Текст книги "Меж двух огней (СИ)"

Автор книги: Артём Март

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Аль-Асих уставился на Муху злым взглядом. Что-то сказал. Муха изменился в лице. Видимо, сказанное было ругательством.

– Слышь… Сам пошел на…

– Боря, – перебил его я. – У нас мало времени, чтобы перепираться. Асих.

Пакистанец с трудом перевел взгляд на меня.

– Ты будешь жить, Аль-Асих. И если сделаешь все правильно, возможно, даже не попадешь к КГБ. Возможно, отправишься к своим людям сегодня же.

– Вы… Вы вырвали меня из ада, чтобы допросить? – зло хмыкнул Асих. – Видит Аллах… До такого не додумался бы даже я…

– Ты упоминал что-то об американце и пещерах с оружием, – сказал я, – что за американец? Где эти пещеры?

– Ты лжешь… Лжешь, шурави… – зашипел Асих. – Вы… Лучше я умру, чем…

– Ты не умрешь, – возразил я. – Ты нужен нам, чтобы обменять тебя на нашего.

Асих с трудом рассмеялся.

– Если… Если я выживу… Я приду за тобой, Селихов. Приду и отрежу тебе голову…

Муха с Громовым переглянулись. Казалось, майора сложно чем-то удивить. Но сейчас он выглядел именно что удивленным.

– Ты можешь попробовать, – серьезно сказал я. – Я буду тебя ждать.

Асих злобно улыбнулся, а потом вдруг напрягся, выдерживая боль.

– Ты… Ты странный, очень странный, шурави, – с трудом начал он, когда приступ отступил. – Ты победил своего врага. Убил его. А вместо того, чтобы праздновать, возвращаешь к жизни… О таком меня Абдул-Халим не предупреждал… Не предупреждал, что ты настолько упорный человек…

– Ответь на наши вопросы, Асих, – сказал я, – тогда вернешься к своим. А если нет… Если нет, то завтра окажешься в Союзе. Тогда ты все равно все расскажешь, но шанса вернуться к своим у тебя не будет. Решать тебе, Асих.

Асих не ответил. Он впал в беспамятство. Стал бормотать что-то на урду. Метаться. По щекам его побежали слезы. Непонятно было – результат ли это нестерпимой боли или же следствие метаний в бреду.

Когда мы думали, что в себя он больше не придет, взгляд Асиха вдруг прояснился. Он взглянул на меня.

– Селихов… Ты?..

– А… Зараза… – выругался Муха, – он в горячке. В бреду. С ним разговаривать бесполезно! Так и будем по кругу ходить!

– Б-больно… – протянул Асих, сощурившись.

– Ты должен ответить на наши вопросы, Асих, – снова сказал я, – тогда получишь обезболивающее. Боль уйдет.

– Саша! Он не понимает! – разозлился Муха, – он бредит! Сука… Все было бесполезно! Он…

– Сначала обезболивающее, – проговорил Асих внезапно, – потом… Потом информация…

– Хрен тебе, а не обезболивающее! Кались сначала, где духи оружие прячут? – прикрикнул на него Муха.

– Тихо, Боря, – остановил я старшего лейтенанта. Потом обратился к Громову: – товарищ майор. Введите ему обезболивающее, пожалуйста.

– У меня есть кое-что в аптечке, – задумался Громов, а потом, не говоря ни слова, вышел вон.

– Обезболивающее будет, – кивнул я Асиху.

– Х-хорошо… Невыносимо… Болит…

– Говори, что за американец? – сказал я, – где оружие?

– А я вижу… Вижу, что вам нужен… – Асих выглядел измотанным. Казалось, каждое слово отнимает у него последние силы. – Вы не хотите, чтобы я сдох…

– Что за американец? – с нажимом повторил я, – где именно душманы прячут оружие для пакистанской операции «Пересмешник»?

Взгляд Асиха вдруг стал осмысленнее. Казалось, это произошло как только он услышал о «Пересмешнике».

– Ты знаешь? – удивился он.

– Где оружие, Асих?

Асих откинул голову. Уставился в колеблющийся полог палатки.

– Я… Я скажу… но у меня есть еще одно условие…

Глава 9

Асих смотрел на меня. Его взгляд был пристальным. И вместе с тем каким-то натужным. Я понимал – пакистанец измотан до такой степени, что даже простой зрительный контакт требует от него невероятного напряжения сил.

– Еще одно? – Надулся и без того мрачный Муха. – А не больно-то много тебе чести, а?

Асих не посмотрел на Муху. Не удостоил его даже мимолетным взглядом.

– Говори, – приказал я ухмылявшемуся пакистанцу.

– Мой нож, – прохрипел Асих, – я требую, чтобы мне вернули нож, который ты отобрал у меня тогда, в ущелье. Это…

Асих осекся, скривился от боли. Быстро, глубоко задышал, пересиливая очередной, особенно сильный приступ.

– Это подарок от отца… – закончил он.

– Что за глупости? – не понял Муха.

– Я хочу сохранить воинское достоинство, – немного помолчав и собравшись с силами, заявил Асих. – Если мне суждено сегодня умереть от ран, я хочу сделать это с оружием в руках.

– Исключено, – покачал я головой.

Асих с трудом сузил глаза.

– Тогда никакой информации не будет.

– Ах ты сукин сын… – разозлился Муха, но я не дал ему договорить. Только остановил старшего лейтенанта жестом.

Как ни странно, это сработало. Видя властность моего жеста, Муха инстинктивно замолчал. А потом даже удивился своему поведению. На несколько мгновений застыл с расширившимися глазами.

– Предлагаю альтернативу, – сказал я. – Если ты умрешь, я даю слово, что тебя похоронят вместе с твоим оружием. Если останешься жив – получишь нож перед обменом.

При слове «обмен» Муха нахмурился. Но смолчал.

У Асиха уже не было сил смотреть на меня. Он откинул голову.

– Так, Селихов, – начал он, хватая ртом воздух, – так мы с тобой ну совсем не договоримся…

– Не договоримся, – заявил я холодным тоном, – если ты хочешь вернуть оружие, чтобы была возможность покончить с собой при первом же случае. Ну а если хочешь сохранить «воинскую доблесть», этого будет достаточно.

Асих улыбнулся сквозь боль. Попытался засмеяться, но только застонал. И замолчал. Закрыл глаза.

Казалось, Асих снова вернулся в свою медицинскую кому. Однако болезненные подергивания его лица и вздрагивания всем телом говорили, что пакистанец все еще находится в сознании.

Тут вернулся Громов.

– Ну что? Доболтались с ним о чем-нибудь? – спросил он, казалось бы, совершенно равнодушно.

Тем не менее сам факт того, что врач задал этот вопрос, полностью выдавал его неплохо скрываемое любопытство.

– Да пока не очень, товарищ майор, – вздохнул Муха.

– Ну значит и не договоритесь, – заключил врач. – Потому как не знаю, сколько он еще выдержит. Но явно недолго.

– Я согласен, Селихов, – внезапно бросил Асих, раскрыв глаза и упершись взглядом в матерчатый потолок палатки. – Я согласен.

* * *

В пещере было темно.

Вернее, тут царила бы совершенно непроглядная, кромешная тьма, если бы не несколько крохотных самодельных коптилок, чьи робкие огоньки озаряли бугристые стены робким светом. На них, на этих стенах, плясали четкие, причудливые тени.

Они гипнотизировали. Отвлекали. Давали Алиму возможность забыться. Представить, будто бы не он, весь грязный, оборванный, сидит под сырой стеной пещеры. Будто бы не у него запястья и лодыжки уже кровят от грубой, стягивающей их веревки. Будто бы не он испытывает мучительный, неприятный голод, сосущий под ложечкой.

Тени успокаивали разум. Словно бы говорили: «Это не ты здесь, в плену. Это кто-то другой. Здесь, в пещере, только мы».

Однако это было не так.

Чужой, хриплый кашель вырвал Алима из спасительного забытья. Он проморгался. Повел по пещере взглядом усталых глаз.

Их было пятеро. Пятеро призраков, что захватили двоих пограничников на «Вертушке». Призраков, убивших его товарища, а самого Алима притащивших сюда, в эту пещеру. Призраков, что жестоко допрашивали его, не брезгуя ни пытками, ни избиениями.

Один из них сидел у дальней стены. Возился с переносной советской рацией. Двое других, словно большие камни, застыли у входа. Они сидели на часах, незаметно наблюдая за выходом, белевшим дневным светом вдали.

Другой, покуривая сигарету, снаряжал магазины новыми патронами. По запаху дыма Алим смог определить, что пакистанец балуется дурманом.

Последний, крепкий, с ухоженной, аккуратно остриженной, несмотря на тяжелые условия, бородой, сидел на камне и ножом выскребал последнюю тушенку со дна банки.

Среди них не было только одного – их лидера, называвшего себя Аль-Асихом. И Алим признался себе, что он рад этому обстоятельству. Ведь именно Аль-Асих придумал, как выпытать из Алима нужные ему сведения.

Пытки были невыносимы. Но даже и близко не подходили к еще более невыносимому чувству вины, которое сейчас испытывал Алим. Чувству вины за то, что рассказал все, что от него хотели.

– Что смотришь? – рявкнул пакистанец с ухоженной бородой, когда почувствовал на себе взгляд Алима.

Канджиев не ответил. Презрительно нахмурился.

Пакистанский специалист хмыкнул.

– Голоден? – спросил он на урду.

Алим, пусть и не знал языка, понимал сказанное по знакомым, схожим с пушту звукам и контексту.

Канджиев не ответил.

– Я знаю, что ты голоден, шурави. Голоден, как бродячий пес, – проговорил пакистанец злорадно. – На вот.

Он выковырял из банки кусок жира. Бросил в пыль перед Алимом. Алим никак не отреагировал.

Пакистанец, не снимая с темных губ улыбки, пожал плечами. Снова взялся выскребать остатки еды со дна.

Внезапно один из часовых поднялся. Уставился в даль. Следом встал второй.

– Джамиль, – позвал первый часовой. – Сюда движутся люди. Моджахеды. Не меньше пятнадцати человек.

Алим сделал вид, что не смотрит на пакистанца с аккуратной бородой. Он прижался к стене. Прислушался.

Пакистанец с аккуратной бородой встал. Взял свой укороченный АК.

– Должно быть, это группа Турсана-Аги и Сахибзада, – сказал пакистанец с аккуратной бородой, когда сам выглянул из пещеры и осмотрел пришельцев. – Да… Сильно же их потрепали шурави.

– Они поднимаются сюда. Что будем делать? – мрачно спросил второй часовой.

Алим знал, что Аль-Асих и его люди вместе с ним не слишком-то ладили с неким Турсаном-Агой. Пусть он не видел последнего, но слышал их с Асихом перепалку в пещере, которую группа пакистанцев покинула несколько дней назад.

Пакистанец с аккуратной бородой, названный Джамилем, ответил не сразу. Некоторое время он наблюдал за приближающимися.

– То же, что и раньше. Ждать командира.

– Их больше, Джамиль, – заметил первый часовой.

– Больше, – согласился Джамиль. – Но большинство из них только вчера взяли в руки оружие. Они нам не ровня, и Аль-Асих уже показал это всем.

Душманы вошли в пещеру через несколько минут. Их главарь – худощавый, но высокий дух с уродливым, даже отвратительным шрамом на лице, казалось, совершенно не удивился тому, что пакистанцы заняли пещеру.

Душманы расположились у входа. Пакистанцы, по большей части, держались особняком. Пусть и те и другие старались вести себя как ни в чем не бывало, но Алим чувствовал явное напряжение, повисшее между группами.

– Значит, Турсан-Ага погиб, – сказал Джамиль, когда поздоровался со шрамированным душманом, которого, как оказалось, он неплохо знал.

Душмана звали Сахибзадом.

– Убит в перестрелке, – сказал Сахибзад мрачно. – Мы уходим вглубь Темняка, к пещерам. А вы?

Сахибзад сузил глаза. В тусклом свете коптилок они показались Алиму совершенно закрытыми.

– Остаемся, – не сразу и как-то нехотя ответил Джамиль. – Мы должны дождаться командира.

Алим заметил, как на уродливом лице Сахибзада взыграло удивление. Впрочем, шрамированный очень быстро подавил его.

– Вы не знаете? – удивился он.

– Не знаем чего? – нахмурился Джамиль.

– Аль-Асих погиб, да упокоит Аллах его душу, – проговорил Сахибзад несколько горько.

Алиму показалось, что горечь эта была напускной. По всей видимости, это заметил и Джамиль, потому что он очень недоверчиво посмотрел на Сахибзада.

Пакистанцы же не растерялись. Не зароптали, как того ожидал Алим. Суровые войны остались чуткими и бдительными. Напряженными. А еще они молчали. Все, кроме Джамиля:

– Откуда ты это знаешь, Сахибзад? – спросил он.

– Знаю, потому что видел собственными глазами, – решиленно сказал главарь духов.

А потом кратко пересказал Джамилю и его людям историю о гибели Турсана-Аги и Аль-Асиха. О том, как они сложили головы в бою с шурави.

– Мы видели, как он говорил о чем-то с шурави, – сказал Сахибзад. – Видели, как один-единственный солдат взял его в плен. А потом наткнулись на Аль-Асиха позже, во время нападения на лагерь шурави. Он пытался бежать но… – Сахибзад отвернулся, – шурави застрелили его в спину, когда увидели нас.

Джамиль молчал.

– Мы хотели помочь Аль-Асиху, – торопливо попытался оправдаться Сахибзад, – но не успели. Следом они убили и Турсана.

Джамиль скривил губы. Скривил недоверчиво и мрачно.

– Ты не веришь мне, друг мой? – Сахибзад изобразил удивление.

– Нет, не верю, старый плут, – признался Джамиль. – Ты хочешь сказать, что самого Аль-Асиха задержал всего лишь один шурави? Победил его в бою и захватил? И после такого ты считаешь, что я поверю в смерть нашего командира?

– Порою самое невероятное и оказывается правдой, – сказал Сахибзад. – Ведь признайся, Джамиль, вашего командира нет уже давно, ведь так? Видит Аллах, вы сидите тут и ждете, когда же он вернется. Весь срок давно истек, рация молчит, но вы по-прежнему ждете.

Джамиль молчал. Пакистанец лишь поправил ремень автомата, висевший у него на плече.

– И не дождетесь. Признай, Джамиль, ваш лидер мертв.

Услышав слова Сахибзада, пакистанцы все же принялись настороженно переглядываться. Джамиль же продолжал молчать.

– Мы передохнем тут несколько часов, – сказал Сахибзад, так и не дождавшись его ответа, – потом уйдем. А как поступишь ты – мне безразлично. Но…

Сахибзад ухмыльнулся.

– Но я бы посоветовал тебе немедленно покинуть ущелье. Передать Абдул-Халиму плохую весть, пока не поздно. Пока шурави все еще здесь, в горах.

– Если ты хочешь избавиться от нас, Сахибзад, – возразил Джамиль, – то выбрал очень наивный и глупый способ. Мы останемся здесь. У нас есть задача.

– Ждать вашего командира? – спросил проницательный Сахибзад, а потом вдруг кивнул на Алима. – Или охранять вон того шурави?

Последнюю фразу он произнес нарочито громко, так, чтобы было слышно на всю пещеру.

По группе сидящих у стен душманов пошел злой рокот. Душманы принялись перешептываться и бросать в темноту, в сторону Алима, нехорошие взгляды.

– Аккуратнее, Сахибзад, – Джамиль подался к шрамированному, – держи своих моджахедов за вожжи.

– Эти люди злы, устали и давно не вкушали горячей пищи, – пожал плечами Сахибзад. С его изуродованных губ не сходила злая ухмылка. – Многие из них потеряли в бою родных и друзей. Разве ж я виноват, что они разгневаны?

– Это наш пленник и…

– Уважаемый господин, – пробасил грузный, пожилой, но крепкий душман, тяжело поднявшийся с земли, – правда ли, что вы держите здесь, в пещере, шурави?

– Это не твое дело… и… – возразил было Джамиль.

Сахибзад поспешил прервать его.

– Это пленный Аль-Асиха, Абдула. Сейчас он принадлежит уважаемому Джамилю и его людям.

Мужчина помялся немного, но набрался храбрости.

– Сегодня днем я потерял сына, – сказал моджахед, опустив голову. – Моего первенца. Его звали Сафи. Советская пуля отняла его жизнь.

Он осекся, зажмурился, но, выдохнув, продолжил:

– Сафи был хорошим моджахеддином. Теперь он по правую руку Бога. Но… Но теперь мое сердце наполнено скорбью и гневом. Скорбью по сыну и гневом на шурави. Несправедливо, что он погиб, а этот пес, что сидит вон там, жив.

– Это мой пленник, – угрожающе повторил Джамиль.

– Мой брат, Мангал! – крикнул еще один, узкоплечий и рябой моджахед, – он погиб сутки назад в бою с шурави! А это справедливо? Справедливо, что он больше не ходит по земле, как ваш шурави⁈

– Мой друг умер вчера вечером! – закричал еще кто-то.

– Они убили Зафира! Застрелили его!

Душманы стали вскакивать со своих мест. Махать руками на пакистанцев, воинственно, угрожающе кричать.

Алим не испугался. Он продолжил слушать.

Пакистанцы повскакивали со своих мест. В руках они стискивали автоматы. Джамиль снял с плеча свой.

– Уйми своих людей, – стараясь пересилить возбужденный, злой голос моджахедов, сказал Джамиль.

– Что я могу сделать против гласа народа? – пожал плечами Сахибзад. – Они злы. И их можно понять. Эту злость люди вымещали друг на друге. Тяжело было их сдерживать. Особенно после последнего нашего отступления. Как хороший командир, я должен прислушаться к их голосам.

Джамиль зло скривился. Скрипнул зубами.

– Если хоть один из твоих людей тронет шурави, мы убьем всех вас.

– Убьете? – удивился Сахибзад. – Так просто? Станете защищать эту собаку? Знаешь, Джамиль, я бы не был так уверен. Раньше все боялись его. Боялись Асиха. Все видели, что его душа полна шайтанов. И потому сторонились, словно прокаженного. Но теперь ваш лидер мертв. А кто вы такие?

– Клянусь Аллахом, – покачал головой Джамиль, – мы убьем всех вас до единого.

– Разумно ли? – хмыкнул Сахибзад, – Разумно ли умирать из-за какого-то советского мальчишки?

Джамиль стиснул пистолетную рукоять автомата.

– Я не…

Он не договорил.

– Джамиль! – крикнул вдруг один из его людей, припавший на колено и приложивший гарнитуру к уху, – Джамиль, Аль-Асих вышел на связь!

* * *

– Зараза… – выругался Муха, – этот гавнюк соврал! Их тут не пять человек, а по меньшей мере втрое больше!

Дно ущелья было широким и каменистым. По нему гулял неприятный афганский ветер. Наши машины остановились метрах в ста от подножья гор, образовывавших правую сторону этого ущелья. А в горах были они – духи.

Большая часть врагов заняла позиции в камнях, на возвышенности. Небольшая группа, человек семь, ждала у самого подножья.

Алима среди них я не заметил.

С момента, как Громов отбыл на своем БТР, прошло чуть больше суток. И часов десять из них я провел в борьбе. Борьбе с Мухой.

Когда во время нашего допроса полумертвый Асих все же выдал информацию о местонахождении необычно крупного склада с оружием, Муха тут же убежал к радисту, чтобы по цепочке связи передать сведения в штаб мангруппы.

А сведения были такими: склад располагается не в пещере под названием «Зеркало», как мы подозревали в начале, а в другой, более крупной, но менее отдаленной – в «Лабиринте». Также Асих рассказал, что командует перевозками некий американец по имени Уильям Стоун. Этот человек, по его словам, бывший агент ЦРУ, работающий теперь с пакистанскими спецслужбами.

Раньше он был одним из кураторов по линии «Циклон», но теперь попал в немилость к властям США и переметнулся к пакистанцам, на теплое место.

К несчастью, когда и как отправляются караваны с оружием, Асих не знал. Не знал он также никаких-либо других подробностей об американце.

Правда, знал кое-что другое.

– Твоего… Твоего друга держат в пещере под названием… – «Гхар-и Ката» или «Пещера Капель»… Там мы с моим отрядом должны были встретиться.

Под моим нажимом Асих выдал также информацию о радиочастоте, на которой ведет переговоры его отряд.

После этого, пробормотав еще некоторое время, Асих уснул.

И тогда началась та самая борьба с Мухой. Сначала старлей упирался, чтобы Громов забрал Асиха с собой. Когда это не сработало, он наотрез отказался вести взвод к «Пещере Капель».

И все же под нажимом моих аргументов Муха сдался. И мы вышли на связь с группой Асиха. На удивление, договориться о передаче получилось быстро. Даже слишком быстро. Это заставляло насторожиться.

– Тогда пойдем так, – говорил Муха, когда мы сравнивали маленькую карту Асиха с нашей собственной, – тут крюк будет небольшой. Но видишь вот здесь? Я карандашом обвел? Там наши минные поля. Еще год назад поставили, чтобы духи лишний раз через это ущелье не ходили. Там нужно аккуратно.

И мы добрались.

БТРы стояли в боевом построении. Развернулись лобовой броней к врагу. Стволы их орудий указали на позиции противника.

Пограничники залегли за укрытиями и броней БТР. Внимательно смотрели за духами, заранее брали их на мушку.

Небольшая группа под командой Геворкадзе поднялась где повыше. Разбила там пулеметную точку. Вооружилась парой гранатометов «Костер». Они следили, чтобы духи не перемещались в скалах. Не меняли своих позиций, норовя зайти во фланг.

Мы с Мухой стояли за БТРами. Смотрели, как Бычка и еще один погранец, по фамилии Ломакин, выводят из БТР раненного Асиха. Тот, еще очень слабый, с огромным трудом держался на ногах, а вылезти из-под брони без посторонней помощи просто не мог.

– Чует мое сердце, – сетовал Муха, – ничем хорошим это не кончится. Ничем хорошим…

– Нужно быть готовым ко всему, – сказал я.

Когда пришло время встретиться «парламентерам», от нас пошел Муха. От духов – крепкий, высокий боец в советском камуфляже. Видимо, один из людей Асиха. Они сошлись на нейтральной территории – каменистом поле. Сошлись без оружия. Разговаривали долго.

Муха вернулся темный, как туча.

– Обещают, что не произведут ни одного выстрела во время передачи. Да только… Только не очень мне верится.

Он глянул на Асиха, которого Ломакин поил водой под БТР. Потом глянул на часы и на солнце, что заглянуло в Темняк посередине дня.

– Пора вести, – сказал он.

– Поведу я, – решительно ответил я. – Это мое личное дело. Значит, мне с Асихом и идти.

Муха возражал недолго.

– Пошли, – сказал я Асиху.

Пакистанец поднял на меня усталый, но холодный взгляд. Не ответил.

Я, поднырнув Асиху под руку, с трудом поднял его. Вывел вперед БТР. А потом увидел Алима.

Канджиев, грязный, помятый, в рваной одежде, стоял у подножья скал. Его руки связали. За спиной дежурил тот самый боец, что разговаривал с Мухой. Боец поднял руку, сообщая о готовности.

Я тоже поднял.

А потом мы принялись медленно сближаться.

Асих шел тяжело, подволакивал ногу. Норовил согнуться, с трудом хватая ртом воздух. Его приходилось постоянно поддерживать. Пусть руки пакистанца и были связаны, но за пояс ему заткнули его собственный нож, который он требовал вернуть.

Алим шел быстрее. Старался ускорить шаг, чтобы скорее добраться до наших позиций. Тогда пакистанец, сопровождавший его, прикрикивал на Канджиева. Заставлял идти медленнее.

– Надо же, Селихов, – прохрипел Аль-Асих, стараясь не снимать с лица ехидной улыбочки, – сколько усилий… Сколько головной боли ради одного-единственного срочника. Скажи мне… Агх… Скажи мне, молодой шурави, стоит ли оно того?

– Молчи и иди, Асих, – не ответил я.

Асих хрипло засмеялся. Потом поморщился от боли.

– Ну конечно… Конечно же стоит… Вы… Вы своих не бросаете, да, Селихов?

– Молчи.

– Своих не бросаете… Вы готовы рискнуть жизнями многих воинов. Многих по-настоящему сильных людей ради одной слабой душонки, – он кивнул на Алима, – ради слабака. Ради женщины или ребенка… Ради тех, кто не знает и никогда не узнает настоящей Силы.

Асих закашлялся и спотыкнулся. Я поддержал его. Заметил, что рана под тугой повязкой открылась. Стала кровоточить.

– Вы отдаете жизни сильных ради слабых. И именно поэтому, Селихов… Поэтому вы проиграете в этой войне.

– Стой, – приказал я Асиху, когда мы достигли меток – палок, которые поставили вертикально, заложив камнями снизу. Отсюда пленным надлежало идти самим, без сопровождения.

– Это большая ошибка, Селихов, – не унимался Асих, словно в полубреду продолжая бормотать свой монолог. – И скоро… Возможно, гораздо скорее, чем ты думаешь, ты поймешь это. Увидишь, к чему ведет такая самоотверженность… К чему может привести человека Сила, когда он ее не уважает. Когда растрачивает попусту… На других…

– Если не заткнешься, – спокойно сказал ему я, – я засуну тебе в пасть вот эту грязную тряпку. Понял?

Асих усмехнулся. Обернулся и глянул на меня.

– Понял, – сказал он с усмешкой.

Когда и я, и пакистанец-конвоир подтвердили готовность, мы отпустили наших пленных. Алим и Аль-Асих двинулись навстречу друг другу.

* * *

Сахибзад наблюдал.

Он наблюдал за передачей пленных сквозь окуляры своего ПСО, прилаженного к автомату Калашникова. Прицельная сетка очень удачно легла на Аль-Асиха. Живого Аль-Асиха, тяжело переставлявшего ноги по каменной пустыне. Двигавшегося навстречу мальчишке-шурави, которого предводитель духов все же решил не отдавать своим людям. Не отдавать, потому что пообещал им другую месть.

«Еще рано, слишком рано. Нужно ждать», – думал Сахибзад.

В душе его боролись два совершенно противоположных чувства. Душа буквально клокотала в сложносдерживаемом желании нажать на спуск. Нажать и убить Асиха. Убить того, кто изуродовал его лицо. Оставил этот страшный шрам на всю оставшуюся жизнь.

Но рассудок подсказывал совершенно иное:

«Жди, жди, Сахибзад, – говорил он нечетким голосом внутреннего чтеца, – жди, друг мой. Ты еще успеешь убить его. Но сначала… Сначала нужно устроить неразбериху».

– Так будет проще уйти живым, – прошептал он, – уйти живым из той бойни, которая сейчас тут начнется. Которую начну я.

С этими словами Сахибзад переместил сетку прицела на другую цель – шурави, что привел Аль-Асиха на дно ущелья.

* * *

– Чего ягозишься? Смотри за духами! Они уже меняются! – недовольно, в полголоса сказал Пчеловеев, лежа у колеса БТР.

Рядом залег Бычка. Оба бойца держали автоматы наготове, указали их стволами куда-то на позиции врага.

– Чего ты? Спокойно лежать не можешь?

– Да зараза… – протянул Бычка, шаря рукой у себя под брюхом. – Не пойму. Неудобно тут, сил нету. Не пойму, железяка какая-то в живот упирается, что ли?

– Лежи спокойно! Терпи!

– Ща-ща… – Бычка наконец нащупал и достал из-под себя какую-то железную пластину, которую, закапавшуюся в землю и присыпанную пылью, совершенно не заметил.

– Что там? – заинтересовался вдруг Пчеловодов.

Бычка положил железку перед собой. Стер с ее лица сухую грязь. Под ней оказались какие-то буквы.

– Осто… Осторожно, мины… – прочитал он тихо.

* * *

Я наблюдал за тем, как Асих и Алим поравнялись. Как на миг они посмотрели друг на друга. Бросили друг другу мимолетные взгляды. А потом разошлись. Алим направился ко мне.

Грязный, изможденный, он тем не менее шел твердо. Зашагал увереннее, когда видел, что я уже близко.

Асих же вдруг остановился. Замер на полушаге и встал, как вкопанный. Лишь на одно-единственное мгновение мне показалось, что ему плохо, что он сейчас упадет. Но Асих стоял.

Бородатый пакистанец, что ждал его в паре десятков метров, что-то крикнул своему командиру. Махнул ему рукой. Позвал. Асих будто бы и не слышал его оклика.

Он просто стоял, опустив голову. Устремив взгляд себе под ноги.

Я нахмурился.

– Саша! – хриплым, слабым голосом вдруг крикнул Алим, приветственно поднял руку. – Сашка!

Асих вдруг обернулся. И заглянул мне прямо в глаза. Даже с такого расстояния я различил его взгляд – хищный, нахальный. Торжествующий. И его явную, самодовольную, мерзкую ухмылку.

«Сегодня я победил, – говорили они. – Победил, Селихов. А ты – нет».

Вдруг Аль-Асих пошатнулся. Резко шагнул в сторону. Поставил ногу на землю. Поставил твердо, резко. Четко.

– Ложись! – крикнул я Алиму, махнул ему рукой. Кинулся на землю.

Аль-Асих исчез. Просто исчез внутри мощного взрыва, раскатившегося по горам. Исчез в туче пыли, земли, песка и камней. Исчез внутри неумолимой Силы, что выплеснула на него старинная, забытая в этих местах противотанковая мина.