Текст книги "Моя Оборона! Лихие 90-е. Том 6 (СИ)"

Автор книги: Артём Март

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Глава 27

– Какие… условия?.. – Отрывисто проговорил Шелестов.

Теперь все поменялось. Абсолютно все. Больше нет Седого, который мог бы осуществить рейдерский захват Обороны. По сути, больше нет Черемушкинских, по иронии судьбы ставших мне в определенном смысле союзниками. А ведь это именно они когда-то отжали дело всей моей жизни.

Шелестов, который в прошлой жизни был богатым и влиятельным человеком, теперь лежит передо мной в грязи и крови. А я стою над ним на своих собственных ногах. Я все поменял. Мое будущее, будущее моих друзей теперь будет другим. Счастливым.

Для этого мне пришлось искупаться в крови. Пришлось хлебнуть такого, чего некоторым на всю жизнь хватит. И это того стоило. Если бы снова мне пришлось все изменить, я бы готов был перенести подобное еще раз.

Я бы мог прикончить Шелестова. Даже делать для этого ничего бы не пришлось. Можно просто уехать. Оставить их здесь. Тогда все было бы кончено.

Хотя когда-то, в моей прошлой жизни, Шелестов поступил еще хуже. В прошлый раз он бы мог убить меня. Закончить мои страдания одним выстрелом, как это случилось с Женей Фимой и Степанычем. Однако он поступил куда циничнее – оставил меня жить никчемным инвалидом на обочине жизни.

Но был тут и другой момент. По сути, благодаря Шелестову я всю прошлую жизнь копил в себе всю эту злобу, все эти терзания, чтобы потом бесстрашно, отчаянно выплеснуть их на своих врагов. Я это сделал. И теперь я, а не они, стою на своих ногах. Я – это не Саша Шелестов. В моей душе есть место милосердию.

– Я помогу вам, – сказа я. – Отвезу в больницу. Но, как только тебе и твоему брату полегчает – вы свалите из города. Даже из края. Я больше никогда не хочу видеть твою паскудную рожу в Армавире. Таково его условие. И ты понимаешь, что будет, если ты его не исполнишь.

Шелестов смотрел на меня полными слез глазами. Он с трудом сглотнул. Опустили голову и обреченно покачал ею. Потом тихо заговорил:

– Ты… Ты не лжешь? Все, что ты рассказал мне – это правда?

– Чистая, – ответил я холодно.

– Я… Я действительно совершил все те ужасные вещи, о которых ты говоришь, Витя?

– Девяностые были длинными. Возможно, самыми длинными десятью годами истории современной России. По крайней мере, для нас, простых работяг. И на протяжении этого времени ты совершил многое. Сделал гораздо больше мерзости, чем можешь себе представить. По твоей указке убивали людей. Ты отбирал чужие бизнесы. Пытал конкурентов, чтобы те ушли с рынка охранных услуг. По сути, ты стал простым бандитом в шкуре бизнесмена. Ты, Саша, стал девяностыми в человеческой шкуре. Остался ими до самых двадцатых годов. А все началось с моей Обороны. Она была первым шажком для тебя.

– Я тебе верю, – сказал он дрожащим голосом. – Я тебе верю, Саша. Ты говоришь невероятные вещи, но я тебе верю. Скажи… Там, в будущем… Что будет потом? Это все кончится? Девяностые пройдут?

– Пройдут, – ответил я. – Но навсегда останутся в памяти простых людей как время смуты.

Шелестов грустно покивал.

– Спасибо, Витя.

– За что? – Нахмурил я брови.

– За то, что я знаю, кем мне не следует становиться.

Я вздохнул. Опустился и помог Шелестову подняться, подставил человеку, ставшему предателем, плечо. Человеку, которого я силой заставил отказаться от предательства.

Мы тяжело поднялись.

– Пойдем к машине, – сказал я, направив Шелестова к насыпи. – Потом я вернусь с твоим братом. Надейся, что он еще жив.

Мы с трудом взобрались к дороге. Пошли к машине.

– Ты простил меня? – Вдруг спросил Шелестов. – Решил помочь, потому что простил?

– Нет, Саша, – сказал я. – То, что ты сделал тогда, в моей прошлой жизни, невозможно простить.

Солнце стояло высоко. На городском кладбище было много людей. Туда съехались чиновники, братва с близлежащих районов и даже некоторых городов России. Я был тут чужим.

Стоя за оградой Армавирского кладбища, я наблюдал, как богатый, лакированный гроб Кулыма несут к свежевырытой могиле. Кто-то даже притащил сюда оркестр, заунывно игравший похоронный марш.

Авторитеты, бандиты, высокопоставленные чиновники и даже менты шли за гробом бывшего авторитета Черемушкинской братвы в скорбном молчании. Мать Марины, вырядившаяся в черное, натужно рыдала, тянула к гробу Кулыма полноватые руки.

В определенном смысле я пришел сюда, чтобы почтить память человека, который помогал мне. Которому я помогал в ответ. Человека, с которым мы одновременно кардинально отличались, и в то же время были удивительно похожи. Я думал, что Кулым мог бы стать моим другом, встреться мы при других обстоятельствах.

Однако скорбное почтение памяти было моей главной задачей. В разномастной, пестрой толпе скорбящих я высматривал единственного человека. Человека, ради которого Кулым был готов на все.

Когда гроб опустили в землю, а люди вокруг стали бросать в могилу горсти сырой кладбищенской почвы, я, наконец, увидел ее. Марина, одетая в скромное платье чуть ниже колена, была первой, кто совершил этот прощальный ритуал. Болезненно-бледная, она не плакала подобно своей матери. Я понимал – девушка уже выплакала по Кулыму все слезы. Теперь она смотрела в опущенный гроб лишенным эмоций взглядом. Марина попрощалась с девушкой уже давно.

Когда тело зарыли, а люди стали расходиться. Я постоял еще минутку за оградой. Когда хотел было уже уйти, заметил, как девушка, отделившись от всех, шла ко мне.

– Привет, Витя, – сказала она, остановившись за железной оградой.

– Привет, – немного приблизился я.

Марина опустила взгляд.

– Я пришел извиниться, – сказал я, нарушив загустевшую между нами тишину.

– Извиниться? За что? – Помолчав пару мгновений, спросила девушка.

– Кулым погиб, потому что хотел защитить меня.

– Ты чувствуешь вину за его смерть? – Спросила вдруг Марина.

– Да, – без колебаний ответил я. – Только одна мысль меня согревает: он отомщен.

– Мне от этого не легче, – вздохнула Марина.

– Я знаю. Легче не станет. Ладно, Марин. Рад был тебя видеть. Завтра я съеду с квартиры, сниму другую.

– Ты уезжаешь? – спросила она.

– По расчетам, через полгода Оборона станет приносить мне достаточно денег. Я возьму ссуду и начну строить дом в Заветном, за Армавиром. Участок я уже присмотрел.

Девушка покивала. Я отвернулся, намереваясь уйти. Мне было горько, что в закрутившихся разборках Марина потеряла дедушку – по сути, единственного близкого ей человека. Мне было горько и стыдно перед ней. Наверное, это чувство вины было ничуть не меньше, чем то, что я ощущал после смерти друзей.

– Витя? – Вдруг позвала она меня.

– Да?

– Ты ведь не хотел связываться с внучкой авторитета. Почему ты передумал? Почему связался со мной?

– Влюбился, – сказал я прямо.

– И до сих пор любишь?

– Да.

– Ты не виноват в смерти дедушки. Это сделали люди того мерзкого Мамикона.

– Я бы мог его спасти, – сказал я. – Но был недостаточно быстр. Недостаточно внимателен в тот день. Стрелял хуже, чем мог бы.

– Витя, иногда случается такое, на что ты не можешь повлиять. Чего не можешь изменить.

– Случается, – кивнул я. – Но крайне редко. Смерть Кулыма – это другой случай.

– Это как раз тот случай, Витя. Не все в жизни можно повлиять. Хотя очень на многое. Ты тому яркий пример. Но все же. Я хочу, чтобы ты знал – я тебя не виню.

– Спасибо, – я улыбнулся.

– И еще, – поторопилась она сказать, когда увидела, что я намереваюсь уйти. – Как бы печально это ни звучало для меня, но я больше не внучка авторитета.

Обернувшись, я заглянул в слезящиеся глаза Марины.

– Теперь я невеста начальника охранного агентства «Оборона».

Степаныч поставил на стол трехлитровую банку мутноватого самогона. Оценивающе всмотрелся в непрозрачную жидкость.

– Ты где ее взял? – Спросил Женя Корзун, морщась при виде неизвестного пойла.

– Купил, – пожал плечами Степаныч. – Совсем за копейки отдали.

– Ну-ка, – Фима потянулся к банке.

Он с усилием отодрал пластиковую крышку, понюхал.

– Ух… Убойная… – Скривился Фима.

С момента наших разборок с Мамиконом прошло полмесяца. Сухой август разразился жарой в этом году. И хотя вечерами и по утрам уже становилось зябковато, а иногда попадались совсем прохладные ночи, днем солнце сушило нещадно.

Дела Обороны шли своим чередом. Через пару дней мы со Степанычем должны были ехать за стволами для охранного агентства, а Женя четыре дня назад получил прямо по почте набор сертификатов из «Алекса». Документы подтверждали, что все сотрудники и руководящий состав Обороны прошел курсы обращения с оружием, и теперь ничего не мешало получить полноценную лицензию на ношение ствола.

С Сиплым история тоже закончилась нормально. Я отпустил бандита, прибрав еще несколько записей про Мамикона, на всякий пожарный. Правда, такая предосторожность была без надобности. Слух о том, что Мамикон погиб в перестрелке с Сомом Младшим, быстро разошелся по городу. Мою фамилию при этом даже не упоминали. Мало кто знал, что я участвовал во всей этой заварухе.

Братья Шелестовы тоже убрались из города. Примерно через неделю после того, как я довез их до больницы, они, немного придя в себя, куда-то выехали. Куда, я не знал. Да, собственно, и мне было не интересно.

Единственной проблемой, после моего возвращения, было то, что мужики на меня разозлились, когда я рассказал им, где пропадал те двое суток. Сильнее всего закусил Корзун. Он даже неделю со мной не разговаривал. Не нравилось Жене, что я, как он сказал, «поперся» на такую самоубийственную разборку в одиночестве. Тем не менее со временем он перестал дуться и все пришло на круги своя.

Этим вечером мы все собрались в квартире Кулыма. Марина уговорила меня не переезжать, и спустя день после похорон, мы снова съехались. А сегодня собрались как раз по просьбе Жени Корзуна. Он хотел рассказать всем какую-то страшно важную новость. Однако на уговоры поделиться раньше времени, решительно отвечал отказом.

– Узнаю запах, – задумался Фима, отпрянув от банки. – Теть Фросина?

– Угу, – серьезно кивнул Степаныч. – Слышал я, что ее менты накрыли за незаконную торговлю самогонкой. Соседи пожаливались, что она полный двор калдырей припоила. Ну, и стала она по дешевке все свои вещдок продавать. А я урвал.

– Новость Важная, – заулыбался я, обнимая за талию прильнувшую ко мне Марину, – а жрать мы будем вот эту самогонку? А че, ниче поприличнее не нашлось?

– У нас где-то был коньяк, – Марина встала из-за стола.

Девушка полезла в один из настенных ящиков кухни, в котором мы хранили спиртное.

– В смысле? – Удивился Степаныч. – Раз уж новость у Жени важная, а тем более хорошая. Хорошая же?

– Угу, – кивнул Женя, меланхолично.

– Ну вот. Раз уж новость хорошая. Тогда надо ужраться. А если надо ужраться, лучше самогонки ничего не найдешь!

– Я б на твоем месте так не радовался, – пожал плечами Женя нервный оттого, что бросил курить.

Честно говоря, для всех это стало большой неожиданностью. Еще в Авгане Корзун приучился шмалить, как паровоз, и долго не расставался с этой привычкой. Мы шутили, что на него нужно сбросить атомную бомбу размером не меньше «Толстяка», чтобы он бросил. Это, конечно, если повезет. Потому как если Женя выживет после взрыва, то первым делом закурит.

– Это почему ж? – Нахмурил пушистые брови Степаныч.

– Я слышал, что от Фроськиного пойла люди слепнут, – сказал Женя.

Степаныч изобразил задумчивость. Потом пододвинул открытую банку к Фиме.

– На, – сказал он. – Пробуй.

– А че я? – Удивился Ефим.

– Тебя не жалко. Тогда мож, перестанешь вечно окно в конторе нараспашку держать. Тома, после твоих сквозняков, уже не знает, чем мне поясницу на ночь мазать. Всю звездочку перевела.

– Пусть помажет самогоном, – заявил Фима. – Может, поможет. Воняет он даже хуже, чем звездочка.

– Да ладно вам, – Марина поставила на стол большую бутылку коньяка. – Давайте выпьем как нормальные люди. Степаныч, убери ты уже эту вонючую дрянь со стола.

Устроившись за столом, все выпили, закусили.

– Ну так че у тебя там за новость, Жень? – Спросил я, хрустя огурцом.

– Женюсь, – без затей ответил Женя.

Все за столом затихли.

– А у тебя что, невеста есть? – Спросил Фима недоверчиво. – А почему мы ее не знаем?

– Есть, – улыбнулся я, – просто кое-кто нам ничего не рассказывал.

– Есть, – согласился Корзун. – На третьем месяце уже. Весной рожать будет.

– Ты поэтому курить бросил? – рассмеялся Фима.

– Ну.

– А чего ж ты молчал, дубина⁈ – Заулыбался Степаныч и схватился было за бутылку коньяка.

– А чего мне вам рассказывать? У вас, как женщины не появятся, так обязательно их какие-нибудь братки похищают. Что с Мариной такое было, что с Томой твоей. Не, пускай моя лучше у себя в станице сидит и про наши дела ничего не знает.

– Здраво, – одобрил я.

– Так это что? – Вдруг осенило Степаныча. – Ты скоро папкой станешь? Имя уже придумал?

– Конечно, – кивнул Женя. – Если будет девочка, то станет Кристиной. А если пацан – то будет Димка.

«Димка, – подумалось мне. – Тот самый Димка, с которым мы вместе работали в „Нимфе“, в две тысячи двадцать четвертом. Вот только теперь он не будет без отца расти».

– Думается мне, будет пацан, – хитровато улыбнулся я.

– Что ж, – Степаныч отставил коньяк и достал из-под стола банку самогона. – За это надо выпить.

– А еще, у нас в сентябре свадьба. В деревне будет, у ее родителей. Я вас всех приглашаю, – улыбнулся Корзун.

Степаныч аж встал и принес себе с кухонного стола граненый стакан. Поставил вместо рюмки.

– Вы как хотите, а я за это выпью как надо! Кстати. А как твою невесточку-то хоть зовут?

Внезапно в зале зазвонил телефон. Марина пошла взять трубку и спустя минуту вернулась.

– Витя, тебя к телефону, – сказала она.

– Ща, мужики, – ответил я. – Без меня не наливать. Степаныч, в пенале еще такие стаканы есть. Достань на всех, кроме Марины.

Отправившись в зал, я взял трубку с телефонного столика.

– Летов Слушает.

– Виктор? – Мягко и даже как-то вальяжно протянул на том конце женский голос.

– Да.

– Вас беспокоит Арусяк Араратовна Казарян. Нотариус. Армавирский городской округ.

– Что вы хотели? – Спросил я.

– Скажите, кем вы приходитесь покойному Марату Игоревичу Кулымову? Вы родственник?

Я глянул на Марину, прислушавшуюся к разговору.

– Можно сказать, что внучатый зять. Ну почти.

– Очень хорошо, – сказала нотариус. – Сейчас я держу в руках завещание Марата Игоревича. Вы указаны в нем как один из наследников его имущества.

Глава 28

Нотариальная контора находилась почти в центре Армавира. Расположилась она напротив местной гимназии, на первом этаже старинного, многоквартирного дома еще дореволюционной постройки.

Хоть и достаточно большой, с обширным внутренним двором, дом был весьма пошатанным: красная штукатурка во многих местах облупилась, обнажив кирпичную кладку, а окна с гниловатыми, старыми обналичниками из дерева смотрели на широкую трассу, разделенную скромным парком.

Контора же ярко контрастировала на фоне старинного здания. Фасадные стены ее отремонтировали и выкрасили свежей краской. Над массивной железной дверью висела богато украшенная вывеска: «Нотариус».

Несмотря на то что государственный нотариат переродится в частный еще не скоро, предпосылки к этому были уже налицо. Нотариусы, кто был побогаче, уже могли позволить себе отдельный офис. Одним из таких и была Казарян Арусяк Араратовна.

– Зря это он, – сказал я, осматривая вывеску. – Зря он упомянул меня в завещании.

– Это почему же? – Спросила Марина озабоченно. – Я его понимаю. За полгода ты сделал для дедушки больше, чем большинство его родственников за всю жизнь.

– А много у него родственников? – Хмыкнул я.

– Ну… Я, мои папа и мама. Больше я ни о ком не знаю, – пожала Марина плечами. – Семья у нас небольшая. Был еще у меня дядя но…

– Погиб. Я помню, – кивнул я. – Но все же, кажется мне, что вписывать меня было лишним.

– Почему? – снова спросила Марина. – Ты казался ему надежным. Ведь он…

Марина вдруг замолчала и грустно отвела взгляд. Наверное, она вспомнила о своем дедушке. О человеке, для которого она была единственной и настоящей семьей.

Когда глаза девушки прояснились от краткого наплыва воспоминаний, она продолжила:

– Ведь он, в последнее время, только тебя просил меня защищать. А когда начался этот ужас с Мамиконом, никого в Армавире, кому он мог довериться, не нашлось. А тебе угрожала слишком большая опасность, чтобы дедушка рискнул мной. Вот и отправил он меня в другой город. Я считаю, ты заслужил это. Если он завещал тебе какую-то часть своего имущества, это будет справедливо.

– А много у него собственности? – Спросил я.

– Немало, – Марина кивнула. – Из того, что мне известно: три машины… Ну… Уже две. Мерседес-то взорвался. Так. Две машины, наш дом, квартира, в которой мы живем, конечно же, Грааль. Ну и еще бог знает сколько предприятий, в которых у дедушки была доля. Тут уж я не вникала.

– Если родственников немного, – задумался я. – То по закону все должно было достаться твоему отцу. Я так понял, дедушка этого не хотел.

– Совершенно точно не хотел, – она кивнула. – Сам знаешь, какой у меня отец… Странно, – Марина сконфуженное оглянулась по сторонам. – Странно, что его все еще нет. Зная его, он прибежал бы первым.

– Странно, что все еще нет нотариуса.

Я глянул на часы. Нас пригласили к десяти утра, а уже подходило одиннадцать. Нотариальная контора была закрыта, а нотариус даже не мелькала на горизонте.

К счастью, ждать нам пришлось недолго. Минут через десять, дорогая вольво с личным водителем подъехала к конторе, и с пассажирского места вышла высокая и крупная женщина. Полноватая, одетая в длинную черную юбку и такого же цвета блузку, нотариус что-то сказала своему водителю, и тот тронул машину дальше, завернул за угол.

Женщина же, поправив маленькую, казавшуюся нелепой на фоне ее массивного тела черную сумочку, глянула на нас. Мне казалось, она поздоровается, но женщина только зацокала к нам на низеньких каблуках. У нее было круглое лицо, нос с горбинкой и шикарные для ее возраста, темно-русые волосы.

– Вы? – Не здороваясь, заглянула она мне в глаза.

– Летов, – ответила за меня, в общем-то, и не собиравшегося отвечать, Марина. – А я Кулымова. Внучка.

– Марина? – Спросила женщина знакомым тоном светской львицы.

– Да.

– Хорошо. Подождите немножко. Сейчас явится моя помощница, и мы начнем.

– Мы и так ждем достаточно, – строго сказал я. – Вы пригласили нас к десять, а явились в одиннадцать. Не у одной вас есть работа. Меня тоже ждут в конторе.

Нотариус с какой-то неприязнью уставилась на меня своими темными, обильно сдобренными косметикой глазами.

– Вы, я так понимаю, тот самый Виктор Летов, о котором ходит много… хм… интересных слухов в Армавире?

– Зависит от содержания слухов, – сказал я, хмыкнув.

– Я поняла, – высокомерно ответила нотариус. – Я думала, вы старше.

– Я думал, вы моложе.

Нотариус удивленно вскинула нарисованные брови. Заморгала глазками.

– Ну что ж, – недовольно сказала она. – Проходите, раз уж так торопитесь.

Женщина отперла дверь, вошла.

– Витя, что на тебя нашло? – Шепнула мне Марина. – Она же нотариус. Зачем ты ее злишь?

– Она меня раздражает, – пряма сказал я. – Не люблю людей, мнящих о себе, что они значительнее, чем есть на самом деле. А она как раз из таких.

– Она же может вставлять нам палки в колеса, затягивать процесс получения наследства, – обеспокоенно сказала Марина.

– Марин, – я вздохнул. – Ну, пусть попробует. Сама знаешь, что люди, пытающиеся вставлять мне палки в колеса, обычно быстро отказываются от своих дурных намерений.

Марина тоже вздохнула.

– Пожалуйста, Витя. Не раздражай ее. Хотя бы ради меня.

– Ради тебя не буду, – подумав пару мгновений, ответил я.

Мы вошли в широкую прихожую, бывшую также зоной ожидания. Немного погодя, пока нотариус разместится, прошли в ее кабинет, оказавшийся еще более просторным.

Нотариус уселась за своим дорогим столом из массива. Положив перед собой серую папочку с тесемками, раскрыла ее.

– Сегодня мне нужно, – начала она, – чтобы вы дали ответ на то, будете ли принимать наследство после покойного. Заявление как, подавать собираетесь?

– Собираемся, – глядя на Марину, пожал я плечами.

Девушка мне улыбнулась.

– А какое имущество фигурирует в завещании? – Спросила Марина. – Сколько все это дело будет стоить? Ну… с точки зрения государственной пошлины.

– Мы все посчитаем, – суховато ответила Нотариус, не отрываясь от своих документов.

Дверь распахнулась, и в кабинет, поздоровавшись с одной только нотариусом, вошла молодая девушка лет двадцати двух. Одетая в вычурное леопардовое платье, обтягивающие фигуру, девушка, на своих высоких каблуках процокала к входу в другой, гораздо меньший кабинет.

Девушка была блондинкой. Ее кудрявые, обесцвеченные и нахимиченые волосы спадали на открытые плечи. Острокостное лицо казалось бледноватым из-за косметики. Помощница нотариуса, насколько я понял, глянула на меня из-под полуприкрытых, намазанных тенями век. Едва заметно улыбнулась.

Я не ответил ей улыбкой. Глянул на Марину, заметившую, что девушка обратила на меня внимание. Марина занервничала, пошевелилась на стуле. Прикусила губу. Чтобы успокоить ее, я сжал ладонь Марины, улыбнулся ей. Девушка тоже ответила облегченной улыбкой.

– Так, – начала вдруг нотариус. – В завещании фигурируют три человека.

– Три? – Удивилась Марина.

– Совершенно верно. Три. Вы, Марина Иосифовна. Господин, – подчеркнула она несколько издевательски, – Летов. А также ваш отец Иосиф Кулымов.

Марина беспокойно посмотрела на меня.

– Госпожа Казарян расскажет нам подробности завещания? – Сымитировал я ее издевательский тон.

Женщина нахмурила брови, глянула на меня исподлобья.

– Непременно, – неприятным, словно лязг железа голосом ответила она. – Приступим к чтению завещания.

Женина надела маленькие очечки, смешно задрала брови, сморщив лоб. Стала читать:

– Я, Кулымов Марат Игоревич, паспорт такой-то, проживающий по адресу…

Слушая монотонную речь нотариуса, я почувствовал, что меня клонит в сон.

– Завещаю… так. Далее идет перечисление имущества, – продолжила женщина. – Своей внучке, Марине Иосифовне, я завещаю…

В дверь постучали. Нотариус подняла взгляд. Мы с Мариной тоже обратили свое внимание на дверь. Она приоткрылась и внутрь заглянул…

– Папа… – Не удивилась Марина.

– П-привет, Марин… – Несмело сказал низенький и полноватый Иосиф Кулымов.

Внезапно его практически втолкнули внутрь

– Подвинься-ка, Иосиф, – прозвучал хрипловатый мужской голос.

Я нахмурился, когда в кабинет, без приглашения вошли разом четверо. Иосиф Кулымов, не зная, куда девать руки, скромно встал у стеночки. Мама Марины, имя которой я позабыл, накрашенная и разодетая, словно постаревшая барби, с неприязнью глянула на Марину. Вместе с ней пришел странный парнишка лет двадцати двух. Одетый в джинсы и футболку, он обвернул вокруг тела золотистую тряпку, на манер туники. Лицо парня выглядело одухотворенным, как у законченного идиота. На лбу он нарисовал синюю точечку.

Однако никто из этой троицы не вызвал у меня особого интереса. А вот четвертый внезапный гость напротив – заставил насторожится.

Крепкий и высокий мужик в дорогом деловом костюме выступил вперед. У короткостриженого мужчины было грубое лицо и большой шрам, тянувшийся от подбородка на щеку.

– Здравствуйте, Арусяк Араратовна, – хриплым, бархатным голосом, проговорил он.

– Кто вы такие? – Недоуменно спросила Нотариус.

– Меня зовут Сергей Иванович Фурсов. А это мои клиенты: Иосиф Кулымов, сын покойного, вместе со своей супругой.

– Помнится, бывшей, – сказал я хмыкнув.

Здоровенный мужик, явно старавшийся казаться приветливым, несмотря на свою внешность, изменился в лице. Изменился он всего на миг, однако эта метаморфоза была кардинальной: по-бандитски сузив глаза, мужик зло зыркнул на меня.

– Вообще-то, нет, – недовольно заметила мама Марины. – С недавних пор мы снова в браке.

Женщина прильнула к перепуганному Иосифу, вид у которого был такой, будто бы он совершенно не понимал, что он вообще тут делает.

– Пожениться? – Удивилась Марина, – да вы же терпеть друг друга не можете!

– Ну, деточка, знаешь же, как это бывает? – Заулыбалась мама, показав странно белые зубы. – Люди сходятся, расходятся. В общем, у нас с Есей любовь. Да, Еся?

Иосиф испуганно глянул на напиравшую женщину.

– Да, Еся? – Строго спросила она.

– Ну… Да…

– Ну вот, видишь? – Натянуто заулыбалась женщина. – Мы снова вместе. Ты рада?

– Н-наверное… – несмело ответила Марина. – Но это как-то неожиданно.

– Ну знаешь ли, для меня тоже стало неожиданностью, что ты пошла к нотариусу и ничего мне не сказала.

– А это кто? – Кивнув на здоровяка, спросил я, решив закончить раздражающий треп женщины.

– Вы, видимо, Виктор Летов? – Ответил вопросом на вопрос шрамированный. – Я о вас немало слышал. Немало, скажем так, интересного.

– Да только я о вас не слышал ничего, – ответил я.

– И не должны были, – фальшиво улыбку шрамированный. – Я недавно в городе. Сам я родом из Краснодара. Приехал по просьбе моих клиентов.

– Клиентов? – Нахмурил я брови.

– Совершенно верно. Я их адвокат.

– В не похожи на адвоката, – холодно проговорил я. – Скорее на бандита.

– Вот как? – Мужчина хрипло рассмеялся. – Многие, к сожалению, так говорят. Это очень мешает делу, признаюсь. Ну ничего не поделать. Военное прошлое иногда оставляет шрамы.

– Можно посмотреть ваше удостоверение? – Спросила догадливая Марина.

Мужчина явно растерялся. Похлопал себя по карманам.

– Секунду. Да где ж она? А! Вот!

Он извлек из внутреннего кармана пиджака свернутую бумажку. Мятая-перемятая, она походила на то, что ее только что достали из деревенского туалета.

Мужчина приблизился к столу нотариуса, развернул и протянул ей бумажку. Я заметил, что на правой руке у мужчины отсутствовали две фаланги мизинца.

– Вот, это доверенность, которой Иосиф Маратович доверяет мне вести его наследственное дело с правом принять наследство от его имени.

– Но это не удостоверение, – холодно заметил я.

– Верно подмечено, – не менее холодно ответил мужик, но не растерялся. – Скажем так, мой статус временно приостановлен. Но доверенность-то действительная. Потому мы и здесь.

– А кто этот человек? – Кивнула удивленная Нотариус на паренька в придурашном наряде.

– А! Это Поликарп! – Мамаша Марины снова показала в улыбке белые зубы. – Он мой духовный наставник. Мы практикуем с ним… хм… некоторые духовные практики. Сила космоса дает мне такую красоту и молодость.

Маринина мама подмигнула мне, и я чуть не поежился от отвращения, но сдержался.

– А вот что вы тут делаете, Летов? – Спросил шрамированный, назвавшийся Сергеем Ивановичем.

– У них с Мариной роман, – суховато пояснила ее мама.

– Тогда вам следует удалиться из кабинета, – серьезно сказал мужчина. – Вы тут посторонний человек.

– Боюсь, вы не в курсе ситуации, – ухмыльнулся я.

– О чем это вы? – Нахмурил темные брови здоровяк.

– Марат Игоревич оставил завещание, – сказала Нотариус. – По его последней воле часть имущества переходит Летову.

Родители Марины ошарашенно уставились на меня. Потом переглянулись.

– Как это Летову⁈ – Возмутилась мамаша. – Какое имущество?

– Пожалуйста, спокойнее, – бархатистым, хрипловатым голосом унял Маринадных родичей мужчина. – По правде сказать, моих клиентов мало интересует все имущество Кулы… Марата Игоревича. В большей степени нам интересен его ресторан, Грааль.

– Как это не интересует все имущество⁈ – Взвизгнула мамаша. – Как это только Грааль⁈ Что вы такое несете⁈ Мы так не договаривались!

– Уймитесь, – обернулся и ледяным тоном ответил ей Фурсов.

– Я имею право зачитать завещание только наследникам, – пожала плечами нотариус.

– Ну тогда скорее, зачитывайте же! – Крикнула мама Марины.

– Она может зачитать только наследникам, – нажал я, глядя в глаза Фурсову, – насколько я знаю, большинство из вас в их круг не входит.

– Это решать не вам, – холодно ответил Фурсов.

– Правильно, – я кивнул. – Кулым уже все решил. Арусяк Араратовна, зачитайте, пожалуйста, список наследников.

Нотариус прочистила горло. Опустила взгляд в бумаги.

– В завещании фигурируют три человека. Но всего лишь два наследника.

– Что⁈ Как⁈ – Удивилась мамаша Марины.

– Как это? – Неприятно скривил лицо Фурсов.

– Речь здесь ведется о Марине Иосифовне и Викторе Ивановиче, – продолжила нотариус. – Иосиф Маратович же, по решению Марата Игоревича, лишен наследства. Это его единственная воля в отношении этого человека. Таким образом, у нас остается лишь два наследника.

– Это неслыханно! – Крикнула мама Марины. – Каким боком тут Летов⁈ Как это, Еся решен наследства⁈

Иосиф, кажется, не удивился такой новости. Он только странно крякнул, будто был простужен, упер взгляд в пол.

– Вам следовало больше общаться с вашим тестем, – сказал я, – а не заниматься духовными практиками с Поликарпом.

Мамаша грязно выругалась матом. Поликарп же, при этом возвел руки и глаза к потолку, забормотав что-то, он сложил ладони у груди.

– А… Сука… – Не выдержал Фурсов, – убери отсюда этого идиота! Он действует мне на нервы!

– Что⁈ – Испугалась мамаша. – Сергей Иванович, вы позволяете себе лишнего!

– Я сказал, вон!

Перепуганная женщина уставилась на Фурсов дурными глазами. Потом заявила:

– Мы это так не оставим! Мы найдем другого адвоката! Только настоящего! Пойдем, Карпуша.

Женщина гордо вскинула голову и удалилась. Одухотворенный Поликарп последовал за ней.

– Извините мне мои эмоции, – Фурсов помассировал глаза. – Этот идиот всю дорогу читал мантры на заднем сидении. Сил моих больше нет слушать его тарабарщину.

Холодно посмотрев на недоумевающего нотариуса, он сказал:

– Зачитывайте завещание.

– Вам сказали, Иосиф не наследник, – добавив в голос стали, напомнил я. – Так что, выйдите.

– Тебя не спрашивают… – набычился Фурсов.

– Повторять я не буду, – сказал я. – Если не уйдешь сам, я выкину тебя из кабинета.

– Да? – Он кивнул. – Ну давай, рискни.

Я вздохнул. А потом встал со своего места, направился было к насторожившемуся Фурсову.

– Даю последний шанс уйти самому, – сказал я буднично.

– Молодые люди! – Сказала вдруг мне и совсем не молодому Фурсову нотариус. – Я не потерплю драк в моем кабинете! Я немедленно вызываю милицию!

Она схватилась за трубку белого телефонного аппарата, стоящую на столе.

Фурсов быстро зыркнул на Нотариуса. Буркнул, пока я не успел приблизиться:

– Ладно. Мы уходим. Летов, а с тобой я еще поговорю.

– Жду с нетерпением, – застыл я за метр до здоровяка.

Мужик наградил нотариуса недобрым взглядом, приказал Иосифу следовать за ним, и оба вышли вон.

* * *

– Сука… – Буркнул Фурсов, когда они с Иосифом вышли на улицу.

– М-да… – Растерянно рассмеялся Иосиф. – Я так и думал, что папа подкинет нам проблем напоследок.

– Ты хотел сказать, подкинет тебе проблем?

Фурсов напер на Иосифа могучим телом, и тот аж попятился.