Текст книги "Всадники. История Адама Борута (СИ)"

Автор книги: Антон Перунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

  – Могу, но...

  – И меня не спрашивай, зачем так. – Опередила девушка готовый сорваться с губ Адама вопрос.

  – Хорошо, не стану. А что за вещь? Это я могу спросить?

  – Да. Пистоль.

  Глаза князя сузились:

  – Сколько же у тебя тайн, девица? – Спросил он удивленно.

  Марица улыбнулась открытой улыбкой, и Адам невольно ответил ей тем же.

  – А вот и дом Пахомия, – указала девушка на высокий каменный терем. – Ты скажи, что с Марфой знаком, так он со всей душой примет, она его племянница внучатая... Хотя, что же я? Думаю тебя и так, без всяких рекомендаций примут. Он старый вояка и уважает ум и отвагу. И о тебе слышал. Впрочем, – совсем смутилась Марица, – я не то что-то говорю. Ты сам, князь, все увидишь.

  Адам, который слушал ее с легкой улыбкой, кивнул:

  – Да, разберусь. Но все же благодарю. Хорошее напутствие. Ну, Марица, давай свой пистоль. Пора и прощаться. Только, надеюсь, ненадолго.

  Девушка достала из-под рогожки завернутый в тряпицу пистоль Гамсунга и аккуратно протянула его князю:

  – Не мой он. И рада от него избавиться. Спасибо, князь, – сказала Марица, когда он, взяв пистоль, сунул его в свободную седельную кобуру.

  – Не твой, – задумчиво сказал он. И заметив, как она чуть нахмурилась, добавил, – когда-нибудь ты мне все расскажешь, Марица.

  – Все может быть, жизнь так не предсказуема! – Легко согласилась девушка. Тронула поводья и, уже отъезжая, помахала рукой, – Удачи тебе, князь!

  Адам задумчиво посмотрел ей вслед и тихо проговорил:

  – До встречи, Марица!

  После чего он спешился, поглядел, куда свернул возок, и пошел вдоль улицы, присматриваясь к домам, ведя Бурана в поводу.

  Первой попалась лавка портного. Высокий совершенно лысый хозяин с большими миндалевидными глазами, без долгих объяснений понял, что требуется князю. Он живо обмерил Адама, и лишь спросил, какую он желает отделку, подклад и ткань нового чекменя, бешмета и штанов. Борут выразил свои пожелания и на этот счет, и спросил в ответ, где можно было бы выбрать все необходимое для пошива наряда?

   Мастер, представившийся Мефодием, рассказал о единственной лавке купца Филиппа Скрыни, в которой 'сиятельный князь' получит достойный выбор тканей, добавив, 'Скрыня сам возит товар, даже из Радослава, разбойники его пропускают, не грабят. Тараторя без умолку, портной добавил, что будет рад шить для знаменитого воина. Адам с улыбкой выслушал, каких людей обшивал Мефодий, и спросил его, какие еще мастерские есть поблизости. Мефодий подробно рассказал обо всех, присовокупив к каждой собственное мнение о хозяине и качестве его изделий. Уже стоя на пороге, Адам услышал пожелания скорейшей покупки достойной 'сиятельного князя' материи и готовности немедленно приступить к работе.

  Выбравшись на улицу, Адам первым делом посмотрел на все сильнее опускающееся к линии гор солнце. Времени до заката оставалось не много, и стоило поторопиться. Здесь, в Гребенске, народ наверняка с наступлением темноты укладывается спать – свечи дороги, а масляные светильники не дают много света. В Вендии июнь – и значит дни самые длинные, а ночи светлые и короткие, но даже этот, такой долгий день подходит к концу. Он огляделся, решая, куда же пойти? И выбрал дом Пахома.

  Толстая, выщербленная временем гранитная стена. Ни единого оконца, только сильно выше, на втором поверхе, так что и не допрыгнуть, разве что с коня, если встать на седло, идет ряд узких бойниц. Невысокие, вытертые тысячами ног ступени, и почти целиком оббитая железом дубовая дверь. Рядом висит металлическая цепочка, наверняка соединенная внутри дома со звонком, ею то Адам и воспользовался дважды дернув.

  Долго ждать не пришлось, дверь без малейшего скрипа открылась и на пороге Борут увидел худощавого юношу, чем то знакомого ему.

  – Я пришел к Пахомию Саблину, дома ли он?

  – Проходите, князь, дед дома. – с поклоном ответил парень.

  – Ты знаешь меня?

  – Да, я ведь работаю в 'Алом Драконе' у тетки – Марфы Ильиничны. Меня Дмитрием зовут, господин князь. – Вежливо, но без подобострастия откликнулся юноша.

  – Что ж, теперь не забуду, а ведь ты мне и показался знакомым...

  Пройдя в просторную гостевую комнату, стены которой украшали богатые ковры и множество развешенного оружия: современного – сабель, кинжалов, ружей и пистолей; старинного – щитов, секир, клевцов, шестоперов и перначей, даже тяжелый воротной арбалет имелся в богатом арсенале хозяев дома. На особо почетном, драгоценном нисском ковре, висел полный доспех, растянутый на колышках, сияя полированной сталью колец и пластин.

  Адам с интересом рассматривал оружие и не сразу заметил, как в комнату вошел сам Пахом, а следом бесшумно прикрыв дверь в зал проник и Дмитрий.

  – Рассматриваете коллекцию? Да, по этим клинкам можно изучать историю Вендии. Мои предки с полей сражений привозили добычу, и как самые ценные трофеи – личное оружие сильнейших врагов. Вот этот пернач принадлежал герцогу Майнцкому, мой предок сразил его в битве при Бувине. Когда наш славный император – Тан Рад Первый отправился завоевывать старую Европу, Саблины были с ним. Но простите меня, князь, за стариковские россказни, вы ведь пришли по делу, не так ли? Позвольте, я присяду, мои ноги уже не так крепки, как прежде.

  – Конечно, уважаемый Пахомий, и я не прочь присесть. – Помолчав несколько мгновений, собираясь с мыслями, Адам продолжил, – в ваш дом я пришел с вопросами. Чтобы зря не тратить ваше время, уважаемый, спрошу прямо – чем живет Гребенск? Не одолевают ли вас банды? Не душат ли они вам торговлю и ремесла? И не хотят ли гребенские жители разделаться с этой бедой раз и навсегда?

  Старик внимательно слушал Борута не пытаясь перебить или задать встречный вопрос, и даже когда Адам высказался до конца, еще долго не отвечал, размышляя и уставившись глазами в некую точку. 'Куда же он смотрит, черт, может на внука? И обернуться неловко, ладно, подождем, надеюсь, от этого будет толк'.

  – Князь, вы молоды, а я стар. Вы жаждете побед, а я мира и покоя, но и у меня есть дети и внуки, молодые и горячие, которые полны надежд и стремлений. И потому я отвечу не за себя – за них.

  Адам давно научился угадывать следующие шаги людей – очень полезный навык для воина и командира. Но старик поставил его в тупик, никаких версий, что же предпримет тот в следующий миг, у князя не нашлось.

  – Им нужен вождь, и пусть лучше им станете вы, князь, а не Гамсунг и еще какой прощелыга и разбойник. Или того хуже – вовсе без вождя начнут колобродить. Даже Митька – на что разумный парнишка, а и тот, коня себе добыл, с ружья в тайне от всех палит, думает, я не знаю... И потому ответ мой – да, я помогу вам, князь, но у меня будет пара условий. Первое – не торопитесь, все свершится в свой срок. И второе – поберегите моих внуков, а Дмитрия вам рекомендую, – он легко качнул головой в сторону внука, – лучшего начальника обоза и всего снабжения вам и не найти.

  – Ваши условия, уважаемый, я принимаю. – В тон советнику ответил Адам. – И раз спешить некуда, то предлагаю вновь встретиться чрез пару дней, и тогда уже обсудить подробности.

  – Я вижу, вы поняли меня, князь, не часто в последнее время встретишь разумные слова у молодых... – ответил Пахом, прозрачно намекая на вчерашнее поведение графа Шлоссенберга..

  Адам первым поднялся и, склонив голову в знак уважения, но Саблин приподняв руку, снова заговорил:

  – Вы, князь, задали мне вопросы. Если угодно, я отвечу на них. Присядьте.

  Дождавшись пока Адам вновь устроится на твердую тахту, советник продолжил:

  – Есть ли в Гребенске люди, готовые идти к вам на службу? Отвечу – да. Мы давно ни с кем не воюем, выросло много молодежи, которой тесно в городе. Если считать не женатых парней – сотни две наберется смело. Полсотни смогут пойти в полк товарищами – со своим снаряжением, оружием, припасами и лошадьми. Остальным – необходимо обеспечение от казны. Купить коней – не сложно, оружие – также.

  – Я смотрю, у вас все просчитано, уважаемый Пахомий...

  Не ответив на фразу Адама, Саблин продолжил:

  – Чем живет Гребенск? Прежде здесь шла очень бойкая торговля, теперь все захирело. Купцы уехали, остался один – да и тот платил Кречеру за безопасный проезд. Ремесла пришли в упадок – нет заказов. Но нас не трогают, дают жить спокойно. Такой расклад устраивает градского главу и совет. И они никогда не пойдут против властей – неважно правителя Чернагоры или вожака разбойных шаек. Семьи главы и советников, да пожалуй, еще пара десятков уважаемых и богатых родов в городе – поддерживают их политику. Но в Гребенске полсотни фамилий и те, что больше теряют от неудобного мира или не так богаты, а, может, просто более воинственны – сторонники разрыва перемирия с бандами и бесхребетного соглашательства с хозяевами замка. Они еще помнят, что Гребенск – вольный имперский город, получивший права от самого Императора! – Глаза Саблина на миг вспыхнули, но тут же он овладел собой.

  Подождав несколько секунд и поняв, что продолжения речи не будет, Адам благодарно поклонившись вновь поднялся на ноги.

  – Уважаемый Пахомий, я признателен вам за все, что услышал сегодня. Каждое слово – отложилось в моей памяти. А теперь позвольте откланяться.

   Простившись с советником, Борту вышел на улицу, вновь сопровождаемый Дмитрием, на которого теперь посмотрел другим, более пристальным и оценивающим взглядом. 'Значит, обозный голова? Или в наследники себе готовит, вот и при разговоре парень был, слушал, на ус мотал... Однако, ловок старик... Ну да посмотрим, пока у меня и обоза никакого нет, да и считать запасы – не занятие для воина, так что...'.

  К Подкове Адам подъехал, когда почти стемнело. Из, то и дело открывающейся двери, на улицу лился свет и долетали крики и веселый шум. Горцы, по одному по два, выходили из корчмы и уезжали на своих конях.

  Привязав Бурана к коновязи, Адам поднялся на высокое крыльцо и вошел. Внутри от множества светильников и двух очагов – было светло. Народу оказалось меньше, чем ожидал князь, всего две компании горцев человек по семь-восемь, они шумно распевали песни, видимо уже порядочно набравшись. На князя не обратили никакого внимания, занятые только своими кружками и куплетами скабрезной песенки. А за высоким прилавком стоял сам Куцый.

  Заметив Борута, он заулыбался, всем своим видом показывая желание услужить. Адам направился прямо к нему и грохнул об прилавок пистоль, по-прежнему завернутый в рогожку.

  – Что это? – Удивился Куцый, не решаясь трогать сверток.

  Адам одарил его холодным пронзительным взглядом и спокойным, но не предвещавшим снисхождения голосом, произнес:

  – Вот ты мне и ответишь. И если я заподозрю ложь...

  – Как можно, – суетливо заговорил владелец 'Подковы', – вижу что пистоль, а что можно сказать – у всех они есть.

  – Разверни.

  Куцый поспешно развернул, и на миг в его глазах мелькнуло узнавание, хотя он тут же сделал равнодушно-недоуменный вид.

  – Обычный... – начал, было, он.

  – Не доводи до греха, – тихо оборвал его Борут, – говори, чей!

  Куцый вздрогнул и побледнел. Глаза его забегали, но решался он не долго.

  – Гамсунга. Личный. Он им дорожил – у него пара. Оба отделаны серебром и бирюзой – на удачу.

  – Вижу. Ну, так вернешь ему, мне чужого не надо.

  Куцый вытаращил глаза от удивления. Но ни слова не сказав, сунул пистоль под прилавок.

  – Поужинаете, князь? – Угодливо спросил он.

  – Не в этот раз, Анфим. Ну, будь здоров. Гамсунгу привет передай!

  И Адам, еще раз насмешливо оглядев Куцего и всю залу, неспешной походкой направился к выходу.

  Уже в дверях князь столкнулся с заходившим в зал человеком.

  – Поосторожней, – проворчал тот, встретившись с ним взглядом.

  Примерно одного с ним возраста, роста и комплекции, новый гость Куцего явно был бандитом и не из мелких. У Адама на них развилось чутье. Посверлив друг друга взглядами, оба сделали шаг в сторону и разошлись. Борут обернулся, глянув ему в спину, и невольно хищная улыбка освятила его лицо. За пояс бандита был заткнут точно такой же пистоль, как тот, что остался под прилавком Куцего.

  'Так вот ты каков, красавчик Гамсунг!' – Думал Адам, вскакивая на Бурана, и потрепав по холке верного коня, негромко проговорил:

  Как же он тебя, братец, не приметил? Не о том думал? Интересно о чем...

  Обратный путь занял немного времени. Хоть и стемнело уже окончательно, полная луна хорошо освещала дорогу.

  Адам чувствовал душевный подъем и какую-то бесшабашную радость, хотелось пустить коня галопом, но город уже спал, а дорога в гору итак слишком крута. Он не слишком понимал, отчего ему так хорошо, ведь вопросов осталось больше, чем ответов. Не выяснил, что творится у Куцего, а все из-за пистоля, но и то удачно – минутой позже и все могло пойти иначе. Впрочем, если у Гамсунга удача в бирюзе, то у Войко – всегда была в сердце. И так по-глупому он свою удачу потерять не мог. Разве что вместе с сердцем. А еще Марица, откуда взялось это чудо? Откуда такая мудрость в хрупкой девчонке. Даже старик-советник не смог произвести на него такого впечатления. И какое отношение к Марице имеет Гамсунг? Сплошные загадки...

  А на душе все равно хорошо. Красивая ночь, звезды светят так ярко, или нет, это свет луны. Эх, сейчас бы спеть, как те горцы, только иначе. И ведь не пил ничего, вроде...

  Ворота распахнулись, едва он подъехал. Коня стали узнавать?

  Князь кивнул дозорному, вытянувшемуся при его приближении. И как не хотелось ему найти товарищей, отпраздновать с ними отличный день, спеть, наконец, Адам сперва занялся конем. Расседлал Бурана, бросил в кормушку чистого овса – заслужил, пусть тоже празднует. Взял щетку, и стал неторопливо чистить лоснящуюся белую шкуру.

  Орлика и остальных он нашел в пиршественном зале. И словно почувствовав состояние своего командира, все четверо приветствовали его радостными криками. В чем дело, выяснилось, когда его усадили между Орликом и Скворушем, вручив сразу чарку вина и подвинув аппетитный кусок запеченной оленины. Еще долго не смолкали голоса, звучали тосты, пелись песни и рекой лилось вино. Поводов отпраздновать нашлось не мало. Кони, удачная охота, новые знакомства да и так ли важен повод, если вокруг – друзья, а душа, сама не зная почему, поёт?

  Глава 4. Замок Чернагора и г. Гребенск. 23 июня 1647 года.

  После обязательной утренней разминки, братья Хортичи облились ледяной колодезной водой и перехватив пару вчерашних пирогов на кухне, отправились на конюшню. И дело не только в том, что заскучали по своим чудо-скакунам. Вчера князь напомнил им о необходимости во чтобы то ни стало перехватить Эрика – связного Кречера.

  Оседлав коней, парни выехали из замка. Верхами, на рысях, дорога до 'Подковы' заняла всего минут пятнадцать. В харчевне стояла тишина. Ни посетителей, ни лошадей у коновязи – никого. Самого Куцего братья в зале тоже не увидели.

  – Видно у них все начинается с обеда, а самый разгар – вечером и ночью. – Заметил Тадек, усаживаясь за стол.

  – Интересно, нам предложат перекусить? – буркнул Марек.

  – Ты только что съел пирогов, обжора!

  – Не скажи, разве это еда? Так – перекус. Я бы с удовольствием сейчас умял большую тарелку глазуньи с ветчиной и шкварками.

  – Да, теперь, когда ты так смачно рассказал, я и сам захотел поесть.

  Они переглянулись и довольные расхохотались. На поднятый братьями шум из поварни выглянула детская голова.

  – Эй, малец, иди сюда! Тебя как кличут?

  – Митроха, – с интересом разглядывая русинов ответил мальчик.

  – Вот что, Митроха, мы голодны, сообрази чего-нибудь интересного, мы в долгу не останемся. – Марек подмигнул пареньку.

  – И вот еще что, позови Снежану, она служанкой работает у вас...

  – Ффу, я и так знаю кто такая Снежанка, – Митроха с деловым и независимым видом протянул сложенную лодочкой ладошку, – все сделаю, но на слово я не верю.

  – Ишь ты какой... а подзатыльник получить не хочешь?! – гневно воскликнул Марек.

  Мальчик сразу же отскочил на пару шагов, посверкивая из-под длинной русой челки зеленовато-серыми глазами.

  – Подожди, Марек. – Тадеуш остановил начавшего вставать брата, – а ты, Митроха, иди сюда, я тебе монетку дам.

  Получив плату, нахальный мальчуган резво побежал выполнять поручения.

  Когда спустя несколько минут ожидания в зал вплыла Снежана, Тадек сразу же встал, приветствуя девушку.

  – Чего изволите, милостивые господа? – Посверкивая глазами и с трудом сдерживая радостную улыбку, задала она обычный вопрос.

  – Снежинка, я так рад тебя видеть, – чуть осипшим от внезапного волнения пробормотал Тадеуш.

  Марек, глянув на замолчавшего брата, вклинился в разговор:

  – Принеси нам, девица, всего и много. Что у вас есть свежего? Мы вот про глазунью яиц на пяток мыслили, да с колбасой жареной, да со шкварками. Хлеба, масла топленого, брынзы, а на сладкое творога со сливками и медом, и жбан взвара травяного.

  – Все будет сделано. – Снежана продолжала стоять глядя на Тадека.

  – Если ты будешь и дальше пялиться на моего братишку, сделано будет к ужину, поспеши, я голоден как волк.

  Улыбнувшись Тадеку на прощание, Снежана ушла на кухню. На этот раз ожидание оказалось совсем коротким. Стол быстро заполнился едой, и братья на время позабыв обо всем, увлеченно принялись поглощать все принесенное девушкой. Покончив с угощением, они расплатились и вышли на двор, Снежана вышла следом. Марек поняв, что третий – лишний, отошел в сторонку, а Тадек с девушкой по ручку пошли к реке через большой сад, разбитый позади корчмы.

  Марек так и не дождался появления Куцего. Но не расстроился. Сам себе он готов был признаться – трактирщик очень не прост и в хитрой игре с ним можно и получить по зубам, а не отхватить куш.

  Но времени даром не терял, внимательно осмотрел еще раз все хозяйство, конюшни, прогулялся тут и там, заглянул повсюду, запоминая все мелочи. Через минут пятнадцать во дворе появился Митроха, с интересом принявшийся наблюдать за русином. Марек, преодолев первый порыв стукнуть мелкого нахала по шее, решил подозвать его к себе.

  – Эй, паренек, иди сюда.

  – А драться не будете?

  – Не буду, бегом давай!

  – Чего надо, господин воин? – с независимым видом спросил малец.

  – Я так погляжу, ты парень хваткий и глазастый. Хочешь заработать?

  В глазах мальчика загорелся огонек:

  – А сколько?

  – От тебя зависит. Слушай сюда. Ты ведь все про всех знаешь здесь, верно?

  – А то, много всего знаю! – самодовольно улыбаясь, ответил Митроха.

  – А про Кречера знаешь?

  – А что про него знать? В аду чертям с ним весело поди... – раздраженно бросил мальчишка.

  – Что и тебе досадил?

  – Драться любил, вечно как ни увидит, сразу плеткой... а что ему? Все его боялись.

  – А кто в отряде его был, всех помнишь?

  – Всех наверно, они часто у Куцего столовались.

  'Ого, интересно девки пляшут, значит, столовались?! Так, продолжим' покатал услышанное в голове Марек.

  – А Эрика помнишь?

  – Ха, а чего помнить то, хорька жадного?! Он редко бывает, как приедет, вечно с хозяином шепчется, к девкам пристает...

  – За что ж ты его так? Неужто на хоря похож?

  – Ага, худой, зубы острые, нос торчит, глазки бегают...

  – Давно он у вас не появлялся?

  – А чего, вы разве не всех их перебили? Вы ж вроде всю банду положили там, в горах...

  – Хм... нет, такого не припомню... Жив он, по всему выходит. И если ты, когда он в 'Подкове' появится, мне весточку передашь, я тебе щедро заплачу.

  – А сколь? У всех щедрость разная...

  – Полтину серебром. Хватит с тебя, Митроха?

  – Договорились, – мальчишка с взрослым видом кивнул головой, подтверждая сделку.

  – А пока, вот тебе десять грошей, задатком. Ну, беги, поди делов то хватает.

  – Ага, – и Митроха довольно сжимая в кулачке монеты порысил куда-то.

  Марек еще раньше заметил, что брат возвращается, потому и разговор с жадным до денег мальцом свернул быстро. На лице Тадеуша блуждала счастливая улыбка.

  – Ну как? Получилось что? – выезжая со двора спросил Марек.

  – Да, все обговорили, обещала сразу весть послать.

  – А как она тебе ее пошлет? Об этом вы договорились?

  – Нет, не подумал...

  – Эх ты, шляпа! Ладно, я тоже время не терял, мальца этого шустрого – Митроху, сумел подрядить, только ему не хочу про ваши дела с Снежанкой говорить. – Довольный своими успехами, похвастал Марек брату.

  – Молодец. Теперь надо все командиру рассказать.

  – Так поскакали! Может он еще в замке?

  И Хортичи стремительным легким галопом понеслись по еще сонной с утра главной улице Гребенска.

  ***

  Непривычно было встречать рассвет в старинном замке после стольких месяцев скитаний. Иногда отцу Филарету, в прошлой жизни – до пострига – отроку Алексею, казалось, что вернулись прежние времена и он снова помощник лекаря в Радославле. Там они жили при дворце императора, но комната Алексея была скорее крохотным чуланом, куда едва вмещалась узкая койка. У самого лекаря покои, к которым и примыкал чулан, были не многим лучше. Кроме такой же узкой койки – там стояли бесчисленные полки и шкафы с пузырьками и сушеными травами, небольшой умывальник и старый колченогий стул.

  Здесь же, в Чернагоре, покои, отведенные отцу Филарету, были просторными и светлыми. Широкая кровать теперь пустовала, горец покинул замок, но монах так и не позволил себе занять ее. В углу был брошен на пол матрас, набитый соломой, который служил ему постелью. Да и не так это было важно, поскольку большую часть ночи монах молился, восполняя леность, посещавшую его днем.

  За окном уже звучала утренняя песнь воинов – звуки сплетающихся в причудливом танце клинков стали привычными для уха. Монах поднялся с колен, закончив утреннюю молитву земным поклоном. Через окно он с удовольствием понаблюдал за тренировкой князя Борута и его молодцев.

  Невольно вспомнились занятия молодого принца с дружиной. Вот также с утра занимались, не так красиво, как князь, но все же... Жаль принца, погиб таким молодым. Царствие ему небесное! Оставил после себя двух очаровательных дочек на руках отца. Что и говорить Император внучек любил, особенно старшую, Еву. Ее при дворе все любили, кто был близок к императору. Младшая, Екатерина, не такая была, не хуже, просто другая. Кажется, им по шесть лет было, когда отец Филарет покинул дворец и Радославль для жизни в монастыре.

  Тренировка подошла к концу, воины обливались ледяной водой у колодца, и отец Филарет оторвался от воспоминаний, возвращаясь в настоящее. На кухне, куда он зашел, госпожа Штадель уже вовсю командовала женами дозорных, подготавливая завтрак. Заметив отца Филарета, все радостно его приветствовали, подошли под благословение, хоть монах и просил их не отвлекаться на него. Женщины продолжили свои занятия, а отец Филарет устроился в уголке, где его уже ждала краюшка хлеба и большая кружка молока. На его удивленный взгляд, госпожа Штадель вкратце поведала о том, что теперь молоко здесь будет постоянно и не гоже отцу Филарету пить одну только воду.

  – Благодарю, давно мечтал о молоке, – ответил на это монах, даже не подумав возразить.

  Во дворе замка было уже многолюдно. Народ собирался теперь каждое утро, всем нравилось наблюдать за тренировками князя. И хоть любопытное зрелище подошло к концу, люди не расходились, коротая время до завтрака. На отца Филарета обращали внимание, как-то сразу светлели, кланялись. Проповедника не было видно, да Кристоф и не любил вставать рано. Обычно появлялся к завтраку, а потом шел в часовню, которую уговорил графа отдать ему на обустройство. Отец Филарет только раз там и был, как-то грустно было от суеты Кристофа, его повелительных манер, громкого голоса. Руководитель из него был неплохой, сумел быстро народ помогать заставить. Сам лишь командовал и поучал. Отца Филарета предпочел не замечать, что только порадовало монаха.

  После отъезда горца, заняться вроде бы и нечем было. Отец Филарет заглянул в оружейную, где трудились уже Яков с Андреем. Оба отвлеклись, радостно поздоровались, видно было что этот труд доставляет им удовольствие. Маленький Борислав ворвался в оружейную, но притормозил, завидев монаха.

  – Здрасте, – неловко сказал он.

  – Здравствуй, Славко, – откликнулся отец Филарет, – слышал, ты теперь у князя служишь.

  – Да, – сразу оживился мальчишка, – уже третий день. Вот и сейчас спешу. Только передать отцу велено, чтоб завтракать шли. Князь сказал, – он нахмурился, припоминая, и выпалил, – дело – делом, а и о хлебе забывать не гоже. Вот.

  – Ну, молодец, – похвалил монах, – и правда, позавтракать надо. Я вот уже успел. Прожорливый что-то стал на свободе-то.

  – Идем, – кивнул сыну Яков, который тут же убежал, – а вы, отче, собрались куда?

  – А в город, думаю прогуляться. Погода хорошая, – тут же решил монах, – Да и в церковь зайду. Давно я в храме Божьем не был.

  На этом они распростились, а монах, зайдя к себе в комнату, собрал кое-какие вещи в дорогу, удивляясь, что же он раньше не подумал пойти в город. Двор опустел, видимо все на завтрак ушли, только дозорные у ворот негромко переговаривались.

  Вскинув котомку на плечо, отец Филарет уже отправился к воротам, когда его окликнул князь. Монах остановился, поджидая. Дозорные сразу же замолчали, вытянулись по струнке.

  Адам подошел быстрым пружинистым шагом, спросил с ходу:

  – В город собрались, святой отец?

  – Да, князь. Пройдусь. Разомну косточки.

  – Я хотел коня вам дать, теперь есть такая возможность, хоть и не слишком хорош – все не пешком.

  Монах улыбнулся и покачал головой.

  – Не стоит, князь, в пути я отдыхаю, а верхом для меня – одно баловство. До города то близко совсем, а я уж соскучился по дороге. Пойду так, уж не сердись.

  – Да я понимаю, – улыбнулся Адам, – идите, коли так. В церковь, наверно?

  – Да, князь, хотелось бы.

  – Я поговорить хотел... Но не сейчас, может позже. И я занят, и вас не хочу задерживать. До встречи, тогда.

  Князь пошел обратно, а монах зашагал по дороге, уходящей вниз – к Гребенску, наслаждаясь утренней свежестью, пением птиц, видом далеких гор – все еще в легкой дымке. Он и, правда, любил ходить пешком, хотя давнее повреждение подколенных связок порой давало о себе знать. Вот и сейчас правая нога быстро уставать стала – пришлось присесть у обочины, чтобы дать ей отдых. Отец Филарет достал из котомки нож, срезав росшую рядом тонкую березку. Очистив ее от веток и коры, он пошел дальше, опираясь на нее, чувствуя себя с посохом уже гораздо увереннее. Только чуть пожалел о посохе, отобранном разбойниками – тот был настоящим произведением искусства, единственная роскошь, которую позволял себе монах за последние десять лет.

  В город он вошел, когда солнце поднялось уже высоко. Из 'Алого Дракона' доносились дивные запахи пирогов и жаркого. Прохожие оборачивались, провожая его взглядами, а он, словно не замечал, весь уже устремился к церкви, купол которой, блестя на солнце, завладел всеми его мыслями.

  Храм, который тогда, в полутьме, показался ему заброшенным, сейчас, при свете дня смотрелся иначе. Все-таки умели здесь строить. Красота линий сложенных из камня стен, тяжелые дубовые двери, украшенные резьбой, небольшие оконца с цветными витражами, забранные узорчатой решеткой. Все сейчас виделось в другом свете. Не так много усилий потребуется, чтобы все привести в порядок. Гораздо важнее, что внутри...

  Но мысли эти лишь на мгновение промелькнули. Отец Филарет опустился на колени на пыльную землю перед каменными ступенями и на несколько минут замер, вознося Творцу безмолвную благодарственную молитву. Только поднявшись на ноги, он заметил стоящую рядом женщину, совсем еще молодую, в черном вдовьем наряде.

  – Благословите, батюшка, – попросила она ясным голосом, глядя на него с робкой улыбкой.

  – Бог благословит тебя, – монах осенил ее крестным знаменем и спросил, – как тебя зовут?

  – Фрося. Ефросинья.

  – Скажи мне, Фрося, а не знаешь ты, у кого ключи от храма?

  – Знаю. Я ж тут немного приглядывала, только сил на все не хватало, дети малые, хозяйство... Ключ здесь, у сторожа в ратуше. – Она указала на высокое здание напротив церкви. – Прямо через площадь. Я могу сбегать.

  – Сделай милость, очень тебе буду благодарен.

  – Да что вы, батюшка, мне не трудно, я мигом.

  Ожидая Ефросинью, монах обошел церковь кругом, внимательно оглядывая и дорожку вокруг храма и стены, которые оказались целехонькими, что немало порадовало. Только витражи были кое-где разбиты, но сейчас это казалось мелочью.

  Покосившийся крест на колокольне удручал – добраться самому пока не представлялось возможным. Трещины на ступенях совсем не волновали, а вот с крестом надо было думать – не хорошо это.

  Наконец на площади снова показалась Фрося. Она отдала ключ, и спросила, может ли еще чем-то помочь. И так как монах, поблагодарив ее, отрицательно покачал головой, Ефросинья ушла, объяснив, что времени сейчас совсем нет, но позже обязательно еще зайдет.

  Ключ легко повернулся в скважине и отец Филарет открыл тяжелую, заскрипевшую на заржавленных петлях, дверь. Внутри царил полумрак и прохлада. На каменную плитку пола падали цветные зайчики света от сохранившихся витражей.

  Отец Филарет не заметил, сколько времени он простоял посреди храма, оглядывая иконы, проникаясь духом церкви. Потом обошел весь храм приложился к каждому образу. Видно было, что хоть и не идеально, но за храмом следили. Пыли было совсем немного.

  Вот в алтаре было похуже – сюда явно уже года два не заглядывали. Хотя все оставалось на своих местах – престол, семисвечник, книги на полках, пара простеньких облачений в ризнице, пожелтевших от времени, но вполне еще пригодных, все было покрыто толстым слоем пыли и казалось серым и неприглядным. Оставив в сторону посох и сбросив котомку, отец Филарет засучил рукава и принялся за уборку. С большой любовью прикасался он к каждой вещи, словно к неожиданно вернувшимся к нему старым знакомым.

  За делом незаметно пролетел день, даже голода он не чувствовал, пока вновь пришедшая Фрося не позвала его, сообщив, что принесла поесть. Наспех перекусив и поблагодарив добрую женщину, за подол которой цеплялся малыш лет пяти, монах снова принялся за работу. Лишь, когда свет, падающий из окон, стал совсем тусклым, он засобирался в обратный путь, решив завтра же прийти сюда снова.

  Отдав ключи сторожу в Ратуше, который глянул на него острым заинтересованным взглядом, отец Филарет хотел было уходить, когда сторож окликнул его.

  – Эй, батя. А ты чего, новым попом у нас будешь?

  Монах приостановился:

  – Может и буду. Посмотрим.

  – А ты дом то церковный смотрел? Ты глянь, глянь, может передумаешь.