Текст книги "Меж двух огней (СИ)"

Автор книги: Артём Март

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Девочка уставилась на мою сумку. Уставилась с нескрываемым недоверием, но все же перестала шарить рукой. А потом позволила осмотреть ногу. Вернее будет сказать, не препятствовала этому. Однако взгляд ее оставался недоверчивым и колким.

Я аккуратно подвернул край штанины ее шароваров.

– Так… – буркнул я, осматривая распухший голеностоп и посиневший сустав. – Не перелом. Скорее всего растяжение. Связки повредила. Будем надеяться – не порвала.

Девчушка наблюдала за тем, как я рылся в аптечке. Пусть с личика ее и не сходила злая мина, во взгляде уже проступала, если и не надежда на помощь, то легкое любопытство.

Пусть и не сразу, но девчушка позволила мне сделать укол анальгина – пара тюбиков-шприцов была у меня в аптечке. Затем я полил ей ногу водой, чтобы охладить.

– Давай мне без глупостей, – строго пригрозил я, – ногу нужно обездвижить. Шину наложить. Так что не двигайся. На вот. Пожуй лучше, пока я найду подходящие палки.

С этими словами я протянул ей пачку галет. Девчонка приняла их без колебаний, однако все равно вырвала еду диковатым, резким движением.

Я стал подниматься на ноги. А потом застыл на полудвижении. И бросился за камень, накрыл девочку своим телом. Та было зашипела, но я почти сразу зажал ей рот рукой. Перетерпел болезненный укус.

– Тихо ты, дурында, – просипел я сквозь зубы, – тихо, не шевелись. Ни то оба помрем. Тихо…

Я сильнее вжал ее в землю. Вжался под камень сам, стараясь занизить наш профиль.

– Мака ху кучо да истрарей, – донес до меня ветер чужой голос.

Из-за небольшого каменного хребта к нам поднимались душманы.

Глава 24

Я не видел, сколько душманов поднимались по склону, пробираясь совсем недалеко от нас. Прежде чем залечь, успел заметить лишь то, как из-за камней показался паколь одного и высокий тюрбан другого.

Душманы шли беззаботно. Празднo переговаривались о чем-то. Голоса врагов доносились до моего уха приглушенными, плохо разборчивыми. Праздный их тон, тем не менее, говорил мне о главном – они не успели заметить ни меня, ни девчонки. И это было хорошо.

Девчушка егозилась подо мной недолго. Недолго сопротивлялась тому, что я пытался как можно сильнее вжать ее в землю. Она довольно быстро распознала, что к нам приближаются враги. И затихла.

Я почувствовал, как разжимаются ее зубы, больно стискивавшие подушечку моей ладони.

С трудом она повернула голову. Мы встретились взглядами. Сначала ее глаза округлились от удивления и страха. Но, когда она прислушалась, то в них снова появилось сосредоточенное выражение осторожного охотника.

Я приложил палец свободной руки к губам. Потом медленно и тихо отнял ладонь от ее губ. Как я и ожидал, она проявила благоразумность и не стала кричать. Лишь дышала быстро и прерывисто, словно какой-то хищный пушной зверек.

А тем временем голоса душманов зазвучали гораздо ближе, чем раньше. Я напрягся. Аккуратно и тихо снял с плеча ремень автомата. Подтянул оружие повыше. Положил себе на грудь.

Если раньше я слышал только голоса, то спустя полминуты улавливал и хрустящие звуки шагов, когда кто-нибудь из врагов наступал на каменную крошку. Не прошло и минуты, как до нас донеслось бряцание оружия. Они были близко.

Девочка задышала еще быстрее. Всем телом я чувствовал, как скоро, даже бешено колотится ее сердце. Девочка отвернула лицо, прижалась щекой к земле, будто бы не желая смотреть на приближающуюся опасность.

А я, напротив, наблюдал. Мне пришлось аккуратно высвободить левую руку из-под девчонки, чтобы можно было нормально держать автомат.

Духи проходили где-то прямо над нами. Если бы не складка местности и камень, за которыми мы затаились, они несомненно уже заметили бы нас. А сражаться с противником, чью численность разведать заранее я не успел, да еще и из такого неудобного положения, у меня не было совершенно никакого желания.

Но главным было даже не это обстоятельство. Главным было то, что сейчас я отвечаю не только за себя. Сейчас я отвечаю еще и за девчонку. Раненную, неподвижную, слабую. Девчонку, которая станет обузой в бою, но одновременно с тем, моя совесть не позволит мне ее бросить.

Но к счастью, душманы проходили мимо. Проходили тихо, спокойно. Мирно болтали о чем-то.

Вдруг я услышал, как среди них завязалась какая-то словесная перебранка. Трое, судя по голосам, духов, принялись о чем-то спорить едва ли не у нас над головами. А оттого они остановились.

Спор развивался быстро. Духи покрикивали друг на друга. Звуки их речи на дари то и дело приобретали нотки какого-то неприятного, ядовитого шипения.

Я стиснул автомат покрепче. Затаил дыхание, внимательно прислушиваясь к каждому жесту. К каждому движению врагов.

Потом решился медленно, аккуратно повернуться на полкорпуса. Слегка помог себе локтем. И увидел их.

Скрытые по пояс складкой местности, духи высились над нами. Один стоял спиной. Лица я не видел, лишь выцветший светло-синий паколь, что он носил. Другой оказался боком. В глаза бросился его профиль. А особенно – длинный, но кривой от сильного перелома нос. Дух спорил с первым. При этом голос его звучал так, будто душман страдал от сильного насморка.

Третий стоял немного дальше, и я мог наблюдать лишь его объемный, грязноватый тюрбан, несомненно бывший когда-то очень белым.

Троица ругалась о чем-то и, казалось, даже и не думала удаляться. Судя по тому, что из-за пределов моей видимости доносились и другие голоса, врагов было больше трех.

Вдруг носатый толкнул обладателя паколя в плечо. Тот ответил ровно тем же. Третий вмешался, унимая обоих. Духи на мгновение подняли вой. Мне даже показалось, они сейчас подерутся.

Девчонку это напугало. Признаюсь, я даже удивился, когда она прижалась ко мне, словно воробушек, ищущий защиты от холодного дождя. Удивления, конечно, я не выдал. Лишь продолжал наблюдать за душманами.

Душманы не пустили в ход кулаки. Хотя, как мне показалось, были на грани. Все потому, что их остановил властный, хрипловатый голос, обладатель которого находился за пределами видимости.

Духи успокоились почти сразу. Чуть-чуть пошипели друг на друга, заминая ссору. Я украдкой выдохнул, не ослабевая, тем не менее, концентрации. Оставаясь готовым в любой момент вскинуть автомат и открыть огонь.

Потом паколь вдруг ушел, скрылся из поля зрения. За ним скрылся и тюрбан. Лишь носатый зло фыркнул и последовал было за остальными. Душманы стали уходить.

Девочка будто бы почувствовала это. Она несколько расслабилась, но не совсем. Попыталась обернуться, чтобы посмотреть, что ж там творится, неудачно пошевелилась и… пискнула от боли в ноге. Немедленно зажала себе рот руками.

Я стиснул зубы. Приподнял автомат, когда носатый, который почти было исчез, замер на месте. И направился к нам.

Его шаги сначала захрустели по камням. Потом зашелестели по траве. Дух замер прямиком над нами. Я смотрел точно на него. Медленно поднял автомат, направив ствол на врага. Но стрелять не спешил.

Все потому, что дух не смотрел на нас. Он застыл над нашим укрытием, словно высоченный великан. Я даже видел его большие, но кривые ноздри – одна меньше другой.

Дух рассматривал склон. Казалось, даже и не думал смотреть себе под ноги. А стоило ему опустить голову – и вот они мы. Как на ладони.

Душман повел взглядом по каменистой осыпи. Уставился куда-то вдаль, на горы. Прислушался. Я положил палец на спуск. Девочка дрожала, не осмеливаясь смотреть на него.

Еще движение, одно-единственное движение, и он нас заметит.

«Придется стрелять», – думал я, прогоняя в голове возможные варианты развития событий и соображая, как мне поступить, если сейчас закрутится на полную катушку.

Нас спас хриплый, уже знакомый мне голос. Он донесся откуда-то сверху. Душман немедленно обернулся. Ответил внос, своим немного скрипучим голосом. Ответил, будто отмахнулся. Но все же послушался и в следующее мгновение исчез. Последовал за остальными.

Без движения мы лежали еще несколько минут. Слушали уходящих в горы духов. Привстать и осмотреться я позволил себе только тогда, когда их голоса окончательно стихли.

Девочка тоже порывалась встать, но я остановил ее жестом. Честно говоря, я не ожидал, что этот запуганный зверек послушается меня. Но она послушалась.

– Нужно уходить, находиться тут опасно, – негромко проговорил я, все еще глядя наверх, туда, где душманы скрылись за большой, похожей на тупорылый нос кашалота скалой.

Когда я глянул на девушку, то заметил, что она так и не пошевелилась. Так и лежала, чуть приподнявшись на локтях. Лицо ее было напряжено. В ответ она смотрела исподлобья.

Я протянул ей руку.

– Нужно уходить, – проговорил я спокойно.

Девушка выдохнула. Зрачки ее скакнули вниз. Как бы не осмеливаясь заглядывать мне в лицо, она все же взяла меня за руку.

Когда я взял ее на руки, девочка зашипела от боли. Успокоив ее голосом, я аккуратно понес девчушку ниже по склону. Приходилось идти медленно, следить, куда ставлю ногу. Нередко мы останавливались. Нога начинала донимать девочку так, что она требовала опустить ее на землю.

Я прекрасно знал, что с таким ранением она не сможет выдержать долгий переход без остановок. Да и мучать ее мне совсем не хотелось. Потому я остановился уже спустя минут десять пути, когда нашел более-менее укромное, укрытое от наблюдения сверху место.

Таким местом стала поросшая можжевельником и чахленькими, низкими ивами каменная плита. Она оказалась достаточно широкой, чтобы растениям было за что уцепиться на ее поверхности. Но самое главное – образовывала достаточно высокий козырек, в две трети человеческого роста.

Неся девочку, я аккуратно спустился под плиту по скользковатой каменистой осыпи. Положил девчонку в сырой, но укрытой от чужих глаз тени.

Дальше, с помощью двух более-менее ровных палок и бинтов из моего единственного ИПП, соорудил ей на ногу шину.

Пока фиксировал палки, девочка шипела и фырчала, кривилась от боли. Но не сопротивлялась.

– Вот и сходил, что называется, на американца, – вздохнул я, заглядывая в ее огромные темные глаза.

Девушка насупилась. Однако теперь она смотрела без страха. Не пыталась отводить взгляда.

Я уже давно заметил, что от нее пахло преимущественно дымом и землей, как от существа, живущего в норах. Однако придал значение этому запаху только сейчас, в спокойной обстановке.

Неизвестно было, что случилось с девчонкой, раз уж она оказалась тут одна. Неизвестно, как долго девочка выживала в горах. Однако, судя по ее внешнему виду, состоянию и запаху, ей пришлось провести в Темняке не меньше нескольких дней.

И как ни странно, она выдержала это испытание достаточно умело. Раз уж осталась жива и не попалась духам.

Я улыбнулся ей. Девочку, кажется, это удивило.

– Саша, – проговорил я, приложив пятерню к груди.

Она непонимающе нахмурилась.

– Саша, – повторил я и теперь похлопал себя по карману бушлата.

Девочка так и не ответила.

– Ну, – беззаботно пожал я плечами, – не хочешь знакомиться, и не надо.

С этими словами я потянулся за своей фляжкой. Заметил, как девочка уставилась на нее жадноватым взглядом. Как сглотнула.

– Пить хочешь? – спросил я. – Я тоже. Да только воды у нас нету. Все на твою ногу ушло.

Девочка облизнула обветренные губы.

– Ладно, – вздохнул я и поправил автомат за спиной. Вернул фляжку на место. – Здесь, чуть повыше, я видел родник. Схожу воды набрать. А ты будь здесь. Сиди тише воды, ниже травы.

Я глянул на ее стянутую шиной ногу. Хмыкнул.

– И никуда не уходи.

Родник пробивался сквозь пару больших камней, образовывающих на своем стыке крохотную пещерку. В пещере плескалось маленькое озерцо, почти лужа. Оно спускалось вниз со склона маленьким, едва заметным между камней ручейком.

Я подставил фляжку под родник. Принялся набирать. Задумался.

Со следа американца я ушел уже давно. Еще в тот момент, когда заметил девчонку за камнями. Конечно, теперь никакой речи о том, чтобы продолжать преследование, уже не шло. Я не могу бросить девчонку тут, в горах. Бросить и просто уйти. Придется возвращаться вместе с ней ко дну ущелья, к дороге. Муха, наверняка, уже добрался до отделения Самсонова. Более того, он наверняка отправил за мной разведгруппу.

«Ох и разозлится же старлей на меня за то, что сам ушел в погоню, – подумал я с улыбкой. – Возможно, даже наорет. Ну ничего. Пускай хоть так душу отведет».

Улыбка быстро сошла с моих губ, когда в кристально чистой воде озерца, кроме своей собственной расплывчатой тени, я увидел еще одну, крадущуюся за моей спиной.

Я среагировал мгновенно: обернулся, сходу схватил занесенную в низком ударе вооруженную ножом руку. Это был ломоносый душман. Глаза его горели безумным гневом. В страшной гримасе он показал мне гниловатые зубы.

Я не растерялся, остановил метящую мне в живот руку с ножом, а потом, любимым манером, впечатал ему лбом прямо в зубы и нос.

Хрустнуло.

Душман покачнулся, потерял нож. Завыл от боли, хватаясь за окровавленное лицо. Я успел заметить, что его сломанный, длинный и кривой нос от удара вывернуло в другую сторону.

Попятившись, он рухнул спиной на камни. Я тотчас же оказался сверху и, не думая ни секунды, вонзил ему в грудь собственный нож. Мне потребовалось два удара. Оба – в сердце.

Душман захрипел, оплевал собственный подбородок кровью и зубами, а потом затих. Глаза его остекленели.

– Сукины дети… – прошипел я, вытирая клинок о сгиб локтя. – Видать, все же заметили нас. Заметили меня и…

Я не договорил. Не договорил, потому что мысль оказалась быстрее слов. Не теряя времени даром, я помчался вниз по склону. Туда, где оставил девочку.

На первый взгляд плита, послужившая нам укрытием, казалась все такой же безмятежной. Однако я не дал себя обмануть. Метров за пятьдесят до нее я принялся двигаться короткими перебежками – от укрытия к укрытию. Тем не менее, я не заметил нигде поблизости засады. Не заметил врага, что мог бы взять меня на мушку.

У плиты я и вовсе полез по-пластунски. Продвигался медленно, стараясь не сильно шуметь насыпавшейся на застелившую камень плиты почву хвоей.

Когда медленно, незаметно добрался до ее края, увидел ровно то, что и ожидал.

Два душмана сидели с девчонкой. Я узнал обоих – один, тот что был в пакое, другой – в тюрбане.

У обладателя паколя оказалось очень бугристое, очень рябое лицо. Он схватил девчонку, зажал ей рот рукой и приложил нож к горлу. Второй сидел рядом, направил автомат вперед, ожидая, видимо, что я приду именно оттуда. Не очень осмотрительно, учитывая, что под плиту можно было спуститься и с тыла.

«Ждут меня, падлы, – разум прострелила быстрая, как выстрел, мысль. – На случай, если их дружок со мной не разделается. Ну что ж. Ждете? Получайте».

Я просто спрыгнул на них сверху.

Схватил обоих за одежду, повалил. Вооруженный душман при этом разразился длинной, бестолковой очередью в небо. Второй вдруг сначала сдавленно, а потом во всю глотку заорал.

Я схватил вооруженного за автомат, несколько раз ударил ножом в грудь. Дух задергался, заскреб каблуками ботинок о камни. Руки его ослабли. Я легко вырвал АК.

Когда перехватил оружие так, чтобы ударить второго в лицо, увидел призанятнейшую картину: душман вцепился в девчонку так, словно она оказалась под напряжением и не отпускала духа. А при этом он выл и шипел сквозь зубы от боли. А все потому, что девочка тоже вцепилась в него. Вернее – в предплечье и кисть. Ногтями и зубами. И нещадно, до крови, грызла сжимающую нож ладонь.

Я врезал духу по лицу прикладом. Врезал и почувствовал, как в момент удара вместе с моим движением на душмана выплескивается и холодная, накопленная в душе ярость. Злость на американца. Злость за то, что он сбежал. За то, что он убил Саню Бычку.

Удар получился излишне сильным.

Тяжелый, деревянный приклад душманского АК-47 врезался в скулу духу с такой силой, что лицевая кость немедленно треснула. Не успел я опустить оружия, как заметил, что глаз духа уже покраснел от наливающей его крови.

Душман заболтал головой и почти сразу обмяк. Девочка тут же вырвалась из его хватки. В руках ее мелькнул неведомо когда выхваченный каменный нож.

Прежде чем я смог унять ее, девочка умудрилась нанести ему два или три удара камнем в лицо. Умудрилась превратить его физиономию в нечто, отдаленно напоминающее винегрет.

– Тихо-тихо… Тпру… – оттянул я ее.

Девчушка взвизгнула, замахала руками. Когда я отпустил, она машинально отползла, прижалась спиной к сырой, землистой стене под плитой.

– А тебе, – ухмыльнулся я, осматривая изуродованный душманский труп, – а тебе палец в рот не клади, да?

Девочка сплюнула кровь врага. Утерла покрасневшие губы. Она дышала глубоко. Глаза ее казались по-настоящему дикими, как у звереныша.

– Ладно, – посерьезнел я, осматриваясь. – Надо уходить. Их дружки могут нагрянуть сюда в любой момент.

– Махваш, – внезапно проговорила она, переводя дыхание.

Я глянул на девчонку. Вопросительно приподнял бровь.

Она шмыгнула носом. Утерла его. Потом приложила руку к груди и повторила:

– Махваш.

– Ну, будем знакомы, Махваш, – улыбнулся я. – А теперь пойдем. Надо поскорее убираться отсюда.

– Понимаю. Понимаю, что болит, – проговорил я раскапризничавшейся девчонке. – Потерпи еще немного. Мы останавливались совсем недавно.

Сидевшая у меня на закорках Махваш что-то пробормотала. Потянула меня за одежду на плече.

– Ну ладно-ладно. Давай передохнем.

Я выбрался на достаточно ровную, поросшую низенькой, темно-зеленой травой полянку. Помог девочке опуститься на землю. Сел рядом. Отдал девочке фляжку. Пока она пила, осмотрелся.

А потом заметил, как что-то блестит в траве.

Я медленно поднялся. Махваш напряглась, заметив это. Отняла фляжку от губ.

Когда я приблизился к предмету, сразу понял, что это такое.

– Он был здесь, – прошептал я тихо.

А потом опустился и поднял потерянный американцем «Вальтер ПП».

Глава 25

«Он был здесь», – мысленно повторил я, глядя на потерянный американцами пистолет. «Вальтер», заключённый в блестящий, словно бы хромированный корпус, нёс на затворной раме надпись на латыни. «Удача любит смелых», – гласила эта надпись.

Видимо, пистолет был наградным, а Стоун, когда-то, служил в морской пехоте США.

Я нахмурился. Медленным, неторопливым, но чётким движением извлёк магазин, в котором не было больше ни единого патрона. Потом вернул его на место.

Почувствовал, как тихая, расчётливая, но холодная, словно лёд, ярость снова поднимается в душе. В голове немедленно вспыхнула картинка. Яркая и внезапная, словно дульная вспышка. Ночь. Склон. Темнота. И выстрел. Одинокий, внезапный, предательский. Тень Бычки, складывающаяся пополам, когда пограничник поймал пулю и упал на землю.

Я стиснул зубы.

Ощутил сильное, практически непреодолимое желание возобновить моё преследование. Возобновить мою охоту. Казалось, ничего больше не имело значения: ни раненая девочка, найденная мною в горах; ни взвод «Мухи», так и не дошедший до точки встречи к моему уходу; ни отделение Гриши Самсонова, которых я оставил на дне ущелья, у колонны. Ни даже основная боевая задача.

Значение имел только американец. Только этот подонок, причастный к смерти Бычки, причастный к тому, что наш взвод вынужден прочёсывать это проклятое место. Причастный к гибели парней. К тому, что многие из них терпят ранения. А ещё причастный к «Пересмешнику».

Он, этот американец, виделся мне сейчас корнем многих испытаний, что пришлось нам перенести и на Шамабаде, и тут, в Афганистане. Виделся ключом ко всему.

И я должен был схватить его. Схватить, чтобы выбить информацию. Чтобы полностью понять общую картину. И чтобы отомстить за всё, что перенёс я и мои товарищи в этой войне. И за тех, кто вынести всего не смог.

Я сунул пистолет в карман, принялся быстро, внимательно осматривать поляну, на которой мы с девчушкой остановились.

Почти вся она обросла ковром невысокой, тёмноватой травы. Однако тут и там в этом ковре проглядывали широкие прогалины земли. Кое-где земля была каменистой, облизаннной высокогорным ветром. Но встречались и сырые, потемневшие от внутренней влаги прогалины. Видимо, где-то под землёй пролегал родник, чьи воды размягчали почву.

Именно в одном из таких мест я и нашёл следы: отпечатки ботинок, отпечатки другой обуви, имевшей более лёгкую, плоскую подошву. Скорее всего спортивной. А ещё следы волочения тела.

Я принялся быстро сканировать окружающее пространство, будто бы снова впал в то осознанное, но подходящее на транс состояние наивысшей концентрации, в котором пребывал, когда гнался за американцем.

В то состояние потока, иногда проявлявшееся и ранее в моей жизни, чаще всего в моменты наивысшего напряжения физических и духовных сил.

Теперь значение имели лишь следы и их анализ. Я тщательно выискивал их, отмечал их форму, глубину и расположение. Высчитывал направление движения, искал отпечатки крови.

– Крови нет, – проговорил я тихо себе под нос. – Значит, его не убили. Не ранили.

Я быстро сложил в уме два и два и понял, что здесь произошло.

Надо было отдать должное американцу: он проделал немалый путь, добрался почти до середины склона. А потом, судя по следам примятой травы, упал без сил. Здесь его и отыскали душманы. И, очевидно, совершенно не те, что состояли под командой Стоуна.

Его отыскали духи, которых он не знал. Потому-то его и схватили. Схватили грубо, бесцеремонно, как пленника. Однако американца не убили. Просто оглушили и унесли тело куда-то в горы. И я уже примерно понимал, куда следует двигаться.

Я поднял голову, устремил взгляд вверх, к каменистой, скалистой вершине, что повисла в многих сотнях метров над нами. А потом услышал деловитый, даже несколько дерзкий оклик. Обернулся.

Это была Махваш. Девочка сидела на травке, вытянув повреждённую ногу и опираясь одной рукой о землю. Второй она прижимала мою фляжку к груди. Взгляд её выражал настороженность и полнейшее непонимание того, что происходит.

– Эй! – снова окликнула она несколько требовательно.

Я выдохнул, поджал губы.

«Если я пойду сейчас, – пронеслось у меня в голове, – то вполне вероятно, уже к вечеру вычислю, куда увели американца. Вычислю душманов, которые схватили его».

И что-то подсказывало мне, что духи, на которых мы с Махваш наткнулись, вполне возможно как-то связаны с пленителями Стоуна.

Оставалось только решить, как поступить с девочкой.

Первой мыслью стало найти укромное место где-то в горах, поближе к нашему местоположению и оставить Махваш там. Дать ей немного воды и еды. А потом броситься в погоню.

Из задумчивости меня снова вывела девчушка. Она зашипела от боли, робко ощупывая перевязку.

Я глянул на девочку. Сейчас, в этот самый момент, она казалась совершенно беспомощной. Взгляд её, направленный на её собственную рану, был полон задумчивого опасения. Если не сказать страха.

«Теряешь хватку, Паша, – подумал я. – Злость совсем застила тебе глаза. Неужто ребёнка бросишь в этих горах?»

Я быстро взял себя в руки, выбросил из головы все лишние мысли, а потом устало вздохнул. Поправив на плече ремень автомата, медленно зашагал к девчонке.

– Ладно, егоза, – сказал я. – Отдохнули – и будет. Надо идти дальше.

Когда я приблизился и опустился к Махваш, девчонка внезапно протянула мне мою фляжку. Что-то буркнула на дари.

– Спасибо, девочка, – принял я фляжку. Отхлебнул. Потом помог ей взобраться мне на спину.

При этом Махваш постоянно постанывала и шипела от боли.

– Не дрейфь, девчонка, – проговорил я, задумчиво глядя вниз по склону, где за изгибами, скалами и камнями ещё нельзя было рассмотреть дороги, бегущей по дну ущелья. Однако я знал – скоро она покажется. – Не дрейфь, девочка. Внизу нас ждут друзья. Они помогут.

– Стой! Оружие на землю! А, зараза! Саня, ты что ли? А кто это с тобой?

Пограничники появились внезапно. В общем-то как и подобает пограничникам. Кто-то из них выбрался из-за камней, другие, казалось, и сами походили на камни, укрывшись плащ-палатками в секрете. Сержант Геворкадзе вышел из-за невысокого, но разлапистого можжевелового куста.

Махваш, сидящая у меня на закорках, зашипела, глядя на незнакомых ей вооружённых людей. Занервничала, зашевелилась, упираясь локтями мне в спину.

– Тихо, тихо, девочка, это свои, – успокоил я её.

Сержант Геворкадзе выпрямился. Заозирался, инстинктивно ища возможного противника, укрывавшегося в скалах. Потом поправил ремень висящего на груди автомата и зашагал мне навстречу. Его сопровождали трое пограничников.

– Ну и номер ты выбросил, Саня, – проговорил Геворкадзе, когда не дождался моего ответа.

Он потёр шею, посмотрел не на меня, а на девочку.

– Это ж надо было одному в горы уйти, без всякого прикрытия?

Я никак не прокомментировал слова Геворкадзе, вместо этого улыбнулся ему. Почувствовал, как девочка тянет меня за одежду, как прижимается к спине и сдавливает талию коленями. Услышал, как очень тихо бормочет что-то на дари.

– Рад видеть, Андро. Добрались, значит, – не спросил, а констатировал я.

– Так точно, – пожал сержант плечами. – Добрались кое-как. Да только, признаться, и думать мы не могли, что вы тут впятером шороху такого наведёте. Ну и что Бычка…

Махваш вдруг заёгозилась у меня за спиной. Привычным движением потянула за одежду на плече. Она уже приучилась тянуть таким образом, когда просилась, чтобы я усадил её на землю.

Девочка почти сразу отползла чуть в сторону. Под озадаченные взгляды остальных пограничников спряталась мне за сапог.

– А у вас все целы? – спросил я, почувствовав горькую неловкость в голосе сержанта и чтобы отвести внимание солдат от Махваш.

– Целы, – он кивнул. – Муха перестраховаться решил. Да ещё и БТР этот… Зараза, а не машина. Капризная, как баба, у которой где не надо…

Сержант осекся, глядя на девчушку. Засмущавшись, прочистил горло.

Тогда мы с Геворкадзе перебросились несколькими дежурными фразами, касающимися по большей части того, почему остальной взвод задержался и как так вышло, что я вместе с отделением Самсонова умудрились остановить целый караван душманов. Не приминул Геворкадзе и задать несколько вопросов об американце и смерти Бычки. В конце концов сержант нетерпеливо спросил про девчонку и про её ранение. О том, кто она такая и как я её отыскал. Когда получил краткие ответы, проговорил:

– Уж правду, говорят, – разулыбался Геворкадзе, поправляя пыльную панаму на голове. – Удивительный ты человек, Саня. Везде себе приключений найдёшь.

С этими словами он кивнул на девочку. Потом посерьёзнел.

– Ну а американец что, ушёл?

– Как остальной взвод? – проигнорировал я его вопрос. – Что Муха делает?

Геворкадзе вздохнул.

– Кое-как умудрились выйти на связь с командованием. Ну как выйти? Через Стаканова, передали сообщение о том, что вы взяли колонну. Муха распорядился организовать оборону. Сейчас занимается осмотром местности. Считает трофейное оружие. Тела обыскивает на предмет важных документов. Ну а меня, вот, за тобой послал. Приказал разыскать.

Геворкадзе помрачнел.

– Нервничал он сильно. Думал, ты с концами пропал. Что долго нету. Но ты знаешь, что я ему сказал? Что Саня Селихов – парень крепкий. Что одного американца мало, чтоб его со свету сжить.

Вдруг Махваш подёргала меня за брючину. Что-то сказала на дари.

– А что это она хочет? – спросил Геворкадзе. – По-нашему она не говорит, да?

– Не говорит.

Остальные пограничники посматривали на девочку с интересом, но по большей части молчали. Только изредка бросали друг другу едва слышные слова, смысла которых я не разобрал.

Девочка только недоверчиво покосилась на Геворкадзе.

– Ну что ты меня боишься? Ничего я тебе не сделаю! – разулыбался он и опустился на корточки. – Голодная, поди. На вот!

Сержант сунул руку в карман, звонко пошуршал патронами, которые носил там россыпью. Наконец нащупал и достал карамельку-рачок, протянул девочке.

Махваш насупилась, глянула на Геворкадзе исподлобья, а потом взяла и совершенно бесцеремонно сплюнула ему рядом с сапогом.

Геворкадзе рассмеялся, покачал головой.

– Норовистая какая зараза, а!

– Чужих не очень жалуют, – пожал я плечами.

– А какие ж мы теперь чужие? – Геворкадзе встал, заозирался, как бы ища среди пограничников подтверждение своим словам. – Раз уж эта девчонка от тебя беду отвела, так и никакие мы не чужие уже получаемся, а даже наоборот. Очень мы ей благодарны, за то, что она тебе подвернулась. Что из-за неё ты решил вернуться.

Я хмыкнул словам Геворкадзе и подумал о том, что в принципе в определённом смысле он прав. Что пусть решительная, но порывистая погоня за Стоуном была в большей степени решением, продиктованным эмоциями, а не холодным расчётом. Порывом, с которым эта девочка помогла мне справиться, напомнив, что есть вещи поважнее мести.

– Так какой Муха приказ поставил? – проговорил я, оглянувшись на горы.

Они, каменистые и безжизненные, высились над нами. Бугрившиеся тут и там скалы на их вершинах походили на древних, застывших в полудвижении гигантов. На склоне беспокойно выл ветер.

Геворкадзе посерьёзнел.

– Пока ждём приказания из мангруппы, – проговорил он. – Ждём, что начман скажет. А сколько этого приказания ждать, один только Бог знает. Но, надеюсь… – Сержант помрачнел ещё сильнее. – Надеюсь, торчать здесь и охранять колонну до прибытия подкрепления нам не прикажут.

* * *

У капитана Дениса Орлова, оперативника из представительства КГБ в Кабуле, было, если выражаться цензурно, препаршивейшее настроение.

Он выбрался из штабного УАЗика. Безуспешно попытался разгладить чистую, но помятую полевую форму на груди.

Выглядел Орлов, скажем прямо, так себе. Что поделать? Только сегодня ночью он вернулся из Кабула в Союз. Уже должен был уйти в отпуск, однако рано утром дёрнули. Пришлось оперативно добираться до Московского.

Орлов сдержал неприятное желание зевнуть. Попытался проморгать сонные глаза. Сунул в зубы сигарету.

– Вещи мои где⁈ – прикрикнул он на водителя-ефрейтора, стараясь пересилить шум вертолётных турбин своим сонным, хрипловатым голосом.

– Товарищ капитан? – не расслышал водитель, подавшись к раскрытой пассажирской двери.

– Сумку мою тащи!

Ефрейтор торопливо буркнул – «Есть» и вышел из-за руля. Стал копаться на заднем сидении, выволакивая вещевой баул Орлова.

– Баран… – мрачно пробурчал в усы Орлов.

Когда ефрейтор отдал ему вещи, а потом и честь, Орлов, не обращая на это никакого внимания, направился к вертолётной площадке погранотряда.

А на ней, к слову, вовсю кипела жизнь. Суетились пограничники из ДШМГ, строясь в ровную шеренгу. Суетились сержанты, подгоняя бойцов. Суетились пилоты, спеша погрузиться в кабины. Ну и, конечно, суетились техники, бегая вокруг раззявивших зевы десантных отделений вертолётов.

Утро было, хоть и холодным, но ясным. У земли всё ещё не развеялся предрассветный туман, но на ярком голубом небе не висело ни облачка. Диск солнца всё ещё стоял над горизонтом, однако поднялся довольно высоко над далёкой, едва различимой линией облаков.