Текст книги "Огненное дыхание Земли (СИ)"
Автор книги: Артем Курамшин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
Глава 23. И вновь о первом шаге
Я отодвинул рюкзак, выглянул наружу и тут же зажмурился: настолько ярко светило солнце.
Опустил голову вниз, отвернулся и только после этого заново приоткрыл глаза. Пещера показалась мне тёмным мрачным чертогом, в котором едва различался неясный силуэт Зои.
– Вот чёрт! – воскликнула она. – Как светит-то!
– Угу, – согласился я.
– Сходи за водой, – распорядилась Зоя, – и возвращайся назад: можно ещё поваляться. Не беспокойся – времени у нас теперь навалом.
– Это ещё почему?
– Идти осталось совсем чуть-чуть, погода, как я понимаю, ясная, так что торопиться некуда.
Я схватил чайник и вышел.
Снаружи проморгался, глаза привыкли к яркому свету. Набрав снега в чайник, встал в полный рост и оглядел окрестности.
Насколько хватало взгляда, всё вокруг было покрыто пышными белыми покрывалами. Вьюга закончилась, царило полнейшее безветрие. И снег – снег до самого горизонта.
Несмотря на прохладу, сегодняшняя погода нравилась больше: по крайней мере, ничто не прошивает резкими порывами, ничто не кидается в тебя царапающими острыми льдинками. Мороз и солнце, тишь и благодать.
– Идём быстрее, – прикрикнула Зоя.
Я обернулся. Она стояла возле входа в пещеру. Лицо, розовое и мокрое от умывания в снегу, излучало высшую степень довольства и игривости. Зоя зачерпнула рукой белую рассыпчатую массу, слепила снежок и кинула в меня. Попала в плечо.
Зоя задорно засмеялась.
– Давай быстрее, балбес, иначе замёрзнешь! – серебряным голосом зазвенела она.
Я повиновался, мы вернулись в пещеру. Полностью вход прикрывать не стали: во-первых, не хотелось скрывать от себя свет, такой лучезарный и живительный, во-вторых, внутри достаточно тепло, ветра нет, поэтому можно рассчитывать на то, что не успеем замёрзнуть.
– Не переживай! – Зоя слегка толкнула меня в бок, по-дружески, по привычке, но потом спохватилась, озорно заулыбалась, наклонилась ко мне, обняла и страстно поцеловала. – Идти будет легко: на открытые места намело не слишком много снега. К тому же, вьюга выгладила поверхность настом. Так что проблем быть не должно.
– Как колено? – спросил я, когда мы вновь улеглись.
– Отлично! – Зоя продемонстрировала свою восхитительную ножку, не забыв предварительно скинуть с себя одеяло. – Почти не болит. Ты положительно на меня влияешь! – Она залилась звонким смехом.
Идти куда-либо совсем расхотелось. Я вдруг подумал, что больше всего на свете хочу остаться тут, в богом забытом уголке, в этой пещере, маленькой, но так вовремя приютившей нас. И самое главное – быть тут с Зоей, с девушкой, которую потерял много лет назад, кажется, совсем в другой жизни, с той, которую вновь обрёл и теперь никому не отдам…
Я осёкся. Что это со мной?
Во-первых, откуда во мне вдруг вспыхнули столь глубокие чувства?..
Впрочем, не стоит лгать: я всю дорогу только об этом и думал, о ней, мечтал, пусть и втайне, да что там греха таить – втайне даже от себя, но ведь мечтал. О том, чтобы быть вместе.
Но, во-вторых, с чего это решил, что обрёл её? Почему подумал, что теперь мы всегда будем вместе? Никому не отдам… А вот захочет ли она, чтобы я её «никому не отдавал»? Может быть, для неё это – просто интрижка, дорожный роман, если так можно выразиться…
Мы выпили чаю с остатками шоколада и обломками печенья. Начали было собираться, но тут Зоя сказала, что ничего страшного не произойдёт, если выдвинемся чуть позже, скажем, через полчаса или час.
– В конце концов, какая разница? – непринуждённо болтала она. – Можно слегка задержаться на финишной прямой, мы это заслужили.
Естественно, я легко согласился с её доводами…
Через полчаса… Впрочем, возможно, это было и через час, когда мы всё ещё нежились внутри спальника, Зоя вдруг приподнялась с моего плеча и заглянула в глаза. То, что творилось внутри меня, не могло ускользнуть от взгляда Зои, как всегда проницательной и догадливой.
– Тебе нужно сделать выбор, – тихо сказала она.
– О чём это ты? – Я насторожился.
– О том. – Она щёлкнула меня по носу, совсем не больно, скорее ласково. – Я чувствую это. Никогда раньше не замечала в тебе такой… – Зоя задумалась. – Двойственности…
Я вздрогнул.
– Да-да, дослушай. Я же вижу: тебя разрывает на части. Одна твоя половинка рвётся в одну сторону, вторая – в другую.
– Дело в том, что… – начал я, но сразу же замялся, не зная, что сказать – выложить всё, как есть, или придумать очередную небылицу.
– Не надо, – прошептала Зоя. – Не говори мне ничего. Даже слышать не хочу.
– Почему?
– Потому, что если скажешь, это повлияет на твой выбор. Ты будешь учитывать моё мнение: ведь я же не смогу не сказать тебе об этом, не удержусь от того, чтобы выразить свою позицию. Да даже если и промолчу, ты всё равно будешь оглядываться на меня, ведь я же буду знать твою историю. Не рассказывай мне – прошу, сделай свой выбор самостоятельно. – Она крепко сжала мою руку. – Сделай правильный выбор. Пожалуйста, сделай так, как велит тебе твоё сердце.
Я нелепо закивал. Так, будто бы понял всё то, что она хотела мне сказать.
Я думал об этом, когда мы одевались и собирали вещи.
В размышлениях о словах Зои провёл и большую часть пути до деревни.
Чёрта с два я понял, что Зоя имела в виду.
Возможно, она говорила о моём задании, о том, что мне предстояло сделать. Я, разумеется, не об официальной части визита... Тогда возникает другой, вполне резонный вопрос: откуда она могла узнать об истинной цели моей командировки?
«Вот именно, – спрашивал себя, – откуда Зое об этом знать?» Чем чаще задавал себе этот вопрос, тем больше приходил к выводу, что ниоткуда. Неоткуда ей знать об этом.
Вероятно, она имела в виду совсем другое. И я не знал, радоваться этому или же горевать. Неопределённость зависла надо мной, она мучила. Терпеть не могу неопределённость. Лучше не думать, чтоб не было потом разочарований и неоправданных ожиданий.
Но всё же, в глубине души, как всегда – втайне, я искренне надеялся на то, что Зоя говорила совсем про другой выбор. Про возможность остаться. Остаться вместе.
Собственно, что нам мешает? Насколько понимаю, она не связана никакими обязательствами и может хоть завтра покинуть станцию. Есть, правда, отец и работа, которую для него делает. Но, чёрт возьми, это ведь далеко не фактор для того, чтобы упускать шанс, свою возможность быть счастливой.
С другой стороны – я тоже не раб. В конце концов, могу найти себе место на станции. Да и профессор, думаю, тоже не будет против. Раньше, помнится, мы с ним хорошо ладили…
Проблема опять в том, что кто-то должен сделать первый шаг. Ведь так же всегда бывает – кто-то, один из двоих должен сказать первое слово. Должен предложить, найти в себе силы.
«Чёрт, как же всё это сложно», – в отчаянии думал я, следуя за Зоей по заветренному насту.
Зоя как горная козочка, лёгкая и весёлая, почти скакала, лишь изредка прихрамывая на больное колено. Иногда оборачивалась, смотрела на меня, кажется, выжидающе и многозначительно. Но я всё не мог решиться. Меня терзали сомнения, правильные ли выводы сделал, не буду ли казаться глупым и самонадеянным со своим смелым и поспешным предложением.
А времени оставалось всё меньше и меньше. До первых строений уже рукой подать – метров сто, не более. Возле ближайшего из них, кстати, замаячила какая-то оранжевая фигура.
Возможность завести серьёзный разговор таяла с каждой минутой, я остановился и решительно начал:
– Зоя, подожди, пожалуйста.
Она остановилась, обернулась.
– Мне нужно кое-что тебе сказать.
Её немой вопрос сменился пониманием и, как мне показалось, радостью. Зоя смотрела на меня с надеждой. Наблюдая за тем, как приближаюсь, она нервно и нетерпеливо покусывала нижнюю губу, взгляд метался.
Я приблизился к Зое на расстояние в пару шагов – вполне достаточно для откровенного интимного разговора. Она даже чуть приоткрыла рот – совсем как маленький ребёнок в ожидании того, что расскажут самую главную на свете историю.
Но как всегда в решающий момент, я начал совершенно не с того. Вместо признаний и слов о том, насколько сильно хочу остаться с ней, связать свою жизнь с её жизнью, я вдруг начал мямлить о задании, о том, что она практически ничего обо мне не знает, что приехал я совсем с другой целью...
Со стороны моя речь выглядела, вероятно, крайне сбивчивой и невнятной, лепет пятилетнего ребёнка. Зоя глядела с разочарованием и досадой. Мне показалось, что она хочет мне помочь, вот только не знает, как. Всем своим видом, выражением лица, всем телом, всеми жестами она пыталась подтолкнуть меня к главному, к тому, что я на самом деле хотел сказать, а она (уже не сомневался в этом) хотела от меня услышать.
«Болван, – говорил я себе, – возьми себя в руки! Скажи ей! Скажи, что ты к ней испытываешь! Этого будет достаточно, это же так просто!»
Сомневаюсь, что Зоя поняла что-либо из обрывков моих речей. Да и вряд ли хотела понять, ей нужно-то было совсем другое. Но на что-то большее меня не хватило. Как ни пытался себя подбодрить, ничего хорошего и важного произнести не смог.
Согласно избитым законам жанра, в наименее подходящий для этого момент, прямо перед нами появился третий, тот самый, лишний.
Нарушителем уединения оказался абсолютно лысый, морщинистый и пожилой монах в широком оранжевом одеянии. Ума не приложу, откуда он взялся, казалось, возник прямо из-под земли, а может быть, из ближайшего сугроба. Возможно, тот самый, которого я заметил несколькими минутами ранее, однако, на мой взгляд, всё же другой: не смог бы он так быстро преодолеть разделявшее нас расстояние.
– Зоя! – Монах расплылся в добродушной улыбке. – Моё почтение, Зоя. Рад вас видеть. Мы ждали вас, уже несколько дней меня не покидало предчувствие, что вы скоро навестите нас.
– День добрый, – ответила Зоя, скорее просто из вежливости и уважения к пожилому человеку, нежели от радости встречи с давним знакомым. – Я тоже рада вас видеть… – Зоя замялась, по всему было видно, что она не помнит имени монаха.
– А отец-то ваш как обрадуется! – Монах слегка поклонился: вероятно, профессор пользовался в деревне уважением.
– Он у вас? – с нескрываемым разочарованием спросила Зоя.
– Да, он остановился в нашей скромной обители. – Монах поклонился ещё раз. – И он очень по вам соскучился, каждый день вспоминает.
– Ну вот, – обречённо произнесла Зоя. – Приехали.
– Не буду вас томить, следуйте за мной.
Монах развернулся, призывно махнул рукой и засеменил в сторону деревни.
Глава 24. Открытие профессора Тельмана
Когда закончили ужинать, профессор засуетился, помогая хозяевам дома убрать со стола и приготовить всё необходимое для чайной церемонии.
Он почти не изменился за прошедшие годы: всё такой же мудрый и седой, с живым любопытным взглядом и крючковатым носом. В больших очках, пробковой шляпе колониальных времён и в не менее старомодном клетчатом костюме.
Профессор улыбался, много двигался и беспрестанно болтал.
– Вот посмотри, Брэд, – тараторил профессор Тельман, – некоторые из древних текстов якобы содержат в себе пророчества – по крайней мере, нам так казалось. Мы изучали эти артефакты, всецело полагая, что имеем дело с предсказаниями. Сегодня же я готов доказать, что это – просто летописи, описание истории древнего мира. Да, да, именно так. Я собрал уже достаточное количество материала, у меня множество примеров. История периодически повторяется, поэтому мы видим в этих текстах некие события, которые можем соотносить с нашим недавним прошлым. Если такие совпадения имеются, мы начинаем искать в древних текстах предсказания нашего будущего, и что самое интересное, зачастую их находим. Но события повторяются не всегда точь-в-точь, а с вариациями, посему некоторые «пророчества» сбываются, а некоторые, – профессор выдержал драматическую паузу, самодовольно улыбнулся и артистично развёл руками: – а некоторые – нет...
Когда мы встретились с профессором, не было никаких объятий и всего прочего. Он нисколько не удивился моему появлению. Лишь учтиво поприветствовал и поинтересовался, как идут мои дела, справился, что нового в институте. Будто и не были мы с ним знакомы, не путешествовали вместе, не совершали экспедиций, словно не было между нами ссоры много лет назад, а виделись мы только что, вчера на лекции.
Что касается Зои, то с ней он вообще здороваться не стал. Со стороны казалось, что профессор общался с ней каких-нибудь пару часов назад, и разговор их прервался на полуслове, скажем, если бы они не успели обсудить что-то важное за обедом ввиду того, что обеденный перерыв закончился.
– Да-да-да, – сказал профессор ещё в дверях, после того, как я в двух словах поведал о новостях института, и он обратил взор к Зое, – ты оказалась абсолютно права: не стоит ограничиваться только историей, как я в своё время ограничивался лишь климатологией. О чём тут говорить, если климатические циклы идеально совпадают с циклами истории человечества? Нужно мыслить шире: третичная структура, как и более низшие по иерархии структуры (первичная и вторичная), – это модель, которая описывает бытие всего сущего.
– Ты, правда, так думаешь? – с трепетом в голосе спросила Зоя. Эксцентричность профессора ей была, конечно же, не в диковинку, поэтому она сразу прониклась сутью столь громких и отвлечённых заявлений.
– Конечно! – продолжал профессор. – Чёрт побери, как же правы были те, кто придумал термин «структура времени». Заметь, не «истории», а именно «времени»! Пусть и применяли они это понятие исключительно к истории цивилизации, однако у меня нет никаких сомнений в том, что структуры времени можно сопоставить с историей всей планеты. А может быть, даже шире. Я уверен, это более общие тенденции, нежели мы считали раньше.
Зоя слушала его с интересом, постоянно переспрашивала, что-то уточняла. Однако её усталое лицо говорило совсем о другом: о неуместности и несвоевременности столь развёрнутой беседы. Занятая нами позиция – в прихожей – также не располагала к длинному разговору. Поэтому профессор отправил измотанных скитальцев в душ, дал час на отдых, после чего нас ждал плотный и невероятно вкусный ужин в компании хозяев дома – местных жителей, которые приютили профессора, а теперь и нас с Зоей.
И вот мы, подкрепившиеся и набравшиеся сил, сидели за столом и слушали профессора. Ему не терпелось поведать о своём грандиозном открытии.
– И это, кстати, наводит на кое-какие размышления относительно того, чего ожидать от окончания нашего Эона. – Сейчас профессор обращался непосредственно ко мне. – Как уже неоднократно говорилось ранее, мы наблюдаем качественные изменения жизни цивилизации в ходе смены различных эр внутри одного эона, что позволяет сделать вывод о том, что в конце Эона нас ждёт некий не менее качественно новый конец…
Я многозначительно кивнул, пытаясь выразить полнейшее понимание, однако по факту не всегда успевал за просто фантастическим полётом мысли профессора – куда уж там? Удовлетворившись моей реакцией, профессор продолжил:
– Но что это будет за конец? Качественно новый уровень? Или же, воспользовавшись аналогией с эрами, скажем, падение цивилизации, причём полнейшее, деградация деградаций, тотальное исчезновение культуры? И, опять же, что последует за этим – просто новый виток, во время которого человек будет заново изобретать велосипед, сделает ещё один гигантский скачок, превзойдёт достижения цивилизации предыдущего эона, а потом вновь исчезнет в забвении?
Зоя слушала отца с упоением. Она не сводила с него взгляда, и глаза буквально светились от счастья и желания узнать больше.
– Как известно, – говорил профессор, – у нас нет хоть сколько-нибудь достоверных свидетельств того, что в предыдущие эоны на Земле существовала цивилизация. Все неуместные артефакты и палеонтологические «нелепицы» официальная наука не признаёт, либо признаёт с большой натяжкой, но даже при этом не утруждает себя в толковых объяснениях данного феномена…
– Пап, – недоумённо прервала его Зоя и надула губки, мило, по-детски, – ну что же ты такое говоришь? А как же?..
– Правильно, умница моя! – Профессор расцвёл от гордости за дочь. – Ты как всегда права. Всё то, что я сказал ранее, справедливо лишь с одной небольшой оговоркой: свидетельств до недавних пор не было. Моё открытие… Прости, наше открытие, – он протянул руку и потрепал Зою по плечу, – позволит взглянуть на эту проблему с другой стороны. Я не сомневаюсь в правильной датировке обнаруженных нами летописей: в предыдущие эоны, несколько десятков тысяч лет назад, на Земле существовали весьма развитые цивилизации. В этом нет никакого сомнения. Уровень научности в этих документах поражает, подробность изложения, детализация вне всяких похвал. Географическая обширность позволит нарисовать весьма красочную и непривычную картину древнего мира. Подытоживая ранее сказанное, могу со всей уверенностью заявить: с окончанием Нашего Эона конца света не наступит. Будет некоторое угасание, упадок, войны, но важно другое: цивилизация не исчезнет, человечество будет жить дальше. И хотя до конца Эона ещё далеко, мы с вами уж точно не доживём, но, согласитесь, это несколько приободряет?
– Конечно, папочка! – Зоя оживлённо захлопала в ладоши. Пара её озорных школьных косичек двигалась в такт движениям. Глаза горели восхитительным огнём, как в ту первую ночь, которую мы провели возле костра, попивая горячий глинтвейн и рассуждая о природе времени.
Профессор своими речами окончательно сбил меня с толку. То, что он рассказывал, не соответствовало ожиданиям. История древнего мира – это, безусловно, хорошо, но как же климатология? Уж не забросил ли он основной род деятельности? Или вконец свихнулся со своими монахами?
– Позвольте, профессор, – почтительно начал я, – а как же похолодание? Насколько я помню…
– Забудь! – рассмеялся профессор Тельман. – Чепуха!
– Не понял, профессор…
– Как я уже говорил, летописи монахов в высшей степени подробны, и наблюдениям за климатом они отводят немалую роль. Я начинал с климатологии, составлял графики изменения температуры, осадков и всего прочего, опираясь на хронологию монахов. Согласно этим данным, нынешнее похолодание – это всего лишь часть общего процесса. Цикличность не ограничивается первичной, вторичной и третичной структурой. Есть циклы и поменьше, длинною в сотни и десятки лет. Так вот, то, что мы сейчас наблюдаем, – это один из многих таких спадов, очередной малый ледниковый период. Он закончится, по моим подсчётам, лет через двадцать... Пойми, парень, – профессор со значением поднял вверх указательный палец, – не мы влияем на природу. Это природа влияет на нас. Человек со своей индустрией – лишь букашка на поверхности Земли. Когда-то давно рост промышленности банально совпал по времени с климатическим циклом, в рамках которого увеличивалась среднегодовая температура. Человечеству под напором его чувства собственной значимости хотелось ощущать свою могущественность, вот мы и придумали парниковый эффект и глобальное потепление. Сейчас то же происходит с похолоданием. Циклы природы очень сложны, накладываются один на другой, усиливают, либо компенсируют друг друга, учесть все их у нас пока мозгов не хватает. Поэтому и паникуем по каждому поводу, а зачастую и без повода. Это вполне естественно, такова наша суть.
– Я так и думал, – сказал я, нисколько не покривив душой: при всей парадоксальности его ответ меня совсем не удивил. Однако то, что он сказал далее, всё же заставило вновь засомневаться во вменяемости профессора:
– Земля просто заболела или что-то в этом роде.
– Боюсь, что опять вас не понял, – проговорил я, стараясь выглядеть максимально серьёзным.
– Всё очень просто. Наше открытие влечёт за собой, по меньшей мере, два вывода. Первый: как ты уже, наверно, догадался, это тот факт, что структуры времени можно применять практически к любому процессу или явлению, происходящему на Земле. Будь то климатические изменения, историческое развитие общества – всё, что угодно. Второе… Как бы тебе это объяснить? – профессор задумался. – Меня тогда поразило: что всё это значит? Если любой процесс можно описать при помощи структур времени, то какова природа этих процессов? Почему все они подчиняются общим законам? Не умозрительным правилам, не абстрактным понятиям, а вполне конкретным законам, которые описывают вполне конкретные величины.
– Эти процессы являются частью некоего общего процесса? – ответила Зоя. – И этот общий процесс развивается исходя из правил структур времени, поэтому и подпроцессы, такие как изменения климата, тоже подчиняются структурам?
– Да, это наиболее логичный вывод, – согласился профессор. – Но что это за процесс такой?
– Земля как единый организм, – догадалась Зоя.
– Верно, – вновь кивнул профессор. – Оценка масштабов явления неизменно приводит к такой категории как мир в целом. Земля живая. И живёт она по правилам, описанным в структурах времени.
– С ума сойти! – единственное, на что меня хватило.
– Но это ещё полбеды, – самодовольно продолжал профессор.
Я вздрогнул. «Куда уж ещё-то? – подумал с тревогой. – Может, хватит сенсаций?» Однако вслух, разумеется, ничего не произнёс.
– Рассуждения о Земле как о едином организме привели меня к ещё более важной проблеме: какое место в этой системе отводится человеку и вообще разумной жизни? Кто мы – мелкие паразиты или любимые дети Земли? Избалованные, разжиревшие, но всё-таки любимые.
– И к каким выводам вы пришли? – спросил я.
– Пока ни к каким. Сейчас я только начинаю разрабатывать эту тему. Тот факт, что люди, как и некоторые другие высокоразвитые существа (кошки, собаки, дельфины) обладают некоторым количеством особого вида энергии, уже ни у кого не вызывает сомнения. Гораздо интереснее было бы узнать, что это за энергия, с чем её едят, каково её значение в жизни Земли. Одна из форм существования материи, либо же важнейшая её составляющая? Ноосфера как орган единого организма или раковая опухоль на теле престарелого умирающего существа?.. Знаешь, Брэд, безумцы от астрономии и физики хотят поставить один любопытный эксперимент: попытаться из космоса сфотографировать Землю в спектре этой самой разумной энергии – сейчас её называют ноовеществом. Для этих целей на одной из околоземных станций смонтируют специальную установку и будут наблюдать за планетой. Любопытнейший, надо сказать, проект, с большим интересом слежу за его развитием.
– М-да, – задумчиво протянул я, – поистине, сфера ваших интересов не знает границ.
Профессор рассмеялся. Он хотел ещё что-то добавить, но потом передумал.
Мы замолчали, повисла пауза. В этой паузе была некоторая напряжённость. Кажется, разговор подошёл к концу, но не хватало ещё чего-то, нужна была некая финальная, обобщающая мысль, но никто не мог её сформулировать.
Уверен, профессор готов говорить часами, тема, которую мы обсуждали, необъятна и всецело его увлекает. Однако лично мне сказанного было более чем достаточно. Мой мозг дымился, плавился, не в силах переварить услышанное.
Зоя тоже казалась вполне удовлетворённой. Для одного вечера хватит. За ночь её разум усвоит полученную информацию, утром Зоя встанет со свежей головой и с новыми силами продолжит нелёгкие, но такие интересные изыскания.
– Мне кажется, Брэд, ты должен мне что-то сказать? – наконец спросил профессор, хитро, исподлобья глядя на меня.
Я встрепенулся. Фраза была неожиданной.
– Да, профессор… – замямлил я. – Дело тут весьма щекотливое… Не знаю, с чего начать… – И замолчал в нерешительности.
– Ну, хорошо, Брэд, – сказал профессор, – не буду тебя мучить. Нет никакого желания доставлять тебе хлопоты. Я могу сам позвонить директору института… И не только ему…
Профессор посмотрел настолько многозначительно, что мне вдруг показалось, что он обо всём знает.
