Текст книги "Бывший муж. Я к тебе не вернусь (СИ)"
Автор книги: Ария Тес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
«Мама»
Полина
Утро следующего дня началось для меня…да в целом спокойно все было. Я встала первой, еле вылезла из-под Витки, которая, как обычно, спала звездой, закинув на меня и руки, и ноги. Потом заглянула к Ларе, а потом к мальчишкам. Все было в порядке, и с чувством выполненного долга, а еще с легкой улыбкой, я спустилась вниз, чтобы приготовить завтрак и кофе.
Все было хорошо.
Настроение у меня было тоже почти хорошим. Образ моего супруга не проник в эту солнечную реальность, и я почти о нем не думала. До тех пор, пока на глаза не попалась треклятая солонка. Пузатый повар, уткнувший кулаки в бока, громко смеялся, а казалось, что надо мной.
Взбесил.
А когда-то я тоже смеялась вместе с ним. Помню, как мы его купили. Мальчикам было три года, и мы с Яном впервые ненадолго их оставили, чтобы провести несколько дней наедине в Италии. Тамара Георгиевна настояла. Она тогда сказала, что, конечно, дети – это цветы жизни и все такое, но все-таки и про себя забывать не стоит. Тем более, Ян тогда как раз должен был вступить в должность «биг босса», а это означало одно: времени на семью будет гораздо меньше, а на жену и подавно.
Мы и поехали, оставив детей с родителями. Тогда еще мои были живы…вообще, хорошая неделя выдалась. У них там образовался свой маленький «отпуск», и у нас с Яном была целая неделя только друг на друга. Наверно, так делать нельзя, да? Но я ни о чем не жалею. К трём годам наши мальчишки так меня измотали, что я еле передвигалась. Да и Яна тоже. Я не могу сказать, что он был плохим отцом, который спихивал на меня детей и занимался своей карьерой. Нет, он занимался, конечно, но у него всегда было правило: заходишь домой? Телефон и все мысли о работе за порогом. А главное – это было не просто правило "в воздух". Как только Ян заходил домой, он сразу переключался с серьезного начальника на заботливого отца. И ведь был же таким…Он всегда играл и заботился о мальчишках, учил их всему, чем владел сам, а я так любила исподтишка за ними наблюдать…Помню, как всегда думала…черт, насколько же мне повезло с мужчиной! И как купили эту солонку, я тоже слишком хорошо помню. Мы гуляли по Венеции, держась за руки, как два подростка. Много целовались, и в какой-то момент наткнулись на небольшой магазинчик, где продавались различные мелочи, включая эту самую солонку.
Ян тогда усмехнулся мне на ушко и прошептал:
– Бери. Он станет отличным хранителем памяти, посмотри, какой большой!
Так глупо…
Но я улыбалась тогда, пока он обнимал меня сзади и целовал в шею, посылая мурашки по всему телу. И улыбалась почти двадцать лет, чувствуя отголоски тех самых мурашек и тока.
А теперь только горечь.
Ток тоже, конечно, есть, но уже не тот. Это разрядики по моей душе, которые говорят: ты все потеряла, дорогая. Все потеряла. Все.
И от этого противно.
Я открываю мусорку и выбрасываю туда не только воспоминания, но и свою боль и обиду, а получается с трудом. Даже пропав с глаз долой – хранитель справляется со своей задачей слишком хорошо. Увы и ах, Ян в который раз оказался прав: он большой, он будет беречь нас на все сто процентов.
А лучше бы ты сберег. И, полагаю, я тоже?
Не могу отделаться от мысли, что где-то все-таки серьезно ошиблась, свернув не на ту дорожку, и это горько. Я совершенно не знаю, как надо было поступить правильно, и, видимо, не узнаю.
Раздается громкая трель дверного звонка, от которого я подпрыгиваю, но прихожу в себя от тяжелых мыслей.
– Кого принесло в такую рань?!
На мгновение думаю, что…вдруг это Ян вернулся? И сердце подскакивает, а на губах появляется улыбка, но тут же гасится. Я же помню. Помню, как он сидел с ней в ресторане и как целовал ее, так что…если это он, ему здесь больше не рады.
И я не рада.
Не. Рада.
Откладываю миску с тестом и иду открывать. Вот прямо так ему и скажу, если нелегкая принесла! Вали, мол! Вали-вали! К собачонке своей!
Но это не Ян. Только если наполовину…
– Тамара Георгиевна? – удивленно шепчу и вижу через камеру дверного звонка, как она поджимает губы.
– Да, Полина Михайловна. Это я. Откроешь?
Ну, разумеется.
Я спешу с замком, а когда отворяю дверь, снова ловлю свое прошлое состояние за хвост. Во мне нет злости, нет агрессии, только слепое благоговение и надежда, что сегодня она не заметит никаких косяков в моем поведении или сервировке стола.
Такая тупость.
Ау, Полина! Приди в себя, пожалуйста! Тебе больше не нужно пытаться стать для своей свекрови идеальной! Потому что нет больше никакого брака. Его. Нет.
Эта мысль отрезвляет.
Я бью себя по рукам, хмыкаю и встаю в проходе сложа руки на груди. Пускать ее не спешу, хотя меня и коробит собственное поведение. Тамара Георгиевна – требовательная, жесткая женщина, но она никогда меня не оскорбляла. Да и не обижала вообще…Никогда! А я веду себя по-детски глупо и даже грубовато. Мне так не нравится. Все-таки это ее сын мне изменял, а не она, правильно?
– Если вы пришли, чтобы убедить меня…
– Я пришла, чтобы поговорить с тобой, Полина Михайловна, – перебивает она меня, – И нет, не о том, что ты должна простить моего сына. И даже не о том, что он такой хороший, а ты – нет. Потому что он не хороший. А ты все сделала правильно.
Хлопаю глазами и под таким вот соусом абсолютного недоумения, отступаю в сторону и пропускаю свекровь в дом.
Она, как обычно, выглядит безукоризненно идеально. Строгий, хороший костюм из приятной ткани цвета пудовой розы. Шляпка, под которой у нее идеальная укладка. Правильный макияж. Легкий, но правильно подчеркивающий все достоинства.
Нет, эта женщина…великолепна. Ее осанка, ее поведение, ее взгляд. Наверно, нет ничего удивительного в том, что я хотела быть на нее похожей? Никто Тамару Георгиевну никогда не поставил бы в неудобное положение. Не обидел бы. Никогда! Она сама кого захочешь и поставит, и обидит, да еще так элегантно…с еле заметной и уловимой улыбкой на губах.
Ей, конечно, можно только позавидовать в стойкости. У меня получалось также, ну…или мне просто хотелось в это верить? Хотя нет, все-таки за двадцать лет я стала почти на нее похожа. А поначалу было не так…ой, не так…мне многое пришлось вынести от женщин их круга, и я много плакала в подушку, пока Ян меня обнимал и шептал, что это не имеет значения. Это для него неважно. Их слова – пустой звук, и я самая лучшая. Но я не была лучшей, и в этом главное фиаско. А мне хотелось. Взять и заткнуть их всех также красиво, как это делала свекровь.
Поэтому я училась.
У нее.
А сейчас вот сижу и учусь дальше: как себя вести с почти бывшей свекровью? Она ведет себя потрясающе, хотя я замечаю, что движения ее слишком резкие, а взгляд слишком взволнованный.
Маска упала? Неужели? Из-за чего? Не понравилась будущая невестка?
– Перейду, пожалуй, сразу к делу, – Тамара Георгиевна начинает первой сразу, как садится за стол и складывает руки на нем.
– Может быть, чаю?
– Нет-нет, сейчас не об этом, но может быть, позже.
И говорит слишком быстро…черт, почти тараторит. Да что случилось? Серьезно из-за Лолы? Хотя я понимаю. Она выглядит вульгарно и ведет себя слишком откровенно. Тамара Георгиевна волосы на макушке рвать начнет, когда ее сын выведет ее в высшее общество на поводке.
Издаю смешок.
Свекровь удивленно поднимает глаза, а я мотаю головой. Черт, слишком ярко представила, как Лола описает светским дамам их дорогие туфельки. Вот будет потеха…
– Простите, задумалась.
– Ты улыбаешься – это хорошо. Во-первых, я хочу узнать, как твои дела? Вижу, изменила прическу. Тебе очень хорошо.
– Спасибо, Тамара Георгиевна. А как дела? Ну...даже не знаю. Наверно...нормально?
Отворачиваюсь к плите, чтобы она не видела лжи. Я не хочу, чтобы она видела. Не хочу…
Но она даже по моей макушке это определяет, и дальше я слышу.
– Полина Михайловна, передо мной не нужно притворяться. Я вам так скажу! Мужчины, как дети. Их порой вообще не поймешь, но…
– Тамара Георгиевна, я вас прошу. Пожалуйста. Только не начинайте его защищать и говорить, что я должна быть мудрее…
Она молчит, а потом я слышу, как ножки стула скрипят по плитке, а потом и ее шаги. Мягкие, почти невесомые, как руки бережные на моих плечах.
Тамара Георгиевна никогда этого не делала прежде, а сейчас она обнимает меня. Обнимает! Она! Я застыла. Ничего не понимаю, что происходит?!…
– Поля, я и не собиралась, – свекровь шепчет мне на ухо, а потом сжимает чуть сильнее, – Я сказала, что они, как дети, но это не значит, что им можно прощать все их дурные поступки. Даже наоборот. Когда дети шалят, взрослые их наказывают. Чтобы неповадно было.
– Только Ян не ребенок…
Поворачиваю на нее голову и хмыкаю.
– Он – не ребенок. Он взрослый мужчина.
– Ты права, – Тамара Георгиевна кивает не без удовольствия, – И именно поэтому его наказание будет куда серьезней того, что выдают детям.
Так. Ладно. Теперь я теряюсь окончательно. Ладно, допустим, что моей свекрови псина на месте невестки ни в одно место не упирается. Окей. Но! Не слишком ли это? Все-таки Ян – ее сын, а она только что предложила мне свою поддержку в борьбе с ним? Это…странно, разве нет? Или мне просто показалось?...
– Тамара Георгиевна, о чем вы говорите?…
– Как это о чем? Мы ему зададим жару за то, что он сделал! Ох, зададим!
Свекровь отходит от меня, поправляя свои волосы, потом резко поворачивается и нос задирает.
– Не позволю! Полина Михайловна! Я не позволю относиться так к женщине, которая родила нам двух прекрасных мальчиков! И теперь что? Какая-то грязная девка будет блистать рядом с ним? И унижать мою любимую невестку?
Хлопаю глазами. Вот это напор, вот это огонь…как я раньше в ней этого не замечала? Мне всегда казалось, что эмоции свои надо сдерживать, а вон…какое тут сдерживание, когда это полноценная, ядерная война?
– Лю…любимая невестка?
Тамара Георгиевна поднимает брови.
– Ну, конечно. А чему ты удивляешься?
– Я всегда думала, что вы меня ненавидите. Тихо, но сильно.
– С чего это вдруг?!
– Ну…я не из вашего круга?
– И кто сейчас так про тебя скажет? М?
– Но вы были против, когда мы женились.
Тут она отрицать не торопится. Глупо это. Я знаю, что так было, и она знает, что я знаю, что так было.
Сейчас нет места полумерам и недосказанности. Сейчас момент истины. Когда никто и ничего скрывать уже не будет…
Тамара Георгиевна кивает.
– Да, ты права. Я не очень этого хотела, но не из-за того, что ты нам не подходила.
– А почему тогда?
– Потому что ты была такая бойка, но при этом такая ранимая…я боялась, что это общество сожрет тебя с потрохами. А потом подумала…
– Что? – шепчу еле слышно, свекровь улыбается мне и жмет плечиком.
– Что они скорее подавятся, чем я позволю обидеть своих детей.
Своих детей…
Так нежно…
– Я подумала, что научу тебя всему, что знаю. Дам тебе броню, и никто тебя никогда не обидит. Возможно, я была к тебе несправедлива и слишком строга, но, Полина, поверь. Все, что я делала – это защищала тебя. Люди в нашем мире жестоки, и им бы получить слабое звено, которое можно шпынять. Ага, сейчас! Они зубы обломают об тебя, моя девочка…
На глазах у меня выступают слезы. Господи! Вот что нужно было, чтобы наконец-то понять эту женщину, от которой я никогда не чувствовала агрессии? Давление – да, но не негатива. И вот…вот что нужно было, да? Один развод и одна любовница, чтобы она наконец-то объяснила мне свою позицию?…
Усмехаюсь, прикрывая глаза, а Тамара Георгиевна снова подходит ко мне и ласково берет лицо в ладони.
– Мы ему еще покажем, Полина Михайловна. Не плачь. Не плачь, дочка. Кто и будет плакать – это мой эгоистичный сын. Мы ему еще покажем. Покажем, дочка…
И в этот момент она так сильно похожа на мою маму, которая до бесконечности сейчас нужна мне, что…я просто не выдерживаю и резко подаюсь вперед, чтобы обнять мою свекровь, которую раньше никогда бы не обняла. Но лишь потому, что это было против протокола, а не потому, что я не хотела…
«Журнал преткновения»
Полина
Тамара Георгиевна оказалась той еще жучкой, конечно. Как только она узнала о нашем разводе, тут же договорилась со своей подругой об интервью в одном очень популярном журнале. Моя свекровь, конечно, не сказала всей правды, но я думаю, что к ее решительному шагу приложил руку Ян: они сто процентов говорили, и, скорее всего, разговор этот едва ли можно было назвать успешным. Судя по всему, мой благоверный выдал своей матери такое, что не оставило ее равнодушной, и именно в этот момент решение окончательно сформировалось в ее голове. Что по итогу, конечно, не то чтобы важно, если честно. Ее здравые слова привели меня в чувства: всегда лучше заявить самой, Полина Михайловна, чтобы потом, когда мой сын…начнет вытворять вещи еще более безумные, ты не осталась с носом.
Что это значит? Перевожу: когда Ян начнет выводить свою псину на прогулку в высшее общество, а он начнет, судя по тому, что позволяет себе целоваться с ней в ресторане средь белого дня, лучше чтобы первое слово сказала обманутая женщина. Так для нее же будет проще. Так она сохранит подобие «лица». И да, конечно, я понимаю, что сейчас не то время, когда нужно думать о том, что скажут про тебя другие, но с другой стороны, когда настанет это время, если не сейчас? Последнее, что мне нужно для восстановления – чтобы у меня за спиной начали шептаться и обсуждать, на кого меня променял супруг. Нет, это слишком унизительно и больно, поэтому я сразу согласилась на фотосессию и интервью, которое выходит сегодня.
Вот для него это неожиданностью будет, конечно…
Что-то мстительное в моей груди улыбается, пока я собираю вещи в коробки. Два дня назад наш семейный адвокат уведомил меня, что приступил к оформлению дарственной на дом, машину и счет, так что откладывать это дело я тоже не собираюсь. Витка уже нашла нам квартиру на Патриарших прудах, которую пока мы будем снимать. Не хочу оставаться в этом доме дольше, чем это необходимо. Я уже по нему скучаю…господи, как я по нему скучаю.
Так бесит!
Ян поступил со мной так подло, а я по нему скучаю…поздравляю, Полина Михайловна, у вас явно что-то с головой. И настроением. Меня бросает из одной крайности в другую, и я совершенно не могу сдерживать свои эмоции, но это ничего. Полагаю, маской ты платишь за развод, и это временно. Когда все уляжется, когда я окончательно смирюсь с тем, как повернулась моя жизнь, и что мой муж оказался обыкновенным козлом – тогда станет легче.
А пока, Поля, собирай вещи и все. Просто ни о чем не думай…
Я и не думаю. Стараюсь, по крайней мере. Вита вместе с мальчиками уехала за завтраком – мне захотелось гадости из Макдональдса. А я бережно заворачиваю свой лучший фарфор в упаковку и складываю его в коробки, которые потом переедут в отдельную комнату, чтобы не мешать просмотрам.
Жалею ли я? Если так подумать. Ну, холодной головой, которой у меня сейчас, конечно же, нет, но можно представить, если прикрыть глаза и дышать глубоко.
Итак. Жалею ли я, что скоро этот дом уже не будет моим? Да нет, если честно. Не жалею. Правда. Все-таки этот дом моим так и не стал. Это были скорее нужные и правильные декорации к нашей семье, от которых меня уже тошнит. Вместо него я получу гораздо больше: шикарную квартиру и деньги на свой бизнес. Кстати, да, насчет этого. Я завела себе страницу в социальной сети, которую собираюсь развивать под соусом моего развода. Мы с Витой так подумали: скорее всего, интервью выстрелит, и у меня есть все шансы выстрелить следом. А там и до своего дела рукой подать – хоп! И у тебя уже своя небольшая компания по организации торжеств, которую, как оказалось, я не прочь заиметь.
Окунуться в работу, как сказала Лара, это самый лучший способ перестать думать о том, где твой муж сейчас, что он делает, а главное – с кем. И она права. Я сидела все это время без дела и буквально сходила с ума от картинок в своей голове. Это нужно менять. Я не хочу представлять и думать о том, как и в каких позах Ян наклоняет свою собаку, и тем более я не хочу спрашивать себя снова и снова: а он с ней такой же, как со мной?
Брр-р-р-р…
Веду плечами, тихо вздыхаю и решительно отбрасываю мысли в сторону, встаю на табурет и достаю особо ценную для меня вазу. Она шикарно сочетается со всеми моими любимыми цветами, а купила я ее совершенно по смешной цене в интернете. И так забавно с ней всегда…мои «сливочные» гости всегда делали ей комплименты и спрашивали: откуда вы ее привезли, Полина Михайловна? Это хрусталь? Очень красивая.
Я мысленно хихикала, но в реальности чинно кивала и говорила, что ваза эта из Испании. С маленького, но очень дорого магазинчика где-то с улиц Мадрида. А не с ВБ со скидкой. Это как с современным искусством: достаточно сказать, что это какой-то модный художник, и ты в глазах общества уже не идиот, который повесил непонятно что себе на стену, а ценитель прекрасного.
От моих мыслей меня отвлекает сильный хлопок дверью. Я вздрагиваю и чуть не роняю свою вазу на пол, но благо успеваю перехватить ее всеми конечностями сразу.
– Господи, мальчики! – рычу в тишину, – Можно поаккуратней?!
Ответа никакого. Только тяжелые и быстрые шаги по направлению к гостиной, где я, собственно, нахожусь.
Не нравится мне это.
Внутри все начинает вибрировать, появляется какая-то нервозность, а еще дикое волнение, которое я себе не могу объяснить. Точнее, могу, конечно, но думаю, что что-то, наверно, случилось? Не мог же он приехать сюда. Мы договорились, что он сюда больше не приедет.
Спускаюсь на пол, прижимая вазу к груди и хмурясь, а через мгновение мой мир сжимается до размеров одних глаз, которые заполняют собой все пространство.
Меня как будто простреливает…
Черт…
Я так давно его не видела, и все нутро сначала съеживается, а потом резко взрывается и летит к Яну. Знали бы вы, как сложно заставлять себя стоять на месте… и так обидно, черт возьми! Я выгляжу отвратительно. В смысле…слишком просто. Слишком! На мне старая, свободная рубашка и спортивные брюки. Волосы с остатком вчерашней укладки завязаны в хвост. На лице никакой косметики. Ну какого черта?! Я хотела, чтобы он увидел меня другой! Когда я приеду на встречу с адвокатом, планировала выглядеть шикарно, чтобы этот козел локти себе кусал, а он вот…приперся сам, и локти кусать уже хочется мне.
Сука…
– Что ты здесь делаешь?! – шепчу скорее неосознанно, хочу отступить на шаг, а еще больше хочу спрятаться.
Нет! Нет! Нет! Это нечестно! Все должно было быть не так! Сволочь! Какого черта ты сюда приперся?!
Ян шумно выдыхает.
Он сейчас выглядит так, будто готов меня сожрать, и раньше я бы сказала, что знаю этот взгляд. Так он смотрел всегда, когда мы оставались наедине в нашей спальне, только этого нет уже очень давно, поэтому скорее всего, теперь этот взгляд значит: я тебя нахрен убью.
Опять очень хочется отступить на шаг, но я держусь на чистом упрямстве и достоинстве. Вздергиваю подбородок и повторяю вопрос, спокойно (нет) оторвав от груди вазу и уложив ее в коробку.
– Ты плохо слышишь? Что ты здесь делаешь? Мальчики…
Шлеп!
Вздрагиваю от глухого удара чего-то тяжелого о пол, а когда оборачиваюсь, сразу вижу журнал со своей фотографией на обложке. Очень, кстати, красивой фотографией. На мне там белое платье, а еще я улыбаюсь, как голливудская актриса, и, вообще-то, чем-то на нее похожа. Ха! Хоть тут в грязь лицом не ударила. Да…выгляжу я на все сто, а на развороте еще очень много моих потрясающих снимков, сделанных очень крутым фотографом. Кстати, достаточно симпатичным. Ну, по крайней мере, если верить Ларе и Вите, которые всю дорогу до дома обсуждали, КАК он на меня смотрел.
Глупо улыбаюсь, но слышу тяжелый выдох Яна и быстро беру себя в руки, натянув на лицо свое самое ангельское выражение.
– Спасибо за доставку свежей корреспонденции… – хлопаю глазками и елейным голосом добиваю, – Но у меня уже есть один экземпляр.
– Есть один экземпляр?
Ян угрожающе рычит и делает на меня шаг. Опять эта дурость! Мне хочется отступить, но я по-прежнему стою на месте на чистом упрямстве и задираю нос, будто мне все нипочем.
– Здесь эхо?
Ха! Господи, видели бы вы его. От моего наглого ответа Яна натурально дергает, будто я ему пощечину залепила. А может, и нужно было? Черт, жаль, что в момент его откровений я была, как пыльным мешком стукнутая, и не сообразила. Надо было! Надо! Отхлестать его по прекрасной морде лица! За все, что он сделал!
Но уже поздно. Время безнадежно упущено, и сейчас это будет уже не комильфо. Эх, жизнь моя жестянка…
Ян делает на меня еще один шаг, щурится. Нет, мне это совсем не нравится, поэтому я складываю руки на груди и заявляю.
– Во-первых, стой на месте, Ян. Во-вторых, тебе нужно покинуть этот дом до того, как мальчики вернутся.
– Это мой дом!
– Больше нет. Забыл? Мы разводимся, и этот дом теперь мой.
Он тихо усмехается.
– Документы пока не оформлены, дорогая. Так что, давай-ка полегче.
– Угрожаешь?
Молчит, только челюстями клацает, как королевский краб клешнями.
Ударила. Да, я его ударила по больному. Ян никогда не стал бы шантажировать меня активами. Чтобы не случилось, он бы не оставил меня на улице с голой попой, и даже несмотря на то, что я разочаровалось во многом касательного него, но это…это железобетонное правило.
Он бы так не поступил, и мы оба это знаем.
– Зачем ты пришел? Я тебя не приглашала, поэтому, пожалуйста, покинь эти стены и настолько ненавистное, мое общество.
Все.
Больше говорить не о чем, я так считаю. Жестко очертив границы, я отворачиваюсь обратно к коробке, где я начинаю копаться и делать вид, что это что-то важное, хотя, по сути просто есть острая необходимость занять руки.
Ян за спиной дышит тяжелее. Чувствую себя немного шальной, ведь поворачиваться к быку спиной – это то еще приключение. Здорово поднимает адреналин в крови, от которого я сейчас больше похожа на оголенный нерв. Прислушиваюсь к каждому шороху, к каждому движению, будто надеюсь услышать его мысли, но…даже это мне не помогает отреагировать достаточно быстро, чтобы не оказаться в его загребущих лапах.
Буквально через мгновение этой напряженной тишины, Ян буквально подскакивает ко мне, хватает за руку и поворачивает на себя. Сжимает совсем немного, и мне не больно, конечно, но это оскорбительно!
– Пусти! Ты больше не имеешь права касаться меня, – шиплю, стараюсь вырваться, только бессмысленно это.
Ян перехватывает меня двумя руками и резко подтягивает к себе так, что между нами не остается даже жалкого миллиметрика расстояния, а мне приходится запрокинуть голову, чтобы смотреть ему в глаза.
Молчим.
Он тяжело дышит, я хмурюсь. Чего тебе нужно от меня?! Идиот!
– Решила всему миру сообщить о нашем разводе? – шепчет тихо, глухо, а хватка на моих предплечьях становится почти нежной.
И взгляд…взгляд его глаз…он такой пьянящий, что у меня начинает кружиться голова. Господи, как же этот взгляд похож на все то, что я видела много-много лет подряд, но в какой-то момент потеряла. Когда это произошло? Почему? Почему это случилось с нами, родной?…мы же так друг друга любили…
В глазах появляются слезы, но я не даю им упасть. И себе не даю упасть. Еще чего не хватало! Что за хрень?! С тобой! Происходит! Полина Михайловна! Забыла?! Напомнить?! Его ЛОЛОЧКУ!
Спасибо, память, ты приводишь меня в себя. Злюсь сильнее, скидываю руки и отступаю на шаг.
– А мне ждать надо было, пока ты свою псину выведешь в свет? Так, да?
– Я не собирался… – продолжает буравить меня взглядом, снова делает шаг.
Да какого черта ты ко мне приближаешься?! Поднимаю руку перед собой, изображая жест «стой на месте», а сама криво усмехаюсь.
– Да что ты говоришь? Я видела твою самочку. Очень амбициозная мадам, и это всего лишь вопрос времени, не так ли?
– Полина… – рычит, снова пытается стать ближе, отчего я с ума схожу.
Да какого черта?!
– Стой на месте! Не приближайся ко мне, чтоб тебя! – верещу, Ян замирает.
Мои пальцы упираются ему в грудь, и я чувствую, как сильно и быстро колотится его сердце. В такт со мной. Господи, ну откуда такая эмоциональность?! С ума сошла…
Резко отдергиваю руку, будто ошпарилась, а потом твердо заявляю.
– Уходи немедленно. Не желаю тебя видеть. Встретимся у адвоката.
– Я…
Что он там «я…» узнать не представляется возможным. Входная дверь снова хлопает, а потом я слышу быстрые шаги сразу двух ног – мальчики вернулись.
Они появляются в дверном проеме буквально через мгновение, и Егор с порога рычит:
– Я сказал тебе – не смей здесь появляться!
Тимур молчит, но он кажется еще злее, чем его брат.
Ян медленно оборачивается на них, молчит, и я вижу, как боль мелькает в его глазах. Да, это очень больно, когда твои дети так к тебе относятся, я понимаю. Мне тоже было больно, когда Тимур сорвался и вылил на меня весь негатив. Но я-то знала, что это не по-настоящему. Его псих был обусловлен стыдом и страхом, в отношении Яна ситуация сложилась по-другому. Тимур и Егор действительно его ненавидят за то, что он сделал, и это…это, наверно, больнее стократно…
Мне даже жаль Яна в первую секунду, но потом я бью себя по рукам и про себя проговариваю:
Он тебя не пожалел, Поля. Вот и ты не смей!
– Тебе лучше уйти, – говорю тихо, но твердо, а когда ловлю его взгляд, со стойкостью выдерживаю каждое мгновение, – Уходи, Ян. Не доводи до греха.
Еще пару мгновений он стоит и буравит меня всеми своими претензиями сразу, которые, конечно, кажутся бредом и глупостями. И что, что я дала интервью? Я его никак не оскорбила там. Не сказала всего того, что было на самом деле. Отделалась дежурной фразой типа: мы поняли, что больше не можем быть мужем и женой. Наши взгляды на жизнь разошлись.
И не сказать, что соврала. Наши взгляды на жизнь действительно разошлись: он стал фанатом собачьих выставок, а у меня на них всю жизнь была аллергия.
– Встретимся через пару дней у адвоката.
Ставлю жесткую точку в бреде, который здесь и сейчас развивается на полную катушку, а потом отворачиваюсь.
Снова меня начинает подташнивать…черт, нет, это ненормально. Надо вызвать нашего семейного врача. Может быть, мне надо попить каких-то успокоительных? Ну, чтобы угомонить свой организм? Да, именно так и поступлю.
Вот о чем я думаю, чтобы не разрыдаться и не упасть на колени, пока слышу, как его шаги тяжелым молотом бьют по направлению от меня, а не ко мне. И это все еще больно. Это чертовски больно слышать, как Ян снова уходит из моей жизни…
И чего он притащился с этим журналом?! Что он собирался выяснять?! Господи, ну какой же сюр...
