Текст книги "Огненное дыхание Земли (СИ)"
Автор книги: Артем Курамшин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
Глава 4. История с профессором
Профессор Тельман – большой оригинал. Впрочем, как и все профессоры. Да и не только профессоры – вся эта научная творческая братия, как говорится, немного «с приветом». Но даже среди этой компании Тельман выделяется своей просто выдающейся чудаковатостью.
Чего стоит, например, его экстравагантная манера читать лекции. Мне никогда не забыть знакомства с ним.
На первом же занятии профессор забрался на стол, этого ему показалось мало, и пока мы изумлённо хлопали глазами, он спустился вниз, схватил стул, установил его на стол, после чего взгромоздился на шаткую конструкцию. Там, наверху, вращая кончиком указки вокруг старомодной люстры, он принялся объяснять, как устроена Солнечная система, почему планеты вращаются по круговым орбитам и как это влияет на климат Земли.
В один момент профессор не удержался и грохнулся вниз. Студенты с первых парт бросились помогать подняться, а он всё это время, как ни в чём не бывало, продолжал воодушевлённо читать материал. Когда, наконец, появился из-за кафедры, мы, новоиспечённые первокурсники, вчерашние школьники, встречали его стоя. Мы аплодировали, за пару минут профессор Тельман стал нашим кумиром.
Не буду объяснять, как получилось, что студент с весьма посредственными способностями попал в поле зрения ведущего специалиста одного из самых авторитетных институтов (правильнее сказать – в поле зрения человека и учёного с мировым именем). Скажу лишь, что по окончании университета мне посчастливилось оказаться в его исследовательской группе, и мы с ним сразу подружились.
Я сопровождал профессора в десятке или даже более экспедиций – в пустыни и ледники, в горы и пещеры. Он относился ко мне как к многообещающему ученику, как к достойному продолжателю своего дела – по крайней мере, мне так кажется. Сколько времени он убил на то, чтобы привить те знания, которыми обладал сам, передать бесценные крупинки информации, добытые в ходе кропотливой исследовательской деятельности.
Но всё было как об стенку горох. Я мало что понимал, почти ни во что не вникал. А мотался с профессором лишь потому, что мне это нравилось. Нравилось путешествовать, да и общение с профессором мне тоже нравилось. Вот и ездил с ним, как бесплатное приложение, как собачка маститого учёного, которая сопровождает его в каждой экспедиции.
Хотя, если проводить аналогию с собакой, то я был скорее хорошим сторожевым псом – злым и искренне преданным хозяину. Действительно – можно вспомнить несколько заварушек, которые неизменно сопровождают командировки в какую-нибудь глухомань, – я был там на высоте. Благодаря мне профессор и его коллеги избежали многих неприятностей.
Но в определённый момент профессор разочаровался в моих академических способностях. Немаловажную роль тут также сыграли некоторые другие обстоятельства – сугубо личного характера. Короче, наши пути разминулись. Я перешёл на более административную работу, а профессор продолжил свои изыскания в сфере климатических изменений нашей планеты.
Насколько знаю, последние года два или больше он провёл на одной исследовательской станции высоко в горах – чего-то там нашёл эдакого. Стал он совсем социофобом, мало общался с коллегами из института, да и вообще, что называется, с головой ушёл в работу.
А с тех пор, как год назад в том нелепом инциденте на Меркурии погиб сын профессора – молодой и, говорят, весьма преуспевающий спортсмен – профессор стал ещё более замкнутым и непредсказуемым. Оно и понятно: когда я был дружен с профессором, то многого наслушался о его сыне. Знаю, как профессор к нему относился, отлично помню, как рассказывал о нём – с искренней отеческой любовью и непередаваемым восхищением…
Профессор почти перестал выходить на связь. В редких и скудных отчётах постоянно упоминал о том, что находится на пороге некоего великого открытия, да вот какой в этом толк? В институте поговаривали, что Тельман окончательно сошёл с ума, как, увы, часто происходит в среде учёных и прочих гениев, и, в конце концов, шефу это надоело.
– Сотрудники станции тоже темнят, – сказал шеф, усталый и какой-то осунувшийся.
Я был вымотан не меньше него. Прежде чем попасть к нему в кабинет, пережил несколько передряг, испытал кошмарное потрясение от расставания с Дейдрой. Откровенно говоря, мне было не до разборок с сотрудниками станции. Да и вообще – не было ни малейшего желания разбираться во всей этой истории, вникать в подробности. Единственное, чего хотелось, это прямо сейчас покинуть институт, пойти в кабак, надраться там и завалиться на ночлег в какой-нибудь тёмный тёплый угол. Но положение обязывало, и я молчал, терпеливо и внимательно слушая шефа.
– Постоянно говорят, что Тельман куда-то отошёл, – обескуражено заявил шеф. – Мол, был тут, да вот только что вышел, перезвоните позже… – Шеф замолчал и посмотрел на меня, ожидая реакции. Я слабо кивнул, и он продолжил: – Я, конечно, всё понимаю: стресс, а может быть, увлечение работой – в этом нет ничего зазорного. Раньше у него тоже бывало: по неделе и больше пропадал. Потом объявлялся, говорил, что ходил на ледник или в долину спускался, отчёты предоставлял. То, что он не отвечает на звонки, можно списать на занятость и эти его… – шеф сделал руками «кавычки», – странности. Но не до такой же степени! Как в воду канул. И те балбесы на станции – ни то ни сё, ни рыба ни мясо. Мычат что-то, а толком ничего сказать не могут. И так уже целый месяц! Пора с этим разобраться!
На этот раз я пободрее кивнул головой, с пониманием ситуации и щекотливого положения шефа.
С одной стороны – криминального пока ещё ничего нет, сообщений о пропаже человека не поступало ни со стороны сотрудников станции, ни от родных профессора. Поэтому обращаться в полицию вроде бы как не совсем уместно.
С другой же стороны – сотрудник института находится на другом краю света, месяц молчит и, более того, явно избегает общения с начальством. Чем он там вообще занимается? Может быть, просто прохлаждается, забросил работу и зря получает, прямо скажем, немаленькую зарплату…
Нет, я, конечно, ничего не хочу сказать. Точнее – могу заявить, что не такой он человек – профессор Тельман. Не будет просто так валяться в гамаке или пить горькую в местной таверне. Но ведь тем страннее выглядит его сегодняшнее поведение.
И именно поэтому, ввиду деликатности создавшегося положения, данное задание поручено мне. Слетать в горы, найти профессора, разобраться в ситуации, действовать по обстоятельствам – всё это было частью моей работы, если так можно выразиться, составляло основу моей квалификации.
– У вас есть предположения относительно того, где сейчас находится профессор? – спросил я, изобразив на лице деловое выражение.
– Думаю, его нет на станции, – прикинул шеф. – Чего-то более конкретного сказать, пожалуй, не могу. Как раз это тебе и нужно будет выяснить. Хотелось бы надеяться, что он вообще жив… – грустно заключил он.
– Ну, это вы хватанули!
– Да-да, прости. Это я ляпнул не глядя. Просто очень опечален создавшимся положением. – Шеф достал из тумбочки пачку таблеток, выдавил одну из них на ладонь, отправил в рот и запил водой. – Кстати, если тебе интересно, – оживился вдруг он, – помимо остальных сотрудников станции, я общался с его дочерью…
– Как? Она на станции? – Теперь встрепенулся я.
Не то, что встрепенулся – меня как током ударило. Кажется, даже подскочил на стуле и во все глаза вытаращился на шефа.
– Да, представь себе. – Шеф посмотрел на меня с удивлением, граничащим с опаской. Наверное, подумал что-то вроде «ну вот, ещё один псих». Потом продолжил: – Некоторое время назад Зоя приехала на станцию. Вроде бы, профессор что-то там откопал по её теме. Но, думаю, по факту она просто хотела поддержать отца после… Ну, ты понимаешь: я про его сына.
– Да, понимаю.
Зоя Тельман была дочерью профессора и, соответственно, сестрой погибшего Даниэля Тельмана. Кроме того, она – историк, и говорят, весьма талантливый. Я очень хорошо её знал. Собственно, благодаря ей и познакомился с профессором поближе, и благодаря ей же через некоторое время мы с профессором разбежались по разным концам института.
Да, теперь-то уж мне не отвертеться, придётся пояснить.
Впервые Зою я увидел в парке рядом с университетом, когда она, на тот момент – студентка второго курса, прогуливалась с отцом. Сказать честно, я сразу запал на неё, было в ней что-то дикое, чистое, девственно-природное, что повергло меня в состояние ступора.
Через несколько дней, на общеуниверситетской вечеринке, смог выловить её из толпы и познакомиться. Я ей тоже понравился, она позволила за собой поухаживать и даже проводить до дома.
В общем, вскоре у нас сложились близкие отношения, и мы начали встречаться. Я стал вхож в дом профессора, где и познакомился с ним, так сказать, в неформальной обстановке. Через несколько месяцев, когда окончил университет, профессор сам предложил мне место в институте климатологии, и сам же всё устроил – не оставлять же будущего зятя без работы.
Но потом всё пошло наперекосяк. Наши отношения с Зоей остывали, роман плавно подходил к концу. Сыграл тут свою роль и взбалмошный характер несколько избалованной профессорской дочки.
Короче, мы расстались. На тот момент я уже достаточно твёрдо стоял на ногах, имел вес в институте, поэтому размолвка с Зоей и, как следствие, потеря доверия со стороны профессора, особо не сказались на моей карьере. Как известно, пошёл несколько по другой линии.
И вот, сейчас судьба вновь сталкивала нас вместе. Ведь в ходе поисков профессора мне наверняка предстоит общаться с Зоей – прибыв на станцию, не смогу отвертеться от встречи с ней.
Впрочем, зря об этом подумал. Что было – то было. Я встречусь с ней на станции, но это будет сугубо деловая встреча, вроде опроса свидетелей, сбор информации, не более того. К чему ворошить прошлое?
– Из её объяснений я понял, что она тоже ничего не знает, – шеф прервал поток воспоминаний.
– Что-что? – недопонял я.
– Она не знает, где находится профессор, – пока ещё терпеливо ответил шеф. – Хотя я бы не стал придавать большого значения её словам.
– Почему?
– Мне показалось, что Зоя тоже немного не в себе.
– То есть? – Я не мог понять, куда он клонит.
– Наверно, нельзя так говорить… – Шеф слегка замялся, ему предстояло сказать что-то очень деликатное. – И вообще, не совсем красиво думать о людях плохо, тем более, о даме… Но каждый раз, как я с ней общался, у меня возникало стойкое ощущение, что она пьяна, причём – в стельку.
– Может быть, – протянул я, вспоминая её характер. Да, это очень похоже на Зою, в её стиле.
– И да, вот ещё что, – сказал шеф. – Перед отъездом сходи, пожалуйста, к своему специалисту. Пусть составит тебе карту. Я знаю, что ты в это не особо веришь, но сделай это для меня.
– Зачем? – удивился я.
– Мне будет спокойнее, если ты не увидишь в карте ничего плохого.
Глава 5. Чисто формальный визит
С шефом спорить сложно, точнее – бесполезно. Если он о чём-то просит, лучше принять это в качестве задания и сделать. И сегодня я не намерен ему перечить, хотя и был немного озадачен: непонятны мне его слова, двусмысленные они.
Что это значит – «не увидишь в карте ничего плохого»? Для кого я это делаю – для себя или для шефа?
Может быть и для себя: шеф хотел, чтобы я сходил к своему специалисту и удостоверился в том, что поездка не таит в себе ничего плохого.
Хотя, как знать, возможно, шеф попросил меня для успокоения своей совести?
Я сидел в приёмной доктора Кальвин, дожидаясь, когда вызовут, и рассматривал стены, увешанные многочисленными дипломами и сертификатами.
В наше время кабинеты специалистов, которых несколько столетий назад называли астрологами, выглядят совсем не так, как прежде. Прошли те времена, когда они сидели в своих тёмных кельях и предсказывали будущее по символам, которые читали по наитию. Минуло Средневековье с его гонениями на алхимиков и магов. И даже новейшая история, в которую эзотерика вышла из подвалов в светское общество, приобрела популярность и получила некое подобие признания, не может похвастаться таким размахом, такой масштабностью.
Сегодня офисы специалистов по астрологии и синтетизму – это серьёзные заведения с официальными лицензиями. Кроме самих докторов, многие из которых имеют учёные степени, тут работает многочисленный обслуживающий персонал: клерки, бухгалтеры, секретари.
Процесс поставлен на научную основу, посещение духовного наставника – часть нашей повседневной практики, часть нашей культуры. Многие люди в современном мире и шага не могут ступить, не посоветовавшись со своим специалистом. Такие скептики, как я, – это скорее исключения, не верить в синтетизм считается плохим тоном, невежеством, граничащим с мракобесием.
Наступило будущее. Эра Водолея, век толерантности.
Земля, подобно игрушечному волчку, в процессе бесконечного вращения как бы раскачивается и вычерчивает своей осью гигантские дуги по небосводу. Это явление называется прецессией, или предварением равноденствий. Дело это медленное и долгое, на полный цикл планета тратит около двадцати пяти тысяч лет. Прецессия приводит к тому, что каждый год весеннее равноденствие наступает чуть раньше, чем в предыдущем году. Это, в свою очередь, означает, что день весеннего равноденствия постепенно смещается, он путешествует по знакам зодиака, меняя каждый из них раз в две с небольшим тысячи лет. В зависимости от того, в каком знаке зодиака находится точка весеннего равноденствия, мы определяем, какой знак имеет наибольшее влияние на наш мир, и, соответственно, какая эра сейчас идёт.
Единого мнения о том, когда происходит смена одной эры на другую, пока нет, поскольку для зодиакальных знаков не определены чёткие границы. Но в одном учёные уверены точно: мы уже несколько десятилетий живём в Эре Водолея, которая наступила с окончанием Эры Рыб.
Эра Рыб началась две с лишним тысячи лет назад и, как ни крути, прошла под эгидой (в других трактовках – под гнётом) христианства и всего того, что оно породило. Другая значимая по тем временам религия, ислам, рассматривается современными учёными как одно из направлений христианства, адаптированных под восточный менталитет.
Буддизм и индуизм, также получившие широкое распространение в Эру Рыб и даже чуть раньше, всё же находились в тени, а зачастую игнорировались господствующей культурой. А между тем, эти две религии по духу гораздо ближе современному синтетизму, нежели христианство или ислам.
Эра Водолея, в противовес предыдущей, считается просветлённой и просвещённой эрой, эпохой толерантности. Люди стали, как это принято сейчас говорить, более мудрыми, ограниченными в своих низких побуждениях, гармоничными, что называется, духовно выросли.
Одним из качественно новых скачков в развитии мировоззрения людей, населяющих Эру Водолея, стало переосмысление, пожалуй, главного опыта человечества – теологического. Оглядываясь назад, люди поняли, что практически всю предыдущую эру, да и, наверное, многие эры до этого, яблоком раздора для большинства цивилизаций являлась религия. Множество течений, воинственных и не менее опасных для их носителей – миролюбивых, словно разные по скорости и температуре потоки неспокойной реки, разделяли человечество, заставляли его бурлить, не давали покоя.
Несомненно, именно это осознание позволило новому учению обрести столь огромное количество приверженцев. Наиболее прогрессивные умы человечества потянулись к новой религии – единой, правильной, синтетической, учения, которое вобрало в себя всё хорошее из прошлого, совмещает в себе все предыдущие религии.
Словно из уцелевших после крушения кирпичиков, на обломках старых религий зацвела новая вера, и недаром её назвали синтетизмом. Новая просветлённая религия была синтетической, собранной из множества кусочков, будто бы великолепное роскошное покрывало, сотканное из отдельных лоскутов.
Из христианства и ислама был взят принцип единобожия: бог един, но различен в своих лицах или, как их называли в других культах, – в проявлениях. Точнее, это не совсем бог, мы не воспринимаем его как некую сущность, скорее это вселенский разум, природа, идеалистическая составляющая мира. Из этих же религий был заимствован такой атрибут как паломничество, понятие которого, впрочем, было существенно видоизменено. Буддизм и индуизм дали новой вере практику медитации, умение находить единение с природой, слушать себя, свои чувства и ощущения.
Но, пожалуй, наибольшее влияние на синтетизм оказала астрология, а также древнегреческая и древнеримская мифология. Отсюда были взяты знаки зодиака, их соотношение с небесными объектами и греко-римскими божествами.
С точки зрения синтетизма бог, как уже говорилось, един, но у него есть двенадцать основных проявлений, которые древние люди ошибочно воспринимали как разных богов. Это и есть знаки зодиака.
В нашем мире предрасположенность к той или иной профессии определяется, исходя из даты рождения. Учитываются, конечно, многие другие факторы, но знак зодиака всегда имеет решающее значение.
Мы ходим к своим личным специалистам. Это не пастыри в классическом понимании. Это и астрологи, составляющие прогнозы, и личные психологи, терпеливо выслушивающие нас и дающие советы, исходя из нашей астрологической карты.
В принципе, мы не придумали ничего нового, всё это хорошо забытое старое. Тысячелетиями древние – те, которые умели жить в гармонии с природой, слушать Вселенную, воспринимать её на уровне чувств, доверявшие своей интуиции, – копили знания. Они обличали бесценный опыт в мифы и легенды для того, чтобы передать его нам.
Считается, что древние верили практически в то же, во что верим мы, сегодняшние. Просто, точка зрения была несколько иной, поэтому изображение бога и природы отличается от того, к чему привыкли мы. Там, где древним виделись сказочные духи и мифологические существа, мы находим вполне материалистические законы природы. То, что древние воспринимали интуитивно, мы пытаемся постигать сугубо с научной точки зрения.
Долгое время эти самые точки зрения были различными, и вот, только теперь, человечество пришло к единому взгляду на окружающий мир.
Всё в конечном счёте сводится к этому. Человек прошлого, как и мой современник, в своих взглядах отражает мир, в котором живёт. И во многом древние были правы. К примеру, цикл смены знаков зодиака почти идеально совпадает с недавно открытыми процессами, происходящими в масштабах Солнечной системы, а возможно и того шире – в рамках Галактики или вообще Вселенной.
Мы едины во мнении, что древние знали многое, может быть, даже больше, чем мы. И нельзя отвергать их опыт, нужно его учесть, изучить и переосмыслить.
Вообще, всё большую популярность набирает точка зрения, согласно которой развитие человечества идёт по спирали. Сегодня это уже не мнение отдельных учёных, а целое направление в исторической науке, в антропологии, философии и смежных с ними дисциплинах. Есть все основания полагать, что события повторяются вновь и вновь, с небольшими изменениями, не затрагивающими суть явления.
По большому счёту, мы ничем не отличаемся от обитателей Средневековья или, скажем, Нового времени. Нам всё ещё не хватает аналитических способностей, не хватает фундаментальных знаний, не хватает информации, чтобы составить целостную картину мира. Мы всё ещё ходим вокруг да около. И мы до сих пор не уверены, что понимаем всё правильно.
Современный учёный не может со стопроцентной уверенностью утверждать, что наши представления о строении атома или, например, об устройстве Вселенной, соответствуют действительности. Он лишь говорит: по современным представлениям это работает так-то и так-то, на данный момент нет оснований сомневаться в этом. Он как бы подразумевает, что сегодня нам открылась одна тайна, завтра откроется другая. Возможно, завтрашнее открытие перевернёт наши понятия с ног на голову, возможно, оно перечеркнёт все наши представления и поставит нас перед необходимостью разрабатывать новые теории. Но давайте не будем торопить события, гадать о дне будущем, а пока остановимся на том, что нам известно, будем довольствоваться тем, что имеем…
Дверь из кабинета в приёмную отворилась, и на пороге появилась сама доктор Кальвин – великолепная эффектная брюнетка в узком деловом костюме. Она улыбнулась своей ослепительной улыбкой и посмотрела поверх строгих очков в тонкой оправе.
– Господин Уиллис, – сказала доктор Кальвин, – простите за долгое ожидание: пришлось задержаться с предыдущим посетителем. – Она призывно распахнула дверь: – Проходите, пожалуйста.
