Текст книги "Привет рогатому! (СИ)"
Автор книги: Ардмир Мари
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)
Ардмир Мари
Привет рогатому!
Глава 1.
– Где эти чертовы ролики!?
Я выползла из-под завалов с одеждой в поисках белой пары. Девчонки на нервах от накативших эмоций, так что крики: «Где мои туфли?» нередко переходили в «Где мое платье», «Где мой автомат?» и «Где мама?!»
К слову о конкурсе. Спокойный такой конкурс красавиц в тихом сонном городке вдоль Днепра, где первые места давно куплены, а вторые проданы, можно было бы провести тихо и мирно. Но нет! Наши неробкие красавицы, зная о подкупе, продолжали бороться невесть за что.
– Я не смогу это сделать! – причитала Ленуся. – Я не смогу, кто-нибудь, пожалуйста, я не могу, не могу.
– Все ты сможешь, – оборвала ее я.
Помощница ведущей, а это я? уже два часа кряду бегала с таблетками меж зеркал, рядов с одеждой, пакетов и между молоденькими красотками, изволившими участвовать. На кого-то наорать, кого-то обнять, кому-то налить грамм тридцать или надавать по щекам для острастки. Ничего, наша гримерша все скроет.
Через двадцать минуть после первых истерик я уже сама была готова порвать судей, аудиторию и платье на мисс Совершенство. Девчонки так кипели ядом, что он просочился и в меня, заразив нервным «тиком» – ругательствами. Пришлось глотнуть успокоительного, а действие его уже прошло.
Ладно, они волнуются, но я с чего вдруг? В курсе же: кто получит корону, кто приз от спонсора, кто станет вице-мисс и даже мисс зрительских симпатий…, а все равно и я как оса в этом осином гнезде жужжу.
Так что ролики для Ленусика я искала рьяно и с матом. Предстоял конкурс талантов. Наши талантливые уже успели показать настоящий класс на сцене, отчего оставшиеся за кулисами постепенно пришли в негатив. Вот и Ленусик безостановочно твердит, что со своим номером не справится.
Я сказала, справится.
Она, что нет.
– Да, мать твою! Выедешь на роликах в центр площадки, покрутишь попкой и немного покатаешься – ничего проще нет. Тебе же всего лишь нужно представить хоть что-то!
Да для нашего маленького городка колесо на роликах от дамы в платье XVIII века это уже «вау!» – Кстати, почему платье такое древнее?
– Это номер «Маркиза де Помпадур», название, кстати, Вы придумали! – возмутилась она. – Я только номерок вытянула.
Кто ж знал, что она мою идею так испоганит?
– Ммм, – постаралась не ляпнуть, что номер не бомба, а для таких молоденьких дур в самый раз. Промолчала, а сказать хотелось многое. Но ролики с розовыми бантиками наконец-то нашлись. Выставив их перед костюмом Елены, я скептически на него взглянула. Рассказать девушке, что маркиза в любом костюме использовала предмет приметного голубого цвета, или оставить в неведении?
Рассказала. Ой, рассказала. Ленусик как бешеная львица бросилась раздирать свое платье и конкретно двинула меня. Такого я стерпеть была не в силах и…
***
Когда вторая ведущая называла номер Елены Дюкло, в карман перед сценой на роликах выехала я. Да, с фамилией Ленусику повезло, а вот с выдержкой нет. Теперь она охлаждает щеку, а я…
– Галя?! – первая ведущая удивленно воззрилась на меня, признав под венецианской маской на пол-лица.
– Что?
– Галя, ты почему в костюме одной из участниц? – натягивая перчатки, я кисло улыбнулась.
– Потому что участница впала в истерику. Начала рвать костюм, пообещала, что не выйдет на сцену и… я ей залепила.
– Что залепила? – опешила Наталья.
– По морде… по лицу. – Поправилась я. – Не сдержалась. Вот!
– И ты вместо нее теперь?
– Да! Но только на этом конкурсе. На купальники она сама выйдет. Да к тому же ее красноту за это время Павловна уберет.
– А ты справишься? – прозвучали первые аккорды номера, и задерживаться за портьерами дальше было бы уже неправильно. Я улыбнулась.
– А у меня есть выбор?
– С Богом! – перекрестила меня Наталья.
– И с ним тоже! – выкатываясь вперед, согласилась я.
Сцена! Слепящие софиты и вспышки кинокамер и фотоаппаратов! Горящие глаза судей и сидящих в зале мужчин. Ух, будь я младше, может быть и обрадовалась, да только сейчас я прекрасно видела, что дворец, в котором проводился конкурс, значительно обветшал и, не смотря на косметический ремонт, «радовал» глаз испорченным покрытием площадки, потертыми сидениями кресел, вытертым полом, стародавними софитами, сохранившимися с советских времен. Не говоря уже о технике. Техническое обеспечение конкурса страдало, так же как и здание, а посему ремикс «Вальс цветов» Чайковского чуточку скрипел, шипел и заикался.
Судьям, чтобы не уснули, было предварительно налито, ну а о мужчинах… какие еще должны быть глаза в предвкушении конкурса купальников?
Ремикс был весьма неплох, так что мои медленные кружения вскоре перешли в резкие обороты и прыжки и кручения на заднем колесе. Эх! Где мои пятнадцать?! Когда я сальто через голову делала. В платье парике и маске на такое не решишься, но и с ними я прикалывалась по полной, поддаваясь власти ритма и движения. Варианты из движений мима, спуск по несуществующей лестнице – я использовала все, что успела придумать, пока смотрела на нелепые репетиции настоящей участницы конкурса.
Перекроив выступление Ленусика на свой лад, я сорвала овации зала. Вот так!
Три минуты кручений, приседаний, картинного позерства и овации мне, любимой. Ну, почти мне. Скоренько, пока участницы не поняли подлога, прокатилась к уборной. Столкнувшись там лицом к лицу с Ленусиком, держащей в руках мою одежду, затянула ее в техпомещение. Процесс переодевания занял не более двух минут, так что вышли мы оттуда вовремя, до того, как прочие конкурсантки захотели поделиться впечатлениями от шоу. Я с ничего незнающим выражением лица выбралась из кабинки и пошла в костюмерную.
Гримерша Павловна подмигнула.
– С меня шоколадка, – сообщила я.
– С тебя коньяк. – Поправила она. Пришлось согласиться. Оставшееся время до окончания конкурсов и вручения призов прошло относительно тихо. Я больше никого убить не хотела и по щекам никому не давала, то есть выручать более никого не пришлось.
Приз зрительских симпатий урвала Елена Дюкло. Ленусик спасибо сказать не соизволила ни за номер, ни за пощечину, вернувшую ее на землю.
– Ничего. От добра добра не ищут.
***
Когда на странных приспособлениях на сцену выкатилась намазанная кукла с чужими волосами на голове, зрительский зал вдруг оживился. Нардо Олдо Даро прищурился, чтобы рассмотреть девушку. Судя по сиянию, исходящему от всевидящего ока, Повелитель также приблизил сцену к себе. Зеваки, пожелавшие сесть ближе к шоу, проходили мимо темной тени и светящегося шарика, не представляя, кто посетил их мир.
Фигура на сцене приветственно помахала. Сделав низкий поклон, улыбнулась, глядя в зал. Первые ее движения были плавны и медленны, подстать музыке, и были удивительно легки. А когда мягкие переливы звуков сменились непонятной какофонией, то и движения фигурки в пышном платье стали резкими, порывистыми, скользящими и быстрыми, За счет странных приспособлений она металась по помосту перед восхищенными зеваками. Остановившись с последними аккордами, сорвала в зале общие овации и свист. Поклонившись, она махнула на прощанье и исчезла.
– Эту! – донеслось из всевидящего ока.
– Повелитель, – с почтением обратился к нему Нардо, – подумайте еще раз, неужели для обряда вам не подойдет молоденькая несмышленая чистая красавица.
– Она молоденькая.
– Она старше прочих на пять лет. – Ответила тень.
– Она почище некоторых из несмышленых.
– Этого мне видеть не дано, однако прошу Вас подумать еще немного, впереди месяц, Вам еще удастся найти подходящую жертвенницу.
– Эту, я сказал.
– Да, Повелитель, – склонила голову тень.
Сияющий огонек всевидящего ока сделал медленный круг над тенью Нардо – приспешника. Наделив его полномочиями выбора и кулоном для перемещения жертвенницы, погас.
***
По окончанию конкурса мы выпили!
А нет, дело было не так. По окончанию конкурса они выпили, я закусила и начала развозить половину собравшихся по домам. Ровно половину, потому что в мою «Škoda» большее количество не поместилось бы. Останавливаясь у названного подъезда, ждала пока созревшего «клиента» сгрузят его родственники или он/она самостоятельно сгрузятся в случае неполной отключки. К сожалению, предпоследняя остановка увенчалась беспробудным сном той самой Павловны. Ее можно понять: даме за сорок, двое взрослых детей, и еще один ребенок, который муж (это ее личное мнение относительно супруга, кто супруга не знает, тот не опровергает – мы приняли за чистую монету), три собаки и наглая свекровь – это та еще кровососущая компания. А сегодня ей помимо родных кровиночек пришлось вынести еще и вопли тридцати красавиц-кровопийц. Ладно, двадцати девяти, одну из них я лично угомонила.
Посмотрев на Рябцеву, что была вполне еще в себе, предложила со мной за компанию поднять тело бездыханное на нужный этаж. Рябцева куксилась долго и обстоятельно, но узрев мой гнев, тут же согласилась.
Знала бы, что моя перекошенная моська и обещание «в лесу высажу!» ее так испугают, предложила бы раньше. На пару мы Тамару Павловну вытащили и повели. Тени, отбрасываемые нашими телами, впечатляли. Одна ровно идущая, одна ссутулившаяся и еще одна полусогнутая – это Павловна на Рябцеву всем корпусом навалилась. Разогнули Рябцеву, пошли дальше. Как ни странно, к нашей тройке теней присоединилась еще одна – темная, по асфальту ползущая, а над нею светлячок. Когда вошли в подъезд, тень исчезла. Далее без происшествий. Оказавшись в родном дворике, счастливо вздохнула.
– Дом, милый дом! – девятиэтажка подмигнула светящимися окнами. Открываю дверь, поднимаюсь к себе в лифте. Сегодня без геройств, пешком на свой этаж я не дойду – набегалась за день, да и накаталась.
Вдруг рядом возник светлячок, тут же, в лифте. Пока я удивленно таращилась на него, думая, а не парами ли проспиртованного дыхания коллег меня глючит, он медленно исчез. Протираю глаза и улыбаюсь. Хорошо, что с завтрашнего дня ухожу в отпуск на месяц. Он меня здорово выручит и самое главное – завтра в воскресенье не придется тащиться на работу. Когда чужие праздники занимают ваши будни, чертовски сложно продолжать ценить собственные. Ценить начинаешь уединение, голые стены, бескрайние просторы степей и лесов и тех знакомых и соседей, которые болеют ангиной. Они и рады рассказать, как обстоят их дела, да не могут.
Вхожу в квартиру. Салютуя в прихожей:
– Здоров, берлога!
Моя берлога – редкостная эгоистка – никогда не здоровается в ответ. Так что, не ожидая ответа или хотя бы эхо, которое при таких криках раздается в гостиной, вхожу в кухню.
– Есть не хочу, – резюмирую я, оглядывая пустой холодильник. Правильно, из-за конкурса красоты две недели я на работе и спала и ела. Нет ничего удивительного в холодной пустоте кухонной техники, странно, как в нем еще мышь домашняя белая не повесилась?
К слову, о мыше…
– Нафаня! – белого мерзавца в клетке на столе в гостиной не оказалось.
– Нафффаня?! – завопила я, вспомнив, какими мышками сосед этажом ниже удава кормит. – Маленький, беленький, где ты?! Отзовись… то бишь поскребись, убьют же ж заразу! И съедят не сразу!
Обшариваю пол, подоконники, шкафы пустые. Все собрала, готовясь в отпуск, и поискам ничего не мешает. Рядом опять светляк.
– Мне только тебя, глюк, не хватало, – отмахнулась я. Светляк отлетел и растаял, а там, где растаял бумажка на полу лежит. Поднимаюсь, подхожу, приглядываюсь.
А это Женькина записка. У нее, как деньги на телефоне заканчиваются, эффективное мышление отрубается. То есть вместо того, чтобы пополнить счет, она вспоминает каменный век и его настенные надписи. Иногда ее послания просты и бесхитростны. Они красуются на клочках газет, листах книг, огрызках салфеток, туалетной бумаги (встречается редко, но занимательно). Вот и на этом клочке красочно значилось: «Нафаня у меня. Хорошего отпуска! Женька»
Я покрутила клочок в руках, дополнительных записей на листе из отрывного календаря не было. Вот так, глядя на бумажку, сразу и не поймешь, что писалось для тебя, просто спешил человек очень. А есть варианты более масштабного плана. Тут она вспоминает, что училась на художника и граффити – ее неразвитая стихия. Хочется сказать – недоразвитая, но разве скандал с человеком творческим может вылиться во что-то хорошее, нет. Поэтому прямо не говорится, говорится косвенно. Именно так пришлось объясняться с Женей, когда она на месте встречи помадой расписала бетонную стенку подъезда. Теперь о том, что мы с девчонками по пятницам собираемся в баре «Иволга» знает весь мой подъезд. А о том, как трудно стирается помада со стены, знаю только я.
Но это мелочи, главное – человек она хороший, позитивно смотрящий на мир, и в ее компании делиться своими проблемами намного проще, чем в компании нытиков. Расскажешь ей о таком дне, как сегодня, она лишь посмеется, утрировав ситуации до абсурда. Другими словами и выслушает, и настроение поднимет.
Итак, пункт о Нафане вычеркиваем, подвела я мысленный итог. На сон грядущий остается душ, сон и прослушка сообщений с автоответчика.
– Последнее оставим на последок, – резюмировала я, собираясь в ванную.
Разговариваю в квартире пустой сама с собой редко, но метко. Сейчас, часу в двенадцатом ночи, решила еще и погорланить. А почему нет? С завтрашнего дня отпуск и он отпустит меня на тридцать дней, уже отпускает.
Вдруг звонок. Эх! Не просто звонок, звонок от важного человека. У меня на всех важных, то есть родных, одна и та же музыка поставлена – марш из Звездных войн – саундтрек, сопровождающий появление Дарта Вейдера все шесть частей эпопеи. Если это мама, значит: что-то страшное случилось!
Выскакиваю и мчусь к сумке как взмыленная лошадь, сравнение подходящее: я в пене и мыле. Хватаюсь за телефон, а там… Глеб.
– Да, чтоб тебе, урод! – рычу сквозь зубы. – Ну, милый, погоди!
Нажимаю «принять» и садисткой улыбкой на устах, подношу трубку к уху.
Нет, я не ревнивая. Я милая, нежная всепрощающая с ангельскими крылышками за спиной. Просто если у моего достаточно «приближенного» избранника на уровне пояса еще детство гуляет, то я ему во взрослении этом помочь не могу. Взглянул налево – катись налево! Я ищу серьезных отношений с достойным человеком, а не мальчишку, не знающего, чего он хочет.
Так что нелепое Глебовское:
– Галчонок ты все еще дуешься на меня…? – я прервала мгновенно.
– Глеб, иди к черту!
– Ч… – наверное, это было его возмущенное «что?». Узнать точно я себе не дала и положила трубку. Одно мгновение и пара нажатий на кнопки и все входящие бывшего, две недели назад отставшего, блокируются. Пусть катится куда подальше. Я прошла по комнате, задвинула на место шкафчик, поправила в вазе цветы и, напевая «Вокруг земли…», пошла в ванную.
2.
Две объемные тени, отделившись от стен, проводили избраную Повелителем взглядами.
– Хозяин, девушка странная, может, не стоит ее к нам забирать? Она же от соприкосновения с водой орет! Давайте другую жертвенницу найдем.
Хозяин молчит, слуга продолжает.
– До сих пор изморозь по спине. Вы слышали, как она предложила дриаду в лесу высадить в землю? А натереть хрону оборотню в сером костюме с полосатой дубинкой?
Вторая тень кивнула, соглашаясь.
– Так она уродом милого своего зовет и к вам посылает. С голыми стенами здоровается и говорит, что весь дом…
– Милый дом. – Поправил его Нардо.
– Говорит, что весь милый дом ей принадлежит. В доме страшные личности обосновались. Змеелов есть, кикимора, маг темный, вампир энергетический…
– Повелитель сказал, стоит.
– Повелитель не видит ее сейчас. Она ж бесстыдница – голой по комнатам бегает!
– Повелитель видит, – тень указала на всевидящее око, мерцающее белым светом, – и он в курсе происходящего.
– Так и быть, – вздохнул длинноухий помощник, расставляя капкан вокруг кровати. Жертвенница для перемещения должна самостоятельно надеть кулон, а значит, принять его за принадлежащую ей вещь. Лучшим из лучших среди чарующих вещи был бес – древний слуга Нардо.
***
Настроение поплескаться вдоволь после звонка Глеба исчезло, как не бывало. Умеет он появиться «вовремя». Тут еще и колонка забарахлила так, что осталось лишь быстро помыться и спать. Как решила, так и сделала. Вытерлась, кремами намазалась, волосы просушила и, покрутившись перед зеркалом, пошла. В одних шортиках забралась под одеяло и обняла подушку.
Ни с чем несравнимое, потрясающее ощущение легкости и горизонтальности после тяжелого насыщенного событиями дня накрыло с головой.
– Бесстыдница. – Послышалась в темноте.
Бррр, спать, срочно спать, иначе опять светляк привидится.
– Хозяин, – послышалось с пола сердито, – и зачем я его к сорочке прикреплял?
В ответ смешок и красивым баритоном пояснили, – ну, если она так спать желает...
– Соседи, сволочи! – выдала я, накрывая голову подушкой.
– Нечисть! – в точку поправил первый.
– Опасная нечисть, – согласилась я из-под подушки с громко работающим телевизором у соседа снизу. И почти засыпая, – не чистят здесь ничего, а нечистотят основательно.
Тишина и вдруг удивленное восклицание: Она нас слышит?!
Степаненко, наверняка опять «Секретные материалы» пересматривает. Чтоб этому инопланетяно-любителю TV канал отрубили!
– Не слышит, – отозвался баритон.
– Слышит!
– Нет, блин, вижу! – вскакиваю с места мягкого и нагретого, иду за берушами. На полпути торможу, оборачиваюсь. А на кровати моя сорочка шелковая лежит. Вот и склероз тихо подкрался, а я и не заметила, как достала ее из шкафа.
– А тебя каким ветром сюда занесло? – поинтересовалась вслух.
– Видит?! – раздалось снизу.
– Степаненко!!! – взвыла я, шмякнув пуфиком об пол, – поспать дай.
И все затихло. Ух! Угомонился православный, воздав ему мысленно за бессонницу, плюнула на беруши и завалилась спать. Уже в полудремном состоянии ко мне доносились все те же голоса.
– Все-таки видит. – Промямлил первый.
– Да, видит. – Это баритон.
– Хозяин, откуда она знает, как меня кличут?
– Совпадение, внизу тоже живет Степаненко… змеелов.
Вот и в телевизоре некий Степаненко жить народу не дает, – подумалось мне.
– Что делать? До двенадцати менее двадцати минут, а она кулона еще не надела. Переместить его на подушку?
– Долго, – ответил второй, – нужно иначе.
– Котел водный испортили, мыло закончили… – шепчет первый. – Сорочку заколдовали, воду заговорили… что ей еще надо?
– Скажи, сорочка теплая или холодная. – Поинтересовался баритон.
– Холодная.
– Вот и ответ…
Я уже спала, я уже основательно спала и перед глазами светлячки роем проносились и в салочки играли. И тут до меня доходит, что в комнате становится жарко. И не просто жарко, а душно и очень.
Подушка летит на ковер, за ней вторая. Лежу, все так же жарко, я одеяло сдвинула в сторону, не раскрывая глаз, забралась под простынь. Распласталась как черепаха на солнышке, легче стало ненадолго.
Все, следующей станцией ночных перемещений станет пол. Там точно прохладнее. И вот тут моя рука коснулась холодка. Пощупала, узнавая по ткани дышащую прохладой шелковую сорочку. А вот и мое спасение. Не глядя на шов, изнанка или нет, натянула и довольная улыбнулась.
– Видишь, как просто,– прокомментировал баритон.
– Просто? До двенадцати еще минута.
– А дело уже сделано. – Позитивно заметил владелец баритона. Голоса из телевизора звучали радостно. Я тоже улыбалась, обретя комфортную температуру для сна. Заснула наконец-то, с мыслью о прекрасном. О мужчине прекрасном, конечно же. Место подле меня хорошей нынче вакантно. И где ты, принц? Приди ко мне, укради во сне и стань долгожданною любовью.
3.
Проснулась, когда под окном закричали петухи… Вот те раз, я села в кровати со странным постельным бельем и постаралась продрать глаза. Какие петухи в городе на шестом этаже. Оглядываюсь.
Уже утро и утро это было в далекой глубинке. Над головой простирается выбеленный потолок с пересекающими его деревянными балками, подо мной массивная кровать с периной, а вокруг деревенские апартаменты в стиле «Лето у бабушки» точнее «У прабабушки». Заметив арбалет, висящий на стене, исправилась «Лето у прадедушки в охотничьем домике», последнюю догадку подтверждали три шкуры на полу.
Я присвистнула. Приехали! Выходит: я купила испорченный коньяк для Павловны и теперь меня от паров лишь глючит. И лежу явно где-нибудь в каморке дворца культуры или на кушетке в инфекционном отделении под капельницей…
Что же тогда с остальным коллективом стряслось? Воображение рисовало одну картину ярче другой, но стены больничной палаты так предо мной и не предстали. Предстало нечто другое, то есть другой…
Невысокое создание в плаще с накинутым на голову капюшоном смотрело на меня выжидающе. А я испуганно таращилась в ответ. А как не испугаться? Лицо гостя было покрыто шерстью, ни дать ни взять человек-волк с поросячьим носом. Не поверив в реальность видения, представшего перед взором, дотянулась к нему и нажала на пятачок. Гость дернулся, и холодная мелко-пупырчатая кожа ткнулась в мою руку.
– Вот черт! – выдохнула, вскакивая с кровати и выставляя вперед подушку.
– Правильнее будет сказать «вот бес!». – Поправил гость. И галантно поклонившись, представился. – Я бес.
– Вот черт! – это уже с воплем. Дверь слева грохнула об стену и деревянные поделки под потолком заходили ходуном от движения следующего гостя.
– Что происходит? – в горницу влетел статный синеокий, темногривый – волосами такую копну не назовешь, красавец. Оглядел нас и заправил в ножны странный светящийся клинок и черный хлыст, скрутив, закрепил на поясе.
– Я спрашиваю, что здесь происходит? – вопросила мечта всех рекламных агентств. Я, молча им восхищалась, и звенящая на полу челюсть восхищению вторила. Если бес подходил для рекламы лезвий "Gillette", то второй для рекламы шампуней, отбеливающей зубной пасты, цветных контактных линз, годового абонента в тренажерку, дорогих автомобилей и шикарной жизни в целом. Мечта!
– А вот и черт. – Подсказал бес.
– Атас! – под прищуренным взглядом второго, попыталась прикрыться подушкой, крепко ее к себе прижав. – П-п-парни… Уважаемые, – тут же исправилась, – я куда попала?
– В гости. – Подсказал бес.
– Это понятно. К кому в гости?
– К черту и бесу.
– Шутите?
– Нет, Вы призваны стать жертвенницей через тридцать дней в свадебном обряде высшего.
– Идите к дьяволу!
– Попрошу не вызывать Повелителя. – Подал голос красавец, и баритон приятно наполнил пространство. – Он занят.
– Мать вашу за ногу!
– Повторное оскорбительное напутствие в отношении моей матери неодобрительно скажется на вас. – Добавил черт, присаживаясь на сундук.
– Вот черт! – красавец поморщился. Я удивленно на него воззрилась.
– Я уже здесь, зачем зовете?
– От балды! – я села на перину. – Мамочки мои…
– Две мамы – это хорошо. – Подхватил бес. – Видимо, детство у вас было замечательное.
– Детство у нее было замечательное.
– Вот черт! – перебила я, на что он вновь поморщился.
– А «Мамочки мои» это просто выражение, бес. – Завершил мысль черногривый. – Девушка, перестаньте призывать, так и до моих головных болей недолго.
– Да идите вы к лешему!
– Пойдем, – заверил черт, – мы к нему записаны на понедельник.
– Храм жертвенницы осматривать будем. – Поделился информацией бес.
– Упыри… – протянула я.
– Он нет, точно, а во мне кровинка такая есть, – просиял бес, показывая зубы.
– Мне плохо. – Закатив глаза, рухнула на перину, в лучших традициях обморока кисейных дам. То бишь, падая, попыталась проснуться. От чувства падения во сне все просыпаются. Так? Так! Вот и я решила этим воспользоваться. Все вокруг вздрогнуло, зашевелилось. Дав себе время на нормальное пробуждение, я через минуту открыла глаза. Перед взором предстала знакомая и до боли родная квартира. Нахожусь я в родной постели, под моей родной простыней и все вокруг лежит именно на тех местах, где и должно. Протирая глаза, села.
– Господи, ну и жуть приснилась! – надо бы смыть с себя это наваждение, иначе светляки и бесы с чертями дальше мерещиться будут. – В душ срочно!
Вскакиваю, бегу к двери, открываю, а там…
– Что, полегчало? – бес, по росту еле достигающий уровня моей груди, подмигнул и прищурился, – так и знал, что тебе в своих владениях свободнее будет.
– Аааааа… – протянула я, ничего не понимая, и чуть на пол от ужаса такого не брякнулась. Да у меня галлюцинации длительного характера и харизматической внешности, подумалось мне, когда в поле зрения попал черногривый.
– Чего бледнеешь? – спросил он, взмахом руки приглашая в деревенскую кухоньку с печкой в углу.
– Не ела, наверное. – Предположил бес, распахивая предо мною двери шире.
– Садись, сейчас покормлю. – Сообщил красавец. Сам он уже что-то с аппетитом ел. А пригласив меня к столу, шевельнул пальцами, и на белой скатерке появились тарелки с едой.
Ближе подошла, села, принюхалась. Пахнет вкусно, а выглядит так… будто это уже кто-то кушал.
– Кто готовил?
– Печка. – Простодушно ответил черт. – Яства здешней кухни.
– Ваши яства выглядят на порядок аппетитнее.
– Это я готовил, – встрепенулся бес, крутящийся у печки.
– А мне такое можно? Кстати, а что это? – от перечисленных ингредиентов аппетит отбило. – Нет, мне такое нельзя. Спасибо, обойдусь.
– Как же обойдешься, мы сейчас в путь собираемся. – Сказал черногривый.
– Счастливого пути вам.
– Ты с нами. – Черт отодвинул тарелки и встал.
– Как с вами? Куда?
– В храм два дня пути на лошадях, выдвигаемся сегодня, чтобы успеть к полнолунию.
– А пальцами щелкнуть и переместить слабо?
– Нет, в этом мире моих сил хватит на ваше перемещение в любую точку. Вот только в менее аппетитном виде. – Кивнул головой в сторону тарелок, что вызвал своим щелчком. – Приятного аппетита.
– Но… – дверь хлопнула, он ушел. – А чтоб тебя…! Перекосило! – бросила взгляд на притихшего беса, – чего?
А он капюшон с головы снял, являя мне заостренные ушки и круглые рожки, и говорит, глазами красными вращая:
– В мире этом слово пришлых силу имеет, что скажешь ты доброго или плохого – сбудется.
– Да? – раскинув руки, подняла голову вверх и провозгласила. – Я хочу домой!
– Сбудется со временем… – добавил бес.
– А сейчас нельзя?
– Никак, вам месяц жертвенницей быть, а потом отпустит.
– А я-то думаю, когда из меня эта дурь выветрится. Месяц и отпустит, то есть развеется…
– Да, – отвечает он. – Обряд пройдет и все на том.
– Хорошо подожду. А что жертвеннице суждено делать?
– Собираться, – напомнил явившийся в дверях черт. На стул передо мной одежду поставил, сверху сапоги и вышел.
– А мне в своем нельзя?
– Нельзя, стыдно. – Бес ответил, оглядывая мою сорочку.
Вспомнила, что апартаменты мои здесь. Значит, одежда должна быть, крема, масла, средство от комаров. А что, я продуманная, паниковать и волосы рвать из-за затянувшейся галлюцинации завтра буду. Отпуск у меня на месяц, и я здесь на месяц. Все нипочем! Приду в себя, поеду на Азовское море, как планировала. А до тех пор посмотрю, что за мирок мне чудится. Я к шкафам, а они, вместо наполнения моими вещичками, выбеленные стены внутри себя хранят.
– И что ж я без косметички? Что за сон без удобств и привычных вещей.
– Тебе по нужде надобно? – объявился за спиною бес.
– Да. Где у вас тут комнаты?
– Аааа, – протянул мохнатый в окно, указав, – видишь, деревянный домик в огороде.
– Вот этот деревянный перекошенный? – проследила я за его рукой.
– Он самый, – сообщает бес. – Вот за ним и устроишься, а руки помыть я тебе водичкой полью.
– Это что, даже не домик с ямой выгребной?
– Тут такого отродясь не видели.
– А сделать?
– Лопата в домике. – Напутствовал бес.
– А самостоятельно?
– Так ступай и рой самостоятельно. – Прищурился плут мохнатый.
– А магия вам зачем? – спрашиваю, руки на груди сложив. Я может, и не отродясь городская и копать умею. Так мне что ли с тяжелой работой справляться, если тут и черт и бес рядом околачиваются? Пусть роют и Бог им в помощь.
– Я ее в этом мире лишен, – бес плечами пожал, – хозяин владеет.
– Так чем черт не шутит? Пусть сподобится выкопать и домик сдвинуть.
– Ты опять? – перед нами красавец жгучий объявился.
– Мне бы ямку выкопать вон там, – я на домик указала.
– Тебе бы ямку выкопать, домик сдвинуть и воду в трубах подвести? – прищурился красавец недобро.
– Да.
– Так тебе надо, ты и копай.
– И что ты злой, как черт?
– А я и есть черт!
– Так пальцами щелкни! И сделай. Ты ж умеешь.
– Ты копать тоже умеешь. – Отвечает синеокий черногривый, глазами сверкнув.
– Что? – я руки в боки. – Чтоб я на вас еще и корячилась! И территорию вокруг дома обустраивала? Закатай губу обратно!
– Лучше я рукава закатаю, и хлыст в руки возьму. – Говорит, рубашку по локоть заправляя.
– Хэх! Тоже мне грозный папик! Рукава закатывайте и лопату в руки берите и чтобы…
Вдруг во дворе топот копыт раздался. Бес, крадучись, к окну подошел, занавеску из моей квартиры отодвинул и выглянул.
– Не успели, – сказал и тут же штору задвинул. – Охотники короля пожаловали.
– А у вас тут и король есть!? А красивый?
– Некрасивый и жестокий. Жертвенницу нами вызванную ищет.
– Допустим не вызванную, чтобы вызвать позвонить, нужно или приглашения разослать, а вы… кстати, а вы что сделали?
– Об этом позже, одевайся.
– Что? В это старье? – возмутилась я. – От такой мешковины у меня кожа пузырями пойдет.
– Это добротное сукно. Одевайся, а не разговаривай. – Велел он. А бес вовсю следы нашего присутствия стирает. Видение моей квартиры убрал, кровать заправил, шкуры на полу от центра отодвинул.
– А если не одену?
– Поедешь так, – кивнул на мое одеяние черт.
– Устраивает, поехали.
– А вот так? – гад синеокий шевельнул пальцами и сорочка моя в воздухе растворилась и вместо нее на шее кулон повис.
– А легко, – отвечаю, не краснея и рук к груди не поднимая. Если видение мое, то мне в нем правила устанавливать. Значит, комаров в лесу не будет, разбойников тоже. Я тела своего не стыжусь, гарная дивчина. – Помчались, что ли?
– И не стыдно?
– Мне – нет, а ему – должно быть. – Отвечаю бесу, и в черта пальцем ткнула.
– И не стыдно время терять? – бес от меня отмахнулся, и на хозяина своего с укоризной посмотрел. – Срамота страшная. Оденьте девку.
– Галю. – Подсказала я. – Меня Галиной зовут.
– Рад знать имя ваше, Галя. – Ответил мохнатый. Вот тут же неприятное давление на кожу ощутила. Смотрю, и впрямь мгновенно одел: в штаны шаровары, рубаху расшитую, сапоги и телогрейку светло-коричневую, а теперь поясок невидимыми руками на мне завязывает.
– И что вы комедию разыгрывали, – я поясок в свои руки взяла, потуже затягиваю. – Трудно сразу было?
– Трудно.
Тут в домике шаги раздались, меня черт поперек живота ухватил и через окно выскочил, а бес за ним, склянками на поясе звеня.
– С твоим колокольчиком нас вскоре достигнут.
– Да нет, – отвечает бес весело, – с моим звоном нас не увидят, пока бежим. А пока не увидят, из арбалета не подстрелят.
