Текст книги "Ложная девятка 9 (СИ)"

Автор книги: Аристарх Риддер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Два-один, победа Барселоны.

* * *

Ну а потом мы отправились играть второй полуфинальный матч Кубка Короля. «Камп Ноу», семнадцатое февраля, билетов нет, и вся Барселона ждёт матча с Осасуной.

И вот здесь нас прорвало. Четыре-ноль, без каких-либо шансов для гостей. Мы их буквально закопали под изумрудно-зелёный газон нашего родного стадиона. Тотальная доминация на обеих половинах поля. Абсолютно никаких шансов для гостей. Ноль ударов в створ ворот против наших двенадцати. Беспомощность гостей и могущество хозяев.

Так что четыре-ноль – это ещё по-божески. По большому счёту надо было забивать больше. И мы хотели это сделать, но вратарь гостей был единственным игроком, который не заслуживал этого поражения. Вернее, даже не поражения, унижения. Это слово больше подходит для того матча. Унзуэ бился как лев. Но вратарь это, конечно, полкоманды, да только одного его в тот вечер не хватило.

Уверенная победа Барселоны. Мы в финале Кубка Короля, который тридцатого марта должен был пройти на «Сантьяго Бернабеу». Нашим соперником в этом матче стал «Реал Сосьедад».

* * *

За всеми этими испанскими делами как-то мимо нас с Заваровым прошёл очередной сбор сборной Советского Союза. По договорённостям с Федерацией футбола и лично с Малафеевым нас даже не дёргали. А без нас команда отправилась на достаточно продолжительный сбор в Италию. Там парни сыграли аж четыре неофициальных матча с командами второго и третьего итальянских дивизионов. А затем, двадцатого числа – матч со сборной Италии.

Экспериментальный состав, который привезли Малофеев и Иванов, абсолютно ничего не смог противопоставить хозяевам. Шесть-один в пользу сборной Италии.

По моему мнению, только золотая броня, которую Малафеев сам себе выковал на чемпионате Европы восемьдесят четвёртого и чемпионате мира восемьдесят шестого года, уберегала его от критики по результатам этой игры. Потому что да, состав экспериментальный, но слишком слабо смотрелась сборная Советского Союза. Такое ощущение, что весь этот сбор, все эти двадцать дней в Италии, мужики занимались чёрт-те чем. И очень уж тяжёлыми вышли советские футболисты на игру с итальянцами.

Повторюсь: пусть это не основной, а экспериментальный состав сборной, пусть это товарищеская игра, но всё равно как-то слишком уж странно смотрелись мои партнёры по национальной сборной.

Впрочем, каких-то особых переживаний по этому поводу я не испытывал. То, что тренерский штаб сборной – это профессионалы, мы знали все, притом знали изнутри. И к чемпионату Европы команда в любом случае будет готова. Так что защита титула была возможной.

Футбольный 88-й год раскочегарился и теперь стремительно нёсся к самым важным матчам.

Глава 19

Письмо пришло двадцать первого февраля, на следующий день после матча с «Атлетиком» из Бильбао. Басков мы буквально перетерпели. они душили, ломали и били нас всю игру., но итог 1:0 в пользу Барсы. Нормально..

Обычный конверт, правда, с необычным логотипом – стилизованная фигурка матери с ребёнком на фоне земного шара. UNICEF. Детский фонд ООН. Адрес отправителя: Женева, Швейцария.

Я вскрыл конверт за завтраком, пока Катя кормила Сашку. Внутри два листа на английском, отпечатанных на хорошей бумаге с водяными знаками.

«Уважаемый господин Сергеев…»

ЮНИСЕФ предлагал мне стать послом доброй воли. Официальным представителем организации, лицом благотворительных программ для детей по всему миру. В письме упоминалась моя работа в Валенсии – помощь пострадавшим от наводнения, личное участие, собственные средства. Они это заметили. Они это оценили.

– Что там? – спросила Катя, заметив моё лицо.

Я протянул ей письмо. Она читала, покачивая Сашку на руках, и брови её поднимались всё выше.

– Посол доброй воли. В ООН?

– Да. Верно.

– А тебе это вообще надо?

Хороший вопрос, на самом деле. С одной стороны – нафига? Это точно не про деньги, притом что нагрузка будет большая. Почему-то когда ты соглашаешься что-то делать бесплатно, то грузят тебя чуть ли не больше, чем за деньги. Семья, футбол, рекламные контракты, на которых я зарабатываю. Всё это оставляет мало времени.

А с другой – та же Валенсия наглядно показала, что моя физиономия может приносить пользу. А сейчас восемьдесят восьмой год. И вроде бы в этом году у нас случится землетрясение. Какой там город… Как там его? А, точно, вспомнил – Спитак. В конце года. Если я буду послом доброй воли, то смогу куда более эффективно помочь.

Так что да, выбора-то по сути нет. Кому много дано, с того много и спрашивают. А дала мне судьба, ну или Бог, ну очень много. Так что прочь сомнения и вперёд. Подставляй шею под новый хомут.

Все эти мысли промелькнули у меня в голове за пару секунд, вот буквально.

Мы посмотрели друг на друга. Оба понимали: это не тот вопрос, который можно решить самим. Это уровень, на котором нужно согласование. Серьёзное согласование.

– Тебе нужно позвонить в посольство, – сказала Катя.

Она была права. Разумеется, права.

Советское консульство в Барселоне располагалось на Авенида Пеарсон, в тихом респектабельном районе Сарриа. Невысокое здание за каменной оградой, красный флаг над входом. Я бывал там несколько раз, да и как иначе, когда люди из посольства можно сказать ведут мои дела?

Но сейчас повод был другой.

Трубку снял дежурный. Я представился, объяснил, что мне нужно поговорить с кем-то из руководства. Желательно с атташе по культуре. Вопрос деликатный, касается международной организации.

– Ждите, – сказал дежурный. – Вам перезвонят.

Перезвонили через час. Голос был другой – мягче, интеллигентнее.

– Ярослав Георгиевич? Это Кривцов, Андрей Павлович. Атташе по культуре. Слышал о вас, конечно. Чем могу помочь?

Я коротко изложил суть. Письмо от ЮНИСЕФ. Предложение стать послом доброй воли. Нужна консультация.

На том конце провода повисла пауза.

– Понял вас, – наконец сказал Кривцов. – Это… серьёзно. Мне нужно увидеть письмо. Я могу подъехать к вам сегодня?

– Конечно.

– В три часа вас устроит?

– Вполне.

Кривцов оказался невысоким, подтянутым мужчиной лет сорока пяти, с аккуратной сединой на висках и внимательными серыми глазами. Одет неброско, но дорого – хороший костюм, английские туфли. Типичный советский дипломат нового поколения: образованный, светский, умеющий держаться в любой компании.

Мы сидели в гостиной. Катя принесла кофе и тактично удалилась.

Кривцов читал письмо медленно, дважды перечитывая некоторые абзацы. Потом аккуратно положил листы на стол.

– Что вы об этом думаете, Ярослав Георгиевич?

– Думаю, что это честь, – сказал я. – И думаю, что решать не мне.

Кривцов чуть улыбнулся.

– Правильно думаете. – Он побарабанил пальцами по подлокотнику кресла. – ЮНИСЕФ – организация серьёзная. Авторитетная. Работает под эгидой ООН. Послы доброй воли – это, как правило, люди с мировым именем. Актёры, музыканты, спортсмены высшего уровня.

– Я в курсе.

Кривцов помолчал, собираясь с мыслями.

– Ярослав Георгиевич, я буду с вами откровенен. Это предложение – оно не просто про благотворительность. Это политика. Большая политика. Советский спортсмен в роли международного гуманитарного посла – такого ещё не было. Вы понимаете, какой это сигнал?

– Понимаю.

– Сигнал о том, что Советский Союз – не только военная и экономическая сила. Но и моральный авторитет. Страна, которая заботится о детях всего мира. Это… – он подбирал слова, – это очень в духе нынешнего курса.

Открытость сильного, ага. Я знал эти слова. Романов любил их повторять: мы открываемся миру не потому, что слабы, а потому, что сильны. Нам нечего скрывать и нечего бояться.

– Мой уровень – это консультация, – продолжил Кривцов. – Решение будет приниматься в Москве. Мне нужно связаться с центром, доложить. Вы готовы подождать несколько дней?

– У меня матч двадцать седьмого. С «Атлетико».

– Понимаю. Постараемся ускорить.

Он встал, протянул руку.

– Ярослав Георгиевич, между нами: я думаю, ответ будет положительным. Но это моё личное мнение. Официально – ждите.

Москва. Старая площадь. Здание ЦК КПСС.

Егор Кузьмич Лигачёв сидел за своим рабочим столом, просматривая утреннюю почту. Кабинет был обставлен строго, без излишеств – полированный стол, портрет Ленина, карта СССР на стене. Единственная вольность – фотография в рамке на краю стола: Лигачёв с женой на даче в Томске, ещё до переезда в Москву.

В дверь постучали.

– Войдите.

Вошёл помощник, положил на стол тонкую папку.

– Егор Кузьмич, срочное из МИДа. Примаков просил передать лично.

Лигачёв кивнул, отпуская помощника. Раскрыл папку.

Документы из Мадрида. Копия письма ЮНИСЕФ. Краткая справка: Сергеев Ярослав Георгиевич, 1967 года рождения, футболист, чемпион мира, четырёхкратный обладатель «Золотого мяча», в настоящее время выступает за испанский клуб «Барселона». В ноябре 1987 года принимал личное участие в благотворительной акции помощи пострадавшим от наводнения в Валенсии. Вложил собственные средства в размере… Лигачёв присвистнул. Сумма была серьёзной.

Снял трубку внутреннего телефона.

– Евгения Максимовича пригласите ко мне. Да, срочно.

Примаков появился через пару часов. Министр иностранных дел Советского Союза. Новая звезда на небосводе советского политикума. После операции «Возмездие» и победы в Афганистане Примаков был в очень большом авторитете.

– Читал? – Лигачёв кивнул на папку.

– Читал. Потому и прислал тебе сразу.

– Что думаешь? – спросил Лигачёв.

Примаков сел в кресло напротив стола, сцепил пальцы.

– Думаю, что это подарок. Который нельзя упускать.

– Поясни.

– ЮНИСЕФ – не просто благотворительность. Это витрина ООН. Лицо международного гуманизма. И они сами, понимаешь, сами выходят на советского спортсмена. Не мы просим – они предлагают.

Лигачёв кивнул. Это он понимал.

– Сергеев – фигура идеальная, – продолжил Примаков. – Молодой, красивый, успешный. Чемпион мира. Четыре «Золотых мяча». Играет в Европе. И при этом не просто звезда, а человек, который реально помогает. Не на камеру, а по-настоящему. Лично ездил в Валенсию. Деньги свои вложил, причём немалые.

– Я видел цифры.

– Вот. И Запад это видел тоже. Для них это… неожиданно. Звезда, которая не просто улыбается в камеру, а реально работает. Ломает стереотипы. Таких там единицы.

Лигачёв встал, прошёлся к окну. За стеклом – февральская Москва, серое небо, голые деревья.

– Как это вписывается в нашу линию?

– Идеально вписывается, – Примаков позволил себе лёгкую улыбку. – Открытость сильного. Мы не прячемся, не боимся. Наши люди – лучшие в мире. И не только в спорте, но и в человечности. Советский чемпион становится лицом международной гуманитарной организации – это признание. Признание того, что наши ценности – общечеловеческие.

– А риски?

– Минимальные. Сергеев – человек надёжный. Проверенный. Семья хорошая: жена, сын. Никаких скандалов, никакой грязи. В политику не лезет, глупостей не говорит. Идеальный представитель. Плюс ещё и орденом награждён, боевым. Помнишь ту историю с заложниками?

– Да, точно, ты прав, – Лигачёв вернулся к столу, сел. – Что от нас требуется?

– Формально – ничего. Они приглашают его в Женеву, там европейский офис ЮНИСЕФ. Церемония, фотографии, запись каких-то материалов. Но я бы рекомендовал… – Примаков сделал паузу, – проинструктировать товарища Сергеева. Объяснить контекст. Расставить акценты.

– Боровик?

– Именно. Генрих Аверьянович как раз по этой части. Советский комитет защиты мира, международные контакты, работа с общественными организациями. Пусть Сергеев прилетит в Москву, поговорит с Боровиком. А уже потом – в Женеву.

Лигачёв задумался. Постучал пальцами по столу.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Готовь бумаги. Я доложу Григорию Васильевичу.

– Думаешь, он будет против?

Лигачёв позволил себе усмешку.

– Романов? Против того, чтобы советский чемпион стал лицом международной организации? Нет, Евгений Максимыч. Не будет. Это как раз то, что он любит. Победа без единого выстрела.

Звонок из посольства пришёл на следующий день. Кривцов говорил сухо, официально:

– Ярослав Георгиевич, вам необходимо прибыть в Москву для консультаций. Вылет – двадцать третьего февраля. Билеты будут в консульстве. Вас встретят.

– Понял. А…

– Всё остальное узнаете на месте. До свидания.

Короткие гудки.

Катя смотрела на меня вопросительно.

– Москва, – сказал я. – Послезавтра.

– Это хорошо или плохо?

– Это значит, что дело серьёзное. И что они не сказали «нет».

Москва встретила морозом и низким серым небом. Минус двенадцать, позёмка, колючий ветер. После барселонских пятнадцати градусов тепла – как удар.

В Шереметьево меня ждал чёрный «ЗИЛ» с правительственными номерами. Молчаливый водитель, молчаливый сопровождающий в штатском. Никаких объяснений, только короткое: «Едем на Проспект Мира».

Советский комитет защиты мира располагался в солидном сталинском здании. Высокие потолки, мраморные лестницы, красные ковровые дорожки. Всё дышало основательностью и официозом.

Меня провели на третий этаж, в приёмную с табличкой «Председатель».

– Ярослав Георгиевич? – секретарша подняла глаза от бумаг. – Генрих Аверьянович ждёт вас. Проходите.

Боровик оказался совсем не таким, каким я его представлял.

Почему-то я ожидал увидеть типичного советского функционера – грузного, седого, в мешковатом костюме. Но передо мной сидел подтянутый мужчина под шестьдесят, с живыми умными глазами и быстрой улыбкой. Одет элегантно, по-западному. Английский твид, хорошие ботинки, дорогие часы.

– Слава! – он вышел из-за стола, протянул руку. Рукопожатие крепкое. – Рад познакомиться. Много о тебе слышал. Садись, садись.

Кабинет был обставлен со вкусом. Книжные шкафы, картины, фотографии на стенах. Боровик с Хемингуэем. Боровик с Керенским. Боровик с каким-то американским президентом – кажется, Картером.

– Чай? Кофе?

– Чай, если можно.

Он нажал кнопку на столе, распорядился. Сел напротив, закинул ногу на ногу.

– Ну что, Слава. Давай начистоту. Ты понимаешь, зачем ты здесь?

– В общих чертах. ЮНИСЕФ, посол доброй воли.

– Верно. – Боровик кивнул. – И ты понимаешь, что это не просто почётное звание?

– Понимаю.

– Это работа. Серьёзная работа. Ты станешь лицом – одним из лиц – крупнейшей гуманитарной организации мира. На тебя будут смотреть. Тебя будут слушать. Каждое твоё слово, каждый жест будет интерпретироваться. И не всегда доброжелательно.

Секретарша принесла чай. Боровик подождал, пока она выйдет.

– Я много лет работал журналистом. Корреспондентом в Америке. Знаю, как устроена западная медиа-машина. Они умеют выворачивать слова наизнанку. Находить подтексты там, где их нет. Создавать скандалы из ничего.

– Я стараюсь не давать поводов.

– Знаю. Потому ты здесь и сидишь. – Боровик улыбнулся. – Ваша с этим англичанином работа в Валенсии – это было сильно. По-настоящему сильно. Не для камер, не для прессы. Вы поехали туда сами, работали руками, вложили свои деньги. Это заметили. И это оценили.

Он отпил чаю, продолжил:

– ЮНИСЕФ – организация с историей. Они работают с сорок шестого года. Помогают детям по всему миру. Вакцинация, питание, образование, защита от насилия. Серьёзные люди, серьёзные программы. И они очень тщательно выбирают, кого приглашать в послы.

– Почему я?

– Потому что ты – идеальный кандидат. – Боровик загнул палец. – Первое: ты известен во всём мире. Четыре «Золотых мяча» – это не шутка. Тебя знают в Европе, в Америке, в Азии. Второе: ты молод, красив, успешен. Образец для подражания. Третье: ты доказал, что способен не только говорить, но и делать. Валенсия. И четвёртое…

Он сделал паузу.

– Четвёртое: ты советский человек. Гражданин СССР. И это, Слава, меняет всё.

– В каком смысле?

– В прямом. До сих пор послами доброй воли были западные звёзды. Американцы, европейцы. Советского спортсмена на этой позиции не было никогда. Ты будешь первым.

Я молчал, переваривая услышанное.

– Понимаешь, что это значит? – продолжил Боровик. – Это значит, что мир увидит: Советский Союз не империя зла, как любят говорить на Западе. Это страна, которая воспитывает людей, способных не только побеждать, но и помогать. Людей, для которых гуманизм не пустое слово.

– Пропаганда?

Боровик рассмеялся.

– Можешь называть это пропагандой. А можешь правдой. Разница в том, веришь ли ты сам в то, что делаешь. Ты веришь?

Я подумал о Гандии. О пожилой женщине в чёрном платке, которая сказала мне «gracias». О размокших диванах и горах мусора.

– Верю.

– Вот и хорошо. – Боровик кивнул. – Тогда давай поговорим о деталях.

* * *

Следующие два часа мы обсуждали практические вопросы. Церемония в Женеве, как себя вести, что говорить. Запись промо-материалов какие тезисы использовать, каких тем избегать. Работа с прессой – как отвечать на провокационные вопросы.

Боровик был хорошим учителем. Опытным, терпеливым. Он не читал мне лекций о марксизме-ленинизме, не требовал заучивать цитаты из решений партийных съездов. Он говорил о простых вещах: о том, как важно слушать собеседника, как не дать себя втянуть в ненужную полемику, как сохранять достоинство в любой ситуации.

– Главное правило, – сказал он под конец, – будь собой. Не пытайся казаться кем-то другим. Ты – советский спортсмен, чемпион мира, человек, который помогает людям. Этого достаточно. Этого более чем достаточно.

Мы пожали друг другу руки.

– Удачи в Женеве, Слава. И… – он чуть помедлил, – спасибо.

– За что?

– За то, что такие люди, как ты, существуют. Это делает мою работу осмысленной.

* * *

В Женеву я летел двадцать четвёртого февраля.

Полтора часа от Москвы до Цюриха, потом ещё сорок минут на машине до Женевы. Альпы за окном, чистейший воздух, аккуратные швейцарские деревеньки. Другой мир. Третий за последнюю неделю – после Барселоны и Москвы.

Дворец Наций величественное здание в стиле неоклассицизма, построенное ещё для Лиги Наций. Широкие коридоры, высокие потолки, флаги всех стран мира. Здесь располагался европейский офис ООН, и здесь же – региональная штаб-квартира ЮНИСЕФ.

Меня встретил молодой человек с папкой в руках – помощник директора европейского отделения.

– Мистер Сергеев? Добро пожаловать в Женеву. Меня зовут Маркус. Я буду вашим сопровождающим сегодня.

Сначала – встреча с директором европейского офиса. Джеймс Хардинг, седой британец с безупречными манерами и цепким взглядом из-под кустистых бровей. Кабинет у него был под стать: старое дерево, кожаные кресла, на стенах – фотографии детей со всего мира.

– Мистер Сергеев, – он встал, пожал мне руку, – рад познакомиться. Присаживайтесь.

– Можно просто Слава, – сказал я. – Так проще.

Хардинг улыбнулся.

– Хорошо, Слава. А я Джеймс.

Мы сели. Маркус принёс кофе.

– Знаешь, – начал Хардинг, – в прошлом году мы потеряли Дэнни Кэя. Он был нашим первым послом доброй воли. С пятьдесят четвёртого года. Тридцать три года служения детям.

Я кивнул. Кто это такой хрен его знает, но какая разница? Бум считать что человек хороший.

– Дэнни был уникален, – продолжил Хардинг. – Он умел говорить с людьми. Умел смешить и трогать одновременно. После его смерти мы задумались: как продолжить эту традицию? Кто может нести наше послание миру?

Он помолчал, глядя на меня.

– И тут появился ты. Валенсия. Твоя работа там. Мы следили, Слава. Внимательно следили.

– Я просто делал то, что считал правильным.

– Именно. Именно это нам и нужно. – Хардинг улыбнулся. – Знаешь, мы сейчас ведём переговоры с Одри Хепбёрн. Да, той самой. Она тоже хочет помогать. У неё личная история, после войны она ребёнком получала помощь от организаций, которые потом стали ЮНИСЕФ.

Одри Хепбёрн. Я видел её фильмы, правда там в будущем. «Римские каникулы», «Завтрак у Тиффани». Красивая женщина, большая актриса.

– Представь, – Хардинг подался вперёд, – советский футболист и голливудская звезда. Два человека из разных миров, объединённых одной целью. Это мощный сигнал. Сигнал о том, что забота о детях не знает границ.

Я понял, что он имел в виду. Холодная война, железный занавес, а тут советский спортсмен и американская актриса вместе работают на благо детей. Символизм был очевиден.

– Когда она станет послом? – спросил я.

– Надеемся, в ближайшие месяцы. Переговоры идут хорошо.

Церемония была короткой, но торжественной. Хардинг произнёс речь о миссии ЮНИСЕФ, о важности привлечения новых голосов, о том, какую честь для организации представляет участие такого выдающегося спортсмена.

Потом была моя очередь. Я сказал несколько слов – простых, без пафоса. О том, что дети – это будущее. О том, что помогать – не обязанность, а привилегия. О том, что границы государств не должны быть границами для сострадания.

Меня сфотографировали с официальным сертификатом. Записали короткое видеообращение для будущих кампаний. Взяли интервью для внутреннего журнала организации.

На прощание Хардинг снова пожал мне руку.

– Добро пожаловать в семью, Слава. Дэнни бы тебя одобрил.

К вечеру я уже был в самолёте, летящем обратно в Барселону.

За окном темнело. Внизу проплывали огни европейских городов – Лион, Монпелье, Перпиньян. Скоро Барселона. Завтра – тренировка. Послезавтра – матч с «Атлетико» в Мадриде.

Жизнь продолжалась. Только теперь у меня была ещё одна ответственность. Ещё одна роль. Ещё одна миссия.

Посол доброй воли.

Первый советский гражданин на этой позиции.

Я закрыл глаза и попытался заснуть. Получалось плохо. В голове крутились слова Боровика: «Будь собой. Этого достаточно».

Достаточно ли?

Время покажет.