Текст книги "За речкой (СИ)"

Автор книги: Артём Март

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

– Так эту часть мы вроде зачистили, – обернулся ефрейтор. – Там дальше тупик, колодец, через который мы спустились. Туда духам мимо нас никак не попасть.

– Аккуратно, – настоял я.

Бычка поджал губы. Потом кивнул. Забурчал:

– Первый, сука, боевой приказ, и сразу в пекло… От мать твою…

Он принялся медленно выглядывать из-за угла. А потом тут же грохнуло. Оглушительная очередь разорвала тишину подземелья.

Бычка закричал матом и опрокинулся на нас, когда пули выбили осколки из кирпичной кладки прямо у него перед лицом.

Все втроем мы повалились на землю.

– З-зараза… Пулеметчик! – Вот единственные цензурные слова, которые смог выдать Бычка в этот момент. Хотя слов было много. Очень много.

Плюхин, упавший на больную ногу, мычал и стонал, лежа у стены. Я выбрался из-под его руки, быстро поднялся.

К этому моменту Бычка тоже уже сидел под стеной, в укрытии. Пулемет продолжал шарашить без всякого разбора. Пули хлопали в потолок, пол и стены.

– Сукин сын засел прямо там, где мы устроили ловушку душманам! – кричал Бычка, стараясь переорать грохот пулеметного огня. – Как⁈ Как он прошел⁈

– Возможно, где-то есть тайный ход, – сказал я, прижавшись боком к стене.

Бычка уставился на меня.

– А если с тыла подойдут?

– Могут, – рассудил я.

– Тогда надо что-то делать с пулеметом!

– Может за нами придут? – простонал Плюхин, с трудом вытянув сломанную ногу. – Может вытащат нас⁈

Я глянул на часы. До назначенного времени оставались две минуты.

– Рисковать нельзя. Бычка правильно говорит. Могут зайти с тыла. Надо подавить пулемет.

Бычка сжался, ожидая, когда же затихнет очередь. Пулеметчик строчил без разбора. Причем не очень умело. Даже совсем неумело…

– Саша, – ефрейтор глянул на меня, в его взгляде блестела надежда. – Ты ж тогда все придумал! Хитро придумал! И сработало! А что сейчас? Сейчас мысли есть? Что нам делать⁈

Внезапно пулемет затих. Мы прислушались.

Секунды потекли так медленно, что казалось, мы сидели в этом укрытии вечно.

Я стянул вещмешок.

– Ты что делаешь? – спросил Бычка.

Ничего ему не ответив, я просто выкинул мешок из-за угла. Он грохнулся на глину, загрохотал консервами.

Огня не последовало.

– У него патроны кончились? Может… Может он ушел? – спросил Бычка, снова глядя на меня с немой надеждой.

– Плюха, как у тебя с патронами? – спросил я.

Плюхин прижал к груди автомат. Покивал:

– Ничего не отстрелял. Не успел.

– Прикроешь тыл. Мне нужно минимум два бойца.

Плюхин покривился от боли. Потом лицо его стало решительным, взгляд сделался жестким.

– Да. Смогу.

– Хорошо, – я глянул на Бычку. – Мы с тобой выходим. Будь внимателен.

– А пулеметчик⁈ – удивился Бычка.

– Он не будет стрелять.

– Почему⁈

– Если б мог – уже стал бы. Возможно, он ушел.

– А если нет? Если это ловушка⁈

– Это не ловушка, – покачал я головой.

– А если…

– Выдвигаемся.

– Но…

– Саша, – я схватил пулеметчика за рукав. – Ты доверился мне в прошлый раз. Так?

Бычка сглотнул. Покивал.

– Вот доверься и теперь. Просто исполняй приказ.

Бычка шмыгнул носом. Выдохнул сквозь сжатые зубы, а потом быстро покивал.

– Отлично. Тогда вперед.

Мы аккуратно выбрались из укрытия. Как я и думал, пулемет не заговорил. Не заговорил он и через десять метров туннеля. Не заговорил и через двадцать.

Мы двигались в полной тишине, стараясь ступать почти беззвучно. Настолько беззвучно, насколько позволяли сапоги. Когда мы уже подходили к кяризу, я услышал возню и лязганье.

Пулеметчик был еще там, но в темноте мы не видели его. Одно я знал точно – у него проблемы с оружием. А значит – нужно торопиться. Ведь проблемы можно устранить.

– Быстрей… – шепнул я.

Мы с Бычкой перешли на бег. И пулеметчик это услышал. Я заметил, как он, словно черная тень, вскочил и бросился бежать.

Бычка вскинул автомат.

– Нет, стой!

Прогремел выстрел. Дульный огонь осветил туннель. Тень беззвучно исчезла – человек упал на землю.

– Что? – удивился Бычка.

Я наградил его тяжелым взглядом. Но ничего не сказал.

Когда мы вошли в кяриз, нашли там лежавший на сошках пулемет РПД с валявшимся рядом магазином «бубном». Еще один, видимо, пустой, остался в пулемете.

– Патроны у него были, – Бычка поднял полный барабанный магазин. – Чего он не стрелял?

– Не хватило сил перезарядить, – мрачно сказал я.

– Чего? – удивился Бычка.

– Вернись за Плюхой.

– Я не понял…

– Это приказ.

Бычка уставился на меня с немым вопросом в глазах. Но все же пошел обратно по туннелю.

Я же, медленно, шаг за шагом, принялся продвигаться вперед. А потом увидел его.

Тело мальчика лет двенадцати, одетое в простую, но грязную белую рубаху, растянулось на земле в нескольких метрах от меня. На его спине расцвело большое черное пятно – кровавое пятно от огнестрельного ранения.

Глава 24

– Он пришел отсюда, – сказал я, осматривая узковатый лаз у самого основания стены колодца.

Лаз представлял собой неширокую темную нору, совершенно неопределенной протяженности. Однако он оказался достаточно широк, чтобы ребенок мог пробраться по нему и зайти к нам в тыл.

Плюхин, сидевший под стеной, с трудом разогнул раненую ногу. Покривился. Тем не менее оружие он продолжал держать наготове и то и дело поглядывал в темноту коридора. Туда, где мы вели бой с душманами.

Расслабляться было нельзя. Невозможно сказать, остались ли мы тут одни или же враг может нагрянуть к нам в любой момент.

Бычка стоял над погибшим душманенком. Тело мальчика мы бережно уложили у стены. Я закрыл погибшему глаза. Теперь паренек выглядел совершенно безмятежным. Кожа его лица побледнела настолько, что в темноте, казалось, сливалась по цвету с белой, хоть и грязноватой рубахой, в которую был облачен несчастный.

Саша Бычка не отводил от мальчика глаз.

– Саня? – Подал голос Плюхин.

Бычка ему не ответил. Он даже не пошевелился. Пулеметчик просто застыл как статуя, низко опустив свое оружие.

Я тоже ничего не сказал. Только снова принялся осматривать нору. Да уж. Мальчишка был не робкого десятка, раз уж умудрился пролезть в таком узком пространстве, да еще и волоча за собой пулемет, привязанный за веревку.

Несомненно, мальчик получил кое-какую боевую подготовку. Да и огневую тоже. Правда, он был слишком мал, чтобы должным образом обращаться с таким тяжелым оружием, как РПД.

А это значило, что парня тренировали не как эффективную боевую единицу. У душманов была совершенно другая цель. Пропагандистская в большей мере.

Теперь этот Муаллим-и-Дин, этот «проповедник» сможет добавить к своей проповеди слова о том, как даже дети встают по зову Аллаха. Как присоединяются они к священному джихаду против неверных.

А за одно – получит мучеников, молодых моджахеддин, павших от рук шурави.

Что ж. Я сталкивался с разными оттенками низости, на которую становятся способны люди во время войны. Вот, столкнулся еще раз.

И теперь я решил для себя, как правильно будет поступить, если этот Муаллим-и-Дин окажется у меня в руках. Я без тени сомнений определю его судьбу. Даже невзирая на то, каким ценным языком может стать этот человек.

– Санек… – Снова позвал Бычку Плюхин.

Только теперь Александр Бычка отреагировал: он вздрогнул. Медленно перевел взгляд своих блестящих в темноте глаз с мальчика на Плюхина.

– Ты чего? – Спросил его Плюхин, словно бы позабыв о всякой боли в ноге.

– Это был пацан, – с тихой горечью ответил Бычка. – Пацан, не старше моего брата.

Я переглянулся с Плюхиным. Потом посмотрел на Бычку.

– Ты не виноват, Саша. Ты не сделал ничего плохого. Лишь выполнял свой долг.

– Я застрелил пацана, – проговорил Бычка вполголоса.

– Этот пацан, – вмешался Плюха, – он бы поперестрелял всех нас как уток в тире. И даже бровью бы не повел. И ты…

– Я застрелил пацана! – Крикнул Бычка вдруг. – Застрелил парня, которому и пятнадцати лет не исполнилось! Посмотри на него! Подойди и посмотри! Это совсем дите!

– Как я подойду⁈ – Удивился Плюхин. – У меня ж нога…

– Как тут воевать⁈ – Бычка снова не дал ему закончить. – Как тут воевать, а⁈ Я понимаю, когда на той стороне нормальный неприятель! Когда там сидит матерый бородатый мужик и хочет тебя застрелить! Ты это знаешь, – Бычка нервно засуетился, стаскивая с плеч ремень своего пулемета, – и потому сам хочешь его застрелить! Потому что знаешь, что или он тебя, или ты его!

Саня бросил пулемет на землю.

– Подними оружие, Бычка, – мрачно сказал ему я, а потом поднялся с корточек.

– А тут – пацан! – Крикнул мне Бычка. – У него еще волосы на роже не растут! Как таких стрелять⁈

Бычка в полном бессилии развел руками. Повторил уже тише:

– Как таких стрелять? Это же… Это неправильно.

– Подними свое оружие, – я сделал шаг к Бычке.

Плюхин в полном оцепенении водил взглядом от Бычки ко мне и обратно.

– Мы сюда пришли выполнять интернациональный долг, ведь так нам говорят товарищи зампалиты, а? – Бычка дышал глубоко. Даже в темноте я видел, как его пробивает мелкая дрожь. – Говорят, что мы тут оказываем помощь братскому афганскому народу.

– Санек… Тише ты… – Попытался вмешаться Плюхин. – Ты…

Он недоговорил, потому что я показал ему руку в останавливающем жесте. Плюхин тут же затих.

– И вот как мы помогаем, а? – Бычка указал на тело парня. – Детей ихних стреляем! Вот как!

– Успокойся и подними свое оружие, Саша, – сказал я спокойно, но твердо.

На лице Бычки застыла настоящая страдальческая маска. Он тихо проговорил:

– Это что? Это выходит, мы злодеи?.. А? Скажи мне, товарищ старший сержант? Это я злодей?

– Ты отправляешь детей на убой? – Не повел я и бровью.

Слова мои, спокойные, ледяные, прозвучали в тишине туннеля, как гром среди ясного неба. И так же оставили за собой едва уловимое гулкое эхо, отразившись от стен.

Бычка, казалось, даже опешил от услышанного. Он будто бы не понял моих слов сразу. Будто бы мы с ним говорили на разных языках.

И когда до него дошло, его брови медленно поползли вверх от удивления.

– Ты вооружаешь их и засоряешь голову пропагандистским мусором? – Продолжал я.

Бычка открыл было рот, чтобы что-то сказать, но не нашел слов.

– Ты ждешь их смерти, чтобы использовать ее в своих идейных интересах?

Ефрейтор молчал. Он опустил голову, словно провинившийся ребенок.

– Нет, – ответил я. – Ты делаешь то, что и должен. Ты – выполняешь боевую задачу, потому что ты солдат. И сегодня ты ее выполнял. Как и я. Как и Плюха. Как все наши парни здесь, в Афгане.

Бычка застыл на месте, опустив голову. Казалось, он просто боялся поднимать на меня взгляд.

Я медленно приблизился к ефрейтору. Поднял его пулемет и сунул ему. Бычка торопливо схватил его. Прижал к животу и, наконец-таки, заглянул мне в глаза.

– Ты не посылаешь детей на смерть, Саша, – покачал я головой. – И в том, что этот парень погиб, нет твоей вины. Вина лежит на том, кто отправил его сюда воевать. И мы здесь сегодня только для того, чтобы найти этого сукина сына.

– Как я теперь спать-то буду? – Простонал Бычка, не найдя больше, что ответить.

– Ты считаешь себя виноватым? – Спросил я Бычку.

Тот снова посмотрел на погибшего мальчишку.

– Я убил пацана… – В неведомо который раз повторил он.

– Если ты считаешь себя виноватым, значит сегодня проповедник победил. А ты хочешь победы ублюдку, отправляющему детей на войну?

Бычка, повременив, покачал головой.

– Значит не дай ему победить, – сказал я.

– Я ж… – Он сглотнул. – Я ж теперь спать не смогу.

– Селихов! Мужики, вы там⁈ Время все, вышло!

Внезапный голос сержанта Андро Геворкадзе пронзил вязкую и очень мрачную тишину туннелей.

Бычка обернулся на звук. Я посмотрел туда, откуда донесся оклик поверх его плеча.

– Да! Тут мы, тут! – Отозвался вдруг Плюхин.

При этом он немного дернулся. Потом зашипел от боли в сломанной ноге.

Снова зазвучал голос Геворкадзе. В тишине повис его вопрос:

– Поднимаетесь?

Тогда я хлопнул Бычку по плечу. Тот вздрогнул.

– Если уж я нормально сплю, то ты и подавно сможешь. Лады, – я обернулся к Плюхину, – хватит тут сидеть. Поднимаемся на поверхность.

* * *

Асфандиар Кайхани по прозвищу «Шахин» сидел под каменистым выступом низкорослой скалы, что темной стеной уходила вверх, к полному звезд и очень черному небу.

Шахин машинально погладил большую, окладистую бороду. При этом он безотрывно и внимательно, словно сокол – птица, чье название стало его позывным, наблюдал за тем, как душманы выбираются из сухого колодца, спрятанного в скалистых камнях.

Когда мужчины оказались снаружи и стали помогать мальчикам подниматься наверх, один из душманов – крепкий коренастый мужчина, отделился от общей группы.

В спокойной тишине афганской ночи он не спеша побрел к Шахину.

– Кажется, твои уроки не пошли впрок, Шахин, – сказал он хрипловатым голосом старика.

Шахин неплохо знал этого человека – одного из младших полевых командиров знаменитого в этих местах Абдул-Халима. Знал он так же, что Харим не так стар, как можно было бы подумать. И не так тверд душой, как кажется на первый взгляд.

– Об этом судить не тебе, Харим, – проговорил он низким, как гул высокогорного ветра, голосом.

– Не мне? – Харим подошел и присел рядом, на камень. Поправил свой старенький, но ухоженный СКС, что висел у него на груди. – Мы потеряли много людей. Мальчик, сын Юсуфа, которого ты отправил на смерть, тоже не вернулся.

Шахин не ответил сразу. Он уставился на тени, что стояли у колодца и ждали, пока наружу по веревке выберется последний мальчишка. Это давалось мальчику с явным трудом. Видимо, автомат и боезапас мешали ему легко вскарабкаться наверх. Правда, Шахина это не слишком-то беспокоило.

– Идет война, Харим. Война с врагом, которого не стоит недооценивать. И потом, ты должен понимать, что жертвы стоят не так уж много, если учесть, что пока у нас получается водить шурави за нос.

Харим тяжело вздохнул.

– Аллах не возлагает на человека сверх его возможностей, – проговорил Харим. – И эти дети…

Он кивнул на мальчишек, стоящих бок о бок со взрослыми мужчинами. Дети с оружием в руках выглядели несколько нелепо. Автоматы и винтовки в их руках выглядели неестественно огромными. А боезапас в подсумках и разгрузках неудобно болтался на неразвитых телах.

– Разве они способны на то, что от них требуется?

– Твой командир считает, что способны. Иначе он бы не одобрил план Муаллим-и-Дина.

– Я до сих пор скорблю о том, что все, что мы делаем, происходит с молчаливого согласия Абдул-Халима, – Харим сдвинул карабин за спину. Подался вперед, стараясь посмотреть Шахину в глаза.

– Пусть шурави и дальше гоняются за призраком пророка, – возразил Шахин. – И не суют свой нос туда, куда не следует.

– И как долго это будет продолжаться?

– Пока у нас не будет достаточно возможностей, чтобы перенести тайники в более укромное место.

Харим нахмурился.

– Иными словами, ты не знаешь.

Шахин глянул на душмана исподлобья.

– Не знаю, – отрезал он.

– Эти люди – не пакистанские солдаты, – возразил Харим. – Не твои хваленые «Призраки Пянджа». Да и те погибли на советской границе почти в полном составе. Что говорить о детях?

Шахин сжал кулаки так, что хрустнуло. Харим это заметил.

– Ты говоришь, что работаешь на пакистанскую разведку, Шахин, – продолжил давить Харим. – Но мы оба знаем, что это не так. Что теперь наш джихад – не освободительная война во имя Аллаха и освобождения нашего народа. Для тебя она лишь средство мести. Не так ли? И тебе неважно, какими инструментами пользоваться – пусть то твой старый автомат или жизнь ребенка – будущего наших общин.

– Не говори о том, чего не знаешь, моджахеддин, – с мрачной угрозой в голосе сказал Шахин.

– Не знаю? – Харим изобразил удивление. Выпрямился на своем камне. – Все это знают. Все знают, что преследуешь свои собственные цели. Что ты хочешь найти мальчишку, что увел Тарика Хана из кишлака Кундак. Но не знаешь ни его лица, ни имени.

– Мои планы никак не противоречат ни планам ISI, ни планам твоего командира. Все останутся в выигрыше, когда мы закончим.

– Кроме погибших детей.

– Так сложи оружие и нацепи паранджу, если ты так печешься о детях, – зло бросил Шахин.

Харим снова вздохнул. Покачал головой.

– Тебя нужно было бы убить за такое оскорбление. Но в отличие от тебя, я не ослеплен местью и знаю, чего хочу. Меня ведет Аллах. А ты погружаешься во тьму, Шахин.

Харим встал.

– Операция окончена. Сегодня Муаллим-и-Дин не прочтет свою проповедь здесь. Ваш с американцем план работает. Ненависть людей к шурави растет, и советам будет не до того, чтобы искать твои тайники. Но знай – Аллах запомнит твое кощунство. И не оставит тебя безнаказанным.

Харим направился было прочь, к душманам, чтобы скомандовать им тихо возвращаться по домам.

Но Шахин окликнул его:

– Как, говоришь, звали того погибшего мальчишку?

Харим застыл на месте, словно бы его поразило громом. Он медленно обернулся к Шахину.

– Мустафа, сын Юсуфа, – сказал Харим.

– Хорошо. Потрудись, чтобы Юсуф узнал о смерти своего сына. Это будет полезно для нашего дела.

* * *

Наблюдательная позиция Мухи находилась на склоне горы. Командир взвода устроился выше и западнее русла вади, на берегу которого расположились наши наблюдательные группы.

Когда мы поднялись из кяриза, Муха распорядился лично дать ему отчет.

Нам с Бычкой пришлось подниматься на гору, не забывая при этом сохранять маскировку.

Плюхина же доставили к позиции «Ветер два», где ему оказали первую медицинскую помощь. Но уже тогда и я, и Андро Геворкадзе понимали – бойца нужно эвакуировать.

Для меня очевидно было и еще кое-что – душманы в туннелях кяризов – не случайность. Пусть операция должна была проходить в полнейшей секретности и даже пограничники с первой заставы узнали о нашем прибытии лишь в последний момент, душманы как-то пронюхали, что сюда прибудет разведотряд. Как? Мысли были, но что тут происходит в действительности, нам только предстоит выяснить.

Бычка поднимался молча. С момента нашего с ним разговора ефрейтор не произнес ни слова. Он был в шоке.

С другой стороны, стоит отдать ему должное – внешне его состояние никак не давало о себе знать. Пулеметчик как мог сохранял сосредоточенность. Хотя я знал, ценой каких усилий ему это удается.

Когда мы поднялись, на подходах к наблюдательной позиции нас встретил Пчеловеев. Потом провел выше, к каменной расщелине в скалах, где и располагалась наблюдательная позиция.

Муха подобрал позицию мастерски. Отсюда открывался отличный вид на весь кишлак и подходы к нему. Как на ладони, перед нами предстал центр Айваджа – небольшая площадь, на которой красовалась мечеть. Пусть в темноте деталей было не рассмотреть, но минарет мечети отлично выдавал ее местонахождение.

Вход на позицию был замаскирован по большей части естественным образом – его скрывал от чужих глаз обильно росший между камней терн и низкорослый, кривенький саксаул.

Там, где со стороны кишлака растительность не прикрывала наблюдательную точку, разместили маскировочную сетку, призванную имитировать узоры скал и растительность.

Когда мы добрались до позиции, Муха наблюдал за кишлаком в прибор ночного видения, установленный на треноге. Подсвечивая свою карту красным фонариком, он время от времени делал на ней какие-то пометки.

Смыкалов же вполусогнутом состоянии сидел у стены скалистой расщелины. Держал на груди бесполезный в темноте бинокль.

Когда Муха увидел нас, то сказал:

– Пройдем вглубь. Там поговорим. Пчеловеев – наблюдать. Если увидишь странное движение по периметру кишлака – доложить.

– Есть.

Мы прошли вглубь расщелины. Там бойцы сбросили свои вещмешки и плащ-палатки. Разбили небольшой лагерь, где можно было отдохнуть, перекусить и напиться воды.

Муха выглядел озабоченным. А еще нервным. Еще бы – операция пошла несколько не по плану. Но судя по тому, что старший лейтенант держался сосредоточенно, а смотрел на нас внимательно и жестко – он готов был к подобным вещам.

Это похвально.

– Докладывай, Селихов, – сказал он, когда уселся на низковатый камень, а нам предложил присесть на сухой обломанный ствол дерева, который, по всей видимости, притащили сюда бойцы.

Здесь, в расщелине, было настолько тесно, что нам пришлось расположиться едва ли не вплотную друг к другу.

А еще тут было тихо. Лишь ветер, который бродил по вершинам этих низкорослых скал, время от времени гудел в камнях.

– Задача в кяризе выполнена, – сказал я. – Плюхина эвакуировали. Уничтожено шесть или семь душманов. Среди них один вооруженный ребенок. Мальчик лет двенадцати-тринадцати.

Муха, которому уже, видимо, вкратце доложили о произошедшем, понуро покивал. Потом взял фляжку, которую примостил у каменной стены, отпил.

– Кто стрелял? – Спросил он.

– Я, товарищ старший лейтенант, – не повел и бровью Бычка.

Голос его звучал хрипловато, как-то нездорово. Но твердо.

Муха снова покивал.

– Какие есть мысли, Селихов? – Спросил он.

– Это была засада. Они знали, что мы сюда придем. И, вероятно, хотели выйти наружу, чтобы застать нас врасплох и уничтожить. Как ни странно, но Плюхин расстроил их планы просто тем, что свалился в колодец.

– Как он? – Буркнул Муха.

– Требуется эвакуация, – ответил я. – До Ландыша идти сам не сможет. Придется нести.

Муха задумался. Взгляд его оставался таким же пристальным. Но глаза перестали поблескивать в темноте. Он задумался, глядя вникуда.

– Нас сдали. Другого объяснения быть не может, – сказал я. – Таких совпадений не бывает.

– Согласен, – сказал Муха. Потом вздохнул. Глянул на меня. – Значит, вы стояли втроем против более чем десятка духов?

– Разрешите обратиться, товарищ старший лейтенант, – вдруг вклинился Бычка.

– Разрешаю, – смерив Бычку внимательным взглядом, сказал Муха.

– Если б не старший сержант… – Бычка мимолетом глянул на меня. Но будто бы постеснялся надолго задержать взгляд, – мы бы там так и остались. Душманы – хитрые сукины дети. Ловушку использовали. На живца нас хотели взять.

– На живца? – Приподнял бровь Муха.

– Так точно. – Бычка кивнул. – Захватили Плюхина. Заставляли его звать помощь.

Бычка улыбнулся и закончил:

– Но он молодец. Упирался. Знал, к чему дело пойдет. Но если б не Саша… – Бычка осекся, прочистил горло, – вернее, если б не старший сержант Селихов, мы б с тех катакомб не вышли бы. Он перехитрил душманов. Помог нам продержаться.

Муха мимолетом глянул на меня. Взгляд его был оценивающим. Но кроме этого ничего не выражал.

– Я подозревал, что рассказы о тебе – это правда, – сказал старлей наконец.

– Уж последним, чем мне интересно заниматься, так это выдумывать про самого себя байки, товарищ старший лейтенант.

– А кто сказал, что ты их выдумывал? – Едва заметно улыбнулся он.

– Вряд ли бы кому-то пришло в голову заниматься этим дурацким делом, – покачал я головой.

– И то верно… – Муха мелко покивал. – Ну что ж. Насколько я понимаю, наш проповедник сегодня не придет.

– Я почти уверен, что нет, – проговорил я.

Муха снова задумался. Потом спросил у Бычки:

– Как самочувствие, боец?

Бычка торопливо ответил:

– Х-хорошо, товарищ старший лейтенант. Нормально. Жить буду.

Муха никак не прокомментировал его слова. Только помолчал несколько мгновений. Потом вздохнул:

– Что ж. Ситуация обостряется. У нас один боец ранен. Состояние другого, – он мимолетом глянул на Бычку, – под вопросом. Да еще и погибший ребенок. Это усугубляет дело.

– Я… Я не знал, что это был ребенок, – тут же заговорил Бычка. – Я не видел его в темноте и…

– Ты не виноват, – прервал его старший лейтенант. – Виновата та мразь, что раздает оружие мелким пацанам и науськивает их на войну. Потому мы и тут, чтобы найти этого сукина сына.

– Товарищ старший лейтенант, – заговорил я. – Ваша сеть информаторов надежна?

– Вполне. Они не знали, что мы будем здесь сегодня.

– Но тем не менее духи как-то выяснили, что мы придем и будем наблюдать.

– Верно, Селихов, – Муха поджал губы и вновь кивнул. Потом пошевелился, чтобы устроиться поудобнее и распрямить затекшую ногу. – И как им это удалось – большой вопрос. Вполне возможно, что нам придется заняться и им тоже.

– Вы собираетесь идти в кишлак, – не спросил, а утвердил я.

Муха уставился на меня. Подался немного вперед, оперев локти в колени и сомкнув пальцы в замок.

– Не исключено, Селихов. Очень даже не исключено.

От автора:

* * *

🔥🔥🔥 Новинка!

Дмитрий Ромов

ВТОРОГОДКА

Что если ты вернулся в школу со всеми знаниями, которые накопил?

Что если ты – волк, а твой класс – стая избалованных щенков?

Что если среди них – сын того, кто тебя предал?

В девяностых, он был опером и погиб, защищая невинного. Но его история не закончилась. Он перенёсся в тело школьника в наши дни. Он должен не просто отомстить предателям, но восстановить справедливость. Ведь у него есть свой собственный кодекс чести

/reader/470570