали, чтобы мясо после жарки оставалось мягким и нежным. Ну или неугодных людей.

Вот ведь, треска…

Я развернулся в обратную сторону, но отступать было поздно.

– И кто тут у нас такой шустрый? – вышедший из-за угла мужчина улыбнулся. Я узнал голос, тот самый грубый, что остался недовольным возникшей заминкой. И вот теперь его обладатель веселился, разглядывая меня. – Голых девиц ловить приходилось, а вот голых баронов… Да ты не дергайся, парень, лишать жизни тебя никто не собирается. Просто отвезем в одно место и поговорим.

Ага, знаю я такие места, где по весне трупы всплывают. Не оставят меня в живых, особенно после того, как парочку ихних порешил. Сначала выбьют нужную информацию, а после убьют. И ладно если кончат быстро, без мучений и разделки на лоскуты. Вона как лыбится, чует предстоящую забаву.

– Барончик, не дури, брось нож. Мы ребятки понятливые, если с нами по-хорошему, то и мы проблем не создадим.

Я нагло ощерился в ответ. Толку тратить время на разговоры, особенно с теми, кого собрался убивать. Прочертил кончиком лезвия кривую, разминая кисть. Хорошо рукоять легла, как влитая. Может по весу чутка тяжеловата, ну да это мелочи.

Судари, подходите по одному, будем танцевать.

Глава 10. Инспектор Колми

– Бояться нормально, – любил говаривать дядька Батур, – страх он что… он заложен в натуре человеческой, наравне с чувством голода и жажды.

– Неужели все боятся, – недоверчиво переспросил Ленька, – и Олаф Златокудрый?

– И Олаф, и другие герои из легенд.

Волна возмущения прокатилась по нестройным рядам слушателей, обступивших старого лудильщика. Больше прочих возмущался Тишка, даже ладонью ударил по худющей коленке.

– Быть того не может, ты что-то напутал дядька Батур. Как Олаф мог выйти на бой с драконом огнедышащим, ежели струсил?

Подслеповатые глаза старика хитро сощурились:

– А кто сказал, что струсил?

– Но-но, – растерянно залепетал Тишка, – ты же сам про страх говорил – все слышали.

Он осмотрелся в поисках поддержки, но пацаны молчали. Каждому щеглу в Кирпичном было известно, что нет лучшего сказителя, чем дядька Батур. Уж в нашем далеком захолустье, так точно. Он не просто пересказывал однажды услышанное. Он наполнял старые легенды новыми смыслами, скрытыми столь глубоко, что не каждый книгочей додумается.

– Любой испытывает страх: и герой из сказок, и обыкновенный мальчишка с улицы – повторил старый лудильщик, – тут другой вопрос, сумеешь ли ты с ним справиться. Поддашься панике и побежишь или встретишь опасность лицом.

– А не задом, – вставил рыжий пацаненок с Гончарного, вызвав волну смеха. Каждому в городе было известно, что Тишка трус, ежели что случается – он первым даёт деру, только пятки сверкают, ну или задница.

– Тоже мне, велика наука, – пробормотал тот растерянно. – Стоит один раз сбежать и все слабаком считают.

Против ожидания дядька Батур общего веселья не разделил. Морщинистое лицо старика разгладилось и стало вдруг необычайно серьезным:

– Неважно, что думают другие, куда важнее, кем сам себя считаешь. Можешь сто раз сбежать по делам пустяковым, а на сто первый остаться. В самый ответственный момент, когда окружающие товарищи пали духом и не видят надежды. Всё забудется, всё простится, и останется в памяти людской только один этот случай.

Пацаны кругом замолчали, а дружище мой – Ленька, добавил:

– И наоборот.

– И наоборот, – легко согласился Батур. – Человек бывает смел, когда речь заходит о делах мелких, вроде воровства яблок из сада или обыкновенной драке с мальчишками из соседнего района, а когда доходит до главного…

Пацаны умолкли, задумавшись о словах лудильщика. Вроде ничего мудреного не сказал, а когда перевернешь их, да иной раз в голове обкатаешь – замысловато выходит.

– А как понять, когда главное наступит? – прозвучал вопрос в наступившей тишине. Все ожидали очередного витиеватого ответа, но ошиблись: старик оказался на редкость немногословным.

– Не знаю.

– И даже ты, дядька Батур?

– Ни я, ни Олаф Златокудрый, ни даже умудрённый сединами книгочей из королевской библиотеки. В том и заключается сложность: жить и помнить, что каждый твой поступок может оказаться тем самым – решающим.

Дядька Батур, конечно, загнул. Я с мудрствованиями лукавыми не согласился, потому как уже тогда понимал – геройства только в сказках хороши. Одно дело слушать побасенки долгими зимними вечерами, когда от зевоты разрывается рот. И совсем другое, пытаться воплотить их в жизнь.

Тишку убили ранней весною, когда в воздухе повеяло долгожданным теплом, а под ноздреватым снегом проступили первые комья голой земли. Залетные мужички решили позабавиться с местной молодухой, а Тишка-дурак вступился. Полез один против троих, ну и получил перо в бок. С девки что станется – отряхнула подол порванного платья, поплакала чутка и дальше пошла жить, а Тишка с концами… своё отгеройствовал.

И главное, ради чего? Почему дядька Батур не рассказал, что жизнь – единственная ценность, по-настоящему имеющая значение. Ни полковое знамя, ни неведомая девчонка, ни друзья-товарищи, а жизнь твоя и только твоя. И защищать её ты должен отчаянно, когда нужно – драпать, а если не оставляют выбора – драться, разрывая глотку противника зубами. Это и было главное, тот самый решающий сто первый случай, что приключился со мною, запертым в служебном коридоре «Матушки Гусыни».

– Барончик, не дури, брось нож.

Я лишь крепче сжал рукоять, выставив перед собою лезвие.

«Через кого прорываться, кто окажется слабее?» – метались мысли пойманной птахой. На первый взгляд ответ был очевиден: у стоящего за моей спиной крепыша имелась дубинка, а у мужика впереди пустые ладони. Нужно лишь ускориться и выбросить руку, полоснув по горлу. Так-то оно так, только чуйка твердила другое. Она стонала и плакала, советуя держаться от безоружного незнакомца подальше.

Шантру подери, что же делать… что делать?

– Остынь, парень, мы просто хотим поговорить.

Мужчина издевательски улыбнулся, лишний раз демонстрируя пустые ладони. Сделал шаг навстречу и вдруг упал... Точнее сполз по стене, хватая воздух губами. Руки зашарили по груди, то ли пытаясь ослабить ворот сорочки, то ли сорвать с шеи невидимую удавку, но так и не смогли. Он какое-то время продолжал хрипеть, выпучив переполненные ужасом глаза в потолок, а после затих.

Я обернулся назад и убедился, что крепыша с дубинкой постигла не менее печальная участь. Агонизирующее тело подергивалось на полу, а над ним монументальной фигурой возвышался брат Изакис. Сердце так и прыгнуло в пятки. Захотелось немедленно сбежать, но вот беда, из-за угла навстречу вышел брат Серафим. Ткнул кончиком сапога труп, словно желая убедиться, что тот действительно помер. Спрятал отливающий серебром предмет в карман, и только после этого обратил на меня внимание:

– Да, Сига из Ровенска, заставил ты нас побегать.

– Я… я ничего плохого не сделал… чем хотите поклянусь. Покупателей артефакта нашел и одного к дому на Фонарном доставил, всё как и приказали. А выпил всего лишь разочек – полграфинчика… шантру попутал, честное слово.

– Т-с-с, – брат Серафим приложил палец к губам.

Вот и смертушка моя пришла. Сто второй случай по классификации дядьки Батура, когда геройства не предусмотрено, и все что остается – это смиренно ждать. Рука с ножом опустилась.

– Танцор, чего застыл или думаешь, тебя на ручках понесем, – голос брата Серафима вывел из оцепенения. – Бегом, пацан, у нас времени мало!

Дважды повторять не пришлось: я развернулся и припустил за братом Изакисом. Перепрыгнул через труп крепыша, лежащего поперек прохода, и оказался на крыльце – внутри дворика, укрытого от посторонних глаз высокими стенами. Несмотря на звездную ночь рассмотреть подробности не получилось. Уж слишком густую тень отбрасывали соседние дома.

Несколько фигур промелькнуло в темноте. Пространство вокруг двигалось и дрожало, будто переполненная крысами помойка. Да сколько же здесь церковников?

Заскрипели распахиваемые настежь створки ворот, а следом во двор въехала повозка. Сделала полукруг и затормозила подле, обдав теплым воздухом.

Брат Изакис распахнул дверцу и первым залез внутрь – я следом, ощутив ступней ребристую поверхность подножки. Нырнул в темноту и сел на что-то крайне неудобное.

– Куда голым задом! – возмутился чернец. Отпихнул прочь, заодно подзатыльник отвесил, от которого зашумело в ушах.

Пока тряс головой и приходил в себя, брат Серафим забрался следом. Захлопнул дверцу и велел трогать. Так и сказал вознице – «трогай», хотя никаких лошадей в упряжке не имелось. Одна лишь могучая сила запретного артефакта под капотом.

За окном замелькал ставший привычным ночной пейзаж: залитые светом фонарей дома, прогуливающаяся публика. Полноводный поток жизни бурлил, и ни что не могло нарушить его течение, в том числе несколько трупов, оставленных в гостином дворе. Слишком незначительное событие для крупного города.

Повозка свернула на боковую улочку, и брат Серафим задернул шторку.

– Дай ему что-нибудь, – кивнул он в мою сторону.

Изакис нагнулся и извлек из-под сиденья ком тряпья, по итогу оказавшийся старым одеялом.

– На вот, прикройся.

Я послушно закутался в теплую ткань, пропахшую прогорклым маслом, один нос остался снаружи. Тело принялся бить озноб: нет, не от холода – все дело в обыкновенном отходняке. Напряжение ушло, вот руки-ноги малясь и потряхивало.

Из-под надвинутого одеяла я уставился на хмурые физиономии чернецов. По всему выходило, что убивать меня не собирались. Брат Изакис даже не соизволил свой нож достать, но мой конфисковал, припрятав в одну из многочисленных складок одежды.

И что теперь? Будут бить или отрежут остатки злосчастного мизинца?

– А ты и вправду ловким оказался, Танцор, – произнес брат Серафим, изучая меня пристальным взглядом. – Успели похоронить, а ты ничего – выкрутился.

Ага, выкрутился… Крепко меня зажали в том коридоре, и если бы не братья-чернецы, быть беде. В лучшем случае – порешили, а в худшем огрели бы по затылку и отвезли к местному мастеру-кожемяке, настрогать новых ремней из ловкача Сиги. Получается, выручили меня церковники – спасли. Вот только для чего, не понятно. Добрых слов наговорить? Уж лучше бы взялись угрожать, так оно привычнее будет.

– Нашел ваших клиентов, – пробурчал я из-под надвинутого одеяла.

– Знаем, – кивнул брат Серафим.

– Заодно адресок выяснил, по которому проживают.

– И это знаем.

– Ну раз знаете, тогда зачем я вам сдался? Может отпустите? Пожалуйста… – глупо было надеяться, но я все же попытался вымолить свободу.

Увы, брат Серафим остался непреклонен:

– Ситуация получила иное развитие… совсем не то, на которое мы рассчитывали, поэтому будет для тебя новое задание, точнее цель – её светлость, баронесса Анриетта Дудикова.

– Эта бледная скумбрия? – удивился я. – И что мне с ней делать?

– Втереться в доверие и узнать про имеющиеся планы на Печать.

– В доверие это как – трахнуть?

– Тащить в постель не обязательно, но я бы не стал исключать подобный вариант развития событий. Влюбленные дамы крайне доверчивы и болтливы, только есть здесь одно важное «но». Анриетта уже до беспамятства влюблена.

– В дуболома Гаскинса?

– Гораздо хуже – баронесса одержима наукой. И поверь, одержима – это не красное словцо для вящего эффекта. Она настолько увлечена миром чисел, что не замечает ничего вокруг.

Мне сразу вспомнились растрепанные волосы барышни, черные круги под глазами. И вправду, не замечает. Даже себя любимую запустила до состояния замухрышки. И что же это за наука такая, превратившая аристократку в неряху? Допустим, цифирь и я складывать умею. Книжной грамоте обучен, а больше чего?

– Твоя основная задача – втереться в доверие к баронессе.

– Я постараюсь.

Пальцы брата Серафима отыскали в складках одеяла мой подбородок и задрали вверх, заставив посмотреть прямо в глаза.

– Не постараюсь, а сделаю всё возможное. Ты понял меня?

– Д-да, понял.

Пальцы разжались, и я с облегчением опустил голову. Глаза главного пса из псов – зрелище не для слабонервных. Не зря народ поговаривал, что у чернецов души нет. Что тела их – лишь оболочка: пустой сосуд, наполненный божественной волей. И нет в них ни любви, ни жалости, ни прочих чувств, одно лишь неуемное желание служить Всебогу.

– Вопросы?

– Есть один, – соврал я. На самом деле вопросов была тьма тьмущая, только вряд ли чернецы пустятся в объяснения. Того гляди поколотят за излишне проявленное любопытство. – Что на счет ограничений?

– Каких ограничений? – не понял Серафим.

– Ну касаемо выпивки и женщин… Мне по-прежнему запрещено или маленько можно?

Братья-чернецы переглянулись.

– Можно, но не в ущерб основному делу, – ответил за старшего Изакис. – Помни о той задаче, которую перед тобой поставили: не разозлить баронессу, не вывести из себя, а войти в доверие. Возможные варианты реализации плана на твое усмотрение.

Неужели так просто? Не будет угроз и холодного блеска лезвия перед глазами? Признаться, от бритоголового Изакиса ожидал иного подхода, а тот по-человечески разговаривает, да ещё и «на моё усмотрение».

– Раз с главным покончено, перейдем к деталям, – продолжил брат Серафим. – Слухи о божественном артефакте просочились в город, поэтому возникли некоторые трудности.

– Вы о тех людях в гостином двор?

– Не только… Не стану забивать голову лишней информацией, просто запомни, что необходимо соблюдать осторожность.

– А вдруг они снова заявятся?

– Не переживай, мы позаботимся о подославшем их человеке.

– Но есть и другие, вы сами говорили. Тот же Моретти.

Интуиция подсказывала, что чернецы знали о состоявшемся разговоре с хозяином «Бубновой дамы». И не ошибся – брат Серафим спокойно отреагировал на прозвучавшую фамилию, даже счел за нужное пояснить:

– Матео Моретти в первую очередь умный и осторожный делец. Он не станет действовать силой там, где можно договориться, поэтому на его счет можешь не волноваться. Если вновь предложит встретиться – соглашайся. Выражай готовность к сотрудничеству, но лишнего не болтай, особенно про нас.

– А ежели про Печать спросит?

– Про Печать, – брат Серафим удивился, – а ты разве не рассказал все, что знал?

От пронзительного взгляда чернеца тело затрясло пуще прежнего

– Я не хотел… не оставалось выбора, он… он сам обо всем догадался.

– Успокойся, тебя никто ни в чем не обвиняет. Более того, в сложившейся ситуации ты проявил себя наилучшим образом, поэтому и сидишь здесь.

«… а не лежишь в канаве с перерезанным горлом», – закончил я мысленно за него.

– Сложные ситуации будут возникать и впредь, поэтому повторю ранее сказанное: варианты решения проблем оставляем за тобой. Действуй исходя из обстановки.

«… но помни о треклятом аркане».

– Из «Матушки-Гусыни» лучше съехать и подыскать новое место для ночлега, – продолжил рассуждать брат Серафим. – Деньги не экономь, выбери гостиный двор поприличнее. И не вздумай селиться на окраинах или в припортовом районе. Лучше всего договорись с баронессой и сними комнату в особняке.

– Я попытался, но сестрица категорически отказывается пускать на постой. Еще и Гаскинс – зараза такая, подливает масло в огонь.

– С Гаскинсом ты уж сам разбирайся, нас волнует лишь конечный результат. Добьёшься успеха – отпустим на все четыре стороны, а провалишься – не обессудь.

Брат Серафим не стал тратить время на перечисление всевозможных кар. Вместо этого отодвинул шторку и вгляделся в пейзаж за окном.

– Подъезжаем, – задумчиво произнес он.

– Куда?

– К центральному отделению городской стражи.

Я улыбнулся, приняв сказанное за неудачную шутку, но чернецы остались на редкость серьезными.

– Не забывай, Танцор, что мы в другом мире и вынуждены играть по их правилам, – пояснил брат Изакис. Он успел избавится от шляпы и теперь блестел лысым черепом, под светом мелькающих за окном фонарей.

– В местной охранке проблем возникнуть не должно, – подтвердил брат Серафим, – если исполнишь в точности так, как мы скажем. Продержат пару дней, согласно заведенного порядка и отпустят на волю.

– Без штанов? – ляпнул я от растерянности. Да и как тут не растерятся, когда пихали силком в логово к лепарду. Не такому страшному, как сами чернецы, но тоже приятного мало. У каждого уважаемого вора начинался нервный зуд при одном упоминании стражей. А тут не просто упомянули, а пытались подбить на добровольную явку. Хотелось надеяться, без повинной.