Текст книги "Фердинанд Врангель. След на земле"

Автор книги: Аркадий Кудря

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 27 страниц)

И ствол, и ветви гиганта опутали вьючные растения пепельного цвета, и они свисали с ветвей, подобно сохнущим рыбацким сетям или седым волосам. Эта пепельная завеса переплеталась с ветвями соседних деревьев и образовала плотный шатер, сквозь который не проходили лучи солнца. Ветер колебал отливавшие серебром пряди, и было похоже, будто он ворошит пышную шевелюру мифического героя тех времен, когда мир был юн.

Не раз, если случалось трудно, Врангель вспоминал эти уникальные творения природы, которые одним своим существованием учат жизненной стойкости.

Мысли его вновь вернулись к случившейся год назад продаже Аляски и официальной передаче ее в собственность Соединенным Штатам. За шесть лет до этого события, горестного для всех, кто долгое время был связан с Русской Америкой, руководство компании ощутило подземные толчки, предшествовавшие разрушительному землетрясению. В год, совпавший с крестьянской реформой, отменившей крепостное право, вдруг громко зазвучали критические нападки по поводу порядков, установленных в американских владениях России. Мол, положение служащих там, особливо из числа коренных жителей, по существу ничем не отличается от положения крепостных. Надо решительно все менять. Для ревизии состояния дел в Америку направили правительственную комиссию. И так уж получилось, что в это время истекали привилегии Российско-Американской компании, надо было разрабатывать новый ее устав. Весьма подходящий повод для недругов компании существенно урезать ее права и привилегии. Как вскоре выяснилось, лагерь недругов возглавлял человек могущественный сам великий князь Константин. Особое его раздражение вызвало монопольное управление компанией всеми делами в Америке, совмещение ею коммерческих и административных функций. Константину такой порядок представлялся ненормальным, и он вынашивал планы эти функции разделить.

В такой ситуации защитникам компании ничего не оставалось, как сплотить ряды и опровергнуть доводы хулителей. Тогда, вспоминал Врангель, в ответ на записку Константина, направленную на имя министра финансов Княжевича, и сам он послал записку Княжевичу с опровержением некоторых доводов генерал-адмирала и изложением собственной позиции. Пришлось в ней указать, что после Шелихова [53]53
  Шелихов, Григорий Иванович (1747—1795) – русский мореход, купец. С 1775 г. организовывал плавания купеческих судов на Курильские и Алеутские острова. В 1783—1785 гг. возглавлял экспедицию к берегам Русской Америки, во время которой там впервые были основаны русские поселения.


[Закрыть], открыто воевавшего с непокорными кадьякцами, и Баранова, употреблявшего непокорных островитян на разные промысловые и воинственные экспедиции, в системе управления колониями произошли радикальные изменения, и смысл их в улучшении жизни коренных жителей. Что же до обвинений в сокращении численности населения колоний, то за последнее тридцатилетие такого не наблюдалось. В то же время это происходило, если иметь в виду коренных жителей, в других районах материка Америки, как и в Сибири, на Камчатке и островах Тихого океана.

Немногого стоил и довод недругов, что монополия Российско-Американской компании убила частный купеческий флот. Напротив, в Русской Америке флот интенсивно развивался, и компания осуществляла регулярные связи со своими отдаленнейшими селениями, водила корабли и в Калифорнию, и к Сандвичевым островам, и в Чили, и, само собой, в Охотск и Петербург. Коммерческая деятельность компании также давала очевидные успехи, в доказательство чего привел в своей записке соответствующие цифры. Думалось, что к его мнению как к мнению человека, возглавлявшего компанию почти десяток лет и пять лет исполнявшего должность главного правителя колоний в Америке, как к мнению члена Государственного совета, должны бы прислушаться. Ан нет, на Константина опровергающая его доводы записка произвела как будто весьма незначительное впечатление и не поколебала уже сложившейся точки зрения великого князя.

Правительство, конечно, рассчитывало на поддержку своей позиции по поводу компании со стороны посланных в Америку ревизоров. Но они подошли к порученной им миссии весьма ответственно, анализ произвели непредвзятый, и их общие выводы после обзора колоний значительно разошлись с позицией недругов компании, что справедливо отметил в своей записке другой ветеран компании, член ее главного правления контр-адмирал Этолин. Проведя в Америке тридцать лет жизни, он мог с полной объективностью оценить выводы ревизоров и написал о том, что господа ревизоры, обозревавшие колонии по поручению правительства, по всей вероятности, ожидали встретить там много беспорядков, противозаконных действий и злоупотреблений местных властей. Однако по чистой совести и справедливости засвидетельствовали, что нашли все в исправности, жители не страдают от притеснений, и никаких жалоб на компанейских чиновников к ним не поступало, и потому отозвались о компании с полным одобрением ее действий.

Ревизор от министерства финансов Костливцев особо подчеркнул в своем отчете участие Российско-Американской компании в открытии реки Амур и занятии острова Сахалина, ее содействие экспедиции графа Путятина в Японию и сохранение неприкосновенности колоний в годы Крымской войны.

С другим же ревизором, от морского министерства, капитаном второго ранга Павлом Михайловичем Головиным, Врангелю довелось быть знакомым лично. Это был талантливый офицер, автор популярных во флоте морских песен, душа кают-компаний. В то время когда сам он, Врангель, руководил морским министерством, большой резонанс во флоте произвела опубликованная в «Морском сборнике» замечательная статья Головина «О старшем офицере». С удовольствием прочитал ее и попросил при случае познакомить с автором. Павел Николаевич оказался человеком веселым, умным, интеллигентным, из тех, коими может гордиться флот. И совершенно по заслугам поручили ему столь ответственное дело, как ревизию американских колоний. По возвращении Головина в Петербург постарался вновь встретиться с ним: не терпелось узнать его мнение о состоянии дел в колониях. Тот рассказал много интересного о своей американской поездке, через города Бостон, Нью-Йорк, Вашингтон, Филадельфию, и потом, Панамским каналом пройдя через материк, добрались до Сан-Франциско, откуда и отплыли в Ново-Архангельск. Поистине необыкновенный маршрут, коим ранее никто до Русской Америки не добирался.

Давний служащий Российско-Американской компании Петр Степанович Костромитинов, по словам Головина, по-прежнему живет в Сан-Франциско, служит российским консулом, но одновременно исполняет должность агента компании в Калифорнии. Костромитинов и приютил российских ревизоров в своем особняке. Занятно было услышать, что семейство бывшего правителя колонии Росс заметно разрослось, уже шестеро детей, и старший сын лет четырнадцати добровольно вызвался обслуживать российских ревизоров во время их пребывания в городе в качестве гида-чичероне.

Сан-Франциско, бывший когда-то небольшим селением, ныне, после золотой лихорадки, превратился, по словам Головина, в процветающий и быстро растущий город, день и ночь работают мукомольные мельницы, и хлеб везут во все страны Европы.

В Ново-Архангельске, рассказывал Головин, на него очень сильное впечатление произвел вид колошей, в декабре гуляющих по земле босиком и будто не испытывающих от этого никаких неудобств. Да еще обвешанная ракушками туземка, с лицом, размалеванным черной краской, а веками – красной, резво катавшаяся на коньках по льду замерзшего озера. Понравилось ему и то, что колоши очень дорожат письменными свидетельствами своей благонадежности и преданности русским и что такие свидетельства они передают как семейные реликвии от отца к сыну и внуку.

Обратно ревизоры возвращались тем же путем и, находясь в Нью-Йорке и Вашингтоне, застали начало войны в Соединенных Штатах между Севером и Югом, разгоревшуюся в связи с планами освобождения негров и предоставления им свободы. В Вашингтоне, говорил Головин, было расквартировано почти шестьдесят тысяч солдат и большая их часть состояла из всякой сволочи, набранной отовсюду, чуть ли не из тюрем. Процветали полная вольница, пьянство, мародерство, и по улицам было небезопасно ходить: ограбить могли в любую минуту. Однажды забрались даже в дом российского посланника Стекля, когда вечером он уехал с женой в гости, а в особняке оставался лишь старик-дворецкий. Вдруг явились трое подвыпивших и вооруженных до зубов солдат и на вопрос дворецкого, что им нужно, нагло заявили, что им действительно кое-что здесь нужно и они это, без сомнения, получат. Старик, не в силах оказать им сопротивление, все ж не растерялся, подбежал к окну и, раскрыв его, стал звать на помощь. И это был правильный шаг: напуганные солдаты немедленно ретировались.

Рассказывая все эти любопытные подробности своей поездки, Головин будто намеренно избегал говорить о том, какое впечатление произвели на него российские колонисты и состояние дел там. И тогда Врангель сам задал этот вопрос. Подумав с минуту, Головин ответил: «У меня нет претензий к системе управления колониями, и я буду аргументировать в своем отчете необходимость сохранения компании и ее привилегий. Далее подчеркну необходимость укрепления русских владений в Америке, учреждения постоянного крейсерства военных кораблей с целью обуздания своеволия китоловов и борьбы с контрабандистами. У меня создалось впечатление, что, если действовать более энергично и предприимчиво, можно взять в Америке многие богатства, не только лес, но и ценные руды, до чего пока руки не доходили. Кое-кто полагает, что, цепляясь за эти колонии, от которых Россия имеет не так уж много прибыли, мы можем испортить отношения с Соединенными Штатами. Однако из бесед с американцами, а я встречался в Калифорнии с сенатором Гвином, в Вашингтоне с другими видными политиками, вынес убеждение, что симпатия к нам американцев простирается до определенных границ – пока им это выгодно и ни к чему их не обязывает. Но жертвовать собственными интересами ради дружбы с Россией, когда из нее не получается никакого коммерческого навара, они никогда не будут».

Не мог не заметить ему: «Удивительное совпадение взглядов! В бытность службы в Америке и у меня создалось об этой нации и перспективах наших взаимоотношений точно такое же мнение».

Точка зрения правительственных ревизоров возымела свой эффект, и после долгих дебатов общее собрание Государственного совета признало сохранение Российско-Американской компании весьма желательным, и это мнение было утверждено Александром III. Срок привилегий компании был вновь продлен на двадцать лет. Акционеры ликовали. Казалось, что все страсти позади.

Иногда до него доходили из Америки согревавшие сердце известия о новых славных деяниях служащих компании. Так, в 1863 году креол Иван Лукин, сын Семена Лукина, сумел с группой индейских торговцев подняться от компанейской фактории Нулато в верховья Юкона вплоть до английской фактории Форт-Юкон, осуществив мечту нескольких главных правителей Русской Америки. Это значило, что исследование глубинной части Аляски продолжалось, все заметнее становился русский след на этой земле.

Но пока ветераны компании пребывали в спокойствии, полагая, что надвигавшаяся буря миновала их, события подспудно развивались своим чередом, уже шли, оказывается, тайные переговоры представителей России с правительством Соединенных Штатов об уступке Аляски, и, как выяснилось позже, далеко не последнюю роль играл в них российский посланник в Вашингтоне Стекль. Непонятна была спешка, причины, подстегнувшие переговоры. Может быть, золото, которое в разных местах уже находили на Аляске? Но самые крупные его признаки были обнаружены на реке Стикин, выше двухсот верст от устья, то есть на английской территории. Однако сообщалось, что число золотоискателей, бродящих в поисках золота близ границ русских владений, уже, по самым скромным подсчетам, переваливает за несколько сотен, и кое у кого определенно был страх, что ежели золото найдут в большом количестве, то никто не будет смотреть, на чьей территории оно лежит, и вслед за старателями с их лопатами и промывочными лотками в русские владения могут вторгнуться и солдаты, чтобы защитить золотоискателей от русских и попутно взять эту землю силой.

Финал для многих, и для него тоже, наступил неожиданно, из сообщений газет и телеграфных агентств. Вначале это походило на слухи, что, мол, Соединенные Штаты купили русские земли в Америке за 7 миллионов долларов. Затем слухи стали подтверждаться официальными источниками. Тревожно забили в набат патриотические издания. Запомнилась статья, опубликованная в газете «Голос». Лиха беда начало, негодовал автор, и если сегодня продают, по слухам, Николаевскую железную дорогу, а завтра американские колонии России, то чего же, в таком случае, ожидать послезавтра? Начнут продавать Крым, Закавказье, Остзейские губернии? Добра-то, мол, у России еще много, и за охотниками позариться на него дело не станет. Вспомнили в статье грубую ошибку и нерасчетливость при уступке колонии Росс на берегу золотоносной Калифорнии. И что же, опыт этот ничему не научил, делаем еще большую ошибку? Аляску-то с колонией Росс не сравнить. И неужто можно так пренебрегать чувством народного самолюбия, чтобы жертвовать им за несколько миллионов долларов? И неужели трудами Шелихова, Баранова, Хлебникова и других самоотверженных людей русских должны теперь воспользоваться иностранцы и собирать взращенные ими плоды? Нет, заклинал автор, как некоторые говорят «Чур меня!», отказываемся верить этим нелепым слухам.

Однако это не было слухами, уже и правительственные издания подтвердили сенсационную новость. С серьезным опозданием, но в правительстве все же вспомнили, что надо бы известить о продаже Аляски и компанию, которой эта новость касалась в первую очередь. В главном правлении компании, куда он зашел тогда обсудить, что же делать дальше, был траур. Спросил коллег-акционеров, не было ль указания от правительства сообщить новость главному правителю колоний князю Максутову [54]54
  Князь Максутов, Дмитрий Петрович – последний главный правитель Русской Америки, участник официальной передачи Аляски США после ее продажи Россией.


[Закрыть]. Ответили: «Нет, Фердинанд Петрович, не было». – «Так пора самим запросить такое разрешение сообщить Максутову о продаже трансатлантическим телеграфом». Тут же сел и написал запрос на имя министра финансов Рейтерна. Ответ был получен скоро: «По соглашению с министерством иностранных дел разрешаю в. пр-ву уведомить главного правителя российско-американских колоний о заключении с Соединенными Штатами трактата об уступке им колоний». На той же депеше от Рейтерна, передавая ее для исполнения, пометил: «Депешу кн. Максутову надобно отправить тотчас же. Пришлите мне ее на просмотр».

А осенью того же года, в октябре, князь Максутов с прибывшими из России специальными уполномоченными осуществил в Ново-Архангельске тягостную церемонию официальной передачи русских владений в Америке представителям Соединенных Штатов. И вместо спущенного русского флага был поднят флаг новых хозяев этой земли.

Так и кончилась Русская Америка. Но русский след на этой земле стереть невозможно. Он должен жить и в укоренившейся там православной вере, в именах крещеных туземцев, в названиях заливов, рек, гор, островов...

Вернувшись в дом, Врангель разделся в прихожей, передал пальто и фуражку встретившей его пожилой экономке. Та предупредила:

– Приходил почтальон, Фердинанд Петрович. Принес пакет. Я положила его в вашем кабинете.

Пакет был от старого друга, сподвижника по Русскому географическому обществу Карла Бэра [55]55
  Бэр, Карл Максимович (1792—1876) – русский естествоиспытатель, основатель эмбриологии, с 1828 г. – академик, с 1862 г. почетный член Петербургской АН. Участник ряда географических экспедиций, один из учредителей Русского географического общества.


[Закрыть]. Нетерпеливо надрезал бумагу, достал присланный журнал – последний, только что вышедший номер «Известий Русского географического общества». Прочел короткую сопроводительную записку Бэра. А вот и его статья в журнале – «Несколько слов по поводу новооткрытой Врангелевой земли». Тема знакомая. Еще с начала года в научных изданиях появились публикации по поводу полярной земли, открытой в Ледовитом море американским китобоем Лонгом, которой охотник за китами дал имя Врангеля. Самого сообщения удачливого американца видеть не довелось, но судя по некоторым выдержкам из других изданий, это была именно та земля, которую по наводке чукотских старейшин они упорно искали вместе с Козьминым и Матюшкиным.

Новость, что кому-то невзначай повезло, вызвала двоякое чувство. Шел-шел на своем китобойном судне, и вдруг на горизонте земля, которую другие, рискуя жизнью, искали годы! Но в географии такое случается. Конечно, очень приятно, что Лонг вспомнил о тех, кто имел гораздо большее право открыть эту землю, и отдал им дань памяти. Однако, узнав об открытии, тут же заявили о себе и злопыхатели. Среди них австрийский профессор Фердинанд Гохенштеттер, президент Венского географического общества, и особенно немецкий географ доктор Петерман. Опубликовав сообщение об открытии Лонга в издаваемом им ежемесячном журнале, Петерман посетовал, как неудачно назвал американец новооткрытую землю именем Врангеля. Мол, сам-то Врангель более всех сомневался в существовании на севере земли, когда-то виденной казаком Андреевым, и потому было бы более справедливым назвать открытие «Землей Андреева».

Да потрудился ли Петерман, негодовал Врангель, прежде чем делать такие заключения, хотя бы заглянуть в его труд, посвященный поискам земли, лежащей в Ледовитом море?

Но почитаем, что же написал уважаемый академик Карл Бэр по поводу открытия Лонга и измышлений Петермана.

Правильно, Бэр все ставит на свои места. Напоминает, что на приложенной к описанию своего путешествия карте Врангель указал в море землю с припиской: «Горы видятся в летнее время с мыса Якан» – именно в том районе, где и обнаружил землю Лонг. А казак Андреев, подчеркнул Бэр, будто бы видел землю много западнее – к северу от устья Колымы.

Бэр посчитал нужным напомнить и то, что сведения о земле к северу от мыса Якан были получены экспедицией Врангеля лишь в последний год его пребывания в Сибири и он ходатайствовал перед адмиралтейством о разрешении продолжить экспедицию еще на два года, чтобы, устроив склад провизии на мысе Якан, возобновить поиск земли, в существовании коей не сомневался, и наконец-то отыскать ее. Но предложение это не было принято. «Отсюда ясно, – заключил Бэр, – что капитан Лонг, назвав открытую им землю именем барона Врангеля, воздал сему последнему вполне заслуженную честь».

Что ж, усмехнулся Врангель, доброе имя несправедливо оклеветанного Петерманом восстановлено.

Бэр напомнил и его, Врангеля, собственные слова из книги о полярном путешествии: «Если на севере действительно существует земля, то открытие ее зависит исключительно от случая и благоприятного расположения обстоятельств. Главные условия удачи составляют безбурная морозная зима и позднее наступление весны. При таких условиях путешествие должно быть предпринято от Якана, где, по преданиям жителей, неизвестная страна наиболее сближается с берегом Азиатского материка».

Да, эти слова он записал в своем труде в надежде, что когда-нибудь другому русскому путешественнику вновь посчастливится отправиться на поиск неведомой земли. Увы, за несколько десятилетий, миновавших после завершения их экспедиции, так и не было предпринято попытки повторить их опыт. Некоторые высокие лица считали такие поиски бесперспективными, в других же случаях самую идею поддерживали, но не находилось денег для ее реализации.

Особо не вчитываясь, бегло пробежал то место статьи, где Бэр описывал открытие английским капитаном Келлером к северу от Берингова пролива острова, названного Герольдом, а также признаков в некотором отдалении от него более обширной земли, окрещенной Пловер и положенной на карту несколько западнее острова Герольд. Однако пришедшая в тот же район позднее американская научная экспедиция, подтвердив существование острова Герольда, не смогла обнаружить остров Пловер.

«Дело в том, – справедливо заметил в этой связи Бэр, что в тех краях очень трудно положительно утверждать о существовании земли, на которую путешественники не высаживались. Массы льда легко могут быть приняты за материк; к тому же в этих северных широтах миражи весьма обыкновенны».

Даже знаменитый Кук, напомнил Бэр, при всем его опыте плаваний в полярных морях, совершил, как доказал Сарычев, ошибку, приняв близ северо-западного берега Америки туман за остров, который он нанес на свою карту.

А вот дальше, где Бэр цитирует сообщение Лонга в журнале Nautical Magazine, уже самое интересное. Итак, Лонг западную оконечность виденного им острова обозначил в координатах 70° 46' с. ш. и 178° 30' в. д. «Определение это, – комментирует Бэр, – приближает находку Лонга на 25 миль всего от того места, где Врангель обозначил свою предполагаемую землю».

С погодой Лонгу явно повезло. Ясные дни, открытое, свободное ото льдов море. Вот ведь как важно оказаться в нужное время в нужном месте! Итак, Лонг ведет свое судно от Берингова пролива и видит прямо по курсу корабля землю, окруженную по ее периметру ледяным полем.

«В низменных частях острова, – с волнением читал Врангель выдержки из сообщения Лонга, – совершенно не было снегу, и почва представлялась зеленою, как будто она была покрыта растительностью. 15 и частью 16 августа мы плыли в восточном направлении вдоль острова и приближались к оному в некоторых местах на расстоянии 15 миль. 16-го погода была ясная, и мы хорошо видели среднюю и восточную часть земли. Почти посредине, приблизительно в долготе 180°, находится гора, имеющая форму потухшего вулкана; вышину ее приблизительно определили в 2,480 футов. 16 августа я мог сделать прекрасные наблюдения и обогнул юго-восточный мыс, которому я дал название мыса Гавайи. Он находится на 70° 71' с. ш. и 178° з. д. от Гринвича.

Невозможно сказать, как далеко земля эта простирается к северу; доколе, однако, достигло зрение, мы видели горные цепи, которые терялись вдали... В соседстве ее встречаются во множестве моржи; земля кажется зеленее, чем материковый берег от мыса Баррона до реки Макензи на северном берегу Америки или как северные части Гренландии, которые находятся на более высокой широте».

И решающее: «Я назвал эту землю Врангелевою землею, – писал Лонг, – желая этим принести должную дань уважения человеку, который еще 45 лет назад доказал, что Полярное море открыто».

Отложив журнал, Фердинанд Петрович подошел к окну. С серого неба медленно падали крупинки снега. Вспомнилась молодость, и будто вновь зазвучал в ушах лай понукаемых проводниками собак, бегущих на север. Гряда торосов, с которой он наблюдал вместе с Козьминым открытое море. И как дико ужасен был его вид! Как шутя играли волны огромными льдинами! А дальше горизонт окутывали темно-голубые пары. И таков был крайний предел, куда они смогли проникнуть к северу от мыса Якан. Не зная, что до искомого острова уже рукой подать – миль двадцать пять – тридцать.

Тогда судьба неласково пошутила с ними. И все же об этих годах жалеть не приходилось. Напротив, они всегда вспоминались как самое отчаянное, самое счастливое время жизни.

***

КУДРЯ Аркадий Иванович родился в 1940 г. в Москве, окончил факультет журналистики МГУ им. Ломоносова. Несколько лет работал в газете на Севере, в Эвенкийском автономном округе, затем долгое время – в Агентстве Печати Новости, РИА «Новости». Занимаясь проблемами российского и американского Севера, посетил многие северные регионы страны, дважды бывал на Аляске. В 1988—1993 гг. редактировал международный информационный вестник «Северные новости», в котором, помимо российских журналов, сотрудничали журналисты из США, Канады, Норвегии, Финляндии и Гренландии.

А. Кудря – автор книги повестей «Клуб любителей необычайного» (1992 г.), романов «Правитель Аляски» (Армада, 1996 г.) и «Служенье красоте, или Жизнь художника Серова» (Радуга, 2001 г.).

Роман «След на земле» публикуется впервые.

ХРОНОЛОГИЧЕСКАЯ ТАБЛИЦА

1796 г. —29 декабря (по ст. стилю) родился в г. Пскове.

1810 г. —Поступил в Морской кадетский корпус.

1812 г. —Произведен в гардемарины.

1815 г. —Присвоено звание мичмана.

1816 г. —Плавал на фрегате «Автроил» в Балтийском море.

1817—1819 гг. —Участвовал в кругосветном плавании на шлюпе «Камчатка» под началом капитана В.М. Головнина.

1820 г. —Присвоено звание лейтенанта.

1820—1824 гг. —Возглавлял Колымскую экспедицию для поисков и описи северных земель.

1824 г. —Произведен в капитан-лейтенанты, назначен командиром транспорта «Кроткий».

1825 г. —Опубликованы первые работы о Ледовитом море.

1825—1827 гг. —Плавал вокруг света на транспорте «Кроткий».

1827 г. —Произведен в капитаны 2-го ранга. Избран в корреспонденты Императорской Академии наук.

1828 г. —Командовал фрегатом «Елизавета».

1829 г. —Произведен в капитаны 1-го ранга с назначением главным правителем российско-американских колоний.

1835—1836 гг. —После завершения службы в Русской Америке совершил путешествие в Мексику.

1836 г. —Произведен в контр-адмиралы, назначен директором департамента корабельных лесов.

1837 г. —Избран в члены-корреспонденты Лондонского королевского географического общества.

1840—1849 гг. —Исполнял обязанности главного директора Российско-Американской компании.

1841 г. —Выход в свет «Путешествия по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю».

1845 г. —Совместно с Ф. П. Литке и К. М. Бэром участвовал в организации Русского географического общества. На первом собрании общества 7 октября избран председателем отделения общей географии.

1854 г. —Назначен директором Гидрографического департамента Морского министерства.

1855 г. —Назначен управляющим Морским министерством.

1856 г. —Назначен председателем комитета для изыскания средств для развития коммерческого флота. Произведен в адмиралы.

1857 г. —Оставил по болезни пост управляющего Морским министерством. Назначен членом Государственного совета.

1870 г. – 25 мая (по ст. стилю) умер в Дерпте.