Текст книги "Печать тернового венца"

Автор книги: Антон Леонтьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)

Виктория Сикорская

Виктория оказалась в салоне автомобиля, и еще до того, как дверца захлопнулась, он сорвался с места. Девушка обернулась и увидела полицейские автомобили, подлетающие в вилле Дейла Уайта.

– Grazie infinite[6]6
  Огромное спасибо (ит.).


[Закрыть], – произнесла она и принялась рассматривать своих спасителей. Их было двое: рядом с ней, на заднем сиденье, находился мужчина лет шестидесяти, с редкими светлыми волосами, козлиной бородкой и в смешных круглых очках. За рулем сидел молодой смазливый тип: лет двадцати семи – двадцати восьми, с забранными в хвост светлыми волосами.

– Они нас не догонят? – спросил по-английски пожилой мужчина у водителя, а тот успокоил:

– Нет, они даже не поняли, куда она делась!

Виктория уловила британское произношение и спросила:

– Вы говорите по-английски?

– О, и вы тоже? – удивился козлобородый. – Мы думали, что вы одна из жертв похоти мистера Уайта, поэтому, увидев вас выбегающей из дома, решили помочь.

Виктория удивилась:

– Значит, вы оказались около его виллы не случайно?

– Мы за ним следим, – ответил молодой водитель. – Меня зовут Джек, а рядом с вами – мой отец, профессор Рональд Каррингтон.

– Очень приятно, – пробормотала Виктория и внезапно разрыдалась. Профессор, как мог, успокаивал ее, но девушка не слушала его сбивчивые фразы.

– Великий писатель за все поплатится! – заявил Джек Каррингтон. – И за то, что причинил вам, мисс!

Виктория, вытерев слезы платком, протянутым ей профессором, пояснила:

– О, вы не так все поняли. Он не пытался... изнасиловать меня. Это я намеревалась причинить ему вред. Я хотела его убить!

Джек хмыкнул, а профессор Каррингтон дребезжащим тенорком с явной надеждой в голосе поинтересовался:

– И вы сделали это?

– Нет, – сокрушенно вздохнула Виктория.

– Очень жаль, – заявил отпрыск профессора. – Оказали бы всему человечеству неоценимую услугу. Может, и правда пристрелить его, как собаку, а, отец?

– Что ты говоришь! – замахал руками профессор. – Никакого насилия, ты же знаешь мои принципы, Джек!

– Меня зовут Виктория Сикорская, – представилась девушка.

– Вы – дочь профессора Сикорского? – изумился Каррингтон-старший.

Настал черед Виктории удивиться:

– Вы знали моего отца?

– Да, я имел честь лично знать вашего отца, – кивнул профессор, – мы работали над совместным проектом. Н-да... Разрешите выразить вам соболезнования в связи с его трагической гибелью. А что привело вас в Рим?

– Она же сказала, что собиралась убить Уайта, – хмыкнул Джек. Автомобиль вынырнул из темного проулка и попал на широкую оживленную улицу.

– Это была, как я теперь понимаю, сумасбродная идея... – снова вздохнула девушка.

– Отчего же? – не согласился молодой человек за рулем. – По-моему, очень даже здравая!

– Дейл Уайт... Я считала, что он причастен к гибели моего отца, но, по всей видимости, я ошибалась, – продолжила Виктория. – Кроме того, что он украл его идеи и использовал их для создания своего бестселлера «Улыбка Джоконды», мне не в чем обвинить писателя.

Профессор икнул и снял очки, а его сын принялся так громко хохотать, что Виктория испугалась.

– Следи за дорогой, а не то мы попадем в аварию! – прикрикнул на сына дрожащим голосом Рональд Каррингтон.

– Но я не вижу в своих словах ничего смешного! – проговорила Виктория с обидой.

Джек, все еще давясь от смеха, пояснил:

– Извините, не хотел вас обидеть, просто не мог сдержать реакции на ваше заявление. Дейл украл идеи вашего отца и создал супербестселлер, а до этого, пять лет назад, позаимствовал записи моего родителя, которые обработал и выдал предыдущий свой роман, тоже очень хорошо продававшийся. Наш великий писатель специализируется на плагиате!

– Но как такое может быть... – прошептала девушка.

Профессор Каррингтон уныло ответил:

– Очень просто, дорогая моя. Я имел неосторожность показать мистеру Уайту свои наброски, он ими до чрезвычайного заинтересовался, а семь месяцев спустя я услышал о том, что он создал новый шедевр. Я судился с ним, но процесс проиграл.

– С тех пор мы не спускаем глаз с Дейла и узнали о нем много занятного, – добавил Джек. – Едем к нам домой, там вы будете в полной безопасности.

Отец и сын обитали в небольшой, скудно обставленной квартире. Они любезно предоставили Виктории одну из трех комнат. По телевидению и радио было объявлено о покушении на великого писателя, которое едва не стоило ему жизни.

– Вас разыскивают, – сказал Рональд Каррингтон. – Мистер Уайт использовал вас в собственных недостойных целях. Возвращаться в Америку вам нельзя: еще в аэропорту, при регистрации, вас арестуют.

Виктория приняла предложение остаться у Каррингтонов на какое-то время. Она несколько раз заводила разговор на тему того, чем они занимаются – не может же быть, чтобы они круглыми сутками только и делали, что следили за Дейлом Уайтом, – но ее спасители отделывались общими фразами.

Прошло два дня. Виктория пролистывала одну из книг по истории церкви, которая нашлась в квартире Каррингтонов, когда услышала радостный крик Джека:

– Отец! Он прислал письмо! С признанием!

Молодой человек ворвался в комнату, размахивая большим конвертом. Профессор вырвал у сына лист. По мере того как Каррингтон-старший вчитывался в написанное, лицо его заливал чахоточный румянец. Внезапно профессор, утробно подвывая, на одной ноге проскакал по комнате. Виктория в ужасе уставилась на него.

– Не беспокойтесь, моя дорогая, я не сошел с ума, – заявил, улыбаясь, Рональд Каррингтон. – Хотя очень к этому близок! Включи-ка телевизор, сын!

Джек моментально исполнил просьбу отца. В выпуске новостей, который начался минут через пятнадцать, в числе прочего сообщили, что в своем тосканском поместье прошедшей ночью от тяжелой болезни скончался кардинал Алессандро Морретти, бывший архиепископ Турина и хранитель плащаницы.

– А перед смертью он решил облегчить свою душу признанием! – добавил Джек. – Отец, с этим письмом мы обратимся к прессе и...

– С этим письмом мы не будем обращаться к прессе, – оборвал речь сына профессор. – Они обвинят нас в подделке и фальсификации.

– Но если кто и подделывал и фальсифицировал, так именно они! – запальчиво возразил Джек. – И кардинал написал об этом черным по белому.

Виктория, ни слова не понимавшая из перепалки отца и сына, спросила:

– В чем, собственно, дело? И какое отношение ко всему имеет умерший кардинал?

Профессор, почесав ухо, произнес:

– Думаю, настало время узнать вам правду, моя дорогая! Мы с Джеком уже несколько лет занимаемся тайнами Ватикана. Например, одной из наших несбыточных идей был поиск сокровищ ордена тамплиеров.

– Тамплиеры? – переспросила девушка. – Кажется, в Средние века это была очень могущественная организация...

– Именно так, – подтвердил профессор. – Тамплиеры, или рыцари-храмовники, были не просто могущественным, а самым могущественным орденом на протяжении неполных двухсот лет, с двенадцатого по начало четырнадцатого века. Орден тамплиеров был основан в 1117, 1118 или 1119 году французскими дворянами Уго Пайенским и Жоффре Сент-Омерским и семью прочими их соратниками с целью защиты от нападений сарацинов христианских паломников, отправлявшихся регулярно в Иерусалим, чтобы лицезреть святыни. Храмовниками (по-латыни тамплиерами) они назвались оттого, что их резиденция в Иерусалиме находилась во дворце, расположенном на месте, где, согласно преданию, когда-то возвышался легендарный храм царя Соломона, разрушенный римлянами в 70 году нашей эры. В 1127 году орден был официально признан тогдашним папой Гонорием II на вселенском соборе в Труа, и в течение считаных десятилетий тамплиеры обрели невиданные могущество и богатство. Последующие понтифики предоставили им неслыханные привилегии, освободив, к примеру, от уплаты обязательной десятины, а также прочих налогов и податей. Орден располагал представительствами во всех странах Европы и на Ближнем Востоке и аккумулировал в своих руках гигантские денежные средства. Подобное не могло не вызвать зависть со стороны светских властителей, и один из них, французский король Филипп Четвертый, он же Красивый, использовав ложное признание одного из бывших членов ордена, желавшего отомстить за свое исключение из его рядов, обвинил тамплиеров в ереси, святотатстве и мужеложестве. В пятницу, 13 октября 1307 года, по приказу короля во Франции, в штаб-квартире ордена, были арестованы около двух тысяч человек, в том числе и гроссмейстер Жак де Молэ вместе с великим приором Нормандии Жоффре де Шарнэ. Филипп конфисковал имущество тамплиеров, рассчитывая таким образом пополнить пустую государственную казну, но, к его большому разочарованию, в монастырях и замках, принадлежавших ордену, не оказалось особых богатств. Папа Климент V, француз по национальности, первый из череды авиньонских пленников французской короны, безропотно взирал на то, как Филипп уничтожает ради своих корыстных интересов христианский орден. Судебный процесс длился несколько лет, и в 1314 году верхушка ордена была сожжена в Париже.

– Нас с отцом давно занимали исчезнувшие сокровища ордена, – сказал Джек. – Они словно испарились в воздухе! Но наверняка рыцари-храмовники спрятали их, не желая, чтобы они достались королю Франции. И мы принялись за их поиски.

Профессор Каррингтон продолжил рассказ:

– Примерно в это же время со мной связался мой старый друг, профессор Сикорский, твой отец, Виктория. Во время раскопок в пещерах Кумрана его командой были найдены обрывки рукописей, относящихся к первому веку нашей эры. И среди данных артефактов вашему отцу попался прелюбопытный документ – копия некоего священного текста. А документ был отрывком из жизни Иисуса Христа, изложенным на древнеарамейском. Вроде бы ничего сногсшибательного в находке не было: ведь жизнь и деяния Христа изложены в евангелиях, как в четырех канонических, так и множестве апокрифических, не совпадающих с официальной точкой зрения и посему церковью не признанных. Но вашего отца поразило то, что в найденном отрывке повествование идет не от третьего лица, как во всех прочих евангелиях, а от первого. Тот, кто написал эту благую весть, рассказывал сам о себе!

Рональд Каррингтон поднял вверх указательный палец и победоносно посмотрел на Викторию:

– До нас дошли сказания о Христе, написанные его учениками и последователями. Но никто так и не может ответить на вопрос, отчего Христос сам не излагал свои воззрения. Ведь он был высокообразованным человеком и вполне мог бы сделать это, однако предпочитал устную передачу своих идей, которые на пергамент записывали другие, причем искажая, случайно или намеренно, его мысли. И вот вашему отцу попадаются листы с отрывками из евангелия, написанного, судя по всему, самим Христом! Ах, какой бы переворот это открытие произвело в христианстве! Ведь если имеются документы, начертанные самим Иисусом, то они имеют первостепенное значение, и только по ним нужно ориентироваться, а вовсе не по записям евангелистов, поскольку трое из четырех, за исключением, пожалуй, Иоанна, Христа лично не знали. Обнаруженные листы содержали нечто совершенно небывалое! Автор – Иисус Христос – рассказывал о том, что произошло с ним... после так называемого воскрешения: он провел долгие годы в Индии, а потом вернулся в Иудею, откуда попал в Рим и лицезрел грандиозный пожар, устроенный, как пишет Светоний, по приказу Нерона, а произошло это в июле 64 года.

Виктория воскликнула:

– Отец никогда не говорил ни о чем подобном! Хотя он всегда был очень скрытным... Нет, нет, тот текст наверняка был фальшивкой, профессор. Ведь Христос умер примерно в 33-м году, и Римской империей правил тогда Тиберий...

– Мне это прекрасно известно! – оборвал девушку Каррингтон. – Ведь моя первая специальность – теология, я даже преподавал ее в университете, однако по причине конфликта с официальной точкой зрения мне пришлось сменить профессию, потому что Ватикан, с подачи кардинала Плёгера, запретил мне заниматься католической догматикой. Первое, что я подумал, как и ваш отец: так называемое «Евангелие от Иисуса» – позднейшая подделка. Но ни он, ни я никак не могли забыть слова найденного священного текста – даже в переводе и вольном пересказе они излучали небывалую силу и энергетику. Мы с Джеком по просьбе вашего отца принялись за работу в архивах католических монастырей. Но ничего не нашли. Как будто кто-то планомерно уничтожал все упоминания о «Евангелии от Иисуса»!

Девушка снова не могла не возразить:

– Профессор, но если доподлинно известно, что Иисус Христос был распят и умер на кресте, то вам придется признать, что записи от его имени, да еще несколько десятилетий спустя после его кончины – фальшивка.

– Не торопитесь с выводами, дорогая моя, – усмехнулся профессор Каррингтон. – А прочтите лучше письмо, которое привело меня в такой экстаз.

И он протянул Виктории лист плотной бумаги, увенчанный затейливым гербом и «шапкой» с именем: «Его высокопреосвященство кардинал Алессандро Морретти». Тонким, срывающимся почерком на нем было начертано следующее:

«Уважаемый профессор Каррингтон!

Тяжелая, неизлечимая болезнь снедает меня, и я знаю, что очень скоро настанет мой черед предстать перед Создателем. Раньше я не боялся смерти, потому что знал, что все находится в милости Божьей. Но последние месяцы я провел в тяжких раздумьях и сомнениях. Иногда мне кажется, что моя внезапная болезнь, облегчить которую не могут ни лекарства, ни самая современная терапия, ни постоянные молитвы, – кара за то преступление, которое я совершил. Вы обращались ко мне, желая узнать детали того, как в прошлом году произошло изъятие образцов из Туринской плащаницы. Мой секретарь ответил Вам, что вся процедура была опубликована в прессе и мне нечего вам добавить. Я поклялся, что никогда и никому не расскажу правду, и сделал это на кресте. Но что, если крест с изображенным на нем Спасителем (о чем я только смею думать, о грешник!), – не более чем древний аксессуар, а весь вкладываемый в сию христианскую реликвию смысл – Иисус отдал за наши грехи свою жизнь на кресте, где испустил дух, а по прошествии трех дней воскрес и вознесся на небо – выдумка? Я, кто отдал служению церкви без малого шестьдесят пять лет, раньше никогда не терзался столь ужасными мыслями. Но с тех пор, как я ЗНАЮ, эти размышления не покидают меня ни днем, ни ночью. Я обманул Вас, устами своего секретаря ответив, что мне нечего добавить. Ведь все то, что было презентовано миру в мае прошлого года в Турине, а затем (во время оглашения результатов так называемого радиоуглеродного анализа, проведенного в трех всемирно известных лабораториях) презентовано urbi et orbi, – ЛОЖЬ! Да, теперь, зная, что до кончины мне осталось всего несколько дней (приговор медиков однозначен и отсрочке не подлежит), я могу сказать ПРАВДУ!

Я, Алессандро Морретти, находясь в здравом уме и твердой памяти, заявляю, что подменил образцы Туринской плащаницы на другие, которые и были запечатаны в капсулы и отосланы в лаборатории на анализ. Я сделал это, когда находился один в ризнице, куда удалился, дабы «без спешки» упаковать образцы плащаницы. Мне ассистировал научный сотрудник Британского музея Николас Эдвардс, в задачу которого входило раздобыть подходящие образцы древней ткани. Таким образом, результаты анализа были сфальсифицированы, но не учеными, кои ни о чем не подозревали и коих не в чем упрекнуть, а мной, причем еще до начала эксперимента.

Почему я сделал это, я раскрывать Вам не буду: ваши подозрения, изложенные в длинном письме на мое имя, совершенно справедливы. Церковь БОИТСЯ! Вас наверняка будет интересовать имя того или тех, кто заставил меня пойти на намеренный обман. Спешу Вас успокоить – папа Адриан об этом не имел ни малейшего понятия. Более того, рискну предположить, что и его «сердечный приступ», в реальности являющийся ударом по голове тупым предметом, – попытка заставить его замолчать. Ибо святой отец, уверенный в подлинности плащаницы, не мог смириться с результатами анализа, датировавшего сию реликвию тринадцатым или четырнадцатым веком.

Папа Адриан стал опасен, поэтому и был УБИТ! Первая попытка провалилась, и те, кто стоит за обманом, успокоились: их устраивал понтифик, впавший в кому, ведь он не мог никого разоблачить, не мог отдать приказ о проведении новой, ОБЪЕКТИВНОЙ, экспертизы. Когда же он чудным образом пришел в себя, то толкнувшие меня на обман решили, что понтифик должен погибнуть, – и на сей раз осечки не было.

Письмо это Вы получите только после моей кончины, которая не за горами. Мне остается только надеяться на то, что Господь будет ко мне, грешному и недостойному рабу Его, милосерден. Делайте с моим признанием все, что вам заблагорассудится: если о нем узнает весь мир, то тем лучше, ибо история церкви нашей зиждется на двух тысячелетиях намеренной ЛЖИ, и наконец-то настало время заявить ПРАВДУ, какой бы неудобной, шокирующей и горькой она ни была!»

Виктория удивленно посмотрела на профессора:

– Кардинал признается в обмане? Он подменил образцы Туринской плащаницы, отправив вместо них в лаборатории совершенно иные куски материи?

– Именно так! – ажиотированно ответил профессор. – На наше счастье, кардинал Морретти вовремя скончался. Ах, извините за столь циничную фразу! Но он оказался порядочным человеком, в отличие от сотен, нет, тысяч других, которые подозревают или даже знают правду, но молчат. Вижу, мне придется кое-что вам объяснить. Все началось с того, что около трех лет назад мы с Джеком познакомились с Карлом Брамсом, автором нескольких книг про Иисуса...

Когда сорок минут спустя профессор завершил рассказ, Виктория воскликнула:

– И вы первым заподозрили, что образцы были подменены?

– А Карл Брамс, с которым мы тогда поддерживали отношения, немедленно заявил, что это – его идея, – пояснил Джек. – Он – очень странный тип.

– Пусть так, но считаю, что он имеет право узнать о письме кардинала, – заявил Рональд Каррингтон. – Тем более что Брамс сейчас находится в больнице: кто-то сжег его особняк и пырнул кинжалом с изображением кометы, являющейся символом «Перста Божьего».

Джек вызвался навестить Карла Брамса в больнице и исчез.

Виктория никак могла успокоиться:

– А о какой лжи в течение двух тысячелетий вел речь кардинал Морретти?

– Как-нибудь я расскажу вам об этом, – уклончиво ответил профессор. – Она напрямую связана с Евангелием от Иисуса. В общем, я получил еще одно подтверждение моей теории, о которой, правда, Брамсу ничего не сообщил, иначе бы он непременно взял ее на вооружение и тоже объявил своей.

– А кто толкнул кардинала на подлог? – спросила девушка.

Рональд Каррингтон снял очки, протер их, водрузил на нос и только потом ответил:

– Тот же человек, который выбросил меня из университета и запретил преподавать теологию. Мой старый друг и некогда коллега, а ныне заклятый враг, кардинал Ганс-Петер Плёгер, глава конгрегации по делам вероучения! Меня угораздило рассказать ему о находке и попросить его оказать нам поддержку. Он и оказал: не прошло и трех дней, как было объявлено о том, что Ватикан запрещает мне заниматься преподавательской деятельностью. Так я и потерял свою профессорскую ставку в университете Эдинбурга. Причиной якобы стала моя последняя книга, в которой я излагал кое-какие спорные моменты, в частности, заявлял, что образ Иисуса Христа в евангелиях не имеет ничего общего с реальным Христом.

Профессор вздохнул и добавил:

– Ганс-Петер – страшный человек. Без преувеличения – столп церкви. Он отвечает за вопросы веры и следит за тем, чтобы никто из священников и преподавателей-теологов не отклонялся от генеральной линии Ватикана. Ибо ему хорошо понятно: стоит хотя бы один-единственный раз признать, что церковь в чем-то ошибается, и это приведет к вселенской катастрофе: камешек превратится в лавину, которая сметет все на своем пути, в том числе и самого Плёгера, и современную церковь. Поэтому он безжалостен к врагам, предпочитая уничтожать их без раздумий.

– И вы думаете, что кардинал Плёгер организовал подмену образцов? – спросила Виктория. – Но ведь это преступление! А он – священник!

Каррингтон невесело рассмеялся.

– Ваша вера в чистоту помыслов князей церкви меня умиляет, Виктория. Не хочу огульно обвинять их всех в лицемерии, но, чтобы стать епископом и, более того, кардиналом, требуется забыть о твердых принципах. Ибо надо думать и делать не то, что велит совесть, а то, что предписывает Ватикан в лице кардинала Плёгера. Всеми священниками управляет единый бес – честолюбие. Да, они дали обет безбрачия, отвергают плотские утехи, укрощают плоть и дух. Но не забывайте, все они – люди. Поэтому очень многие из них стараются компенсировать унылую и монотонную жизнь восхождением по карьерной лестнице, для чего требуется быть не просто лояльным, а сверхлояльным по отношению к Ватикану и тем, кто там всем заправляет. А заправляет в Ватикане не папа, у которого просто нет ни времени, ни физической возможности быть в курсе всех дел, а его ближайшие сотрудники-кардиналы. И самый могущественный из них в течение последних двадцати пяти лет – кардинал Ганс-Петер Плёгер, назначенный на пост главы конгрегации по делам вероучения, бывшей священной инквизиции, еще папой Иоанном Павлом. И кардинал Плёгер отлично справляется со своими обязанностями, иначе бы он не удержался на этом посту при трех папах. Раньше священная инквизиция использовала каленые щипцы, «испанский сапожок», «железную деву» и прочие пыточные инструменты, чтобы вырвать из еретиков признания и заставить их отказаться от своих убеждений. Сейчас времена и способы борьбы с инакомыслящими другие, хотя кардинал Плёгер, думаю, с большим удовольствием обратился бы к старинным методам. Однако он и путем запретов, увольнений, угроз, судебных исков, с помощью своры адвокатов и казуистики добивается того, что раньше достигалось посредством истязаний: полного повиновения!

Виктория заметила, что, рассуждая о кардинале Плёгере, профессор Каррингтон не скупится на мрачные краски и злобные замечания. А тот еще и добавил:

– Я уже поведал вам о «Digitus Dei» – «Персте Божьем». Не удивлюсь, если генералом этого милого ордена убийц-монахов является именно немецкий кардинал. И не сомневаюсь, что именно он принудил Морретти подменить образцы. Предположу даже, что Плёгер несет ответственность за смерть папы Адриана!

– Вам не кажется, что вы несправедливы к нему? – не выдержала Виктория. – Я слышала, что Плёгер – высокоморальный, кристально честный и очень умный человек. А вы делаете из него кровавого преступника...

Профессор чуть ли не с пеной у рта ответил:

– Инквизиторы, которые без зазрения совести жгли так называемых еретиков на кострах, тоже были высокоморальными, кристально честными и очень умными людьми. Всякие там савонаролы и торквемады делали сие не по причине своих садистских наклонностей, а из-за того, что свято верили в собственное предназначение. И все кошмарные деяния совершались к вящей славе Господней. Плёгер, которого за глаза прозвали «Великий Инквизитор», – из числа подобных. Сам он и мухи не обидит, даже не употребляет в пищу мясо, потому что представить себе не может, что ради кулинарных изысков должны лишаться жизни божьи твари. Но когда дело касается вопросов веры, он становится непоколебимым, как скала. Он истово верит в то, что только ему одному надлежит отделять зерна от плевел и определять, что есть правда, а что ложь. И ради сохранения статус-кво он готов совершать самые недостойные поступки и даже преступления! Кстати, он встречался несколько раз с Дейлом Уайтом.

– Но зачем? – изумилась Виктория. – Ведь с точки зрения Ватикана, Уайт – еретик и богоборец!

– Мне тоже интересно это узнать, – усмехнулся профессор. – Два раза, незадолго до опубликования романа «Улыбка Джоконды», в США летал личный секретарь Плёгера, который и чихнуть не смеет без санкции своего шефа. Затем, уже после разгоревшегося скандала в связи с опубликованием супербестселлера, сюжет которого Уайт позаимствовал у вашего отца, кардинал навещал писателя во время его приездов в Европу. Встречи были обставлены как заправские рандеву шпионов.

– Быть может, кардинал хотел побеседовать с писателем лично и попытаться увещевать его? – предположила Виктория. – Или убедить не продавать права на экранизацию...

– Позиция Ватикана, сформулированная самим Плёгером, к тому времени была однозначна: «Улыбка Джоконды» – плевок в лицо церкви и издевательство над святынями, и тот, кто возьмет книгу в руки, подлежит немедленному отлучению. И тем не менее Плёгер встречается с автором страшного романа! Он нарушает собственный запрет! Спрашивается только – почему? Между прочим, я думаю, что кардинал мог бы многое рассказать относительно смерти вашего отца...

Монолог профессора прервало появление Джека. Молодой человек буквально ворвался в квартиру и, еле отдышавшись, доложил:

– Брамс умер в клинике Гемелли!

– Ну вот, еще одна жертва, – подытожил профессор. – Ни секунды не сомневаюсь, что это убийство. Они-таки добрались до него! «Перст Божий» и его глава кардинал Плёгер.

– Тогда следующие на очереди – мы, – заявил молодой человек. Виктория вздрогнула.

Поздно вечером, когда профессор устал поносить кардинала Плёгера, Джек спросил его:

– Отец, ты рассказал Виктории про то, что нам известно?

– Еще не время, – ответил тот.

– Я так не считаю, – возразил молодой человек. – Чем больше людей знает правду, тем лучше. Тем более в наших руках признание кардинала Морретти.

– Ватикан объявит его фальшивкой. Или будет придерживаться версии, что кардинал, отсылая это письмо, находился под воздействием сильнодействующих медикаментов, – возразил Каррингтон. – Плёгер никогда не пойдет на то, чтобы признать подлинность письма.

– Виктория – одна из нас, отец. Она имеет право знать правду, – заявил Джек. – Расскажи ей, зачем Ватикан пошел на подлог и разглашения какой тайны так боится Плёгер.

– Ну что же, – протянул Рональд Каррингтон, – все имеет прямое отношение к находке обрывков нового евангелия, а также сокровищам ордена тамплиеров. Что вам...

Его слова прервал звонок в дверь. Отец и сын переглянулись, профессор прошептал:

– Мы никого не ждем, ведь так?

– Ты думаешь, они нас выследили? – вопросом на вопрос ответил Джек.

Каррингтон-старший извлек из ящика стола пистолет, промолвил:

– Они нас голыми руками не возьмут!

Джек подошел к двери и осторожно спросил:

– Кто это?

– Синьор, немедленно выключите воду! У нас потолок вот-вот обрушится! – раздался возбужденный голос.

Профессор прошептал:

– Какой еще потолок? Избавься от этих нудных соседей, Джек!

Сын раскрыл дверь и через секунду, пятясь, произнес:

– Мы попались!

– Вот именно! – заявил, проходя в квартиру, молодой темноволосый мужчина, которого сопровождала невысокая женщина с пистолетом в руке.

Профессор крикнул:

– Не двигаться! Я так и знал, что они нас выследили. Применили старый как мир трюк с затоплением соседей. От «Перста Божьего» я ожидал большей смекалки!

Женщина удивленно произнесла с тяжелым немецким акцентом:

– «Перст Божий»? Мы не имеем к нему отношения. А вот вы – его члены!

– Как бы не так! – заявил профессор Каррингтон, потрясая оружием. – Еще один шаг, и я выстрелю. Не подходите! Я не шучу!

Профессор нажал на спуск, но пистолет только безвредно щелкнул.

– Отец, боюсь, ты забыл зарядить его, – безрадостно констатировал Джек.

Молодой мужчина вырвал у профессора пистолет и, взглянув на Викторию, выпалил:

– О, вас я знаю! У нас в участке висит ваше изображение. Постойте, вас же разыскивает полиция по обвинению в попытке убийства какого-то знаменитого английского писателя...

– Американского, – поправила девушка. Гость не производил на нее впечатления кровожадного киллера, а казался приветливым, привлекательным и, как ей показалось, нерасторопным увальнем.

– Если собираетесь поступить с нами так же, как и с Брамсом, то валяйте, – заявил Каррингтон. – Его уничтожили, теперь принимаетесь за нас? Изверги!

Женщина, уставившись на профессора, на секунду вроде бы растерялась, но затем твердо произнесла:

– Не стоит изображать из себя невиновных. Брамса убили вы, точнее, этот субъект! – Она указала на Джека пистолетом.

Дама – решительная, с черными волосами и не особенно красивым, но волевым лицом, показалась Виктории неприятной. Такая подходит на роль наемного убийцы.

– Мы видели, как вы проникли в клинику, где был убит Карл Брамс, – добавил молодой человек, сопровождавший женщину. Он изъяснялся по-итальянски без малейшего акцента. – Что вы там делали?

– Хотел проведать старого приятеля! – ответил Джек. – Кто вы, собственно, такие?

– Джек, они же из «Перста Божьего», сатрапы Плёгера! – заявил профессор, но сын перебил его:

– В «Персте Божьем» не может быть таких медлительных и разговорчивых киллеров, отец. Да и гори они желанием нас убить, давно бы сделали это! По-моему, они больше похожи на уличных грабителей.

– Но-но! – обиженно произнес молодой человек. – Я – младший комиссар полиции Луиджи Рацци, а моя спутница – старший комиссар криминальной полиции Гамбурга Элька Шрепп.

– У Плёгера везде свои люди: и в полиции, и в правительстве, и в спецслужбах, – заявил упрямо профессор, впрочем, уже не таким испуганным тоном. – Никому доверять нельзя, каждый может оказаться членом «Перста Божьего».

– Это верно, – заявила женщина, звавшаяся Элькой Шрепп. – Например, твой шеф, Луиджи, чесночный комиссар Барнелли, наверняка там подрабатывает.

– Вы имеете в виду знаменитого борца с мафией? – изумился профессор, совершенно забыв об опасности. – Комиссар Марио Барнелли состоит в «Персте Божьем»?

– Не сомневаюсь, что это так, – заявила немецкая комиссарша. – Он пытается обвинить меня в убийстве Брамса... Разговорчики! – Она ткнула пистолетом в Джека и сурово спросила: – Итак, что вы делали в клинике?

– Я же сказал вам, что хотел проведать Брамса, – ответил Каррингтон-младший. – Он, конечно, редкостная сволочь, украл у нас теорию, которая теперь является незыблемым фактом, о замене образцов плащаницы, но...

Элька Шрепп перебила его, воскликнув:

– Вы тоже пытаетесь разоблачить козни Ватикана? Откуда вам известно о плащанице и подмене образцов?

– Мой отец и я додумались до этого, – отчеканил Джек. – А Брамс, которому мы имели неосторожность свою теорию поведать, сразу взял ее на вооружение и выдал за свою.

– Но теперь в наших руках имеется доказательство того, что подмена имела место! – запальчиво произнес Каррингтон. – Признание кардинала Морретти...

– Отец! – прикрикнул на болтливого ученого Джек, и профессор закашлялся.

– Признание кардинала Морретти? – ничего не понимающим тоном переспросил Луиджи Рацци. Виктория внезапно подумала, что он, несмотря на глуповатое выражение лица, очень даже ничего. – Оно уже у вас?