Текст книги "Как приручить холостяка (СИ)"
Автор книги: Аня Истомина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
34. Самопожертвование
– Кирюш, прости, оно как-то само вырвалось. Я аккуратненько, на коврик.
– Спасибо, Наташ, – вздыхаю, делая музыку погромче.
Никогда не женюсь. Ни-ког-да. Что я там говорил про тепленькую жопку под боком? Нахрен не надо! Одинокая жизнь прекрасна!
– Давай я мойку оплачу.
– Не надо. Ты ж аккуратненько. – вздыхаю.
– Какой-то коньяк термоядерный попался. Крепкий. – продолжает сокрушаться Наташка, а Елена Александровна молча смотрит в окно и клюет носом, прижимая пакет к груди.
Заворачиваю во двор дома Волк и помогаю ей выбраться из машины.
– До квартиры проводить?
– Не-не-не, – машет она руками. – Не надо.
– Кстати, как там твой с раной? Живой? – вздыхаю.
– Сам ты сраный, – обиженно бухтит Наташка, а я подозрительно щурюсь. Что это она его так защищает? Втюрилась, что ли?
– С РАНОЙ, говорю. – усмехаюсь.
– А, – вздыхает она, – да нормально, жить будет, надеюсь.
– Ты бы отправила его уже восвояси, – все же веду Волк к подъезду, потому что райончик у них так себе, могут и по башке огреть. А тут – пьяная звезда, сам бог велел ограбить или выебать.
– Добрынский, не мешай мне веселиться, – покорно идет она рядом. – Я же не мешаю тебе. Кстати, про Лену.
Закатываю глаза.
– Жалко так ее. Мужик бросил, детей нет, с работы уволили. И ты еще вредничаешь.
– В смысле: уволили? – хмурюсь.
– В прямом. Вынудили уйти. Сказала, бывший мудак ее постарался, видимо. Придрались, что акт по твоей травме слишком хороший. Она и написала заявление, чтобы под повторную проверку тебя не подставлять. Нравишься ты ей, похоже. А влюбленная женщина склонна к самопожертвованию... А ты – жмот.
Снова закатываю глаза и вздыхаю.
Проводив Наташку до второго этажа, жду, когда она найдет ключи и зайдет в квартиру, а после выхожу на улицу и прикуриваю. Неспеша направляюсь к машине и, встав возле передней пассажирской двери, рассматриваю через стекло Елену Александровну, спящую беспробудным сном алкоголика.
Жанна Д’Арк, блин. И что мне теперь делать с этой всей информацией? Просто так сидеть, зная, что эта звезда осталась без средств к существованию, мне не позволит совесть. Да, пусть это был ее личный выбор, но я, хоть и косвенно, все же причастен ко всему, что произошло. Надо было ее Павлику Морозову посильнее нахлобучить, чтобы он пальцами в гипсе по кнопкам тыкать не смог, падла такая.
Докурив, сажусь в машину и везу Елену Александровну домой. С работы пока не звонят – значит, справляются. Заезжаю на мойку самообслуживания и споласкиваю резиновый коврик, принявший на себя удар. К счастью, свои дела Наташка сделала, действительно, аккуратненько и химчистка салона не потребуется.
Когда подъезжаю к дому Елены Александровны и вытаскиваю ее пьяное тело из машины, она внезапно просыпается и пытается трепыхаться, что-то невнятно блея. Ставлю ее на ноги и придерживаю за плечи.
– Спасибо, – кивает она и молча уходит в сторону подъезда змейкой.
Вздохнув, догоняю ее и подхватываю под локоть.
– Я сама, – вырывает руку.
– Да что за муха-то тебя укусила? – хмурюсь.
Пожимает плечами и продолжает движение явно на автопилоте.
– Лен, ты бы выпила перед сном какого-нибудь абсорбента, что ли, – вздыхаю, глядя, как она упирается лбом в двери лифта и нажимает кнопку.
– Я сама, – улыбается коротко.
– Да что сама-то? – рычу. – Тебя заело?
Фурия внезапно отталкивается от створок и тяжело вздыхает, будто я ей надоел. Двери лифта открываются.
– Я сама со всем разберусь, – усмехается, глядя на меня устало, и шагает внутрь кабины, не пуская меня следом. – Всего доброго.
– Да щас, – рычу, отодвигая ее вглубь. – Я хочу убедиться, что ты зайдешь в квартиру и ляжешь, блин, спать, лягушка-путешественница.
– Как хотите, – вздыхает Лена и покорно стоит в уголке, обессиленно растекаясь по стеночке. – Дверь тогда помогите открыть.
Принимаю из ее рук сумку и роюсь в ней в поисках ключей. Снова натыкаюсь на визитку репродуктивного центра и поджимаю губы.
Вот нафига ей рожать одной? Это как нужно разочароваться в мужиках, чтобы решиться на все прелести материнства в одиночку? А вдруг беременность сложная? А вдруг при родах пойдет что-то не так? Мужик должен быть рядом в этот момент, как ни крути. Отчаянная.
– У тебя родные есть? – бросаю хмуро, достав связку ключей.
– Есть. Брат. А что?
Не густо. Не каждый брат будет готов подстраховать сбрендившую сестру, особенно, если у самого семья есть, которую содержать надо. Это тебе не мать с отцом.
– Ничего, просто спросил. – отмахиваюсь и выхожу из лифта.
Открыв дверь, пропускаю Елену Александровну в квартиру.
– Спасибо, что проводили, – бросает она, скинув куртку прямо на пол и прямо в сапогах направляясь в комнату.
– Э, Лена, – поднимаю куртку и вешаю ее на крючок, а затем снимаю обувь и прохожу следом.
Елена Александровна лежит поперек кровати, уткнувшись лицом в покрывало, и не шевелится.
– Ну, ты молодец, конечно, – усмехаюсь и сажусь рядом. – А раздеваться кто будет?.. – молчит. – Э-э, ты спишь, что ли? – трясу ее за плечо и приподнимаю за него, чтобы лучше видеть ее лицо.
Голова безвольно свисает. Спит.
Дорогие читатели!
Приглашаю вас в новинку про циничного и харизматичного бабника. Возможно ли приручить такого? Да и стоит ли? Узнаем в новой истории. Встречаем!
Я УСТАЛА БЫТЬ СИЛЬНОЙ
Читать: https:// /shrt/PciE
Я разочаровалась в мужчинах и выбрала одиночество. А потом в мою жизнь ворвался ОН. Наглый. Напористый. Совершенно невыносимый. Вошел без стука. Остался без приглашения. И теперь я не знаю, что страшнее: снова поверить в любовь... или так и не рискнуть?
Читать: https:// /shrt/PciE
35. Переживать не о чем
Сегодня выписывают жену моего друга, у которой я принимал роды. Конечно же, меня позвали в роддом. И конечно же, я согласился, хотя настроения веселиться нет, но друзья есть друзья.
На дежурстве удалось поспать часика три. Купив молодой матери букет цветов, я подъехал сразу к роддому. Колян со своей оравой уже был на месте. Жизнь – интересная штука: ещё недавно мой друг-генерал был отцом-одиночкой и не сильно надеялся встретить свою судьбу, а потом в одно из моих дежурств привёз в травму женщину с вывихом. Как оказалось, она чуть не сорвала ему спецоперацию.
Я ещё тогда сразу заметил, что они так сильно собачатся, будто созданы друг для друга. Ну и по стечению обстоятельств, по прошествии совсем короткого времени, у них завязались отношения. Теперь это родители-герои, и я бы сказал, что они сумасшедшие, но, глядя на довольное счастливое лицо друга, понимаю, что могу ошибаться.
Когда медсёстры выносят два свёртка, в груди что-то ёкает. Слова Наташки тут же всплывают в памяти: «Вдруг ты никогда не женишься? А так ты хоть знать будешь, что у тебя ребенок есть.»
Я бы не обратил на них никакого внимания, если бы мне было лет тридцать, да даже тридцать пять. Но мне сорок. А часики-то тикают. Никогда не переживал по этому поводу, но сейчас вдруг что-то накрыло: если и заводить семью, то сейчас самое время.
Что я буду делать с ребёнком в пятьдесят? Будут ли у меня силы радоваться отцовству, или я каждый день буду ждать, когда же он уже, наконец, вырастет? Я уже сейчас не сказать, что бодр и весел. Больше поваляться люблю, чем нестись куда-то. Хоккей посмотреть. Ну, разве что поиграть в этот хоккей люблю еще.
Раньше очень активным был: всякие походы, тусовки, спорт, а сейчас все на нет сошло. То ли возраст, то ли усталость, не знаю. Спортом заставляю себя заниматься, но уже ленюсь идти в спортзал – дома треню, чтобы жирком не заплыть.
– Падре, иди фотографироваться! – зовёт меня Колян.
Мне вручают двух младенцев – по каждому в руку, – и я, немножко ошалелый, стою и разглядываю их. Такие прикольные, маленькие мордахи с сосками на пол-лица. Уже больше на людей похожи, чем тогда, когда появились на свет. И, несмотря на то, что это не мои дети, я к ним... испытываю тёплые эмоции. Видимо, то, что я принимал роды, наложило отпечаток.
– А тебе идут дети, – улыбается Таня, мать.
– За своими пора, – басит Степа, наш друг, нежно прижимая к себе маленькую дочку своей жены.
– Так, если вы всей компанией рехнулись, не втягивайте меня в свою секту, – усмехаюсь и после пары кадров возвращаю детей их родителям.
– Непорядок, – хмыкает Колян. – Нужно тебя женить.
– Да что я тебе плохого сделал? – возмущаюсь, забирая охапку цветов, и мы всей толпой отправляемся в дом друзей, отмечать.
То и дело думаю о Елене Александровне. Я ей написал, чтобы она позвонила мне, как проснется, но она не перезвонила. Хотя, я посмотрел, что в сети была и сообщение мое читала. Что за игнор?
Посидев немного за столом с друзьями, сматываюсь на перекур. Достаю телефон и набираю ее номер.
В принципе, фурия должна была уже сто раз проспаться и прийти в себя. Я, в конце концов, волнуюсь за ее здоровье, а она меня динамит наглым образом.
– Да, – слышу обреченный вздох в трубку и меня одновременно накрывает облегчением и злостью.
– Елена Александровна, – повышаю голос. – Я, конечно, рад, что ты жива, но по жопе тебе хочется дать. Почему не позвонила? Я должен весь день голову ломать, жива ты или нет?
– Жива, – снова вздыхает она. – Просто… мне стыдно.
– Стыдно, – усмехаюсь. – За что стыдно-то?
– Кирилл Сергеевич, это вы вчера меня раздели? – стонет она.
– Ну, допустим, – сдерживаю улыбку. – Даже не лапал, прикинь. С закрытыми глазами раздевал.
После того, как фурию вырубило, я стащил с нее сапоги, блузку, юбку и колготки, чтобы одежда не перекрутилась во сне. А потом, как рыцарь накрыл одеялом, поставил рядом кружку воды и ушел домой. Но кружевной бюстик краем глаза отметил, конечно, только ей об этом знать не обязательно.
Елена Александровна стонет на том конце телефона.
– Как ты себя чувствуешь, алкоголик? – усмехаюсь.
– Меня при вас рвало, – снова стонет она. – Извините меня, пожалуйста.
– Да ладно тебе голову пеплом посыпать, – отмахиваюсь. – Со всеми бывает. Что ж ты так расстроилась-то, расскажи? Неужели, я – единственный кандидат на роль донора?
– Кирилл Сергеевич, я понимаю, что вчера сморозила глупость, – перебивает меня Елена Александровна. – Я найду, кого попросить, и не буду вас больше беспокоить. Всего доброго и извините еще раз.
– Лена, – зову ее, но звонок уже обрывается. – Да твою ж мать. Найдет она… Приключений на жопу ты найдешь. – рычу, бросаю сигарету в урну и возвращаюсь в дом.
– Кирилл, – зовет меня Таня, когда я захожу обратно, – можно тебя на пару слов?
– Что такое, Татьяна-невероятное-приключение? – останавливаюсь и улыбаюсь ей.
Классная она. Настоящая. Я искренне рад за Коляна.
– Спасибо тебе огромное, – она внезапно обнимает меня. – Ты – настоящий друг. Ты какой-то задумчивый сегодня. У тебя все хорошо?
– Да все отлично, – отмахиваюсь, но внезапно поддаюсь порыву и решаюсь на разговор. Мне кажется, она меня поймет. – Просто, кажется, и на мою жопу нашлось приключение.
– Что случилось? – ахает она испуганно.
– Ну, слушай. – усмехаюсь. – Принял я, значит, у тебя роды. Поехал на работу – проверку ждал. Приехала какая-то тетка невменяемая, начала пальцы гнуть, ну я немножко побесил ее ради удовольствия. И… как-то так получилось… – пытаюсь покорректнее выразиться обо всем, что произошло. – что мы начали общаться.
– Встречаетесь, что ли? – понижает Таня голос, а я вижу, как в ее глазах вспыхивает то ли интерес, то ли радость.
– Да нет, – морщусь. – Ну, так… В гостях у нее был. В кино сходили. Суши поели.
– Ну, так здорово же, – непонимающе хмурится Таня. – Проблема-то в чем?
– Да нет проблемы. – вздыхаю. – Просто… проверка закончилась, и у нас все как-то резко на нет сошло. Я решил, что ей это все не интересно. Да и мне некогда – дергают с работы все время. Ну, и вроде как все на этом. А вчера она меня попросила стать донором спермы. Ребенка хочет.
– Оу, – брови Тани удивленно вздрагивают. – Ты согласился?
– Нет, – хмурюсь. – А она расстроилась.
– Конечно, расстроилась, – пожимает Таня плечами. – Если она к тебе пришла, значит, нравишься ты ей.
– Так у нас не было ничего.
– Так и не будет, видимо, – грустно усмехается она. – Женщина тебе доверилась с такой деликатной проблемой, а ты ее отбрил. Тебе жалко, что ли, материал сдать?
– Еще одна, – закатываю глаза. – Мне-то не жалко, но я за то, что отец должен воспитывать своих детей.
– Ну, значит она найдет того, кто считает иначе. – разводит руками Таня. – Возможно, даже семью с ним построит и будет жить долго и счастливо. Если у вас все равно все закончилось, и она тебе не сильно-то и нравится, то и переживать не о чем. Пойдем за стол?
– Пошли, – киваю, но спустя пару шагов притормаживаю и вздыхаю. – А если нравится?
36. Наказание
– Одевайся, – приходит короткое сообщение от Добрынского, а у меня глаза лезут на лоб.
– Куда? – отправляю в ответ.
– Потом расскажу. У тебя пятнадцать минут.
В моём состоянии не то что одеваться – глазами шевелить тяжело. А ещё мне очень стыдно перед Кириллом Сергеевичем за то, что вчера произошло.
Теперь я понимаю, насколько глупо было на что-то надеяться и вообще предлагать подобное человеку, который является заядлым холостяком.
Мне хотелось провалиться со стыда, когда Наташа ответила ему за меня и послала так далеко, что если бы это не был Кирилл Сергеевич, то точно это было бы последнее наше общение. А ещё мне безумно стыдно от того, что я призналась Наташе, что Добрынский мне нравится.
А если она расскажет ему? Позора не оберешься. Хотя, если бы на этом наше общение прекратилось, то и пусть.
Но нет. Он написал ещё вчера, чтобы я позвонила, потом после обеда вот набрал – поинтересоваться моим здоровьем. Теперь снова сообщение с неясным мотивом.
Зачем нам видеться?
Самое страшное, что я не помню почти ничего из окончания вечера: пока мы с Волк ждали приезда Кирилла Сергеевича, я с горя опрокинула в себя ещё несколько рюмок. А дальше всё как в тумане.
Не помню, как добиралась домой и попала в кровать. Зато отлично помню, как меня рвало под ноги Добрынского.
После этого я предпочла бы вообще больше никогда с ним не общаться. Представляю, что он подумал, увидев это всё: «Хороша будущая мать!»
С трудом соскребаю себя с кровати и иду пить ещё одну таблетку обезболивающего. Мне так плохо, кажется, никогда не было.
Ещё раз чищу зубы и натягиваю на себя джинсы и простую хлопковую рубашку в цветочек. Не крашусь, потому что сил нет. Волосы просто собираю в хвост.
Не знаю, куда меня повезёт Кирилл Сергеевич. Предполагаю, что убираться в морге. Я даже не представляю, как мы там могли насвинячить.
Вместо сапогов на каблуке надеваю унты. Вспомнила, что они у меня есть, после того как Кирилл Сергеевич мне валенки подарил.
Знобит немного. Под унты надеваю пуховик подлиннее, а не укороченную модель.
Выползаю на свежий воздух до звонка и падаю на лавку возле подъезда. Дышу, стараясь прийти в себя.
Минуты три спустя приходит сообщение: «Спускайся». А ещё через минуту на дороге останавливается внедорожник Добрынского. Вздохнув, встаю с лавки и плетусь в его сторону.
– Ничего себе, ты шустрая, – усмехается Кирилл Сергеевич, когда я открываю дверь. – Подожди, я помогу тебе забраться.
Не отказываюсь от его помощи, потому что сейчас я в том состоянии, когда кажется: одно неловкое движение – и оторвётся сосуд.
Добрынский с лёгкостью подсаживает меня в машину и, захлопнув дверь, садится за руль. Оборачивается ко мне с каким-то странным весельем в глазах.
Молча вздыхаю и опускаю глаза – понимаю, что язвительных шуточек мне точно не избежать.
– Ну, привет, – вместо колкостей выдыхает Кирилл Сергеевич и трогается с места.
– Здравствуйте, – отзываюсь, покосившись на него.
– Как твоё самочувствие? – уточняет он буднично.
– Да как у вашего Петровича при нашей первой встрече, – усмехаюсь кисло. – Но наказание отработать готова.
– Какое наказание? – Добрынский одаривает меня удивлённым взглядом.
– А какое вы мне приготовили? – подозрительно щурюсь.
– Я? Наказание? Я что, похож на садиста? – возмущается он. – Я еду тебя лечить. И, судя по всему, как раз вовремя – иначе у тебя уже сознание путается.
– Я не поеду в больницу, – возмущаюсь. – Ещё не хватало капельницу мне ставить, как последней алкашке.
– Нет, Лен, – тянет Кирилл Сергеевич с улыбкой. – Это слишком сложно и долго. Я тебя, как последнюю алкашку, буду похмелять.
– Боже, – стону, закрыв лицо ладонью. – Да меня наизнанку вывернет. Меня уже тошнит только от одних мыслей.
Добрынский внезапно притормаживает, оборачивается назад, шуршит чем-то на заднем сидении и после вручает мне пустой пакет.
– Это на случай, если ты очень впечатлительная, – усмехается. – Я не буду тебя заставлять повторять вчерашний подвиг, но бокальчик сладкого вина под моим присмотром ты всё же будешь обязана в себя запихнуть.
– Не надо, пожалуйста, я больше никогда не буду пить, честное слово, – прошу его, сжимая пакет в руках. – Отвезите меня домой.
– Ты что, истеришь? – удивляется Кирилл Сергеевич.
– Я не алкашка, – смотрю на него серьёзно. – И я не хочу похмеляться. Я боюсь спиться.
– О да, с твоими талантами это немудрено, конечно, – усмехается Добрынский деланно хмуро. – Но под моим присмотром яд будет лекарством, – подмигивает мне.
Вздохнув, замолкаю и разглядываю проносящиеся мимо улицы. Слушаю радио. Внезапно начинается песня Даррена Хейза «Инсейшбл». Кажется, не слышала её сто лет. Очень любила.
Не успеваю подумать о том, что нужно попросить Кирилла Сергеевича сделать погромче, как он тут же тянется к магнитоле и увеличивает громкость.
– Вам тоже нравится эта песня? – усмехаюсь.
– Это же моя молодость, – кивает он.
И мы снова молчим, слушая песню, но в этот раз как-то по-другому. Будто мы молчим об одном и том же.
– Ой, а почему мы выехали из города? – оборачиваюсь на пронёсшуюся мимо табличку.
– Скоро узнаешь, – довольно усмехается Кирилл Сергеевич. – Тут недалеко.
37. Полная чаша
Когда машина въезжает в какой-то частный сектор, я начинаю подозревать неладное.
– Кирилл Сергеевич, куда вы меня привезли? – хмурюсь.
– В гости к друзьям.
Ошарашенно замираю.
– Зачем? – уточняю. – Мы же не знакомы.
– Вот и познакомитесь.
На это возразить особо и нечего, кроме того, что я не понимаю, зачем он хочет познакомить меня со своими друзьями.
– Неловко как-то, – вздыхаю, когда он паркуется возле металлического забора из металлопрофиля.
– Ничего-ничего, уж если ты с Волк нашла общий язык, то с этими девчонками и подавно найдешь.
– Наташа как себя чувствует, не знаете? А то мы с ней телефонами не обменивались.
– Жива. – усмехается Добрынский. – Она покрепче тебя будет.
Краснею от стыда и молча вылезаю из машины.
В окнах большого деревянного дома, куда мы направляемся, горит свет. Недалеко от крыльца стоят два подтаявших снеговика – один с пластиковым тазиком на голове, второй в милицейской фуражке. У обоих вместо носа по кривой морковке. Притормаживаю, разглядывая их с интересом.
– Пошли, пошли, – приобняв меня за плечо, Кирилл Сергеевич ведет меня ко входу в дом.
Когда дверь открывается, я тут же слышу приглушенные детские голоса и смех взрослых. По ощущениям в доме достаточно людно.
– Раздевайся, – негромко командует Добрынский, а потом помогает мне повесить куртку на вешалку и подталкивает ко входу в комнату.
По потолку раздается топот, и со второго этажа слышится веселый детский визг и басовитый мужской хохот.
– Все, дядя Степа пошел отдыхать, – бас становится громче, и в следующую секунду с лестницы спускается огромный, как медведь, мужчина. В принципе, наверное, они с Кириллом почти одинакового размера.
Он по пути поправляет взъерошенные волосы и стирает пот со лба.
Спустившись, останавливается возле нас и с хитрым прищуром смотрит на меня.
– Степан, – тянет мне руку, больше похожую на ковш экскаватора.
– Елена, – вкладываю свою ладонь в его и получаю крепкое рукопожатие.
В просторную кухню заходим уже втроем.
За большим столом сидит много людей. Они все замирают, глядя на нас, а мне хочется сбежать без оглядки, потому что я чувствую себя лишней. Но, в следующую секунду все оживляются, начинают знакомиться, двигаться, накладывать мне еду и окружать дружеской заботой, будто я – самая долгожданная гостья в их доме.
– Коля, достань вино из холодильника, – просит Татьяна, блондинка примерно моего возраста. Я так понимаю, она – хозяйка дома и женщина, чьи роды принимал Кирилл Сергеевич.
Еще один огромный мужчина немножко кровожадной наружности покорно встает из-за стола и достает из холодильника бутылку вина, а затем открывает ее и разливает в бокалы прохладное вино, отчего они тут же запотевают.
– Товарищ генерал, а скажите тост, – просит она игриво, наливая себе сока в стакан.
– Тост! – усмехается он и берет рюмку в руки, его хмурое лицо внезапно преображается. – За друзей.
– Ура! – подхватывают все, и кухню заполняет шум голосов.
Чокаемся. Собравшись с духом, делаю глоток вина.
Ммм! Легенькое и очень нежное на вкус, как компотик!
– Краткость – сестра таланта, – улыбается мужчина с яркой восточной внешностью.
– А ну, – хмыкает “Коля” и снова тянется наполнить бокалы, – давай свою версию, Дамир.
– У нас, на Кавказе, сказали бы так: мой дом – полная чаша. – встает Дамир и поднимает бокал. – У меня есть прекрасная жена, свет очей моих. И прекрасные дети, свет души моей. Но она не была бы полной без друзей. Друзья – это божественный дар, без которого невозможно быть счастливым по-настоящему. Без них даже самый вкусный плов – как трава, а самый крепкий коньяк – как вода! Только настоящий друг разделит с тобой и горе, и радость! У меня такие друзья есть – и сегодня они здесь! Так пусть и в ваших домах всегда звучит звонкий, как горный ручей, детский смех, а рядом будут те, кто всегда поддержит в трудную минуту и порадуется вместе с вами в моменты счастья. За друзей!
Снова раздается дружный галдеж, и мы звонко чокаемся. В этот раз уже делаю несколько глотков прохладного освежающего напитка и по желудку разливается приятное тепло.
– Елена Александровна, ты закусывай, – хмыкает мне тихонько на ухо Кирилл Сергеевич и накладывает на тарелку какой-то мясной салат.
– Ой, Коля, жаркое надо Лене наложить, – подскакивает Татьяна, но Николай останавливает ее жестом и сам встает из-за стола.
Через минуту на моей тарелке оказывается ароматная картошка с кусочками мяса. На вид все такое аппетитное, что в животе начинает урчать.
Аккуратно пробую угощения, боясь, что мне станет плохо после вчерашнего. Молча наблюдаю за друзьями Кирилла и отмечаю, что они все настолько легкие в общении, будто я уже давно их знаю.
– Мам, мальчишки проснулись, – в кухню заглядывает девочка-подросток, очень похожая на Татьяну внешне.
– Ой, бегу, – подскакивает Таня, а затем хватает меня за руку. – Лена, пошли со мной? Ты же не видела малышей, а мне не помешает еще одна пара рук.
