Текст книги "Печать тернового венца"

Автор книги: Антон Леонтьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)

– С чего вдруг вас заинтересовала та давняя история, падре? – пристально посмотрел на меня пресс-секретарь.

– Сначала расскажите мне ее, а потом я отвечу на ваши вопросы, – уклончиво отозвался я.

Секретарша внесла поднос с двумя чашками кофе. Я исподтишка выждал, когда Дюклер первым отопьет напитка, и, убедившись, что он не думает биться в судорогах и падать на пол с пеной у рта, тоже сделал глоток. Еще одно правило: если хочешь что-то узнать в Ватикане, люби пить кофе!

Поймав мой взгляд, Майкл Дюклер усмехнулся:

– Не беспокойтесь, падре, моя секретарша – не Лукреция Борджиа. Я слышал о смерти сотрудника комиссии по Латинской Америке. Ваш брат уверен, что яд, якобы содержавшийся в кофейнике, предназначался ему.

Дюклер медленно курил, я молчал. Наконец хозяин кабинета заговорил:

– Орден «Digitus Dei» был создан папой Бонифацием Восьмым в первый так называемый святой год, им же в церковный календарь и введенный, – в 1300 году. Впрочем, согласно другим сведениям, это произошло на год раньше или позже, но теперь точную дату не установить, ибо документов, если какие и были, не осталось даже в секретном архиве Ватикана. Хотя говорят, что папа только узаконил организацию, которая существовала едва ли не со времен первых христиан. Как бы там ни было, Бонифаций находился в неприязненных отношениях с тогдашним королем Франции Филиппом Четвертым по прозванию Красивый. Тот стремился подчинить себе духовную власть (что ему и удалось, но позже, когда в 1305 году преемник Бонифация папа Климент перенес свою резиденцию из Рима в Авиньон, положив тем самым начало великой схизме). Бонифаций не без оснований опасался за свою жизнь. Еще бы, ведь один из французских солдат, ворвавшись во дворец, попросту отдубасил папу! Инцидент вошел в историю под названием «пощечина в Ананьи». Филипп намеренно подвергал строптивого, по его мнению, а в действительности набожного Бонифация унижениям и нагнетал обстановку, желая добиться абсолютной власти не только в своем королевстве, но и в «царстве горнем». Бонифаций, понимая, что его преемнику придется туго, решил создать, выражаясь современным языком, нечто наподобие спецслужбы, которая бы охраняла жизнь и здоровье понтифика, срывала козни французского монарха и способствовала укреплению пошатнувшегося могущества пап.

Дюклер стряхнул пепел с сигареты и продолжил:

– Орден, членами которого являлись монахи, обладавшие познаниями в военном искусстве, медицине, а также алхимии и даже черной магии, насчитывал на момент своего создания не более двадцати пяти членов. «Перст Божий», так назвал его Бонифаций, ибо считал, что орден будет осуществлять не только его желания, но и волю Господа. Отсюда понятен и девиз, полученный этим церковным Моссадом: «Да будет воля Твоя». Как тогда, так и сейчас многие, идя на преступления, прикрывались волей Господа: дескать, того хочет Всевышний. После начала авиньонского пленения пап орден, собственно, только что основанный, ушел в подполье, но не прекратил своего существования. Говорят, его члены пытались прийти на смену тамплиерам, в те времена – самой могущественной организации в Западной Европе и на Ближнем Востоке, после того как все тот же жадный до богатств рыцарей-храмовников Филипп обвинил их в ереси, содомизме, поклонении демонам и прочих гнусностях и отдал под суд. Но у церкви не было сил противостоять королевской власти, и орден не смог активно сопротивляться Филиппу. Вроде бы не без интриг и колдовских сил, примененных «Перстом Божьим», после смерти Филиппа, весьма, надо сказать, скоропостижной, один за другим его соратники и друзья, третировавшие церковь, умерли, потеряли прежнее влияние и сами сгнили в застенках, обвиненные в мздоимстве и предательстве. А через несколько лет и вся династия Капетингов вымерла, уступив место новым властителям – Валуа. Такова, по преданию, месть «Перста Божьего» Филиппу и трем его сыновьям, поочередно правившим Францией и умершим в течение неполных пятнадцати лет.

– Осталось не так уж много и рассказать, – заметил, затушив окурок, глава пресс-службы. – Орден этот так никогда не стал столь же распространенным и влиятельным, как, скажем, тамплиеры, иезуиты или бенедиктинцы. Члены «Перста Божьего» на протяжении веков использовались папами для весьма сомнительных дел и являлись, как ни прискорбно, наемными убийцами Святого престола. Прикрываясь именем Господа, они совершили массу преступлений, причем в первую очередь не против врагов веры, а зачастую против личных врагов пап. С большим удовольствием к их услугам прибегали приснопамятный и до мозга костей грешный Александр Шестой из рода Борджиа, Юлий Второй, затеявший строительство собора Святого Петра, растянувшееся на почти полторы сотни лет, Лев Десятый, в миру Медичи, Сикст Пятый, очистивший Рим и окрестности от разбойников и проходимцев суровыми карательными мерами. Согласно официальной версии, папа Пий Шестой упразднил «Перст Божий» сразу после своего восшествия на престол в 1775 году. По иным сведениям, он сделал это для отвода глаз, принудив орден, как и во времена короля Филиппа, уйти в подполье.

– А другой Пий, Двенадцатый, его возродил? – поинтересовался я.

История ордена оставила меня совершенно равнодушным, хотя, признаюсь, я был удивлен обширными познаниями в данном предмете, продемонстрированными Майклом Дюклером.

– Вроде бы так. Хотя никто не может с достоверностью заявить об этом, – заметил Дюклер. – Пий, как известно, был озабочен ситуацией в тогдашней Италии, боялся, что Советы свергнут короля и провозгласят в ней коммунистический строй и вообще выгонят взашей его самого из Ватикана.

– Как же церковь, проповедующая любовь к ближнему, может обращаться к помощи монахов-убийц? – спросил я строго.

Дюклер развел руками и отхлебнул кофе:

– Это, как говорится, не моя епархия. Согласен, наличие где-то в недрах Ватикана, даже чисто гипотетически, организации, специализирующейся на преступлениях, в том числе убийствах, к вящей славе Господней, выглядит сейчас, в двадцать первом веке, не только анахронично, но и ужасно. В любом случае, если мне адресуется вопрос о DD, «Digitus Dei», я всегда отвечаю, что орден давно прекратил существование, а всяческие слухи о его возрождении лишены каких бы то ни было оснований.

– Ваши разъяснения меня не убеждают, – сказал я, звякнув ложкой в чашке. – Церковь не имеет права уподобляться светским государствам и опираться на некие тайные отделы, которые промышляют убийствами, пускай даже и открытых врагов католицизма.

Дюклер ничего не ответил, и мне показалось, что он не разделяет мою точку зрения.

– А почему все же вас заинтересовал «Перст Божий»? Или... – пресс-секретарь осклабился и выудил из пачки новую сигарету, – или он снова проявил активность? Знаете, что еще говорят о DD? Что согласно уставу, утвержденному папой Бонифацием семьсот с лишком лет назад, в случае если члены ордена вынуждены пойти на убийство, они не должны уподобляться обыкновенным бандитам, кончающим жертву из-за угла и убегающим прочь. «Перст Божий» должен признаваться в своих преступлениях, тем самым выражая свое покаяние. И делается... делалось это весьма оригинальным способом: монахи и священники, входившие в «Перст Божий», всегда оставляли на месте преступления свою подпись. Иногда это были, к примеру, кулон или медаль с изображением их герба – кометы, мчащейся по небу...

Я подумал о безделушке, найденной в квартире личного секретаря папы Адриана.

– В других случаях, – продолжал Дюклер, – на теле жертвы делали метку перстнем или раскаленным амулетом. Брр! Еще члены ордена носили туфли, на подошвах которых были изображены герб и девиз, посредством которых в буквальном смысле оставлялись следы на месте убийства. Так, признавшись в содеянном перед лицом Бога, они получали индульгенцию, и грех переставал считаться таковым.

– И вы уверены, что орден «Перст Божий» прекратил свое существование еще несколько веков назад? – медленно спросил я. Что-то в рассказе Дюклера не давало мне покоя.

– Кто знает, кто знает... – проронил загадочно пресс-секретарь. – Я уже сказал вам, что слухи утверждают обратное. Но в Ватикане всегда много различных слухов, и никто не знает, что из них – правда, а что – выдумки.

Видимо, очередное правило здешней жизни, подумал я. А вслух произнес:

– А если предположить, что... что орден все же существует? И его члены совершают... преступления во славу Господа?

Дюклер, пуская кольца дыма, заявил:

– Тогда возможно, что его святейшество папа Адриан, как и Мансхольт, стали жертвами этой дьявольской организации. Ведь если она и существует тайно, то так хорошо законспирирована, что даже святой отец не знал о ней! Но кто-то в Ватикане в курсе, имеют ли слухи о «Персте Божьем» какое-либо основание или нет.

Майкл Дюклер говорил загадками, и я мог поклясться, что ему известно гораздо больше, нежели он поведал мне.

На столе у Дюклера зазвенел один из телефонов. Он взял трубку и, выслушав чье-то донесение, обратился ко мне:

– Падре, к сожалению, у меня посетители. Причем такие, которых я обязан принять. Мне было очень приятно пообщаться с вами. И надеюсь, что наш разговор поможет вам в проведении расследования и установлении истины.

– Я надеюсь на то же, – проронил я и поднялся из кресла.

Пресс-секретарь проводил меня до двери и, распахнув ее, громко попрощался:

– Всего наилучшего, падре! И запомните, «Перст Божий» наверняка замешан в происходящем!

Его тон показался мне нарочитым, фальшивым, и я понял, что слова Дюклера адресовались в первую очередь двум прелатам, находившимся в приемной. Их я знал, потому что телевидение и пресса достаточно часто сообщали об этих князьях церкви. Первым был архиепископ Су Чжань из Южной Кореи – маленький, сухонький, подвижный, с моложавым лицом (хотя ему было под шестьдесят) и узким ртом. Его темные пытливые глазки уставились на меня, и я вспомнил о том, что кардинал-архиепископ Чжань, работавший в статс-секретариате, считался одним из самых больших сплетников в Ватикане.

Другим посетителем был кардинал Ганс-Петер Плёгер, который, если мне не изменяет память, начал свою куриальную карьеру еще при Павле VI, в середине семидесятых. Ему сейчас без малого восемьдесят, и предстоящий конклав наверняка будет последним, в котором он примет участие (ведь кардиналы, достигшие восьмидесяти лет, автоматически лишаются права принимать участие в выборах папы). Плёгер, как и мой брат Антонио, считался одним из папабилей, возможных кандидатов на престол святого Петра, и был самым влиятельным кардиналом. Он возглавлял конгрегацию по делам вероучения, которая еще не так давно называлась священной инквизицией. Родом он был из Германии, отличался большой набожностью, и я имел честь быть представленным ему, когда лет пять назад он посещал в ходе южноамериканского турне Коста-Бьянку.

Я поклонился, приветствуя обоих прелатов. Кореец скривил губы и ничего не сказал, видимо, посчитав, что я слишком мелкая для него сошка, а Плёгер – довольно высокий, сутулый, плотного телосложения человек, с изборожденными морщинами бледным лицом, на котором выделялись умные и ласковые серо-зеленые глаза, – кивнул мне, давая понять, что узнал.

Я покинул здание пресс-службы Ватикана и, посмотрев на часы, решил, что еще не поздно вернуться к квартире покойного секретаря папы Адриана.

Оказавшись в подъезде, я поднялся к двери обиталища Яна Мансхольта и убедился, что она опечатана.

– Преподобный, чем могу вам помочь? – услышал я голос и обернулся.

Позади меня находился пожилой мужчина. Управдом, вспомнилось мне. Я достал из рукава конверт и, продемонстрировав старику, спросил:

– Мне непременно нужно знать, кто и когда положил это письмо в почтовый ящик преподобного Мансхольта.

– Его ведь убили? – спросил, облизнувшись, мой собеседник. Как же люди падки на дешевые сенсации! – Убили, как пить дать! – не получив от меня ответа, констатировал старик. – Что за времена, преподобный! А что касается письма, так я у своей жены спросить могу. Она за почту отвечает.

Мы спустились на первый этаж, где и находилась квартира, в которой обитал управдом с супругой. Они следили за порядком в доме и были в курсе всего, что в нем происходило. Сеньора, словоохотливая римлянка, доложила мне, что видела Мансхольта в холле, когда он вернулся из поездки. «Случайно» (наверняка намеренно!) она столкнулась с ним и перебросилась несколькими фразами о смерти папы Адриана.

– Тогда же я и отдала ему письмо, – сказала женщина. Увидев конверт, она энергично заметила: – Да, именно это!

– А как оно оказалось у вас? – спросил я, чувствуя, что напал на след. Меня охватил азарт охотничьей собаки. Неужто все разъяснится так просто?

– Его принесла монахиня, – пояснила супруга управдома. – Она побывала здесь... тем утром, когда объявили о смерти папы. Она очень долго звонила преподобному Мансхольту. Я вышла к ней, чтобы узнать, в чем дело, и сказала, что преподобного нет дома. Я сказала, что ей придется подождать, пока он не вернется из-за границы. Монахиня призналась, что у нее имеется очень важное письмо для преподобного. Я же сказала, что она может на меня положиться: я уже много раз получала в его отсутствие заказные письма, посылки и пакеты!

Интересно, подумалось мне, что регулярно приходило Мансхольту – эротические журналы и CD с порнофильмами?

Сеньора, как подумал я, наверняка, если представлялась возможность, заглядывала в послания, пришедшие на имя Мансхольта. А что, если и в этот раз...

– Монахиня отдала вам письмо? – спросил я, испытывая небывалое волнение. Супруга управдома с сожалением в голосе ответила:

– Да, да, именно так! И вот еще что... – Она понизила голос и доверительно добавила: – Когда вернулся преподобный Мансхольт, я, как уже сказала, совершенно случайно с ним столкнулась, а мой муж донес ему чемодан к квартире. Преподобный еще в холле вскрыл и прочитал то письмо, что принесла монахиня, там был всего один лист. И тотчас побледнел, я даже предложила ему воды. В письме монахини содержалось что-то странное! И страшное!

Сеньора все еще не могла простить себе, что упустила возможность и не сунула нос в послание до того, как оно попало к Яну Мансхольту.

– Преподобный едва ли не бегом поднялся в квартиру, – вставил ее муж. – А потом, часа через три, к нам явился жилец, который обитает под ним, и сообщил, что с потолка капает.

Значит, за эти три часа Мансхольт и был убит, сделал я для себя вывод.

– Вы впускали посторонних в дом? – спросил я.

Старики переглянулись и ответили:

– То же самое спрашивал и комиссар, но мы поклялись, что никто чужой в дом не приходил! Однако полиция обнаружила дверь, выходящую во внутренний дворик, открытой, хотя она всегда была заперта изнутри на задвижку. Мы слышали, как комиссар кому-то докладывал по телефону: убийца проник в дом через внутренний двор!

– Опишите мне монахиню, – попросил я. Мне во что бы то ни стало требовалось отыскать эту невесту Христову и подробно расспросить ее обо всем.

– Лет шестидесяти пяти, невысокая, полная, – выложила старуха. – Говорит по-итальянски с сицилийским акцентом. Она даже назвала мне свое имя!

Я возликовал. Господь решил помочь мне и послал эту болтливую особу, которая поможет выйти на след монахини.

– Сестра Марселина, – добавила жена управдома, – вот как ее зовут!

Поблагодарив стариков, я вышел на улицу. Послышались удары часов – девять вечера. Я знал, что мне предстояло сделать: отыскать, причем как можно быстрее, сестру Марселину!

Старший комиссар Элька Шрепп

– Дамы и господа! Просим вас занять места и пристегнуть ремни безопасности. Наш самолет начинает снижение и примерно через пятнадцать минут совершит посадку в римском аэропорту Фьюмичино, – послышался приятный голос стюардессы.

Комиссарша Элька Шрепп, занимавшая боковое кресло, закрыла папку, лежавшую у нее на коленях, откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.

Время в полете Элька провела за изучением небольшого досье, собранного по ее просьбе комиссаршей Аннетой Эрдманн на профессора Карла Брамса. Этот тип оказался занимательной фигурой – он никогда не преподавал в высшем учебном заведении и не обладал званием профессора. Более того, согласно имеющимся сведениям, не получал университетского диплома, хотя обучался на протяжении нескольких семестров в Мангейме, Дюссельдорфе и Тюбингене.

Карл Брамс было одним из псевдонимов человека, которого родители нарекли Карлом Фехнером. Он появился на свет в деревушке около Тюбингена, в семье железнодорожного служащего. Юный Карл тяготел к двум вещам – католической церкви и мошенничеству. Одно с другим, на первый взгляд, не сочеталось, однако юноше удалось достичь определенных высот на обоих поприщах.

Родители Карла пытались отговорить его от затеи стать священником, но крест на его церковной карьере поставил... арест двадцатилетнего Фехнера по обвинению в подделке чеков и надувательстве. Так он первый раз попал в тюрьму, в которой оказывался впоследствии частенько.

Страстью Карла были тайны католической церкви, которые он жаждал раскрыть, написать книгу-бестселлер и стать всемирно известным и очень, очень богатым. Для этого требовалось образование историка, и Фехнер честно пытался стать им, однако у него ничего не получилось – повторно срезавшись на экзамене, он был вынужден покинуть университет.

Параллельно с учебой он добывал средства к существованию, преступая закон. Карл продавал краденое, участвовал в незаконных раскопках на территории Германии и был дважды женат, причем когда отправился к алтарю со второй невестой, то забыл сказать ей, что все еще не развелся со своей первой супругой.

Но и на криминальном поприще Фехнеру удача не сопутствовала. Раз за разом он попадался полиции и оказывался в тюрьме и даже в сумасшедшем доме – у него диагностировали клептоманию и болезненную тягу к обману. Как-то во время очередного «отпуска» за решеткой ему якобы явился Иисус Христос и заявил, что Карл не имеет права растрачивать свой талант по пустякам, должен очиститься и начать новую жизнь. Кроме того, сын Божий сообщил ему, что Ватикан намеренно скрывает правду относительно Его учения. Иисус навещал Фехнера по ночам еще пару недель и рассказывал ему небывалые вещи, донести которые до человечества Спаситель и поручил молодому рецидивисту.

Фехнер, изменив свою неблагозвучную, на его взгляд, фамилию, сделался Брамсом (помимо этого у него имелась еще дюжина других псевдонимов) и за полторы недели написал книгу в четыреста с лишним страниц. По его собственному утверждению, он работал по двадцать часов в сутки, а в комнате, за его спиной, находился ангел, и исходившее от него сияние было таким ярким, что ночью Карлу не требовалось зажигать лампу.

Труд был поочередно отвергнут тридцатью издательствами, и только четыре года спустя после написания книга вышла в свет где-то в Швейцарии. Ни славы, ни денег Карлу Брамсу она не принесла, но он не отчаивался и за последующие тридцать лет написал еще шестнадцать книг, пара которых неплохо распродавалась, и автор составил кое-какой капиталец.

Время от времени Брамс сообщал о том, что Иисус снова навестил его (позднее к обществу Христа присоединились Богородица, архангел Михаил и дух Фомы Кемпийского). Они регулярно открывали Карлу «тайны», которые тот усердно излагал в своих опусах.

Три или четыре года назад Брамс, чьи финансовые средства закончились, во всеуслышание объявил, что раскрыл главную тайну Ватикана – Туринская плащаница была давно уничтожена и заменена искусной подделкой. Он снова написал книгу, сигнальный экземпляр которой ему удалось вручить одному из представителей статс-секретариата. Брамс так долго осаждал Ватикан просьбами принять его, что в конце концов ему предоставили пятиминутную аудиенцию у одного из мелких куриальных бюрократов. Он всучил опешившему священнику свой труд, а присутствовавший при сем фотограф запечатлел эту сцену на пленку.

Только позднее Ватикан понял, что поступил опрометчиво: Карл Брамс продал фотографию нескольким информационным агентствам, которые и сообщили о том, что Святой престол заинтересовался его новой теорией и даже предоставил ему аудиенцию. Все выглядело так, как будто Ватикан практически признал правоту Брамса.

Вслед за тем Брамс основал «Международное общество по изучению тайн Туринской плащаницы», бессменным президентом, генеральным директором, казначеем и, собственно, единственным членом которого сам и являлся. Прочие солидные организации, предметом изысканий которых были плащаница и ее секреты, отмежевались от Брамса, заявив, что не желают иметь с авантюристом и лжеученым ничего общего. Что, однако, никак не помешало Брамсу создать собственный портал в Интернете, выпускать ежемесячные дайджесты и отчеты о «проделанной работе», рассылать приглашения на симпозиумы и конференции, на которые никто не откликался, и время от времени будоражить общественность очередным утверждением, мол, Ватикан водит весь мир за нос.

Новой идеей-фикс Карла Брамса стало заявление о том, что Святой престол подделал результаты радиоуглеродного анализа Туринской плащаницы. Решив так, он укрепился в своей версии, мол, подлинная плащаница была уничтожена и заменена копией, написал очередную книгу, и последний труд «профессора» Брамса снова попал в список бестселлеров, принеся ему неплохие дивиденды. Ватикан, раньше болезненно реагировавший на обвинения со стороны Брамса, давно изменил стратегию и перестал вообще комментировать его заявления, попросту игнорируя «профессора».

Вот именно для встречи с этим субъектом Элька Шрепп и вылетела в Рим.

Едва шасси коснулись взлетно-посадочной полосы, она вскочила с сиденья, первой вышла из самолета и спустя десять минут оказалась в такси. Элька показала водителю римский адрес Брамса («профессор» обитал недалеко от ипподрома), тот в ответ нечленораздельно пробормотал (комиссарша так и не поняла, что шофер имел в виду), и автомобиль резко тронулся с места.

Такси долго петляло по римским улочкам, Элька в беспокойстве несколько раз спрашивала водителя:

– Quando? Quando?[3]3
  Когда? Когда? (ит.).


[Закрыть]

Тот каждый раз отвечал бурным монологом, из которого комиссарша понимала, что не ей, туристке, объяснять ему, водителю, как добраться до пункта назначения. Подозревая, что шофер намеренно затягивает поездку, желая получить больше денег, но, смирившись с неизбежным, Шрепп уставилась в окно и попыталась насладиться видом непрезентабельных окраин итальянской столицы.

Наконец автомобиль затормозил перед железными, выкрашенными зеленой краской воротами, и водитель буркнул:

– Приехали, синьора!

Элька, узнав, что поездка обошлась ей в восемьдесят четыре евро, только судорожно сглотнула. Отсчитав банкноты и монеты, она протянула их водителю и вышла из автомобиля.

– Синьора, синьора! – раздался вопль водителя. – Mancia!

Элька поняла, что водитель желает получить и чаевые. Комиссарша, обернувшись, с торжествующей улыбкой показала шоферу средний палец. Тот, выдав стаккато поток фраз (наверняка ругательств!), хлопнул дверцей и резко взял с места, намеренно проехав по луже и обрызгав Эльку.

Стряхнув капли грязной воды, комиссарша подошла к воротам виллы. На ржавой табличке название улицы можно было прочесть с большим трудом, однако оно, слава богу, совпадало с тем, которое требовалось Эльке.

«Ну и где тут номер сто семнадцать?» – пробормотала комиссарша, но, заметив намалеванную на почтовом ящике нужную цифру, успокоилась: водитель, облегчивший ее карман на восемьдесят четыре евро, все же привез к резиденции «профессора» Карла Брамса.

Элька с удивлением обнаружила, что на воротах нет ничего, напоминающего кнопку звонка. Она ударила по воротам ногой и завопила по-немецки:

– Эй, Брамс, я же знаю, что вы здесь живете! Открывайте, иначе вызову карабинеров!

На ее вопли никто не откликнулся. Комиссарша решила обойти забор по периметру. Он был высоченным, не меньше трех с половиной метров, и увенчан острыми металлическими штырями. Похоже, Брамс не зря находился в психушке, решила Элька, он явно страдает паранойей и манией преследования.

Комиссарша убедилась, что в заборе нет дыр, а перебраться через него не представляется возможным. Вернувшись к воротам, Шрепп около десяти минут стучала в ворота и вопила, но Брамс так и не появился.

Элька, заметив темнокожего подростка (местность, в которой обитал Брамс, стала пристанищем для выходцев из Африки и с Ближнего Востока), вынула банкнот в двадцать евро и, размахивая им перед носом парнишки, объяснила, что от него требуется.

Через десять минут отец мальчишки подогнал вплотную к забору старый «Фиат». Вручив подростку купюру, Элька вскарабкалась на крышу автомобиля, а оттуда, ободрав, правда, руки об острые штыри, перелезла через забор и спрыгнула вниз.

Карл Брамс запустил сад: пожухшие деревья, поникшие кустарники. Метрах в пятидесяти от забора виднелся большой каменный дом. Пригнувшись, Элька подбежала к нему. Ставни на всех окнах были закрыты, а на металлической двери висел большой заржавленный замок. Создавалось впечатление, что дом нежилой.

Комиссарша обошла его и убедилась, что кто-то прикладывал большие усилия, дабы создать подобную иллюзию. Над мусорным контейнером роились мухи, а на ступенях лестницы, ведущей в подвал, валялись разрозненные страницы газеты, датированной тридцать первым июля.

Локтем Элька вышибла запыленное стекло двери. Осколки со звоном упали на пол комнаты. Элька проникла в дом.

Первая комната была пустой: вздувшийся паркет, стены с остатками покрытых плесенью розовых в полосочку обоев, большой, свисавший с потолка крюк для люстры. Шрепп, стараясь, чтобы половицы под ее ногами не скрипели, вышла в коридор. Та же картина: стены в дырах, старые консервные банки и бутылки, осколки плитки и пожелтевшие газеты. Элька убедилась, что в трех соседних комнатах царит такое же запустение. По узкому коридору она вышла к лестнице.

Перила потрескались, ступени кое-где провалились, а два толстопузых ангела, стоявших на пьедесталах по обе стороны лестницы, почернели и частично лишились крыльев.

Элька зашла в комнату и заметила на пыльном подоконнике бокал с кофе. Элька дотронулась до него и приглушенно вскрикнула – он был горячим! Тот, кто пил кофе, находился в доме и не мог далеко уйти!

– Не двигаться! – услышала Элька писклявый мужской голос. – Я держу вас на мушке!

Человек, находившийся у нее за спиной, говорил с характерным швабским акцентом, и его голос был очень похож на голос «профессора» Брамса в записи на автоответчике.

Элька медленно развернулась и увидела в дверном проеме огромного субъекта в красной майке необъятных размеров и пестрых бермудах. В мясистых руках он сжимал крошечный пистолет, который, однако, как прекрасно понимала комиссарша, может запросто выстрелить.

Брамсу было на вид лет пятьдесят с небольшим, он немного отличался от своего отретушированного изображения на сайте – усы были не черные, а седые, и яйцевидная голова была абсолютно лысая (в Интернете череп «профессора» покрывала густая растительность).

– Что, пришла убить меня? Ватикан желает избавиться от опасного свидетеля? – спросил «профессор», разглядывая Эльку. – Где твое оружие?

– У меня нет оружия, – честно ответила комиссарша Шрепп.

Карл Брамс залился тоненьким неприятным смехом.

– Так я тебе и поверил! Впрочем, такие, как ты, принадлежащие к ордену «Перст Божий», убивают и голыми руками. Но со мной тебе не справиться! Думаешь, я не слышал, как ты вопила у ворот, выдавая себя за служащую полиции? А затем ты перебралась через забор с единственной целью – убить меня!

Элька поняла, что Брамс чрезвычайно боится одного – стать жертвой заказного убийства. И, похоже, считает, что Ватикан готов приложить все усилия, чтобы убрать его.

– Я – старший комиссар криминальной полиции Гамбурга! – провозгласила Элька.

Брамс хмыкнул.

– Не исключаю, что так оно и есть! У них везде свои люди, в том числе и среди полицейских других стран. Думаешь, если ты тоже немка, то я проникнусь к тебе доверием? Отличный психологический трюк!

– Я звонила вам! – выпалила Элька.

– Мне звонят очень многие, – квакнул «профессор», – но меня ни для кого нет дома. Если хочешь что-то сказать, оставь сообщение на автоответчике.

– Профессор Ульрих Кеплерс и профессор Вернер Клостермайер пытались с вами связаться! – воскликнула комиссарша.

Тучный ученый (или аферист?) поджал тонкие губы, наклонил голову набок и, сверля Эльку глазами, пискнул:

– Помню таких, они звонили, хотели встретиться, предлагали мне прилететь в Гамбург. Якобы они обнаружили что-то сенсационное, что доказывает подделку результатов экспертизы Туринской плащаницы. Понятно, что вы все заодно, желаете любым способом выманить меня из моего дома в Италии, чтобы убить!

Рассердившись, Элька крикнула:

– Похоже, врачи не ошиблись, когда заперли вас в бедламе, уважаемый! У вас мания преследования, вы видите в каждом врага! Кеплерс и Клостермайер убиты! Вот их точно лишили жизни по заказу, и это каким-то образом связано с чертовой торфяной мумией и с вами, Брамс!

– Их убили? – прошелестел «профессор», и его голос дрогнул. Но затем в глазах сверкнул огонек недоверия, и он провозгласил: – Лжешь, пакостная убийца! Все сказки, чтобы задурить мне голову!

Элька внезапно протяжно застонала и опустилась на пол. Президент «Международного общества по изучению тайн Туринской плащаницы» обеспокоенно взглянул на нее.

– Что с тобой? Думаешь, разжалобишь меня таким образом? Не получится!

– Мое сердце... – прошептала комиссарша, опускаясь на грязный пол. – У меня приступ... Помогите же мне, умоляю!

Поколебавшись, Брамс крошечными шажками приблизился к Эльке. Дуло пистолета было направлено на комиссаршу.

– Только не вздумай ломать комедию...

В этот момент Элька ловким движением ноги ударила толстяка по запястью. Пистолет вылетел из его руки, Карл Брамс, охнув, сел на пол. Комиссарша бросилась к оружию и подняла его.

– Пощадите! – заверещал Брамс. На лбу у него блестели капли пота, крошечные глазки бегали, большое лицо с несколькими подбородками налилось кровью. – Не убивайте меня!

Элька вытащила из пистолета обойму и высыпала патроны на пол. Брамс непонимающе уставился на комиссаршу.

– Вы не убьете меня? – с робкой надеждой спросил он.

Элька отчеканила:

– Брамс, сколько раз вам повторять, я – не киллер, посланный Ватиканом, чтобы устранить вас! Вы сами видели: если бы я хотела расправиться с вами, то уже давно сделала бы это. Но я хочу знать, зачем вам звонили мои друзья Ульрих и Вернер, потому что желаю найти и покарать их убийц!

– Похоже, вы в самом деле та, за кого себя выдаете. Помогите мне подняться! – тяжело дыша, сказал Брамс.