Текст книги "Не безымянный и не герой (СИ)"
Автор книги: Арабелла Фигг
Жанры:
Любовно-фантастические романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
========== Пролог ==========
Купол вставал мутноватой стеной над самым краем обрыва. Мерцал, переливался, играл голубыми сполохами. Ещё, кажется, временами раскатисто погромыхивал, точно дальняя гроза, но это Винс мог напридумывать сам – просто от страха. Что он, в сущности, мог слышать за тоскливым, надсадным скрипом подъёмника и за бубнежом уже заметно охрипшего судьи?
Трусил Винс, честно сказать, ужасно. Предложили бы ему остаться у какого-нибудь фермера кем угодно, – хоть овец пасти, хоть навоз выгребать, – без всякой оплаты, просто за миску каши дважды в день, и он согласился бы не раздумывая, лишь бы не отправляться в Миненталь, жуткую Рудниковую долину, откуда живым не возвращался никто. Да и кроме него, наверное, много было таких, на всё согласных: среди осуждённых хватало мужиков самого что ни на есть деревенского вида. Вот только если и везло кому-то остаться кем угодно по эту сторону Барьера, случались такие счастливчики не в каждой партии каторжан. Среди тех, кто прибыл вместе с Винсом, ни одного счастливчика не нашлось. Все отправились добывать так необходимую его величеству проклятую магическую руду.
А кучка каторжников таяла понемногу: вслед за ящиками и мешками вниз по наклонным брусьям из потемневшего дерева первой отправилась девица (или уж скорее, девка – судя по её виду, в лучшем случае, воровка, а то и просто шлюха), потом мужчины. Каждому судья зачитывал приговор, после чего ополченцы сталкивали приговорённого с обрыва. Так что тянулось это довольно долго, и Винс нервничал всё сильнее. Его аж подташнивало и нестерпимо хотелось сбегать куда-нибудь за ящики с поднятой из-за Барьера рудой. Кто бы только ему позволил, конечно: ополченцы глаз с заключённых не спускали ни на минуту, распрекрасно понимая, что терять этим голубчикам нечего, и потому они способны на любую самоубийственную глупость. Ещё как назло, его приговор оказался предпоследним в пухлой стопке бумажных листов. К тому моменту, когда судья сипло выкликнул «Переплётчик Винсент из Гельдерна», осуждённых осталось всего двое – сам Винс и довольно нахального вида тип, загремевший в Миненталь уж точно не за долги.
Винс толком не слушал, что там бормочет скороговоркой судья про его грехи перед короной и богами*. Он, обмирая от ужаса, ждал, что вот сейчас и его столкнут вниз, и он покатится по серому, старому дереву сквозь мерцающую муть магического купола, который запер в проклятой долине всё живое. Краем глаза он всё-таки зацепил какое-то движение – кто-то в долгополой мантии решительно и властно отстранял с дороги ополченцев, и у Винса на мгновение мелькнула сумасшедшая надежда на то, что друзья отца всё-таки добились пересмотра его дела…
Но в следующий момент он уже летел по деревянным мосткам, отчаянно зажмурившись, и от позорного пятна на штанах его спасло только падение в воду.
Комментарий к Пролог
* Их трое, богов этих:
Иннос – бог огня, света и порядка; официальное, так сказать, божество Миртаны и окрестностей; владыка и покровитель магов Огня и паладинов
Белиар – всё наоборот, тьма и хаос; ему поклоняются орки и злые-злые тёмные маги
Аданос – хранитель равновесия, следящий, чтобы никто из его божественных братцев не получал заметного преимущества; его весьма уважают маги Воды
========== Добро пожаловать в колонию! ==========
Вода была не особенно холодной, но очень грязной, взбаламученной теми, кто попал сюда до него. Оглушённый падением Винс, машинально отряхиваясь, двинулся к небольшой толпе на берегу маленького и совсем мелкого то ли пруда, то ли озерца.
И от кулака, возникшего перед самым его лицом, не успел бы не то что увернуться – даже сообразить, что же это было такое. Однако кулак вдруг резко ушёл вверх и в сторону, только смазав Винса по скуле (тоже очень больно, кстати). Здоровый такой тип в тёмно-красной, похожей на форму броне, забыв про Винса, заорал на почти такого же здорового-тёмно-красного, какого хера он суётся и мешает приветствовать новичка как полагается. Тот ответил, прежде облапав Винса таким взглядом, что ничуть не польщённый парень поёжился и подумал: «Лучше бы в морду дал»:
– Ты бы ещё девке боевое крещение устроил, придурок. Такую мордашку портить – это каким уёбком надо быть?
– А на хрена кому-то его мордашка сдалась? – возразил первый. – Нагнул – и все дела. А по жопе я его бить не собирался.
– Так, – вмешался в их беседу жгучий брюнет с роскошными усами, – в замке про жопы наговоритесь! Ты, – обратился он к Винсу, – сколько вас там ещё? – он неопределённо махнул рукой вверх.
– Ещё один.
– Тогда трогайтесь понемногу, нагоним, – распорядился усатый.
Иннос знает, кем он был, однако его послушались и «броненосцы», и такие же, как он, крепкие ребята в доспехах полегче, но тоже красных, и работяги в бурых робах. Эти как раз заканчивали грузить полученные за руду ящики и тюки в ручные тележки. Новичков к грузу не подпускали, кстати. Наверное, боялись, что неумелые грузчики не украдут, так испортят вещи, которых в самой колонии было не достать ни за какие деньги.
В общем, не дожидаясь запаздывающего последнего осуждённого, процессия тронулась. Натан, бывший сосед Винса по трюму, пристроился сбоку к одной из тележек, даже за бортик рукой взялся, подталкивая или придерживая неуклюжее скрипучее устройство на поворотах. Хмурый мужик с мозолистыми ручищами и испитым лицом зыркнул на него исподлобья, но возражать против какой-никакой помощи не стал. Винс соваться с подобными предложениями не рискнул, да правду сказать, и не было у него сил даже на такое подобие помощи. Гнали их партию от порта до границы колонии пешком, дав по дороге передохнуть всего разок – на перекрёстке, где стоял, очевидно, трактир (на ферму строение не было похоже). Конвойные принесли ведро с водой, – только напиться, никаких умываний! – отдышались сами и погнали заключённых дальше. Кажется, ополченцы хотели как можно скорее сбыть их с рук. Аж себя, бедные, не жалели: к площадке, где происходил обмен руды на товары и пополнение, конвойные явились такими же запыхавшимися, потными и уставшими, как и каторжники. Но они-то там наверняка отдохнут и подкрепятся, прежде чем возвращаться в город, а новым обитателям Миненталя пришлось продолжить поход.
Спасибо, хоть шли они пока что вниз, вниз, вниз, так что катились тележки легко, местами их ещё и придерживать приходилось. А вообще, дорога была довольно узкой. Скалы вставали не отвесными стенами, но всё же довольно круто, и в расселине было темновато, хотя день едва перевалил за половину, а облака по небу бродили небольшие и редкие. Ещё купол магический мерцал и переливался голубыми полосами, похожими на молнии. Наверное, этот Белиаров Барьер делал солнечный свет таким мутным. Или просто тележки подняли тучу пыли?
Винс, вяло размышляя об этом, брёл следом за Натаном – тот явно хотел расспросить аборигенов о здешних правилах и порядках, а узнать подробности из первых рук совсем не мешало.
– Жена у меня сперва родами чуть не померла, – под надсадный скрип целой вереницы тележек привычно жаловался Натан (Винс ещё в трюме корабля, доставившего их из Ардеи в Хоринис, досыта наслушался подробностей его житья), – после болела долго, никакой помощи от неё не было, ещё и батрачку нанять пришлось. Кучу денег потратили на лечение, а она всё равно померла. А я остался с мелким спиногрызом на руках и кругом в долгах, вот за долги меня сюда и того… Землю и дом отобрали, сына в приют, меня в рудник, так что мальчишка тоже помрёт, наверное.
– Была бы девка, выжила бы и в приюте, – согласился напарник хмурого пьянчуги. – Бабы, они живучие, а мальчишка точно не жилец.
– Глядишь, оно и к лучшему, – сказал Натан. Голос у него был такой обречённый, что казался почти равнодушным. – В приюте – она разве жизнь?
– Так оно, – опять согласился работяга. Ему приходилось разговаривать с Натаном через хмурого, и тот кривился всё сильнее. – Та же каторжная тюрьма, только детишки и постоять-то за себя не могут.
– А тут… как вообще? – напряжённо спросил Натан.
Хмурый ответил длинно, грязно, но уныло и однообразно. А его напарник поддержал:
– Во-во. Если резал торгашей на дорогах, так и здесь тем же самым займёшься. Резать будешь, в смысле, только не торгашей, а кого бароны укажут. Умеешь какой-никакой железякой махать – просись в призраки. – Он мотнул кудлатой головой в сторону парня с длинным луком за плечами: призрак (за что их так прозвали, интересно?) шагал чуть в стороне от обоза, цепко поглядывая по сторонам.
– Да какое там! – вздохнул Натан. – Брюкву я выращивал, капусту там, морковку… Лопата да вилы, другого оружия знать не знаю.
– Тогда тебе, наверное, лучше в Новый лагерь проситься, а не рудокопом вроде нас в Старом оставаться, – буркнул, как ни странно, сам хмурый, а не его куда более словоохотливый напарник. – Там целые поля рисом засажены. И на еду, стало быть, растят, и шнапс из этого риса гонят. Хоть какая-то польза от этих уродов из Нового, а то только и знают, что на наши караваны нападать.
– Во-во, – опять подхватил второй. – Сами-то они с королём торговать не желают, гордые больно. Дескать, они сами по себе. Зато добро, которое мы на руду сменяли, всегда рады захапать. Вот так в шахте машешь, машешь киркой, добываешь эту грёбаную руду, пыль каменную в темноте глотаешь, да всё ждёшь, что опять ползуны новый ход пророют и сожрут тебя. Только смену отстоишь, думаешь хоть поесть от души, раз ни баб тебе, ни развлечений. А тебе говорят, что ворюги из Нового опять засаду устроили. Хлеб, сыр, яблоки и всё такое прочее к себе уволокли, гады, так что жри мясных жуков или там суп из ползунов, которых стражи порубили. Убил бы тварей! – Это, кажется, было не про ползунов, а про воров. – Но ежели ты в поле работать привычен, тебе и впрямь лучше рис растить, чем киркой камень долбить. Ваш брат фермер в шахте либо свихнётся, либо зачахнет быстро.
Натан помрачнел, хоть весёлым и без того не выглядел, а Винс, с усилием стряхнув тупое оцепенение, спросил, кто такие стражи.
– Бойцы из Болотного лагеря, – рудокоп смерил его откровенно пренебрежительным взглядом, но до ответа снизошёл-таки. – По мне, так чокнутые они там все. На ползунов они в нашей шахте охотятся, слюни ихние собирают хрен знает зачем. Ну, нам ползуновых слюней не жалко, на здоровье. У наших-то охранничков кишка тонка на ползунов охотиться, так что от стражей нам прямая польза. А они, видать, как болотника обкурятся, так ни ползунов, ни болотожоров своих, ни орков не боятся.
– А болотожоры – это кто? – Про ползунов уроженец Гельдерна с тамошними золотыми и серными шахтами наслышан был, хотя хвала Инносу, живьём никогда этих тварей не видел. Про орков, из-за войны с которыми, людей и ссылали в рудники за каждый чих, знал тоже. Но болотожоры в Миртане вроде бы не водились, опять же хвала Инносу.
– Сам не видал, – ответил рудокоп, – но от парней из Болотного слыхал, будто это не то пиявка, не то червяк такой в сажень-полторы длиной. Ну и толщиной, понятно, как не всякое бревно. И кто на болотах траву собирает, тех эти твари только так жрали бы, кабы не стражи. Не хочешь к ворам в Новый, – обратился он к Натану, – можешь на болота пойти. Оттуда вечно что к нам, что к ворюгам тамошние идолы приходят болотником торговать да в секту свою звать. Моли’тесь, дескать, Спящему, и он укажет путь из долины.
– Это что ещё за Спящий? – подозрительно спросил Натан.
– Да бог такой болотный, который вроде как своих последователей освободит, а всех прочих оставить подыхать тут в Минентале.
– Ну, ежели болотника обкуришься, так с тобой не то что болотный бог, а и шныги заговорят, – недоверчиво отозвался Натан. Винс даже как-то и не ожидал от него подобного здравомыслия. – Разве только и впрямь лучше траву собирать да толочь, чем киркой махать. Только ведь болота же. Лихорадка, поди, так народ и косит?
– Ну, не знаю, – задумчиво ответил рудокоп. – Должно быть так, а с другой-то стороны, у них там и маги свои, и алхимики хитромудрые. На кой им полный лагерь больных? Лечить умеют, я думаю. И к баронам в замок, я слыхал, как раз с болот зелья таскают такие, чтобы бабы не рожали. Даром что в замке маги Огня живут, и целитель там точно есть один.
– Так ему, поди, вера не дозволяет зелья такие варить, чтобы бабам не рожать, – предположил Натан. – Магу Огня-то? Иннос вроде не велит. А болотные колдуны, они болотные и есть.
Под разговоры о лагерях дорога резко повернула вправо, и мир разом стал куда просторнее и светлее. Потому что слева вместо скальной стены оказался обрыв, по краю которого стояла жиденькая, только обозначить этот край, ограда. Под обрывом бликами сверкала на солнце река, а за рекой виднелся замок. Впрочем, до него ещё предстояло идти и идти, а дорога, сколько мог видеть сверху Винс, чуть ли не упиралась в самого неприветливого вида лес и только на самом его краю поворачивала к реке. Винсу показалось, что за здоровенным валуном, наверняка невидимые с дороги внизу, бродят, что-то поклёвывая, падальщики. Или не показалось?
– Вот же охотники, блядь, – злобно сказал рудокоп, глянув на двоих молодцов самого бандитского вида, умело потрошивших у обочины птичку с себя ростом. – На падальщиков они охотятся, ага, у самой-то дороги! Небось все тележки пересчитают и все ящики в них! И Ларесу, Белиарову выблядку, доложат, чего и сколько.
– Зато, глядишь, Мордраг, сукин кот, пожалует, – вздохнул хмурый. – Шнапса принесёт… пива-то нам всё одно не нальют, сунут по куску сыра да по паре яблок. А у него их на шнапс сменять можно будет. Хоть напиться от души перед тем, как опять под землю лезть.
Собственно замок был окружён кольцом дощатых хибар разной степени неопрятности. Нет, у иных обитателей лагеря был даже какой-никакой очаг сложен и мебель сколочена, но большинство лачуг выглядело так, будто в них заходили только переночевать да, быть может, дождь переждать. Винсу очередной рудокоп указал на такой же, как прочие, дощатый сарай, сказав, что он, сарай этот, освободился недавно и пока ещё на него желающих не нашлось. Винс посмотрел на щелястые стены и наверняка протекающую крышу и подумал, что кажется, знает, почему никто это чудо архитектуры не занял.
Впрочем, это он первым делом ринулся искать, где бы устроиться, потому что ноги после долгой пешей прогулки его уже держать отказывались. Его товарищи по несчастью остались у почти приличной хижины напротив ворот ждать какого-то Диего, чтобы он им объяснил, куда они попали и что теперь им делать. Винс же решил, что заключение у него бессрочное, а значит, спешить ему некуда и этого Диего он всегда успеет расспросить. А вот свободного жилья в лагере вряд ли много, и надо занимать место, пока ещё есть такая возможность.
Словом, он, не разуваясь, свалился на топчан, застеленный непонятно чьей, уже почти лысой шкурой, и закрыл глаза. Вымотался он настолько, что даже голода не чувствовал. Пить только хотелось, но невозможно было заставить себя встать и дойти до колодца. Так что он лежал, в ушах стоял надсадный скрип колёс, а перед глазами плыли голубые сполохи Барьера…
… – Двигайся давай.
– Что?
Винс удивился тому, как в хибарке темно. Он же только глаза прикрыл на минутку, разве нет? Но за проёмом, в котором напрочь отсутствовала дверь, разлилась душная тьма, чуть разбавленная отсветами костра. А над… хм… кроватью маячила чья-то смутная фигура, и тип этот требовал подвинуться. Причём повторил он своё требование совсем уж грубо.
– С какой стати? – буркнул Винс.
– С той, что я так сказал! А иначе я просто выкину тебя отсюда, – рявкнул незваный сосед, так что Винс ни на миг не усомнился: выкинет и не поморщится.
Он неохотно отполз к стенке, и рядом прямо-таки рухнуло чужое тело.
– Не ссы, лапать не буду, – сквозь отчаянный зевок заверило оно и раскатисто захрапело, едва успев договорить.
Винс попытался уснуть снова, но сосед, развалившись, занял почти всю койку, оттеснив его к самой стене, неприятно влажной и занозистой. Да ещё храпел он так, что была бы подушка, Винс точно бы не выдержал и накрыл ею наглую морду. Подушки, к счастью ли, к несчастью ли, в заброшенном сарае не имелось, как и одеяла. Вообще, судя по тонкостенным, ничем не утеплённым хибарам, настоящей зимы Хоринис не знал, но осенние шторма с затяжными дождями – тоже не подарок, так что надо будет как-то обустраиваться… Если, конечно, вообще удастся дожить до осени.
А дожить хотелось. Как ни пугала Винса проклятая Рудниковая долина, смерти в любом виде он боялся гораздо больше. Немного утешала мысль, что как-то же люди здесь выживают. И не только воры и разбойники. Слышал же он по дороге и про крестьян на рисовых полях, и про сборщиков травы на болотах. Может быть, и переплётчику найдётся дело? Ладно, просто грамотному человеку? Судя по тому, сколько товаров получают здешние бароны в обмен на руду, кому-то приходится заполнять целые горы бумаг, чтобы вести учёт полученного. Правда, кто допустит до всей этой отчётности чужака, которого никто не знает и порекомендовать не может?
Ещё тревожило отсутствие в лагере женщин. Рудокопы говорили, будто в замке они есть, и шлюшка, которую гнали по этапу вместе с мужчинами, была живым свидетельством того, что баронам доставляют не только пиво и сыр. Но замок – это замок, у него своя, отдельная стража во внутренних воротах, и кого попало даже во двор вряд ли впускают. Чтобы туда входили рудокопы, Винс не заметил… Впрочем, мог и правда не заметить, просто от усталости. Но скорее всего, доступ внутрь имеется только у призраков – не зря же они и стражники так резко выделяются цветом своей формы на серо-коричневом фоне работяг. И как обходятся рудокопы в… хм… личной жизни, догадаться было несложно. А возможно, и не только рудокопы: вряд ли тип, помешавший тому уроду дать Винсу по морде в качестве приветствия, так уж пёкся об интересах серой толпы за стеной замка. Скорее, стражники сами вынуждены обходиться парнями помоложе вместо женщин. И тогда перспективы перед Винсом вставали самые печальные. Может быть, всё-таки набраться смелости и утопиться?
К сожалению, Винс знал, что духу на это у него не хватит. Не хватило даже тогда, в гельдернской тюрьме, когда его изнасиловали сразу трое, и от боли, стыда и отвращения к себе он несколько дней не мог есть. Собственно, до самого этапа в Ардею он прожил точно в бреду, но разбить себе голову об каменную стену или ржавую решётку так и не решился, хоть и мелькали у него подобные мысли. Теперь же, когда арест, суд, предательство родных и заключение перестали казаться сплошным непрерывным кошмаром, от которого никак не можешь очнуться, он твёрдо знал, что по доброй воле умереть не сможет.
«А вот убить кого-то – это можно и попробовать», – злобно подумал он, пихнув локтем соседа, чтобы подвинулся хоть немного. Тот что-то пробурчал, не просыпаясь, повернулся на бок и – благодарение всем богам, включая Белиара! – перестал храпеть. Так что в конце концов заснуть удалось и Винсу.
========== Лагерь Старый ==========
Проснулся утром Винс один: хвала Инносу, ночное хамло уже убралось по каким-то своим делам. Очень хотелось есть, ещё сильнее – пить, но прежде всего… м-м… наоборот. Судя по ароматам лагеря, народ с этим не заморачивался и попросту пристраивался к ближайшей стене. А если всерьёз – тогда куда бежать? Помнится, чуть правее ворот виднелся небольшой прудик… или гигантская лужа. Туда, наверное, всё и сливалось. Лучше, наверное, на речку идти: там вроде бы у моста был удобный спуск к воде, и берег песчаный, не глинистый и не заиленный.
Так оно и оказалось. Правда, там уже плескались несколько человек, которые даже в этом гнусном месте продолжали хоть сколько-то следить за собой. Винс разделся на берегу, но одежду взял с собой, и не только для стирки. Для некоторых тупо и мерзко подшутить над новичком – это просто святая обязанность, а кое-кто мог и потребовать каких-то услуг за возвращение твоей же одежды, и куда ты денешься? Затеешь драку с типом, который привык махать мечом ли, киркой ли? Чтобы получить-таки по морде, а потом всё равно выпрашивать свои же вещи? Не идти же в лагерь голым.
Так что Винс крепко наступил на штаны и рубашку ногой, чтобы их не унесло течением, и долго оттирал песком грязь, въевшуюся в него за время пути до колонии. Вода была гораздо холоднее, чем в маленьком прудике у подъёмника, но Винс мужественно терпел. Потом, не выходя из воды, чтобы не светить голыми окороками на берегу, он неумело постирал свою одежду. Поискать повара и попросить у него золы, что ли? Мыла здесь наверняка ни за какие сокровища не достать, а мерзкие серые тряпки от полоскания в речной воде чище стали ненамного, разве что воняли теперь не так сильно. Зато, кое-как отжатые, неприятно холодили тело на ветру, так что Винс, помявшись, подошёл к костру под замковой стеной, возле которого сидели два обросших и вообще неопрятных мужика.
– Доброго дня, – неуверенно обратился он к ним. – Можно обсушиться?
– Сушись, – махнул рукой один, а второй спросил:
– А ты ему чего ответил?
– А чего тут скажешь? Лучше не ввязываться в это дело, так и сказал.
Они ещё повздыхали о том, что раньше всё было по-другому, хотя тут же признали, что некоторые вещи не меняются. Винс не стал комментировать эти взаимоисключающие выводы, и рудокопы продолжали болтать, не обращая на него внимания. Огонь трещал, облизывая котелок, ветер с реки относил дым к стене. Жар тоже, но стоять в дыму было тем ещё удовольствием, так что Винс просто старался держаться поближе к костру. В котелке варилось чьё-то мясо, и от запаха желудок судорожно сжимался – это жажда после купания унялась немного (пить речную воду Винс, разумеется, не рискнул), но вот есть захотелось совсем нестерпимо. Здесь вообще кормят тех, кто ещё не начал зарабатывать? Хотя бы в долг?
Обсушившись немного (вещи всё равно остались влажными, но хотя бы не липли к телу), он собирался поговорить наконец с тем самым Диего, который вчера должен был ввести новоприбывших в курс дел, но того опять не было в хижине. Пришлось спросить о нём стражника, который шлялся по лагерю рудокопов с видом наглого, балованного кота, прикидывающего, чего бы украсть на кухне, чтобы сожрать, или хотя бы – как развлечься.
– Вроде я видел, как он в замок входил, – сказал этот мордоворот, разглядывая Винса, как обожравшийся кот неосторожную мышь: есть не хочется, так хоть помучить. – А ты ведь новенький, верно, малыш? Гляди, будь осторожнее, народ здесь опасный. Впрочем, я готов предложить тебе свою защиту. Каких-то десять кусков руды, и ты в полной безопасности.
Он сыто ухмылялся прямо в лицо Винсу, и никто не обращал на это внимания: ни рудокопы, собравшиеся кучками тут и там (кто потягивал прямо из горла какое-то мутное пойло, кто курил приторную дрянь); ни призраки, чинившие по мелочи своё барахло или просто отдыхавшие, подрёмывая на скамьях и порогах, точно насекомые на стенах.
– У меня нет денег… то есть, руды, – безнадёжно сказал Винс, внутренне готовясь к тому, что сейчас его заставят платить собой, и не прямо ли здесь.
– Ничего, – великодушно отозвался стражник. – Я поверю тебе в долг. Ты ведь честный человек, верно? В колонию только такие и попадают.
Он опять ухмыльнулся, демонстрируя сломанный клык и обдавая Винса запахом перегара.
– Заработаешь же ты себе на жизнь хоть что-то, – прибавил он, этак выразительно подвигав бровями. – Тогда и заплатишь. А я подожду. Один день – один кусок, так что сильно с долгами не тяни.
– Это угроза? – изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал, спросил Винс.
– Ну, что ты, малыш, это дружеский совет.
– Я учту, – кивнул Винс, и стражник похлопал его по плечу, оставив, кажется, синяк своей ручищей в стальных пластинах, приклёпанных к крашеной коже.
– Тогда до встречи. Береги себя.
Он двинулся дальше, тем же взглядом кота-пакостника обшаривая лагерь и его обитателей. А Винс помялся ещё перед жилищем загадочного и неуловимого Диего, потом рассудил, что если вымогатель видел того входящим в замок, это вполне может быть надолго. А от голода уже начинались рези в желудке, так что Винс решил для начала поискать кухню или что-то вроде неё, и побрёл по проходу между дощатыми хибарками, ориентируясь всё больше на запах.
– Мясных жуков сможешь разделать? – спросил его неопрятный толстяк в грязном фартуке, яростно размешивая какое-то варево в закопчённом котле.
Винс посмотрел на полную корзину дохлых жуков (здоровенных, чуть не в пол-локтя длиной) и, сглотнув, ответил, что попробует. Повар заржал и дал ему сточенный в ниточку огрызок ножа.
– Ладно, – сказал он, – грибы вон почисти, а то сблеванёшь мне тут.
Грибами Винс занялся куда охотнее. Дома их никогда не готовили, но всё-таки грибы – это ведь почти овощи, так? Кто-то набрал их три здоровенные корзины, но они и сами размерами почти не уступали жукам, и чистить там было немного: отрезать самый кончик ножки, перепачканный в земле, да поскрести ножом шляпку, отдирая присохшие травинки и мелкие веточки. Работы была непривычной, но криворуким недотёпой Винса, что ни говори, никто ещё не называл, и потому приноровился он довольно быстро.
Повар однако всё равно спросил его:
– Слуги небось в доме были? Вон ручки-то какие, как не у всякой бабы.
– Служанка в доме, – дёрнув плечом, ответил Винс, – и сторож-дворник. Но вообще-то никто из нас сложа руки не сидел. Я сколько себя помню, помогал отцу в мастерской, сестра с матушкой и готовили, и шили. Служанка только стирала да мыла посуду и полы.
– А что за мастерская? – полюбопытствовал повар.
– Переплётная. В Гельдерне всегда было и есть много учёных, особенно алхимиков, так что работы хватало.
– Вона чего, – протянул толстяк. – А я-то на твою морду да на ручки глядя, подумал, что так… писарёк какой.
Винс негодующе фыркнул. Писарёк… Он-то мог бы работать писарем, почерк у него был такой, что старик Ренвик, к примеру, всегда требовал, чтобы его кошмарную писанину перебелил именно сын мастера Рудольфа, а не подмастерье и даже не сам мастер. А вот кто бы из писарей смог превратить неопрятную охапку мятых и испятнанных реактивами листов в книгу, радующую глаз золотыми буквами заглавия на сафьяновой или бархатной обложке?
Подошёл какой-то парень с придурковатым лицом, без спросу подтянул к себе корзину с жуками и начал болтать, не затыкаясь ни на минуту. Он даже вдохи умудрялся делать во время своей болтовни, как не всякий певец, исполняющий романсы и баллады. Винс насторожил было уши в надежде на свежие сплетни, но парень умудрялся наговорить много, не сказав по сути ничего, и Винс перестал вслушиваться в его трепотню. Впрочем, жуков болтун выпотрошил ловко и быстро, а потом так же, не умолкая, взялся за грибы.
– Вот же язык у тебя, Мад, – сказал повар, покачивая головой. – Ящерицы небось смотрят и завидуют, а? Сгонял бы лучше в Новый да принёс риса мешок. Парни говорили, Мордраг опять тут вертелся. Вроде как магам письмецо приволок, а потом разгуливал, бутылками звенел. Напросись с ним, пусть к Лорду тебя отведёт.
– Да там Лефти опять заставит крестьянам воду разносить! – заныл Мад, но видно было, что ноет он не всерьёз, а так, поломаться.
– Ну так и разнесёшь, всё равно не делаешь ни хрена, – хмыкнул повар, почёсывая живот под засаленным фартуком. – Давай-давай, поешь и дуй к Мордрагу. Скажешь, что Снаф послал за рисом.
– Ладно, – делая вид, что нехотя соглашается, кивнул Мад. – Но за это я хочу яблоко!
– Яблоки у призраков клянчить будешь, – отмахнулся Снаф. – Я и так тебя кормлю, дармоеда, ни за что.
Винс опасливо покосился на повара: если «сбегай за мешком риса» – это «кормлю ни за что», тогда чистка грибов – это вообще тянет хоть на миску рагу? Толстяк, впрочем, выглядел благодушным и вряд ли обзывался всерьёз. Ворчал, наверное, по привычке, как старая Рита, служанка, которую Винс помнил с рождения и которая, кажется, хозяев считала своей собственностью, а не наоборот.
Мад тем временем, получив задание и миску варева из котла, чистить грибы бросил, и Винсу пришлось управляться одному. Впрочем, он уже к половине первой корзины приноровился сразу брать гриб правильной стороной, чтобы тут же срезать конец ножки, потом отломить её, перехватить шляпку и соскоблить с неё налипший мусор. Кидать ножки и шляпки надо было в один котелок, и червивые грибы выбрасывать только если уж совсем были изъедены. А вообще, даже вырезать подпорченные места, как всегда поступали с теми же яблоками мать и сестра, Снаф не велел: «Ничего, с червяками оно сытнее будет». Ещё полгода назад Винса затошнило бы от одной мысли о червивых грибах в похлёбке, но теперь, глядя на миску с разделанными жуками, он только равнодушно подумал, что это, видимо, будет такое… ассорти – мясные жуки и грибные плодожорки; так вроде бы называются эти противные твари, которые портят фрукты и овощи.
Он наконец закончил и обтёр руки об штанины, потому что всю воду, которую он принёс повару из колодца, тот вылил в котёл. Снаф вручил ему помятую жестяную миску, ту самую, из которой только что поел Мад, а вот ложки у толстяка не нашлось. Ложка, как он сказал, у каждого должна быть своя. У Фиска спроси, посоветовал он. Такую ерунду он может и в долг дать.
– Тоже один день – один кусок руды? – мрачно уточнил Винс.
Оказалось, нет. Оказалось, что призрак-торговец проценты на долги не накручивает, но вполне может потребовать какой-нибудь услуги. В духе «сбегай-принеси-передай записочку нужному человеку».
– А, – сказал с облегчением Винс, которого порядком нервировали взгляды очень многих рудокопов и даже призраков. – Если так…
Есть пришлось, потягивая варево через край и временами помогая себе пальцами, так что к концу запоздалого завтрака Винс твёрдо решил выклянчить у этого самого Фиска ложку на любых условиях. Хоть уединиться с ним ненадолго за каким-нибудь сараем. Снаф объяснил, где искать торговца: «Иди как сюда шёл от северных ворот, дальше вокруг замка. Сначала по левую руку увидишь арену, потом ещё одни ворота, южные, а потом начнётся такой навес деревянный от дождя. Вот под ним-то и Фиск свою лавочку держит, и Декстер зельями приторговывает, и Мордраг вечно где-то рядом ошивается. Но этот в долг даже пустой склянки не даст, не жди». Винс поблагодарил и за еду, и за советы. Снаф хмыкнул что-то вроде «спасибо в кружке не булькает», но оба понимали, что взять с Винса пока что нечего, а в качестве… романтического интереса «писарёк» толстяка-повара, благодарение Инносу, видимо, чем-то не устраивал.
Винс двинулся, как Снаф и сказал, вокруг замка, обходя его по часовой стрелке. Голод больше не донимал его, и потому он особенно остро чувствовал каждый взгляд, брошенный старожилами на него, новичка. Но до самых южных (или уж скорее, юго-восточных, судя по солнцу) ворот с ним не заговаривали, только возле арены кто-то умудрился ущипнуть его за ягодицу – оборачиваться и выяснять, кто это был, Винс не рискнул и только прибавил шагу. А вот у довольно крутого подъёма к воротам его окликнул очередной стражник с таким арбалетищем за спиной, что Винс отстранённо поразился тому, как этот тип натягивает тетиву своего страшилища? Ногой, что ли, упирается?