Текст книги "Фердинанд Врангель. След на земле"

Автор книги: Аркадий Кудря

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

Глава четвертая

Вместо дона Мануэля, вынужденного остаться в Гвадалахаре, спутником в шестиместной карете оказался некий кругленький пухлощекий господин с глазами навыкате и короткими усами, постриженными узкой щеточкой, лет около сорока. Едва услышав несколько фраз на немецком, которыми обменялись между собой супруги Врангель, он экспансивно вскричал:

– Соотечественники! Какое счастье! Как приятно встретить на чужбине людей, говорящих на языке Гете! Разрешите представиться, Франц Шеллинг, австрийский коммерсант! А вы все же, судя по говору, не австрийцы. Скорее из Пруссии. Я прав?

Елизавета Васильевна решила чуть-чуть поиграть с ним в «угадайку»:

– Не совсем, – с улыбкой ответила она.

– Ну так из какого-нибудь немецкого герцогства или королевства, например Баварии? – приняв игру, проницательно вопросил австриец.

– Опять мимо! – рассмеялась баронесса.

– Теряюсь в догадках. Так откройте же мне!

– Мы из Эстляндии.

В глазах австрийца отразилось замешательство:

– Право, не знаю, где это.

– Это российская губерния, где живет немало прибалтийских немцев. Мы одни из них, барон Фердинанд Врангель и баронесса Элизабет Врангель, – посчитал нужным поставить точку на затянувшейся игре Фердинанд Петрович.

– Очень приятно! – расплылся австриец. – А этот очаровательный малыш, конечно, ваш сынок. Как зовут его?

– Вильгельм, – ответила баронесса и тут же обратилась к сыну: – Поздоровайся, Вилли.

– Здравствуйте, – суховато сказал по-немецки мальчик и тут же опять уставился в окно.

– Невероятно! – продолжал изумляться австрийский коммерсант. – Никогда бы не подумал, что встречу здесь российских немцев. Полагаю, вы тоже приехали сюда по коммерческим делам, и как давно?

Врангель, опуская детали, которые случайному попутчику знать было совершенно необязательно, пояснил, что они возвращаются домой после завершения его службы в российских колониях Америки, на Аляске, и по пути решили посмотреть Мексику, о которой много наслышаны. Словом, обычные туристы.

– Посмотреть – это еще куда ни шло! – с жаром подхватил австриец. – Страна древняя, и здесь есть немало любопытного. Но упаси вас Бог заняться здесь коммерцией – из вас, как и из меня, вытянут все жилы, выпьют все соки. Поверьте, честному коммерсанту делать здесь нечего. Сошлюсь на собственную судьбу. Я живу в Сан-Луи Потоси и занимаюсь закупкой кож и перепродажей их в другие страны, в основном в Европу. Поначалу дело обещало кое-какой успех, но последний год почти разорил меня. Вот сейчас я приезжал в Гвадалахару с намерением собрать в штате Халиско деньги со своих должников. Но, увы, тщетно. Выцарапать не удалось почти ничего. Нет, говорят, денег и все. Напрасные траты на дорогу. И что это, скажите, – возвысив голос, с гневным пафосом продолжал Шеллинг, – за презренный народ, эти проклятые мексиканцы, считающие за доблесть обобрать каждого коммерсанта из Европы, рискнувшего иметь с ними какое-то дело? Как можно верить им на слово? Они плюют даже на подписанный и по всем правилам заверенный торговый контракт! Я оставил в Сан-Луи Потоси молодую и очаровательную жену, испанку, ужасно тоскую по ней: она еще так неопытна в жизни, так влюбчива! Временами у нее ветер гуляет в голове. Внешне, баронесса, моя жена Мария немного похожа на вас. Но вы сдержанны, как истинная немка, а она очень живая, порывистая, увлекающаяся. Я пробыл здесь две недели, а на душе смятение: как бы в мое отсутствие кто-нибудь не вскружил ей голову. Вы не знаете мексиканцев. Они бывают так дерзки, так нахальны. Им ничего не стоит совратить молодую женщину, особенно если рядом с ней нет мужа...

Слушать его становилось утомительно.

А бодрая, набравшая сил четверка лошадей, понукаемых кучером-североамериканцем, меж тем неслась по ухабистой дороге с завидной скоростью. Иногда колеса наезжали на камни, и карета сотрясалась, словно готовая рассыпаться на части. Но все, как это ни казалось удивительным, держалось на своих местах, колеса не отлетали, не отваливалось днище, и кучер как ни в чем не бывало погонял лошадей еще резвее. Поскольку же экипаж был изготовлен у северных соседей Мексики, в Соединенных Штатах, это дало повод австрийцу порассуждать, что есть страны, где все делают прочно и добротно, во всем чувствуется надежность, и именно туда, вероятно, ему следует переместить свои торговые операции.

– Посмотрите, господа, – вдруг привлек он внимание спутников, – это мост Кальдерон. Великолепная арочная архитектура. Но он вошел уже и в историю Мексики. Именно здесь, на заре мексиканской революции, году, кажется, в 1811-м, произошла битва между войсками инсургентов под предводительством Мигеля Идальго [41]41
  Идальго, Мигель (1753—1811) – национальный герой Мексики, руководитель народного восстания 1810—1811 гг., переросшего в войну за независимость Мексики от Испании. В 1811 г. был захвачен в плен и расстрелян.


[Закрыть]и правительственными войсками, которыми руководил генерал Кальеха. Говорят, у Кальехи было всего шесть тысяч солдат, а у Идальго – почти восьмидесятитысячная амия. И все же инсургенты проиграли битву, хотя индейцы Идальго дрались отчаянно и затыкали своими телами пушки противника. Солдатам Кальехи удалось подорвать боеприпасы в тылу армии Идальго, и после этого ослепленных дымом инсургентов можно было резать, как куриц. По слухам, в битве погибло более двадцати тысяч индейцев. И, честное слово, господа, для человечества было бы лучше, если бы погибла вся эта презренная нация, которая не умеет толком распорядиться ни собственной землей, ни другими природными богатствами, а торговлю понимает как искусство половчее обмануть партнера. Да, единственное, что они умеют, это обманывать и грабить привыкших к честной торговле иностранцев...

Елизавета Васильевна все же не выдержала и попросила дать покой их сыну: он недавно болел, еще не вполне окреп, и кажется, его уже клонит в сон.

На ночлег остановились во вполне приличном постоялом дворе. Мужчинам была предоставлена одна общая комната, а баронесса после ужина удалилась вместе с сыном в женскую половину. Однако Фердинанду Петровичу в эту ночь поспать не удалось. Едва улеглись, в комнату зашли еще два путника, прибывшие дилижансом из Лагоса. Один из них, мексиканец лет тридцати пяти, был изрядно навеселе и принялся уговаривать австрийца и Врангеля присоединиться к нему и вместе распить бутылку по случаю его очередной любовной победы.

– А потом я вам расскажу, как это делается, и, если вы способные ребята, вы кое-чему у меня научитесь.

– Может, все-таки не надо? – попросил Врангель. – Да и вам лучше отдохнуть.

– Почему же не надо? – сурово спросил мексиканец. – Сами же будете мне благодарны. Такие, как я, не каждый день встречаются.

– Мой старший брат, военный министр в правительстве республики, – с пьяной хвастливостью начал мексиканец, – привык одерживать победы на поле боя. Я же, господа, предпочитаю любовные битвы в постели. Это намного увлекательней, и для здоровья риск меньше.

Мексиканец радостно загоготал и потянулся с бутылкой к австрийцу:

– Давай выпьем в честь моих любовных побед!

Тот со скрытой злобой прорычал:

– Уйдите от меня. Дайте поспать!

Осадить пьяного «брата военного министра» хотел и Врангель, но, внимательно взглянув на него, понял, что разговоры с этим человеком ни к чему не приведут. Может полезть и в драку. Мексиканец, мощного сложения, с шеей борца, низким лбом, над которым нависла грива жестких, слегка курчавых волос, был, без сомнения, из породы буянов.

Отхлебнув из бутылки, он, не раздеваясь, не потрудившись даже стащить сапоги, прилег на кровать и начал с пикантными, по его разумению, подробностями повествовать, с какой аппетитной бабенкой встречался в Лагосе, как ловко наставил рога ее мужу, коммерсанту из Франции:

– Пухленькая такая, груди как кокосовые орехи, горячая! Женщины, господа, настоящего мужчину, самца, чувствуют на расстоянии. Иной раз стоит только пристально посмотреть на нее, и уже знаю: она будет моей.

Ему все никак не спалось, и рассказы о многочисленных любовных победах продлились почти до утра.

Врангель поднялся с больной головой. Дилижанс, прибывший из Лагоса, уже был готов в дальнейший путь, и когда он тронулся вместе с говорливым «братом военного министра», из постоялого двора выскочил тоже невыспавшийся и еще более чем накануне, кипевший яростью австриец и заорал вслед загремевшей колесами карете:

– Чтоб ты сдох, грязная вонючая свинья! Чтоб тебе самому каждую ночь рога наставляли! Чтоб тебя оскопили, ублюдок! Я пожертвую церкви сто пиастров, если экипаж опрокинется и прекратит жизнь презренного негодяя!

Вышедшие на истошный крик постояльцы внимали австрийскому коммерсанту с молчаливым изумлением. Но «брат военного министра» вряд ли его слышал. Экипаж был уже далеко, и облако пыли клубилось по его пятам.

По прибытии в Лагос с четой Врангель, к некоторому их облегчению, распрощался австриец Шеллинг: его дальнейший путь лежал в несколько ином направлении. А Фердинанд Петрович с Елизаветой Васильевной решили задержаться в городе на пару дней: Вилли опять чувствовал себя неважно.

Домом для приезжих заправлял пожилой, хромающий на одну ногу испанец, бывший моряк, о чем напоминали металлические пуговицы на его сюртуке с изображением якоря. Когда испанец, дон Ромуло, узнал, что его гости – подданные России и возвращаются с берегов Аляски, где провели несколько лет, он изъявил особое к ним расположение.

– Я же тоже был там, у северо-западных берегов Америки, – радостно воскликнул дон Ромуло, – давненько, еще в начале века, с экспедицией знаменитого Маласпины [42]42
  Маласпина, Алехандро – испанский мореплаватель, руководитель кругосветной экспедиции, посетившей берега Аляски в 1791 г.


[Закрыть]. Какой прекрасный и суровый край, разве я могу забыть его! Я был тогда юн, а в юности все переживается острее – и первые бури, и первая любовь. Тогда я уже был болен морем и старался ни в чем не уступать товарищам, опытным матросам. Мы встречались у берегов Аляски и с русскими, угощали их ромом. О, это были крепкие, закаленные в невзгодах парни! Что же вы сразу не сказали мне, сеньор, что вы тоже моряк? У меня только что освободились два лучших номера, и разрешите предоставить их вашему семейству. Я держу книгу записей для важных посетителей. Соблаговолите оставить в ней несколько строк о вашем пребывании – для меня, моих детей и внуков. Я живу здесь много лет, но впервые принимаю у себя русского, да еще и моряка.

Впрочем, подчеркнутая любезность и почти родственные чувства, проявленные доном Ромуло к русскому коллеге по профессии, не помешали ему содрать с постояльцев фантастически высокую цену – свыше двух десятков пиастров, что превышало, прикинул Врангель по обменному курсу, сотню рублей.

– Это со скидкой, – пряча глаза, смущенно бормотал при расчете испанец, – в честь нашей дружбы.

Вскоре после выезда из Лагоса, когда миновали небольшой городок Леон, потянулись плодороднейшие долины земли Бахио, с обилием садов и возделанными полями, а за селением Керетаро дорога начала вновь подниматься в горы, к возвышенности Анагуак.

В столицу страны – Мехико – въезжали вечером, уже стемнело. Таможенный чиновник у границ города бегло просмотрел багаж путников и пропустил дилижанс.

Управляющий гостиницей, в которой рекомендовал остановиться гвадалахарский купец дон Мануэль Луна, приветствовал посетителей, пытаясь угадать их национальность, почти на всех европейских языках. Разумеется, кроме русского.

Едва поднялись в отведенные покои, громкий звон колокольчиков на улице заставил выйти на общий балкон, где столпились и другие постояльцы.

– Что происходит? – полюбопытствовал Врангель.

Люди на балконе уже вставали на колени и жестами попросили следовать их примеру.

– Человек умирает, – шепнут кто-то Врангелю, – несут причастие.

Внизу, на улице, прохожие тоже преклонили колени. Солдаты встали во фрунт и отдавали процессии честь.

Да как можно, подумал Врангель, бороться здесь с всесилием церкви, когда вера в спасение Божие пустила в народе столь глубокие корни.

Люди стали подниматься с колен лишь после того, как колокольчик затих в отдалении.

Для установления контактов в дипломатическом корпусе Мехико Врангель имел рекомендательные письма, предусмотрительно врученные ему в Тепике Эустакио Барроном, на имя английского посланника Ричарда Пакингэма и английского генерального консула О’Гормона. Им вскоре после приезда он и поторопился нанести визиты, объяснив цель приезда в Мексиканскую Республику и желательность личной встречи и переговоров с вице-президентом Барраганом.

– Едва ли вам удастся свидеться с ним, барон, – с любезностью, за которой таился внутренний холодок, ответил посланник Пакингэм, лощеный джентльмен лет тридцати восьми. – Вице-президент уже несколько дней болен. Никого, естественно, не принимает и, по слухам, поправится еще не скоро.

– Вот как! – растерянно пробормотал Врангель. Это была плохая новость. Сначала смерть в Калифорнии губернатора Хосе Фигероа. Теперь и болезнь вице-президента, с которым, по уверениям Мануэля Луны, все вопросы можно решить достаточно легко. Судьба как будто намеренно испытывает его, ставя все новые препятствия для выполнения переговорной миссии.

– А с каких это пор, с чего это вдруг правительство России озаботилось признанием Мексики? – не без иронии поинтересовался Ричард Пакингэм. – Насколько я понимаю, раньше ваша держава не торопилась с этим вопросом. Зачем же задевать чувства своих друзей, той же Испании, которая с признанием Мексиканской Республики пока не торопится?

Инициатива исходит от самих руководителей Мексики и была выражена в личном письме ко мне покойного губернатора Верхней Калифорнии генерала Хосе Фигероа. Мне же поручено правительством прозондировать этот вопрос и провести неофициальные переговоры. Руководя в течение последних пяти лет российскими колониями в Северной Америке, я видел всю пользу развития более тесных торговых отношений с нашими южными соседями – то есть с мексиканскими властями в Калифорнии.

– О, да! – с преувеличенным уважением усмехнулся Пакингэм. – Там, в Америке, вы проявляете себя достаточно активно. До меня даже дошли кое-какие слухи об инициированном вами конфликте с нашей Компанией Гудзонова залива. Дело это, барон Врангель, потихоньку разрастается, и, насколько я осведомлен, правление компании Гудзонова залива собирается представить вашей Российско-Американской компании солидный счет за понесенные ею убытки.

Теперь Врангелю было очевидно, что рассчитывать на помощь английского посланника не приходится.

– К моей нынешней миссии это дело не имеет никакого отношения, – спокойно ответил он.

– В нашем мире все ко всему имеет какое-то отношение, – наставительно заметил дипломат. – Но не теряйте, господин Врангель, надежды и присутствия духа. Возможно, вице-президент Барраган и поправится. Только придется подождать.

Более теплой и продуктивной оказалась встреча с английским генеральным консулом О’Гормоном, человеком постарше посланника и давно знакомым с тепикским консулом Эустакио Барроном, о котором был самого лучшего мнения.

О’Гормон подтвердил слова своего шефа о болезни вице-президента Баррагана. Но одновременно посоветовал не ждать его выздоровления и попытаться встретиться с исполняющим обязанности министра иностранных дел Хосе Мария Монастерио. В ответ на просьбу Врангеля обещал представить его в ближайшее время другим дипломатам из европейских стран – французскому посланнику барону Дефодису и генеральному консулу Пруссии Фридриху фон Герольту.

– Здесь есть еще посланник Соединенных Штатов в ранге министра, Энтони Батлер, – как бы вскользь упомянул О’Гормон. – Но, право, не знаю, стоит ли вам встречаться с ним. Я бы во всяком случае не советовал. Его полномочия как посла истекают, если уже не истекли. К тому же сейчас, когда в Техасе вспыхнул мятеж североамериканских колонистов и по существу идет война, отношение к Батлеру со стороны мексиканских властей, сами понимаете, не лучшее. Оно, правда, и раньше не было особо теплым. Тут многие подозревают, что Батлер тесно связан со всей этой техасской бучей.

– Может, это всего лишь наветы? – разыгрывая наивность, высказал предположение Врангель. О Батлере ему почему-то захотелось узнать побольше.

– Нет, это не наветы! – отверг англичанин. – Для таких суждений есть серьезная почва. Когда полковник Батлер впервые появился здесь лет шесть назад и приступил к обязанностям посла, мексиканские газеты устроили ему обструкцию: журналистам что-то стало известно об указаниях, которые дал Батлеру президент Эндрю Джексон [43]43
  Джексон, Эндрю (1767—1845) – президент США в 1829—1837 гг.


[Закрыть]: попробовать уговорить мексиканские власти продать Техас Соединенным Штатам.

– За этими слухами что-то стояло?

– Несомненно! Назывались и суммы, которые американцы готовы были уплатить за покупку Техаса. От пяти миллионов долларов и ниже, в зависимости от того, как далеко в пользу североамериканцев будет передвинута граница между двумя странами.

– Среди нас, дипломатов, – помолчав, добавил О’Гормон, – Батлера не очень-то любили. Неприятно было слушать его бахвальство личными связями с президентом Джексоном. Когда-то Батлер служил под началом Джексона в Новом Орлеане, и с тех пор они вроде бы подружились. Впрочем, только личной дружбой и можно объяснить столь неудачный выбор Джексоном человека, который должен представлять интересы его страны в Мексике. Даже по самым снисходительным меркам на роль дипломата Батлер совершенно не годится. Ведь можно быть южным плантатором, работорговцем, беспринципным грубияном, забиякой, наконец просто человеком непорядочным, не желающим платить карточный долг; когда ты богат и живешь в Новом Орлеане, тебе простят многое. Но когда ты являешься с такими привычками в другую страну в ранге полномочного посла и не хочешь или не можешь расстаться с этими, мягко говоря, слабостями, то, простите, как же все это можно совместить?

Принявший несколько рюмок виски О'Гормон вдруг обеспокоился своей откровенностью и, доверительно сжав руку Врангеля, попросил:

– Только договоримся, дорогой барон: эта информация – сугубо между нами.

– Само собой, – кивнул Врангель и, не удержавшись, спросил:

– А чин полковника? Что, Батлер раньше служил в армии?

– Весьма, как я слышал недолго. Полковника заработал, кажется, во время англо-американской войны 1812 года. Но я не завидую тем, кому довелось служить вместе с ним, особенно под его началом. Впрочем, хватит о нем. Вы упомянули, барон, что прибыли сюда с семьей...

– Да, с женой и четырехлетним сыном.

– В таком случае приглашаю вас нанести визит в мой дом вместе с супругой. Моей жене будет приятно познакомиться. Мы как раз устраиваем званый вечер. Будут и другие люди, с которыми вам не мешает встретиться фон Герольт, барон Дефозис. Кроме, разумеется, Батлера. Так что будем ждать.

– Спасибо, думаю, нам ничто не помешает прийти.

Истосковавшаяся по светской жизни баронесса Елизавета Васильевна Врангель с удовольствием поддержала предложение мужа пойти на прием к английскому генеральному консулу. Но тут же вспомнила, как жалок ее дорожный гардероб. Даже лучшее вечернее платье казалось безнадежно устарелым.

– Стоит ли печалиться? – успокоил ее муж. – Попробуем найти что-то подходящее в местном магазине. В любом случае будет хорошая память о посещении Мехико.

В магазине женской одежды пришлось прибегнуть к совету опытной продавщицы.

– У нас есть последние новинки из Парижа, Лондона...

– Мне бы хотелось что-то в испано-мексиканском духе, – выразила пожелание баронесса.

В конце концов она решила купить светлое платье, стилизованное под испанскую старину, и муж одобрил ее выбор. Сам предпочел пойти во флотском мундире капитана первого ранга: придумать что-либо более выигрышное превосходило возможности его фантазии. Да и стоит ли ломать, как женщины, голову по пустякам?

И вот уютный, спрятанный в саду особняк О'Гормона в аристократическом районе Мехико. Толпа оживленных гостей. Аромат южных цветов из открытых окон. Церемония знакомства – новички поневоле оказываются в центре внимания. Худой и важно-надутый французский посланник барон Дефозис. Жена его мила и значительно моложе. Весь из себя аккуратный, во фраке, как и большинство мужчин, с нацепленным на нос пенсне, чем-то напоминающий университетского профессора генеральный консул Пруссии Фридрих фон Герольт с женой, некрасивой, но приветливой. Уже знакомый английский посланник Пакингэм. Кто-то еще, всех сразу не упомнишь.

С подносами на вытянутых руках мягко скользят мимо гостей официанты. Все разбились по группкам. Врангель предпочел задержаться рядом с пруссаком и взял в беседе инициативу на себя:

– Вам не доводилось встречаться с давно живущим в Мексике Фердинандом Деппе?

– О, как же! – улыбнулся Герольт. – Превосходно знаю его. Милейший человек и натуралист, как и я. Но, простите, откуда у вас такой безупречный немецкий язык?

– Я из семьи обрусевших немцев, так что этот язык для меня родной.

– Ах, да, Врангели... Кажется, старинный род... Значит, вы тоже знакомы с Деппе?

– Еще по Калифорнии, когда я бывал там. Он рассказал, когда мы встретились, много поучительного о природе этой провинции. Да и о проживающих в ней людях тоже. И я рад был вновь свидеться с ним в Тепике. Кстати, здесь, в Мексике, как я заметил, образовалась уже своя немецкая колония.

– Немцев здесь еще не так много, как, скажем, в Бразилии. Но мы берем не количеством, а качеством, – тонко усмехнулся Герольт. – Все мои соотечественники, проживающие в Мексике, весьма квалифицированные и глубоко порядочные люди. Как специалисты и торговые партнеры они завоевали авторитет.

– Зная Фердинанда Деппе, охотно верю вам.

Полуобернувшись, Врангель поискал глазами жену. Вместе с супругой фон Герольта она с легкой улыбкой и, кажется, не без удовольствия внимала упражнявшемуся в красноречии послу Франции.

– Я уже чуть-чуть наслышан о цели вашего приезда в Мехико, – как бы извиняясь за свою осведомленность, упомянул фон Герольт.

– Да, – пробормотал Врангель, – мне надо бы встретиться с первыми лицами республики, но Санта-Ана где-то в Техасе, вице-президент болен...

Словно угадав его затруднения, Герольт тихим голосом продолжил:

– Если я, господин Врангель, могу быть чем-то вам полезен, пожалуйста, не стесняйтесь. Буду лишь рад оказать вам помощь во всех ваших заботах.

– Спасибо, и, надеюсь, не премину воспользоваться.

– Это предложение касается и проведения досуга. По-моему, наши дамы тоже нашли общий язык.

– Тем проще, – усмехнулся Врангель.

К ним подошел один из гостей, кто-то из обосновавшихся в Мексике немецких купцов, и негромко обратился к Герольту:

– Не слышали, Фридрих, последние новости о Санта-Ане?

– Что же это?

– По самым свежим данным от английского посланника, армия Санта-Аны в Техасе идет на Сан-Антонио-де-Бехар. Доблестный генерал злится, что противник прячется от него и не вступает с ним в открытый бой. Грозится, что так он дойдет и до Вашингтона.

– Да сопутствует ему удача! – жестом священника сложив ладони, с отеческим напутствием провозгласил Герольт.

Оба собеседника негромко рассмеялись.

Откликнувшись на приглашение Герольта осмотреть вместе столичные достопримечательности, супруги Врангель совершали в его экипаже прогулки по городу.

Посетили величественный, готической архитектуры собор с роскошной ризницей и хранящимся в нем посохом из чистого золота, украшенного смарагдами, рубинами, бриллиантами, и построенную еще Кортесом [44]44
  Кортес, Эрнандо (1485—1547) – испанский конкистадор, завоеватель Мексики. В 1515—1521 гг. возглавил завоевательный поход в Мексику.


[Закрыть]часовню рядом с собором, в стену которой вделаны легендарные часы покоренного конкистадором вождя ацтеков Монтесумы [45]45
  Монтесума (1466—1520) – правитель ацтеков. С приходом испанцев был захвачен в плен, призывал покориться испанцам, за что был убит восставшими индейцами.


[Закрыть]– в виде большого камня с высеченным на нем солнечным кругом.

Здесь, в Мехико, можно было найти следы всех эпох древней истории этого края – от культуры ацтеков и многовекового испанского владычества до современного периода, когда мексиканцы решили взять власть в стране в свои руки.

Вот дворец Агустина де Итурбиде [46]46
  Итурбиде Агустин (1783—1824) – государственный и военный деятель Мексики. В 1822 г. объявил себя императором под именем Агустина I. В марте 1823 г. отрекся от престола и бежал в Европу. После нелегального возвращения в Мексику в 1824 г. был схвачен и расстрелян.


[Закрыть], провозгласившего себя императором и мечтавшего о будущем величии монархической Мексики.

– Сподвижники Итурбиде, – рассказывал Герольт, когда остановились у дворца, – не простили ему пышной коронации по образцу Наполеона Бонапарта. Конгресс добился его отречения и приговорил к пожизненному изгнанию из страны. Когда же Итурбиде рискнул возвратиться из Европы, его схватили и немедленно расстреляли. Кстати, такова судьба многих руководителей Мексики. Был расстрелян и генералиссимус Морелос [47]47
  Морелос, Хосе Мария (1765—1815) – национальный герой Мексики, руководитель борьбы мексиканского народа против испанских колонизаторов в 1811—1815 гг. Был взят в плен и казнен в 1815 г.


[Закрыть], кажется в 1815 году, когда власть в стране временно вернулась к испанцам. Казнили и одного из героев революции Висенте Герреро. Армия подняла восстание против него, президент был схвачен. Его сначала объявили слабоумным, а потом расстреляли.

– Увы, – вздохнул Герольт, – история независимой Мексики вся состоит из заговоров, военных переворотов, непрекращающейся борьбы за власть различных группировок. А для простого люда жизнь становится все тяжелее.

Нельзя было не посетить и огромный национальный дворец, воздвигнутый на том самом месте, где некогда стоял разрушенный испанскими конкистадорами дворец ацтеков.

– Что только сюда не напихано, – рассказывал Герольт. – И палата депутатов, и сенат, и правительственные департаменты, и арсенал, и даже, вообразите, тюрьма – все под одной крышей!

Герольт привлек внимание гостей к начертанным в одном из залов золотыми буквами именам героев Мексики:

– Видите, есть фамилия и Итурбиде. Когда-то он был исключен из списка героев, но новые власти посчитали, что это было сделано несправедливо.

Здесь же висела большая картина, изображающая сражение Санта-Аны с испанцами под Веракрусом.

– Странное дело, – заметил Врангель, – во время путешествия по стране мы слышали немало самых нелестных отзывов о руководителях Мексики, что все они продажны, думают лишь о себе и тому подобное. А в этом зале понимаешь, что у мексиканцев иное представление. Так истинные герои все же были?

– Без сомнения! – ответил Герольт. – И, вероятно, самые яркие из них – это предводители партизанских отрядов. Тот же несправедливо казненный Висенте Герреро. Это был человек большого мужества, сын крестьянина, необразованный. В нем текла смешанная испано-индейско-негритянская кровь. Даже своим происхождением он как бы был призван возглавить борьбу крестьян за свободу.

Другой любимец народа – первый президент Мексики Гваделупе Виктория. Выходец из зажиточной семьи, он учился на юридическом факультете, возглавил повстанческую борьбу с испанцами в горах под Веракрусом. Испанцы схватили многих его соратников, за самим Викторией охотились более двух лет. А он скрывался в горах, жил отшельником, питался плодами. Популярна одна легенда о нем. Приболев, Виктория как-то лежал на земле и думал, что дни его сочтены. Так думал и слетевший на его тело коршун. Хищник уже клюнул ослабевшего Викторию в рот. Но тот, изловчившись, прокусил птице горло и выпил ее кровь. И силы его восстановились. Через несколько дней Викторию отыскали верные ему индейцы. Кстати, Гваделупе Виктория – единственный президент Мексики, кому удалось без смещения заговорщиками полностью отслужить четырехлетний президентский срок. И за эти годы он ни разу не покусился в собственных интересах на казну и оставил высокую должность не более богатым, чем тогда, когда принимал ее. Увы, его пример отнюдь не воодушевил других.

Как-то посетили и местный театр с представлением итальянской оперы, подивившись изысканности дамских туалетов и непринужденному, как и в других городах, поведению публики, покуривавшей в зале сигарки.

Наведались и в музей национальной истории с собранием бесценных памятников культуры ацтеков. Осматривать город было приятно и занимательно. Погода стояла чудесная, воздух был тих и прозрачен, и так легко было впасть в настроение беспечных туристов.

Но нельзя было забывать и о делах. Вице-президент Барраган все не выздоравливал. По слухам в среде дипломатов, ему становилось все хуже, и Врангель засел за письмо на имя исполняющего обязанности министра иностранных дел Хосе Мария Монастерио. Для начала изложил историю своей переписки с губернатором Хосе Фигероа, подумав при этом, что нелишне будет приложить и копию письма Фигероа. Затем перешел к основному: «В качестве уполномоченного Российско-Американской компании, находящейся под особым покровительством его императорского величества, я хотел бы выразить свою готовность вступить в переговоры с правительством республики относительно торговых отношений, которые уже существуют между российскими владениями в Америке и Калифорнией.

Я имею честь сделать это предложение Мексиканскому правительству, и в то же время я выражаю желание русской администрации в Америке укрепить и расширить давно установленные хорошие связи между двумя странами, основанные на взаимной выгоде».

В заключение Врангель посчитал необходимым обратить внимание Хосе Мария Монастерио на прилагаемую к письму записку из нескольких пунктов, составленную на основании рекомендаций главного правления Российско-Американской компании и детализирующую проблемы взаимовыгодного торгового сотрудничества между российскими колониями в Америке и мексиканскими властями в Калифорнии.

«Прошу вас, милостивый государь, соблаговолить сообщить мне намерения его превосходительства, господина исполняющего обязанности президента республики по поводу прилагаемой записки».

Имя Баррагана Врангель не упомянул сознательно, имея в виду, что, вполне вероятно, кто-то иной в связи с состоянием здоровья вице-президента уже исполняет президентские обязанности. Подписал письмо как бывший губернатор российских владений в Америке, капитан 1-го ранга Российского императорского флота, кавалер орденов Св. Анны и Св. Владимира.

Известие о кончине 46-летнего Мигеля Баррагана, несмотря на некоторую подготовленность к нему, ударило Врангеля обухом по голове. Теперь уже ни к чему рекомендательное письмо к Баррагану услужливого дона Мануэля Луна. С Барраганом, по мнению многих, знавших его, дело можно было иметь: честный, преданный своей нации, компетентный. Неизвестно, кто его заменит. Новые же люди в большой политике всегда склонны к осторожности, тем более в деликатных вопросах межгосударственных отношений.

Прошло уже две недели со дня прибытия в Мехико, а сдвига пока нет.

Похороны почившего вице-президента были обставлены с подобающей пышностью. На всем протяжении погребальной процессии, от национального дворца и до кладбища, растянули ввиду жаркой погоды полотняный полог. Конные полки и пешие солдаты облачились в парадную форму. Шли и служители церкви: своя делегация от каждого прихода и монастыря, несколько сотен бритых голов. Шли студенты, аристократы, купцы, простолюдины, представители дипломатического корпуса. Открытый гроб генерала, облаченного в военную форму, несли его боевые сподвижники. Гулко звучала скорбная медь оркестров, и музыке вторило горестное заупокойное пение.

Балконы домов по улицам, вдоль которых двигалась процессия, затянуты черным крепом. В черные платья и мантильи облачились причитавшие женщины. Страна прощалась с очередным героем. Может быть, и его имя украсит в скором времени мемориальную стену национального дворца.