Текст книги "Поцелуй бабочки"
Автор книги: Аркадий Тигай
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
– Уехала, чтобы увести из «Манчжурии». Алекс распорядился – она выполнила. Вот и вся любовь.
– Врешь! – закричал я.
Горшенин покрутил у головы пальцем.
– Скажи, Сева, этому больному…
Сева утвердительно закивал.
– Как раз семнадцатого, когда вы в «Манчжурии» праздновали, у них в сарае покойник лежал незакопанный, это точно.
– Ты хоть помнишь, что вы там устроили?.. «Маршал» с охраной на трех джипах, Боб корочками размахивал, лечил персонал… Ты тоже хорош – взял девчонку за руку и уперся: без нее не уйду. Так было, Сева?
– Точно.
– Ты откуда знаешь?
Горшенин резко остановил машину и повернулся ко мне.
– Во-первых, не ори, – тихо сказал он. – А во-вторых, откуда что мы знаем, не твоего телячьего ума дело. Я тебе объясняю, что баба эта не сама по себе ходит. Это отлаженная система натурализации нелегалов. Она в этой системе…
– Ну и что, я тоже в системе.
– Конечно в системе, кто бы возражал. Только в другой.
– Вот и неизвестно еще, какая система круче будет! – пробурчал я.
Горшенин со вздохом закатил глаза и тронул машину.
За глаза его зовут Лавриком, от фамилии Лавров, и он может все… Или почти все. Ни звание, ни спецслужбистскую должность Лаврика никто не знает, да и едва ли название должности что-то прояснило бы в его личности. Какой-нибудь «начальник консультативной группы по связям»…
С «конторой» «маршала» Лаврик находится в отношениях дружественной неприязни, то есть «пока не представилась возможность уничтожить, почти любовь». Меня знает как специалиста, иногда приглашает на консультации, против чего «маршал» никогда не возражает.
Я встретился с Лавриком в пустом гулком вестибюле за кулисами какого-то городского торжества.
– Только коротко, – предупредил он.
Мой рассказ о «Манчжурии» и пресловутой схеме с покойниками выслушал без выражения на лице.
– Все? – спросил Лаврик.
– Все.
– Что тебе надо?
Я опешил.
– Я думал, что вы, как спецслужба…
Пожал плечами. Буркнул: «Без комментариев» – и пошел к выходу. В это время неожиданно зазвучал знакомый голос Анжелы.
– Юраша, ты где?
Подруга появилась в дверном проеме.
– Я тебя ищу, а ты тут… – сказала Анжела и встретилась со мной глазами.
«Для нас Лаврик – Юраша, стало быть, – подумал я. – Вот так номер».
– Ты иди, – довольно бесцеремонно сказала она Лаврику.
Ушел безропотно, чмокнув Анжелу в щеку.
– Давно не виделись, – сказала она, закуривая.
– Давно. А он?..
– Муж, – подтвердила Анжела.
– Тогда понятно.
– Что тебе понятно? Может, ты ревнуешь? – засмеялась. Потом еще что-то говорила. Вдруг стала серьезной. – Ты уходишь от меня?
– Ухожу, – признался я. – Я тебе очень нужен? Скажи, только честно.
Анжела отрицательно покачала головой.
– Может, и не очень, просто когда от собаки убегают, ее это заводит. – Пошла к выходу. Остановилась. – Тебе очень нужен Лавров?
– Вот так, – резанул себя рукой по шее. – Вопрос жизни.
Выдержала паузу. Затянулась…
– Ладно, стой тут. – Ушла.
Лаврик появился через минуту.
– Лично твой интерес какой? – спросил он. – Не темни.
Я назвал «водопроводчика».
– Чтобы прихватить твоего «водопроводчика», придется погасить всю схему, – вздохнул Лаврик. – Ясно, что для федеральной службы никаких секретов тут нет, просто с этой схемы кто-то кормится, ты же понимаешь…
Я этого не понимал, но согласно кивнул.
– Значит, речь идет о больших деньгах, – продолжил Лаврик. – Какие будут предложения?
У меня никаких предложений не было.
– Тогда у меня есть предложение, – сказал Лаврик. – Ты сольешь мне всю систему защиты по «Союзу пяти», которую ты делал, а я ликвидирую «Манчжурию»… «Маршал» ничего не узнает, – предупредил он мои возражения.
Принять предложение было равносильно самоубийству, я отказался.
После встречи с Лавриком я провел худший в жизни вечер. Глядя в темный двор, в котором обезумевшие от счастья инвалиды распивали шампанское, а Ромео орал на всю улицу: «Люблю Зою!», я со всей ясностью осознал безысходность своего положения.
Это только кажется, что между благополучием и прозябанием пропасть. Один неудачный поворот, кювет, сальто через капот, и новенький блестящий автомобиль превращается в груду бесполезного металла. Так и с моей жизнью – совсем недавно я был полновластным ее хозяином. Я отдавал распоряжения, и рабыня-судьба беспрекословно их выполняла. И вот я в тупике…
Я щелкнул тумблером приемника и услышал Моцарта, который звучал в комнате Ли. Она подпевала, как мне представлялось, закрыв глаза… Я раскис, чуть не рыдая от умиления… Потом раздался хлопок входной двери и резкий голос «водопроводчика»: «Выключи эту…» Музыка оборвалась. И тогда я стал топтать приемник. Я долбил по нему каблуками, пока не растоптал в мелкую крошку. Потом набрал номер Лаврика и сказал, что согласен на все.
На ликвидацию «Манчжурии» Лаврику понадобилось несколько дней. По телику как раз передавали победные реляции о разоблачении спецслужбами преступной сети, осуществлявшей трансферт нелегалов, когда раздался телефонный звонок и в трубке заорал истеричный голос Бобки:
– Леха, тебя приговорили. «Маршал» узнал про схему «Союза пяти»!
– Что?
– Что ты наделал! Что ты наделал!.. – кричал Бобка. – Зачем?
– Не знаю, – признался я.
– Тебе конец, Леха, ты понимаешь, дубина, что это финиш?! – всхлипнул и замолчал.
– Что мне делать, Боба?
– Выключи телефон и срочно линяй, если есть куда. – Помолчал и добавил: – Какой же ты дурак, Леха!
Телефон умолк и тут же зазвонил снова.
– Парусников, тебя заказали, – сказал спокойный голос Анжелы.
– Знаю! – Выключил трубку. Сел. – Что ж, ты снова стал хозяином своей судьбы, – сказал я себе. – Ты хотел освободить любимую из рабства? Ты сделал это. Тебе нужна надежда? Ты ее получил. Теперь борись за жизнь, если сможешь, черт бы тебя побрал!..
Никакой паники, начал быстро собирать самое необходимое и…
Звонок в дверь.
Опоздал?! Крадучись, на цыпочках пробрался в прихожую. Выглянул в глазок, и ноги мои ослабели. С треском распахнул дверь, Ли с порога бросилась ко мне в объятия…
Из ее бессвязного лепета я понимал лишь то, что она меня любит, и любила, и будет любить… Неожиданно свалившееся счастье повергло меня в столбняк, от которого я на несколько минут потерял способность видеть, слышать и соображать. И то, что «водопроводчик» ее муж, и то, что его высылают, а она обязана ехать за ним черт знает куда, потому что так сказал Алекс, а значит, так надо!.. Что она умрет, но не уедет от меня никогда, никуда!..
Она шептала слова, услышать которые я не мечтал…
– Плевать мне на всех мужей на свете! Я твой муж! – сгреб крошечную Ли…
«Только бы успеть! Только бы успеть!..» – единственная мысль билась в моей голове, когда мы через двор бежали к машине.
Окрик инвалида остановил меня.
– Туда нельзя, – беззвучно прошептали его губы.
Я смышленый. Проскочив за угол, увидел человека, убегающего от машины…
Машина взлетела на воздух, когда мы проходными дворами бежали к «опелю»… Сзади уже маячили зловещие фигуры. Еще один поворот… еще один. Возле «опеля» джип и группа улыбающихся «мальчиков».
Рывок за угол, мы прячемся под аркой. Бежать некуда. Осторожно выглядываю – «мальчики» на месте.
– Леша!
Знакомый голос. Передо мной резко тормозит машина Анжелы.
– Садись, быстро! – кричит Анжела.
– Я не один!
Анжела колебалась не больше секунды.
– Черт с тобой, садитесь оба! Быстрей! Со мной они вас не тронут!..
– Ты уверена?
Она не была уверена.
– Слушай, Парусников, не строй из себя благородного, садись!
Я видел, как погасли глаза Анжелы, когда она увидела Ли…
_____
Когда мы выехали из-под арки, «мальчишки», уже занявшие позиции вокруг двора, сразу сообразили, что мы в машине. Пять пар глаз устремились на нас с разных сторон.
Анжела опустила стекло, чтобы продемонстрировать себя, неторопливо проехала мимо оторопевших от нашей наглости «мальчиков» и нажала на газ.
Братки побежали к джипу…
О том, что нам от них не уехать, стало ясно после пятнадцати минут погони… Чертыхнувшись, Анжела вдруг резко затормозила и полезла из машины.
– Ты куда?
– От собаки не надо убегать! – сказала Анжела, вышла и, прикрывая собой дверь, стала, вызывающе глядя на подъезжающий джип.
Из окон джипа торчали оторопевшие физиономии преследователей. Живая Барби нагло улыбалась им в глаза. Сидящий рядом с водителем лысый бригадир уже куда-то названивал…
Джип проехал мимо, замедляя скорость. Почти останавливаясь…
Мы все трое не сводили с него глаз, понимая, какой перезвон сейчас происходит между лысым и неизвестным заказчиком. Понимали мы и то, что наши жизни целиком зависят от результата этих переговоров.
Джип остановился… прошло несколько томительных секунд… Неожиданно взревел мотор, и джип скрылся за поворотом. Обессилевшая Анжела обмякла и сползла на землю.
«Хорошую косметику слезы не берут», – успел я подумать, глядя ей в лицо.
С валдайской грязью бороться бесполезно – сняли обувь и пошли босиком. Взобравшись на последнюю горушку, остановились, чтобы перевести дух. Обнялись…
Река.
Шлагбаум. Рядом, опершись о ружье, скучает Федорка.
Из трубы вьется дымок.
Первой что-то почувствовала «мути». Оторвавшись от работы, подняла глаза и увидела вдали, на холме, две фигуры.
Вот мы и дома.
КУВАЛДА И ТАНЯ
Рассказ для кино
Ночью, в нервном свете прожекторов, взрывы, крики, дым, автоматные очереди…
Когда штурмовую группу подвезли к торговому центру, в котором засели террористы, ОМОН и милиция уже вели огонь, выводя из-под обстрела попавших в переплет покупателей.
Командир операции, мокрый от волнения полковник, стоящий за цепью «бэтээров», сквозь автоматный грохот прокричал Макарову:
– Кто старший?
Макаров показал на себя.
– Что делать, знаешь?.. Готовы?..
– Готовы.
– Тогда действуй!.. Делай что-нибудь, ради бога!.. – орал полковник. – Командуй «Вперед!» и пошел!..
Макаров отрицательно покачал головой.
– Что? – не понял полковник.
– Нет у нас команды «Вперед!», – спокойно сказал Макаров. Перещелкнул предохранитель автомата, коротко свистнул бойцам. Крикнул: – За мной! – и побежал из-за «бэтээров».
Бойцы рванули следом, штурм начался…
Потом, после боя, среди дымящихся головешек торгового центра, он кричал в мобильник, стараясь перекричать шипение пожарных струй и рев сирен «неотложек»:
– …Может, она звонила, когда ты в школе была, Леночка?.. Или на танцевальном?.. Не звонила?.. Точно?.. Ты уверена?.. У меня все в порядке, завтра вернусь… Значит, не звонила…
В жизни Сереже Макарову больше всего не повезло с любовником жены. Любовник пил – с ним научилась пить Сережина жена Таня.
Обычно Макаров терпел неделю, затем оставлял дочку Леночку у тещи и ехал на Охту, где Таня с любовником в его заплеванной коммуналке занималась… Чем они там занимались, Сережа не решался вообразить. Увозил он ее больную, расслабленную, с опухшим лицом и темными кругами под глазами – у Тани были слабые почки.
Потом он ее отмывал, лечил и выхаживал… И ни слова в упрек. Только любовь.
– За Таньку, Сережа, ты в рай попадешь, – обещала теща Антонина Ефимовна.
Таня медленно приходила в себя. Сережины заботы принимала с благодарностью и выражением вины на лице. Через некоторое время выражение вины сменялось выражением нежности – начинался период бурной любви к дочке. А еще через некоторое время взгляд ее скучнел… После она исчезала, и все начиналось сначала. Макаров обзванивал больницы и морги, бегал по отделениям милиции, в глубине души осознавая бесполезность своих хлопот. Исполнял повинность, гоня мысль о том, где на самом деле находится жена…
Хуже всего было ночью. Сережа лежал, тупо глядя в потолок на люстру, в которой тысячу раз были пересчитаны все стекляшки и подвески…
Через несколько дней раздавался звонок. Захлебывающейся пьяной скороговоркой Таня торопилась выговорить заранее приготовленный текст о том, какая она дрянь, что не ценит его любви. Что во имя этой любви Макаров должен простить ее, понять, проявить великодушие и не упрекать.
Он не упрекал.
Абсурдность ситуации усугублялась еще и тем, что сам Сережа Макаров состоял из одних достоинств. Он красавец – метр девяносто пять, умный, сильный и, как это часто бывает с силачами, добрый. В отряде специального назначения «Урал», где служит Сережа, его любят все без исключения, хоть и прозвали Кувалдой за редкое умение ударом ладони загонять в доску стомиллиметровый гвоздь. Этим аттракционом командир отряда Шакир всегда угощал гостей и проверяющих из министерства.
Женщины в присутствии Макарова резко теряют в сообразительности, взгляды их делаются молчаливыми и мечтательными, но Сережа не замечает ни взглядов, ни вздохов, потому что любит Таню. А Таня любит, по ее выражению, «пилиться не загружаясь», то есть спать не с красавцем мужем, а с человеком, который только тем и хорош, что не оставляет воспоминаний.
Подозрение, «а не идиот ли Сережа?», время от времени возникает у сослуживцев. В ответ добродушный Сережа лишь разводит руками:
– Женишься на достоинствах, а жить приходится с недостатками.
– Да разве это жизнь?! – возмущаются друзья. – Это же пытка!
И на это у Макарова есть ответ:
– Господь не посылает испытаний, которые нельзя было бы перенести. – Сережа одновременно верит и в Бога, и в справедливость.
Остается поражаться и недоумевать. Притом что даже самый проницательный взгляд, устремленный на Таню, госпожу и повелительницу Сережиного сердца, не увидит ничего, кроме невзрачной женщины, но Сережина любовь выделяет ее из тысячи красавиц. Он любит и свято верит, что счастье впереди. Картина будущего счастья в Сережином воображении выглядит так: вечер; за окном бесконечный питерский дождь, а в квартире тепло и уютно; негромко звучит музыка; Леночка готовит уроки; Таня, с вязаньем в руках, у горящего камина; в ногах любимая собака… Больше ничего.
Сережа убежден – так будет. Он уверен, потому что знает: если очень любить и прощать, то… в ответ обязательно получишь черную неблагодарность, которую тоже надо прощать и продолжать любить, хотя ни понимания, ни ответного чувства все равно не дождешься, а только продлишь страдания. Но если и это прощать и продолжать любить всем сердцем, бескорыстно и жертвенно, то тогда, и это Сережа точно знает, любовь победит и счастье вернется.
Но это впереди, а пока что Макаров в очередной раз едет на Охту.
Когда Сережа вошел в комнату, соперник Корнилов спал, а Таня, сидя за столом, уставленным немытой посудой и бутылками, раскладывала пасьянс. Увидев мужа, разрыдалась пьяными слезами, но ехать домой категорически отказалась.
– Ты большой, сильный, умный, зачем я тебе? – всхлипывала Таня.
– А Корнилов инвалид?
– Корнилова бизнес-партнер кинул. Знал бы ты, какие у него долги!.. Он ведь почему пьет? Ведь это все на нервной почве… а без меня он вообще пропадет!.. – И еще многое другое.
Сережа молча слушал ее, глядя на свою огромную ладонь, которой сослуживцы давно уже советовали «врезать Таньке между рог, когда в очередной раз будет куражиться»… Он протянул руку, приблизил ладонь к Таниному лицу, но, вместо того чтобы врезать, погладил жену по русым волосам…
Таня в ту же минуту раскисла, обняла его руку.
– За что ты меня любишь, такую паскуду? – сказала она и поцеловала в ладонь. – Уходи!..
На следующий день командир отряда Шакир не допустил его к операции.
– Какой из тебя боец в таком состоянии, – пробурчал Шакир. – Поймаешь «дуру», потом отвечай за тебя. – Дурой Шакир называл пулю.
Сережа пробовал возражать, но Шакир даже слушать не стал.
– Без тебя управимся! Сиди в диспетчерской, пока не разберешься со своей… – подумал, подбирая необидное для Тани слово, но, так и не придумав, махнул рукой. – В общем, отдыхай…
Но Макаров настоял на своем и поехал на операцию.
Брали наркопритон.
Пальба, крики и вопли закончились быстро, как только «клиентов» уложили и приступили к «оприходыванию».
Вонь, грязь, дым, тени, потерявшие человеческий облик…
Пробираясь между наркоманов, вповалку валяющихся на грязных матрасах, Сережа вздрогнул, увидев ненавистно знакомые глаза. Присмотревшись, убедился, что перед ним точно он – Корнилов. Соперник, в свою очередь, скользнул своим рыбьим взглядом по Макарову, но под маской Сережу узнать было невозможно.
Оперативники между тем деловито обыскивали захваченных. Изымали наркотики, отделяя клиентов от продавцов, у которых карманы были забиты пакетиками с дозами.
– Продавцы у нас на восемь лет пойдут, за торговлю, по двести шестнадцатой, – пояснил Сереже знакомый оперативник.
– А наркоманы?
– С этой публики взятки гладки: каждому в зубы квитанция на штраф, и катись на все четыре…
Глядя на опухшее лицо Корнилова, его водянистые, безучастные к происходящему глаза наркомана, Сережа как на экране машины времени увидел будущее Ткни, и у него потемнело в глазах… В том, что, живя с Корниловым, Таня рано или поздно окажется на игле, не было сомнений.
Сережа обвел глазами притон – груды пакетиков с героиновыми дозами, несчитанные, валялись среди вещдоков… И тогда Сережа совершил первую в своей жизни подлянку – сгреб несколько пакетиков и протянул оперативнику.
– Откуда это? – спросил оперативник.
– Вон у того взял, – сказал Сережа, указывая на полудохлого Корнилова, лежащего на матрасе.
– У этого синюка? – с сомнением переспросил оперативник.
Сережа подтвердил. Вызвали понятых, и Корнилова тотчас переместили в группу наркодилеров.
Ни сомнений, ни угрызений совести от проделанного Сережа не испытывал, понимая, что избавляет Таню от страшной участи. Втайне надеялся и на то, что, когда Корнилов загремит на восемь лет, Таня вернется к нему, но произошло неожиданное.
Арест Корнилова и следствие по делу о торговле наркотиками лишь подхлестнули Таню на новые «подвиги». Теперь целью ее жизни стало страстное желание вытащить дружка-наркомана из тюрьмы и снять с него несправедливые обвинения. О пьянке она и думать забыла – бегала по судебным инстанциям, пытаясь доказать невиновность Корнилова. Обивала пороги каких-то фондов и правозащитных организаций… Даже на работу пошла, чтобы заработать на адвоката. К Сереже не вернулась.
Проезжая как-то мимо «Крестов», Сережа увидел Таню в компании зэковских жен, выкрикивающих в окна тюрьмы послания супругам.
– Леша, я тебя люблю! Я буду тебя ждать, Лешенька!.. – истошно кричала Таня под стенами КПЗ.
Сережа смотрел, как от крика напрягаются жилы на тонкой Таниной шейке, и стонал от бессильной обиды.
Таня между тем, вдохновленная собственной жертвенностью, провернула огромную работу – вместе с адвокатом перетряхнула материалы дела, выяснив фамилию оперативника, писавшего протокол задержания Корнилова.
Откуда что берется? Таня привела себя в порядок, навела макияж, надела каблуки, пошла к оперативнику и принялась окучивать простака-мента, понятия не имевшего, кто она такая и с какого перепугу в него влюбилась.
Итогом «романа» стало то, что оперативник добился всего, чего хотел от Тани, она же выведала у него подробности задержания Корнилова. Из подробностей стало ясно, что это дело рук Макарова.
Поздним осенним вечером она неожиданно вернулась к Сереже. Пришла трезвая, ласковая и нежная… А ночью, после объятий, поцелуев и прочего, неожиданно упала перед Сережей на колени и заголосила.
В ногах у Сережи Таня билась в истерике, заклиная признаться в том, что это он подкинул наркотик любовнику. Умоляла не губить несчастного Корнилова, который, если попадет в тюрьму, уже не выйдет оттуда живым никогда…
Под утро, после бурных объяснений, Сережа написал признательные показания, отдал бумагу Тане и уехал на работу.
Звонок Шакира застал его на полпути к службе – по отряду был объявлен всеобщий тревожный сбор – из Тальковского СИЗО совершен массовый побег заключенных. Захватив заложников, среди которых оказался один региональный министр, вооруженные уголовники забаррикадировались в помещении международного аэропорта и вызвали переговорщиков.
Отряд вылетел ночью, в одном самолете с шумными телевизионщиками и молчаливыми членами госкомиссии. А днем, после десяти часов увещаний и уговоров, отряду Шакира была отдана команда «Штурм»…
Сережа шел первым, вышибая двери. Высадив третью, вбежал в ВИП-зал, где, прикрываясь связанными заложниками, отстреливались уголовники. И тут Сережа поймал «дуру»…
_____
Он уже не узнал, как после пересмотра дела Корнилов вышел из следственного изолятора. Что сказал Тане и что она ему ответила… Два месяца, на протяжении которых происходили эти события, Сережа, недвижимый, лежал на больничной койке. Таким же недвижимым его перевезли домой, где уже ждала Таня.
Сережина мечта свершилась – красавец долматин у горящего камина, Леночка добросовестно зубрит «Буря мглою небо кроет…», Таня вяжет, ни на минуту не покидая комнату, в которой лежит Макаров, на улице дождь…
В один такой прекрасный осенний вечер Сережа стал умирать, и тогда Таня закричала.
Бог знает, из каких языческих глубин вырвался этот первобытный, отчаянный бабий крик:
– Не уходи, Сереженька!.. Одного тебя люблю на всем белом свете!.. Не бросай меня!..
О ПРОСТОДУШИИ
Маленький сценарий
Географическая справка: Пулковская обсерватория представляет собой комплекс исследовательских помещений, лабораторий… и квартир, в которых проживают ученые.
Обсерватория (вечер)
Музыка. Звездное небо, мерцание светил… Щелчок, звук включенного двигателя. С двух сторон на небесную сферу наезжают створки купола. В помещении обсерватории Чернов и несколько ассистентов. Оторвавшись от окуляра, Константин Ильич сходит с рабочего помоста, включает свет, начинает собирать портфель.
Чернов[1](ассистентам). …Сделаете еще пару снимков и на сегодня, как говорят братья англичане, «зец олл».
Лаборантка Ольга. Вы уже уходите?
Чернов. С неохотой покидаю вас, мои юные коллеги, сегодня ночью улетаю в Тбилиси.
Ассистент Валерий. Симпозиумы, конференции, светская жизнь академика…
Чернов. На сей раз всего лишь семинар, любезный Валерий. Не завидуйте. Профессиональное признание – всего-навсего жалкая компенсация старику ученому за погубленную в науке молодость, поверьте мне.
Академик Константин Ильич Чернов – хрестоматийный тип ученого: в черной профессорской шапочке, очках и бородке клинышком. Весь состоит из интеллигентности, обходительности, рассеянности, чудаковатости, непрактичности и прочих непременных признаков «академического таракана». Сейчас, приветливо помахав рукой молодым ассистентам, Чернов направляется к выходу.
Ольга. Папку забыли, Константин Ильич.
Чернов(ворчит). Старый дурак… (Забирает папку, идет к двери.)
Ассистентка Тамара. Это ваши часы? (Берет со стола старинный брегет.)
Чернов. О, господи!.. (Возвращается за часами.)
Валерий. Не забудьте валенки скинуть, Константин Ильич.
Чертыхаясь на собственную рассеянность, Чернов стягивает с ног обсерваторскую обувь – войлочные чуни.
Ольга. Авторучка тоже ваша. А где носовой платок?
Чернов. Не знаю.
Ольга. Вот он… (Рассовывает по карманам профессора оставленные вещи.) Я вас провожу.
Чернов. Спасибо, до квартиры уж как-нибудь добреду.
Ольга. Если рукопись не растеряете… (Собирает с пола вывалившиеся из профессорской папки документы.)
Ассистенты улыбаются.
Чернов и Ольга покидают обсерваторию.
Квартира Чернова (вечер)
Антонина Александровна, жена Константина Ильича, – настоящая академическая дама. Как и положено светской львице, женщина с прошлым. Она крупная, яркая, всегда с папиросой во рту. Перед приходом мужа играет в преферанс с подругой и двумя старыми приятелями. Приятели считаются друзьями дома, но на самом деле являются друзьями только Антонины Александровны. Приход хозяина дома картежники воспринимают с приветливым безразличием, только Антонина Александровна, отпасовавшись, бросает карты и, не выпуская папиросы, встает, чтобы поцеловаться с Ольгой.
Антонина Александровна. …Спасибо, милая, что сопроводили моего недотепу. (Чмокает мужа.) У тебя через три часа самолет. Ступай в кабинет, я соберу чемодан. (Зовет.) Настя!
Домработница Настя выглядывает из кухни.
Настя. Чего?..
Антонина Александровна. Достань чемодан, Настенька… большой, кожаный… (Ольге.) Оставайтесь с нами, милая, будем чай пить…
Кабинет
Кабинет Чернова, согласно неписаным академическим стандартам, забит книгами и старой мебелью.
Антонина Александровна пакует чемодан, Константин Ильич листает бумаги.
Антонина Александровна. …Оленька – прелестная девочка.
Чернов пожимает плечами, не отрываясь от бумаг.
Чернов. Не знаю.
Антонина Александровна. Что тут знать… Милая, интеллигентная женщина, к тебе относится идеально.
Чернов. Не знаю, не знаю, реферат по марсианским циклам у нее очень слабый.
Антонина Александровна. При чем тут марсианские циклы, господи! Как можно судить о женщине по какому-то реферату! Какой ты, право, теленок. Костя… Лекарства я тебе кладу, как в прошлый раз: утренний прием в карман сорочки. Наденешь свежую сорочку и тут же принимай лекарство, не откладывай. А вечерние таблетки в кармане пижамы… не забудешь?
Чернов. Не забуду, Тонечка.
Антонина Александровна. Зонтик на дне чемодана… Ты совершенно ничего не замечаешь вокруг себя, все на мне. Все проблемы…
Чернов. Какие проблемы, Тонечка?
Антонина Александровна. Домработница уходит на три месяца…
Чернов. Настя? В чем дело?
Антонина Александровна. Снова беременна.
Чернов. М-м?
Антонина Александровна. Поразительная женщина, третьего ребенка рожает неизвестно от кого, и хоть бы что… Носки, носовые платки и зубочистки вот в этом пакете, видишь?
Чернов. Вижу.
Антонина Александровна. И вот еще: я тебя умоляю, Константин Ильич, не перепутай ботинки, как в прошлый раз в Гааге. Видишь, я тебе специально связываю шнурками каждую пару отдельно… Отвлекись хоть чуточку от науки и посмотри: если на одну ногу надеваешь сандаль – не напяливай на другую ботинок… ну ради меня, постарайся, Костя. Обещаешь?
Чернов(не отрываясь от бумаг). Обещаю, Тонечка.
Антонина Александровна. Что ты мне обещаешь?
Чернов. Э-э… Не понял. Что ты говоришь, Тоня?
Антонина Александровна. Видишь, ты меня даже не слушаешь.
Чернов откладывает листки, целует ручку жены.
Чернов. Я буду стараться, Тонечка. (Снова углубляется в бумаги.)
Антонина Александровна тем временем рассовывает по карманам пиджаков супруга авторучки, лекарства, носовые платки… Незнакомый предмет привлекает ее внимание. Она разворачивает пакетик и не верит собственным глазам.
Антонина Александровна(читает на пакете). «Кандом. Фаст лав». Что это, Костя?
Чернов делает какие-то пометки в бумагах.
Чернов. Минутку… сейчас кончу.
Антонина Александровна. Какую еще «минутку», Костя, откуда у тебя эта гадость?
Чернов с неохотой отрывается от бумаг.
Чернов. В чем дело, Тоня?
Антонина Александровна молча протягивает ему пакетик с презервативами. Константин Ильич с удивлением разглядывает их.
Чернов. Что это?
Антонина Александровна. А ты не знаешь?
Чернов. Понятия не имею. (Читает.) Кандом… Где ты это взяла?
Антонина Александровна. Ты меня спрашиваешь? Это было в кармане твоего пиджака.
Чернов. Какого пиджака?
Антонина Александровна. Вот этого…
Чернов пожимает плечами.
Чернов. Чепуха какая-то…
Антонина Александровна. Костя, смотри мне в глаза!
Чернов. Ну… (Устремляет на жену взгляд, полный девственной чистоты.)
Некоторое время супруги молча смотрят друг на друга. На глазах у Антонины Александровны выступают слезы. Чувствуется, что сейчас произойдет нечто ужасное. Но за мгновение до «ужасного» Константин Ильич хлопает себя ладонью по лбу.
Чернов. Господи! Вспомнил! Так это же Вадик Сотников!.. Ты в каком пиджаке нашла?..
Антонина Александровна молча протягивает пиджак.
Чернов. Ну конечно… Меня Вадик Сотников просил передать какую-то посылочку в Тбилиси! Этому… Эмрашвили Нукзару… да ты его знаешь. Помнишь, черненький такой, ассистент кафедры?
Антонина Александровна. Что-то припоминаю. А при чем тут Вадик Сотников?
Чернов. Он просил посылочку передать этому Нукзару.
Антонина Александровна. Когда просил?
Чернов. Да-а… сегодня. Буквально час назад. Но я понятия не имел, что это такое… Кстати, что это?
Антонина Александровна. Это? (Вынимает из пакетика презерватив.) А ты не знаешь?
Чернов берет из рук Антонины Александровны «резинку». Внимательно разглядывает.
Чернов(понизив голос). Тонечка, это что-то неприличное?
Антонина Александровна начинает смеяться.
Чернов. Скажи, Тоня, что это?..
Антонина Александровна(продолжая смеяться). Ничего-ничего… Зачем тебе эти глупости?
Чернов. Это не глупости, я вижу, что не глупости.
Антонина Александровна. Чепуха, Костя. Не обращай внимания.
Чернов. Почему же ты смеешься?
Антонина Александровна. Потому что глупая. Такое вообразила – самой смешно.
Затем Антонина Александровна, провожая мужа в прихожей, инструктирует Ольгу.
Антонина Александровна. …Проводите его до самой машины, хорошо?
Ольга. Конечно.
Антонина Александровна. Шоферу скажите номер рейса, он все сделает как надо… (Заботливо надевает на мужа шарф.)
Когда дверь за Черновым и Ольгой закрывается, Антонина Александровна возвращается за карточный стол. Усаживаясь за карты, усмехается.
Антонина Александровна. …Костя такие номера откалывает, за тридцать лет супружества привыкнуть не могу…
Первый картежник. Да уж, Константин Ильич удивить может… семь трефей, судари мои… уникального простодушия человек.
Второй картежник. И порядочности, следует признать.
Антонина Александровна. По этому поводу я вас сейчас повеселю. Костю попросили посылочку в Тбилиси захватить. Для какого-то Нукзара…
Первый картежник. Эмрашвили, должно быть.
Антонина Александровна. Совершенно верно. А передал Вадик Сотников…
Первый картежник. А что, разве Вадик вернулся из Берлина? Он мне деньги должен.
Второй картежник. Не мыльтесь, Юрий Сергеевич, он вчера только звонил из «Инжинеринг хауса». Лицемерно жаловался на большое количество работы… Врал, конечно, мы-то его знаем… Ну что, Антонина Александровна, вы торгуетесь или пасуете?
Антонина Александровна в задумчивости откладывает карты.
Антонина Александровна. Вы уверены?
Второй картежник. В чем?
Антонина Александровна. В том, что Сотников в Берлине.
Удивленные вопросом, картежники переглядываются.
Стук в дверь и громкие голоса в прихожей привлекают их внимание.
В комнату вбегает Ольга. Вид ее ужасен.
Ольга(кричит). Константину Ильичу плохо! (Бросается к телефону, начинает набирать «Скорую».)
Антонина Александровна. Как плохо? Где он?
Ольга. В машине. Кажется, он… умер!
Обсерватория
Актовый зал обсерватории в траурных лентах. Портрет Чернова, склоненные пальмы, реквием. Гражданская панихида в разгаре. У гроба сменяется почетный караул коллег. Траурные речи. Антонина Александровна у изголовья принимает соболезнования.
Первый(прижимая руку к сердцу). …Самые искренние, самые неподдельные…