Текст книги "Подпольная империя рода Амато (СИ)"

Автор книги: Аристарх Риддер

Соавторы: Эл Громов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Глава 17

Я глядел на землю, от которой нас отделяло всё большее расстояние по мере того, как вертолёт поднимался наверх. Глядел и анализировал полученную информацию.

Попивая чаёк с Соколовым, я узнал много интересного и теперь соотносил всё это с тем, что выяснил заранее, до прилёта сюда.

Итак, под Норильском, само собой, не единственное месторождение алмазов в России, есть ещё. Так вот, в других местах рабочим платили куда больше, чем тут. И это при том, что Звягинцевы очень даже состоятельные люди.

Условия работы тут, на крайнем Севере, у Северного Ледовитого океана, мягко говоря, не самые приятные. Отрезанность, полная изолированность от мира тоже не добавляют очков этому месту. Сообщаться с другими частями России можно преимущественно по воздуху, в тёплое время года – по Северному морскому пути. Рабочие застревают тут по полгода, не имея возможности видеться с семьями. Как в тюрьме. Кстати, Соколов сказал, что часть рабочих – бывшие заключённые. Интересный факт.

Мне не давал покоя вопрос: почему люди работают на этих мерзавцев Звягинцевых, если тут их за людей не считают? Не в рабстве же рабочие у них, в конце концов, почему бы не махнуть рукой и не искать работу получше? У меня свербило в мозгу от этих вопросов, и я не успокоюсь, пока не узнаю ответы.

Я решил вернуться на прииск завтра и поговорить ещё с некоторыми людьми. Надо было где-то переночевать, точнее, просто поспать, ведь ночей здесь пока не бывает. Кроме Норильска, вариантов, конечно, не было. Решил полететь туда, чтобы отдохнуть, а завтра закончить с делами здесь.

Поговорить с инженерами и аналитиком я ещё не успел, сделаю это, когда будем вскоре…

Мысли мои оборвались при резком толчке, сотрясшем весь экипаж.

– Что такое?

– Что происходит?

Посыпались вопросы пассажиров.

Пилот не успел ответить: нас тряхнуло так, что мы непременно сделали бы кувырки по борту вертолёта, если бы не были пристёгнуты.

– У нас какие-то проб…

Мой телохранитель не успел закончить вопрос. Наш вертолёт, делая невероятные кульбиты в воздухе, начал стремительно падать.

Мой мир сузился до страшной тряски и грохота. Я обо что-то ударился головой, боясь не успеть, сосредоточил все оставшиеся ментальные силы на том, чтобы оказаться под куполом хроносферы – удалось… но удар всё же оказался сильным, поэтому спустя несколько мгновений тьма обернула моё сознание непроницаемым коконом.

* * *

Пульсирующая в голове боль насильно выдернула меня из забытья.

Открыв глаза, увидел небо сквозь прозрачно-фиолетовый купол хроносферы. Убрал купол.

Солнечно, но холодно.

Я кое-как поднялся, с трудом заставляя промёрзшие части тела шевелиться. Оглядел, ощупал себя: рассечена бровь, на затылке шишка, рука ободрана у локтя немного, многочисленные ушибы. Переломов, серьёзных повреждений нет.

Рядом со мной валялся один из горных инженеров. Я окликнул его – он застонал.

В нескольких метрах от нас лежали телохранители, второй инженер, аналитик и секретарь. Я пощупал пульс каждого – мертвы все, кроме одного из телохранителей. У него сильно кровоточило бедро. Оторвав от его же рубашки полосу, я перевязал бедро.

Пилота обнаружил в кабине наполовину развороченного вертолёта – тоже мёртв.

Вернувшись к выжившему инженеру, осмотрел его. Похоже, у него сломана рука. А ещё на боку была рана, вид которой совсем не внушал облегчения.

Зашибись. Один. С двумя тяжело ранеными людьми. В тундре за полярным кругом. Просто зашибись.

Я снова направился в вертолёт, чтобы найти рацию, телефон – всё, что могло помочь мне связаться с внешним миром. Но мои ожидания не оправдались – вся техника была вдребезги. Я вслух выругался.

Услышав звук, напоминающий тарахтение, я поднял взгляд наверх – к нам приближался вертолёт. Друзья или враги? Скоро узнаю.

Вертолёт сел, из него выскочила группа головорезов во главе с одним из сыновей Звягинцева. Мне понадобилось не более нескольких секунд, чтобы вновь поставить купол хроносферы – над собой и врагами.

Боевиков было десять. Я мысленно усмехнулся – на меня одного столько людей. Видать, хорошенько так струхнули Звягинцевы, понимают, с кем связались.

Головорезы в недоумённом ужасе пытались понять, что за непроницаемые стены замкнули их в отдельном от остального мира пространстве.

Всё происходило молниеносно, но я запомнил каждый миг, будто в замедленной съёмке.

Магов среди противников было пятеро. Я явственно ощутил их средненькие силы. Точнее, потенциал сил, потому что внутри хроносферы любой маг, кроме меня самого, существенно слабеет. Я сконцентрировался и собрал в себя ману всех пятерых магов. Те без сил рухнули наземь.

Их оставшиеся на ногах товарищим теперь с ещё большим ужасом взирали меня. Затем двинулись вперёд, стреляя в меня из пистолетов. Я успешно уворачивался, но одна пуля задело плечо. Остальные пули попадали на землю, не сумев прорветь стену хроносферы.

Использовав телекинез, я вырвал оружие из рук врагов.

Поднял один из пистолетов и сделал серию выстрелов – пятеро мужчин упали замертво.

Я направился к своему настоящему врагу.

Звягинцев, до сих пор в панике переводивший взгляд с меня на своих отморозков, вытащил собственный пистолет и стал стрелять в меня. Подбежав к нему, я вышиб оружие из его руки и ударил ублюдка в нос. Послушался неприятный хруст.

– Сейчас я с тобой побеседую, но прежде…

Я подошёл к пятерым бывшим магам, у которых недоставало сил подняться, и каждому из них вышиб мозги.

– Не на… – начал один, с мольбой глядя на меня, но в следующий миг его лоб разворотило пулей.

Я повернулся к Звягинцеву и оскалил зубы в улыбке.

– Ну что, поболтаем?

* * *

Поднялся сильный ветер. Я поёжился от холода и поднял воротник плаща.

Родион Звягинцев, сын Анатолия Звягинцев – владельца горнодобывающей компании, которая владела алмазным прииском под Норильском – корчился на земле с залитым кровью лицом и отвечал на мои вопросы.

– Итак, Родя… твой отец отдал приказ убить меня?

Из-за сильного ветра приходилось чуть ли не кричать.

– Да… – Новый порыв ветра заставил его умолкнуть на пару секунд. – Он не хотел иметь дела с таким… опасным партнёром, вот и…

– Где он сам, отец твой?

– В Норильске.

– И на сколько он тут задержится?

– У него завтра в 10 утра вылет.

– Вы повредили вертолёт?

– Да.

– Но вернулись обратно, чтобы…

– Чтобы проконтролировать, что ты точно подохнешь.

– С десятком головорезов.

– Мы не хотели недооценить тебя. Снова. – Звягинцев косо взглянул на меня одним глазом – второй заплыл. – И мы собирались добить выживших, если такие будут.

– Вы уже сообщили в большой мир о якобы крушении вертолёта?

– Да. Там думают, ты мёртв. Прошу, не убивай меня… – Мольба в его глазах была столь жалкой, что я скривился от презрения.

– Не смог прожить по-человечески, так хоть сдох бы настоящим мужиком! – сказал я, направляя на него пистолет.

– Погоди! Прошу! – крикнул он. – Тебе ведь надо как-то выбраться отсюда! Твои люди мертвы, вертолёт разбился… Но вертолёт есть у меня, и я могу управлять им!

Я опустит пистолет. В голове яркой вспышкой пролетела гениальная мысль.

– Грузи тела своих людей на борт, – велел ублюдку.

– Только своих? – не понял он.

– Молчи и делай! – прикрикнул я на него.

Звягинцев медленно перетаскивал трупы в вертолёт. Я держал его под дулом пистолета на тот случай, если вздумает выкинуть какую-нибудь глупость.

Ветер крепчал.

– Живее шевелись! – велел я Звягинцеву.

Вскоре он погрузил всех на борт, и занял место пилота. Я сел рядом с ним.

– А теперь свяжись с внешним миром, со спасательной службой – и сообщи точные координаты этого места.

– Но…

– Живо! – Я пригрозил ему пистолетом.

Он подчинился. Когда сообщение было отправлено, Звягинцев поколдовал над приборным оборудованием, и вскоре вертолёт взлетел.

Ветер бушевал снаружи всё неистовее.

– Погода не особо-то лётная… – пробормотал Звягинцев. Руки его дрожали.

Очередной шквал налетел на вертолёт, его тряхнуло и увело левее, чем нужно по курсу.

– Да-а… так мы много не пролетим… надо сажать вертолёт, – заявил Звягинцев.

– Как скажешь, ублюдок!

Я резко ударил его в ухо. Оглушённый болью, он потерял управлением вертолётом. Нас трясло и болтало из стороны в сторону. Звягинцев попытался выправить положение, но было поздно.

Я понял, что сейчас повторю опыт падения, и поспешил заключить себя под купол хроносферы.

* * *

Я открыл глаза и небо, через оболочку хроносферы казавшееся сиреневым. Ветех потихоньку утихал.

Встал, оглянулся. Родион Звягинцев лежал неподалёку с вывернутой под неестественным углом ногой. Подошёл к нему, приложил пальцы к шее – пульса нет.

Подох, сука.

Наверное, паршиво: знать, что умрёшь, понимать, что столкновение с землёй близко – и не смочь этого изменить.

Я осмотрел своих раненых – живы. Лишь бы продержались ещё немного. Я снял с трупов верхнюю одежду и укрыл раненых.

Сел подле них и принялся ждать.

Ждал долго, но вот, наконец, показался вертолёт. Я всё сидел и смотрел, как он приземляется.

Из него выскочили спасатели.

Я ощутил нестерпимую утомлённость во всём теле – создание хроносферы отнимает энергию. Продолжительное её оддержание – отнимает уйму энергии.

Раненых погрузили в вертолёт. Мне хотели помочь подняться, но я встал сам.

Сел в вертолёт, он стал набирать высоту.

Большой мир ожидал моего возвращения.

Глава 18

Мы с Антоновым стояли чуть поодаль от взлётно-посадочной полосы и наблюдали, как полиция выводит из частного самолёта Анатолия Звягинцева и заключает его руки в наручники.

– Мы подозреваем вас в покушении…

Я не стал дожидаться завершения монолога стража порядка на тему того, в чём подозревается Звягинцев.

Зашагал в сторону выхода, адвокат двинулся вместе со мной.

– Спасибо, что оперативно отреагировали, Михаил Алексеевич, – горячо поблагодарил я его.

– Как иначе, Андрей Андреевич. Мы и так едва не упустили этого подонка.

Мы с адвокатом поехали в самую элитную гостиницу, что была в Норильске. Всю дорогу я прокручивал в голове воспоминания минувших часов ночи и утра.

Спасательный вертолёт вчера забрал меня и раненых инженера и телохранителя, а также трупы. Раненых увезли в больницу: сказали, что состояние тяжёлое, но угрозы для жизни уже нет.

Я сделал несколько звонков и распорядился, чтобы убитые аналитик, горный инженер и мой телохранитель были доставлены в Санкт-Петербург и по-человечески похоронены на средства семьи Амато.

Затем позвонил отцу, рассказал о случившемся; он, в свою очередь, связался с адвокатом, и Михаил Алексеевич прибыл сюда рано утром. Нанёс визит в полицию Норильска, подключив свои связи, добился ордера на арест Анатолия Звягинцева.

В аэропорт мы с адвокатом поехали вместе с полицией. Еле успели. Самолёт должен был вот-вот взлететь. Полиция запретила вылет, но Звягинцеву было начхать, он понял, что почти попался в ловушку и попытался сделать последний рывок, чтобы спасти свою драгоценную шкуру.

Самолёт уже готов был тронуться с места, но я напряг все ментальные силы, чтобы вывести из строя его двигатели. Я повторил магический трюк, как тогда, когда отключил камеры видеонаблюдения в тюрьме – только на этот раз попотеть пришлось больше.

* * *

На следующее утро мы с адвокатом сидели в ресторане, завтракали и обсуждали дела.

– Начну с главной новости, – сказал Михаил Алексеевич. – Ночью Звягинцев покончил с собой в камере.

– Что, правда? – усомнился я. – Неожиданный поступок от такого человека.

– Я тоже удивлён. Не похож был он на того, кто готов так легко сдаться и расстаться с жизнью. Ну да ладно, это уже не имеет значения. Полиция допросила его брата. Он начистоту всё выложил: как Анатолий «заказал» вашу смерть и прочее.

– Чего это брат такой сговорчивый стал? Он же наверняка соучастником пойдёт.

– Да, но его и помимо этого нашлось, за что прижать. Ему обещали скостить срок за сотрудничество. Так что он сейчас под стражей. Впрочем, скоро выйдет под залог, полагаю. Но срок ему в любом случае светит. Звягинцевы такие махинации финансовые проводили… потому, наверное, Анатолий и отправился по своей воле на тот свет – понимал, что пожизненный срок ему светит.

– Ловко вышло с его братом, – сказал я, быстро уплетая омлет с беконом. – Когда у нас встреча со всякими министрами?

– Завтра утром, Андрей Андреевич.

Мы позавтракали, и я отправился отдохнуть в гостиницу. После недавних приключений до сих пор чувствовал потребность в покое. Антонов сказал, что у него ещё дела, и он мне всё расскажет, как только будут конкретные результаты.

На следующее утро мы отправились в главный офис горнодобывающей компании Звягинцевых.

После смерти Анатолия и его сына единственным наследником оставался его брат – Арсений Звягинцев. Но он был за решёткой, поэтому совещание состоялось в кабинете его заместителя – Станислава Львова.

Вскоре прибыли министр природных ресурсов Российской империи, министр финансов… и инспектор труда. Если прилёт первых в Норильск был предсказуем, то появление инспектора меня удивило. Позже Антонов признался мне, что это он подсуетился: мой рассказ о непростительно тяжёлых условиях труда рабочих на прииске навёл его на мысль, что проверка этих условий специальными органами лишней не будет. И не прогадал.

Что касается министров: алмазы в основном покупало правительство, поэтому его участие в сложившейся ситуации логично.

Когда все поздоровались друг с другом и уселись за стол, начался разговор.

– Для начала позвольте выразить вам сочувствие по поводу того, что вы едва не погибли, Андрей Андреевич, – обратился ко мне министр природных ресурсов – Евдокимов Афанасий Валентинович.

– Благодарю вас, – кивнул я.

– Господин Амато вполне справедливо полагает, что должен получить компенсацию за случившееся, – вступил в разговор Антонов.

– О какой компенсации идёт речь? – поспешил уточнить Львов.

– Было бы справедливо, если бы она соответствовала огромному ущербу, нанесённому мне, – ответил я. – Я чудом выжил, два моих человека серьёзно ранены, несколько моих людей погибло…

– Мы понимаем справедливость вашего требования, господин Амато, – отозвался министр финансов – Ермолов Клавдий Александрович. – Но для начала необходимо решить другой вопрос, для чего мы сюда и прибыли, а именно – для отчуждения компании.

– Мы произвели проверку условий труда на алмазном прииске, – доложил инспектор – Михайлов Константин Леонидович. – И нашли их вопиюще не соответствующими трудовым законам нашей империи. Да и с документацией компании есть кое-какие проблемы. Специалисты ещё занимаются проверкой и анализом некоторой информации, но уже имеющиеся у нас данные служат достаточным основанием для того, чтобы лишить владельца компании прав собственности и передать эти права государству.

Вот как! Сказать, что я был обескуражен – значит, ничего не сказать. Дело принимало весьма любопытный оборот.

Мы обсудили ещё некоторые моменты, после чего попрощались и уехали в гостиницу.

Оставшись наедине с адвокатом, я сказал ему:

– Михаил Алексеевич, если компания отойдёт государству, ведь кто-то должен будет фактически управлять ею, верно?

– Именно так.

– Любопытно…

– Я понимаю, к чему вы клоните, Андрей Андреевич.

Мы обменялись понимающими взглядами.

* * *

Михаил Алексеевич Антонов на следующий день повторно встретился с министрами. По возвращению в гостиницу он пересказал мне их разговор.

Адвокат предложил высокопоставленным лицам рассмотреть мою кандидатуру в качестве управляющего горнодобывающей компанией. Если Евдокимов склонялся на нашу сторону, то вот убедить Ермолова оказалось сложнее. Антонов использовал все возможные аргументы в пользу того, что будет огромное количество преимуществ, если управлять компанией от лица государства буду я, но финансовому министру эти аргументы не казались достаточно вескими. Интересно, он уже прикинул, кого можно поставить на эту должность? Если да, будет сложнее, а вот если нет, у меня есть шанс. Что ж, придётся мне вытащить из рукава свой главный козырь.

Я договорился с Ермоловым об ещё одной встрече – за ужином в ресторане.

– Господин Амато, боюсь, я уже всё сказал вашему адвокату… – На лице министра отчётливо проступало нетерпение.

– Прошу вас, не торопитесь с оконтельным решением. – Я отпил воды. – Давайте сделаем заказ и ещё раз всё обсудим.

Я подозвал официанта. Ермолов сделал такой огромный заказ, что им можно было бы пятерых накормить. Я попросил фуа-гра с инжиром, суп с крабом, салат с креветками и бокал вина.

– Клавдий Александрович, я уверен, что мы с вами сможем как-то договориться. Быть может, вы всё-таки найдёте способ удовлетворить мою просьбу… вы знаете, моя благодарность вам будет огромной! – Я многозначительно поглядел на собеседника.

– Может, я и смогу вам помочь… всё зависит от того, насколько огромной будет ваша благодарность.

– Ваши предложения?

Ермолов взял салфетку, вытащил из кармана ручку и начиркал цифры. Я взглянул на них – сумма баснословная.

– Вот видите, Клавдий Александрович, мы с вами смогли прийти к согласию, – улыбнулся я и с аппетитом приступил к восхитительной пахнущим блюдам, принесённым только что официантом.

* * *

Я прилетел в Санкт-Петербург спустя несколько дней, когда была улажена часть формальностей. Процесс по лишению Звягинцева права на наследование компании его покойного брата затянется на некоторое время. Но то, что я стану фактическим управляющим компании, можно считать решённым. Конечно, собственником будет империя, но не так уж это и принципиально с учётом того, что я в любом случае буду получать огромные выгоды на своей новой должности.

Увидев меня живым и невредимым, бабушка и мать устроили целое театральное представление со вздохами и причитаниями. Впрочем, как бы я ни отмахивался от того, что назвал «телячьими нежностями», в душе я ощущал глубокое удовлетворение от осознания того, что любим этими людьми, успевшими стать моей семьёй.

Князь сдержанно похлопал меня по плечу. Узнав о том, что я скоро стану фактическим главой крупной горнодобывающей компании, отец взглянул на меня так, что мне без слов стало ясно – он безмерно гордится своим наследником.

Спустя пару дней после моего возвращения домой, когда я сидел в своём кабинете и пил утренний кофе, ко мне постучалась служанка:

– Господин Сальваторе Амато просит вас принять его у себя, Андрей Андреевич.

– Проводи его сюда, – велел я, неприятно удивляясь.

Утро начинается не только с кофе, к сожалению.

Сальваторе вошёл ко мне с гордо поднятой головой и напыщенным взглядом. Мы поприветствовали друг друга.

– Как там поживает моя сестра? – поинтересовался я.

– Замечательно. Анна счастлива, как никогда, – с вызовом ответил родственничек.

– Удивительное дело, – насмешливо отозвался я. – Но если так, я искренне рад за неё. Она приехала с тобой?

– Да, она у вашей матушки.

– Повидаюсь с ней позже. С чем пожаловал, Сальваторе?

– Вы не предложите мне кофе?

– Ах да, конечно…

Я позвал служанку. Сальваторе выдал ей подробную информацию о том, какой кофе он предпочитает.

– Ваша слава бежит впереди вас, Андрей, – начал Сальваторе объяснять причину своего визита издалека. – Вы частенько оказываетесь в центре интереснейших событий империи.

– Уж не знаю, повод ли это радоваться с учётом того, какие это события.

Я немного лукавил. Известность была мне по вкусу. Ян вчера шепнул мне на ухо, что в определённых кругах меня стали называть серым кардиналом дома Амато.

– Тем не менее… вы обладаете немалой властью.

– Так… это уже ближе к делу.

– Я ведь вам теперь не чужой человек…

– Допустим, с этим я бы поспорил, но продолжай.

– Родные обязаны друг другу помогать. – Сальваторе не без нахальства взглянул на меня. – Я хочу построить певческую карьеру, и имею все шансы для этого – с моим-то талантом.

В этот момент вошла служанка с подносом. Поблагодарив, я отпустил её. Сальваторе отпил свой кофе и недовольно поморщился:

– Просил же, только одну ложку сахара.

– Так, продолжим разговор. Ты хочешь петь – причём тут я? – спросил я в лоб.

– Но как же? Вы могли бы мне помочь построить карьеру.

– Я?

– Ну конечно! Уверен, вам это не составит труда. С моим драматическим тенором мне бы солистом Большого театра быть!

Я мысленно схватился за голову: и где Анна откопала этого недоумка?

– С какой стати мне делать это?

– Но как же? – едва не поперхнулся кофе незадачливый певец. – Ведь я с моим голосом мог бы петь лучшие партии Большого театра! И как выиграет от этого вся наша семья!

«Наша семья»! Мне затошнило от пафосного идиотизма, который сочился из всех пор кожи Сальваторе.

Я резко встал, подпирая ладонями стол и отчеканил, глядя на «гения» вокального искусства:

– Значит, так! В семье Амато всяких клоунов, комедиантов и артистов никогда не было и не будет! Выставлять всю нашу семью на позорище, продвигая такого, как ты, я не намерен! Срать я хотел на твой тенор, певец, актёр – это все плебейские профессии, и вы ничем не выше каких-нибудь лакеев. Ты хочешь кривляться на сцене? Иди тогда, разводись с Анной, меняй фамилию – и делай, что хочешь! Но позорить наш дом я тебе не позволю! Уяснил?

Сальваторе сидел весь багровый от злости. Левая его щека слегка подрагивала, и казалось – ещё чуть-чуть, и кожа на лице у него лопнет от возмущения и праведного гнева.

– Да как вы смеете?.. – Он поднялся и нервно провёл рукой по волосам. – С чего вы взяли, что можете говорить со мной подобным тоном?

– А с чего ты взял, что можешь просить меня позорить нашу семью?

– Да вы…!

Сальваторе пылал ненавистью ко мне, но счёл благоразумным сдержать её внутри себя. Он кинул на меня последний пропитанный ядом презрения взгляд и ушёл.

Я опустился на место и вздохнул. Ну как угораздило такое прелестное создание, как моя сестра, влюбиться в это недоразумение?

* * *

Не прошло и десяти минут, как Сальваторе, горя «праведным» гневом, покинул меня, как дверь кабинета будто выбили с ноги, и ко мне ворвалась Анна.

– Да что ты себе позволяешь⁈

– И тебе здравствуй, сестра.

– Сальваторе так талантлив! У него такой голос! Он мечтает служить искусству! Нет – он призван служить искусству! – Щёки девушки покраснели от избытка чувств.

– Очень рад за него, – сухо ответил я.

– Как ты можешь быть таким чёрствым? Ведь ты мог бы ему помочь с карьерой!

– Карьера! – выплюнул я, как ругательство. – Скакать по сцене он может сколько угодно, но я к этому позору руку прикладывать не собираюсь!

– Да что с тобой не так⁈ – вскричала Анна с истерическими нотками в голосе. – Почему ты так ненавидишь моего мужа? Я люблю его, я счастлива с ним! Ты можешь просто смириться с этим и начать воспринимать его, как члена нашей семьи? А в семье люди помогают друг другу, дорогой братец!

– Так. Во-первых, истерики закатывай мужу своему. Во-вторых, никогда больше не смей врываться ко мне без стука. В-третьих, закрой дверь с той стороны и хорошенько подумай над глупостями, которые ты мне наговорила.

Анна хотела что-то возразить, но не стала. Лишь фыркнула возмущённо и ушла, хлопнув дверью.

Возможно, я ошибся, и эта истеричная дура и её скудоумный муж-клоун не такая уж плохая пара.

* * *

Мы отобедали всей семьей, после чего мать попросила меня зайти к ней. Чует моё сердце, Анна наведалась к ней перед уходом, и сейчас матушка заведёт старую пластинку насчёт Сальваторе.

Я поднялся в покои матери.

– Я так рада, что ты жив… – Она с улыбкой коснулась моего лица, потом уселась в кресло у окна. – Одни вы у меня остались с Аннушкой…

– Как ты себя чувствуешь, мама?

– По всякому… здоровье уже не то, что в молодости.

– Ты и сейчас молода.

– Ах ты льстец! – улыбнулась она вновь. – Послушай, дорогой… наша семья серьёзно поредела, и мы должны держаться друг друга. Согласен?

– Конечно.

– Если в семье присутствует отчуждённость – тогда всё пропало. Этого нельзя допускать. Мы должны быть горой друг за друга.

– Мам, просто скажи: ты хочешь просить за Сальваторе? – мягко спросил я.

– Твоя сестра без ума от него.

– Да я уж заметил.

– И пусть он отличается от нас… пусть он со странностями… но он наш, понимаешь?

– Я бы с этим поспорил… – я запнулся, увидев, с какой болью на меня взглянула мать. – Я подумаю, мама.

– Спасибо, дорогой. Помни, что мы должны помогать друг другу.

Я поцеловал её в лоб и ушёл.

Похоже, этот Сальваторе так и останется занозой в заднице, пока я не пристрою его куда-нибудь. Я мог послать куда подальше и его самого, и Анну, но мать – не мог. Ради спокойствия этой уставшей от жизни женщины, к которой я отчего-то испытываю неподдельное, глубокое сострадание, мне придётся найти дело для нашего полудурка. К сожалению, в этом мать права – он уже наш, хочешь не хочешь, а с этим придётся смириться.

Ладно, найду ему такую работу, чтобы была более менее статусная, но не требующая от «гениального певца» особых усилий. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы под ногами не мешалось…