Текст книги "Не безымянный и не герой (СИ)"

Автор книги: Арабелла Фигг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

***

– Ну что ж, – сказал Бартоло, придирчиво осмотрев нового писаря, – почти похож на человека. Ладно, вот это, – он указал на рыхлую скособоченную стопку исписанной бумаги на той стороне стола, – списки заказанных и полученных товаров за прошлый месяц. Проверь, всё ли сходится, и приведи в порядок.

– Да, господин Бартоло. Сколько у меня времени на это?

Тот ухмыльнулся.

– Осторожничаешь? Или для Яна всё сделал слишком быстро, а теперь думаешь, как бы и я не решил, будто дело-то плёвое, ношеных штанов не стоило? Не беспокойся, я знаю, сколько на самом деле надо со всем этим барахлом мудохаться. Как закончишь, скажешь мне. А я посмотрю, насколько тебе это всё знакомо.

– Мне после смерти отца самому пришлось вести дела, – аккуратно отозвался Винс. – Подмастерье помогал, конечно, но спрашивали-то с меня.

– Ну, тогда должен хоть сколько-то разбираться, – подытожил Бартоло и повторил свой жест, указывая на стол.

Разбирать пришлось, главным образом, его писанину. Почерк у него, конечно, уступал в неряшливости каракулям алхимиков и прочих учёных мужей (те писали так, словно гнались за ускользающими мыслями, сокращая слова и обрывая фразы, так что сплошь и рядом приходилось выяснять, что уважаемый господин, к примеру, Ператур имел в виду); зато о правописании Бартоло имел самые смутные представления, и Винс не всегда сразу мог понять, что такое «вичина». В остальном требовались только внимательность да умение считать в пределах сотни.

– У вас есть абак, господин Бартоло? Я могу посчитать и на бумаге, но на абаке быстрее и точнее.

– А ты и это умеешь? – прищурился тот. – Люк вот так и не разобрался, что к чему, а туда же, меня подсидеть пытался.

– Да там ничего сложного. – Винс взял очередное перо, невольно поморщился, глянув на его конец, и принялся очинять его заново. Замечание про «подсидеть» он предпочёл пропустить мимо ушей. – Отец нас обоих с сестрой учил. Говорил, что хозяйственные записи так удобнее вести. Матушке это не нравилось, она считала, что приличной девушке не пристало пользоваться абаком, словно какому-то счетоводу. Но Береника очень быстро и точно считала. Даже лучше, чем я.

– Так что там с твоими стихами? – внезапно спросил Бартоло.

Винс закусил губу. А он-то надеялся, что рудному барону хватит и официального приговора.

– Мне их подкинули, – глухо ответил он. – Я отказывался признаваться, откуда они у меня… – Даже ляпнул, дурак, что сам бы он написал лучше. Грамотнее и правильнее, хотя бы соблюдая размер, уж точно. – Вернее, мне просто нечего было сказать. В общем, мне грозила смертная казнь с конфискацией имущества, и моё нежелание признавать себя виновным в глазах судьи только усугубляло мою вину.

… И Береника плакала, рассказывая, что их вынуждают собрать свои – только свои! – вещи и покинуть дом, а матушка слегла с расстройства, и куда перевозить больную пожилую женщину? Спасибо Морису, заплатившему за её лечение, потому что стражники забрали все деньги, какие нашли в доме, и описали даже матушкины украшения, хотя там один мельхиор, даже серебра почти нет… А Морис говорил с судьёй, и тот сказал, что если обвиняемый чистосердечно во всём признается, ему заменят повешение каторжными работами, оставив его имущество родным…

… И разумеется, он сказал, что сам написал эти идиотские куплеты, корявые и совершенно не смешные. И уже перед отправкой в Ардею подкупленный тюремщик передал ему записочку от матери, где та обещала молиться за своего непутёвого сына и извещала, что Береника вышла замуж за младшего сына Мориса. Верный и преданный подмастерье не побоялся взять в невестки сестру преступника. Позаботился о дочке бывшего своего мастера, спасая их с матерью от разорения и нищеты… А младшенького своего, стало быть, сделал фактически хозяином мастерской, в которой работал много лет, получив в приданое для сына дом, оборудование, знакомства, постоянных заказчиков…

Нет, об этом в письме матери не было ни слова. Иннос знает, поняла ли она, откуда в мастерской взялись те стихи. Может быть, и поняла, но побоялась писать. В конце концов у неё имелась ещё и дочь, за которую у неё тоже болело сердце. Оставалось надеяться, что избавляться от Береники Морису незачем. Не стоит так рисковать репутацией – избавляться от обоих наследников своего бывшего мастера…

– И кто теперь хозяин твоей мастерской? – с неприятной усмешечкой спросил Бартоло.

– Сын нашего подмастерья, ныне муж моей сестры, – нехотя ответил Винс.

– Понятно. Прыткий малый, да? И ты, конечно, мечтаешь вернуться и оторвать ему яйца по одному?

– Вернуться? – Винс невольно поднял голову, но сквозь потолок Барьер, конечно, не увидел. Тем не менее он мрачно закончил: – А вы думаете, это возможно?

– Маги чего-то там рассчитывают, – пожал плечами Бартоло. – Без конца из своего монастыря просят то книги, то какие-то жуткие штуковины. Не знаю. Даже не надеюсь, честно говоря.

========== Дождь ==========

– Никак это предложение руки и сердца? – хохотнул Снаф, вертя кольцо в толстых пальцах.

– Оно самое, – в тон отозвался Винс.

Отдав кольцо повару, он опять накрест ухватился руками за рукава старой, совсем уже облезлой кожанки Скорпио, в которой того, похоже, привезли сюда ещё до появления Барьера. Кожанку заботливый любовник выдал ему вместо плаща: ветер налетал порывами, резкий и холодный, и Винс всё пытался запахнуть куртку поплотнее. Она была ему безнадёжно широка в плечах и длинна, так что он не стал даже подворачивать рукава, а просто накинул её на плечи, потому что иначе выглядел не то сироткой в чужом старье, не то вообще огородным пугалом. Но просто накинутая, кожанка раздувалась ветром, как парус, и вообще норовила слететь с плеч, так что приходилось придерживать её за рукава.

Вечер стоял на удивление прохладный, небо хмурилось, и Винс десять раз подумал, стоит ли идти к Снафу именно сегодня: мозоли ещё побаливали, и совершенно явно собирался дождь. Скорпио неопределённо кривился, но предупреждал, что дождь при северном ветре может зарядить и на неделю, и на две, и Винс решил сходить, пока погода не испортилась окончательно. Так что теперь ёжился на ветру, потому что от костра приходилось держаться подальше и с наветренной стороны – пламя под котлом беспокойно металось, грозя прожечь единственные штаны.

– А Скорпио что скажет? – ухмыльнулся Снаф.

– Ничего, – пожал плечами Винс. – Кольцо я’ нашёл, он на него не претендует.

– Не пре-тен-дует, – с искренним вроде бы восхищением повторил Снафф. – Ишь, слова-то какие знаешь. А Скорпио, стало быть, опять хочет сплясать на тех же граблях. Неймётся же человеку. А за колечко спасибо, полезная штучка. Другой бы кто кузнецу первым делом потащил, а ты вон как. Прямо на слезу пробивает.

Он попытался надеть кольцо на безымянный палец, но хоть оно и изготавливалось на мужскую руку, однако на Снафов безымянный лезло с откровенной натугой. Толстяк не стал рисковать и надел кольцо на мизинец.

А Винс спросил:

– Что за грабли?

Снаф хмыкнул, сделал вид, что воровато озирается, и таинственно понизив голос, ответил:

– Да любит он, чтобы парнишка был не просто умненький, а прямо-таки образованный. Чтобы, значит, всякие такие слова знал навроде того, что ты говорил. Одного уже отмыл, прикормил, от других охотников прикрыл – а тот только ручкой ему помахал. И с тобой Скорпио так же нарвётся, к гадалке не ходи. Грамотные, они к грамотным тянутся. Дуболомы вроде нас вам только на первое время годятся – обсохнуть, пёрышки почистить, а потом скучно станет. Так, нет? Ты вон колечко мне приволок, совесть свою успокоил, дескать, за всё хорошее расплатился честь по чести. А дальше можно ко мне и глаз не казать, потому как в замке свои повара, не мне чета.

– А я тебе зачем-то понадобился? – удивился Винс, хотя замечание, что он расплатился и больше толстяк ему не нужен, его всё-таки смутило.

– А кому добрые знакомые в замке мешают?

Винс, чуть помедлив, кивнул. Ему, кстати, добрые знакомые за внутренней стеной тоже совсем не мешали. Белиар знает, как ещё всё обернётся. Бартоло вечно цеплялся к мелочам: то ли проверял, надолго ли у нового писаря хватит терпения, то ли просто самоутверждался, изводя Винса придирками. Вот так допустишь настоящую, не выдуманную им ошибку – и от шныгов Скорпио, может, и спасёт, но с чистой работы в хорошо охраняемом замке вылетишь, не успев собрать узелок с бельём. И тогда останется только снова идти на поклон к Снафу. А для этого лучше бы по-прежнему оставаться с ним в хороших отношениях.

– Добрые знакомые всем нужны и везде, – согласился он. – А при чём тут грабли? Разве тот самый Люк не был любовником Скорпио? – Предшественник, оказывается, не только в заигрываниях с баронскими шлюхами был повинен. Как Винс понял (и не только из слов Бартоло), этот идиот ещё и пытался против своего прямого начальства интриги какие-то плести. Против мужика, который сумел забрать в свои цепкие ручки все поставки в каторжной колонии, м-да… Тут уж никакой учитель стрельбы не спасёт.

– Не, – Снаф мотнул лысеющей головой. – Люк что’, он просто писарёк. Рубахи с кружевами, мизинчик оттопырен, а уж нос драл – куда там магам, что огненным, что водяным. Милтен, понятно, тоже нос задрал, когда его Корристо взял учеником, но у него хоть повод был. Чародей как-никак, не баран чихнул. А Люк, прими Иннос его душу, пустой был человек. Одни… кружева. Скорпио не таких любит.

– Сплетничаете?

Винс обернулся: бывший сосед уже, оказывается, щеголял в форме призраков. Как он бодро однако влез наверх. Или тоже нашёл покровителя? Не любителя его хвостатых прелестей, конечно, а того, кто оценил пробивной характер и способность выходить сухим из воды. Ян, говорили, ругался на чём свет стоит, потому что свитков из того самого сундука пропало больше половины, и не только свитков (ну, тут сплетники были не так конкретны). Однако виноватым всё же считали какого-то Алефа, потому что ушлого новичка и близко к колонии ещё не было, когда пропал ключ. А вот Винсу почему-то казалось, будто этот Алеф разве что крепкого дорогого пива выдул две бутылки, всё же остальное досталось его напарнику.

– Икота замучила? – поинтересовался он.

Хвостатый засмеялся. (Винс подумал, что так и зовёт мужика хвостатым по привычке, хотя сам носил хвост уже почти до лопаток, а не смешное куцее недоразумение, как у бывшего соседа.)

– А что, – вопросом ответил тот, – вы обо мне говорили? Вроде я про Скорпио слышал, не про себя… Снаф, есть хоть что-нибудь готовое из еды? Я прямиком с болота, а там, кроме травы, и нет толком ничего. Ещё меня же идолы и спрашивают вечно, не принёс ли мяса.

Повар опять помотал головой.

– Рис если только. Ничем не заправленный, просто рис, как в Новом лагере. А грибы ещё не готовы, эти адские два раза отваривать надо, а то будешь голоса слышать, как от болотника.

– Давай просто рис, не доживу я до твоих грибов.

Снаф положил полный, с горкой черпак рисовой каши в помятую миску (то ли всё ту же, то ли они все у него так выглядели), Винс неодобрительно посмотрел на ложку в руке бывшего соседа, – его, между прочим, была ложка, – но смолчал. Вернее, спросил:

– А почему в Новом лагере не растят морковь, скажем, и чеснок? Этот свой рис хоть немного вкуснее сделать.

– М-м, – насмешливо протянул призрак с набитым ртом. – Может, потому что для этого надо заказать семена, а все заказы во внешний мир идут через Бартоло? Которому эти морковные семена сто лет не сдались?

Винс пожал плечами.

– Маги Воды переписываются с магами Огня и наверняка часть книг, оборудования и ингредиентов заказывается для них. Написал, скажем, Корристо, или кто там у них ведёт учёт, что ему требуются семена Daucus carota subsp. sativus для экспериментальных зелий, а потом отослал их с гонцом из Нового лагеря тамошнему алхимику.

Снафу пришлось объяснить, что это за редкое растение, семена которого надо заказывать в монастыре. А вот новоявленный призрак слушал с такой улыбочкой, что Винс подумал: непрост этот деятель, ой как непрост. Снаф, уразумев, что это хитро и не по-людски можно обозвать обыкновенную морковку, долго смеялся, но у бывшего соседа была такая морда, что Винс не удивился бы, увидев в заказах на следующий месяц эту самую Daucus carota. Достаточно ведь подкинуть подобную идею кому-нибудь более или менее влиятельному в Новом лагере.

– А в Болотном лагере правда собираются призвать своего Спящего? – спросил он, бросив быстрый взгляд на небо: уже темнело по-настоящему, и стоило поторопиться в казарму, пока Скорпио не явился сюда лично. Он Винса, оказывается, ревновал. Не к кому-то конкретно, а вообще… Очевидно, как и Снаф, ждал, что его Пёрышко обсохнет, отъестся, почистит пёрышки и упорхнёт к кому-то поинтереснее, чем немолодой, некрасивый, малограмотный мужик.

– Ага, – Хвостатый (как же его зовут-то, Винс всё забывал спросить) облизал ложку, удовлетворённо вздохнул и вытащил из сумки косяк, но повар насупил брови, и тот, спохватившись, убрал свой болотник. – У Кор Галома возникла гениальная идея, – ехидно сказал он, – как у людей, уже привычных к болотной траве, вызвать ещё более красочные видения. Нужна не слюна ползунов, а что-нибудь ещё покрепче.

– Дерьмо, что ли? – фыркнул Снаф.

– Нет, яйца, к примеру. Там же содержится всё необходимое для развития ползуна, а значит всё такое… – он совершенно точно хотел сказать «концентрированное», но вместо этого сказал, – ядрёное.

– Это в логово королевы, что ли, лезть? – Снаф поёжился. – Ну, стражи, может, и полезут. Они ж от своего болотника всякий страх давно потеряли, эти могут и к королеве. Только наши-то храбрецы заброшенные проходы нипочём не откроют, хоть там сколько стражей Ю’Берион пришлёт.

– Ну, вообще-то, ползунов без королевы гораздо меньше станет, – заметил Хвостатый. – Если её кладку разорить, новых долго не будет, а старых стражи повыбивают понемногу.

– А ты, я гляжу, такой же чокнутый, как Гор На Драк, – махнул рукой повар. – Не позволит Ян открывать заброшенные проходы, вот увидишь.

– В центральном стволе уже одна пустая порода осталась, – возразил тот. – А не будет руды, не будет ни сыра, ни красивых тряпок, ни баб. Хочешь не хочешь, а новые штреки разрабатывать придётся. Или старые зачищать. Это в Новом лагере хотя бы рис растёт. Здесь-то придётся мясных жуков жрать, если не будет поставок из-за Барьера.

Винс невольно кивнул, соглашаясь со сказанным, и опять посмотрел на голубые сполохи в хмуром небе. На него вроде бы даже капнуло. «Первая капля на лентяя», как говаривал их сторож. Надо в самом деле идти, пока совсем не стемнело и дождь не зарядил. Старая кожанка промокнет не сразу, конечно, но мокнуть всё-таки не хотелось. Тем более, что ветер сильный – так и раздувает полы и наверняка капюшон с головы будет скидывать.

– Я пойду, – сказал он Снафу. – А то и правда наговорят про нас с тобой такого, что сами себя не узнаем, а мне потом придётся доказывать Скорпио, что мы просто шутили.

– Ну, ко мне-то он вряд ли приревнует, – хохотнул толстяк, – а вот к этому, – он ткнул черпаком в сторону призрака, – запросто. Так что ты это… поводов не давай. – Он выловил из котла что-то уже с трудом различимое в неверном свете костра и невнятно, сквозь кусок чего-то очень горячего в зубах прибавил: – ладно, ещё увидимся.

– Обязательно, – кивнул Винс, попрощался с бывшим соседом и побрёл обратно в замок, из которого, можно сказать, вообще не выходил. Казарма – кухня – кабинет Бартоло – кухня – казарма… Только двор пересечь, так что в небо толком посмотреть не успеваешь, чтобы оценить погоду. А из-за Барьера наверх и смотреть не хочется. И без того паршиво, а тут ещё вечное напоминание о том, что все они так и сдохнут в этой проклятой долине.

На лоб и на щёку капнуло снова, потом ещё раз, уже убедительнее. Пришлось прибавить шагу. Народ, кстати, не кучковался привычно у костров, а разошёлся по хибаркам. Кто сумел раздобыть мяса, поджарил его и больше дрова не подбрасывал, костры понемногу гасли, только угли то и дело ярко вспыхивали, раздуваемые порывами ветра. Факела у Винса не было, но зарядивший-таки дождь заполнил воздух тусклым голубоватым сиянием, отражённым от Барьера, и дорогу под ногами удавалось кое-как разглядеть. А у ворот, что внешних, что внутренних, факелы горели целыми гирляндами, так что заблудиться было сложно.

Того же, что кто-то покусится на его никчёмную жизнь, утерянную честь и отсутствующий кошелёк, Винс не боялся. В замкнутом мирке лагеря новости и просто сплетни распространялись со скоростью лесного пожара засушливым летом. Скорпио мог с какой угодно заботой относиться к своей подстилке, но прозвище своё он получил отнюдь не за мягкий, незлобивый, отходчивый нрав. Связываться с ним даже среди стражников дураков не было. Бладвин вон сам заговорил о том, что Винс ничего ему не должен, и лыбился этак понимающе: молоденький-хорошенький нашёл себе покровителя – что такого? Самая естественная вещь по меркам тех, кто признаёт только силу. Гомезу, вдруг подумалось Винсу, с таким-то окружением ни на миг нельзя расслабляться и никому нельзя доверять. Только дай слабину, налетят стаей и сожрут. И будет ли в этой стае хоть кто-то, тоже способный удержать в руках лагерь и шахту, один Белиар знает. Так что поневоле пожелаешь долгих лет жизни, здоровья и удачливости рудному барону.

Ещё он подумал о том, как странно, что Гомез заключил союз с магами Огня. Ведь маги намерены разрушить барьер, а для главы Старого лагеря это будет означать конец всему, чего он с таким трудом добился. Кто он вне Миненталя? Просто каторжник. А если из долины можно будет выбраться, король живо пригонит сюда войска и восстановит колонию в прежнем виде. Гомезу такого точно не нужно, так зачем тогда ему терпеть под боком осиное гнездо? Боится разорить его? Слишком дорого обойдётся избавление от ненадёжных союзников?

Винс вздохнул, натягивая капюшон поглубже (ветер в самом деле всё пытался скинуть его с головы, а дождь всё усиливался). Что за дурацкая привычка забивать голову вещами, которые тебя никак не касается и на которые ты никак не можешь повлиять? И кстати, тут же подумал он, бывший сосед говорил о том, что разрушить Барьер хотят маги Воды, руду они для этого копят. Про магов Огня он ничего такого не говорил, так что неизвестно, какие у тех планы. Может, они желают всего только рассчитать телепорт из долины, чтобы вернуться в монастырь. А Гомез в таком случае, видимо, надеется получить руну в своё пользование, чтобы свободно перемещаться за Барьер – вернуться-то в Миненталь можно в любое время без всяких проблем. Правда, Гомез как-то непохож на человека, хоть сколько-то разбирающегося в магии, а служители Инноса вряд ли откровенничают с ним. Вот Ворон, его советник, тот другое дело…

Честно говоря, Ворон пугал Винса гораздо сильнее, чем сам Гомез. Гомез бы силён, жесток, хитёр, но просто по-житейски хитёр. Ровно в той мере, чтобы этого хватало на управление шайкой головорезов. Ворон был совсем из другого теста. Манера держаться, взгляд, осанка – благородный, орки его дери, господин; настоящий, не рудный, барон. И если уж кто в замке получил то самое классическое образование, о котором говорил бывший сосед, так это именно Ворон. Вот уж от кого надо держаться подальше, а не от Гомеза с его волкодавами…

– Промок?

– Промок, – признал очевидное Винс. – Зато хоть немного проветрился. Спасибо за куртку.

Скорпио кивнул, взял кожанку и унёс её куда-то. Сушить, видимо. Или хотя бы просто развесить – в его каморке места для этого хватало только для форменной брони. Винс снял неприятно влажную рубашку и завернулся в одеяло. Сменная у него была, но он их берёг, стараясь не занашивать, чтобы стирать пореже. Беречь рубашки и выглядеть при этом опрятно – непростая задача…

Он вздохнул и сел на край кровати. Не хотелось ничего, хотя подходило время ужина. Как-то пусто было внутри. До этого ещё была какая-никакая цель, хотя бы кольцо Снафу отнести. Теперь не осталось вообще ничего. Только непритязательно, тупо выживать. Растянуть своё заключение на возможно больший срок.

– Кто у вас был до меня?

Скорпио поставил на стол тарелки, посмотрел удивлённо.

– Тебе ещё не сказали разве? Милтен. До того, как стал магом, понятно. С ним тяжко было, – невесело усмехнулся он. – И хлопотно. После того, как отлежался, он всё без конца лез доказывать, что и без меня справится, дурачок. Не знаю уж, что за услугу он оказал магам. По мне, так им просто скучно здесь: одни и те же морды день за днём, и разговоры, небось, все уже по сотому кругу пошли. А тут парнишка умный, начитанный, бойкий, и вроде как талант к магии Торрез, что ли, у него разглядел.

– Мне показалось, он меня к вам ревнует.

– Да ну, скажешь тоже, – отмахнулся Скорпио. – Он меня просто ненавидел временами. Благодарен был и при этом ненавидел за то, что я воспользовался его безвыходным положением, – кривовато усмехнулся он. – Вроде я правильно повторил. Не выдумывай, Пёрышко. Он рад до смерти, что от меня отделался. Ешь, остынет.

Винс кивнул и без особой охоты, но взялся за ложку. Милтена он понимал слишком хорошо, но говорить об этом Скорпио не собирался: в его-то услугах маги точно не нуждались, как не нуждались и во втором ученике.

========== Добыча Ворона ==========

Уже начинало темнеть (впрочем, из-за пасмурной погоды темнело гораздо раньше привычного), когда в кабинет Бартоло заявился Ворон и попросил у барона-управителя его секретаря ненадолго. Бартоло скривил губы при слове «секретарь» и спросил, с каких это пор советнику Гомеза требуется писарь.

– Послать длинное почтительное письмо Ю’Бериону, – усмехнулся тот, и усмешка показалась Винсу похожей на трещину в камне. – Тот, похоже, не только разумом, но и глазами ослаб и мой почерк уже плохо разбирает. Пусть Винсент повторит всё те же мои вопросы, что и в прошлый раз, но крупными, ровными, красивыми буквами, и тогда, возможно, я получу ответы хотя бы на половину, а не сплошное «Да хранит тебя Спящий».

– Например, куда нам столько «Зова сна»? – буркнул Бартоло и сделал знак Винсу идти с Вороном. – У нас тут, хвала всем богам, народ не настолько скурился, чтобы такую траву нам слать. «Зелёного новичка» и немного «Северного тёмного» хватит.

Винс вспомнил, как просто постоял рядом с идолом Парвезом и как ему, непривычному человеку, ударило по мозгам от чужого дыма. Это, надо думать, тот самый «Зов сна» был?

А Ворон покивал, но даже обещать не стал, что напишет или хотя бы на словах передаст это курьеру. Он дождался, когда Винс закончит фразу, закроет чернильницу и уберёт перо в стаканчик, интимно взял его под локоток и повёл к себе. Рука у него была жёсткая, держал он вроде бы не грубо, но так, что дёргаться пропадало всякое желание. Винс и не пытался. Шёл себе послушно рядышком, только сердце заполошно частило. Ну, не верил он в то, что Ворону понадобился секретарь. Что происходит вообще?

Бартоло свои покои делил на кабинет, куда мог войти – по делу, конечно, – любой, и на спальню, куда хода не было никому. Ну, наверное, кроме особо доверенной прислуги. Винс, собственно, только предполагал, что за внутренней дверью расположена спальня. А что ещё там могло быть? Гардеробная с зеркалами в полный рост? У Ворона же комната открывалась прямо с порога, просторная, но не особенно роскошная. Такое всё было… удобное. Кстати, никакого бюро там не имелось. Вообще. Если Ворон что-то и писал время от времени, хватало ему для этого низкого круглого столика напротив камина, судя по чернильнице с забытым в ней пером. По обе стороны от столика стояли кресла, в одно уселся сам рудный барон, на другое он кивнул Винсу.

– Садись, Винсент. Выпьешь со мной.

Предложением это точно не было, но Винс осторожно возразил:

– Я не умею пить, господин. Свалюсь под стол с первого же стакана.

– Правда? – Ворон посмотрел на него с насмешливым умилением. – Какая прелесть! Я как-то больше привык к тому, что даже девицы хлещут шнапс словно воду. Не беспокойся, мы будем по глоточку, наслаждаясь букетом, цедить монастырское вино, так что под стол ты вряд ли свалишься.

– Я ничего не понимаю в винах, господин, – всё так же осторожно, но упрямо ответил Винс. – Матушка делала наливку, чтобы согреться, если замёрзнешь или промокнешь. Нам хватало.

– Ох, парень, который не пьёт вино и не курит болотник, – усмехнулся Ворон. – Что-то с тобой явно не то, Винсент из Гельдерна. Наверное, ты пишешь стихи? Почитай мне что-нибудь.

Винс понял, что заливается краской – щёки так и полыхнули.

– Мне столько не выпить, чтобы позориться, читая свои стихи, – неуклюже отшутился он. Почему-то ему казалось, что со зловещим Вороном лучше всего держаться именно так. В меру почтительно, позволяя себе немного пошутить и ни в коем случае не показывая страха. – Может быть, лучше кого-то из признанных поэтов? Венгард, тебя качает море…

Ворон оборвал его взмахом руки:

– Это я и сам могу часами декламировать. Есть же что-то, за что тебе не стыдно? Что-нибудь про синие молнии в небе безоблачном, а? Про певчую птичку в ловушке Барьера? Впрочем, – всё с той же усмешкой на жёстком лице спохватился он, – ты же ещё совершенно трезв. Где там эта криворукая потаскушка?

«Криворукая потаскушка» Серафия словно его слов за дверью дожидалась – внесла поднос с уже нарезанным холодным мясом, сыром и яблоками, достала из резного шкафчика салфетки, два бокала и бутылку, расставила всё это на столике. Бёдрами на ходу она виляла совершенно распутно, а наклонившись над столиком, задела почти голой грудью щёку Винса, отчего тот мгновенно взмок. Пришлось хватать салфетку и ронять её себе на колени, чтобы не оскандалиться.

– Хочешь её? – тоном любезного хозяина осведомился Ворон. – Не беспокойся, никто тебя за это шныгам не скормит.

Винс сглотнул, но покачал головой. На лице женщины мелькнула странная смесь облегчения, сожаления и досады.

– Нет? – Ворон откровенно забавлялся. – Да почему же? Неужели ты так быстро привык к мужчинам? – Он подтянул к себе Серафию и вытащил из её впечатляющего декольте внушительную грудь с крупным тёмным соском. Серафия изобразила соблазнительную улыбку, но глаза остались усталыми и тоскливыми. – Не нравится?

– Я не… – Винс судорожно выдохнул, отводя глаза от тяжко колыхающейся перед носом женской груди, – не привык к мужчинам. И именно поэтому не хочу, чтобы меня так же терпели, стиснув зубы.

– Вот как? А я слышал, как Наталия до своей отправки в Болотный лагерь вздыхала, что Скорпио перешёл на мальчиков, а ведь был чуть ли не единственным приличным мужиком среди стражников. Даже обидно стало, – фальшиво пожаловался Ворон. – Я ни одну из этих шлюх ни разу пальцем не тронул, разве что в порыве страсти мог синяк-другой поставить, а единственным приличным мужиком шлюхи считают типа, который здесь, в колонии, народу перебил больше, чем на войне в Варранте. И что же, прости за пикантный вопрос, он делает такого, что тебе приходится стискивать зубы?

Ну… Скорпио честно пытался доставить удовольствие и любовнику. Иногда ему это даже удавалось – у Винса немного было возможностей уединиться, чтобы самому разобраться со своими потребностями. И эта судорога нежеланного оргазма казалась Винсу самым унизительным и мерзким из того, что он испытывал в постели с мужчиной. Оставалось бесконечно презирать себя за отсутствие должной выдержки. Как и за желание прижаться к чужому телу зябкими дождливыми ночами. Так и вспоминалась крыса, повадившаяся забираться на него самого в камере гельдернской тюрьмы. Не кусалась, не ёрзала, не шарила по подстилке в поисках крошек – приходила и по-хозяйски, как балованная кошка, залезала на лежащего человека, чтобы согреться хоть немного. Он так же, как эта крыса, лез к тёплому, непривычно расслабленному во сне телу своего… покровителя. Белиар знает, что об этом думал Скорпио. Кажется, всерьёз считал, будто Винс понемногу привыкает к нему. А тот без конца вспоминал Милтена, который испытывал к Скорпио одновременно и благодарность, и тихую ненависть. Молодого мага икота, наверное, мучила ночами.

– Простите, господин, но это наше с ним дело, – хмуро сказал Винс и расправил на коленях салфетку, потому что больше не было нужды прикрываться скомканной тряпкой. Достаточно было представить себя в объятиях Скорпио, чтобы возбуждение разом схлынуло.

– Маленький наглец, – сказал Ворон, но вид у него был довольный. – Как только сюда закинут ещё кого-нибудь, умеющего написать слово «перечень» без ошибок, надо будет забрать тебя у Бартоло. Мне секретарь тоже не помешает, чем я хуже этого мошенника? Пей, – приказал он. – А ты, – он махнул Серафии, – проваливай. Мальчик, оказывается, всё ещё весь мечтами в розовых облаках, хочет большой и чистой любви или хотя бы честной страсти. Так, Винсент? Или мне тоже можно звать тебя Пёрышком?

– Как пожелаете, господин, – отозвался Винс, сделав глоток того самого вина, на которое воры в шахте выманивали Ульберта. Вино не понравилось совершенно, но если заедать эту липкую дрянь сыром или мясом и растянуть бокал на час, сойдёт и вино.

– И как тебе? – полюбопытствовал Ворон. – Нравится?

– Нет, – честно ответил Винс. Внутренне он весь сжимался и изо всех сил старался не трястись слишком уж заметно, однако вслух упрямо продолжал спорить. – Но вы говорили, что мы будем цедить его по глоточку, а понемногу я, пожалуй, смогу его пить. Но может быть, вы не будете переводить дорогую выпивку попусту? Столько людей хотели бы вина, но вынуждены пить рисовый шнапс, а я буду им давиться.

Рудный, а может, и не только барон захохотал.

– Да уж, – сказал он. – Я, пожалуй, потребую тебя у Бартоло прямо сейчас. Я ведь думал, что просто проведу вечер с человеком, которому не надо объяснять половину сказанных мною слов, а тут прелесть что такое. А вот скажи-ка мне, Пёрышко, почему ты меня боишься? – внезапно спросил он и уставился на Винса взглядом, от которого тот по-кроличьи обмер. Матушка так про капитана стражи говорила во вполне благополучные времена, когда ещё отец был жив: «Душу глазами вынимает». Ворон умел не хуже. – Давай-давай, скажи, – подбодрил он. – Рыцарской честью, вернее, тем, что от неё осталось, клянусь никак тебя не наказывать, даже если ляпнешь совершенно оскорбительную чушь. Давай, выпей для храбрости и скажи. Любовника своего ты ведь не боишься, а он народу убил не меньше моего. И Гомеза не боишься. Опасаешься, как дурного кобеля, и правильно делаешь, но не более того.

Винс зябко передёрнул плечами и одним махом опустошил бокал. То ли вино было коварным и под приторной сладостью скрывало немалую крепость, то ли Винс выпил его на пустой желудок, но оно тут же ударило в голову и развязало язык.