Текст книги "Всадники. История Адама Борута (СИ)"

Автор книги: Антон Перунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

  Ее немного разозлило и то, что он заставил ее взбираться на стену. Однако лестница оказалась достаточно удобной, а открывшийся перед баронессой вид на горы Ермунганда, и уверенность, что граф почти в ее руках, заставили на время забыть обо всех своих обидах.

  – О, граф, – воскликнула она, заметив приближающегося к ней Людвига, – как же здесь красиво!

  – Здравствуйте, баронесса! – граф немного растерялся от такой встречи, но, заметив, что девушка выглядит довольной, поспешил согласиться, – вы правы!

  – А вам не нравится? Вы совсем не смотрите вокруг!

  – Да, – чуть рассеянно отозвался граф, – вид прелестный, но глаза мои полны вами, Анна!

  Она посмотрела на него сквозь ресницы и спросила самым нежным голосом:

  – Вы это серьезно, граф? Или смеетесь над бедной девушкой, волею судьбы оказавшейся в вашей власти?

  – Клянусь вам, Анна. Я серьезен как никогда. У меня и в мыслях не было смеяться над вами. И о какой власти вы говорите? Вы здесь гостья.

  – Гостья? – задумчиво переспросила она, и неторопливо пошла вдоль зубцов стены, краем глаза следя за графом, который поспешил вслед за ней.

  – Ну, разумеется, – ответил он, – самая желанная гостья в моем замке.

  – И только? – баронесса бросила еще один взгляд из-под ресниц, изящно повернув головку.

  – Больше чем гостья! – Отвечал Людвиг, немного растерявшись. И добавил с жаром, – любое ваше желание – закон для меня!

  – О! Как это мило с вашей стороны, Людвиг! Неужели любое?

  Граф подтвердил, что конечно, как может быть иначе, но вопрос задал с осторожностью:

  – А что бы вы хотели?

  Баронесса весело засмеялась. Граф был очарован ее переливчатым смехом, но в то же время раздосадован, подозревая, что смеется она над ним.

  – Я бы хотела, чтобы вы продолжали идти рядом, дорогой граф, и развлекали меня беседой.

  – Это самое малое, что я могу для вас сделать! – воскликнул он. – Анна, я хотел бы показать вам замок, здесь много древних, потаенных местечек...

  Неспешно шагая рядом с ним, Анна улыбалась на его пространные рассказы о замке, которые он слышал от отца. Как же он бесил ее этим. Неужто не понимает, что ей это совершенно не интересно. Впрочем, кажется, он больше смотрит на нее, чем думает о замке. Значит пора этим воспользоваться, да и зачем ждать! Чем быстрее она покинет этот тоскливое местечко, тем лучше, но пока она здесь, что мешает ей развлечься? Судя по всему, граф на многое готов пойти ради нее. Тем хуже для него!

  – Вы так интересно рассказываете! – Произнесла она вслух. – Что мне невольно вспомнился наш замок. И мой любимый отец! Я так соскучилась по нему, Людвиг! Ах как бы я хотела отправиться домой сейчас же...

  – Боже мой, Анна! Зачем вы это говорите? Вы же разбиваете мне сердце! Погодите, вы плачете? О, милая баронесса, простите. Я такой невнимательный. Ну улыбнитесь же. Слезы на ваших прекрасных глазах очень удручают.

  Анна смахнула единственную слезинку, которую удалось выдавить и благодарно на него посмотрела:

  – Ах, Людвиг! Вы один меня здесь можете понять. Ведь и вы долгое время жили в столице! У нас с вами так много общего!

  – Да, Анна, я вас очень хорошо понимаю! – С жаром ответил он.

  – Правда? Сама судьба послала мне вас, Людвиг. С кем еще я могла бы поговорить о том, что так дорого мне. Жаль только, что у вас не так много времени на пустую болтовню со мной. Ведь вы здесь хозяин. У вас много забот важнее, чем мои глупые воспоминания.

  – О нет, Анна, вы ошибаетесь! Говорить с вами, слушать вас – для меня это настоящее счастье. Дела подождут, мне слишком хорошо рядом с вами. Прошу вас, располагайте мной.

  – Вы напомнили мне отца, – она устремила взгляд вдаль, словно и правда предалась воспоминаниям, – он всегда находил для меня время, заботился, что бы я не скучала, хотя управление поместьем забирало у него тоже очень много времени.

  – Я рад, что напомнил вам отца, – сказал граф с легкой досадой, – но поверьте, я испытываю к вам отнюдь не отцовские чувства.

  Анна серьезно взглянула в его глаза и этот взгляд все длился и длился... Как же это отличалось от того, что она испытала со Скворушем! Она ничего похожего не чувствовала к этому мальчишке! Но граф... Он побледнел и взгляд его стал голодным и страстным. Анна даже испугалась на мгновение, что зашла так далеко, резко отвернулась. Глубоко вздохнув, она защебетала, словно ничего не случилось:

  – Как же весело у нас было! Поездки верхом, катания на лодках. Право граф, вы должны как-нибудь навестить меня там. Отец устраивает замечательные балы. Видели бы вы меня в тех нарядах, что папочка заказывал в Париже! Ах, я так скучаю по этим платьям. Признаюсь вам по секрету, граф, я ведь была жуткая модница в столице.

  – Понимаю! – Хрипло произнес Людвиг. – Мне тоже нравится верховая езда и балы. Но что стоит устроить это здесь. Я куплю вам лошадь...

  – Ах нет – я не слишком хорошая наездница. Предпочитаю путешествовать в карете.

  – У вас будет карета! Обещаю! И бал можно устроить. Если вы этого захотите.

  – Вы правда сделаете это для меня? – Тихо спросила она.

  – О! Клянусь вам, Анна. Это самое малое, что я готов для вас сделать. И если вы хотите бал, будет бал. Созовем соседей...

  – Значит, бал будет? О, Людвиг, я вас просто обожаю! – Такой доверительный тон давался ей особенно легко. С графом ей и в самом деле было просто. Ей даже не пришлось просить о бале, сам предложил. Что ж, надо и об остальном позаботиться. – Жаль только, что я не могу вам позволить его устроить только из-за моей прихоти.

  – Я сам этого хочу! – Твердо ответил Людвиг.

  – Ох Людвиг, но я ведь не смогу на него пойти!

  – Но почему?

  – Это платье – все, что у меня есть.

  Она посмотрела на него с грустью.

  – Ваше платье великолепно, но вы правы. – Проговорил он, окинув жадным взглядом ее фигуру. – Милая Анна, ведь можно заказать платья здесь, в городе!

  – Ах, Людвиг, вы такой умный! Мне это и в голову не пришло.

  Прогулка продолжалась почти час, за это время граф не только рассказал, как именно он собирается устроить бал в ее честь, но и любезно показал своей гостье все достойные ее внимания места и закоулки Чернагоры. Они оживленно общались и нагулявшись на прозрачно-чистом горном воздухе, разбудили здоровый, присущий молодости аппетит, решили не откладывая и не дожидаясь князя и остальных русинов отобедать вдвоем.

  За обедом непринужденное общение между ними продолжилось. Приступая к ароматной чашке чая, Анна спросила:

  – А что разбойники, так и сидят в подземелье?

  – Вам интересны эти мерзавцы? – удивился граф.

  – Мне интересно, что с ними будет, после того, как они убили без жалости охрану каравана – и целые сутки держали меня в страшном темном подвале. Надеюсь, вы не собираетесь просто отпустить их?

  – Ну что вы, Анна, они ответят за каждую слезинку, пролитую вами.

  Баронессе понадобилось немало самообладания, чтобы не рассмеяться ему в лицо. Ни одной слезинки она не припомнила. Разве что принять во внимание Лизи. Та пролила немало слез оттого, что убили начальника охраны каравана, который оказывал горничной знаки внимания и очень ей нравился. Анну это немного раздражало, но видя как убивается Лизи – она ей даже посочувствовала тогда.

  – Спасибо, граф, – сказала она тихо, опустив голову, словно даже воспоминания были для нее тяжки.

  – Анна, клянусь, эти негодяи умрут до заката! – горячо воскликнул граф.

  Вид горестно склоненной головы баронессы, образ страданий и мук причиненных ей бандитами привел его в странно смешанное состояние ярости, сочувствия и праведного гнева.

  – Обещаю вам! Вы довольны? – с тревогой и ожиданием задал он вопрос.

  Анна подняла голову и посмотрела на него с такой благодарностью, что граф вспыхнул и несколько секунд не мог оторвать от нее восторженного взгляда.

  – Пожалуйста, граф, – сказала она, улыбнувшись самой мягкой улыбкой, – не смотрите так! Вы смущаете меня.

  – Но, Анна! Как я могу не смотреть! Однако ваше слово – для меня закон. Обещаю больше не смущать вас. Пожалуйста, вы должно быть голодны, угощайтесь. Для меня истинное наслаждение просто находится рядом с вами!

  Вполне удовлетворенная достигнутым эффектом, баронесса отдала должное замечательному горному меду и нежнейшим кренделькам, испеченным по особому рецепту супругой Отто Штаделя.

  Когда обед благополучно подходил к концу Витред, лично прислуживавший за столом, подойдя к графу шепнул ему что-то на ухо. Людвиг заинтересованно посмотрел на него и отбросив салфетку, сказал:

  – Зови их, а я все думал, когда же они соизволят явиться, совсем не плохо для старых перечниц! Так сколько их, говоришь?

  – Сам городской голова Гребенска – Михал Окора и четверо членов градского совета.

  – Отлично, распорядись, чтобы в приемном зале поставили стулья для пятерых гостей. А им скажи, пусть подождут, я скоро появлюсь.

  – А вы, Анна? – Граф пристально посмотрел в ее лицо, словно пытаясь угадать ее настроение, но больше любуясь правильными чертами, рыжими локонами, падающими на румяные щечки, прихотливо очерченным ртом, будто ждущим его поцелуя. Он сглотнул и продолжил слегка севшим голосом. – Хотите ли вы присутствовать на встрече? Не наскучит ли вам общество унылых и прижимистых стариканов?

  – Что вы, граф, – Анна постаралась скрыть торжество, и скромно опустила глаза, – я с радостью готова сопровождать вас, Людвиг. Уверена, ваше общество скрасит любые неудобства и развеет скуку.

  Он поднялся и подал ей руку. Анна, слегка помедлив, аккуратно сложила салфетку, лежащую на коленях, положила ее на стол и только после этого, поднялась и шагнула к ожидавшему ее Людвигу, положив свою маленькую ручку на рукав его камзола.

  Граф улыбнулся ей счастливой улыбкой и повел в зал для приемов.

  Людвиг, войдя в зал, где его ожидали представители Гребенска, небрежно кивнул в ответ на их почтительные поклоны и не спеша усадил баронессу в кресло, затем уселся сам и лишь выдержав некую паузу, разрешил почтенным старикам сесть. Городской голова и его соратники, поднявшиеся на ноги при входе графа, терпеливо ждали, их ничуть не смутило поведение нового хозяина Чернагоры.

  Анна с любопытством рассматривала колоритных стариков, их окладистые белые бороды и пышные усы, тяжелые длиннополые давно вышедшие из моды кафтаны темных тонов, расчесанные на пробор седые головы. У градского главы на груди весела массивная серебряная цепь с круглым знаком, в верхней части которого был высечен Дракон Радов. В нижней располагался гребень с тремя зубцами, очевидно герб самого Гребенска, что означало – перед ними городской голова имперского города со всеми присущими по закону правами и привилегиями.

  Анна почти наизусть знала большую часть имперских городов Вендии. Аланберг, Люблин, Белгород, Пандара, Судува и, конечно, Радославль, древняя столица империи – население, богатство, роскошь, размеры и могущество любого из них в сотни раз превосходило Гребенск. И немало удивилась, что такое маленькое поселение, когда-то получило таки столь высокий статус.

   Сам разговор Анну не заинтересовал. Граф наседал, наскакивая как молодой петушок, постоянно бросая на Анну взгляды, словно говоря: 'Смотри! Ловко я их!' Девушка в ответ лишь улыбалась, всем своим видом показывая одобрение. Старики в ответ неспешно отбивались, больше отмалчиваясь и бесконечно сетуя на бедность, плохой урожай, полностью прекратившуюся торговлю и отсутствие караванов, прежде регулярно проходивших через гребенской перевал, жаловались на банды, разорявшие округу, постоянные кражи скота и многие другие несчастья. Анна с усмешкой подумала 'Странно, что они не жалуются на порчу, сглаз и скисшее от домового молоко', но вслух свои мысли не выразила, предпочитая оставаться наблюдателем.

  Тон и накал беседы постепенно возрастал, лица почти всех старцев раскраснелись, движения стали порывисты и лишились недавней солидной размеренности, только один из них, то ли плохо слышал, то ли дремал, не принимая участия в беседе – сидел с самого краю и щурился, как кот на солнце. 'Им на покой пора, песок уже сыплется!' – невольно подумала Анна.

  Зато граф на удивление успокоился, понизил голос и стал говорить реже и короче, но каждая его новая фраза заметно воздействовала на голову и совет. Теперь он не напоминал Анне петушка, нет, это был уверенный, сильный хищник, нашедший слабые места жертвы и безжалостно разящий ее. Анне даже стало интересно, к чему они пришли. Она прислушалась к разговору:

  – Итак, я требую в кратчайший срок – даю вам три дня, собрать деньгами все недоимки за прошлые года, а также выплатить натурой и деньгами, сколько найдете, налоги за этот. Завтра же начнете поставки продовольствия для замка, сколько и чего требуется, вам скажет чуть позже мой управляющий Витред.

  – Но это невозможно, ваше сиятельство, – говорил Голова, как-то затравленно глядя на графа, – так быстро и столько много мы просто не способны собрать. Люди начнут возмущаться, это может привести к беде!

  – Что приведет к беде, я уже сказал. – Жестко отрезал граф. – Так что говорю для вашей же пользы – не пытайтесь меня обмануть или разжалобить. Три дня! И ни часом больше. – Людвиг победно взглянул на Анну, и словно вспомнив о чем-то, произнес. – И еще, в темнице Чернагоры сидит три пленных бандита, я намерен сегодня же устроить суд. Вина их несомненна, но закон есть закон. Вы все, как городская власть, обязаны присутствовать на допросах и суде. Господа, – встав с кресла-трона добавил он, – предлагаю безотлагательно пройти за мной в подземелье, для допроса обвиняемых.

  Обернувшись к баронессе, он сказал совсем другим тоном:

  – Вы со мной, Анна? Я знаю, что вы этого желали, но пойму, если откажетесь идти. Боюсь, это не слишком приятное зрелище для вас!

  – Я с вами, – твердо возразила она, посмотрев на него с уверенностью и достоинством, – пока я с вами, граф, я чувствую в себе достаточно сил, чтобы выдержать любое зрелище.

  – Я очень ценю это, Анна! – Тихо ответил он, нежно коснувшись ее руки. – Тогда пойдемте. Не будем тянуть с этим делом.

  Во дворе к ним сразу подошел Отто Штадель своей кривоватой походкой и доложил:

  – Ваша светлость, какие будут приказания?

  – Мы идем в тюремный камеры для допроса, выделите сопровождение и обеспечьте охрану. Сюда, – он рукой указал на крыльцо господского дома, – выставьте кресла для меня, баронессы фон Месинг и городских старейшин.

  – Все будет исполнено в точности, ваша светлость.

  Граф, решительно направился в подземелье, следом за ним потянулись городской голова и советники. Замыкал шествие Витред. Спускаясь вниз по крутым ступеням, Шлоссенберг почти столкнулся с Борутом, поднимающимся наверх. Обменявшись короткими взглядами и они разошлись без слов и объяснений.

  Дальнейшее не слишком запомнилось самому Людвигу. Он поочередно входил в камеры, задавал несколько банальных вопросов:

  'Имя, откуда родом, как давно в банде, кем был в шайке?'

  Без всякого внимания выслушав ответ и дав время Витреду записать данные в протокол, он поспешно шагал к следующему узнику. Нетерпение его было очень заметно. Анна, которая и сама уже пожалела о решении принять в этом 'жалком фарсе' участие видела – Людвиг тяготится всем происходящим и принятое решение его вовсе не радует, а гнетет. Но помочь ему ей и в голову не пришло, напротив, она чуть злорадно решила – вот-вот, помучайся, не так-то и просто быть государем и правителем...

  Наконец, допросы были окончены и они покинули мрачное, душное подземелье.

  Во дворе уже собирались все жители Чернагоры, они выглядели смущенными и неуверенными, с любопытством поглядывая на графа и представителей городского совета, которых Витред усадил на высокие стулья рядом с креслом-троном Шлоссенберга.

  – Приведите обвиняемых, – отрывисто приказал граф все еще стоящему рядом сержанту.

  – Слушаюсь, господин граф, – отозвался Отто и, развернувшись на каблуках, быстро зашагал в сторону темницы.

  Четверо дозорных вывели пленников – со связанными руками, те смотрелись очень измученными и подавленными. Анна с удивлением смотрела, на своих недавних похитителей. Никакой ненависти к ним она почему-то сейчас не испытывала, лишь жалость, смешанную с презрением. Сами виноваты.

  Она заметила, как следом за дозорными появился князь Борут, вместе с Орликом и Скворушем, сразу устремившем на нее свой взгляд. Баронесса поспешно отвернулась, понимая, что не сможет, глядя на красавца Сашко, и дальше так беззаботно играть свою роль. Лишние чувства были сейчас совершенно не уместны, и чтобы обрести прежнюю уверенность она попросила графа:

  – Может, нам лучше сесть, Людвиг? Я смотрю, кресла для нас уже готовы.

  – Вы правы, Анна, пойдемте!

  Князь сразу отметил все, что происходило вокруг. И солдат гарнизона при оружии, и господ из городского совета, с поникшим видом, сидящих напротив, и народ, разместившийся вокруг, ожидая редкого зрелища. На несколько мгновений привлек внимание сухонький старичок из совета. Сидя с краю и чуть в стороне, он, в отличие от остальных, похоже, не унывал, поглядывал по сторонам незаметно, почти с детским любопытством, щурился на солнце, и не было в нем ни рабской покорности, ни возмущения, ни вселенской тоски. 'Видимо, в совете его держат из-за заслуг каких, а не из-за реальной пользы', – подумал Адам, но в тот же миг старичок поднял на него взгляд и столько ума и иронии прочел князь в этом взгляде, что сразу понял, как ошибся на его счет. Взгляд на разбойников отвлек его от этих мыслей.

  Пленников в кандалах, сковывающих руки и ноги, подвели к месту суда и оставили стоять там в окружении двух воинов охраны с саблями наголо. Страшная судьба, казалось, не слишком их занимала, выглядели они как-то вяло, словно не верили, что им предстоит.

  Выбрав момент, Адам подошел к графу. Наклоняясь к сидящему Шлоссенбергу, Борут шепотом проговорил:

  – Людвиг, что вы собираетесь делать с ними?

  – Их вина несомненна, я сам свидетель. Наказание за разбой – только казнь. Так что...

  – Уверены ли вы, граф? Возможно, стоит подержать их в темнице? Куда спешить?

  – Удивляюсь вашей нерешительности князь, мне казалось, вы не склонны щадить преступников...

  – Вы правы, я никогда не щадил и впредь не собираюсь щадить врагов, тем более – бандитов и людоловов, но сейчас я думаю не о своих правилах. Вы лишь первый день как заняли Черную гору, и вот так сразу – суд, казнь – мне не представляется такое решение верным.

  – Князь, я ценю ваше мнение, но решение мое твердо. Да и этим толстосумам нужна хорошая встряска, пусть задумаются, как им следует вести себя. Это послужит им уроком и предупреждением – моя власть милостива, но и сурова! Вы не представляете князь, что я был вынужден слушать полчаса назад от этих 'градских старцев' – головы и советников! Они слишком надменны и мнят о себе черт знает что! И не нужно больше ничего говорить, я дал слово и назад не поверну! Разбойники умрут до заката! А сейчас, позвольте князь, мне необходимо начать суд.

  Адам вынужденно отступил на несколько шагов, еле сдерживая гнев, и некоторое время смотрел на графа, гася внутреннюю ярость. Мальчишка – глупец, думает, что если будет изображать грозного господина сумеет завоевать уважение подданных, он распускает хвост перед девицей – не лучший способ правления... Судьба бандитов Адаму глубоко безразлична, и смерть для них вполне заслуженная кара, но...

  Шлоссенберг, подозвав Витреда, что-то сказал ему и новый управляющий замковым хозяйством понимающе кивнув, шагнул вперед. Над замковой площадью повисла тишина.

  – Его светлость, граф Людвиг Шлоссенберг, милостью Господа владетель Чернагоры, согласно законов империи, начинает суд. Обвиняются трое разбойников из недавно уничтоженной банды Кречера. Все они были схвачены с оружием в руках на месте преступления – во время нападения на самого графа и сопровождавший его отряд.

  Витред не спешно зачитал имена всех преступников, перечислил предъявляемые им обвинения. Когда он замолчал, граф, возвысив голос, произнес, обращаясь к разбойникам:

  – Понятны ли обвинения? Есть что сказать в защиту?

  Все трое немного оживились. Самый высокий с рыжей всклокоченной бородой, обвел присутствующих взглядом, полным ненависти и плюнул на землю, после чего, замер безучастный ко всему, уставившись себе под ноги. Стоящий справа от него – никак не отреагировал, так и не подняв головы. Третий же с подвижным лицом и усами, свисавшими ниже подбородка, заросшего щетиной, упал вдруг на колени и, протянув руки в кандалах к совету, заголосил:

  – Поми-и-илуйте! Пощади-ите!

  Голос его жутковато прозвучал в тишине, а он, остановив взгляд почему-то на Анне, протянув трясущиеся руки к ней, повторил жалобную мольбу, произведя на всех присутствующих гнетущее впечатление.

  Баронесса вздрогнула от отвращения и, повернув голову, тихо сказала графу:

  – Людвиг, прошу вас, покончите с этим скорее!

  Граф, посмотрел на пленников странным взглядом, громко сказал:

  – Сказать вам нечего и посему я выношу приговор. Все трое признаются виновными и согласно имперского закона против разбоя приговариваются к казни через повешение. Казнь приказываю провести сегодня до наступления темноты. Но я готов смягчить приговор. Власть должна быть и безжалостно карающей и милостивой. Потому я заменяю повешение на... – граф выдержал короткую, показавшуюся разбойникам вечностью, паузу, – расстрелом! Вы жили подло, так умрите хотя бы достойно, как воины, а не тати!

  По двору пронесся вздох удивления, а городские советники, дружно повернувшись к графу, смотрели на него со страхом и недоумением. Граф вскинул голову и громко продолжил:

  – Сержант, вам приказываю командовать экзекуцией. Соберите расстрельную команду, и пусть в стволе у одного из них будет холостой патрон.

  – Слушаюсь, ваша светлость! – Воскликнул Штадель и быстро отошел, отдавая приказ ожидавшим его дозорным.

  Потеряв всякий интерес к дальнейшему Шлоссенберг поднялся, коротко кивнув на прощание гребенским старейшинам и в сопровождении Анны ушел в господский дом.

  – Я восхищаюсь, вами Людвиг, – воскликнула Анна, как только они оказались внутри дома и массивные двери захлопнулись за ними.

  Граф, остановившись, поглядел на нее, глаза его лихорадочно блестели, ноздри раздувались, как у молодого жеребца.

  – И с советом вы держались, как настоящий правитель. И с разбойниками поступили правильно, – ей даже не пришлось притворяться, она и правда была удивлена его поведением и даже почувствовала нечто вроде уважения к нему, смешанное с беспокойством, что она все-таки не так хорошо его знает, как думала еще утром.

  Он вздохнул, чуть расслабляясь, и тихо спросил, смягчив взгляд:

  – Вы правда так думаете?

  – Да, – кивнула она, – улыбнувшись и добавив взгляд немного нежности. Стараясь скрыть растерянность, она повторила: – Я восхищаюсь вами и вашим решением, Людвиг!

  Его взгляд стал пылким и восхищенным. Схватив ее маленькую ручку в свои, он стремительно поднес ее к губам, прижавшись к ней в страстном поцелуе, не отрывая взгляда от девушки.

  Анна почувствовала раздражение и страх, вырвав у него свою руку, она постаралась смягчить свои действия умоляющим взглядом.

  – Не надо Людвиг! Прошу простить меня, но боюсь мне необходим отдых. Я слишком разволновалась, никогда еще не присутствовала на суде. Эти разбойники! Мне до сих пор не по себе от их вида!

  – О, я вас понимаю! – Откликнулся он. – Такое зрелище не для женских глаз. Идите и отдохните, Анна. Если что-нибудь понадобится, вы знаете, я все для вас сделаю.

  – Спасибо, – тихо ответила она и, повернувшись, направилась к лестнице. Уже поднявшись на несколько ступеней, она обернулась к графу. Тот застыл посреди залы, не отрывая от нее взгляд. В этот момент, она показалась ему еще прекрасней, чем всегда.

  Встретившись с его горящим взглядом, Анна без труда изобразила смущение и пролепетала:

  – Встретимся за ужином, Людвиг.

  – Да, – ответил он.

  Не задерживаясь больше, она быстро поднялась по лестнице, устремилась в свои покои.

  Городской голова и его спутники спешно рассевшись в крытом возке, без промедления покинули замок. Лица их были откровенно растерянными и даже потрясенными, мысли одна чернее другой одолевали старейшин Гребенска...

  Штадель собрав бойцов, повел приговоренных ко рву за пределы замка. Спустя некоторое время громыхнул залп. Чернагору разом накрыло безмолвием. Люди потерянно сидели, не в силах говорить и делать. Тягостное настроение охватило всех, даже бывалых солдат-ветеранов. Бандитов сразу же похоронили без отпевания, просто скинув в общую могилу и закидав сверху землей и камнями. 'Милостивая' расправа с пленниками повлияла и на русинов. Они разбрелись по своим комнатам, без обсуждения решив устроить короткий отдых и побыть каждому наедине с собой.

  Солнце уже склонялось к закату, когда с дозорной башни замка раздался боевой сигнал. Стремительно подхватив оружие, Адам и его товарищи бросились к воротам, вскоре появился и граф, встревоженный и бледный. К нему подошел с докладом сержант. Адам спокойно подошел, чтобы также услышать сообщение Штаделя. Выяснилось, что к замку приближается небольшой отряд горцев числом ровно в дюжину всадников. Является ли это достаточным основанием для тревоги, Отто определенно сказать не мог. Но Шлоссенберг похвалил бдительных стражей и в сопровождении князя поднялся на башню. Отсюда всадники-горцы были прекрасно видны.

  – Уверен, они ни чем не угрожают вам сейчас, граф. Их слишком мало для нападения, тем более на Чернагору. Если бы они хотели напасть, подошли в темноте, взобрались по стене и вырезав охрану, попытались бы отворить ворота.

  – Вы так думаете? Тогда зачем они едут? Возможно это посланцы от бандитов? Допускаете ли вы такое?

  – Не знаю, но если так, то скоро к трем отправленным к праотцам головорезам прибавится еще дюжина.

  – Тогда, черт возьми, кто они и что им надо?!

  – Терпение, граф, очень скоро мы все узнаем.

  Всадники остановились в отдалении, а один, отделившись от отряда поскакал прямо к воротам.

  – Пустить его? – Неуверенно спросил граф, обращаясь к Адаму. Сейчас он уже не был похож на властного и уверенного в себе правителя.

  – Да, – спокойно ответил Борут, и повернулся к своим воинам, поднявшихся следом на стену, – Сашко, Микола, вы знаете, что делать.

  Русины молча кивнув в ответ, поспешили вниз, а князь кивнул графу:

  – Прикажите открыть, Людвиг. Пускай говорит с ним сержант Штадель. Будьте уверены ничего плохого не случится. Мои воины его прикроют.

  Граф, поколебавшись еще несколько мгновений, отдал приказ.

  Сверху им было видно, как всадник въехал в крепость и массивные двери сразу за ним закрылись. Горец спрыгнул с коня и стал разговаривать с подошедшем к нему сержантом. Разговор длился недолго. Штадель кивнул горцу и поспешил подняться на стену с докладом.

  – Господин граф, это горцы из ньёрдского села Ордаль, оно тут не далеко стоит. Прослышали о вашем приезде и решили на службу к вам поступать, если примете. Они и батюшке вашему служили, когда он замок занял.

  – Как они узнали?

  – Говорят, гонец от корчмаря к ним прискакал.

  – Так что же, они наемниками хотят быть?

  – Никак нет, хотят на службу, в дружину, присягу принести, мол, честь высокая графу Шлоссенбергу служить...

  По мере его рассказа, лицо графа светлело, вновь приобретая властное и надменное выражение. Приняв решение, он больше немедля, сам спустился вниз. Борут последовал за ним, присоединившись к своим товарищам так и оставшимся у ворот.

  Стоявший в окружении русинов горец выглядел колоритно и впечатляюще. Светлые, перетянутые тесьмой волосы, рыжеватые усы и короткая борода, на рябоватом, покрытом черными оспинами лице. Тяжелый мушкет, палаш с медной витой гардой, кафтан из лосиной кожи, широкий расшитый узором кушак с заткнутой за него черной войлочной шапкой, тяжелые ботинки с гетрами и короткий плащ из плотной шерсти довершали его наряд.

  – Я граф Шлоссенберг. Кто ты и зачем искал встречи со мной? – Людвиг с трудом скрывал волнение, но держался все же с достоинством.

  Горец неуклюже поклонившись в ответ, опустился на колено, и с тихим скрежетом стали о металлическое устье ножен выхватив палаш, перехватил его за клинок, протягивая обеими руками Шлоссенбергу вперед эфесом. Вся его массивная фигура выражала не смирение и покорность, а гордую, исполненную силы и уверенности в себе готовность сражаться и служить.

  – Прими, господин, нашу службу. – Заговорил горец-ньёрд глуховатым, на удивление тихим голосом. – Я, Бьерн Олафсон, хевдинг Ордаля, приношу тебе свою клятву верности. И пусть Господь будет свидетелем, я клянусь служить тебе верой и правдой...

  На лице графа отразилась мгновенная борьба надежды, радости, недоверия и сомнений. Горец недвижимо стоял, ожидая решения юного графа. Людвиг протянув руку, ухватил предложенное ему оружие и чуть срывающимся от волнения голосом произнес, одновременно возлагая клинок палаша поочередно на плечи воина:

  – Я, граф Людвиг Шлоссенберг, владыка Чернагоры и всех окрестных земель, принимаю твою, Бьерн Олафсон, хевдинг Ордаля, клятву. Обещаю тебе свою защиту, покровительство и милость. Возьми из рук моих сей славный меч, служи верно и храбро!

  Горец вновь взяв клинок в руки не спеша подняться с колен, вернул палаш в ножны. А затем протянул сложенные вместе ладони перед собой. Граф возложил свои руки сверху, закрепляя древним жестом оммаж. С этого момента они оказывались связанны теснейшими узами сеньора и вассала – господина и слуги, владыки и его воина. И разорвать эту связь возможно было теперь только по взаимному согласию обеих сторон. Граф потянув ньерда вверх, символически поднял его с колен и легко обнял.

  – А теперь приведи, хевдинг Бьорн, своих воинов, я рад видеть вас в своем замке! Скоро начнется пир в честь храбрых воителей Ордаля и моих верных слуг!

  Ворота снова открыли, и скоро отряд всадников въехал во двор замка. Внешностью они не слишком отличались от своего предводителя. Все светловолосые, бородатые воины, вооруженные палашами и мушкетами. Одеты они были тоже очень похоже – и темные плащи, и кафтаны, и кушаки смотрелись красиво, хоть и не так богато, как у Бьорна. Силу они представляли собой опасную, и ясно было, что такой отряд может немало послужить графу.

  Стоя рядом с сержантом, Орлик взглядом знатока оценивал лошадей и экипировку проезжающих мимо горцев, когда Отто шагнул еще ближе и тихо пробурчал:

  – Знаю я это село – бандиты одни живут, что герцогу помогли – да, не спорю, но больше ничего хорошего не слышал...