Текст книги "Украшения строптивых"

Автор книги: Арсений Миронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 35 страниц)

– Quousque tandem[12]12
  Доколе (лат.)


[Закрыть], собратья мои, возможно прозябать в пошлой плоскости параграфов и шпаргалок? Ни минуты больше не стерплю! Вперед, к свежему воздуху московского лета!

(Он был велик на фоне огромного имперского триколора, закрепленного на стене над кроватью. Мне даже захотелось вставить впечатляющий образ воодушевленного господина Старцева в очередную версию электронной игры «Товарищ Троцкий выступает с речью перед делегатами II съезда ВАСХНИИЛ», сценарий которой мне заказали на прошлой неделе специалисты пи-ар из коммунистической партии Башкортостана. Я давно заметил, что Алексис выгодно смоЗтся в торжественных декорациях. Правая рука его, описав в воздухе краткую дугу, легла за отворот темного пиджака. Тонко зазвенело надтреснутое стекло книжного шкафа, по занавескам заструилось легкое волнение, знамя на стене вздулось и трепетно опало – за окном на улицы блудливой бессонной Москвы опускалась благородная русская ночь.)

– Братья студенты! Пора гасить свечи ученичества и отряхать пыль послушания с капюшонов. Забудем книги и латинские стихи! Дружно вольемся в летнее наступление народных масс на республику! Наполним новым содержанием интимную жизнь первокурсниц! Сейчас, в этот неизбывный момент, в эту гулкую революционную полночь, когда длятся последние секунды уходящего учебного года…

– …Мы просто вымрем от голода, если ты немедленно не заткнешься! – громогласно закончил Мстислав и тут же звездно улыбнулся, протягивая свою тарелку к кастрюле.

Безумный грохот вылетевшей пробки заглушил по100ронние звуки. Толстая струя воздушного вина, шипя, взметнулась ввысь, но, так и не достигнув потолка, рассыпалась и опала крупными каплями на сидевших за столом. Поверх столкнувшихся стаканов Алексис обвел окружение теплым взглядом:

– Ну вот мы и вырвались на волю, господа студенты. Велите поднять знамена отдыха и невинных игр.

И мы почувствовали, как наступило лето. Оно пришло не сразу, а где-то после третьей. Сначала на дне бокала, а затем и в ночном небе за окном появились пульсирующие южные звезды. Комната постепенно наполнилась их многоцветным сиянием. В воздухе запахло чесночным соусом и слегка подтухшими водорослями – это ветер странствий пьяно ввалился в окно и тут же начал вальяжно приставать к занавеске. Нетрезвый зюйд-вест принес с собой запах пороха, золотистую пыль Эльдорадо и острый аромат каленого железа, которое словно умоляло ковать, пока горячо. Мстислав добавил в шампанское немного водки и стало сов7 весело. Все вокруг тянуло на авантюрный экшн. Из стены выдвинулась огромная бычья голова, провоцировавшая немедленно взять за рога. У противоположной стены из полумрака соткался гигантский болт с отчетливой гравировкой: «забей меня на все». Сушеные грибы на подоконнике бесстрашно назвались груздями и, облачившись в шведские камуфляжные бронежилеты, стройными колоннами полезли в кузов. «Мене, текел, фарес, волков бояться – в лес не ходить», вывела на стене невидимая рука посредством аэрозольного баллончика с краской. «Кто не рискует, тот не пьет шампанское!» – строго напомнил невидимый официант у меня за плечом и попытался отобрать стакан. Памела Андерсон на плакате раскраснелась и откровенно строила Мстиславу глазки. Мстислав воодушевленно восЗл виртуальные лыжи. «Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним», – рефреном звенело в голове. Невесть откуда на столе появился томик Жюля Верна и призывно зашелестел страницами. По обоям замелькали тени дирижаблей с отважными путешественниками в идиотских пилотских очках.

Я посмотрел на часы и ужаснулся. Часы показывали без тридцати полпервого. В сей страшный миг русский студент способен на все. В такую минуту можно одним махом написать на смятой салфетке венок сонетов. Сочинить стильный сценарий для компьютерной real-time стратегии с правдоподобной экономической моделью. Или, скажем, в одиночку напасть на толпу вооруженных кавказцев. Можно даже… сломать свою гордость и позвонить любимой девочке в Цюрих. Одним словом, в этот миг особенно легко влететь в и100рию – на крейсерской скорости и с максимальным количеством искр.

Так оно и вышло. Так получилось. Именно в это опасное время Алексис вдруг повернулся на стуле (он сделал это менее грациозно, чем обычно, но никто не заметил неловкости) – и… протянул… руку… к журнальчику на столе.

– Так вот, любезные собутыльники мои! Это, как говорится, прелюбопытная находка. – Журнальчик дрогнул в его жестких пальцах, но голос не дрогнул ничуть. – Заглянул я давеча в один журналец под звучным названием э-э… «Наследие». И вдруг, вообразите себе, нахожу там заметку, подписанную знакомым именем! Как по-вашему, чье это было имя?

– Александра Сергеича Пушкина? – искренне полюбопытствовал Мстислав.

– Отнюдь нет. Степана Тешилова!

Стул подо мной покосился – это милый Мстиславушка дружески вломил кулаком в плечо. «Ха! Прозаик! Начинающий московский беллеЗст! Качать его! Читать его!» – радостно закричали собутыльники, и пришлось объясниться.

– Это прошлогодняя история. Дело было на практике по сбору фольклора. Нас, студентов филфака, послали под Кандалакшу. Натравили на тамошних старушек: надлежало записывать байки на магнитофон. А потом моими записями заинтересовался редактор «Наследия»…

Я вдруг почувствовал, что страстно желаю прочитать опубликованное. И не потому, что это была первая публикация Степана Тешилова в серьезном окололитературном журнале. Дело в том, что… об этом журнальчике мне успела рассказать Ника. Мы ехали в аэропорт. Я смотрел на нее близорукими глазами влюбленного идиота, а она улыбалась и безудержно хвалила мою публикацию! «Ah, cher Stephane![13]13
  Ах, дорогой Степан! (фр.)


[Закрыть] – чирикало это восхитительное синеглазое чудовище в мини-юбке и черной маечке, приобнажавшей пупок. – J’ai lu ton article dans numero de „Nasledie“… C’est formidable! C’est absolument круто, comme on dit en Russie…»[14]14
  Я прочитала твою статью в «Наследии». Это великолепно! Это совершенно круто, как говорят на Руси… (фр.)


[Закрыть]. Проклятая фея утверждала, что прочитала мою статью до конца и якобы поверила каждому слову…

Алексис, смакуя ситуацию, медленно разогнул тоненькую книжечку, поправляя на длинном носу астигматические линзы в английской оправе.

– «Легенда о Серебряном Колоколе», – драматично зачитал он и покосился на слушателей. Мстислав подавил зевок и с усилием сосредоточил взгляд обоих глаз на лице Алексиса.

«…Давным-давно тут монастырь стоял. Там, где теперь некоей напротив острова, на том берегу Супони. И в том монастыре хранился серебряный колокол. Именно что хранился, потому как монахи в тот колокол никогда не били. В прочие часто званивали, а в серебряный – нельзя. Непростой, гляди-ка, предмет был.

Ну вот, а потом пришла сюда англичанка. Много кораблей – и под Архангельским встали, и к нам сюда дивизию свою послали. А монахи, как узнали про это, за колокол испугались, оно и ясно – серебряный. Сняли его с колокольни, да унесли в лес, к реке – с пением, со свечами, с почтением, как полагается. Пронесли поза рекой да где-то на валунах в воду и опустили, чтоб англичанка не нашла.

Корабли-то ихние скоро ушли – пожгли у нас, конечно, много – и деревни, и в монастыре пожар был. Когда все потушили, пошли колокол доставать – а уж где там! И сам он на глубину ушел, в самую пучину, и берег над ним обвалился… Монахи его веревкой заденут, потянут – а он все доньше идет. Словом, погоревали, да оставили.

А колокол и верно непростой был. Ежели его наверх-то здынуть, да ударить в него – тогда по всей Руси жизнь перевернется и по-старому пойдет. Вот, примерно сказать, школа и сельсовет – все это тихонько под землю скроется, и холм сверху сойдется, весь строевым лесом порастет. Снова пойдут по лесу девки в снарядных сарафанах собирать малину и княжевику-ягоду. Дороги зарастут, как их и не было – будем в гости реками ходить. А где кипиратив теперь – там церква снова построится, как встарь была – беленькая, тоненькая вся… Старуха-то бабка покойная мне про нее сказывала. Вот так все будет – надо, однако, колокол достать, да ударить с толком. Впрочем… нам, старикам, теперь не в силу его вытянуть. А молодые что? – только смеются. Скоро все старые-то повымрут, тогда и место забудется – то самое, где колокол упрятан. Посмеетесь тогда, ага…»

Мстислав незамедлительно рассмеялся, чудом не подавившись куском сосиски. А я вспомнил, как старый Евсеич, рассказывая, медленно ковырял ножом маленькое зеленое яблочко, которое собирался съесть, порезав на дольки. Так и не съел – уронил под лавку в траву.

– Самое интересное, что это не моя выдумка, – сказал я, подливая закашлявшемуся Мстиславке джина sans tonique. – Кое-какие частушки, и правда, мы сами придумывали и выдавали за народную мудрость. Но эту романтическую байку мне поведал совершенно конкретный Николай Евсеич Тихомиров, старый сторож поселкового пищеблока. Этот Евсеич действительно существует в природе.

– А… колокол? – вдруг спросил Мстислав и, странно прищурившись, медленно поднес к губам граненый стакан с «Бифитером».

– Что – колокол?

– Колокол тоже существует в природе?

Я только рассмеялся и полез вилкой в кастрюлю. И вдруг понял, что смеюсь в одиночестве. Эти двое сидели напротив и были совершенно серьезны. Наконец Алексис встал и, уронив стул, отошел к окну. Там он по100ял некоторое время, массируя пальцами переносицу, и внезапно обернулся:

– Я уже думал об этом. Серебряный колокол надо найти.

Так были произнесены эти страшные слова. Как видите, изначально виноват не я, а господин Старцев. Лично мне не пришла бы в голову такая пьяная ерунда.

– Гей, славяне! – Мстислав откинулся на спинку стула, и в глазах его заискрились шампанские блестки. – А ведь это будет недурной бизнес… Два-три пуда серебра – это, конечно, не миллион долларов, но…

– Нет, это не миллион долларов! – горячо подхватил Старцев, прыгая обратно к столу, – и я увидел, что его очки слегка запотели от возбуждения, – Это наш последний шанс! Вернуть старую Русь, раз и навсегда очистить ее от сельсоветов и «кипиративов»! Это вызов, и я принимаю его! Evadere ad auras… hie labour est! Я сегодня же еду в Кандалакшу. Какое счастье, что я слегка нетрезв! Только по пьянке русский интеллигент способен на действие… Alea, alea jacta!

– Ага, я бы тоже метнулся в Кандалакшу, – сказал Мстислав, отставляя опустевший стакан с жалкой лимонной корочкой на дне. – Жаль только, что за билет принято платить деньги, а их не было с прошлой стипендии.

– У нас есть десять долларов, – радостно сказал Алексис, ощупывая внутренний карман. – Этого недостаточно, и поэтому мы, так и быть, возьмем с собой Стеньку. У Стеньки всегда есть денежка.

Тут я вывернул наизнанку бумажник и бережно положил на стол четыре банкноты. На каждой гордо значилось: «Республиканский банк. Десять рублей». Все, что осталось от гонорара за краткий обзор современных эротических видеоигр, написанный с неделю назад для мужского журнала «Верзилка».

– Ура, – подавленно сказал Мстислав. – Как раз хватит на утреннюю банку пива.

Он выжидательно воззрился – и словно весь мир замер, прислушиваясь к ответу Степана Тешилова… Показалось, что я попал в хитроумную игру фирмы «Sierra» – и должен вот-вот принять судьбоносное и, как водится в играх Sierra, единственно правильное решение.

Стало быть, о5 нужны деньги. В который раз одно и то же! Я медленно опрокинул полета грамм. Выдохнул. Потом откинулся на спинку стула, картинно ероша довольно длинные вьющиеся волосы над сравнительно высоким лбом. Уехать с горя за полярный круг – это сильно. Я люблю подобные акции протеста. Она – в Цюрих, а я – в Лапландию, погибать среди айсбергов и безразличных тюленей! Определенно, надо ехать. Иначе эта любовная тоска удавит меня…

Я протянул руку к магнитофону и выдавил из него разгоряченный диск с эстетствующим Рахманиновым. Довольно слез! Выбросите вон осколки сердца! Пора менять тональность повествования. Когда уходит любовь, начинается рок-н-ролл. Вот она, дребезжащая кассета с корявой надписью: «Пыж и компания». Музыка странствий. Коллекция гимнов для пьяных авантюри100ов… Госпелы для алкоголиков, блюзы для неудачников. Я быстро сбросил подтяжки и запонки. Вместо модных брюк натянул… нет, не кавалерийские галифе и не за5нанные тропическим камуфляжем рейнджерские бриджи. Есть еще версии? Вовсе не старые байкерские джинсы, исчерканные шариковой ручкой (автографы случайных попутчиц). Не эротичные велосипедные шортики и даже не боевой килт озлобленного горского клана Гленов-Макливеттов. Всего лишь… тренировочные штаны с оттянутыми коленками.

Друзья в ужасе наблюдали за многообещающей сменой имиджа. Они знали, что такие штаны – это неспроста. Это боевые доспехи. В них я облачаюсь, когда работаю над сценариями игр. Строго по формуле «ДДТ»: «Я шабашу на кухне в дырявом Зко». Более того. Именно в этой униформе я совершил оба величайших подвига своей жизни: а) десять раз подряд подтянулся на перекладине и б) ущипнул (тоже на спор) выдающуюся задницу абсолютно трезвой однокурсницы, забредшей попросить французский словарь. Вообще-то я человек слабый и несмелый. Почти не занимаюсь спортом (кроме электронной версии гольфа в Инфернете) и побаиваюсь щипать однокурсниц. Но в тренировочных штанах преображаюсь и становлюсь похож на Роджера Вилко, Ларри Лизарда и прочих компьютерных персонажей. А все из-за чудесно оттянутых коленок. Недоброжелатели утверждают, что я специально их оттягивал, дабы придать стильность. Клевещут. Колонки оттянулись сами собой.

Итак, я оправил штаны и сказал…

Нет, не так было дело. Сначала я выдвинул ящик письменного стола и осторожными пальцами вобрал в прохладную ладонь три маленьких кубика из слоновой кости – подарок Ники. Игровая зернь. Подбросил… поймал. Посмотрел на комбинацию очков. И только потом оправил штаны и сказал:

– Знаю, где взять деньги.

Деньги были у Данилы. Этот полумистический легендарный Данила считался моим приятелем, хотя я знал о нем крайне мало. Известно, что у Данилы были странные глаза – не светло-карие, а желтые, как у дикого животного (поэтому недоброжелателям он напоминал знаменитого крушителя нацистов Иована Блашковича из игры «Вольфштайн»). Известно также что полгода назад Данила единственным и неожиданным ударом сломал челюсть тележурналисту Леве Галевичу за то, что тележурналист Лева Галевич в одной из своих передач обозвав плоскостопым фашистом старого физтеховского профессора Бородавкина. Какой-то черт дернул Леву Галевича зайти на физтеховскую дискотеку – очевидно, он не знал, что Данила случайно увидел его телерепортаж по своему девятнадцатидюймовому «Айва». В тот вечер мы с Данилой вместе располовинили бутылку мерзейшей лимонной водки, и с тех пор считалось, что мы как бы знакомы.

Ничуть не стыдясь тренировочных штанов, я подчеркнуто твердо вышел в коридор и поднялся на одиннадцатый этаж, где обитали в одиночных комнатах сумасшедшие люди с физико-технического факультета. Известно, что девять из десяти первокурсников физтеха в первые полгода теряют рассудок под влиянием технического спирта и тяжелых формул, но зато оставшийся процент за десятерых двигает вперед отечественную науку. Данила с ума не сошел, а потому отечественная наука надеялась на него – и, кажется, совершенно напрасно. Размышляя об этом, я постучал в дверь (звонок куда-то подевался, хотя я честно искал его минуты две).

Данила возник на пороге, и я увидел на нем огромные белые шорты до колен. В рыжеватых волосах на широкой груди тускло поблескивал нательный крестик, а в ушах торчали крошечные наушники аудиоплейера. Лицо Данилы было тяжелым и скучным, но я все равно шагнул через порог.

Я знал, что завтра у него пересдача экзамена по теорфизу, и потому удивился, заметив на столе не развал запредельных учебников, а одинокую и толстую черную книжку – на обложке читалось короткое слово: «БЕСЫ». Данила вынул наушники и бросил плейер на кровать.

Я мужественно выдержал взгляд волчьих глаз и с ходу попросил денег.

– Зачем тебе деньги, Стеня? – Он тяжко опустился в кресло, и я рассказал ему про колокол. По простоте душевной.

Он слушал, листая «БЕСОВ», и определенно скучал. Наконец я замолчал, и в комнате мерно затикал элекЗческий будильник.

– Хочешь сбежать отсюда? – спросил он, откладывая книгу.

– Надоело… – внезапно ответил я. – Я здесь никто. А там будет весело и шумно. Он кивнул.

– Когда вы едете?

– Прямо сейчас, если деньги дашь.

– Я еду с вами.

* * *

…Счастлив тот, кто встречает утро похмелья своего в домашней постели. Я же оторвал больную голову от жесткой повлажневшей подушки с клеймом МПС и, увидев над собой пластиковый потолок купе, в медлительном ужасе сомкнул веки. Я помнил страшный Петербургский вокзал, затянутый волнами едкой гари, поднимавшейся от горевшего мусора. Помнил вокзальный буфет – мы ждали посадки на мурманский поезд, пели неприличные песни про муниципальных милиционеров и в упор обсуждали ночную девушку, развлекавшую огромного тощего негра за соседним столиком. У девушки были губы в шоколадной помаде и серебристая ювелирная змейка на шее… Проснись я раньше, все сталось бы иначе, но я открыл глаза где-то между Сухиничами и Костерином – наш поезд был уже критически близок к Кандалакше, и пришлось ехать до конца.

Какой там колокол! Все, что мне нужно, это даже не три мегатонны плутония, а… три таблетки «Алка-Зельтцер». Провинциальный вокзалец был пустым и светлым – летнее утро светилось сквозь непромытые окна. Старинный паровозик дремал на постаменте, и его спящее лицо было болезненно-чинным, как у крейсера «Аврора». Мы сидели в жестких стульях с фанерными спинками и думали, где найти денег на обратный билет до Москвы. А Мстислав не сидел и не думал. Он поморщился и, прижимая ладонь к животу, пошел в противоположный конец вокзала – ну, всякое бывает с людьми, тут понимание нужно. По пути он стянул с газетного прилавка тоненькую четвертушку районной «Зари Заполярья» (три рубля за экземпляр) и, свернув ее в трубочку, болезненно удалился.

Его не было минут пять. Наконец Данила, оторвав плоские ладони от лица, вгляделся в дальний угол здания и удивленно двинул бровью: Мстислав приближался стремительно, расталкивая старушек, юрко путавшихся под ногами, – русые волосы необычно растрепаны, влажные татарские глаза (подарок покойной бабушки) глядят ненормально. Еще мгновенье – и он рядом: молча, не моргая, протягивает обрывок заполярной газетки.

Кратковременная схватка с Алексисом (четыре кадра из регби) – и я побеждаю: в руках расправляется неприлично помятый кусок газетной передовицы. Сразу – жирный заголовок с обкусанными буквами на конце:

«КОМУ МЕШАЕТ МУЗЕЙ-ЗАПОВЕДН…»

Еще прыжок в сторону – подальше от жестких пальцев Данилы, тянущихся к моей бумажке, и читаем – скорей, прыгая по абзацам:

«…Возрождение религиозного самосознания не должно привести к средневековому наступлению на музейные комплексы»…

Дальше, быстрее:

«…Вопрос о передаче Русской Православной Церкви комплекса зданий историко-архитектурного заповедника Спасо-Челобитьевского монастыря не может быть решен положительно до тех пор, пока…»

Все это неинтересно – дальше! —

«…о невозможности сохранения здания в условиях ежедневной эксплуатации во время церковных служб»…

Мимо! – ага, вот:

«бесценный музейный экспонат, шитое золотом покрывало с мощами местного святого было передано храму еще в прошлом году, а теперь…»

«…теперь решается вопрос о судьбе уникальной находки, обнаруженной два месяца назад в старом русле реки Супонь – речь идет о серебряном колоколе работы неизвестного мастера XVI века»…

* * *

Здесь начинается Древнерусская Игра. Слышите шум? Он приближается, поэтому спешу объясниться. Прежде чем читатель перевернет эту страницу, ему придется сделать выбор. Если тебе плохо с нами, добрый читатель, – не уходи. Если тебе неуютно с нами, всегда помни: это не более чем сказка. Просто игра: в любой момент можно закрыть книгу, и строки исчезнут, и Русь оставит тебя в покое. Если мы тебе чужие, не верь ни единому слову. Помни, что в природе не бывает серебряных колоколов. Повторяй себе, что история не движется вспять. Убеждайся, что прежнюю, колокольную родину уже не вернуть. Если ты поморщился в середине предыдущей фразы, прошу тебя: не доверяй глупым северным легендам. Потому что, поверив старому Евсеичу хоть на миг, ты попадаешь в ловушку, в русскую западню: ты уже не просто читатель, а… действующее лицо будущих томов этой книги. Согласившись с нами, ты принимаешь правила этой Игры – а ведь это не «просто игра» и, уж конечно, никакая не сказка. Открою тебе секрет: удар колокола не возвращает древнюю, былинную Русь ДЛЯ ВСЕХ. Он дарит ее только тому, кто поверил… Берегись, игрок: не вышло бы так, что в тот самый момент, когда ты вдруг почувствуешь реальность возвращенной истории, какой-нибудь идиот под Кандалакшей ударит в серебряный колокол, и…

…твои родные недосчитаются тебя в конце двадцатого века!