Текст книги "Утраченное соглашение (ЛП)"

Автор книги: Ари Мармелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Ари Мармелл

Утраченное соглашение

(Приключения Виддершинс – 3)

Перевод: Kuromiya Ren

ПРОЛОГ

ДАВИЛЛОН

– Имя?

– Дело?

– Спасибо. Добро пожаловать в Давиллон. Следующий!

– Имя?

– Дело?

– Спасибо. Добро пожаловать в…

И так по кругу. Это раздражало, как плохо настроенная скрипка, на которой играл кот. А она только слушала. Она не могла представить, как ужасно было говорить это человеку за человеком день за днем.

Но она слабо ухмылялась, слыша это. После долгой паузы, после стараний понять, кто она, какая она, чего она хотела, она возвращалась домой.

Очередь подвинулась. Она – с ними, шаркая по подмерзшей земле. Это нельзя было назвать очередью. Перед ней было меньше десяти человек, и только у некоторых были телеги или звери с товарами. Эта зима не была жестокой, по крайней мере, здесь, но ее хватило, чтобы задержать всех, кроме отчаянных путников или торговцев важным.

Потому она и ее… союзник… решили вернуться сейчас.

Шорох. Шаг.

– Имя?

Шаг. Шорох.

Дело?

Шаг. Шорох. Шаг.

Имя?

Глаза стража были стеклянными, лицо – скучающим, и даже его усы хотели быть в другом месте. Серебряный профиль Демаса – бога-покровителя стражи Давиллона, который был у всех на амулетах или иконах – был настороже больше него.

– Колетт Дарнвиль, – ее имя, конечно, было выдуманным. Как и все, что она использовала в последнее время. Это первым пришло в голову.

Часовой прислушался на миг. Впервые посмотрел на нее внимательно. Ее тонкий плащ и капюшон, закрывающий от зимнего ветра, едва останавливали холод, и они никак не мешали воображению мужчины рядом с ней.

– Дело?

Его голос стал ниже? Вот это да.

– Иду домой, – сказала она кратко.

– Долго отсутствовали?

«Не привлекай внимание. Не привлекай внимание. Не привлекай…».

Она повторяла это громко в голове, чтобы подавить желание ударить его, и она смогла продержаться две минуты разговора, пока люди ворчали за ней в очереди. Вскоре солдат заметил это.

– Точно. Спасибо. Добро пожаловать в Давиллон. Следующий!

Она запнулась, обычно она старалась изо всех сил скрывать хромоту, но сейчас это было видно, пока она миновала стража и прошла под аркой. Все, лишь бы казаться нежеланной, ведь он мог просто отреагировать на внешность и скоро забудет, но она не хотела рисковать.

Она невольно рассмеялась от мысли, что ее планы – их планы – перебил страж, такой юный, что он мог все еще думать, что его работа имела значение в этой выгребной яме, что притворялась городом.

Радость быстро пропала, ее память настойчиво показывала страдания, что приносила ей хромота, и откуда она взялась. Она выпрямилась, гордая, и нахмурилась. Толпы на площади у ворот Давиллона, сквозь которые она двигалась, как отчаянная рыба, уже закрывали ее от вида всех у ворот. Она уже могла не унижаться, показывая свою слабость многим людям.

Ее запоминающуюся слабость.

Ворча – так тихо, что этого не было бы слышно даже в пустой комнате, тем более в толпе на грубо вымощенных дорогах города – она пошла прочь. Хромота пропала, она почти скользила среди толпы, проникая даже сквозь самые тесные скопления людей, не замедляясь, без усилий. Двигаясь так, скрывая капюшоном лицо и волосы от взглядов, она была как призрак.

Она и пришла не для того, чтобы почетно занять место в городе. Она пришла быть его призраком.

Ее разум кипел от предвкушения грядущего, дочь Давиллона – одна из гениев города – скользила среди овец, несведущих граждан, а потом пропала.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Девушка раздраженно смотрела, как мир под ней белел.

Она должна была радоваться снежинкам, что плясали в воздухе как белые пушинки. Среди снега под серым небом, не видевшим солнце неделями, а то и месяцами, никто не заметил бы ее, идущую по делам.

Конечно, никто все равно не заметил бы ее, учитывая ее навыки и способности. Но дело было в другом.

Она устала от снега!

– Ты из похожих земель, да? – она склонила голову, хоть ответ не был озвучен. – Там холоднее?!

Эмоции в ней и вне ее тела. Они были согласными, по большей части, но она заметила долю снисходительного самодовольства.

– Это слишком холодно! То, что ты это не чувствуешь, хорошо, но это не значит, что остальным все это нравится!

Виддершинс – бывшая воровка, бывшая хозяйка таверны, бывшая жительница Давиллона – упала на живот на стене из тяжелых серых кирпичей. Предупреждение ее незримого спутника прибыло за секунду до неминуемого. Два вооруженных солдата в мешковатых штанах и сияющих кирасах церковной стражи несли алебарды с военной выправкой, шагали ниже, чем она лежала. Их шаги были спокойными, как и выражения лиц, но Шинс не сомневалась, что они были опасными.

Должны быть, раз одевались так, будто их одежду выбирала обезьяна-дальтоник.

Виддершинс давно научилась произносить слова своему божественному напарнику так, чтобы никто не мог подслушать, но она лежала на камне, размышляла, пока пара не ушла подальше.

– Было близко, да, Ольгун?

Маленькое божество с далекого севера, которому поклонялась только эта девушка, возмутился.

– О. Ты говорил, что такое возможно, да, – Виддершинс жевала прядь рыжеватых волос, которые выбились из-под ее капюшона. – И что? Другие боги не любят тебя, потому что ты – чужак?

Они долго были вместе, но кое-что оставалось сложным для выражения Ольгуном. Шинс уловила что-то о вере и влиянии божеств друг на друга, и она не стала разбираться, чтобы ее мозг не собрал вещи и не покинул ее череп.

– Может, уже сделаем это? – спросила она, ей было все равно, закончил Ольгун, или она перебила его. – Или мы опомнились и решили, что все это очень глуп?

Ее настойчиво подталкивали.

– Я знаю, это была моя идея! Потому мне решать, глупо ли это! Поверь, я знаю глупые идеи! Может, не сразу… – а потом. – Если хоть что-то скажешь о том, что у меня много практики, я оставлю тебя здесь, и можешь идти домой. И не смотри на меня так.

Она быстрым движением вскочила на ноги. Еще движение, и она полетела со стены к земле. Ветер и снег царапали коготками ее щеки, ее серый плащ расправился за ней крыльями, на миг показав потертый черный костюм из кожи, который делал ее подозрительной тенью среди белизны. Возмущенное оханье Ольгуна вызвало радостную улыбку на ее лице.

Она приземлилась, снег хрустнул под ней, и она перекатилась. Когда она вскочила на ноги, она встала так осторожно, что ноги почти не оставили следов на снеге, а след от ее приземления был заметным, но не напоминал человеческий.

– Что? Не моя вина, что ты не был готов! Это ты даешь божествам этого места замедлять тебя. Почему я должна ждать… Это так! Я же сказала, да?

И тут она поняла, что уже побежала с места приземления, скрылась за ближайшим мавзолеем, если вдруг ее прибытие привлекло внимание. Цепляясь за плющ и иконы, она забралась на строение быстрее, чем многие смогли бы по лестнице. Она снова легла на живот, ждала и наблюдала…

Смотрела на кладбище, которому поразились бы даже богачи ее родного города Давиллона. Тут не было простых надгробий. Нет, даже самая маленькая могила была склепом из камня, что поднимался как самодельная гора из земли и снега. В самой большой поместилось бы много семей. Склепы были больше многих домов, где за всю жизнь побывала Шинс.

За всю жизнь, кроме пары прекрасных лет под крышей дома Александра Делакруа…

Это был городок в городе, настоящий некрополь. Склепы стояли кварталами, соединялись тропами, что вели к дорогам, будто в деревнях, где она недавно побывала. Несколько строений были простыми, но большая часть была в иконах, как то, на которое она забралась. Украшения на них были произведениями искусства. Завитки карнизов, резные колонны, ангелы и горгульи из гранита и даже мрамора…

Мертвых почитали, пока живые страдали и голодали. Лицо Виддершинс вдруг стало горячим, сердце колотилось, кулаки сжались. Она столько видела, пережила, а это… тут…

Она боролась с ним. Волны спокойствия хлынули на нее – Ольгун пытался успокоить ее, прояснить голову, и эти волны задевали ее гнев. Но она хотела этот гнев, цеплялась за него, как за камень, за щит.

А потом не смогла, и огонь погас.

У нее не было щита. Она была на кладбище, и ничто не разделяло ее и воспоминания о другом кладбище, в шести месяцах и сотнях лиг за ней.

Разбитые надгробия и разбитые тела…

Агония, когда существо по имени Ируок, создание кошмаров и сказок, отрывало ленты кожи с ее плоти…

Это расстройство не пропадало!

И боль, что была еще хуже, когда она сжимала безжизненное тело мужчины, которого полюбила.

Ни умения Виддершинс, ни магия Ольгуна, а порыв ветра скрыл ее всхлип, чтобы не услышал никто из посетителей кладбища.

– Знаю! – рявкнула она сквозь сжатые зубы, что были клеткой, не давали словам вырваться громким визгом. – Я знаю, что ты хочешь помочь! Но не помог!

До Ируока, до того, как она покинула Давиллон – до Джулиена – она ни разу не ощущала, чтобы Ольгун сжался, как испуганный щенок. Из-за нее. И с тех пор…

– Ох… – сколько раз? Шесть? Больше? Она сбилась со счета. – Ольгун?

Ничего.

– Ольгун, прости.

«Не плачь. Нельзя. Если заплачу, слезы замерзнут на коже. И придется вспоминать, из-за чего я плачу».

– Я просто… – Шинс кашлянула. – Мне нужно злиться. Это помогает держаться.

Время не помогло. И расстояние. Ее ярость едва удавалось сдержать силой воли, и только это стояло между ней и Давиллоном, между ней и болью, какой стал Давиллон.

Она охнула с облегчением, ощутив его ответ, его присутствие. Понимание, защиту.

Облегчения хватило, чтобы она решила притвориться – как он и хотел – что не замечает боль, которую даже немой бог не мог полностью скрыть.

– Он не хотел бы этого, – сказала она через миг, снова глядя на красивые склепы и статуи. – Он хотел бы чего-то простого. Скромного. Что? Конечно, он стоит этого. Но он предпочел бы, чтобы они потратили…

Еще предупреждение, резкая тишина, пара часовых вышла из-за ближайшего склепа и прошла мимо, не замечая тех, кто смотрел на них сверху. Тонкий снег и замерзшая земля хрустели под их сапогами, звучали как медленный огонь, пока стража не пропала из виду.

– Видел хоть раз такое защищенное кладбище, Ольгун? – он закатил глаза. – Конечно, знаю. Но это Лурвью, разве тут много расхитителей…? Тихо! Я не ворую в гробницах! – а потом тише. – Лишь раз, и то была не гробница. И то был экстренный случай. Молчи и помогай мне понять, куда идти. Ты можешь все сразу! Зачем быть богом, если не можешь говорить и молчать одновременно?

Даже если Ольгун мог замолчать, он, к сожалению, не мог и говорить. Судя по уколу эмоций, что кипели в организме Виддершинс как плохой завтрак, размер кладбища и смесь вер приводили божество, как и ее, в смятение.

Результатом были часы блужданий, почти бесцельных, воровка и божество пытались, но не могли найти одну могилу среди моря склепов. Она бежала по вершинам обледеневших мавзолеев, скользила и спрыгивала, чтобы ее не заметили часовые. Она спускалась на землю, где склепы были неровными или стояли далеко друг от друга для прыжка. Она пряталась за углами, пока дорога не становилась чистой, а потом быстро бежала по дорожке среди снежинок на ветру, которые, по мнению Шинс, хоть Ольгун и фыркал, заставили бы белого медведя надеть парку. На третий час ее бледные щеки стали красными от мороза, и она убедилась, что ее плащ замерз насмерть.

И потом, избежав встречи с десятком стражей, побывав возле склепов, что могли вызывать тысячу кошмаров, они случайно нашли ее.

Ни самую большую, ни самую роскошную. Хоть в этом церковь сделала могилу такой, каким был мужчина.

У нее была острая крыша, напоминала собор в миниатюре. Там даже была колокольня, хоть она и была просто для украшения. Витражи сияли в нескольких стенах, отражали белый снег, хоть солнца и не было, а свет внутри мавзолеев был лишь у некоторых. Другие стояли у камня, бесценные произведения искусства, лишенные функциональности и живой аудитории, что восхитилась бы ими.

Шинс могла остаться на крыше. Хоть крыша была с наклоном и скользкая от снега, она могла там удержаться. Но это казалось… неправильным. Она так далеко прошла, чтобы поговорить с ним, хоть это и ощущалось глупым. Она не могла делать это, сидя над его головой.

Она спрыгнула на снег, перекатилась на ноги и быстро подбежала к двери – дерево с надписями и резьбой слабо пахло старым лаком, она одна стоила больше многих гробниц дома. Над каменным порогом нависали карнизы, это давало тень, что скрывала Виддершинс от прохожих.

Этого должно было хватить.

Юная воровка прижалась спиной к углу у двери и скользила вниз, пока она не села, скрестив ноги, глядя на другие гробницы, на снег, на все и ни на что.

– Здравствуй, Уильям.

В отличие от бога Виддершинс, Уильям де Лорен, архиепископ, отказался отвечать.

– Не ожидал снова меня увидеть, да? – спросила она у мавзолея за спиной. Ее голос был нечетким, доносился до прохода и рассеивался в снежном воздухе. – От Давиллона сюда путь неблизкий, да? Столько усилий для разговора с… О, это глупо!

Ольгун испуганно заблеял – эмоционально, и Шинс сразу подумала об овце – Виддершинс вскочила на ноги, прижалась плечом к краю ниши и озиралась в поисках стражи.

– Потому что это глупо, – повторила она в ответ на его четко ощущаемый вопрос. – Он мертв. Уже год! Я говорю со стеной, Ольгун. И дверью. И, может, с крыльцом, хоть я не знаю, может, это веранда. Но я не говорю с единственным священником, который не похож на грязного козла!

Картинка проступила в ее разуме, стала четкой. Она не хотела смотреть.

– Старый грязный козел!

Ольгун не унимался, как она ни старалась, и картинка стала четкой. Шинс не могла отвернуться.

– Несдержанный старый грязный козел! Ах… ой-ой…

Она сжалась на крыльце – или веранде – в этот раз ноги вытянулись перед ней, она увидела светловолосую кудрявую женщину в мыслях.

– Да, я много говорила с Женевьевой после ее смерти. Это тоже было глупо.

Она перегнула и знала это раньше, чем Ольгун указал ей, раньше, чем слова вылетели изо рта.

– Знаю, знаю… – тяжкий вздох, пар на холоде. – Было не так, да? И она злилась бы на меня за такие слова. Хорошо, мы ведь здесь?

Она подвинулась, чтобы хотя бы обратиться прямо к мавзолею.

– Прости, Уильям. Я… в последнее время сама не своя, – она тихо рассмеялась и выдавила. – Наверное, то, что я здесь, доказывает это, да? Я никогда не покидала стены Давиллона. А теперь… Как я вообще сюда попала? Я не шла в Лурвью. Я… просто шла. Не собиралась идти к тебе. Я решила сделать это, когда поняла, как близки мы были.

Ее затылок загремел от покашливания божественного горла. Ольгун, похоже, напоминал, что это было его предложение, которое Шинс не хотела принимать, пока не поняла, что он не отстанет.

Она, конечно, не признала этого и говорила, голос становился ломким, как тонкие сосульки наверху.

– Мне пришлось уйти. Пришлось. Я… не думаю, что ты гордился бы мной, Уильям. Я все испортила. Я пыталась позаботиться обо всех, клянусь! – ее плечи, да и все тело, задрожали, хоть не от холода. – Но я всех подвела. Робин, Ренарда… боги… Джулиена…

То, что чуть не вырвалось, эта буря эмоций, что могла в любой миг прорвать дамбу, не успело этого сделать. Ее размышления прервал, разбив, как витраж, хруст шагов по покрытым инеем камням за ней.

Шаг принадлежал тому, о ком Ольгун не предупредил ее!

ГЛАВА ВТОРАЯ

– Морис?!

– Так ты приветствуешь людей, Виддершинс? – его слова были напряженными, почти маниакальными. – Признаю, последний раз был случайностью. Мне так показалось. А тебе? Я так думал. А теперь не так уверен, и земля холодная, и мне сложно дышать из-за тебя тут, и клинок ужасно близко к моему лицу, если подумать. Может, нормально поздороваемся?

Ее лицо было ошеломленным, глаза – большими, она напоминала лань, внезапно столкнувшуюся с акулой. Виддершинс встала. Морис – точнее, брат Морис из ордена Святого Бертранда, бывший помощник умершего архиепископа – почти надулся от отчаянного вдоха. Было ли это от облегчения, что ее колено покинуло его грудь, или что ее рапира уже не была в мышином шажке от его глаза, оставалось загадкой. Но это было не важно, потому что глубокий вдох с зимним воздухом заставил его покраснеть, схватиться за грудь и кашлять почти две минуты.

Он почти не изменился: соломенные волосы, выстриженные тонзурой, мягкие, но не слабые черты. Его коричневое одеяние монаха отчасти скрывал белый плащ. Его единственным украшением было Вечное око, символ Священного соглашения, представляющего 147 признанных богов Галиции.

И оно выделялось, потому что – не думая о традициях строгости и простоты монахов – было не из дерева, керамики или олова, а из серебра, что сияло даже без солнца.

Виддершинс не нужно было спрашивать. Она видела это раньше – не такой же, но схожий символ. Она взглянула на каменный фасад мавзолея и не смогла подавить улыбку.

– Он одобрил бы, – тихо сказала она, а потом пожала плечами, когда монах удивленно моргнул. – Простите за это, – сказала она, хоть ее тон был изумленным, а не безразличным, – просто вы подкрались ко мне.

– О, я…

– Зачем вы подкрались ко мне?

– Я не был уверен, что это была ты…

– А еще, – Шинс прищурилась, обдумывая ситуацию, – как вы подкрались ко мне?

– О, не понимаю, о чем…

Возмущенная воровка уже слушала не его.

– Вот как, – проворчала она. – Это, по-твоему, было смешно? То, что он не показался угрозой, не спасло бы его от смерти, если бы я пронзила чем-то острым его…! Ох, – она робко улыбнулась Морису, теперь искренне извиняясь, заметив, как его глаза становятся все шире, и как он бледнеет. – Позже это обсудим, – шепнула она уголком рта. А потом громче. – Ох, не знаю, сколько вам известно…

– Не здесь. Прошу, не на морозе. Недалеко хижина смотрителя. Укроемся от ветра, выпьем горячего чаю…

– И скроем меня от глаз стражи?

Морис выдавил улыбку.

– Я могу за тебя поручиться, но возникнет много вопросов – ты не вошла через ворота, или мне сообщили бы – и я не смогу им всего объяснить.

Шинс рассмеялась.

– Хорошо. После вас.

Нервно оглядываясь, словно она могла просто исчезнуть, монах вел ее по тропкам кладбища, огибая склепы, стараясь не выходить на основные дороги. Он много раз заходил вперед и проверял, чисто ли, а потом удерживал гостью на месте, пока не проходила стража.

После третьего такого случая Шинс встала за монахом, двигаясь неслышно по снегу.

– Зачем столько стражи, Морис? – прошептала она.

– Виддершинс… я понимаю, что мы знакомы, но правильнее будет называть меня «брат Морис». Хотя бы на святой земле, как эта.

– Уильяму это неправильным не казалось, – отметила она. – Так что со стражей, Морис?

Монах хмуро посмотрел на нее, а потом вздохнул и повернулся к танцующим снежинкам.

– Просто на случай мятежа на кладбище.

– Мятежа?

Морис точно раскрыл рот, она поняла это даже по его спине.

– Ты не заметила протестующих, кричащих на каждом углу? Надписи и листовки повсюду? Город только убрал один квартал, как в другом…

– Я избегала видных углов, – она пожала плечами. – И основные улицы. А вообще это место как Давиллон, но богаче и нахальнее.

– Лурвью, – процедил он, – не Давиллон. Такое тут не нормально.

– Точно. Так откуда мятеж?

– Мы дойдем до этого. Это тоже разговор «не для мороза».

Они притихли. Усилился ветер.

Шинс ждала, пока не стало ясно, что больше он ничего не скажет. Она спросила:

– Но почему, на самом деле, тут стражи?

Морис вздрогнул, словно обнаружил моль в своей одежде.

– Что?!

– Ладно вам, Морис. Вы – монах, еще и верный. Я вижу в вашей позе, слышу в голосе, когда вы пытаетесь врать.

– Я не врал, – проворчал он. – Просто… я жду, чтобы все тебе рассказать.

– Хватит ждать.

Еще вздох.

– Ладно. Стражи… – он повернулся, порыв ветра бросил снежинки в его капюшон. – По этой причине я не спешил подходить к тебе, – сказал он, голос был лишь немного громче ветра. – Тут есть… подозрительные личности, они появлялись уже несколько месяцев.

– Это точно были не родственники, пришедшие на могилу к лорду Подозрительному IV, или кому-то похожему?

– Мы тут не полные дураки, Виддершинс. Не говори так.

– И не собиралась. Слишком просто.

У Ольгуна в ее голове была истерика.

– Они смогли выдать себя за скорбящих, – признался Морис. Он остановил их, долго выглядывал на главную дорогу, путаясь видеть в полумраке, а потом продолжил. – Но мы быстро поняли, что люди этой группы менялись. То приходил один из них, то другой, и так далее. Не знаю, что они тут делают – не было погрома или кражи – и мы можем лишь увести их, если они будут вести себя неуместно. Но…

Они долго молчали.

– Думаю, у вас предложение соскочило, – сказала она.

Он вяло улыбнулся и указал на домик за снегом – размером он напоминал скромные мавзолеи, но был почти не украшен. Она кивнула, и они направились к двери.

– Но, – продолжил Морис, вытащим из одежды большой железный ключ, – я невольно замечаю, что многие из них были недалеко от могилы Его высокопреосвященства де Лорена. Вряд ли это совпадение. Его мавзолей не самый богатый, так что я даже не знаю…

Монах продолжал, отперев дверь, впустив гостью внутрь и заперев с грохотом, но Виддершинс не слышала его слова. В хижине смотрителя было тепло, горка углей еще дымилась в камине, но тут беглянке из Давиллона было холоднее, чем снаружи.

Люди – редкие, но все же – знали, что Виддершинс и архиепископ стали близки, хоть ненадолго. Если кто-то искал ее…

Неужели?

– Ольгун? У меня паранойя?

Его встревоженный ответ не успокоил ее.

– Да. Расскажите вкратце, Морис, – громче сказала она, повернувшись и чуть не врезавшись в испуганного юного монаха, сжимавшего две горячие кружки чая в руках. – Я не хочу задерживаться в Лурвью.

Морис пару раз моргнул, но с их первой встречи в прошлом году в Давиллоне он хоть немного привык к смятению, которое вызывало у людей общение с ней. Он кивнул и опустил две кружки на стол.

Виддершинс села за старый, простой, но крепкий стол со светлыми стульями с мягкой обивкой. Морис устроился напротив.

– Я знаю о тебе, – сказал он, осторожно пробуя чай. – О тебе и, ах, Ольгуне.

Она не была потрясена. Шинс сжала свою чашку, чтобы согреться, а не пить.

– Возможно, Уильям успел рассказать вам.

– Нет. Он… умер вскоре после того, как ты ушла.

Они смотрели на стол, а не друг на друга.

– Но, – продолжил он, – Мы с ним обсуждали его предположения до того, как он послал меня за тобой. А потом, когда епископ Сикар прибыл из Давиллона и рассказал о твоих… недавних бедах, епархия попросила меня проконсультировать. Они знали, что я уже встречал тебя, а словам епископа было… сложно поверить.

– Я была там, – сказала она слабым голосом. – Но мне все еще сложно поверить.

Морис потянулся над столом.

– Мне очень жаль, что…

Глина затрещала в руках Виддершинс, чай полился на стол.

– Да, – сказал он, отодвигаясь. – Но история Сикара заполнила бреши, по крайней мере, я стал понимать твою ситуацию.

– Это вас волнует?

– Могло бы, – не спорил он, – но Его высокопреосвященство не переживал. Он доверял тебе… и Ольгуну. Я не могу перечить.

– Спасибо за это, – сказала она искренне. – Я… погодите. Разве он не хотел, чтобы вы сменили орден и стали священником? Помнится…

– Я – слуга, Виддершинс. Я не хочу никого вести.

– Может, потому вы и должны.

В этот раз их взгляды пересеклись, Морис отвернулся первым. Буркнув что-то, что Шинс не уловила, он встал и вернулся с полотенцем, чтобы вытереть чай. Она ощутила слабый укол вины за чашку – она выглядела старой – но не вызвалась помочь ему.

После этого они мало говорили. Морис поведал новости и сплетни Давиллона, которые приносили в Лурвью путники, ушедшие оттуда позже Шинс. Но это мало ее интересовало, ведь там не звучали те, кого она знала. Она вкратце описала свои полгода, как бродила по Галиции, но не стала уточнять, в каких городах побывала, каких угроз избежала, и как ее пару раз попытались обворовать. И она не назвала причины, по которым покинула Давиллон.

Она устала, но была такой всегда, и только когда Ольгун подтолкнул ее, она поняла, что ее веки слипались, что она десятый раз зевала.

– Простите, – начала она. – Я…

– Тут хватит места на двоих, – предложил Морис. – Без подтекста.

– О, благодарю. Я переживала, что вы будете плохо себя вести.

– Виддершинс…

– Спасибо, Морис. Но нет. Мне нужно идти.

Он встал, и она впервые увидела решительность на его лице.

– Там темно. И холодно. Чего бы ты ни боялась, этой ночью оно тебя тут не найдет.

– Я… – она запнулась, а потом на нее накатила волна усталости, лишив ее конечности последних сил. – О, не смей!

Строгий ответ Ольгуна – и вторая волна усталости – напоминал отцовское: «Если не будешь заботиться о себе, придется жить как я» из ее детства.

Сдавшись – дуясь и ругаясь, хоть другим это не показалось бы проблемой – она позволила Морису показать ей кровать.

* * *

– Расскажите о «мятеже»?

– Ба! – Морис резко вскочил, проснувшись, и скатился с края узкой кровати, запутавшись в простынях. Хижина задрожала от удара монаха об пол.

Виддершинс прислонялась к шкафу, второму предмету мебели в комнате, скрестив руки и лодыжки. Она стояла в том месте и в той позе с тех пор, как закончила собирать вещи, чтобы уйти, больше половины часа назад. Скоро рассвет заглянет в окна, проверяя, можно ли ему прийти на завтрак, но девушке надоело ждать.

Морис барахтался еще миг, не показывался, и Шинс ощутила толчок в животе.

– Ладно тебе, Ольгун! Это простыня и всего три фута полета! Он справится… О, ладно, – она оттолкнулась от стены, сделала два шага от шкафа и замерла. – Эм, Морис?

Метания прекратились.

– Да? – ответ был странно приглушен, но скорее от смущения, чем из-за простыней.

– Вам помочь?

– Был бы рад…

– А, – продолжила она, озвучивая вопрос, что остановил ее, – вы одеты?

Миг. Другой.

– Вряд ли мне требуется помощь, спасибо.

Воровка фыркнула и ушла, топая ногами и хлопнув дверью, чтобы монах понял, что остался один в спальне.

Когда он вышел, она стояла в той же позе, но возле буфета. Он, к счастью, был уже полностью одет, но не в традиционное коричневое одеяние, как она ожидала, а в тяжелую тунику и штаны.

– Я не знала, что у вас есть обычная одежда. Ольгун, ты знал? Разве монахи не сгорают или превращаются в лягушек, если на них не ряса, поношенные сандалии и нить?

– Виддершинс…

– Двойная нить, да? Церковь расслабилась, да?

– Ты хотела поговорить о происходящем в Лурвью или нет? – спросил Морис, его тон был почти отчаянным.

Шинс кивнула.

– И?

– Давай я заварю…

– О, нет! – она выпрямилась. – Вы уже использовали запас своей милости, когда одевались.

– Использовал?!

– Конечно. Не мне решать, как вы проводите свое время, да? – а потом. – Ольгун? Вена у него на лбу должна так делать?

– Она выпирает почти весь год, – сказал Морис, решив, что ответами на вопросы мог хоть немного уберечь свой разум. – С тех пор, как церковь назначила преемника Его преосвященства как архиепископа Чеварье.

Виддершинс скривилась, снова вспомнив Уильяма де Лорена. Она принялась расхаживать по крохотной кухне, мимо буфета и плиты, пара шагов, а потом обратно.

А потом – сама она поняла или Ольгун подтолкнул к нужной мысли – ее осенило.

– Ох… политика церкви, Морис?

– Ну…

– Было приятно поболтать. Спасибо за ночлег. Я пойду.

– Погоди! Виддершинс, прошу!

Она уже приближалась к входной двери, не слушая мольбы Мориса и возражения любопытного Ольгуна, пока кое-что не пробило вату в ее ушах.

– Виддершинс, она хочет тебя увидеть!

Она замерла, рука в перчатке была в дюймах от засова. Ее плечи и спина напряглись так, что могли отразить пулю.

– Кто хочет меня увидеть, Морис? – даже ее пугало ледяное спокойствие ее голоса.

– Ее преосвященство архиепископ Фаранда. Преемник Уильяма де Лорена.

Виддершинс три или четыре года поворачивалась к монаху. Может, еще год, чтобы подавить гнев настолько, чтобы говорить с ним без жестокости. Подозрения Ольгуна смешивались с ее мыслями, и там еще не было ярости, но эмоции уже искрились, готовые вспыхнуть.

– И откуда она знает, что я здесь, Морис? – ее спокойный голос теперь напоминал рычание зверя.

– Что? О! Нет, нет! – монах вскинул руки перед собой, но не было ясно, умолял он этим жестом или защищался. – Я никому не говорил, что ты здесь! Она хотела встречи с тобой с тех пор, как услышала о тебе! Попросила меня устроить встречу, как только выпадет шанс. Я сказал, что не ждал больше тебя увидеть, но… Ты здесь…

Кто-то убрал пробку, и гнев Шинс быстро утек, остались только смятение и усталость. На миг у нее закружилась голова, она смогла лишь благодарно улыбнуться, когда напарник придал ей сил, чтобы она не упала.

– Думаю, – сказала она, осторожно проходя к столу и опускаясь на ближайший стул, – лучше все-таки сделайте мне чай.

* * *

– Николина Фаранда? – повторила Виддершинс, сделав услышанное только что имя вопросом. – Это не галицийское.

Морис снова сидел напротив нее, он кивнул среди пара из чашки, пахнущего травами.

– Верно. Она из Раннанти.

Рот Шинс раскрылся.

– Священное соглашение затрагивает не только нашу страну. Ты должна знать это.

– Да, но… – она посмотрела на свою простую деревянную чашку, собралась с мыслями. – Я думала, все высшие чины церкви должны быть из Галиции?

– Так было заведено с Базилики Хора пробуждения. Было проще привлечь новые лица поблизости, а потом вмешалась политика…

– Как всегда, – тихо буркнула она.

– …но официального правила нет, – закончил Морис.

– Но… Раннанти?

– Вряд ли ты одна подумала, что церковь стала править в Галиции. Назначение Ее преосвященства Фаранды…

– Знаешь, – сухо отметила Виддершинс, обращаясь к Ольгуну, но громко, чтобы слышал и ее смертный собеседник, – он говорил бы вдвое быстрее, если бы не называл всякий раз полные титулы.

Морис недовольно посмотрел на свою чашку, эффект был испорчен, когда он случайно стукнул краем по зубам.

– …Ее преосвященства Фаранды, – продолжил он, кривясь с болью, – должно было сорвать все ростки сомнений. А еще стать первым шагом, чтобы покончить с враждой между нашими народами.

Виддершинс фыркнула.

– Галиция и Раннати соперничают уже…

– Спасибо, я изучал историю в монастыре.

– Я нигде ее не изучала, но знаю это! Это не исправить просто назначением в церкви, да?

Это могла быть она или Ольгу, а то и они сообща, но она снова прыгнула вперед и поняла, к чему клонил Морис.

– Вы все учитесь только на своих шишках, да?

Монах проворчал что-то столу (который был ближе к нему, чем Виддершинс, но все равно ничего не разобрал).

– Финики и инжир, Морис! Никто в базилике не понимает, что некоторых галициан это немножко разозлит? Старики точно еще помнят, как теряли родителей и…

– Я не управляю церковью, Виддершинс. Я не знаю, что они думают! Думаю, они ожидали проблемы, но не такого размера.