Текст книги "Фердинанд Врангель. След на земле"

Автор книги: Аркадий Кудря

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)

Глава десятая

Покидая весной почти отстроенный на острове редут, получивший имя Св. Дионисия, лейтенант Зарембо имел все основания испытывать удовлетворение. Из двух башен, высившихся над стеной редута, были устремлены в сторону устья Стикина жерла орудий. За прочным тыном размещались на внутренней территории дом управляющего, казарма, склад-магазин для хранения мехов и товаров.

Зима прошла не только в строительных заботах. Несколько крепких людей были посланы на лыжах в верховья Стикина, и они поднялись по замерзшему руслу почти на двести верст. По возвращении сообщили, что шли глубоким каньоном, а за ним встретили по реке племя колошей и сторговали у туземцев четыре сотни бобровых шкур. По словам колошей, в прошлом году в их края поднимались лодки с английского корабля, и англичане подыскали в верховьях место, где собирались строить торговый пост.

Колошам начальник англичан не понравился: он был грузен, как раскормленная свинья, и при такой-то внешности выставлялся словно великий воин. Грозным голосом отдавал команды, а когда вожди попытались оспорить его право селиться на их землях, схватился за пистолет.

По всем приметам, пришел к выводу Зарембо, поднимавшийся в верховья англичанин был не кто иной, как главный торговец Компании Гудзонова залива Питер Огден. Значит, британцы все же не отступились от намерения обосноваться на реке и, скорее всего, попытаются осуществить свой план предстоящим летом.

Перед отплытием Зарембо, чтобы окончательно расположить колошей, устроил для них коллективное угощение – потлач, или игрушку, как говорили в Русской Америке. Местному же вождю Кекхальцечу лейтенант пообещал привезти от главного русского тойона почетную награду – серебряную медаль союзников России.

Попросив вождей присматривать в его отсутствие за редутом, Зарембо на всякий случай оставил в нем четырех промышленников, песельников и плясунов, коих колоши особо отличили за их веселый нрав.

На борту «Чичагова» лейтенант Зарембо вез свыше тысячи бобровых шкур, закупленных у туземцев, и иные меха.

Доклад вернувшегося в Ново-Архангельск Дионисия Зарембо об успешном выполнении порученной ему миссии порадовал Врангеля. Что ж, редут построен своевременно, и теперь есть основание не пропустить англичан на Стикин. Но кое-что в докладе настораживало. По словам Зарембо, стикинские колоши неплохо вооружены ружьями и боеприпасами бывавшими у них американскими и, как будто, английскими торговцами. Хорошо же они соблюдают условия межгосударственных конвенций, запрещающих продавать туземцам этот товар! И вот уже колоши в обмен на пушнину требуют ружья и у Зарембо. Пока продавать нельзя, но в будущем, по окончании срока действий конвенций, без этого никак не обойтись, чтобы выдержать конкуренцию с англичанами.

Об этом он и сообщил в очередном письме главному правлению Российско-Американской компании. Касаясь поездки в селение Росс, обратил внимание директоров компании на другую важную тему – необходимость занятия равнин реки Славянки и переговоров с правительством Мексики.

Уединившись в рабочем кабинете, Врангель писал: «...Занятием сих мест обеспечив колонии в нужнейших потребностях пропитания, Компания могла бы извлечь и многие другие выгоды. Например: это беспрестанно увеличивающееся число стариков промышленных, обремененных семействами, остающихся в тягость Компании и всем жителям колоний. Куда бы их лучше поселить, как не на речке Славянке, где их дети бы вырастали здоровыми и откуда бы сии последние могли поступать на временную службу Компании. Здесь можно бы и главную школу завести и со временем вместе с совершенствованием сельского хозяйства, под опытным и благоразумном управлением возродились бы некоторые полезные фабрики (именно: толстых сукон и одеял, канатный и мыловаренный заводы), извлекалось бы множество произведений, полезных для колоний...»

Упомянув, что долины Славянки, кои он имеет в виду, лежат вне границ русских владений, Врангель добавил: «С другой стороны, по мнению моему, все сии затруднения могли бы быть отстранены, если б наше Правительство вступило на прямые сношения и переговоры с Правительством Мексики о сем предмете. Там хорошо поймут, что соседство горсти русских мужиков, так сказать отгороженных от своей родины, никогда не может быть опасным целости владений Мексики, а напротив русское поселение на этом месте может остановить или по крайней мере затруднить гораздо опаснейшее для Мексики покушение англичан и Северных Соединенных Штатов.

Нужно спешить начатием переговоров с Правительством Мексики об упомянутом предмете, – медлительностью можно повредить успеху, допустить англичан или граждан Соединенных Штатов не токмо помешать нам, но и самим занять те места и лишить Российско-Американскую компанию одного из прекраснейших приобретений в здешнем крае».

Приближалось лето, и пора вновь отправлять «Чичагов» к Стикину.

– В случае появления Огдена, – инструктировал Врангель лейтенанта Зарембо перед отплытием брига, – следует воспрепятствовать ему пройти вверх по реке. Но сделать это надо умело, не прибегая к оружию. Помните, что это запрещено конвенцией, подписанной с англичанами. Ссылайтесь для оправдания своих действий на статью вторую конвенции и мой запрет устраивать англичанам поселение на реке, где уже имеется русская оседлость. Если же Огдену что-то не понравится в ваших действиях, а это должно ему не понравиться, пусть плывет сюда и обращается за разъяснениями ко мне лично.

– А ежели британец прибегнет к силе и откроет огонь? – Судя по оживлению, с каким был задан этот вопрос, подобный поворот событий мог лишь раззадорить известного своим упрямством и неуступчивостью лейтенанта Зарембо.

Врангель, уловив ход его мыслей, усмехнулся:

– Тогда вся ответственность за вооруженный конфликт ляжет на британцев. Никто не запрещает вам принять в случае необходимости меры для самообороны. Предупредительный огонь может остудить горячую голову Огдена. Если я не ошибаюсь, на «Чичагове» четырнадцать пушек...

– И две в редуте! – напомнил Зарембо.

– Это все ж кое-что, и любой, даже цивилизованный, бандит доводы, подкрепленные силой, понимает лучше, чем слова. В случае заварушки к вам поспешит на помощь прапорщик Кузнецов на шхуне «Чилькат» – вы, кстати, уйдете отсюда вместе. Но я надеюсь, что, столкнувшись с твердым отказом пропустить его судно и хоть чуть-чуть пошевелив мозгами, если они у него есть, агент Гудзонбайской компании на рожон не полезет, на вооруженное столкновение не пойдет.

В конце апреля бриг «Чичагов» и шхуна «Чилькат» вышли из Ситхинского залива. Кузнецову Врангель поручил отправиться вдоль морского побережья несколько севернее устья Стикина, к заливу Линн-Ченнел, чтобы прозондировать у вождей племен, обосновавшихся на устьях рек Чилькат и Таку, возможность создания здесь в будущем новых русских факторий. Вместе с Дионисьевским редутом они перекроют англичанам все пути для торговли по рекам в юго-восточной стороне русских владений.

После завершения переговоров с вождями колошей Кузнецову предписывалось идти к Дионисьевскому редуту для усиления его гарнизона и поддержки, по надобности, действий Зарембо против англичан.

Жизнь право, совсем недурна, когда впереди ждут приятные перемены, а твоими помыслами руководит достойная цель, выводящая личную судьбу на новую, более высокую орбиту.

Так возвышенно размышлял главный торговец Компании Гудзонова залива Питер Скин Огден, продвигаясь на бриге «Дриад» все дальше на север, к устью реки Стикин. Во время прошлогодней экспедиции он наконец без помех прошел в верховья реки и застолбил место, пригодное для постройки форта. Наряду с другими внутриматериковыми факториями, созданными компанией на западе континента, будущий форт ложился необходимым звеном в единую систему торговых поселений, призванных взять под полный контроль всю торговлю с индейцами в районе севернее реки Колумбия.

«Дриад», нагруженный разным добром, шел от регионального центра Компании Гудзонова залива – форта Ванкувер на Колумбии. «Чем не Ноев ковчег!» – зубоскалили еще в Ванкувере работавшие в компании трапперы, когда на палубу корабля заводили коров и лошадей, доставляли клетки с галдящими в них курами, свиньями, петухами. Но с такой обустроенной на месте, животноводческой фермой население форта на Стикине не будет испытывать недостатка в продовольствии и избавит себя от зависимости по этому пункту от поставок индейцев.

Из-за всей этой живности, голосящей и сейчас на разные голоса, выход «Дриада» задержался. Первоначально Огден собирался к Стикину в мае, а уже вторая половина июня...

Глядя на крутые, поросшие лесом горы, тянувшиеся с правого борта, Огден подошел к капитану, дружески хлопнул его по плечу:

– Подходим, Джо, а?

– Подходим, – мрачно буркнул тот, не отрываясь от зрительной трубы. – Только кто-то там уже есть, и, похоже, это русский корабль.

– Ну-ка! – Огден, не спрашивая позволения, завладел трубой и приложил ее к глазам. Вот так черт! В тени гор на устье Стикина действительно стоял корабль под русским флагом, кажется бриг, с подвязанными парусами.

– Это что еще за фокусы! – процедил Огден и завершил фразу крепким проклятием. – Что ж, подойдем ближе, побеседуем!

Когда суда разделяло около полумили, обнаружился еще один сюрприз. На мысу острова, против устья реки, возвышался редут, обнесенный частоколом с двумя сторожевыми будками. Близ него суетились вооруженные ружьями люди.

– Дай салют, Джо, в честь нашего прибытия, – хрипло приказал Огден, – и ставь корабль на якоря. Придется с ними разобраться.

На выстрел «Дриада» прозвучал ответный залп с русского корабля.

Огден сел в спущенную на воду шлюпку и велел матросам грести к русскому судну. Оттуда тоже спустили шлюпку, и они сближались.

Проклятье, негодовал Огден, когда же они успели построить здесь форт? Он хорошо помнил содержание русско-английской конвенции и понимал, что, опередив его с заселением на реке, русские могут запретить подниматься вверх по Стикину.

Шлюпки сошлись на расстояние, позволявшее вести переговоры. Сидевший на корме поднялся. Он был в украшенной эполетами форме офицера российского императорского флота, долговязый, с пушистыми бакенбардами на худощавом лице. На ломаном английском представился: командир брига «Чичагов» лейтенант Зарембо.

– А кто вы и зачем здесь? – довольно резко потребовал Зарембо.

Питер Огден, обуздав переполнявшую его ярость, сообщил свое имя и что он главный торговец Компании Гудзонова залива. Руководством компании ему поручено пройти вверх по реке и построить там торговый пост. Согласно конвенции, напомнил Огден, английским судам разрешается проходить по рекам, впадающим в море на русской территории.

В ответ русский офицер опять забубнил что-то невразумительное на непонятном Огдену английском и дважды выразительно ткнул пальцем на постройки редута.

– Я не понимаю! – нараспев, свирепо прорычал Огден, и тогда Зарембо дал команду матросам подойти к английской шлюпке. Перегнувшись через борт, он протянул англичанину заранее заготовленную бумагу, в которой наспех было проставлено число. Огден не без труда прочел: «Дано 18 июня 1834 г. на бриге Колумбийской компании м-ру Огану (имени-то правильно написать не может, и название компании переврал, мысленно чертыхнулся Огден) на реке Стикин. На основании Конвенции я запрещаю торговать с жителями реки Стикин, которые имеют здесь свои поселения. Руководствуясь инструкциями, полученными от главного правителя барона Врангеля, я запрещаю входить в реку Стикин».

Сию грубую дипломатическую ноту венчала неразборчивая подпись.

Питер Огден с ненавистью уставился на лицо ее подателя: ему показалось, что в глазах русского скользнула издевательская усмешка. Едва сдерживаясь, чтобы не схватиться за пистолет, Огден скомандовал грести назад, к «Дриаду». План дальнейших действий не мешало бы обсудить с капитаном корабля.

Пока на реке Стикин Питер Огден безуспешно пытался решить свои проблемы с неуступчивым лейтенантом Дионисием Зарембо, в Ново-Архангельске жизнь шла своим чередом, один за другим приходили с товарам корабли американских купцов. Первым пожаловал на «Дайане» шкипер Литл [39]39
  Little (англ.) – маленький.


[Закрыть], чья неказистая внешность вполне отвечала его фамилии. За ним прибыл с Сандвичевых островов представитель базирующейся в Гонолулу процветающей фирмы Уильям Френч, и ему Фердинанд Врангель посчитал необходимым уделить более серьезное внимание. Френч, в отличие от большинства американцев, был заинтересован получить в обмен на привезенные им товары отнюдь не меха, а производимы в столице Русской Америки строительные материалы, рангоутное дерево, гребные лодки. Такого рода сделки главному правителю русских колоний представлялись весьма перспективными.

К тому же, ознакомившись с местной верфью, Уильям Френч оценил ее столь высоко, что решил закупкой гребных лодок не ограничиться и пожелал, если это воз можно, произвести на ней ремонт своего корабля и заново покрасить судно. Когда работа была завершена, американец заявил радушно принимавшему его хозяину что в благодарность за гостеприимство и в память об очаровательной супруге главного правителя он просит написать на борту корабля новое имя – «Леди Врангель».

Отплытие из Ново-Архангельска Уильям Френч отметил торжественным обедом на борту переименованного корабля с участием четы Врангель. Разговор завязался вокруг положения на Сандвичевых островах. Два визита в этот райский уголок земли во время кругосветных плаваний оставили у Фердинанда Петровича яркие по силе впечатления, и его живо интересовали все перемены там. Из предыдущих бесед с Френчем он уже узнал, что после смерти два года назад всесильной регентши Каахуманы, вдовы короля Камеамеа, бразды правления наконец-то взял в свои руки младший сын великого воина – Камеамеа III.

– На островах по-прежнему бывает много китобойных судов? – отпивая сладковатое французское вино, спрашивал Врангель.

– О, да, – подтвердил Френч, – хотя в прошлом году их заходило меньше, чем прежде. Говорят, за китами приходится идти все дальше, теперь уже и в Берингово море. А вы, кстати, не пробовали освоить этот промысел? Он весьма выгоден, и те, кто им занимаются, делают большие деньги.

– Опыт был, – подтвердил Врангель, – с помощью нанятого на службу в компанию вашего земляка-гарпунера. К сожалению, он оказался мало удачным. Может быть, и гарпунщик был недостаточно искусным, да и наши промышленники как-то не смогли приспособиться к такой охоте. Так что все идет, как и встарь: служащие в компании алеуты подкалывают китов, заплывая в стадо на своих легких байдарках.

– Какое мужество! – подивился Френч. – А как же они буксируют их к берегу?

– Им это и не надо делать. Волны выкидывают туши обессилевших китов на берег.

– Хорошо, что у вас есть такие охотники, но труд китобойцев все же производительнее.

– Не сомневаюсь, – улыбнулся Врангель и свернул разговор на другую тему: – В этой части американского континента мы сталкиваемся с довольно острой конкуренцией и ваших соотечественников, и англичан. Каждому хочется опередить другого и первому закупить или обменять меха, промышляемые туземцами. А как обстоят торговые дела на Сандвичевых островах? У вас есть соперники, или американцы уже полностью монополизировали тамошнюю торговлю?

– Да почему же нет? – хмыкнул Френч. – Где же, барон, отсутствует сейчас конкуренция? Она есть везде, в той же Калифорнии, где англичане все настойчивей наступают нам на хвост. Особенно активно проявляет себя небезызвестная Компания Гудзонова залива. Они пытаются оттереть нас и на Сандвичевых островах, в этом году открыли в Гонолулу свой филиал – фирму «Пелли энд Аллен». Продают на островах пиломатериалы, производимые в поселениях компании: фортах Ванкувер и Джордж. А английский консул, некто Чарльтон, постоянно интригует против наших купцов. При жизни старшего сына Камеамеа, Лиолио, он сумел уговорить гавайского короля совершить с женой поездку в Англию, и эта поездка подорвала его здоровье. После смерти Лиолио консул Чарльтон втерся в доверие к могущественному вождю Поки. А сейчас, преследуя, разумеется, интересы английских купцов, ведет подрывную работу против наших миссионеров, внушая канакам, что, проповедуя веру в Христа, миссионеры разрушают их национальную культуру. Однако простите мою болтовню, – вдруг осекся Френч. – Предлагаю тост за прекрасную хозяйку этого северного края, за леди Врангель! Теперь, баронесса, мой корабль понесет ваше имя по всему свету!

Елизавета Васильевна признательной улыбкой и наклоном головы поблагодарила учтивого купца.

– Говоря откровенно, – продолжил Френч тему соперничества с англичанами, – и я сам, и некоторые мои коллеги в Гонолулу предпочли бы покупать строительный материал не у англичан, а у вас, русских, здесь, в Ново-Архангельске. Весьма надеюсь, что наш с вами, мистер Врангель, успешный опыт может заинтересовать и других.

– Мы тоже заинтересованы в этом, – подхватил Врангель. – Если наши операции по поставке строительных материалов на Сандвичевы острова будут расширяться, надо будет послать в Гонолулу торгового агента от нашей компании. Посмотрим, как пойдут дела. Если все будет складываться удачно, я подниму этот вопрос перед советом директоров компании в Санкт-Петербурге.

Разговор прервался заглянувшим в каюту помощником капитана.

– В гавани, сэр, – доложил он Френчу, – появилась шлюпка под британским флагом. У них срочная депеша на имя барона Врангеля.

– Ваше слово, барон, – повернулся к Врангелю Френч.

– А можно ли дать сигнал шлюпке подойти к кораблю и передать адресованную мне депешу?

– Да почему же нельзя? В этой гавани хозяин вы, а не я.

Беседа продолжилась, но вновь прервалась, когда помощник капитана принес запечатанный конверт. Врангель, извинившись, вскрыл его и прочел негодующее письмо Питера Огдена. Англичанин сетовал, на каком основании его судну запрещен проход по реке Стикин. Нагло требовал немедленно дать указание командиру русского корабля пропустить его на Стикин.

На том же листе бумаги Врангель начертал свой ответ. Посоветовав англичанину еще раз изучить статью вторую конвенции, вновь подтвердил: лейтенант Зарембо уполномочен выполнять указание главного правителя не пропускать английский корабль, что он и делает. Вернув письмо для передачи Огдену, Врангель со светской улыбкой изложил американцу суть конфликта с агентом Компании Гудзонова залива.

– Вот видите! – выслушав, торжествующе вскричал Френч. – Теперь «люди короля Георга» пытаются теснить и вас на вашей же территории.

– А мы не уступаем! – с задором ответил Врангель.

– Нам непременно надо развивать связи, чтобы сдержать экспансию англичан, – азартно призвал Френч.

На этом можно было и завершить встречу. Поблагодарив хозяина корабля, супруги Врангель откланялись, пожелав Уильяму Френчу счастливого возвращения в Гонолулу.

В ответе Врангеля Питер Скин Огден усмотрел нежелание главного правителя вникнуть в суть дела и налет высокомерия. Похоже, противостояние в устье Стикина ни к чему не приведет. Русский офицер по-прежнему упрямо долдонил, что выполняет приказ и вверх по реке пройти не дозволит. Да еще перешел к скрытым угрозам:

– Не теряйте зря время. Возвращайтесь туда, откуда явились. Я человек терпеливый, но скоро сюда подойдет другой русский корабль, а у моего коллеги нервы не столь крепкие, как у меня.

Питер Огден не вполне понимал исковерканный английский язык, на котором изъяснялся Зарембо, но выразительные ухмылки русских матросов и их веселый гогот не оставляли сомнений в оскорбительном смысле этой тирады. Что-то там насчет второго корабля и что вместе они готовы намылить англичанам холку.

Мало того, на устье реки собралось несколько длинных индейских лодок-долбленок, и переполнившие их тлинкиты с воинственно размалеванными лицами, судя по всему, тоже готовы были встать на сторону русских.

– Может, действительно пора уходить? – сквозь зубы процедил Огден шкиперу Джо Сайленту.

Обращение «Дриада» вспять сопровождалось довольным свистом и улюлюканием одержавших бескровную победу русских моряков. Однако свой протест по поводу такого поворота событий выразили пассажиры «Дриада»: некормленные лошади возмущенно ржали, им тягостным мычанием вторили и коровы.

Вернуться несолоно хлебавши назад, в форт Ванкувер, со всем этим Ноевым ковчегом казалось Огдену верхом собственного унижения. По пути он решил, что, если уж все готово для постройки фактории, он будет строить ее у южной границы, разделяющей, согласно конвенции, русские и английские владения, – на берегу залива Портленд. Идею одобрил и шкипер Сайлент: ему тоже не терпелось очистить палубу от ржущего и мычащего населения. Подыскав на берегу залива подходящий участок, бросили якорь и приступили к доставке на берег заморенных животных.

Через пару дней с корабля сняли все необходимое, и можно было приступать к строительству. Одна беда – лес приходилось брать слишком далеко, и Огден распорядился послать на шлюпке людей через залив: на русском берегу лес рос почти у самой воды. Однако бодрый стук топоров и визжание пил слышалось с того берега недолго. Заготовители вернулись назад налегке. Старший команды с возмущением рассказал, что русские матросы и промышленники, провожавшие «Дриад» до границы, угрожая оружием, не дали им рубить лес и, несмотря на попытки сопротивления, вытолкали со своей территории взашей.

– Это что же, война? – мрачно оценил ситуацию Огден.

Тем не менее, несмотря на все препоны, строительство форта, который решено было назвать именем благоволившего к Огдену главного управляющего Компании Гудзонова залива Джорджа Симпсона, продолжалось. Для подвозки же бревен теперь использовали окрепших на тучных пастбищах лошадей.

Из Николаевского редута на берегу Кенайского залива донесли, что отряд Глазунова у них не появлялся. Тревогу Врангеля по поводу судьбы экспедиции наконец-то развеял вернувшийся из летнего плавания Александр Кашеваров. На вверенной ему шхуне «Квихпак» он выполнял транспортные рейсы, ходил к Унге, Уналашке, на острова Прибылова и в Александровский редут на устье реки Нушагак. Заключительную же часть навигации Кашеваров провел в районе залива Нортон, близ редута Св. Михаила.

Слушая обстоятельный отчет, Врангель не выдержал и спросил:

– Что слышно о походе Глазунова на Квихпак и Кускоквим, где он?

– Жив Глазунов и здоров! – радостно откликнулся Кашеваров. – Видел я его и говорил с ним. Едва прибыл в залив и стал на якорь у острова Св. Михаила, тотчас приплыл ко мне Андрей Кондратьевич с тамошним правителем Козьминым. Рассказали, что туземцы приморские настроены к русским миролюбиво. То же и те, что в низовьях Квихпака проживают. Обласканные Глазуновым во время похода его, они ездят теперь без страха торговать в редут. Глазунов же прошел на Квихпак по реке Анвик, до ее устья, где впадает она в Квихпак, и затем спускался вниз по реке до места, где, как указали ему туземцы, есть удобный перенос на Кускоквим. В селении Квыгым встречался он с управляющим кускоквимской одиночкой Лукиным.

– Вот журнал его путешествия, – Кашеваров протянул Врангелю тетрадь в кожаном футляре. – Специально для вас, Фердинанд Петрович, передал. Там весь путь и все его злоключения описаны с момента, как вышли они на приток Кускоквима Тхальхук, откуда собирались перевалить через горы, чтобы пробиться к Кенайскому заливу. Тут и карта есть, и высочайшая гора обозначена, кою видели они впереди, в горном кряже. И ту гору, рассказывал Глазунов, туземцы местные называют Денали, а высотой она превосходит гору Св. Ильи. На словах Андрей Кондратьевич просил передать, что если и есть проход по Тхальхуку через горы к Николаевскому редуту, то он так тяжел, что навряд ли принесет нам много выгод.

– Спасибо, Александр Филиппович, за сообщение. Вот мне сразу и полегчало, что вернулся он в добром здравии. Немало переволновался, что и как, не погибли ли в безвестности наши люди.

Повеселев от принесенных Кашеваровым новостей, Врангель расспросил штурмана о других русских селениях, где он побывал. Особо поинтересовался, виделся ли он на Уналашке с отцом Иоанном и когда тот собирается перебраться, как они договорились, в Ново-Архангельск.

– Виделся с отцом Иоанном, – подтвердил Кашеваров. – Поклон вам шлет. До конца года обещает переехать сюда на постоянное жительство и службу. Пока же, сказывал, кое-какие дела на Уналашке надо завершить.

После ухода Кашеварова Врангель нетерпеливо раскрыл путевой журнал Глазунова, пробежал глазами несколько строк. Нет, торопиться ни к чему. Прочтет вечером или завтра. Он с почти отеческой теплотой подумал о тех креолах, кому без опаски можно поручить самое дерзкое, отчаянное дело, как Глазунов, Лукин... Похоже, со временем достойно проявит себя и Кашеваров. Уроженцы этой земли, они были умелы, выносливы, стойки к невзгодам. Новое, воспитанное компанией поколение стало надежной опорой во всех делах.

Отец Иоанн Вениаминов прибыл в Ново-Архангельск на исходе года. Представился, как положено, главному правителю. Встретились тепло, трижды, по русскому обычаю, расцеловались.

– Наконец-то! – не скрыл радости Врангель. – Надеюсь, и семья с вами?

– Со мной, – подтвердил священник. – Пока у знакомых остановились.

– Сегодня же и в свой дом перебраться можете. Летом его отстроили. Как и все мы, ждет не дождется своего хозяина. Присядем, отец Иоанн. Соскучился я, говоря по правде, по вашему обществу. Расскажите, что нового в вашей жизни.

Священник сел в предложенное ему вольтеровское кресло. Помолчав, сказал:

– Очень непросто было мне, Фердинанд Петрович, уезжать оттуда, от возлюбленной моей паствы. Уж так мы привязались друг к другу, что добросердечные алеуты, прослышав об моем отъезде, собрались в селении в великом множестве. Некоторые и с соседних островов специально приплыли, чтоб проститься со мной, и не могли сдержать слез. У меня и самого на душе боль была, утешал их, что забывать не буду и еще встретимся.

Если же о каких-то новостях говорить, то все последние мои заботы, весь досуг посвящались переводу на язык лисьевских алеутов краткой Священной истории, Катехизиса, Евангелия от Матвея. Для облегчения восприятия христианской веры и собственное поучение составил – «Указание пути в Царствие Небесное» – о том, в чем состоит подвиг Господа нашего Иисуса Христа и какие блага душевные дает Христос тем, кто следует за Ним. И очень рад, что скромное это поучение до глубины сердец алеутов тронуло. Букварь на их языке составляю и мечтаю издать когда-нибудь эти работы в России, чтобы с их помощью приохотить население Лисьевских островов к грамоте. Не один, впрочем, я трудился. Нашелся надежный помощник мне, в детстве крещенный алеут Иван Паньков. Зная русский язык и грамоту, он с усердием вникал в мои занятия, словом и делом способствовал и лингвистическим моим трудам, и переводу священных текстов.

И должен сказать вам, Фердинанд Петрович, что испытываю глубокое удовлетворение от тех благотворных перемен, кои оказывает проповедь христианской нравственности на жизнь и быт алеутов. Среди крещеных и воспринявших слово Божие нет теперь привычки жить как попало. Окрепли устои семьи, дети ныне рождаются в законном, освященном церковью браке, и от того алеутское население островов заметно прибавляется.

Воспользовавшись паузой, Врангель с чувством сказал:

– Спасибо вам огромное, отец Иоанн, за ваши подвижнические труды. Теперь еще лучше понимаю, как нелегко вам было принять мое предложение о переезде на Ситху. Но ничего, надеюсь, скоро освоитесь и полюбите эти места. В житейском же плане, поверьте, не будете испытывать никаких неудобств. Опять же и школа у нас неплохая. Детишки ваши младшие должны ее полюбить. Осмотритесь, а там, убежден, и колошей с успехом крестить будете и приобщать к вере Христовой. Хотя этот орешек покрепче, чем алеуты. Так уж, видно, неласково природа их наградила, что ни миролюбием, ни добросердечием народ этот не отличается.

– Для начала придется мне их язык выучить, – в раздумье сказал Вениаминов. – Хоть и слышал, что произношением он посложнее алеутского.

– У меня в библиотеке, – ту же вспомнил Врангель, – есть копии записей наших морских офицеров, пытавшихся составить краткий словарь языка колошей. Если будут вам потребны, всегда готов предоставить.

– Спасибо! Они могут мне пригодиться.

С лукавинкой взглянув на Врангеля, Вениаминов спросил:

– А банька-то есть при доме, что для семейства моего приготовлен?

– Имеется, – улыбнулся Врангель, – и, говорят, неплохая. Мастер своего дела ее соорудил.

– Вот и славно! – расцвел священник. – Сегодня же с дороги и попарюсь. И детишек не мешает помыть. Еще раз спасибо, Фердинанд Петрович, за заботы и добрые слова.

Оба поднялись.

– Если, отец Иоанн, не возражаете, я вам домик этот сейчас и покажу.

– Благодарствую.

Они вместе спустились вниз, в селение.

– Огонь и ночью поддерживайте. Ясно вам?

– Все ясно, тятя, – ломающимся баском ответил старший из сыновей, Петр.

– Я через пару дней вернусь, и чтоб все у вас было готово.

Лукин с ружьем в руке шагнул в легкую, обитую берестой лодку и, положив ружье на дно, взялся за шест. Сильно оттолкнувшись, направил лодку вверх по течению реки.

Жена промышленника, крещенная кадьякская алеутка Наталья, с минуту проводив его глазами, вновь взялась за шитье из камуса теплой зимней обуви – торбасов.

– Я к ручью пошел порыбачить, – известил младший из сыновей, двенадцатилетний Иван.

Еще вчера они и не помышляли, что задержатся в этом месте на берегу Кускоквима на несколько дней. После обычной в летнюю пору торговой поездки отца на становища туземцев их путь лежал назад, к дому, построенному недалеко от устья реки Квыгым. Но утром, на заре, одному из подростков повезло. Иван проснулся рано, когда остальные еще спали, и, сполоснув для бодрости лицо, решил попытать рыбацкое или охотничье счастье. Взял удочку, ружье и поплыл на берестянке по реке.

День опять, как и всю последнюю неделю, обещал быть жарким, и лес по берегам – береза, лиственница, ольха – стоял словно дремотный, не колышет ветвями, не вздрогнет от ветра ни один листик. Полный штиль. И такая же завораживающая тишина на реке. Лишь изредка выплескивающая из воды рыба нарушает покой.

Ветвистую голову впереди себя, саженях в двадцати пяти, Иван заметил не сразу. А когда рассмотрел, прекратил греблю и тихо поднял ружье. Прицелившись, караулил подходящий момент. Вот зверь начал выходить на берег, и тогда Иван нажал на курок. Олень споткнулся и, не имея сил подняться на кручу и уйти в лес, побежал по прибрежной гальке. И тогда Иван выстрелил второй раз, и олень упал.