Текст книги "Дурная кровь"

Автор книги: Арне Даль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

– Это священник Черстин.

Йельм осекся и посмотрел на фотографию внимательнее. Только сейчас он понял, что сидит на месте Черстин.

– А ты про него знал? – спросил он Нюберга.

– Да, – ответил тот. – Она мне рассказала.

Йельм почувствовал легкий укол ревности и, помахав фотографией, буркнул:

– Ладно. Я думаю, это подойдет. Мы ее хорошенько вытрем, и ты постараешься получить отпечатки пальцев Мейера.

– А мы не можем его сюда привезти? Если нам удастся получить его отпечатки, все сразу станет ясно.

– Мы можем не успеть это сделать. Замешаны слишком могущественные силы. Хороший адвокат освободит его еще до того, как дело дойдет до отпечатков пальцев. И он скроется. Я спрошу Хультина.

Йельм позвонил. Хультин пришел тут же, как будто стоял под дверью. Он быстро разобрался в ситуации. Посмотрел на Йельма. Потом кивнул.

– Хорошо, займемся этим вариантом. То, что Гуннар и Вигго оказались во Фрихамнене, он, я думаю, считает чистой случайностью. И вы действительно случайно решили именно в тот день проверить остальные складские помещения. Дженнингс вряд ли знает о том, насколько продвинулось расследование. Если, конечно, у него нет источника в ФБР. Мне только что звонила Черстин, она уже едет сюда. У Бенни Лундберга в банковской ячейке хранились какие-то секреты, которые Мейер забрал сегодня утром, замаскировавшись накладной бородой. У нас будет его фоторобот.

– А как быть с отпечатками пальцев? – спросил Йельм.

– Ты в этом разбираешься?

– Я нет. Хорхе умеет.

– Найди его. Мы поедем туда все вместе, на тот случай, если он захочет смыться.

Йельм побежал к себе в кабинет. Чавес был там. Он все еще размышлял над странными фразами “медсестра Орвар ест как прорва” и “У брата Лины сиськи длинные”. Неужели старик совсем впал в детство?

– Бери ноутбук и аппарат для считывания отпечатков пальцев, – крикнул Йельм. – Идем брать К.

Тут же забыв про стишки, Чавес бросился исполнять приказание. К машине Хультина он прибежал последним и плюхнулся на заднее сидение рядом с Йельмом, пристраивая на коленях ноутбук. Хультин нажал на газ и как сумасшедший помчался в Тэбю. Гуннар Нюберг сидел рядом с ним. Сделав над собой усилие, он позвонил в “Линк коуп” и, стараясь говорить как можно естественнее, договорился с Робертом Мейером о встрече. Тот предупредил, что пробудет на рабочем месте еще только пару часов. Нюберг объяснил, что хочет обсудить с ним ночные события. И показать для опознания фотографию.

Мейер согласился.

Они свернули с шоссе, проехали по центральной площади Тэбю – очертания домов и магазинов казались размытыми из-за густой, висящей в воздухе измороси, и начали плутать по узким улицам.

– Так не годится, – вдруг сказал Нюберг. – У них камеры. Вся территория и подъезды к ней просматриваются. Система мониторов. Он нас увидит.

Хультин припарковал машину возле автобусной остановки и задумался. Потом развернулся и поехал назад. Обстановка в машине накалилась до предела. Возле полицейского управления Нюберг вылез из машины Хультина, сел в свой собственный старенький “рено”, и группа опять отправилась в Тэбю.

Не доезжая нескольких сотен метров до ворот “Линк коуп”, Хультин въехал на парковку и остановил машину. Дождь усилился. Здесь они будут стоять под дождем и ветром и ждать Нюберга.

Нюберг миновал будку охранника, отметив про себя, что с прошлого раза ничего не изменилось. По крайней мере внешне.

Красавицы-секретарши тоже были на месте. Несмотря на уверения Нюберга, что он и сам легко найдет нужную комнату, одна из девушек встала и повела его за собой по безупречно стильным коридорам. Нюберг уже почти не сомневался, что это был хорошо продуманный рекламный ход, однако на этот раз обладательница мини-юбки не вызвала у него интереса. Едва сдерживая волнение, Нюберг переступил порог заставленного мониторами кабинета Роберта Мейера, начальника службы безопасности “Линк коуп”.

Мейер поднял на него глаза. Глаза Уэйна Дженнингса. Нюберг постарался принять непринужденный вид. Мейер казался совершенно спокойным и безмятежным. Однако его взгляд прожигал посетителя насквозь. Не прошло и суток с тех пор, как этот человек пытал Бенни Лундберга, покалечил Вигго Нурландера, сломал в трех местах нос Нюбергу. А сам сидит свежий, как огурчик.

– Непорядок, – сказал он, легко постучав себя по переносице.

– Такая работа, – ответил Нюберг и пожал протянутую руку Мейера. На этот раз он решил не прибегать к рукопожатию “а ля мистер Швеция”.

– Я проверил, как этот склад использовался в последнее время, – начал Мейер, садясь и закидывая руки за голову. – Он действительно пустовал, там хранились только старые коробки. Следовательно, он мог использоваться кем угодно и как угодно.

Против воли Нюберг восхитился его профессионализмом.

– Неприятная история, – только и сказал он.

– Да, вы правы, – сокрушенно вздохнул Мейер. Нюберг едва сдерживался, чтобы не выдать своего отвращения. Но вслух произнес:

– В свете этих событий попытка взлома воспринимается иначе.

Мейер задумчиво кивнул.

– Да. Бенни сообщает о взломе в одном складе, а кентукский убийца в это время орудует в другом помещении. Потом Бенни самого чуть не убивают. Какие выводы вы из этого делаете?

– Пока никаких, – уклончиво ответил Нюберг. – Но естественно возникает вопрос, что за человек был Бенни.

– Все это очень странно, – подхватил Мейер. – Мы ведь знали, что в прошлом Бенни был скинхедом, но решили дать ему шанс начать новую жизнь. А теперь выясняется, что он мог иметь отношение к взлому…

– Что вы имеете в виду? – Нюберг с деланным удивлением воззрился на Мейера.

– Не буду вмешиваться в вашу работу, – отрезал Мейер. – Да вам это и не нужно. Вы его и так чуть было не поймали.

– Хотелось бы, чтобы вы были правы, но на самом деле мы просто проверяли все близлежащие складские помещения.

Нюберг вытащил фото умершего священника, друга Черстин. И вверх ногами протянул его Мейеру. Чтобы разглядеть фотографию, Мейеру пришлось взять ее в руки и перевернуть.

Внимательно изучив снимок, он покачал головой. Нюберг получил назад фото и убрал его в бумажник.

– К сожалению, я его не помню, – проговорил Мейер. – Я видел где-нибудь этого человека?

– Он был в машине, которая на огромной скорости ехала из Фрихамнена. Один из складских рабочих вроде бы узнал его. Сказал, что он когда-то работал в вашей фирме.

– Нет, я его не знаю.

Нюберг медленно кивнул и поднялся. Протянул руку Мейеру. Они обменялись цивилизованным рукопожатием.

С трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на бег, Нюберг прошел коридором. Улыбнулся близняшкам-секретаршам и был вознагражден двойной улыбкой. Сел в машину, медленно выехал с территории, чинно завернул за угол.

И тут же врубил газ. Последние двадцать метров он пролетел как ветер, вознаграждая себя за вынужденное притворство. Согнувшись в три погибели и капая на всех с мокрой одежды, он втиснулся в “вольво” Хультина.

– Порядок? – спросил Хультин.

– Надеюсь, – ответил Нюберг и передал фото на заднее сидение Чавесу. Было страшно видеть отпечатки пальцев кентукского убийцы на лице скромного больного священника. Чавес провел фото через сканер, соединенный с ноутбуком. Отпечатки Гуннара Нюберга и Уэйна Дженнингса были введены в память компьютера. Потянулись томительные секунды, потом раздалось попискивание. На экране замигало окошко “опознано”.

– Опознаны отпечатки пальцев Нюберга, – сказал Чавес.

Ему никто не ответил. Все ждали. Время тянулось бесконечно. С каждой секундой надежды таяли.

Но тут опять раздался звук, и появилось окошко “опознан”.

– Неужели снова Нюберг? – спросил Йельм.

– Опознан Роберт Мейер, – сказал Чавес. – Он и Уэйн Дженнингс – одно лицо.

Серебристая машина “вольво”, стоящая на парковке в Тэбю, завибрировала от вздохов облегчения.

– Захватить его врасплох не удастся, – сказал Хультин. – Он заметит нас как минимум за две минуты до нашего появления. А такому, как он, чтобы испариться, достаточно десяти секунд.

Все опять замолчали. Происходящее в машине могло бы называться мозговым штурмом, если бы оно больше не напоминало свист ветра в пустых черепах мертвецов.

– Надо мне его брать одному, – сказал Нюберг. – Надеюсь, я убедил его в своей бестолковости и теперь могу вернуться, не вызывая подозрений.

– У тебя сотрясение мозга, – сказал Хультин.

– Точно, – ответил Нюберг, перебираясь в свою машину. Он опустил стекло с водительской стороны. – Будьте наготове, я позвоню, когда будет пора.

– Осторожно, – предупредил Хультин. – Он профессионал высшего класса.

– Да помню я, – Нюберг раздраженно махнул рукой и уехал.

Охраннику он сказал, что забыл кое-что спросить у господина Мейера. Его впустили. К этому времени Мейер уже пятнадцать секунд мог видеть его на своих мониторах и если бы захотел, давно бы убежал. Нюберг от всей души надеялся, что Мейер не раскусил его и считает недотепой. Секретарши встретили Нюберга улыбкой и позвонили Мейеру. Не обращая внимания на мини-юбку, Нюберг погрузился в размышления. Как ему вести себя? Мейер наверняка имеет огнестрельное оружие и в мгновение ока может им воспользоваться. Если он почувствует угрозу, Гуннару Нюбергу несдобровать. А он еще хочет увидеть своего внука. Решение пришло само собой.

Мейер ждал его в коридоре возле двери в кабинет. Вид у него был слегка встревоженный, значит, он был сильно обеспокоен. При виде Мейера Нюберг просиял и направился прямо к нему:

– Извините, – проговорил он, слегка запыхавшись, – я кое-что забыл.

Брови Мейера поползли вверх. Рука потянулась к борту пиджака, но тут же вернулась на место.

Тут Гуннар Нюберг ударил его. Мощнейший апперкот отбросил Мейера назад, он стукнулся головой о стену. И остался лежать.

Дело было сделано.

27

– Потрясающий план, – саркастически проговорил Ян-Улов Хультин.

– Но ведь сработало, – сказал Нюберг и поморщился от боли. Три пальца на правой руке были сломаны. Гипс еще даже не успел затвердеть.

Сбив Мейера с ног, Нюберг втащил его в кабинет, позвонил Хультину и обсудил с ним план “военной кампании”. Средствам массовой информации решили пока ничего не сообщать, чтобы сохранить за собой свободу действия. Йельм, под предлогом того, что ему нужно увидеться с коллегой Нюбергом, проник на территорию “Линк коуп” и был препровожден грациозной секретаршей к кабинету Мейера. Отыскав с некоторым трудом заднюю дверь, они вытащили через нее Мейера на улицу, стараясь не попасться никому на глаза. Потом Нюберг привел кабинет Мейера в порядок и, уходя, даже одарил секретарский дуэт улыбкой, правда, слегка натянутой. Объехав вокруг здания, он припарковался на заднем дворе, и они засунули Мейера в багажник. Потом Йельм покинул “Линк коуп” обычным путем, отметив про себя, что девушки-секретарши чудо как хороши.

Сначала полицейским показалось, будто Нюберг убил Мейера, что было бы с его стороны непростительной ошибкой. Но профессионализм Мейера проявился даже в этом: через полчаса он пришел в себя. Хультин держал его поимку в секрете, даже в полиции об этом знал только очень узкий круг людей. Полицейский врач констатировал сотрясение мозга и трещину в челюсти и скуловой кости. Подбородок был цел, значит, говорить Мейер мог. Но он молчал.

Сначала разговаривать с ним пытался Хультин. Йельм сидел на стуле сбоку от шефа в маленькой безликой комнате в подвале полицейского управления. У дверей расположились Вигго Нурландер и Хорхе Чавес. Вдоль стены – Арто Сёдерстедт и Черстин Хольм. Собрались все. Никто не хотел пропустить такое событие. Не было только Гуннара Нюберга. Он решил не присутствовать.

– Я комиссар Ян-Улов Хультин, – вежливо представился Хультин. – Возможно, вы видели мою фамилию в газетах. Они требовали моей отставки.

Роберт Мейер сидел в наручниках возле прикрепленного к полу стола и без всякого выражения смотрел на Хультина. “Соперник”, – подумал Хультин.

– Уэйн Дженнингс, – сказал он. – Или вам больше нравится кентукский убийца? Или К?

Тот же ледяной взгляд. И молчание.

– В “Линк коуп” вас еще не хватились, пресса пока тоже ничего не знает. И ваши “работодатели” тоже. Но как только информация попадет в газеты, ситуация резко изменится, как вы понимаете. Расскажите о себе.

От взгляда холодных глаз Уэйна Дженнингса делалось не по себе. Казалось, он держит собеседника на прицеле.

– Говорите. Чем вы занимаетесь? На кого работаете?

– Я имею право на один телефонный звонок, – сказал Дженнингс.

– У нас в Швеции есть антитеррористические законы, которые лично мне не нравятся, но в данном случае я буду опираться на них. У вас нет права на телефонный разговор.

Дженнингс промолчал.

– Бенни Лундберг, – сказал Хультин. – Что было в его банковской ячейке?

Ответа не последовало, тогда Хультин поднял фоторобот Дженнингса.

– Зачем борода?

Никакой реакции.

– Можно я предположу, как разворачивались события? – раздался из угла голос Йельма. – Кстати, я не представился. Меня зовут Пауль Йельм. У нас есть общий знакомый, Рэй Ларнер.

Голова Мейера повернулась на несколько сантиметров, и Пауль Йельм впервые встретился взглядом с Уэйном Дженнингсом. Он сразу понял, что чувствовали бойцы Национального фронта освобождения в джунглях Вьетнама. И Эрик Линдбергер. И Бенни Лундберг. И еще двадцать с лишним человек, которые приняли смерть под этим взглядом.

– Ночь на двенадцатое сентября выдалась для вас трудной, – начал Йельм. – Случилось несколько непредвиденных событий. Вы привели служащего Министерства иностранных дел Эрика Линдбергера в свою каморку, которая, кстати, как две капли воды похожа на помещение в подвале вашей фермы в Кентукки. Вы что, привезли сюда собственного архитектора?

Йельму показалось, что зрачки Дженнингса сузились, а взгляд еще больше заострился.

– Вернемся к Линдбергеру, потому что продолжение этой истории будет вам интересно. Вы каким-то образом отключаете его сознание, привязываете его к стулу и начинаете свою “работу”: с хирургической точностью вводите щипцы ему в горло. Вдруг падают коробки. За коробками прятался молодой человек. Вы тут же нападаете на него. Пиф-паф, четыре выстрела в сердце. Но кто он такой? Неужели вас выследила полиция? Так быстро? Как это возможно? У него нет паспорта, нет документов. Вы обыскиваете его сумку. И находите там щипцы. Возможно, вы даже узнаете свои собственные старые инструменты. Поняли ли вы тогда, кто перед вами, или решили, что это ваш конкурент? Или ученик? Или последователь? К этому мы еще вернемся. Вы продолжаете пытать Линдбергера и выбираетесь со склада с двумя трупами вместо одного. Но вас ждет еще один сюрприз: целый автобус пьяных юристов, и вам приходится бросить труп неизвестного. Вы не сомневаетесь, что юристы вызвали полицию и сообщили номер вашей машины, значит, нужно спешить. Вы едете в Лидингё и сбрасываете Линдбергера в заросли тростника. Кроме того, вы понимаете, что полиция будет обыскивать склады и обнаружит вашу камеру пыток. Значит, внимание полиции нужно отвлечь. Вы делаете следующее: звоните Бенни Лундбергу и, пользуясь своим положением, приказываете ему организовать взлом в другом складе. За это вы обещаете ему деньги и отпуск. Полиция действительно занимается тем складом, где был инсценирован взлом, и больше ни на что внимания не обращает. Вроде бы обошлось. Но у Бенни другие планы. Он пытается вас шантажировать. Чтобы гарантировать себе безопасность, он прячет в неизвестном месте письмо, где в деталях описывает события этой ночи. К сожалению, он не знает о том, что имеет дело с профессионалом, умеющим заставить людей говорить. Именно этим вы занимаетесь, когда на склад приходят полицейские. Вы раните их, но не убиваете. Один из них затаил на вас злобу и дал вам сдачи. И вот теперь вы здесь.

В течение всего рассказа Дженнингс, не отрываясь, смотрел Йельму в глаза. Внутри его холодных голубых глаз шла какая-то работа. Лицо Дженнингса опухло и посинело, но его, похоже, это не волновало.

– Итак, два основных вопроса, – продолжал Йельм. – Первый: что должен был рассказать вам Эрик Линдбергер? Второй: знаете ли вы, кого застрелили?

Пауза. Ответа нет. Реакции нет.

– Второй вопрос был с подвохом, – снова заговорил Йельм. – Потому что убитым был кентукский убийца.

Глаза сузились. Йельму показалось, что они сузились. Но может быть, ему это только показалось.

– Вы знаете, что в Нью-Йорке уже год действовал ваш последователь. Кто-то получил доступ к вашим старым щипцам и вышел с ними “на дело”. Вы также читали, что этот человек приехал в Швецию. Об этом знали все. Ему было двадцать пять лет, и он охотился за вами. Вы хладнокровно его убили. Вы знаете, кто это?

Дженнингс смотрел на него неподвижным пристальным взглядом. Было ли в глубине его глаз любопытство? Неужели он действительно не знал?

– Ответ на этот вопрос вам не понравится, – продолжал Йельм. – Имя этого человека Ламар Дженнингс.

Тело Уэйна Дженнингса качнулось назад. Всего на десять сантиметров, но это уже было кое-что. Взгляд метнулся вверх, к потолку. И тут же вновь уперся в Йельма.

– Нет, – отчеканил Дженнингс. – Вы лжете.

– Подумайте сами. Что стало с вашими инструментами после того, как вы обманули Ларнера и исчезли? Инструменты остались. Какая недальновидность! Если вы собирались продолжать убивать и хотели перехитрить Ларнера, щипцы были вам нужны. Причем точно такие же, чтобы, увидев идентичные следы, Ларнер поверил: К жив. И вам срочно пришлось изготавливать новые щипцы, стараясь сохранить мельчайшие особенности старых. Наверняка это было сложно.

Дженнингс смотрел в стену.

– Ваш сын однажды случайно увидел, как вы пытали кого-то в подвале. Вы избили сына, и это стало кульминацией всех предшествующих многолетних издевательств. За что вы мучили его? Ребенка? Разве вы не понимаете, что вырастили чудовище? Он стал вашей копией. И приехал сюда, чтобы предать вас смерти под пытками. Дурная кровь живуча.

– Мне больше нравится “Что посеешь, то и пожнешь”. Это действительно был Ламар?

– Да, я читал его дневник. Это страшно. Действительно страшно. Вы застрелили его, как собаку. Но вы убили его дважды. Что вы сделали с ним, когда он застал вас в комнате пыток? Ему было десять лет. Что вы, черт побери, с ним сделали?

– Естественно, наказал, – глухо произнес Уэйн Дженнингс.

Он прикрыл глаза. Под закрытыми веками шла тяжелая внутренняя борьба. Когда глаза наконец открылись, взгляд был другим, одновременно сосредоточенным и потухшим.

– Я устал от войны, – сказал он. – Вам не понять, что это значит. Ваша страна уже двести лет не воевала. Глядя на Ламара, я вспоминал, каким я был когда-то. Обычным слабым человеком. Он действовал мне на нервы. Я иногда прижигал его немного сигаретой. Давал выход своим чувствам. Мой отец был таким же.

– Расскажите, – сказал Йельм.

Дженнингс наклонился вперед. Он принял решение.

– Вы правильно сделали, что не предали это дело огласке. Это было бы катастрофой. I’m the good guy^[71]. Можете мне не верить, но я делаю доброе дело. Плохими средствами, но хорошее дело. Это противно, но необходимо. Я заставляю врагов говорить.

– Почему Эрик Линдбергер был для вас врагом?

Дженнингс, не мигая, смотрел в глаза Йельма. В его взгляде промелькнуло какое-то новое чувство.

– Подождите с этим вопросом. Я должен обдумать последствия.

– Хорошо. Как все это началось?

Дженнингс набрал воздуху, подвинулся вперед и заговорил:

– Я не знаю, понимаете ли вы, что такое патриотизм. Я отправился на войну, чтобы убежать от отца. Мне было семнадцать. Poor white southern trash^[72]. Я был еще ребенком и убивал других детей. Я заметил, что имею талант убивать. Другие это тоже заметили. Я быстро повышался по службе. Вдруг меня вызвали в Вашингтон, и я оказался лицом к лицу с президентом. Тогда мне было чуть больше двадцати. Мне поручили командовать во Вьетнаме тайным подразделением, которое напрямую подчинялось президенту. Гражданские специалисты обучили меня пользоваться новым оружием.

Я стал экспертом. И должен был обучить других членов группы. С гражданскими специалистами общался только я. Всегда только я. Но я не знаю, кто они. После войны мне сказали: “Если понадобитесь, найдем”. И продолжали платить зарплату. Это было очень странно. Когда я вернулся с войны, я был конченый человек. Не мог даже с женой общаться. Все чувства были убиты. Я мучил сына. Потом они опять объявились. Нашли меня.

– ЦРУ? – спросил Хультин. Йельм удивленно посмотрел на него.

Дженнингс медленно покачал головой.

– Пока не будем говорить об этом, – ответил он. – Как бы то ни было, тогда я понял, чего от меня ждут. В это время, в конце семидесятых, холодная война вступила в новую фазу, я не буду углубляться в объяснения, но это действительно была война. Над нами нависла угроза, и возникла потребность в информации. Информация была нужна, как воздух. Другой стороне тоже. Я начал успешно разрабатывать людей, за которыми велось наблюдение. И профессиональных шпионов, и перебежчиков. Ученых, которые продавали государственные тайны. Советских агентов. КГБ. Я получил очень много жизненно важной информации. Кому-то пришла в голову гениальная идея представить это как дело рук сумасшедшего, так я превратился в серийного убийцу, такова была моя легенда на случай, если я попадусь. И меня действительно раскрыл агент Ларнер. Вы даже представить не можете, сколько труда положил этот человек, чтобы вычислить “Крутую команду”. Он стал угрозой национальной безопасности. На политическом фронте ситуация начала успокаиваться. Брежнев умер. Советский Союз разваливался, на первый план вышли другие враги. Теперь я мог бы принести больше пользы в каком-нибудь третьем государстве, которое в будущем станет посредником в торговле между западом и востоком. Заодно пора было покончить с Ларнером, выставить его на всеобщее посмешище.

– Вы бежали. Оставив свои зубы и живого человека в горящей машине.

– Для этого потребовалось много недель подготовки. Ночные работы в скрытом от посторонних глаз месте. Опытные помощники. Сложное оборудование. Отличный зубной протез. Замаскированный советский агент с вырванными зубами. Потайное отверстие в земле, чтобы было куда спрятаться с несколькими помощниками и переждать сутки-двое. Сделать можно всё, даже невозможное, только это требует больше времени и подготовки.

Йельм чувствовал, что устал. И не удержался от вопроса:

– Ради каких идеалов вы работаете? Какую жизнь защищаете при помощи насилия?

– Жизнь, которой живете вы, – ответил Дженнингс, не раздумывая. – Не я, а вы. У меня жизни нет. Я умер во Вьетнаме. Вы думаете, ваши свободы и привилегии даются вам просто так? Думаете, Швеция нейтральна и находится вне альянсов?

Он сделал паузу, разглядывая стену, потом перевел взгляд на Нурландера. Во взгляде Нурландера читалась неприкрытая ненависть, но Дженнингсу это было не в новинку, и он сделал вид, что ничего не замечает.

– Где Гуннар Нюберг? – вдруг спросил он.

– Лечит сломанную руку. А что?

– Меня еще никому не удавалось сбить с ног. И так обмануть. Я принял его за простака.

– Он переживает за Бенни Лундберга. Он сидел с Бенни, когда тот нечеловечески страдал. Его тепло спасло Бенни жизнь. Но вам это, наверно, трудно понять.

– Тепло спасает лучше, чем холод. Но холод тоже иногда нужен. Иначе на земле воцарится вечный холод.

– Это и есть причина вашего интереса к Линдбергеру? Вечный холод? Атомное оружие? Химическое оружие? Биологическое? Или причина – “Линк коуп”? Компьютеры? Системы управления атомным оружием? Саудовская Аравия?

Дженнингс улыбнулся своим мыслям. Похоже, ему, несмотря ни на что, нравилась шведская полиция, особенно Пауль Йельм.

– Я все еще не принял окончательного решения. Я бы мог попросить вас связаться с одной инстанцией, но пока не буду этого делать. Это рискованно.

– Вы понимаете, что за вами числится двадцать убийств и одно покушение на убийство? Вы преступник. Враг человечества. Вы разрушали чувство достоинства, которое воспитывалось в людях тысячелетиями. Или вы думаете, что можете в любой момент отсюда уйти? Выбираете момент, чтобы встать со стула, освободиться от наручников и свернуть мне шею?

Дженнингс снова улыбнулся своей особенной, не доходящей до глаз улыбкой.

– Люди не должны превращать других людей в машины для убийства.

Йельм и Хультин переглянулись. Им вдруг сделалось страшно. Рядом с ними была машина для убийства, которую сдерживали только тонкие железные кольца наручников.

– Вы не убиваете полицейских, – твердо произнес Йельм.

– В каждой ситуации я взвешиваю плюсы и минусы. Побеждает та альтернатива, где больше плюсов. Если бы я убил этого полицейского, вы бы не обращались сегодня со мной так мягко. И тогда у нас возникли бы проблемы.

– Еще скажите, что заранее готовились попасть в тюрьму!

– Эту возможность я не исключал, хотя в моем списке альтернатив она находилась на пятнадцатом месте. А после прихода Нюберга – на семнадцатом. Потому-то я и оказался не готов. Операция была проведена блестяще.

Дженнингс опять закрыл глаза и взвесил все “за” и “против”. Потом сделал молниеносное движение и освободился от наручников.

Первым выхватил пистолет Чавес. Хольм была второй. Нурландер третьим. Сёдерстедт промедлил. Хультин и Йельм не двигались.

– Хорошая реакция, – сказал Дженнингс и указал на Чавеса. – Как вас зовут?

Чавес и Нурландер подошли к нему с поднятыми пистолетами. Йельм на всякий случай тоже поднял свой пистолет. Все трое держали Дженнингса под прицелом, пока Хольм и Сёдерстедт застегивали наручники, на этот раз гораздо крепче.

– Я прошел месячный курс избавления от наручников, – спокойно объяснил Дженнингс. – Так что будет лучше, если мы постараемся понять друг друга.

– Ладно, – сказал Йельм. – Будем считать, вы свой ход сделали. И как же выглядели ваши плюсы и минусы в апреле восемьдесят третьего?

Дженнингс быстро что-то прикинул в уме. Потом улыбнулся. Но улыбка тут же пропала.

– Я понял, – сказал он.

– Что вы поняли?

– Что вы неплохой полицейский, Пауль Йельм. Очень неплохой.

– Почему вы написали письмо жене?

– Слабость, – безразлично ответил Дженнингс. – Чистый минус. Но последний.

– А как же эпизод с Нюбергом?

– Это мы еще увидим, – загадочно ответил Дженнингс.

– Мы нашли письмо почти полностью сожженным в квартире Ламара.

– Тогда вы и узнали мое имя?

– К сожалению, нет. Иначе Бенни Лундберг не лежал бы в Каролинской больнице. Зачем вы написали свое имя? Разве не все равно было Мэри Бэт, как вы себя назвали? Вы проявили ребячество. А Ламар из-за этого приехал сюда и нашел свою смерть.

– Я прощался с теми остатками прошлой жизни, которые у меня еще сохранялись. Письмо следовало сразу сжечь. Она отомстила мне и не сожгла письмо.

– Или оставила на память о человеке, которого когда-то имела неосторожность любить. Это называется чувства. Для вас чувства – всего лишь слабость других людей, которую вы можете эксплуатировать в своих целях.

– Это было моим прощанием, – только и сказал Дженнингс.

– Это прощание стоило жизни всей вашей семье. Сын пошел по вашим стопам и был убит вами, жена лишила себя жизни. Славное прощание.

Неужели Дженнингс был способен расстраиваться? Он посмотрел на Йельма. Его глаза опять сузились. Неужели у него были слабые места?

– Она лишила себя жизни? Я этого не знал.

– Поступки всегда имеют последствия. Убийство людей имеет непредсказуемые последствия. Вас окружает атмосфера зла и смерти, неужели вы этого действительно не понимаете? Знаете, сколько серийных убийц вы вдохновили на “дело”? В интернете есть клуб ваших фанатов. Вы стали легендой. Есть футболки с принтом “К”, пирожные в форме “К” с надписью “Знаменитый киллер из Кентукки”, значки с текстом: “Keep on doing it, К!”^[73], лакричные конфеты в форме ваших щипцов. Вы безумец, которого нужно остановить. Остановитесь же сами, черт вас побери!

– Я не один, – сказал Дженнингс и поднял глаза к потолку. – Я профессионал. Я выполняю приказ и ежемесячно получаю зарплату. Если я исчезну, останется работа и масса желающих занять вакантное место.

– Вы приняли решение?

– Да, – отрывисто произнес он. – Я расскажу в самых общих чертах. Слушайте. “Линк коуп” – темная лошадка. Предприятие живет за счет нелегального импорта и экспорта компьютерного оборудования для военных целей. Все остальное – маскировка. Исполнительный директор Хенрик Нильсон – законченный мерзавец. Ваше предположение верно, Йельм. Фирме удалось раздобыть системы управления ядерными боеголовками, и Эрик Линдбергер из МИД выступил посредником между “Линк коуп” и исламистской организацией в Саудовской Аравии. Я думал, что помешал им, когда вывел Линдбергера из игры. Кстати, он единственный под пыткой ни в чем не признался, даже удивительно. Однако сегодня на тайный счет “Линк коуп” были переведены крупные суммы. Значит, оборудование все-таки попало в руки посредника и скоро отправится в какую-то шведскую гавань, чтобы дальше плыть к фундаменталистам.

– Может, Эрик Линдбергер молчал под пыткой потому, что ничего не знал? Был невиновен? Шведский посредник – не он, а другое лицо?

– Я получил информацию от источников, которые прежде никогда не ошибались.

– Как точно выглядело сообщение? – вдруг подал голос Арто Сёдерстедт.

Голова Дженнингса повернулась ровно настолько, сколько требовалось, чтобы разглядеть говорящего. Теперь наступила очередь Сёдерстедта встретиться глазами с Дженнингсом. “Ну и ну!” – подумал он.

– Это было шифрованное сообщение, – ответил Дженнингс. – “Э. Линдбергер. МИД”. Четко и ясно.

– Элизабет Юстине Линдбергер, – холодно парировал Сёдерстедт.

Зрачки Дженнингса снова сузились. Маленькое движение где-то в углу глаз.

– О! – выдохнул Дженнингс. Больше он ничего не сказал.

– Не “О”, а “Э”, – поправил его Сёдерстедт. – Из-за этой буквы невиновный человек пережил адские муки и принял смерть.

– Вы ее охраняете? – только и спросил Дженнингс.

Проглотив слова, которые вертелись на языке, Арто Сёдерстедт ограничился коротким:

– Да.

– Немедленно увеличьте охрану.

– Я вас не совсем понимаю, – вмешался Хультин. – Вы нам отдаете приказания? Серийный убийца, причем один из самых отвратительных за всю историю человечества, наконец арестован и отдает приказы полиции?

– Не я, – ответил Дженнингс. – Я никаких приказов не отдаю. Я Никто. Но перед вами стоит выбор, суть его можно свести к ответу на два вопроса. Первый: хотите вы или не хотите атомную войну? – Второй: что вы предпочитаете – американский капитализм или исламский фундаментализм? Глобализация мира необратима, и в этой ситуации как никогда важна однополярность. Вам семерым предстоит сделать выбор.

– По-моему, все не так просто, – возразил Йельм.

– Сейчас, в ближайшие часы, все именно так, как я говорю. А потом можете делать со мной что хотите.