Текст книги "Моя Оборона! Лихие 90-е. Том 6 (СИ)"

Автор книги: Артём Март

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

– Пропустите внутрь, – ответил я. – Просто отойдите с дороги. Это для вашего же блага.

Прилизанный помялся на месте, потом немного несмело ответил:

– Нет.

Я засопел. Опустив взгляд, покачал головой. А потом просто схватила прилизанного за воротник и дал ему головой в лицо. Худощавый, он весил явно меньше меня, и тут же отвалился первым.

Прилизанный рухнул под ноги короткостриженому, и тот, ринувшись, было ко мне, запутался в своем сухощавом приятеле, повалился на землю.

Здоровяк с цепью кинулся на меня, попытался ударить. Он размахнулся широко, по могучему. Я ушел от выпада, просто отступив. Потом изо всех сил врезал ему по ушам.

Бугай схватился за голову, его лицо исказила гримаса боли. Времени я не терял. Подскочив, прописал ему под дых. Когда мужик с цепочкой согнулся, я схватил его за уши и щелкнул коленом в лицо. Здоровяк грохнулся в клумбу, разбитую у ступенек.

К этому моменту короткостриженный уже выпутался из прилизанного, попер на меня с кулаками. Это случилось быстро, и первый удар я пропустил.

Щелкнуло. В глазах вспыхнуло так, что этот свет затмил закатное солнце. Я повалился на плитку. Мелкие камушки больно врезались в ладони, когда я уперся в землю, пытаясь не пропахать брусчатку лицом.

– Ты на кого попер, мудло? – Набычился короткостриженый, сходя с низких ступенек ресторана.

Я медленно поднялся. Утер кровь из разбитой губы.

– Я тебя щас тут по всей улице раскатаю!

– Яйца сначала отрасти, – дерзко кивнул ему я.

– Че?

Он, растопырив руки, пошел на меня словно медведь. Я же просто врезал ему между ног. Короткостриженый екнул, схватился за промежность и рухнул передо мной на колени.

– А если считаешь, что отрастил, – сказал я, переводя дыхание, – тогда береги их лучше.

Размахнувшись, я изо всех сил врезал короткостриженому в челюсть, и тот растянулся на плитке тротуара.

– Летов! – Крикнул прилизанный.

Я поднял на него глаза.

Худощавый, утирая кровь, хлещущую ему из носа на подбородок, наставил на меня ПМ.

– Давай отсюда! А то пристрелю!

– Что тут твориться⁈ – Раздался хрипловатый голос Кулыма.

Старик появился в дверях Грааля. Его сопровождали двое братков.

– Летов, че ты тут устроил⁈ – Гаркнул старый авторитет и огляделся.

Его побитые люди стали тяжело подниматься на ноги. Прилизанный так и стоял, направив на меня ствол.

– Это ты мне объясни, – ответил я. – Зачем ты увез Марину? Какого хера происходит?

Прилизанный глянул на Кулыма, ожидая приказа. Старик молчал, глядя на меня с возвышенности ступеней ресторана.

– Убери пушку, – проговорил он медленно.

Прилизанный сглотнул, сунул пистолет сзади за пояс. Принялся сморкаться кровью.

– Ты зря пришел, Витя, – вздохнул Кулым. – Очень зря.

– Что происходит, Кулым? Я не уйду, пока ты не объяснишь.

Старик снова вздохнул, но теперь еще тяжелее и с какой-то грустью.

– Хорошо, Витя. Войдем внутрь. Я тебе все расскажу.

Глава 17

– Тебе повезло, что ты не пересекся тут с Мамиконом, – сказал Кулым.

Когда потасовка на улице кончились, мы с Кулымом прошли в Грааль. Правда, сели не как всегда, в зале ресторана, а направились в кабинет авторитета.

Побитые мной братки плелись следом, хмуро поглядывали на меня всю дорогу.

– Скорую вызвали? – Спросил прилизанный, – Летов, мне нос сломал…

Не сбавляя шага, я обернулся к нему. Шикарный ровный нос прилизанного свернулся немного набок. Переносица слегка искривилась.

– Сам виноват, – пожал плечами я. – Я хотел пройти внутрь по-хорошему.

– Будь с ними полегче, Витя, – сказал Кулым, пристукивая тросточкой. – Они только выполняют мой приказ.

– К тебе у меня больше вопросов, Кулым. А к ним была лишь одна просьба.

Когда мы вошли в кабинет авторитета, я прошел к его столу, тут же взял две ручки.

– Сюда иди, – сказал я прилизанному, прижавшему к лицу цветастый платок.

– Зачем?

– Иди, говорю, не ссы.

Наблюдая за мной, братки расположились у стен кабинета. Короткостриженый стал у дверей. Его уши опухли, налились кровью и потешно торчали. Мужик с цепочкой, которому прилетело в пах, теперь ходил, еле переставляя ноги. А стоять и вовсе не мог. Потому опустился в дальнее кресло, у стоящего в углу столика с вазой.

– Полегче с ним, – повторил Кулым, опускаясь за свой стол.

– Не боись. Сильней рожу я ему уже не попорчу, – сказал я и обратился к прилизанному, – сядь. И смотри на меня.

Прилизанный опустился на мягкий стул.

– Щас будет больно. Ну ниче. Потерпишь, – сказал я и резко, но аккуратно вставил ручки ему в ноздри.

– А! М-м-м-м-м! – гундосо закричал он от боли. – Че творишь⁈ Больно!

Словно окостенев, прилизанный сидел на стуле, сжимая и разжимая напряженные пальцы. Я же, просто легонько сдвинул ручки, возвращая смещенный хрящ на место.

– М-м-м-м-м! Мля!

Прилизанный схватился за нос, когда я извлек ручки. Браток скрывался, приложил платок к вновь открывшемуся кровотечению.

– Вот, – я бросил окровавленный ручки на журнальный столик. – До свадьбы заживет.

– М-м-м-м… Сука… – Мучился на стуле прилизанный, схватившись обеими руками за лицо.

– Пожалуйста, – хмуро буркнул я, а потом сел перед Кулымом.

Старик выглядел уставшим. Глядя на меня из-под полуприкрытых век, он оперся локтем о стол. Его худые плечи при этом скривились: одно выше другого. В такой позе Кулым походил на скрюченного колдуна.

– Что происходит, Кулым? Зачем ты велел забрать Марину?

Авторитет вздохнул.

– Обстоятельства изменились, Витя. Серьезно изменились. Даже сейчас, когда мы с тобой разговариваем, я сильно рискую. Ты тоже рискуешь. На тебя открыли охоту серьезные люди. Очень серьезные. Гораздо более влиятельные, чем все, с кем ты сталкивался в Армавире. Рядом с тобой теперь небезопасно. А я должен был оградить Марину от опасности.

– Кто? – Спросил я.

– Не так важно, кто, – уклончиво ответил старик. – Важно, что они могут сделать. А они могут многое. И я не в силах выступить против них. Витя, – прикрыв глаза, Кулым тронул веки. – Мой тебе совет: беги из города, если хочешь жить. Беги прямо сейчас, прямо сегодня. Брось все и уноси ноги.

Я слушал Кулыма внимательно, не отрывал взгляда от его суховатого лица.

– В этом деле я тебе не помогу. Ничем. На другой чаше весов находится благополучие Марины. Благополучие моей семьи. И ты, Витя, понимаешь, что я выберу.

– Понимаю, – кивнул я. – Скажи, кто меня заказал?

Кулым задумался. Поджал морщинистые губы. Откинулся на стуле и сплел на животе узловатые пальцы. Закрутил ими быструю мельницу. Он размышлял долго, наконец, ответил:

– Мамикон Кесоян. Он напрямую связан с дедом Хасаном. И теперь именно он главный в Армавире.

– Главный? – Нахмурил я брови.

– Да. Смотрящий. Хасан приехал в край и хочет навести тут порядок. Ему очень не понравилось, что в распрях между группировками, сгорели деньги его клана. Мне еще повезло, что из уважения, с меня не спросили вернуть долг.

Дед Хасан – это серьезно. Кулым был тут прав. По сравнению с ним – авторитетом российского масштаба, всякие Горелые, Косые и прочие Сливы – просто мошкара. Ослабевшие Черемушкинские тоже не могли бы ничего противопоставить серьезным ОПГ, слившимся в одну большую силу под покровительством Хасана.

– За что? – Спросил я задумчиво.

– Насколько я понял, – начал Кулым, выдержав небольшую паузу, – Один из твоих грохнул человека Мамикона в каком-то кабаке. Ты знаешь что-нибудь об этом?

– Знаю, – кивнул я. – Правда, сказать «грохнул», можно только с натяжкой. Браток сам нарвался. Он вел себя вызывающе, а пропустить такого внутрь мы не могли. Когда бандит схватился за пистолет, мой боец попытался остановить его. А бандос пальнул себе в ногу и истек кровью. Помочь ему не смогли.

Кулым снова задумался, помрачнел и стал чернее тучи.

– Это меняет дело, – сказал он. – Хотя и не сильно. Сам факт, что человек Мамикона погиб, уже основание ударить в обратную с утроенной силой. Если ты останешься, Витя, тебя убьют. Тебя, твоих друзей, даже твоих близких. Причем убьют самым подлым образом. Так, что ты даже не поймешь, что погиб.

– Я не могу убегать, – полминуты поразмыслив, ответил я. – Мне некуда бежать и незачем. Ты знаешь, что все, что у меня есть, находиться тут, в городе.

– Я знал, что ты так ответишь, – грустно проговорил Кулым. – Тогда ты умрешь, Витя. Позволь мне хотя бы уберечь Марину.

– У меня сегодня стрелка с его людьми.

– Я знаю. На ней тебя могут убить.

– Да, – согласился я. – Могут.

Я замолчал, перебирая в голове все варианты, что приходили на ум. Любые соломинки, за которые можно было бы взяться, чтобы спастись.

– Хорошо, – сказал я, наконец. – Пусть Марина останется пока у тебя.

– Витя, – покачал головой Кулым. – Если ты думаешь вступить с ними в противоборство, то это плохая идея. Ты погибнешь.

– Возможно. Но есть определенный шанс договориться. Если показать им, что я тоже не лыком шит.

– Как? За твоей спиной лишь три десятка охранников, – удивился Кулым. – А у Мамикона есть такие отморозки, которых даже покойный Косой побрезговал бы держать рядом.

– У меня есть одна просьба, – сказал я. – Последняя. Она не связана с Мамиконом напрямую.

– Мне опасно помогать тебе, Витя, – со скорбью в голосе ответил Кулым.

– Если решишься, я буду рад. А если нет… Ну что ж. На этом наши с тобой пути разойдутся окончательно.

– Что тебе нужно, Летов? – спросил Кулым, подумав несколько мгновений.

* * *

Когда Летов вышел из кабинета, Кулым подозвал Славу Мухина, по прозвищу Муха, сесть на место Виктора.

Муха встал, скомкал и сунул в карман окровавленный платок. Выровненный Летовым нос жутко болел. Запекшаяся в ноздрях кровь мешала дышать, неприятным грузом закупоривала пазухи.

– Босс, – тут же заговорил Муха, как только уселся. – Ты согласился помочь Летову и подукоротить поводок этому армянскому следаку. Но не рассказал Виктору, что нам поручено убрать его. Да и… Че мне делать сегодня на стрелке? Стрелять? Убить Летова?

– Если ты замолчишь и не будешь лесть вперед батьки в пекло, – мрачно одернул его Кулым, – то я все расскажу тебе и без твоих дебильных вопросов.

– Понял, – напрягся Муха.

– Короче, слушай. Ты поедешь на стрелку Летова и Мамиконовских. Как я и говорил, возьмешь с собой снайперку. И будешь стрелять. Я должен показать, что соблюдаю наши с Мамиком договоры.

Старик замолчал снова. Его узловатые пальцы забарабанили по лакированной столешнице.

– Мне убить Летова? – Спросил Муха, нарушив неудобное молчание.

* * *

– Витя, да это самоубийство какое-то, – ворчливо заметил Степаныч, осматривая двор кирпичного завода.

– Это будет крайний случай, – сказал я, пряча в карман брюк пульт детонатора, – сначала попробуем так сговориться.

На стрелку мы приехали примерно за час до назначенного времени. Всего было нас пятнадцать человек, часть из которых привез я на своей машине. Остальные доехали на жигулях, девятке, и, привычным делом, зеленой буханке старого товарища Степаныча.

Машины мы поставили недалеко от кирпичной стены одного из пустующих цехов завода. Ветхий и старый, наполненный битым стройматериалом, он был подмыт дождями. Крыша прохудилась, а в фундаменте тут и там зияли дыры развалившегося кирпича и блока.

– Ну что, Жень? – Крикнул я, возвращающемуся из темного нутра цеха Жене.

– Сделано, – сказал Корзун, отряхивая руки от алюминиевой стружки. – Только что б лучше сработало, надо, чтобы они стали поближе к стене.

– Станут напротив нас, – сказал я. – Кого-нибудь да зацепит. Наша главная задача – показать, что у нас тоже есть зубы.

– Главное, чтобы не развязалась стрельба, – вздохнул Степаныч, оглядываясь на обороновцев, в холодном напряжении болтавших у буханки. – У нас один короткоствол да ружья. С этим много не навоюешь. План у тебя, Витя, конечно…

– Отчаянный? – Хмыкнул я, кутаясь в легкую ветровку.

– Как обычно, – покивал Степаныч.

– И как обычно, мы не отступаем, – сказал Фима.

– А отступать нам некуда, – ответил я. – За одного своего они захотят забрать у нас все. Либо мы принудим их договориться, либо останемся не с чем. Выбор невелик.

– Либо сдохнем, – язвительно заметил Степаныч.

– Либо сдохнем, – согласился я.

– Херовая перспективка, – равнодушно проговорил Корзун, закуривая.

– Как и всегда, – усмехнулся я.

– Едут! – Крикнул кто-то из наших. – Вижу, едут!

Закатное солнце медленно клонилось к рваному силуэту далекого города. Небо над нами царапали длинные трубы основного производственного цеха, развернувшегося за спиной. Впереди, за оградой из полуразрушенных бетонных плит, появились машины. Приближаясь, они мелькали в дырах ограды.

Женя даже присвистнул, когда четыре черных иномарки вкатились во двор и медленно, хрустя кирпичной крошкой, направились к нам.

Ребята этого Мамикона подкатили не на каких-то там нищих жигулях или девятках. Они приехали на БМВ, пятой и седьмой моделей, мерседесе «Гелендваген» и Шевроле Тахо.

Напряженный до этого момента, словно струна, я немного расслабился. Расслабился потому, что сразу понял – они прибыли отнюдь не на перестрелку. Скорее всего, братки решили задавить меня морально. Решили, что имеют дело с каким-то мелким бизнесменом, которого можно сначала взять на понт, а потом прессануть. Вот он и сломается.

А вот прикати они на жигулях и девятках, я бы стал беспокоиться по-настоящему. Серьезные братки приезжают на перестрелки только на том, что не жалко.

Тахо встал почти под самой стеной цеха, метрах в пятидесяти от моей машины. Остальные их тачки остановились полукругом, но тоже довольно близко.

– Вроде пошло нормально, – шепнул мне Степаныч, стоявший по правое плечо.

– Посмотрим, – Я решил не делать поспешных выводов.

Захлопали двери иномарок. Из машин полезли разодетые в белые рубашки и легких пиджаки братки. Из Гелека вышли уже знакомые мне ребята: бородач и лысый бандит по кличке Монах.

С заднего сидения угловатого кроссовера выбрался невысокий сутуловатый мужичок в брюках и малиновом пиджаке. Поиграя четками, он перекинулся парой слов с Монахом.

Братков было человек шестнадцать. Но вооружились они получше нашего. Из багажников бэх и Тахо тут же стали доставать автоматы Калашникова и чешские клоны УЗИ под названием СА-23. Какой-то умник даже притащил трофейный немецкий МП-40 и теперь расхаживал с ним словно расфуфыренный фазан.

Оборонцы сурово похвастались за свои охотничьи двустволки, обрезы и помповые дробовики-Моссберги.

Братки застыли напротив нас. Воровато ужимаясь, вперед выступил мужичок в малиновом пиджаке.

– С кем базарить будем⁈ – Крикнул он. – Кто тут у вас за старшего⁈

Лысый что-то шепнул малиновому и тут криво хмыкнул, добавил:

– Где этот ваш фраерок? Где Витя Летов?

Я глянул на Женю. Тот, спрятав руки в карманы олимпийки, держал там наган наготове. Фима, нарядившийся в армейский плащ «прапор» на тельняшку, спрятал под ним обрез на перевези, а еще, зачем-то, саперную лопатку.

– Кто будет со мной разговаривать? – Спросил я, когда обороновцы застыли у меня за спиной.

Малиновый усмехнулся. Вальяжно пошел в нашу сторону. За ним двинулись Монах, бородатый, и еще какой-то здоровый браток, которого я не знал. Навстречу им выдвинулись и мы вчетвером.

– Слышь, Вить, – шепнул мне Степаныч. – А я этого знаю.

– Которого?

– Вон того, в малиновом пиджаке. Это Гоша Сиплый. Переговорщик один. Он, вроде как, с какой-то Краснодарской банды. Говорят, злобный, как черт. Сразу прессовать начинает. На эмоции выводить. На словах подлавливать. Будешь с ним говорить, Витя, не ведись на провокации.

– Не поведусь, Степаныч. Нормально все будет. Значит так. Нужно остановиться пораньше, что б, если что, под раздачу не попасть.

Мы застыли, не доходя середины разделяющего нас с братками расстояния. Кажется, ребята Мамикона этого не заметили, приблизились вплотную.

– Так это ты, значит, Летов? – Кивнул мне сутуловатый Гоша Сиплый.

– А ты, значит, Гоша Сиплый?

– Оба-на, – развел тот руками. – Узнал! Ты посмотри, фраерок-то, в теме!

Сиплый заржал, хлопнул Монаха по груди, а потом почти сразу посерьезнел, заглянул мне в глаза.

– Ну че, потрем за твои косяки? – Хрипловато-ядовитым голосом сказал он.

– Ну три, – Пожал я плечами.

– Короче, слушай сюда, фраерок, – распальцовано замахал руками Сиплый. – Ты понимаешь, что ты попал по серьезному. Что землю топчешь до сих пор, только потому, что мы привыкли по-человечески поступать, даже с таким отбросом, как ты!

Я хмыкнул и скрестил руки на груди.

Сиплый, выпучив на меня глаза, продолжил:

– Ты че лыбу давишь, сморчок? Ты, походу, еще не понял, с кем базаришь, и кто с тебя будет спрашивать за твои гнилые дела!

С каждым словом тон Сиплова все подымался, пока не перешел на полукрик. Речь его сопровождалась одной сплошной блатной интонацией.

– Короче, так, – продолжал он. – За нашего Синюху, ты ответишь. Пускай, не здоровьем, так добром своим.

– Синюха сам нарвался! – Не выдержал разозлившийся Фима. – Сам себе ногу продырявил! И твои это видели! Видели рану!

– Фима! – Строго рявкнул я, и Ефим замолчал.

– Ты посмотри, вылупился, – разулыбался переговорщик. – Рот раззевает. Летов, а ты точно тут главный? Мож, этот глист всегда за тебя базарит? В разговоры взрослых людей влазит⁈ Слушай, знач, сюда. Если б твой петушара Синюху специально грохнул, ты бы, Витя, уже в могиле лежал. А так, перепишешь на нас свою контору завтра, понял?

– Закончил? – Я кивнул, когда сиплый, раздув ноздри, заткнулся.

– А че, – он тоже, глядя на меня снизу вверх, кивнул. – Есть че ответить?

Внезапно, где-то вдали щелкнуло, будто бы огромным кнутом. В метре от нас взорвался асфальт. Меня и сиплого ужалило мелкими осколками бетона.

Братки, все как один, аж присели. Обороновцы засуетились у меня за спиной.

– Какого хера⁈ – Крикнул Сиплый.

– Промазал, сука! – Заорал, вдруг, Монах.

Когда все замешкались, высматривая снайпера, который, видимо, хотел меня убить, я среагировал со скоростью молнии.

Просто взял и щелкнул в кармане кнопкой пульта-детонатора, сделанного из сигналки. Стена, у которой стал джип Тахо, тут же рванула. Тех, из бандитов, что был поближе, накрыло смесью пыли и осколков кирпича, побило камнями. Пыль тут же разметалась по всей округе, застилая снайперу обзор. Братки стали падать на землю, закрывая головы руками.

Это сработала взрывчатка, доставшаяся нам от Косого. Мы заминировали стену с внутренней стороны. Заряд был недостаточно мощным, чтобы разметать авто бандитов, но его хватило завалить половину стены старого цеха.

Вдруг крыша над местом взрыва накренялась и сползла, обрушившись на Тахо. Остальные иномарки побило вытолкнутым взрывной волной шлакоблоком.

– Какого хуя! Сука! – Крикнул в неразберихе Сиплый, а потом схлопотал от мен по роже.

Щуплый бандос в один миг обмяк и оказался в моей железной хватке. Я прикрылся им от возможного огня снайпера.

Монах, согнувшийся от прогремевшего взрыва, полез за стволом. Его дружки тоже замешкались, доставая оружие. Готовый к этому Фима вскинул свой обрез. Женя указал стволом Нагана на Монаха.

– Стоять! – Показал я лысому другой детонатор. – Я заминирован! Рыпнитесь – все, нах, взлетим на воздух!

Глава 18

Крыша заброшенного цеха Армавирского стекольного завода

– Нихера себе… – Протянул Муха, оторвавшись от прицела СВД. – Это чего там бабахнуло?

Витя Бурый, залегший рядом с Мухой, удивленно отпрянул от своего бинокля, потом вновь всмотрелся в него.

Он осматривал двор кирпичного. Там сейчас клубилась пыль, а мгновение назад, прогремел взрыв, повлекший за собой страшный грохот обвала.

– Муха, ты, мля, куда целился?

– Как Кулым и приказал, Летову под ноги. Да ты че, Бурый, гонишь? Это не я! У меня, мля, снайперка, а не #бучая базука!

– Мля, – Бурый внимательнее осмотрел двор кирпичного, пыль на котором мало по маслу рассеивалась, – Лады. Мы сделали, все что надо. Давай сваливать.

Бурый поднялся. Муха встал за ним следом, тяжело повесил СВД не плечо.

– Пацаны! – Крикнули им снизу. – Вы, сука, куда попали⁈

– Это не мы! – Заорал в ответ Муха. – Там Летов, походу, снова че-то крутит-мутит.

– Хе, – хмыкнул Бурый, глядя в сторону кирпичного. – Хитрый, сука, как лиса. Ладно, пацаны! Поджигай девятку! Мы сваливаем!

* * *

– Падла… – Выдал было Монах, но я осадил его холодным взглядом.

Пыль немного осела. Бандиты, сбитые с толку обвалом цеха, торопливо приходили в себя. Сиплый испуганно застыл у меня в руках.

– Тебе, мля… мало не покажется… – Просипел Сиплый. – Тебя теперь по кусочкам собирать будут, как, сука, конструктор лего-го.

– Заткни хайло, – бросил я ему, а потом крепче стиснул шею.

Братки повскакивали на ноги, кто-то из них уже указывал на нас стволами автоматов.

– Скажи, чтобы не стреляли, – сжал я пульт от сигналки. – Ни то и твой Сиплый, и ты – оба взлетите нах на воздух. Потом хер куски соберешь. Мне-то терять нечего, раз пошел такой базар. А вам?

Монах глянул в безумные глаза Фимы, который навел на него дульный срез обреза. Во второй руке, Ефим, словно меч, держал лопатку. Проигрывал ей, чудно вращая в ладони. Корзун, холодный, как кусок стали, щелкнул курком нагана. Затянулся сигаретой и отбросил бычок.

– Ты Витю послушай, – сказал он меланхолично. – Он бывает нервный, когда на него за просто так наезжают. Да и не только нервный. Еще и агрессивный, что не удержишь.

Монах, глубоко дыша, водил взглядом от меня к Фиме и Жене. Потом утер посеревшее от пыли лицо, но только размазал по нему грязь, смешавшуюся с потом. Монах обернулся, замахал руками:

– Не стрелять! А ну, стоять на месте, мля! У Летова бомба!

Братки послушались, но пушек не опустили.

– Тебя порежут… – Снова высоковато, – пропищал Сиплый. – Порежут…

– Я хотел по-хорошему, – холодно проговорил я, проигнорировав его писк. – Видит бог, хотел. Но такого беспредела со мной творить никому не позволю.

– Ты нам тачки побил! – Крикнул Монах.

– А вы хотели меня пристрелить, – пожал я плечами. – Уж извините, но моя жизнь мне дороже, чем ваши тачки.

– Дороже⁈ Да ты ж заминирован!

– Отчаянные времена требуют отчаянных решений, – беззаботно ответил я.

– Мамикон с тебя шкуру сымет, Летов, – прошипел Монах.

– Можешь брехать сколько хочешь. Но я тебе сейчас расскажу, как будет. Я хочу встретиться с твоим Мамиконом. К вам у меня уже нет доверия. Вопросы порешаем с ним лично.

– Да ты оборзел, Летов! – Заорал лысый бандит и от злости и досады оплевал собственный подбородок.

– Только щас дошло? – Хмыкнул Фима.

– Короче, так. Этот утырок остается у меня, как залог, что вы нас не расстреляете, когда мы станем уезжать с кирпичного, – холодно проговорил я. – С вашим главным я хочу встретиться завтра, в полдень. Ресторан У Сома, что по Кирова. Час дня. Там людно. Пушками размахивать не сильно захочется. С ним мы все вопросы и порешаем. А сейчас прикажи всем своим стоять на месте и не двигаться.

Монах нахмрурил брови. Зрачки его скакнули к массиву цехов и корпусов, протянувшихся метрах в семиста от кирпичного.

– Снайпера своего ждешь? – Спросил я. – Он стрелять не будет. С такого расстояния у СВД разброс приличный. Побоится зацепить это говно на палочке.

– Ты кого говном назвал⁈ – Захрипел Сиплый.

– Закрой пасть, – сказал я. – Значит так. Сейчас вы ждете здесь десять минут, пока мы не свалим. А потом грузитесь в свои таратайки и бежите к вашему Мамикону, обо всем докладывать. Если хоть одна пуля прилетит в нашу сторону, этому Сиплому хана. Прирежу, как собаку. Понял? Если станете стрелять мне в спину – рвану, не подумав. На мне осколочный заряд. Разброс до ста метров. Посечет, останешься без лысины.

Монах робко покивал.

– Ну и отлично. А теперь возвращайтесь к своим и ждите. И давай без глупостей.

– Да вы все тут на голову двинутые, – сказал в ответ Монах, а потом отправился к остальным браткам.

– С волками выть, – бросил я ему вслед.

– Подожди, Вить, – задумался Женя, когда вся наша бригада отчалила с кирпичного, – А ты че, лишний заряд с собой прихватил?

– Нет, – сказал я, не отвлекаясь от дороги.

– Так, погоди, – Корзун задумался. – От Косого нам досталось всего четыре заряда. Два мы взяли с собой. Так?

– Так, – улыбнулся я.

– Их я заложил под стеной. Так?

– Так, – пожал я плечами.

Через салонное зеркало я увидел, как Фима со Степанычем переглянулись на заднем сидении.

– А откуда еще один? Ты же сказал этому хмырю лысому, что заминирован.

– Да, – кивнул я беззаботно. – Сказал. И пригрозил сигналкой от Крузака.

Женя, обычно соображающий довольно медленно, нахмурившись, уставился перед собой. Мне показалось, что я буквально слышу, как натужно работают его мозги.

– Угу, – промычал он. – Угу…

В следующее мгновение Женя тихонько рассмеялся. С каждым позывом, его смех все громче и громче разливался по салону машины. Первым сдался Фима. Подхватив Женино настроение, он заржал следом. Разулыбавшись, к ним присоединился и Степаныч. Последним сдержанно рассмеялся я.

* * *

Мамикон схватил молодую проститутку за ягодицы. Та, сидя на нем, громко захихикала и завизжала. Банное полотенце соскользнуло с ее объемной груди.

– Вот скажи мне, дорогая, – разулыбался ей Кесоян, – ты вот вся такая красивая, а что же ты в валютных проститутках сидишь?

Девица сладострастно заглянула Кесояну в глаза. Медленно опустилась к уху авторитета, замурлыкала ему тихонько:

– Повезло, сладкий мой. Считай, счастливый билет вытащила.

Когда в предбанник ворвался Монах, девушка завизжала снова, но теперь от страха. Она соскочила с огромного тела Кесояна, рефлекторно натянула полотенце чуть не по самые щеки. Девушка не заметила, что тем самым обнажила лобок.

Мамикон, сидящий в большом деревянном кресле, у маленького столика, полного еды и бухла, как-то расстроенно засопел.

Монах же, застыл в дверях, тяжело сглотнул.

– Невежливо так врываться, брат, – внешне совершенно спокойно и даже меланхолично проговорил Мамикон. – Тебя что, мама в детстве вообще никак не воспитывала?

– Я только со стрелки с Летовым, – снова сглотнул Монах тяжелый ком. – Выжил он. Снайпер Кулыма промахнулся.

Мамикон уставился на лысого бандита своими словно бы сонными глазами, опять тяжело засопел.

– Плохо, – сказал он. – Но это все равно не повод заходить, куда не просят.

– Он схватил Сиплого, – выдавил из себя Монах. – Схватил и ушел с ним. У Летова бомба была.

Мамикон замер без движения. Словно обнаженная глыба жира, он просто сидел, будто не живой. А потом толстый авторитет с силой сжал подлокотники. Дерево даже скрипнуло в его пальцах. Медленно, с трудом, встал с кресла.

В следующее мгновение авторитет дернулся. Дернулся неожиданно быстро для человека таких габаритов. Перевернутый жирдяем стол рухнул на плитку предбанника. Вся еда повалилась на пол. Бутылки с вином разбились в дребезги, окрасив плитку красным, залив упавшую пищу.

– Что⁈ Сиплого⁈ – Крикнул Мамикон. – Да как вы, долбо#бы, это допустили⁈

– Мы… Я не знаю… – шокированный Кесояновой вспышкой гнева, промямлил Монах.

– Знаешь… Ты все прекрасно знаешь… – Прошипел толстяк сквозь зубы. Знаешь, что Сиплый – та еще трусливая мразь. И помнишь, что он сделал в прошлый раз, когда у нас с ним были дела.

– П-помню…

Запыхавшийся Мамикон тяжело опустился обратно в кресло. Глянул на забившуюся в угол голую проститутку.

– Пошла отсюда, – хрипловато дыша, сказал он.

– Мне б одеться…

– Пошла, я сказал!

Испуганная девушка выскочила из предбанника в одном только полотенце.

Хотя тут было относительно прохладно, Мамикон вспотел, вытер блестящий лоб полотенцем.

– Молись, сучий сын, чтобы он не разболтал Летову лишнего, если тот его прессовать станет… А он станет…

– Сиплый… – Хотел было возразить что-то Монах.

– Тогда я тебя собственными руками придушу… Если сам жив буду… – Опередил его Кесоян.

* * *

К ресторану У Сома я приехал за десять минут до назначенного времени. Красивое, свежеотремонтированное здание блестело на летнем солнце своей шоколадного цвета крышей. Над широким фасадом, украшенным маленькими античными скульптурами, нависала небольшая угловая башенка, типичная для черкесогайской архитектуры Армавира. Только эта была перестроена. Она представляла из себя не купол, как обычно, а некий куб со скошенными углами и низкой куполообразной крышей.

Я прошел в душноватый ресторан, где ко мне тут же подоспела стройненькая армяйочка-управляющая.

– Вас уже ждут, – сказала она. – Пожалуйста, пройдете на летнюю террасу.

Меня повели через зал во двор ресторана. Тут, под белыми зонтами, стояли красивые столы из цельной древесины. Народу тоже было предостаточно: бизнесмены прикармливали себе дам, вели деловые переговоры, бандосы наслаждались своей полуденной малиной.

Мамикона я никогда не видел, но почему-то узнал его сразу и совсем не удивился, когда армяночка повела меня к толстому мужику, ждущему за столом в одиночестве.

Я приблизился к столу. Толстый Мамикон Кесоян отпил пиво из бокала, стал выискивать в шалашике для пенного самую жирную чесночную гренку.

Поправив воротник рубашки, я сел напротив бандита. Тот, казалось, совсем меня не замечал, полностью увлеченный поисками гренки.

– Что-нибудь закажите? – Спросила подоспевшая официантка и подсунула мне меню.

– Чаю с сахаром, – сказал я, возвращая толстую книжицу в дерматиновой обложке.

Девушка кивнула и убежала.

Мамикон же, наконец достал ту гренку, которая, по его мнению, оказалась крупнее других, поднял на меня взгляд.

– Виктор Летов, я полагаю, – сказал он, тяжело сопя от жары.

– Мамикон Кесоян, – ответил я. – Не сказал бы, что рад знакомству.

– Это взаимно, – ответил толстяк и отправил гренку в рот. Неприятно хрустнул ею. – Короче, Витя. Не знаю, чего ты там себе надумал, но могу сказать, что теперь ты торчишь нам как земля колхозу: мертвый Синюха, Сиплый, которого ты похитил, машины, которые взорвал – все это надо как-то хм… компенсировать. М-да-а-а-а… Даже не знаю, о чем ты думал.

– Думал, – пожал я плечами, – что раз уж вы все равно решили у меня все отобрать, то хоть погуляю напоследок. Знаешь ли, очень я люблю доставлять проблемы тем, кто хочет доставить проблемы мне. Причем в таких делах я привык работать на опережение.

Толстяк хмыкнул. Правда, смешок у него получился похожим ни то на кваканье, ни то на предсмертный кабаний хрип.

– Дерзко, – сказал он. – У нас уважают дерзких.

– И слушают тоже только дерзких.

Мамикон неприятно ухмыльнулся. Сплел толстые пальцы на объемном животе, расплывшимся под рубашкой.

– Я тут немного разнюхал о том, кто же такой этот твой Сиплый, – сказал я. – Сразу было понятно, что он не абы кто, раз уж вы его притащили на стрелку. Решили сразу зайти с козырей. Приперли целого переговорщика, чтобы надавить на меня.

– Ты больно много о себе мнишь, Летов, – Улыбаясь, Мамикон походил на толстого кота, отъевшегося сметаны. – переговорщика приперли… Ага. Куда? На стрелу с тобой? С каким-то армавирским бизнесменешкой? Да Сиплый в Армавир приехал телок трахать. У него тут шлюха любимая есть. Ну и решил поехать повеселиться. На стрелке с тобой нервы себе пощипать, прямо как в зоопарке.