Текст книги "Меж двух огней (СИ)"

Автор книги: Артём Март

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Глава 12

– Не мешкать, идти быстро, – приказал Самсонов. – Смотреть под ноги. Видали, что с этим пакистанцем стало? По картам тут минного поля давно нет. А подарочки остались.

Бой закончился не так давно. Когда пакистанец подорвался на мине, закрутилось так, как Самсонову и не думалось.

Впрочем, вспыхнувшая перестрелка затихла достаточно быстро. Душманов было меньше, вооружены они оказались хуже. Видимо, спрятали свои пулеметы где-то в горах, а сюда, к этой пещере, пришли налегке.

Огневая мощь целиком и полностью оказалась на стороне пограничников.

Не прошло и минуты после смерти Аль-Асиха и исчезновения замкомвзвода Селихова вместе с пленным погранцом, как духи принялись разбегаться, не выдержав натиска.

Пограничники их не щадили. Самсонов, чье немногочисленное отделение заняло позиции под своим БТР, приказал пограничникам стрелять по убегавшим духам. И они стреляли.

Когда бой затих, Муха быстро организовал оборону. Приказал наблюдать за скалами. Ждать возможных укусов врага. Когда стало ясно, что укусов больше не будет, распорядился проверить бронемашины и амуницию. Готовиться к скорейшему выходу. Параллельно же поручил Самсонову взять двоих человек и прочесать близлежащие подножья гор, чтобы отыскать Селихова.

– Разрешите высказаться, товарищ старший лейтенант? – сказал ему тогда Самсонов. – Бой был яростным, ожесточенным. Останешься без укрытия – тут же пулю словишь. А товарищ старший сержант Селихов был без укрытия… Да еще и близко к взрыву оказался. Может быть, так что он уже того…

– Самсонов, – несколько раздраженно ответил ему Муха. – Ты тут человек, так сказать, новый. Селихова знаешь плохо. А я – получше. Так что не мели чепухи. Тело старшего сержанта видел? Нет? Ну и я не видел. Значит, живой он. А мы, как бы сам Саша выразился: «Своих не бросаем».

Не то чтобы Самсонов привык обсуждать офицерские приказы. Дело было тут в другом. Не по себе ему было подбираться так близко к горам, с которых совсем недавно по ним строчили из всех стволов.

Но делать было нечего.

Взяв Бычку и Пчеловеева, он торопливо, но чутко принялся прочесывать близлежащие подножья гор. Заглядывать за камни. Искать раненых врагов и «подарочки», которые те могли оставить пограничникам. Ну и, конечно, выискивать Селихова.

Первым шел чуткий и внимательный Пчеловеев. Водил по скалам и камням взглядом. Слушал. За ним, на некотором отдалении, двигался сам Самсонов. Бычка, вооруженный пулеметом, шел арьергардом. Прикрывал тылы. Топали аккуратно. Осматривали землю под ногами и смотрели, куда наступают.

– Пчеловеев! – крикнул Самсонов, щурясь от последних лучей солнца, которое, хоть и стояло высоко, уже норовило зайти за огромную гору, до конца дня покинув ущелье «Темняка».

– Я!

– Видать, что-нибудь?

– Никак нет, товарищ сержант!

Самсонов тихо выругался матом.

Совсем ему не нравились местные горы. Каменные, спокойные до… беспокойства, они казались опасными. Будто бы за каждым камнем, каждым выступом может таиться душман. На сердце у сержанта было тяжело.

Видя, что Бычка поотстал чуть сильнее, чем следовало бы, Самсонов прикрикнул на него. Поторопил идти быстрее.

– Слушай, Бычка, – сказал он, когда ефрейтор все же ускорил шаг и подобрался ближе. – Я слыхал, ты с Селиховым неплохо знаком.

– Так точно, товарищ сержант, – буркнул Бычка, поправляя ремень своего РПК, перекрутившийся на плече. Бычка немного помолчал. Потом добавил несколько изменившимся голосом: – Пришлось нам с товарищем старшим сержантом хлебнуть один раз.

Самсонов почувствовал некоторую неловкость. И дело было не в том, что бойцы, не совсем еще привыкшие к новому командиру, обращались к парню, едва старше них самих, только на «Вы».

– В колодцах? – Самсонов, несмотря ни на что, преодолел собственную неловкость.

– В колодцах.

Историю о том, как Селихов с Бычкой вдвоем отражали атаку духов в подземных катакомбах кяризов, Самсонов слышал не один раз. По большей части ее, в виде байки, часто вспоминали пограничники на привалах. Сам же Бычка каждый раз, когда речь заходила о том бою, становился мрачным и угрюмым. И никогда, совершенно никогда не участвовал в рассказе. Никогда первым не заводил о нем разговор.

История о случае в кяризах казалась Самсонову неправдоподобной. Почему, он не знал. Возможно, ее излишне приукрасили, а может, напротив – чего-то недоговаривали.

– И как он, этот Селихов? – спросил Самсонов.

– В каком это смысле, как? – не понял Бычка.

– Ну… Правду говорят, что вы в тех кяризах вдвоем против десятка духов стояли?

Бычка, привычным делом, когда речь заходила про тот случай, помрачнел. Его лицо стало кислым, недовольным.

– Так что, правда? – снова спросил Самсонов, когда Бычка не ответил.

– Правда, товарищ сержант, – пробурчал Бычка.

– И прямо так, как рассказывают, все и было?

Бычка помрачнел еще сильнее.

– Товарищ сержант, – мрачно уставился на него Бычка. – Извиняйте, конечно, но мы тут байки рассказываем или же ищем Селихова?

Самсонов, осматривавший было скалы, снова обернулся к Бычке.

– Да ладно, тихо ты, солдат. Ниче я такого не имел в виду.

Бычка не ответил. Уставился себе под ноги и переступил подозрительную, как ему показалось, ямку.

– Я к тому, – продолжил Самсонов, щурясь от последних, и оттого самых ярких лучей солнца, – к тому, что поговаривают, будто бы Селихов тогда заманивал на себя духов, а ты бил по ним из пулемета. И на Селихове после такого маневра ни царапинки не было. Вот я и хотел спросить, как думаешь, живой он?

– Ну… Тела никто не видал, – заметил Пчеловеев, озираясь и заглядывая за очередной камень. – Да и как он погиб, тоже. Лично я видел, как он залег. А потом отвлекся и все – нету его.

– Ну и что думаешь? – Самсонов теперь глянул на Пчеловеева.

Однако неожиданно на вопрос ему ответил Бычка:

– Если вы думаете, что Саня Селихов погиб, а мы тут запросто так время тратим, то не так это. Селихов – калач тертый. Его так просто не убьешь. Уж много кто хотел.

– И никто пока не смог, – подтвердил Пчеловеев, несколько задумчиво.

Потом он вдруг всмотрелся куда-то вдаль, под скалы, у подножья которых невысокой цепью стояли камни.

– Там! Там кто-то есть! – указал вперед Пчеловеев. – У тех камней!

– Враг⁈

– Не знаю!

– Отделение, к бою! – скомандовал Самсонов. – Стрелковой цепью – вперед! Огонь по усмотрению!

Пограничники, взяв оружие на изготовку, принялись быстро перемещаться вперед, стараясь подойти к камням как можно быстрее, чтобы рассмотреть странное движение, что заметил там Пчеловеев.

Когда и Самсонов тоже заметил за камнями движение, то приказал залечь.

Пограничники затихли за камнями. Притаились, держа гряду в пределах сектора обстрела.

Вдруг Бычка привстал на локтях. Слишком сильно задрал голову.

– Бычка! Ты че творишь⁈ Голову вниз! – приказал Самсонов.

Бычка, казалось, и не собирался выполнять такого приказа. Вместо этого Самсонов заметил, как на ломоносом, не очень красивом лице Бычки растянулась радостная улыбка.

– Живой! Ты посмотри, кот блудливый! Живой! – радостно крикнул Бычка и принялся подниматься.

Самсонов всмотрелся вдаль. А потом увидел…

– Душман! – крикнул он. – Уничтожить противника!

В следующий момент Самсонов дал очередь по чалме, поднявшейся из-за камней. Стрекот его автомата тут же разорвал тишину гор.

– Ты че творишь, баран⁈ – заорал на него Бычка злобно.

Самсонов от такой дерзости аж оторвал щеку от приклада своего АК. Изумленно уставился на Бычку.

– Прекратить огонь! Свои! – вдруг раздался моложавый, но твердый голос.

Самсонов бросил взгляд к его источнику. Чалма, которая сначала показалась из-за камня, а когда он выстрелил, снова скрылась за укрытием, опять появилась в поле зрения.

Спустя секунду сержант увидел и ее владельца – худощавого душмана с изуродованным шрамом лицом. А потом он увидел и Селихова.

Замкомвзвода появился следом за духом. Поднялся из-за камней. Худощавый, стройный, широкоплечий, он выглядел помятым и грязным от пыли.

– Вот чертяка! Живой! Из-под шквала ушел! – без приказа поднялся Пчеловеев. Поднялся так, будто это Селихов разрешил ему встать. Разрешил одним только взглядом.

Самсонову это не понравилось, но сержант промолчал.

Когда из-за спины Селихова вышел пограничник с «Вертушки», имени которого Самсонов не запомнил, Бычка с Пчеловеевым направились к Селихову.

Неприятное чувство появилось в душе Самсонова. Конечно, молодой сержант не мог сам себе объяснить этого ощущения. Не мог и не умел. Но если б смог, он назвал бы его чувством отчужденности. Отчужденности от боевого братства.

Когда Самсонов встал, бойцы принялись брататься и с Селиховым, и даже с незнакомым пограничником. Хлопать их по плечам. Радостно указывать на не пойми откуда взявшегося языка. В этот момент Самсонов подумал, что Селихов ему совсем не нравится. Даже сам не понял он, как эта мысль проскочила у него в голове.

Задумавшись на мгновение, он посчитал ее странной и необоснованной. Постарался выкинуть ее из головы.

– Товарищ старший сержант, живой? – с улыбкой спросил он у Селихова, когда последним приблизился к бойцам.

– Живой, спасибо. Как у нас, потери есть?

– Никак нет, Саня, – разулыбался Бычка. – Нету потерь. Все как по маслу прошло. Ни одной пули никто не схлопотал. А это что за сучий хвост?

– Его надо к лейтенанту, – Селихов серьезно кивнул на перепуганного чуть не до смерти душмана. – Язык это. Важная информация у него есть.

– Во даешь. Пропал, а нашелся уже с языком, – сказал Пчеловеев, слегка улыбнувшись. – Ну пойдемте. Муха там уже без тебя весь извелся. Шукает тебя – найти не может.

Самсонов хотел было приказать взять пленного под конвой, но Селихов его опередил. Неприятное чувство в душе Самсонова взыграло вновь, когда он увидел, как пограничники с полуслова слушаются старшего сержанта. Да только Самсонов так ничего и не сказал. Лишь улыбался Селихову. Улыбался, признаваясь сам себе в постыдном, но неопровержимом факте. Факте того, что Селихов почему-то был ему неприятен.

* * *

Смерив душмана взглядом, Муха поморщился. Заметил, что Сахибзад не справился с мочевым пузырем от страха. Самому душману, казалось, состояние собственных шаровар было до лампочки, настолько тот был напуган.

– Значит, это выживший из ихней группы? – спросил Муха после того, как мы с ним встретились у бронемашин и поздоровались. Старлей поздравил нас с Алимом с тем, что мы остались живы.

– Его нужно срочно допросить, командир, – сказал я, глядя на то, как Алиму, сидевшему на камне неподалеку, оказывают первую помощь. – Сведения он нам интересные выдал.

Бычка и Самсонов, державшие духа под конвоем, переглянулись. Самсонов как-то недоверчиво зыркнул на меня. Впрочем, очень быстро поторопился отвести глаза. Физиономия у него почему-то была очень кислой.

Муха вздохнул. Задумался.

– И что за сведения?

– Много какие, – пожал я плечами. – Но главное – обещает нам показать ближнюю дорогу до «Лабиринта».

Муха ожидаемо нахмурился.

– И ты веришь этому прохвосту? Ты глянь на него. Он же все штаны обоссал от страха. Такой, что б живой остаться, все что хочешь скажет. Может и про «короткий путь» набрехал.

– Может. Но проверить надо, – сказал я. – Ты сам знаешь, сколько мы времени потеряли. Дух говорит, что к Лабиринту есть скрытая дорога. По ней, якобы, духи переправляют оружие. Прямо грузовиками переправляют. А значит и наши машины там пройдут.

Муха поморщился. Кивнул на пленного.

– Кто-нибудь, облейте его водой, чтоб вонь отбить. А то ветер в нашу сторону. Ну лады. Допросить-то можно. Но уже по дороге. Сейчас пойдем на марш, вернемся чуть назад и завернем…

– Бычка, Пчеловеев, отведите пленного вон туда, под дерево. Напоите. Мы с товарищем лейтенантом сейчас придем. Самсонов, пошли еще кого-нибудь из своих за водой.

Бойцы отрапортовали: «Есть». Но «Есть» Самсонова оказалось брошенным как-то нехотя. Тем не менее бойцы отправились выполнять приказ.

– Отправил солдат куда подальше, – догадался Муха, выдохнув. – Что, спорить будешь?

– Буду.

Муха хмыкнул.

– Я рад, что ты живой, Саша.

– Спасибо. Я, в общем-то, тоже.

Муха вдруг помрачнел.

– Ты тоже это понял? А?

– Понял что?

– Что этот Аль-Асих специально на мину наступил? О, зараза… Знал я, что у него не все дома, что крыша подтекает, но что б настолько… И зачем он это? Неужели жить надоело?

– Такие как Асих, – начал я мрачновато, – думают не так, как обычные люди. И потому логика у них бывает вывихнута наизнанку.

– Это как?

– Я считаю, Асих думал, что если погибнет, то таким образом «победит» меня.

Муха недоуменно нахмурился.

– А ты это как к такому выводу пришел?

– Асих много болтал перед смертью. Нес всякую чушь. Думал, видимо, что если умрет, то сорвет передачу. Этим он хотел мне что-то доказать.

Муха сплюнул.

– Да хрен с ним, с этим ненормальным. Помер и помер. По собственной глупости помер.

Муха глянул на бойцов, что стерегли пленного душмана. Последний сидел на камне, широко расставив ноги, чтобы сырая ткань не прилипала к бедрам.

Бойцы посмеивались. Видимо, как-то подшучивали над опростоволосившимся бывшим командиром душманов. Сахибзад не мог понимать их слов, но судя по выражению физиономии, прекрасно понимал настроение.

– Ты ж понимаешь, что он может брехать? – сказал Муха. – Может намеренно вести нас в ловушку. На советских картах нет никакой «короткой дороги» к пещерам. И если какая-то и существует, то нам о ней неизвестно. А значит, поджидать нас там может что угодно.

– Может, – согласился я. – Если мы пойдем проложенным маршрутом, то доберемся до Лабиринта к завтрашнему рассвету. А Сахибзад обещает привести нас к сегодняшней ночи. Надо допросить его прямо сейчас, а не по дороге. Сдадим назад, потеряем еще времени. По его словам выход на секретную дорогу впереди будет.

Муха задумался.

– Если так, то много срежем.

– Много.

Старлей подумал еще немного. Потом решился.

– Ну лады. Прикажи парням, пусть тащат его к командной машине. Только сначала водой хай обольют. А то с таким пленником мы в БТР задохнемся.

* * *

Юсуф, парень лет девятнадцати, поднялся на локтях. Попытался сдвинуться ближе к краю каменной плиты, чтобы лучше рассмотреть бронемашины шурави, стоявшие далеко внизу, на дне ущелья.

– Тише! Что ты делаешь, Юсуф⁈ – испугался Касим и потянул Юсуфа за рукав. – Тебя заметят!

– Они же сейчас уедут! – воспротивился Юсуф. – У них машины, Касим! Сколько мы будем нести его по перевалам? А они доставят нас за несколько часов!

– Пригни голову, – Касим снова потянул Юсуфа за рукав, прижался к плите так, что камня коснулась его недлинная, но густая борода. – Если заметят…

– То помогут нам, – возразил Юсуф, обернувшись к Касиму. – Это шурави! Они сильные! У них есть врачи! Они помогут ему!

– Они посчитают нас душманскими разведчиками и всадят тебе пулю в сердце!

– А что еще ты предлагаешь? – Юсуф решительно отстранился, вырвал рукав из рук Касима. – Какие еще у нас есть возможности? Он умрет! Понимаешь, он умрет!

– А так мы можем умереть все!

Юсуф разочарованно покачал головой.

– Ты боишься шурави, но идешь в ущелье искать травы! А душманов тут столько, что хватит на целую армию!

– Просто я видел, на что эти шурави способны, – Касим сердито сдвинул черные, густые брови.

– Я тоже видел, – решительно ответил паренек. – Если бы не они, ни меня, ни моих сестер уже не было бы на свете. Сейчас только шурави и могут нам помочь.

Касим вздохнул. Опустил взгляд, понимая, что не сможет переубедить мальчонку.

– Нельзя спускаться к ним просто так. Это опасно, Юсуф. Давай спросим старого Мирзу о том, что он об этом думает. И сделаем, как он посоветует.

Юсуф отвел глаза.

Но потом нехотя покивал.

Они аккуратно сползли с уступа. Тихо, не поднимая голов, прошли по узкой козьей тропе, ведущей еще выше по склону. Путь их лежал к вершине, к маленькой пастушьей хижине, что пряталась там.

Вот только Юсуф туда не пошел. Он свернул с тропы и стал торопливо спускаться вниз, моля Аллаха, чтобы поспеть к советским солдатам.

– Стой! Стой, Юсуф! – не решаясь кричать в полный голос, позвал его Касим. – А! Дьявол! Несносный мальчишка! Тебя ж прикончат!

– Возвращайся к Мирзе! Я пойду один! Пусть убьют только меня!

Видя, как парень скоро спускается вниз и уже скрывается за разлапистыми кустами можжевельника, Касим выругался. Он боролся с собой недолго. Решившись, принялся спускаться ниже, вслед за Юсуфом.

Глава 13

– Складно этот твой душман болтает, – задумчиво сказал Муха, когда мы со старлеем рассматривали небольшую карту «Темняка», зажатую в офицерском планшете.

На карте, между схематично обозначенными ущельями и горами, петляла выведенная карандашом змейка – дорога, о которой нам рассказал Захибзад.

Муха оторвался от карты. Заглянул в распахнутый задний люк БТР, перед которым мы с командиром и рассматривали карту.

Внутри, под конвоем, сидел душман. Лицо его оставалось понурым. Он опустил голову и плечи. Пограничники отняли у него все оружие и большинство личных вещей. Только и оставили что шаровары с рубахой, обувь – видавшие виды кеды, да пыльную чалму с полевой импортной курткой.

– Значит, вот так он предлагает нам пойти, – Муха повел кончиком карандаша по новой линии короткой дороги. – Считай, напрямик. Ну а мы собирались так.

Старлей указал на старое, размеченное на карте направление движения. Добавил:

– Тут крюк получается как надо.

Муха вздохнул.

– Ну и как ты ему веришь, Саша?

Я поджал губы.

– Похоже на правду. Если завернуть здесь, то можно пройти по кромке «Каменного Мешка», да так, что скалы скрывают путь от наблюдения с «Вертушки». А потом и вовсе покинуть ущелье.

Муха присмотрелся повнимательнее.

– И правда. Похоже на то.

– Дорога настоящая, – констатировал я. – Но знаешь что, Боря? По мне, так вопрос не в том.

– А в чем?

– В том, насколько она опасная. Если тут возят грузы, значит, ущелье хорошо охраняют. Идти по ней будет тяжело.

– Тут везде идти тяжело, – отмахнулся Муха.

– Но больше всего меня беспокоит вот это место.

Я указал туда, где на карте ущелье сужалось. Метров сто-сто пятьдесят оказывались настоящим «бутылочным горлышком», в котором враг наверняка устроил засады или оборонительные огневые точки.

– Да, я заметил. Но если там ходят грузовики, то пройдут и бронемашины. Плюс, оно невелико по протяженности. Можно миновать.

– Там точно будет засада, – констатировал я.

Муха покивал.

– Но если пойдем так, это сэкономит часов шесть, а то и все восемь.

– Придется прорываться с боем.

Муха приподнял бровь. Многозначительно глянул на меня.

– Саша, ты притащил языка, настоял на его немедленном допросе, а теперь, будто бы, сам отговариваешь меня идти по этому короткому пути. Это что за дела?

– Хочу убедиться, – я ухмыльнулся, – что ты осознаешь все сложности, которые мы вполне возможно испытаем на этой дороге.

Муха тоже хмыкнул.

– А меня, по-твоему, когда-то пугали сложности?

– А разве я сказал именно это? Бойцам нужен уверенный командир, который знает, куда их ведет. И понимает, что делать, если придется прорываться с боем. Знай, Боря, что я бы пошел по этому пути. Но ты… Если ты хоть чуть-чуть сомневаешься в своих силах. Если хоть на миг чувствуешь, что колеблешься – откажись.

Видя мое серьезное лицо, Муха, не думая ни секунды, проговорил:

– Чем быстрее мы выберемся из этого проклятого места, тем лучше.

Признаюсь, именно такого ответа я и ждал. Что ни говори, а решительности Борису Мухе не занимать. И мне эту решительность нужно было только укрепить. Сыграть на его чувстве собственного достоинства.

– Имей в виду, Боря, – сказал я. – Всему взводу придется рискнуть. И может получиться так, что даже я не смогу помочь тебе в решающий момент. Ты это понимаешь? На нашем пути может появиться все, что угодно: засады, мины, душманские ловушки. Все это придется преодолевать.

Муха не разочаровал.

– Вспомни, какой путь мы уже проделали. И на всем его протяжении были и засады, и мины, и душманские ловушки.

Вдруг Муха задумался. Проговорил:

– К тому же… К тому же душман говорит, там ходят грузовики с оружием. А что, если нам удастся перехватить такой грузовик? Тогда мы получим прямое доказательство тому, что в пещерах есть оружие. Много оружия.

Я улыбнулся.

– И верно, – кивнул я, когда увидел, что ход мысли командира идет по правильному пути, – получим.

– Ну тогда решено, – Муха сунул планшет в свою командирскую сумку. – Идем коротким путем. Саня, распорядись, чтобы бойцы проверили и пополнили личный боезапас, а экипажи бронемашин – боезапас орудий.

– Есть, товарищ старший лейтенант, – с улыбкой проговорил я.

* * *

Сахибзад томился в брюхе советского БТРа. Внутри было прохладно. В открытых люках гулял неприятный горный сквозняк.

Грубый, плоский ремень неприятно натирал руки. Ткань шаровар позорно липла к ногам. Но к этому, казалось, Сахибзад уже привык.

Он не рисковал смотреть в злые, поблескивающие ненавистью глаза конвоира, сидящего рядом, через сидение. Однако постоянно чувствовал на себе его неприятный взгляд.

Сахибзад боялся.

Он боялся конвоира. Боялся шурави, ходивших снаружи. Боялся рассказывать советским солдатам про короткий путь. Боялся того, что может приключиться с ним, если он попадет в КГБ, о котором среди моджахедов ходило так много злых слухов.

Но больше всего остального он боялся того, что будет, если он попадет к своим. К своим, которые рано или поздно узнают о его предательстве, о том, что он убежал, когда остальные моджахеддин сражались в неравном бою. Хотя… Было совсем не исключено, что они уже знают.

Когда шурави, схвативший его в пещере, вел его к своему командиру, Сахибзад постоянно прокручивал в голове изощренные, страшные картины казни, которые могут ждать его в том случае, если он попадет в руки моджахедин.

Сахибзад боялся, но он не был трусом. Старый моджахед до мозга костей оставался тем, кем и являлся в действительности – торговцем. И даже в отчаянный момент, когда всякий разум отказывался здраво мыслить, а полагаться можно было лишь на звериные, заложенные в человеке инстинкты, Сахибзад себе не изменил.

Его слова, его предложение рассказать о короткой, тайной дороге Забиуллы, пусть и были отчаянными и порывистыми, но несли в своей основе одно – расчет. Не холодный, сознательный расчет, а чисто эмоциональный, отчаянный.

Ровно так же, как человек одергивает руку, когда обожжется, и Сахибзад выдал шурави важные сведения, подсознательно понимая, что это может его спасти.

«На Каменной Глотке будет бой, – думал он, когда, несмотря на страх и угнетенное состояние, смог более-менее здраво мыслить, – они не пройдут Глотку без боя. Совершенно точно не пройдут. Посты их заметят, и тогда…»

И тогда у него будет шанс спастись. Шанс выбраться из лап шурави в неразберихе боя. Шанс спрятаться в многочисленных пещерах. И переждать.

«Главное, – снова подумал Сахибзад, – чтобы они решились идти по дороге Забиуллы. А еще… Чтобы не свернули у Ветренного Хребта, минуя Глотку…»

* * *

Алим сидел в стороне.

Если у бронемашин по большей части кипела деятельность, то здесь, под кривой, сухонькой ивушкой, у подножья невысокой скалы он чувствовал уединение.

Пусть, чтобы попасть сюда от машин, нужно было пройти каких-то тридцать метров, пограничники не ходили. Не ходили, даже когда им еще не поступил приказ проверить патроны и машины. Будто бы знали, что Алиму нужно какое-то время побыть в одиночестве.

Алим не понимал, нужно ли. Ведь чувствовал он не потребность в уединении, а страшное, грызущее изнутри чувство вины. Вины за то, что заставил этих бойцов рисковать жизнями, чтобы вытащить его. Вины за то, что слишком много рассказал о нем. О Саше.

– Он из-за тебя весь взвод на выручку завернул, а ты… – пробормотал Алим на пушту, – а ты предал…

Канджиев уставился на перебинтованную, оставшуюся без ногтей руку.

«Этого мне мало, – подумал он, – слишком мало. Лучше бы мне было помереть в той пещере. Разозлить их, чтобы убили. Но я не мог».

– Слишком боялся, – снова пробормотал он.

Из собственных мыслей его вырвал хрустящий звук шагов. Алим обернулся. И тут же испугался. Отвел взгляд.

К нему шел Саша Селихов. Усталый, но собранный, он шел к Алиму не как старший сержант. Не как командир. А как друг. Алим видел это, и от того на душе у него сделалось еще хуже.

– Алим, ну как ты? – спросил Селихов.

Алим на мгновение, как бы инстинктивно, поднял глаза. Тут же встретился со взглядом Саши. В его взгляде, в его движениях не было ни обиды, ни презрения, которых мог бы ожидать Алим. Лишь спокойная уверенность человека, будто бы видавшего подобное… много раз.

Селихов молча приблизился. Тоже уселся под иву, на соседний камень. Уселся немного спиной к спине Алима. Так, чтобы тому не приходилось заглядывать Саше в глаза. Так, будто бы знал, как следует себя вести в подобной ситуации.

– Будешь? – спросил он.

Алим обернулся, стараясь не заглядывать в лицо Селихову. Заметил, что тот протягивает ему пачку «Беламора».

– Закурил что ли? Никогда ж не курил, – сказал Алим, немного понуро.

– Нет. Попросил у парней тебе передать. Отведи душу.

Алим молча взял пачку и спички. Достал папиросу. Закурил.

Молчали долго.

– Спасибо, что пришел за мной, Саш, – глухим, хрипловатым голосом проговорил Алим, выдыхая дым.

– Да не за что. Чай не первый раз друг друга выручаем.

– Я им все про тебя рассказал, Саша, – резко, почти с вызовом в голосе сказал Алим, немного повременив, – все, что знал. Как ты воюешь. Что ты за человек. Про Шамабад. Они вырывали мне ногти, Сашка. По одному. А я… я трещал, как сушеная хворостина. И все им вываливал.

– И что из того? – вдруг спросил Саша.

Этот спокойный, равнодушный ответ поразил Алима. Он ожидал презрительности, привычной колкости в словах и тоне, которые и раньше слышать от Саши Селихова в подобных случаях.

Алим аж выпрямился. Обернулся.

– Как… что? Я же… Я же предал! Я сломался! Из-за меня они могли тебя подловить, зная твои повадки! А ты… ты еще и взвод за мной привел! Рисковал всеми! Из-за такого… как я.

Селихов не ответил. Алим видел, как он поднял голову. Как посмотрел на сухие, лишенные листьев жгутики ивовых веток.

– Алим, послушай меня. Внимательно. Есть вещи, которые важнее, чем любая информация.

Алим не понял. Нахмурившись, отвернулся. Так, будто бы обиделся.

– Ты не виноват. Ни в чем. Под пытками не устоял бы никто. Ни я, ни Муха, ни самый крутой спецназовец, – продолжил Саша после небольшой паузы, – у каждого человека есть предел. Твой предел – это не твоя вина. Это данность. Как сила тяжести.

– Но…

– Я тебе больше скажу, – перебил его Саша, – ты совершил подвиг.

– Какой, к черту, подвиг⁈ Я сдался! – разозлился Алим.

– Ты продержался. До последнего, – спокойно продолжил Саша, будто бы и не заметив его вспышки. – Ты заставил их тратить на тебя время и силы. Ты заставил их применить пытки. Каждая секунда, что они возились с тобой, была секундой, которую они не тратили на планирование атак на наших. Ты не сдался. Ты измотал врага. А потом… потом твое тело просто не выдержало. Это не сдача. Это – ранение. Тяжелое ранение. А мы своего раненого не бросаем. Никогда.

Алим не смотрел на него. Он чувствовал, как откуда-то из глубины его души к горлу поднимается острый, неприятный ком. Как слезы начинают нещадно щипать глаза. Алим отвернулся еще сильнее, быстро утер глаза и щеки предплечьем левой руки.

А потом он вдруг почувствовал руку на своем здоровом плече. Рука Селихова была твердой, но сжала плечо аккуратно.

– И насчет взвода… Решение вести взвод был моим. И риск был мой. Потому что один человек, один настоящий товарищ – это уже не просто «единица». Это – целый мир. И если мы начнем друг друга бросать, то зачем тогда все это? Зачем эта война, эта служба? Мы тогда хуже зверей станем. Асих так и считал. А мы – нет. Потому мы с тобой сегодня живы, а он – умер. И точка.

Селихов встал.

– Я, собственно говоря, что пришел-то, – проговорил Саша совершенно будничным тоном. Не было в нем, в этом тоне, никакой прежней глубины, никакой прежней мудрости. – Командир приказал тебе с нами идти. Ранения у тебя легкие. Ни времени, ни возможности организовать тебе эвакуацию больше нет.

Он помолчал немного. Алим так и не решился взглянуть на Сашу.

– Как отдохнешь, – сказал Селихов, – приходи ко мне. Выдам тебе чего-нибудь трофейного. И патронов вдобавок. Твой острый глаз и слух нам пригодятся. А твоя интуиция – и подавно. Повоюем с тобой еще чуть-чуть. Как на Шамабаде. Как в старые добрые.

Алим снова не ответил, борясь с собственными слезами.

– Ты только не засиживайся, – бросил Селихов, направляясь к бронемашинам. – Посиди чуть-чуть и будет. Скоро отбываем.

– Как в старые добрые, – в очередной раз утерев глаза, тихо прошептал Алим.

* * *

– Ну че, как тебе тут курится? – укоризненно спросил Самсонов.

– Чего? – не понял Бычка.

Явно погруженный в собственные мысли, он мирно курил, выпуская в воздух облачка душистого табачного дыма. Именно таким Самсонов и застал Бычку у колеса одного из БТРов.

– Чего-чего… Хер через плечо. Закурить командиру не предложишь?

Бычка нахмурился.

– Виноват, товарищ сержант, – проговорил он хрипловатым, недовольным тоном. Потом достал из кармана на груди пачку «Примы». Предложил Самсонову.

Тот взял пару сигарет. Одну сунул за ухо. Другую – в губы. Закурил.

– Говорили мне, что тут, у вас во взводе, лихие парни служат. Но я, чесслово, и не думал, что настолько.

Бычка совсем растерялся, не понимая – похвала это или же сержант выражает таким образом свое недовольство. Потому Саша просто смолчал.

– Ты, Бычка, не хочешь перед старшим по званию извиниться? А? – наконец спросил Самсонов, когда не дождался ответа от Бычки.

– Извиниться? – мрачно удивился Бычка. – Это ж за что извиняться-то, товарищ сержант?

Самсонов вздохнул. Посмотрел на Бычку ледяным взглядом. Вынул из губ сигарету. Выдохнул дым.

– А у тебя, Бычка, как я посмотрю, память-то коротковата, да?

Бычка не выдержал неприятного, надменного тона командира.

– Говорите толком, что вам не так? – раздраженно проговорил он в нос. – Чего вы ко мне привязались?

– Стать смирно, боец! – вдруг приказал Самсонов.

Бычка сначала не понял, но когда Самсонов рявкнул: «Смирно!», то Бычка вытянулся по струнке.

– Ты че, запамятовал уже, че вытворил недавно? Когда мы Селихова твоего искали, а?

Бычка с искренним непониманием глянул на Самсонова.

– Бараном старшего по званию обозвал! Вот что!

Саня Бычка смутился. У него совершенно вылетел из головы этот мимолетный эпизод. Он просто-напросто совершенно забыл о том, как в сердцах рявкнул на новенького сержанта, когда тот открыл по Селихову и его языку огонь.

– Если дело в этом, – угрюмо сказал Бычка, – то не горячитесь, товарищ сержант. Вырвалось у меня. Виноват. Вы ж тогда чуть Сашу Селихова не застрелили, ну я и…