Текст книги "Украшения строптивых"
Автор книги: Арсений Миронов
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 35 страниц)
Арсений Миронов
Украшения строптивых
(Древнерусская игра – 2)
ПРЕДИСЛОВИЕ К ЦЮРИХСКОМУ ИЗДАНИЮ 2021 ГОДА
Новое время, новые игры.
Редкий пешеход добежит теперь до середины Загородного шоссе, неминуемо и тихо попадая под широкие, с литыми дисками колеса фирмы Бриджстоун. Где они, сладостные дни Второй республики – молодости и ненависти моей? Где этот прокуренный тамбур меж двух эпох – в котором друзья-студенты ужинали изловленными на Яузе радиоактивными утками, почитая кислый французский йогурт за симптом циничной застольной роскоши? Кто сегодня помнит, как освежевать городскую утку и что такое желтый трамвай? Только выцветший голос пани Богушевич, отражаясь от оцарапанной поверхности старого сиди, порой напомнит о грохочущих тварях, что водились раньше по московским улицам…
ПРЕДИСЛОВИЕ МСТИСЛАВА БИСЕРОВА, адресованное всем нормальным читателям
(типа предупреждение)
Люди, хэй! Алло! Слышно? Буквы хорошо видно?
А так? Лучше? О’к. Передаю крупнейшим шрифтом:
Народ! Не читайте ерунду, претенциозно озаглавленную «Дневник Стеньки, или Виртуальныя бирюльки». Это полная тоска. Хотя Стенька мне и друг, я предупреждаю: челюсть свихнете в приступах зевоты! Посему рекомендую: сразу открывайте страницу номер… э-э… щас… во: номер 225. И читайте нормальную вещь под названием «Дневник Мстислава». Не пожалеете. Это есть литература, дери ее! Купите бутербродов, банку пива – и вперед. Начиная с 225-й странички, запомнили?
Кто не слушался – сам виноват. Я предупреждал.
ВИРТУАЛЬНЫЯ БИРЮЛЬКИ,
дневник Стеньки, последнего из властителей Татрани
Мы все переливаем из пустого в порожнее, играем в слова как в бирюльки.
Прости, мой искусный Бирюлкин.
Из письма П.Вязямского А.Пушкину
Что мне цеп? – была бы бирюлька.
Народная поговорка
Ав ovi: Как вымерли звенозавры
Ошибки правописания, знаки препинания, описки, бессмыслицы – прошу самим исправить – у меня на то глаз не достанет.
А.С.Пушкин(Из письма Л.С.Пушкину и А.Плетневу)
– Эх, разрази Сварог! – выругался Звенозар, отбрасывая ненужный обломок копья. – Ну-ка, паря, пособи маленько! – крикнул он Мявчику, и мальчонка послушно ринулся, обнажая меч.
Косоглазые всадники с визгом налетели – но удалой белобрысый паробок из молодшей дружины князя Волобуя Мудрого не растерялся. Лезвие его меча так и мелькало тут и там. Степняки посыпались из седел в мягкую мураву. Одноглазый хан Колчедан успел-таки рубануть Мявчика сарачинскою саблей по шлему, оставив вмятину. Но уж было поздно: напоровшись на славянский меч, Колчедан охнул и, пораскинув руками, плашмя рухнул оземь. Мявчик подобрал ханскую саблю с золотой рукоятью. С широкой улыбкой бросил драгоценный трофей Звенозару в ноги…
Я написал это, и меня стошнило. Разжиженный текст напоминал по вкусу бледное пиво в пластиковой бутыли из под нарзана. Бутыль стояла на подоконнике уже второй день. Я подошел, отхлебнул глоток и подумал: «Омерзительно». Отхлебнул еще и задумался. Нет, нельзя нынче писать пастеризовано и кисло. Читатель жаждет острых ощущений, кровищи и ужасов. Придется плеснуть в пиво немного водки.
– Екарный мамай тебе в забрало! – простонал Звенозар, чувствуя, как немеют разбитые в кровь губы. Он отбросил в кусты уже ненужную левую кисть, оторванную почти по локоть и, выдергивая из ребер толстые черные стрелы, прохрипел: – Ну-ка, паря… пособи маленько…
Мальчонка послушно ринулся, припадая на раненую ногу и обнажая кривой зазубренный тесак. Его лезвие, ржавое от запекшейся крови, мелькало здесь и тут. Косоглазые всадники с визгом посыпались из седел, их черепа с чавканьем лопались, вываливая сизые азиатские мозги в мягкую мураву. Тут и там брызгало темным. Слепой Хан Колчедан успел-таки ударить двухметровой сарачинскою саблей, сбривая Мявчику половину скальпа, – но уж было поздно. Икнул, глубже насаживаясь на славянский тесак и роняя носом кровавые сопли. Из груды вражьих костей Мявчик вынул треснувший ханский череп и с широкой улыбкой бросил драгоценный трофей к ногам Звенозара…
Уже лучше, подумал я и закусил сухариком. Бережно погрузил бутылку «Березки» обратно в морозилку и задумался. Не хватает экзотики. Читатель избаловался, ему подавай утонченные литературные коктейли. Нужна мистика, магия и мифология – это оживляет, как глоток волшебного меда из погреба в пещере горного короля.
– О Карл-маркс-штадт! О Цинфанделъ! Семаргл и Индрик-зверь! – вскричал Звенозар, срывая с девятого перста уже бесполезный Перстень Плазменных Врат Люфтганзы. – О многославный Мявчик, воспомоги мне маленько! – добавил он, хмурясь и извлекая из дорожной сумы Всенепременный Кристалл Власти, подаренный давеча царевной Добронравой.
Мявчик послушливо выступил навстречу врагу, развевая Знамена, трубя в Роги и обнажая лезвие Заговоренного Меча по имени Астерикс, выигранного в тавлеи у шехерезадского падишаха. Лезвие, лучившееся Магическим Светом, разило Тут и Там. Однако, заметил Звенозар, непростые это были степняки. Их трупы исчезали в Никуда, роняя розовые искры в Мягкую Мураву. Парализованный карла по имени Колчедан успел-таки соткать в небе над Мявчиком неведомое злоклинание, но поздно. Сраженный Астериксом, хан печально воздохнул и испарился, оставляя победителю лишь смятый дорожный плащ… Порывшись в Складках Плаща, Мявчик извлек Глокую Важдру, магический Амулет кунгфуцианских мавров. И с Широкой Улыбкой Бросил Драгоценный Трофей к Ногам Звенозара…
Слишком много ирландского виски, поморщился я. Литературное пойло получилось тяжелым и вязким, как варево кельтского алхимика. Самое время добавить немного безалкогольного тоника с кипящими кусочками льда…
– Эх, задери меня робозавр из клана Сварожичей! – взревел Звенозар, отбрасывая бесполезный уже блистерный пучкоплеватель. – Вызываю Мяучика! Движущаяся цель типа BrainSucker XXS, тотальная аннигиляция! – прохрипел он в мелофон.
Повинуясь приказу, виртуальный андрон по имени Мяучик-2000 принял обличье удалого белобрысого паробка из младшей дружины князя Волобуя Оперативного и, обнажая оранжевый от запекшейся биомагнитной лимфы электрофорезный гиперквазимеч, ринулся навстречу файтерам легкой степной кавалерии. Те разом посыпались из седел на землю. Непростые это были степняки. Их черепа с чмоканьем трескались, вываливая микросхемы в мягкую мураву. Лидер кавалеристов, поспешно сорвав с кольчуги голографические погоны капитана астральной гвардии клана Колчеданов, успел-таки выпустить в Мяучика заряд протоплазмы, но уж было поздно. Попал в мощное защитное поле славянского андрона и, корчась, сгорел. В куче пепла Мяучик нащупал Глокую Вадждру 3.01 – секретный суперкомпьютер вражеского клана. С широкой улыбкой Мяучик бросил драгоценный трофей Звенозару под ноги…
Чего-то не хватает, поморщился я. И ужаснулся: напрочь не было эротики! Срочно, срочно добавить каплю розового кампари, сгусток кремового ликера, дольку цитруса иди ярко-алую вишенку… Только вот куда бы ее воткнуть, эту ягодку? Покосился на стену, где висел плакат Памелы Андерсон, и взялся за перо. Пару раз встряхнул его, словно шейкер, и написал:
– Ах, накажи тебя Сварог! – простонал Звенозар, отбросил так и не пригодившийся фотонный микрокондом и выпустил юную Мявочку из объятий. Раздосадованная на степняков, появившихся так не вовремя, Мявочка обернулась к врагу и тонкими пальчиками извлекла из корсажа изящный электрофорезный гиперквазикинжал, отравленный соком диковатых орхидей. Покачивая упругими ягодицами, обтянутыми полупрозрачной кольчугой боевых андронов звездной дружины князя Волобуя Напряженного, она двинулась навстречу косоглазым всадникам, медленно обнажая восхитительную металлопластиковую грудь, серебристо блестевшую в свете искусственных солнц… Степняки посыпались из седел на землю – их черепа расседались, вываливая закипевшие от чрезмерного вожделения мозги в мягкую мураву. Лидер степняков, рослая валькирия в кожаном бюстгальтере, шиповатых наручах и каучуковых ботфортах на шестидюймовом каблуке, успела-таки замазать тональным кремом клеймо астральной гвардии, горевшее у нее на предплечье, и нанесла Мявочке упреждающий удар хлыстом с золотой рукоятью. Но уж было поздно. Напоролась на славянский гиперквазикинжал и томно застонала. Мявочка, покраснев, нащупала у нее под одеждой глокую вадждждру калибра 69 – мощнейшую модель боевого вибратора. С широкой улыбкой Мявочка обернулась к Звенозару и бросила ему под ноги сначала драгоценный трофей, а потом и всю свою одежду…
Я осторожно перечитал написанное и сплюнул. Все-таки писатель из меня никакой. Гусиное перо не удержать в корявых пальцах. Я всего лишь ремесленник, виртуальный демиург с литераторской жилкой. Мой удел – сочинять дешевые сценарии для компьютерных игр. Моя стихия – черно-зеленый монитор и загрязненная бутербродными крошками клавиатура рахитичного белорусского ноутбука «Витябьск» с 386-м процессором. За последние три года я разработал сюжеты для четырнадцати игровых программ, из которых одиннадцать стали бестселлерами.
Да, я игротехник.
Если вы неравнодушны к электронным развлечениям, в вашей коллекции наверняка найдутся лазерные диски со знаменитой трилогией «Борьба За Мед: Братья Потапычи против Виннипухов» (на западе от бугра этот хит продавался под названием «Forest Dump»). Убежден, что вы знакомы с прочими моими разработками вроде ролевой игры «Замочить Баумана» и психологической аркады «Чапаев и Мутота». Вынужден признать, что именно в моем мозгу зародились чудовищные концепции таких знаменитых панк-стратегий, как «Syphilization» и «Total Syphilization-2». Тысячи людей до сих пор гамятся[2]2
Гамятся – играют (юзерск.)
[Закрыть] в тотальный 3D аннигилятор под названием «Родион Раздольников: 1000 и одна старуха-процентщица». Ух и сильная гамеса[3]3
Гамеса – компьютерная игра (юзерск.)
[Закрыть]. Широчайший выбор топоров, секир и альпенштоков! А помните эротический квест «Машенька и медведи»? Моя работа. Убежден также, что тысячи затверделых геймеров провели не одну неделю в виртуальных лабиринтах компьютерного эпоса «ГосDooma» среди монстров с депутатскими значками на бронежилетках. Горжусь этим шедевром. Некоторым не нравится, что я сделал кулуарных зюгжориков[4]4
Zygzhorc – монстр, у которого стамина от Геннадия Андреевича, а харизма – от Владимира Вольфовича.
[Закрыть] неуязвимыми для серебряных пуль. Однако, несмотря на недоделки, юзеры расхватали стотысячный тираж «Госдумы» в несколько дней, и фирма-изготовитель («P.A.D.L.A Entertainment») с ходу заработала полмиллиона североамериканских талеров. А мне достался лишь ящик дешевого бренди и 300 тыс. гиперинфлированных рублей в смятом конверте…
Не спешите обвинять в том, что я унавозил виртуальным мусором мозги молодого поколения. Я всего лишь бедный студент филфака. Мне тоже изредка хочется кушать[5]5
В частности, в текущий момент я бы не отказался от печеных тигровых креветок, греческого салата и мурмуры в грибах с розовым цантали – спонсоров-меценатов просьба писать мне по адресу электронной почты:[email protected] или[email protected]
[Закрыть]. Три года гнул шею на «P.A.D.L.A.» и «Русский софт», продавая безусловный талант по крупицам и растрачивая нищенские гонорары на портвейн для себя и вечно голодных друзей-студентов. Поверьте, я достоин жалости. Мог бы стать писателем. Но – увы. Некогда обостренное воображение поистерлось о жернова игротехнического бизнеса. Поначалу я разрабатывал безобидные образы космических рейнджеров, былинных витязей с «Калашниковыми» наперевес и симпатичных ведьм в теннисных мини-юбочках. Потом рейнджеров и ведьм перестали покупать, и моими героями стали боевые тараканы, дегенеративного вида цветочные эльфы, татуированные гоблины из московской подземки и даже целеустремленные, конкурирующие меж собой сперматозоиды (помните нашумевший ЗD-хит прошлого года под названием «Зачать рядового Рейгана», изрядно попорченный цензурой?). Наплодив тысячи монстриков, я уже не в силах разродиться настоящим, доброкачественным литературным образом вроде Базарова, Гумберта Гумберта или майора ОМОН Дарьи Жахнутой.
Я вновь покосился на исчерканный лист бумаги. Уже не первый раз пытаюсь засесть за настоящий роман. Заправляю самыми черными чернилами толстую авторучку с пером из мягкой стали и полустершейся надписью «Parker». Собираю волосы в смешной короткий хвостик на затылке – «как средневековый кузнец перед работой», однажды сказала девочка Ника. Но – вместо романа о5[6]6
о5 – на языке юзеров, хакеров и чаттеров означает «опять». – С.Т.
[Закрыть] получается виртуальная банальщина. Вот и сегодня опыт по извлечению золота из свинца не удался. Чудовищный стилистический коктейль из Стивена Кинга, Гаррисона, Толкина и – прости господи – Джона Кармака… Жуткая словесная смесь в моем шейкере бурлила и потрескивала от внутренней энергии – я вылил эту окололитературную гадость в унитаз, и унитаз потемнел. Вздохнул и раздраженно запустил фальшивым «Паркером» в плакат с изображением Памелы Андерсон.
Перо воткнулось Памеле в самое сердце.
Я вышел на улицу и поехал в аэропорт провожать Нику. Дело было неспокойным вечером 15-го числа.
Игротехник
Простите, дети! Я пьян.
А.С. Пушкин.(Из письма Л.С. Пушкину и П.А. Плетневу)
Итак, давным-давно – а точнее, неспокойным вечером 15 июня 199… года желтый трамвай бежал сквозь плотный теплый дождь, ничуть не оглядываясь на перекрестках. Сегодня это звучит неправдоподобно. Сегодня теплые дожди, натуральные блондинки и православные студенты встречаются – и то нечасто – лишь в интерактивных детских сказках. Но у каждой эпохи свои чудеса. Тогда, дети мои, теплые дожди случалось даже чуть чаще, чем хотелось бы. Лично я так просто ненавидел его, этот пятнадцатый дождь июня.
Из-за него я впервые поцеловал Нику. Я редко кого целую. Маленькая самофракийская фея лишь на миг присела мне на плечо, разлепляя склеившиеся от влаги прозрачные крыльца – она обсохла, согрелась, стремительно похорошела и – вдруг подставила для поцелуя теплые губы. Потом вокруг зашумело, замелькали цветы и чемоданы, и я понял, что шум – не просто шум, это ревут двигатели аэробуса А300 «Рахманинов». Уже на рулежке турбины слаженно ревели Второй концерт, точнее, самое начало Andante Scherzando – я услышал только первые восемь тактов и стало жаль Нику. Теперь она проведет в гулком полутемном чреве «Рахманинова» три с половиной часа до Цюриха, ей придется дослушать жутковатое анданте до финала…
Все феи мира созданы, чтобы прилетать ненадолго и четыре с половиной секунды сушить крыльца на чьем-нибудь плече. Потом эти нежные насекомые твари слетаются обратно в свой золоченый улей – теперь я знал: проклятый улей находится где-то в Цюрихе. Все, что мне нужно для счастья, – это три мегатонны отлично обогащенного плутония. Несколько минут боеголовка проведет в стратосфере – и я утешусь срочным выпуском теленовостей: ТРАГЕДИЯ! ЦЮРИХ УНИЧТОЖЕН ПО ВОЛЕ ВЛЮБЛЕННОГО ТЕРРОРИСТА СТЕПАНА ТЕШИЛОВА! И – никакого улья, никакого меда, никакого французского языка! Тогда она прилетит ко мне залечивать опаленные крылья и подарит еще четыре с половиной секунды тупого, сонного счастья. Всего было бы девять.
Но – нет плутония. Ника будет жить в мирном, золоченом Цюрихе еще долго-долго… Там она встретит франкофонного эльфийского принца – он будет белоснежно улыбаться, с утра играть в поло, утонченно поедать гигантские артишоки при помощи серебряной вилочки. А еще он будет дарить ей бриллианты. Ola-la, mon cher ami! Ceci… c’est trop expensifl (Unbaiseur).[7]7
О-ля-ля, драгоценный друг, это… это слишком дорогой подарок! (Поцелуй) (фр.)
[Закрыть] Он будет высок ростом, импозантен и пучеглаз. У них будут пучеглазые дети… А я буду сочинять для этих детей омерзительные компьютерные игры. В этих играх будет много ужасов, кровищи, мертвых фей и мертвых франкофонных принцев! Это будет моя месть, месть нищего близорукого неудачника. Это будет просто праздник какой-то. Возможно, я даже утешусь.
Среди восьми миллиардов читателей, с жадностью вчитывающихся сейчас в эти строки, возможно, найдется и тот единственный, кто воскликнет во гневе, отбрасывая книгу в угол будуара: «О ужас! Автор бредит, у него жар!» Замечу кратко: ты прав, о единственный! Это бред, потому что я, кажется, был омерзительно влюблен. Уже в Шереметьево, провожая Нику в заветную для нее Швейцарию. И потом, когда стоял у ржавого скелета трамвайной остановки в Духовском переулке под теплым дождем и слушал, как звенят по брусчатке горячие жидкие рельсы. Всегда удивлялся, почему трамваи при движении не разбрызгивают их во все стороны…
Дополнительный 38-й, старый приятель, с радостным ревом вырулил из-за поворота. Я прищурил глаз, сплюнул и посмотрел на него через левое плечо – все в порядке. Это был настоящий трамвай, а не какой-нибудь трамвайный призрак. В Духовском переулке немало призрачных трамваев. Они тоже грохочут, пускают искры в глаза и делают вид, что рады вас видеть. Но упаси бог садиться в такой трамвай! Сделайте вид, что не заметили, и лучше сложите кукиш в кармане. Пусть себе катится прочь, электрическая нежить…
Желтый динозавр на время спас от дождя. ВнуЗ[8]8
ВнуЗ – внутри (юзерск.)
[Закрыть] было пусто. То есть, разумеется, в салоне было с полдюжины промокших пассажиров, но я привык не замечать досадные оплошности небесного цеха по изготовлению жизненных декораций. Если бы я придумывал гамесу про одинокого нищего студента, то для начала засунул бы его в абсолютно пустой трамвай. Даже, пожалуй, без вагоновожатого. Страшно? Ага, то-то. По законам жанра в таких трамваях, мчащихся сквозь плотный теплый дождь, должно быть страшновато. Итак, я был определенно одинок – вот-вот прижмусь лбом к холодному стеклу… Положительные герои имеют склонность прижиматься горячим лбом к холодному стеклу с непременными размывами дождевых струек и россыпью холодно искрящихся капель, в которых отражается бог весть что – от оранжевых фонарных искр до света далеких уже погасших звезд. Интересно, почему авторы романов с такой нежной настойчивостью придавливают своих героев к мокрым оконным стеклам? Размышляя об этом, я уже почти подчинился закону жанра, но… вдруг увидел ее.
В самом углу окна по пыльной дрожащей плоскости стекла медленно оползала вниз, е2[9]9
Е2 – так и читается: едва (юзерск.)
[Закрыть] перебирая усталыми лапками и молитвенно складывая размокшие крылья, крупная лимонно-желтая бабочка. У нее были проблемы. Она была похожа на Нику. Хотела вырваться из трамвая наружу, чтобы улететь в свой золоченый улей в далеком Цюрихе. Я криво усмехнулся. Даже нет. Не стал усмехаться. Не изменив выражения лица, протянул ладонь и быстро придавил насекомое к ледяному стеклу. Не спрашивайте, как бывает, когда убивают фей. Звука не было. «Проклятые мухи! – злобно и беззвучно рассмеялся убийца. – Вот вам Цюрих. Вот вам французский язык и король эльфов!» Ха! Кстати: замечательный сюжет для авантюрного квеста под названием «Уничтожитель дюймовок»: несчастный слепой крот вылезает из норы на тропу войны. Он разгневан. Любимая Дюймовочка кинула его ради короля эльфов. Разгневанный крот медленно наносит на тело боевой камуфляж (звучит хорошо оцифрованная музыка группы «ДДТ»). Крот грядет в страну сказочных эльфов и мочит обитателей из счетверенного пулемета. Море эльфийской крови, лимфы и соплей. Подстреленные эльфы окровавленными комочками шлепаются на землю, подранки медленно отползают, роняя кишечник. Потом в чашечке цветка крот обнаруживает беглую дюймовку. Здесь игроку предлагается выбрать вид оружия. Я рекомендую бензопилу или алюминиевую бейсбольную биту. Перед смертью отталкивающе заплаканная дюймовка, умоляюще заламывая крылья и кривя в гримасках маленький ротик, жалостно попискивает по-французски. Напрасно. Юзер не знает французского.
Отныне я ненавидел французский язык, потому что на нем говорила Ника. >8-( Ее родители – потомки князей-белоэмигрантов, разбогатевших на торговле антиквариатом, – даже не знали, что ее зовут Ника. Они почему-то называли ее chere Dominique и смертельно переживали всякий раз, когда дочь уезжала в Москву к полоумной тетушке, графине Толстой-Тессье, которая не боялась реставрации большевизма и еще в 1991 году смело открыла собственный бутик на Большой Полянке. Отважная тетушка уговаривала Нику оставаться dans cette jolie ville de Moscou[10]10
В этом веселом городе Москве (фр.)
[Закрыть] учить великий русский язык. Ника раздумывала четыре с половиной секунды и потом улетела в Цюрих.
Три мегатонны ненависти в моей душе. Я уже ненавидел все свои игровые разработки и дипломную работу по позднему Флоберу, вообще мою студенческую жизнь, за уши втянутую в жидкокристаллическую плоскость компьютерного экрана (или – в лучшем случае – по уши опущенную в разворот французской книги). Но… прелести студенческой жизни навязчивы, как любовь писателя-графомана к лирическому герою. Даже если от тебя сбежала любимая девушка, если больше нет прибыльной работы по вечерам, нет даже билета в Театр Гоголя – ты никуда не денешься. Не удалишься в пустынь и не запрешься в ночной университетской аудитории с кубической бутылкой двенадцатилетнего виски. Трамвай привезет к старому общежитию. Войдешь в безлюдную комнату и поставишь на плитку холодный чайник (холодные чайники – удел нищих неудачников вроде меня). А потом… неминуемо достанешь из-под кровати пустой походный котелок и начнешь жечь в нем маленькие цветные фото. Только не торопись и заранее продумай, как это сделать. Депрессия – строгий жанр. Надень любимую рубашку и лучший галстук. Нельзя грустить с грязными ногтями. Даже в ненависти есть своя восхитительная эстетика, которая не терпит пошлости.
Только прислушайтесь к моим мыслям! Недобитый комплекс неполноценности уже проснулся на мутном дне моей мелкой душонки и теперь лезет на берег, как отвратительный годзилла. Замечательный сюжет для мистического триллера «Обитатели левого полушария»: юный хакер медленно сходит с ума от несчастной любви и погружается в мир собственного подсознательного. Там его встречают хмурые оголодавшие монстры (трехголовый Змей Либидыч с компанией) и бегают за ним по заботливо затемненным лабиринтам с кровавыми брызгами на мраморном полу. Bay! Я сплюнул.
Итак, меня отвергли. В глазах Ники я – хилый маленький гном: не умею играть в поло, не способен отличить Бугатти от Ламборджини. У меня нет виллы на берегу Женевского озера.:-< У меня есть только саркастически оскаленный зубастый рот да вытаращенные голубые глаза, причем в глазах – дешевые контактные линзы. Я, кажется, небрит и разнузданно не стрижен. Выгляжу примерно так: #8-/ Похож на влюбленного квазимодку, которого можно поцеловать только из жалости, уже под занавес, у трапа самолета. Это замечательно. Это почти красиво! Быть уродливым гномом. – великое искусство. Улыбаясь почти горделиво, я тщательно вымыл руки, как знаменитый хирург перед шунтированием. Достал из шкатулки единственную пару запонок, сбросил пиджак и остался в своей лучшей эрмесовской жилетке цвета «Рассвет над вересковой пустошью». Впрочем, нет: жилетка тоже не годится. Смерть как нужны клетчатые подтяжки. Именно так. Теперь ослабить узел галстука, настежь раскрыть окна (следите за красотой жеста). Небрежным движением руки утопить во внутренностях стереодискобола острый лазерный сиди с Рахманиновым. И только когда на психику мягко накатят первые вздохи Второго концерта, можно медленно сжечь первое фото. Почему эти волосы все время лезут в глаза?!
На карточке неестественно ярко зеленел роскошный зимний сад навеки неведомого европейского отеля. Среди зарослей – стройненькая русоволосая нимфа в мокрой майке («J’etait en chasse du paon et soudain… j’ai tombe sur un tuyau!»)[11]11
Непереводимый бред влюбленного героя.
[Закрыть]. Аккуратно положив на дно котелка обрывки зарослей, и фейки, и павлина со шлангом, я уже почти преподнес к растерзанной фотобумаге жадно-ласковый язычок пламени из тесного горлышка дешевой зажигалки… И о5 почувствовал: нельзя. Дурной стиль. Сколько тысяч влюбленных идиотов в этот миг будут жечь вместе со мной свои разноцветные мечты, хромистым серебром осевшие на фотобумаге? Нельзя подчиниться законам сентиментального жанра. Я сочиняю захватывающие игры, а не мелодраматические сериалы. Если любовь кидает тебя, надо обрушиваться в депресняк красиво, как герои модных компьютерных игр.
Обрывки были вновь извлечены из котелка, заботливо склеены воедино при помощи липкой чудо-ленты. Более того: эта веселая картинка была пригвождена к стене на всеобщее обозрение. Подожди, эльфийская бабочка, я еще раздобуду комплект остреньких дартс с разноцветным оперением! Человечество расстается с прошлым, глумясь… Все-таки я злобное существо, настоящий карла из подземного царства. Мало того, что я невысок ростом. Я низок душою, дети мои. Заклинаю: остерегайтесь низкорослых маньяков с горящими голубыми глазами. Мы способны на все.
Все. Когда я прокалывал фотографию стальной канцелярской кнопкой, прижимая нимфу к выцветшим обоям, показалось, что под пальцами хрустнуло. Так бывает, когда пронизываешь тонкой дрожащей иглой головогрудь редкой бабочки, засушенной для коллекции. Я снова ухмыльнулся. Теперь они висели на стене рядом: Ника с канцелярской кнопкой в сердце и Памела с китайским пером, вонзившимся под левую грудь. От ненависти захотелось… нет, не гигантских артишоков. Вареной картошки со сметаной. Это тоже дурной стиль (мутогибрид лубочного фолк-арта с постсоветским «джинсовым» соцромантизмом), но я стерпел стилистическую безвкусицу момента. Голод – не тетка: он больше похож на злого дядьку-провайдера. Я стиснул зубы и, взявшись за нож, начал очищать кожуру.
В тот самый миг, когда я снял картошку с плиты и залил сметаной, чтобы томилась в кастрюле, меня посетило предчувствие. Мы, злобные амбициозные гномы, иногда способны видеть сквозь стены. Гном Бонапарт предугадал вмешательство Блюхера под Ватерлоо. Гном Пушкин, говорят, предчувствовал появление анонимного письма с гербом «Ордена рогоносцев». А я, заливая сметаной картошку, физически ощутил приближение высшего существа. Возможно, ангела. Или про100 очень положительного супергероя – полковника звездного флота Галактической Федерации либо юного герцога, путешествующего инкогнито. Я – профессиональный сценарист игровых ситуаций, и авторское чутье никогда не обманывает: если мизансцена созрела и картошка сварилась, положительные супергерои слетятся на угощение как голодные шершни.
Итак, я замер в акте ясновидения, ощущая мощное астральное поле высокого гостя. В воздухе сгущались тяжелые эфирные масла, послышался приближающийся гром боевых тамбуринов и трепет старых знамен империи. Огромный кухонный нож неудержимо пополз к краю 100ла – и поспешно обрушился вниз. Вонзился осЗем в линолеум и нервно задрожал рукоятью. Светотехник приблизил каминную спичку к магниевой стружке, а рабочие за кулисами уже взялись за канат театральной машины, при помощи которой боги спускаются с небес на сцену. В воздухе запахло статическим элекЗчеством и удушливым одеколоном «Шевиньон». Усилием воли я вырвал организм из оцепенения и бросился к кастрюле. Важно успеть съесть как можно больше картофелин в одиночку.
Гулкий удар ногой в дверь – и мой сосед М.Бисеров вошел, задевая полами белого плаща, гордо вытянув вперед обе руки, в каждой – по бутылке.
– Привет-привет тебе, любезное дитя! – зычно гаркнул М.Бисеров с порога, и я улыбнулся в ответ. Я сов7 не похож на любезное дитя, но Бисеру многое прощается, потому что в большинстве проявлений своей богатой натуры он – хороший человек: ~:о]. Вот и сегодня он нежно опустил тяжелые стеклянные предметы на 100л и гордо выпятил грудь, ожидая благодарного рева толпы. Изображая толпу, я начал гудеть и скандировать лозунги. Я рад видеть Бисера даже больше, чем любого полковника Звездной Федерации. Польщенный Бисер извлек из внутреннего кармана два безудержно смятых плавленых сырка и, царственно поведя плечами, стряхнул с плеч забрызганный плащ. В этом неизменно-белом плаще три года назад он влетел в 100личную жизнь как в самый грязный и переполненный московский трамвай. Везде, в самой убийственной толчее ему находилось ме100, и отовсюду он выходил чист и свеж, как поцелуй ребенка. Отечественная грязь, казалось, не приставала к снежной ткани от Джулио Берсотти. Только разноцветные паутинки женских волос то и дело приходилось стряхивать с широких плеч…
Я посмотрел на стеклянные предметы на столе, и в душе моей сдержанно про100нали фанфары. Повторяю, что рад был видеть его. Две кристалловские поллитровки – это потому, что сегодня закончилась сессия. Плюс заветный сосуд с «Бифитером» у меня в тумбочке – бережно хранимый подарок сбежавшей возлюбленной. Начало каникул – прекрасный повод выпустить жуткого джинна из бутыли.
– Надеюсь, мы успеем разделить твою картошку на двоих, – сказал Мстислав Бисеров, приближаясь к кастрюле стремительно, как грозовой фронт. В серых глазах его отчетливо прорезался голод.
Он зря надеялся. Мягко хрустнул замок, и на пороге появился человек в черном. Некоторые не любят людей в черном и сразу пугаются. Напрасно. Господин Старцев – чрезвычайно просветленная личность, хотя и облачается почти исключительно в мрачные однобортные костюмы из английского сукна. Возможно, узкое лицо Старцева кому-то покажется строгим – это из-за круглых очков в тонкой стальной оправе: В-| Пожалуй, его взгляд порою пронзителен и льдист (тоже от близорукости) – зато он нравится романтически настроенным девушкам. Я признаю, кроме того, что у моего друга и впрямь жестковатое рукопожатие. Но – дети мои, не пугайтесь господина Старцева. Ну-ну, не хнычьте… Прижмите к груди любимого плюшевого медведя, положите под подушку свой черный пи100лет, переведите дыхание – и давайте все же знакомиться с этим человеком.
– На зэйи хрониа полла! – сказал Алексис Старцев и приветственно взмахнул в воздухе узкими пальцами. Потом таинственно усмехнулся, раскрыл черный, поблескивавший дождем дипломат и медленно извлек оттуда… четырнадцать белых кроликов, написал бы писатель-дилетант, стремясь произвести впечатление на доверчивого читателя. Но я замечу, что белые кролики, резиновые курицы и цветные платки – дешевая чепуха по сравнению с тем, что находилось в чемоданчике господина Старцева. В этом черном чемоданчике таилась некая полуфантастическая вещь, по убойной силе сравнимая разве что с глокой вадждрой конфуцианских магов. Это был… небольшой журнальчик. Самый обыкновенный на вид, но совершенно жуткий внуЗ.
Господин Старцев взмахнул рукой – небрежно метнул журнальчик на истертую столешницу секретера в круг желтого света, падавшего от лампы. Обернулся и загадочно блеснул прямо на меня очковыми стеклами. Затем, почти не отбросив тени на грязную стену с плакатом Памелы Андерсон, целенаправленно скользнул к обеденному столу и – замер, проницательно глядя на кастрюлю. Бледные ари100кратические ноздри дрогнули.
– Картош-шка… – е2 слышно выдохнул он. – Угу…
– Даже не надейся, – бесстрашно ответил Мстислав Бисеров, прикрывая кастрюлю локтем.
– Ваша закусь – мое шампанское! – Алексис сухо щелкнул пальцами, и в другой руке появилась бутылка недурного игристого вина, выхваченная из-под пиджачной полы. Насмешливо сощурившись на миг, он тут же придал физиономии торжественное выражение. Мстислав поморщился, и я тоже понял, что Старцев скажет речь.
