Текст книги "Посланники небес (СИ)"

Автор книги: Аристарх Нилин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Глава 3

Мы сидели за круглым столом и молчали. Каждый размышлял о чем-то своем, хотя тема, стоящая перед всеми была – посылать в прошлое корабль или нет? Я представлял себе, как корабль, снаряженный ядерной бомбой, летит в прошлое, чтобы стереть с лица планеты лабораторию и изменить мир. Мы с Викой снова оказываемся на Земле. Саша уже большой, ему идет третий год, и мы, знать не знаем, ни о каких вселенских войнах и интригах, которые ведутся на Земле, по поводу того, пускать переселенцев из другого мира на Землю или нет, и что взамен нам дадут. Я очнулся, когда увидел входящих в зал, сначала Унторга, потом Друмингана. Следом за ними стали подходить остальные сотрудники лаборатории и те, кто участвовал в проекте. Когда почти все собрались, Фейнхотен сказал:

– Надеюсь, что за ночь у каждого созрели какие-то идеи? А посему предлагаю обсудить ваши предложения.

Друминган первым взял слово:

– По-моему, мысль, которую Вы высказали вчера не задолго до того, как мы разошлись, я имею в виду послать корабль вторично в прошлое и уничтожить лабораторию до того, как Йоа произведет эксперимент, была наиболее интересная и заслуживает детального рассмотрения.

– А мне кажется, что в этом есть определенная доля опасности, – сказал Клоэр, – и кроется она в том, что, возможно, это ловушка для нас.

– Поясните, – обратился к нему Друминган.

– Я мыслю таким образом, что если мы пошлем беспилотный корабль и нанесем удар по лаборатории, то какова вероятность того, что в этот момент, помимо Йоа и его сотрудников, там не будет еще кого-то и при том из будущего. Если Гао и те, кто с ним работает, спрограммируют именно такую ситуацию, которую мы замыслили, то они вполне способны осуществить такой вариант. В этом случае мы рискуем вызвать процессы временных коллапсов, которые весьма опасны. Мы не можем заранее просчитать их пагубное последствие на наше время, а, следовательно, можем подвергнуть Галактику опасности. Вправе ли мы так рисковать?

– Выходит, корабль нельзя посылать в любом случае, с людьми или без людей? – сказал один из сотрудников, – и в том и в другом случае есть большая доля опасности временных катаклизмов?

– Я считаю, что да. По сути, наш предыдущий полет нес такую же опасность и это чудо, что все прошло удачно и ничего не произошло.

– Да, но изменения всё же возникли, – раздался чей-то голос.

– Не столь существенные, чтобы их принимать в расчет.

– А я предлагаю вернуться к вопросу о повторном броске в будущее, – сказал Унторг, – это даст возможность частично прояснить обстановку и даст новую информацию для размышления и анализа ситуации.

– А вы что скажете по этому вопросу? – неожиданно обратился Фейнхотен ко мне.

Взгляды присутствующих направились в мою сторону, и мне стало не по себе.

– Я не знаю, – честно сказал я после секундной паузы.

– Вот именно, и я не знаю, – произнес вслед за мной Фейнхотен, – а раз так, то давайте еще раз все взвесим, прежде чем придем к окончательному решению.

– Простите, можно вопрос? – сказал я.

Все снова обернулись в мою сторону, но я уже был настроен весьма решительно, поскольку как всегда мне пришла в голову совершенно бредовая на первый взгляд идея, но я решил её высказать, поскольку не мог сдержаться, а поскольку обсуждения только начиналось, она могла быть либо сразу отвергнута, либо рассматриваться, как одна из составляющих.

Фейнхотен, снова посмотрел на меня, и в его взгляде я прочел: – ну выдай что-нибудь такое, что сдвинет нас с мертвой точки, ты же можешь, – это придало мне уверенность, и я произнес:

– Имея весьма поверхностные представления о машине времени, я все же понял, что в прошлое можно отправиться даже на космическом корабле, что мы и сделали накануне. При исследовании будущего, туда отправляется только человеческое сознание. При этом оно, если я опять-таки правильно понял, не является материальным, а раз так, то нельзя ли попытаться как-то соединить плазму, как это сделал в своем эксперименте Йоа, с этим сознанием. Интересно, что мы получим? Возможно, я ошибаюсь или нет?

Все сидели и смотрели на меня. По выражению лиц инопланетян, да еще вдобавок с разных планет, совершенно невозможно было понять их реакцию, а потому первой моей мыслью после произнесенной фразы, было: – блин, кажется, я попал впросак и высказал сущий бред, или наоборот моя идея гениальна. Главное весьма странная реакция у этих инопланетян. Тормознутые они все какие-то. Черт, кажется все же бред, может извиниться? Пауза затянулась, наконец, Друминган произнес:

– Простите, а на вашей планете, вы каким направлением в науке занимались?

Я опешил, решив, что действительно высказал какую-то бредовую идею, и потому вяло ответил:

– Вообще-то я сантехник. У вас это называется младший обслуживающий персонал. А наукой я вообще не занимаюсь, два последних года пытался заниматься бизнесом,… поэтому прошу извинить, если я предложил абсурдную идею и….

Фейнхотен прервал меня и тихо произнес:

– Гениальность мой друг в том, что подчас творец идеи сам не подозревает, что он создал. Вы только что высказали мысль, которая требует не просто осмысления, а немедленного и коллективного рассмотрения. Понятно?

Он встал из-за стола, подошел ко мне и обнял.

Я был растроган чуть не до слез и рад, что мысли высказанные вслух не всегда оказываются столь нелепыми, как получилось накануне.

– Ну что, – сказал Фейнхотен, – все еще стоя рядом со мной и держа руку на моем плече, – давайте прикинем возможность такого эксперимента, его последствия, и что нам это может дать?

Вслед за этим собравшиеся наперебой начали говорить, предлагая различные технические решения данной проблемы, и работа закипела полным ходом. Я практически не принимал во всем этом никакого участия, поскольку ничего не понимал, о чем они говорят, так как большинство переводимых терминов были для меня абсолютно непонятны. Однако я был счастлив тем, что высказанная мной идея оказалась не столь уж бредовой, а даже наоборот, если и не гениальной, то вполне интересной для рассмотрения. Впрочем, в тот момент, я чувствовал себя на вершине мира, не хватало фанфар и грома аплодисментов в мою честь. Я отошел в сторону, и, прислонившись у пульта какого-то устройства, с интересом наблюдал за всей группой собравшихся. Три голографических экрана, которые находились вокруг стола, непрерывно меняли изображения. Чертежи уступали место какими-то графиками и таблицами, то и дело мелькали объемные изображения моделируемых процессов, чертежи экспериментальных установок уступали место длинным формулам и математическим расчетам. И снова цифры, чертежи, споры и рекомендации. Наверно так же происходит в любом конструкторском бюро или институте, когда обсуждается сложная и интересная, а главная совершенно новая задача, которая захватывает всех своей новизной и хочется поскорее от чертежей перейти к испытанию опытного образца. Все были так увлечены, что до меня им не было никакого дела.

– И, слава богу, – подумал я, – как странно все же устроен мир. Еще вчера, я высказал мысль, которая настолько покоробила их, что только вежливый ответ Фейнхотена, не вызвал бурю негодования с их стороны. А сегодня я снова на гребне. Моя идея или вернее вопрос, стал отправной точкой для серьёзного обсуждения. Может прав Фейнхотен, идеи витают в воздухе, и вовсе не обязательно быть гениальным ученым, достаточно подумать, а почему нельзя так или иначе. Да, всё же земное образование, которое я получил в молодости и стал инженером, кое-что да значит. Оно дало мне самое главное, умение размышлять и ставить вопросы, думать и пытаться решить ту или иную задачу. Оказывается и земляне, хотя и находятся на более низкой ступени развития, что-то могут. Я стоял и тешил себя подобными мыслями, когда увидел, что Фейнхотен машет мне рукой и просит подойти.

– Ты чего там уединился, или опять хочешь выдать на гора пару идеек, чтобы окончательно посрамить всю Галактическую науку?

Я смутился и потому замялся с ответов, но потом сказал:

– Мыслей нет, это я так грелся в лучах собственной славы и вам старался не мешать.

Откровенный ответ вызвал дружный смех окружающих.

– Вот, что мне нравится в тебе, Сережа, это юмор. Вы земляне действительно отличаетесь от нас. Достигнув многого, мы стали прагматиками, потеряли многое из того, что было присуще нам раньше.

– Это точно, – неожиданно ответил я, и добавил, – особенно по части отдыха. Я недавно ознакомился с тем, как вы проводите свободное время и отдыхаете, и честно скажу, меня потянуло обратно домой на Землю.

Лицо Фейнхотена вытянулось от удивления и непонимания, и он спросил:

– А разве вы отдыхаете иначе?

– Конечно, ведь Земля находится на стадии более низкого развития, а, следовательно, нам присущ весь комплекс отдыха, которого у вас нет. Мы живем по принципу, работаем на полную катушку и отдыхаем аналогично. А что касается идей, так ведь они могут рождаться в умах людей не только не связанных с наукой, но и живущих в менее развитых мирах. И примеров тому достаточно много. Взять писателей фантастов. Жюль Верн в свое время в своих книгах описал то, что осуществилось спустя более ста лет. Это можно назвать и научным предвидением и одновременно идеей, которая впоследствии стала для ученых отправной точкой в исследованиях того или иного вопроса или создании машины.

– С этим я с тобой полностью согласен, а вот что касается форм отдыха, – он посмотрел на меня как-то искоса, – об этом ты мне расскажешь вечером, после работы. Это меня заинтересовало.

Все снова засмеялись, а Друминган добавил:

– Может Сергей не только вам, но и всем нам расскажет, как отдыхают земляне, вполне возможно, что это весьма интересно.

– Хорошо, но это вечером, а сейчас за работу, – сказал Фейнхотен, снова став серьезным, – да, так вот что я хотел у тебя спросить, Сергей. Когда ты прошлый раз участвовал в эксперименте по исследованию будущего, ты говорил, что видел людей. Это были земляне?

– По всей видимости, да. Надо посмотреть видеозапись. А почему вы меня об этом спросили?

– Ты понимаешь, у меня из головы никак не выходит твой полет на Землю. Откуда там мог взяться этот корабль? Каким образом его смогли поместить в лабораторию и начать исследовать? Очень много вопросов. А ведь если исходить из той информации, которую мы прочитали, корабль принадлежал Галактианам, – Фейнхотен задумался.

– А что если этот корабль и есть тот седьмой, которого мы не досчитались? – сказала одна из сотрудниц лаборатории, которую звали Фленгра.

– Маловероятно, – ответил Клоэр, – между полетами в прошлое и будущее, прошло время, а изменение в количестве атакующих Галактику кораблей, произошло только после нашего возвращения.

– А не может так получиться, что наш эксперимент удастся? – сказал молчавший все это время Эберни, – и мы получим корабль, который каким-то образом затем попадет к Галактианам, а потом окажется на Земле и станет предметом для изучения?

– Такое не исключено, но не желательно, – ответил Друминган, – и, кстати, я вот что подумал, а что будет с исследователем в случае, если его сознание застрянет, образно говоря, в будущем? Не грозит ли это опасностью для его здоровья?

Я стоял напротив и последнее замечание относительно опасности для самого исследователя, меня насторожило. Мне вспомнился фильм «Матрица», в котором герой отправляет свое сознание в виртуальный мир, созданный компьютером, и там, в случае его гибели, он умирает и в реальном мире. Выходит, что отделяя сознание от человека, мы подвергаем его риску? Но может быть в условиях полетов на машине времени, все совсем по-другому? Я хотел, было задать вопрос, но Фейнхотен опередил меня, ответив на него.

– Проводя неоднократно экспериментальные броски в будущее, мы предполагали, что сознанию, в силу того, что оно не материально, ничего не может грозить. И практика это подтверждает. Во всех наших экспериментах ни разу не было каких-либо отклонений в здоровье исследователя. Однако в данном случае, мы пытаемся создать совершенно новый симбиоз и вдобавок, сделать попытку отправить в будущее материальную субстанцию в виде плазмы. Нужны теоретические и экспериментальные тесты, для того чтобы сказать, опасно это или нет.

И снова, все наперебой заговорили на научном языке о каких-то турбулентных теориях, плазмоидах, вихревых включениях при переходе через квази структуру и все в том же духе. Я немного посидел, но потом, извинившись, поднялся и вышел. Стоя возле одного из многочисленных приборов, я подумал:

– Эх, жаль что Артур погиб. Вот кого им не хватает, кто действительно смог бы помочь. Я вспомнил, о нем и на память пришли дни, проведенные вместе на подмосковной даче, когда мы строили телепорт. Подумать только, в земных условиях, мы смогли сотворить то, о чем до сих пор мечтают ученые и инженеры Земли и сколько еще пройдет времени, прежде чем они смогут построить его, если конечно инопланетяне не помогут им. Как печально, что его нет с нами, он столько мог бы принести полезного и совершить столько в науке, что. Стоп, остановил я себя. А почему собственно был. Да Артур умер, но ведь когда нас захватили на Марсе, его собирались, как и меня клонировать. Если биокиборги умеют клонировать, то, возможно, эта технология известна в Федерации, а раз так, то по тем останкам, которые передали с Земли можно его клонировать. И почему эта мысль мне не пришла раньше?

Возбуждение, которое охватило меня, заслонило все, о чем так активно разговаривали за столом и, хотя я понимал, что не время и не место, заводить разговор с Фейнхотеном на эту тему, я все же не выдержал, и, подойдя к нему, сказал:

– На пару слов, мы могли бы отойти в сторону?

– Конечно, что-то случилось?

– Нет ничего, то есть да. Одним словом, это напрямую к проекту не относится и вообще возможно я совсем не вовремя, но меня интересует один вопрос.

– Да ты не волнуйся, в чем дело?

– Скажите, в каком состоянии у вас система клонирования человека?

– В каком смысле?

– В прямом. Можно ли по наличию ДНК человека, клонировать его?

– Безусловно, можно. Это давным-давно решенная задача, но я не пойму, что тебя так заинтересовал этот вопрос?

– Скажите, а если есть ДНК, можно ли воспроизвести человека в том возрастном периоде времени, когда он, к примеру, умер?

– В принципе да, но учти, для этого нужна его запись мозговой деятельности. Иначе говоря, клону необходимо перенести всю информацию от оригинала посредством ввода снятой у того так называемой фазо-мозговой структуры.

– А если её нет, то клон будет не жизнеспособным?

– Почему он будет жизнеспособным, но в этом случае, он будет самостоятельным человеком. Ему необходимо ввести либо чьи-то данные, либо искусственные. Такие процедуры, как правило, не производят.

Огорченный таким ответом, я невольно сник и обеспокоенный Фейнхотен спросил:

– А в чем дело, случилось, что?

– Нет, ничего, все нормально. Точнее, наоборот, плохо, что нельзя. Это я вдруг вспомнил о своем друге Артуре. Очень талантливый человек. Вот я и подумал, хорошо было бы клонировать его и привлечь для работы у нас.

– Ах, вот ты о чем. Я тебя прекрасно понимаю, Сережа, но мы не боги и потому не все можем. Артура не вернуть при всем нашем желании. Можно только клонировать его и потом ждать, когда он вырастет, наберется знаний, но в целом, это будет всё же другой человек. Гениальность, это не просто дар, данный природой, он формируется средой, обществом, семьей и многими другими факторами, которые создают человека как личность в процессе его жизнедеятельности. Не расстраивайся.

– Я постараюсь. Извините, что отвлек вас в столь неподходящий момент.

– Не надо извиняться. Все нормально.

Он обнял меня за плечо и повел к столу. Пока мы шли, он сказал:

– Я понимаю, что тебе несколько сложно слушать научные дебаты, но уверяю тебя, ты прислушайся к ним и в потоке непонятных тебе терминов и фраз, ты сможешь для себя увидеть и понять то, что не видят другие. Я тебе не раз говорил, задавай чаще вопросы. Пусть не каждый из них будет удачным, пусть над некоторыми можно будет посмеяться. Не беда, главное, что ты должен верить в себя. Ты думаешь, собравшиеся здесь, все понимают, о чем идет речь? Напрасно ты так думаешь, – мы неожиданно остановились на полпути к столу, и Фейнхотен показал мне взглядом и сказал, – видишь молодого высокого человека, он биолог, а вон та сотрудница, её зовут Варутра, психофизиолог. Или возьми, к примеру, вон того, что сидит у стенда, Кейзитр, механик-сборщик. Ты думаешь, они понимают теорию квантового перехода временных пространств? Сомневаюсь. Но ведь и я многого не знаю из того, что знают и умеют они. А вместе мы коллектив. Так что не робей. Каждому найдется место при решении столь важной, нужной и сложной задачи. И коль мы взялись за неё, то должны решить. Правильно я говорю?

– Да.

– Раз да, тогда пошли.

Мы вернулись к столу, в тот момент, когда сотрудник по имени Денгуи, объяснял собравшимся, что идея посылки плазмы в соединении с человеческим сознанием, обречена на провал.

– Но почему? Объясните, – воскликнул Друминган, который как приверженец теории эмпиризма, яростно поддерживал любую возможность доказать правоту своей теории.

– Потому что нельзя, – твердо сказал Денгуи, – в прошлое, пожалуйста, а в будущее нет. Общая теория перемещения массы и материи во времени гласит. В прошлое можно двигаться методом сжатия расширяющегося пространства и за счет разности скоростей, произвести скачок на предыдущий уровень. На этом принципе построена сама система перемещения массы, а, следовательно, любого материального тела, в том числе и плазмоидного образования. Установка по перемещению в будущее работает совершенно на другом принципе. Она не в состоянии произвести переброску материального тела в пространство с неопределенными координатами. Лишь сознание, которое находится вне связи с пространственными координатами, может свободно перемещаться внутри этой системы.

– Хорошо, но вы докажите это практически, что этого нельзя сделать, тогда я поверю.

– Послушайте, я не собираюсь доказывать то, что невозможно. Опыты по передаче материальных объектов в будущее уже предпринимались. Их итог нулевой. Вспомните эксперименты на Гонибусе и Цинганте. Они кончились ничем. Нельзя опровергнуть теорию одними желаниями. Если вы хотите, чтобы установку построили, её нужно теоретически обосновать. Желание это хорошо, но нужна теория. Без неё вы не сдвинетесь с места.

– Я согласен, но лишь частично. Одно дело посылка кирпича или пусть даже передатчика в будущее, а совсем другое плазмоид, соединенный с сознанием. Это совсем новый вид, который я не могу назвать материей в полном смысле слова.

– Если рассуждать так, то по вашему выходит, что вы тоже не материя, а нечто иное, раз в вас присутствует сознание?

Послышался смех, однако Друминган не сдавался и тут же парировал:

– Извините, я не согласен. Давайте определимся. Вы можете выделить сознание отдельно от человека? Нет, не можете. Это можно сделать только на момент посылки его в будущее. При этом исследователь находится своего рода в коматозном состоянии и если его искусственно вывести из этого состояния, до прекращения эксперимента, что с ним будет? Ответа нет, поскольку нет данных. Теперь возьмем плазмоид, который мы создаем. Согласен с вами, что это чисто материальный объект. Однако, в тот момент, когда мы совмещаем его с выделенным сознанием, мы получаем эмпиору. Вы можете твердо утверждать, что при этом она по-прежнему материальна? Если да, то скажите мне, как она может пройти сквозь планету, перемещаться между звездами, не используя для этого систему дыр и так далее?

– Хорошо. Если это не материя, то, что это, по-вашему? – не сдавался Денгуи.

– Это просто эмпиора. Что она собой представляет, я не знаю. Её необходимо исследовать. Вполне возможно, что материя в виде плазмы в соединении с сознанием приобрела нематериальную форму, но при этом стала иметь видимый облик. Это трудно понять и осмыслить, но с этим надо считаться, поэтому легче всего отрицать. Докажите, что это не так и я готов признать свою ошибку. Ведь я лишь высказал гипотезу, не более того.

– А вы знаете, Друминган, – сказал Фейнхотен, – я, пожалуй, соглашусь с вами. То, что не доказано, вполне возможно. А раз так, необходимо еще и еще раз продумать возможность экспериментальной проверки. Поэтому, давайте еще раз все взвесим, и попробуем от чего-то оттолкнутся, чтобы начать действовать.

Два последующих дня были такими напряженными, что я забыл, спали мы или нет, если да, то урывками на пару, тройку часов. Первые реальные шаги по созданию экспериментальной установки начались к концу первых суток.

Я впервые участвовал в подобных мероприятиях и был поражен системой и принципами, с помощью которых решались задачи, которые вставали перед участниками проекта. Первое, что меня поразило, это система проектирования какого либо узла, механизма или целой установки. Идеи и наброски вводились в компьютер и параллельно на соседних голографических экранах выводились одновременно контуры установки, рядом тут же моделировался процесс работы, а на третьем экране выдавались результаты проводимых симуляционных процессов. Таким образом, сразу же отбрасывались те решения, которые неизбежно приводили к негативному результату. По мере того, как установка начинала обретать реальную основу, а результаты проводимых компьютерных тестов давали определенный процент положительных результатов, начинался второй этап, создание самой машины.

Этот этап был не менее поразительным, чем первый. Как только часть установки запускалась на проектирование, детали для сборки самой машины начинали поступать на телепортал через два, три часа. Я попытался узнать, как удается так быстро изготовить ту или иную деталь? Оказалось, что в этом нет ничего сложного. В моем представлении, любая деталь сначала должна быть начерчена конструктором, потом передана на завод, там разработают технологический процесс и только потом приступят к изготовлению. При этом само изготовление достаточно сложный и длительный процесс. По крайней мере, я вспомнил, каких трудов мне стоило договориться и наблюдать несколько раз, как изготавливались диски для телепортала на одном из заводов, где я их заказывал. Здесь все оказалось совсем иначе. Чертежи изготовлялись автоматически вместе с проектированием самой установки и передавались через телепортал на то или иное предприятие. Само изготовление занимало, как мне объяснили, несколько минут. Для этого существовали станки, точнее установки, в которые помещалось вещество, из которого должна быть изготовлена та или иная деталь. Там оно нагревалось до сверхвысоких температур и затем, пространственным методом моделировалась атомно-молекулярная структура готового изделия. Таким образом, само изготовление занимало считанные минуты. Когда мне один из техников, которому я помогал собирать установку, попутно рассказывал, как изготавливаются детали, я был поражен и подумал, что если такая техника будет передана землянам, то тысячи машиностроительных заводов, а вместе с ними, миллионы людей, на них работающих, останутся просто без работы. Не будут нужны токаря, фрезеровщики и десятки других столь нужных и важных на Земле рабочих профессий.

Между тем, наконец-то и для меня нашлась работа. Детали непрерывно приходили на телепортал, и поскольку сборщиков было всего четверо, я охотно стал помогать собирать установку. Для меня это было знакомым делом. Соединяя детали, как мне показал Кейзитр, я подумал, – зато труд сборщика всегда будет востребован и не всегда роботы смогут заменить человека, а если и смогут, то человеку все же найдется работа. Я поделился своими размышлениями по этому поводу с Кейзитром, на что он ответил:

– Это точно. Пару раз в лабораторию присылали роботов нам на помощь. Толку ноль. Малейшая проблема и он ко мне с проблемой как быть. Мозгов, чтобы понять, в чем дело нет, в результате стоит и не знает что делать. Умора, да и только. А самое смешное, что ради хохмы, начинаешь ему предлагать какую-нибудь ерунду, и он всерьез это воспринимает. Правда, один раз из-за этого мне здорового попало от Фейнхотена, так как чуть не спалили установку. Нет, без нас никуда.

Мы продолжали монтаж. Несколько человек на платформе, настраивали электронику, программисты делали корректировку программного обеспечения, и раз за разом тестировали его на симуляторных программах.

К концу второго дня установка стала обретать реальные черты, а мы, усталые, держались на энтузиазме, понимая, что от нас ждут результата и желательно, положительного. Слишком многое было поставлено на карту.

Когда установка была готова к испытаниям, Фейнхотен, который руководил всем процессом, дал всем отдых на три часа. Уходя к себе, он обернулся и сказал:

– Всем отдыхать, но постарайтесь даже во сне думать о предстоящем опыте, вдруг кому-нибудь в голову придет важная идея или всплывет вопрос, который мы не учли.

Я отправился к себе, и не раздеваясь, рухнул на диван и заснул. Снов не было. Усталость взяла свое, и только перед самым подъемом я увидел во сне Вику, которая стояла на коленях возле дивана и гладила мое лицо. Её рука нежно касалось моих щек, лба и мне было так хорошо и приятно, что не хотелось открывать глаза. Я зажмурил их сильнее, чтобы хоть на несколько секунд продлить это блаженное состояние покоя и радости, но компьютер напомнил, что пора вставать, согласно моего же указания. Я открыл глаза и увидел стоящую возле дивана на коленях Вику.

– Значит, это был не сон? – воскликнул я, – ты давно здесь?

– Около часа.

– И не разбудила?

– Нет, ты так мирно спал и потом, я узнала, что тебе так рано вставать, что не стала будить. А ты, перед тем как проснуться, так мило улыбался.

– Потому что я чувствовал, как ты водишь рукой по моему лицу, и мне так было хорошо и приятно, – я притянул Вику к себе и поцеловал, – здравствуй, родная, как ты?

– Скучала. Была на Земле, тебе привет от Зонина.

– Вот как, договорились или нет о приеме инопланетян?

– Пока нет.

– Серьезно! Что они там, совсем белены объелись? Слушай, а как,… – в этот момент компьютер напомнил мне, что я опаздываю в лабораторию.

– Ладно, я побежал, сегодня испытания новой установки. Пойдем со мной, посмотришь. Если у нас получится, возможно, все измениться.

– Что измениться?

– Как что, все. Пойдем, я тебе по дороге все объясню. Кстати, ты на долго прилетела?

– Солэнг отпустил меня и сказал, что как только я ему понадоблюсь, он известит меня через телепортал. Так что, как получится.

Мы вышли из комнаты и направились в лабораторию. Большинство сотрудников уже были на месте, и запускали оборудование для последней проверки перед испытанием.

Фейнхотен увидев нас, подошел и сказал:

– Виктория, вы как всегда вовремя. Вы должны принести нам удачу.

– Я буду рада, если это так. Надеюсь, что все получится.

– Мы все надеемся, – поддакнул я.

– Как готовность? – спросил Фейнхотен, – тесты на проверку закончены? Если да, то приступаем к испытанию.