Текст книги "Том 17. Записные книжки. Дневники"

Комментарии

Условные сокращения

Архивохранилища

ГБЛ– Государственая библиотека СССР имени В. И. Ленина. Отдел рукописей (Москва).

ГЛМ– Государственный литературный музей (Москва).

ГМТ– Государственный музей Л. Н. Толстого (Москва).

ДМЧ– Государственный Дом-музей А. П. Чехова (Ялта).

ИРЛИ– Институт русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР. Рукописный отдел (Ленинград).

ТМЧ– Литературный музей А. П. Чехова (Таганрог).

ЦГАЛИ– Центральный государственный архив литературы и искусства СССР (Москва).

Печатные источники

В ссылках на настоящее издание указываются серия (Сочинения или Письма), том (римскими цифрами) и страницы (арабскими).

Бунин– И. А. Бунин. Собрание сочинений в девяти томах. М., «Художественная литература», т. 9, 1967.

Вокруг Чехова– М. П. Чехов. Вокруг Чехова. Встречи и впечатления. Изд. 4-е. М., «Московский рабочий», 1964.

Горький– М. Горький. Собрание сочинений в тридцати томах. М., ГИХЛ, 1949–1956.

Дн. Суворина– Дневник А. С. Суворина. Ред., предисл. и примеч. М. Кричевского. М. – Пг., 1923.

Записки ГБЛ– Государственная библиотека СССР им. В. И. Ленина. Записки Отдела рукописей. Вып. VIII. М., 1941; вып. 16. М., 1954.

Из архива Чехова– Из архива А. П. Чехова. Публикации. М., 1960 (Гос. б-ка СССР имени В. И. Ленина. Отдел рукописей).

Из далекого прошлого– М. П. Чехова. Из далекого прошлого. Запись Н. А. Сысоева. М., Гослитиздат, 1960.

Книппер-Чехова– «Ольга Леонардовна Книппер-Чехова». Часть первая. Воспоминания и статьи. Переписка с Чеховым (1902–1904); Часть вторая. Переписка (1896–1959). Воспоминания об О. Л. Книппер-Чеховой. М., «Искусство», 1972.

Комиссаржевская– Вера Федоровна Комиссаржевская. Письма актрисы. Воспоминания о ней. Материалы. Л. – М., «Искусство», 1964.

Левитан– И. И. Левитан. Письма, документы, воспоминания. М., «Искусство», 1956.

Летопись– Н. И. Гитович. Летопись жизни и творчества А. П. Чехова. М., ГИХЛ, 1955.

ЛН– «Литературное наследство», т. 68. Чехов. М., изд-во АН СССР, 1960.

Переписка с Книппер– Переписка А. П. Чехова и О. Л. Книппер (т. 1. М., изд-во «Мир», 1934; т. 2. М., Гослитиздат, 1936).

Письма Ал. Чехова– Письма А. П. Чехову его брата Александра Чехова. Подготовка текста писем к печати, вступительная статья и комментарии И. С. Ежова. М., Соцэкгиз, 1939 (Всес. б-ка им. В. И. Ленина).

Письма М. Чеховой– М. П. Чехова. Письма к брату А. П. Чехову. М., Гослитиздат, 1954.

ПССП– А. П. Чехов. Полное собрание сочинений и писем в 20-ти тт. М., Гослитиздат, 1944–1951.

РМ– «Русская мысль».

Слово, сб. 2– «Слово».. Сборник второй. К десятилетию смерти А. П. Чехова. Под ред. М. П. Чеховой. М., Кн-во писателей в Москве, 1914.

Станиславский– К. С. Станиславский. Собрание сочинений в восьми томах. М., «Искусство», 1954–1961.

Толстой– Л. Н. Толстой. Полное собрание сочинений в 90 томах. М., Гослитиздат, 1928–1958.

Чехов в воспоминаниях– А. П. Чехов в воспоминаниях современников. М., Гослитиздат, 1960.

Чехов в воспоминаниях, 1954 – Чехов в воспоминаниях современников. Второе дополн. издание. М., Гослитиздат, 1954.

Чехов и его среда– Чехов и его среда. Сб. под ред. Н. Ф. Бельчикова. Л., «Academia», 1930.

Чехов и Короленко– А. П. Чехов и В. Г. Короленко. Переписка. М., 1923.

Чеховский юбилейный сборник– Чеховский юбилейный сборник. М., Тип. Т-ва И. Д. Сытина, 1910.

В ссылках на Записные книжки Чехова указываются номер книжки (римской цифрой), страница и порядковый номер записи. Например: III, 85,4.

В семнадцатый том Сочинений входят записные книжки Чехова, заметки на отдельных листах и дневники. Значение этих материалов, вводящих в творческую лабораторию писателя, тем более велико, что сам Чехов, как правило, уничтожал черновые рукописи, неохотно говорил о своей работе. Он не любил показывать кому-либо произведения до тех пор, пока они не были полностью завершены. Заметки в записных книжках и на отдельных листах (включая сюда и наброски на оборотах чужих рукописей) позволяют проследить – хотя и с неизбежной неполнотой – историю написания рассказов, повестей, пьес Чехова 90-х – начала 900-х годов – поры его высшей художнической зрелости. Они помогают понять особенности его образного мышления, процесс обдумывания и оформления замыслов, специфические приемы работы над словом, сюжетом, композицией; дают ключ для исследования образно-психологического контекста, в котором возникает зерно будущего рассказа, повести, пьесы.

В томе публикуются пять записных книжек Чехова ( ГБЛ):

I-я (1891–1904)

II-я (1891–1896)

III-я (1897–1904)

IV-я – свод неиспользованных записей, перенесенных из I-й книжки.

V-я – Адресная книжка (1893–1904).

Кроме того, в архиве Чехова ( ГБЛ) сохранились записные книжки нетворческого характера, не вошедшие в настоящий том:

1. Книжка, озаглавленная «Сад» – перечень названий 159 растений для Ялтинского сада. Она публиковалась в каталоге-путеводителе: Мария и Михаил Чеховы. Дом-музей А. П. Чехова в Ялте. Изд. 7-е. М., 1963, стр. 105.

2. Книжка с рецептами.

3. Деловая книжка – с записями расходов, хозяйственно-бытовых дел и т. д.

4. Книжка, озаглавленная «Попечительство», с записями денежных расчетов.

Сохранились и нетворческие записи на отдельных листах – они также не публикуются (деловые, денежные, библиографические, медицинские, садовые и прочие).

Заметки Чехова в записных книжках чрезвычайно разнообразны и на первый взгляд кажутся пестрыми, даже хаотичными. Это – заготовки к будущим произведениям, осуществленные в дальнейшем или оставшиеся нереализованными; наметки образов, характерные слова, обороты, выражения, забавные фамилии; сюжеты, гротескно заостренные, анекдотические, часто не связанные с определенным произведением; записи мыслей, изречений; дневниковые заметки.

Более развернутый характер, чем другие заметки, носят записи к повести «Три года», открывающие I-ю записную книжку. Этим объясняется и более подробная форма комментирования записей к повести.

Основной фонд творческих записей Чехова сосредоточен в I-й книжке (1891–1904). Наряду с нею велись II-я (1891–1896) и III-я (1897–1904) – эти две книжки хронологически продолжают одна другую. Очевидно, вначале они предназначались для нетворческих записей. Однако постепенно Чехов все больше вносил туда и собственно писательские заметки.

Так, II-я книжка была начата с перечня пожертвовании, адресов, деловых заметок; но на стр. 8 появляются строки о Сенной площади в облаках дыма, напоминающей Дантов ад (II, 8, 1). В начале III-й книжки – дневниковые заметки, но на стр. 3 – слова о мужике, которые войдут в финал повести «Мужики» (III, 3, 6).

Можно, таким образом, говорить о I-й, собственно творческой книжке, и о двух вспомогательных – II-й и III-й, включающих в большей степени, чем I-я, деловые, хозяйственные, бытовые и прочие заметки. Нужные для дальнейшей работы заметки творческого характера Чехов переносил из II-й и III-й книжек – в I-ю.

В основном записи велись в хронологической последовательности. Исключение составляют некоторые заметки на форзацах книжек и их оборотах, а также записи 1892 года во II книжке – они находятся не на своем хронологическом месте, в конце книжки.

Использованные записи Чехов вычеркивал; неосуществленные он примерно в конце 90-х – начале 900-х гг. стал обводить чернилами (книжки велись карандашом).

По воспоминаниям Н. Гарина-Михайловского:

«– Вы знаете, что я делаю? – весело встретил он <Чехов> меня. – В эту записную книжку я больше 10 лет заношу все свои заметки, впечатления. Карандаш стал стираться, и вот я решил навести чернилом: как видите, уже кончаю.

Он добродушно похлопал по книжке и сказал:

– Листов на пятьсот еще не использованного материала. Лет на пять работы. Если напишу, семья останется обеспеченной» (Н. Гарин. Памяти Чехова. – «Вестник маньчжурской армии», 1904, 22 июля, № 22, стр. 659).

Позднее заметки, обведенные чернилами, Чехов начал переписывать в специальную книжку (IV-ю). Самостоятельно она никогда не публиковалась, поскольку состоит из записей, перенесенных из I-й книжки. Однако Чехов не просто переписывал заметки – иногда он их редактировал, несколько видоизменял. Напечатанная отдельно, IV-я книжка даст возможность наглядно представить тот огромный запас писательских замыслов, которые Чехов не успел осуществить.

Перенесение записей из I-й книжки в IV-ю было оборвано болезнью и смертью. Последняя заметка, которая была переписана: I, 118, 6 – IV, 20, 14.

Таким образом, творческие записи Чехова находились как бы в движении: из II и III книжек они переходили в I-ю, оттуда неиспользованные заметки переписывались в IV-ю. Были и другие «маршруты» движения записей: рецепты выносились в Медицинскую книжку, названия растений – в Садовую.

Говоря о записях адресов, Е. Н. Коншина обратила внимание на то, что они прекратились в I книжке довольно рано (Е. Н. Коншина. Записные книжки А. П. Чехова. – Из архива Чехова, стр. 10). В ту пору еще не было известно о существовании специальной Адресной записной книжки, которую Чехов вел в последнее десятилетие. Вместе с Деловой книжкой она хранилась в фондах ялтинского Дома-Музея Чехова и представляет собою свод фамилий и адресов лиц, входивших в непосредственное окружение писателя – литературно-артистическое, медицинское, деловое. Благодаря ей открылась возможность представить себе это окружение и в ряде случаев уточнить сведения об отдельных лицах, об их переписке с Чеховым.

Наконец, дневниковые записи I, II и III книжек в несколько более развернутом виде переходили в Дневник.

Поэтическое «хозяйство» Чехова, внешне пестрое, оказывается внутренне упорядоченной, строго продуманной системой записных книжек, в которых материалы непрерывно распределяются и перераспределяются по своеобразным специализированным каналам – творческий, медицинский, садовый, адресный, дневниковый, библиографический, деловой.

В связи с тем, что в книжках соседствуют разные по характеру материалы, возникает вопрос о форме и степени полноты их публикации. В т. XII ПССПКоншина ограничилась лишь творческими записями (они «публикуются в настоящем томе полностью, за исключением небольшого количества записей, которые не поддаются разбору <…> Полностью публикуются здесь также немногочисленные дневниковые записи Чехова. Из деловых же записей взяты лишь немногие. Рецепты, адреса и прочие мелкие записи опущены совсем» – ПССП, т. XII, стр. 362–363). Издавая записные книжки в 1960 г., Коншина избрала другой принцип: «В данном издании опубликованы полностью все категории записей, всё, что содержится в книжках, включая записи, сделанные рукою других лиц» ( Из архива Чехова, стр. 7).

В настоящем томе полностью печатаются три записные книжки Чехова, IV-я, ранее не публиковавшаяся отдельно, и V-я, Адресная, которая публикуется впервые.

Печатая текст записных книжек полностью, составители настоящего тома руководствовались следующими соображениями. Во-первых, записи дневниковые, биографические, библиографические и т. д. весьма важны как материал для изучения биографии писателя. Во-вторых, перемешанные с творческими заметками, они помогают уточнить хронологические рамки, ограничивающие ту или иную творческую запись. Без этого невозможно воссоздание истории написания произведений Чехова. И, наконец, в-третьих, полная публикация текста записных книжек дает ценный материал для понимания писательской работы Чехова, ее атмосферы, характера, ее соотношения с медицинской практикой, с садово-хозяйственными делами, библиографическими занятиями и т. д. Записные книжки Чехова – не только материал для его исследователя, комментатора, биографа, они и сами – важный предмет научного интереса и внимания.

При изучении творческих записей Чехова непрерывно приходится обращаться к соседним нетворческим заметкам. Так, например, запись – «Дама с мопсом» (II, 40, 4), которая впоследствии трансформируется в название рассказа «Дама с собачкой», расположена между заметками о том, что 23 августа (1896 г.) писатель выехал из Таганрога, а 24-го приехал в Кисловодск. Так уточняется место и время, когда начал складываться замысел одного из лучших чеховских рассказов.

Можно надеяться, что настоящий том будет способствовать появлению новых исследований об истории создания отдельных произведений Чехова и о его творчестве как процессе.

Недостаточно прояснен вопрос о записных книжках Чехова до 1891 г. «Всего вероятнее, – писал А. Б. Дерман, – что записными книжками Чехов начал пользоваться с 1891 г., со времени первой поездки в Западную Европу, до того же полагался на память» (А. Б. Дерман. Как работал А. П. Чехов. – «Новое слово», 1929, № 5, стр. 76). Мнение это (его разделяла и Коншина) расходится, однако, со свидетельствами мемуаристов, правда, не всегда достаточно определенными и достоверными.

Художник К. А. Коровин, рассказывая о поездке нескольких художников вместе с Чеховым в Сокольники весной 1883 г., упоминает: «Антон Павлович вынул маленькую записную книжечку и что-то быстро записал в ней» (К. А. Коровин. Из моих встреч с А. П. Чеховым. – ЛН, т. 68, стр. 554; «Константин Коровин вспоминает…» Составители книги, авторы вступительной статьи и комментариев И. С. Зильберштейн и В. А. Самков. М., «Изобразительное искусство», 1971, стр. 219). По свидетельству другого художника, З. Е. Пичугина, примерно в то же время у Чехова уже была записная книжка ( ЛН, т. 68, стр. 544). О книжке для записей вспоминает В. А. Гиляровский, излагая историю написания рассказа «Злоумышленник» (Вл. Гиляровский. Заметки. – «Голос Москвы», 1910, № 13, 17 января; Чехов в воспоминаниях, стр. 112).

К. С. Баранцевич подробно описывает жизнь Чехова в усадьбе Лука у Линтваревых в июле 1888 г.: «Создавал он их <произведения> втихомолку, занося в записную книжку образы и мысли, занося, где придется: дома, за обедом, ночью, на ступеньках крыльца <…> И эту свою записную книжку должно быть берег и прятал, потому что я никогда ее не видел…» (К. Баранцевич. На лоне природы с А. П. Чеховым. – «Новая иллюстрация», 1905, № 26, стр. 204).

Правда, в такого рода свидетельствах могли отразиться представления о более поздних записных книжках, как бы сдвинутые в прошлое.

Более определенно высказывается А. С. Лазарев (Грузинский):

«Сидя в кабинете корнеевского дома <ныне Музей Чехова в Москве>, я спросил у Чехова о тонкой тетрадке:

– Что это?

Чехов ответил:

– Записная книжка. Заведите себе такую же. Если интересно, можете просмотреть <…>

Одну заметку об особом лае рыжих собак – „все рыжие собаки лают тенором“ – я вскоре встретил на последних страницах „Степи“» (А. Грузинский-Лазарев. Воспоминания. – «Русское слово», 1914, № 151, 2 июля).

А. И. Куприн приводит рассказ матери писателя, Евгении Яковлевны, о том, как Чехов еще в студенческие годы заносил заметки в записную книжку (А. И. Куприн. Памяти Чехова. – Чехов в воспоминаниях, стр. 556).

Можно предположить, что Чехов в конце 80-х годов уже пользовался специальными тетрадками для записей. Вместе с тем, не случайным кажется то обстоятельство, что именно с 1891 г. начинается систематическое ведение записных книжек с регулярными записями.

В конце 80-х годов писатель напряженно работал над романом – он остался неосуществленным. Тенденция к созданию произведения романного жанра проявлялась у Чехова не только в непосредственных попытках, но и в повестях, как бы тяготеющих к форме романа («Степь» – повесть, которая задумывалась как более развернутое эпическое полотно, «Скучная история», «Дуэль»).

Романом представлялась автору во время работы и повесть «Три года» (29 сентября 1894 г., в письме сестре: «… пишу роман из московской жизни»). Очевидно в связи с «романом из московской жизни» и была заведена специальная тетрадь для творческих записей – ей суждено было стать основной записной книжкой Чехова до конца жизни (I-я книжка).

Читая ее первые страницы (I, 2-40), мы видим, как сильно завладела воображением писателя повесть «Три года». Некоторые страницы почти сплошь заполнены черновыми заметками о героях повести Алексее и Федоре Лаптевых, их сестре, отце, Юлии, ее отце, Ярцеве, Рассудиной, Кочевом и др. Подробнее об этом – в статьях: П. С. Попов. Творческий генезис повести А. П. Чехова. – В кн.: «Чеховский сборник. Найденные статьи и письма». М., 1929; Э. А. Полоцкая. «Три года». От романа к повести. – В творческой лаборатории Чехова. М., 1974.

Затем характер работы Чехова над произведениями несколько меняется: он делается как будто более рассредоточенным во времени. Эволюция Чехова-художника состояла не только в том, что он все более серьезно относился к литературному делу, но и в том, что оно становилось для него более трудоемким, увеличивался творческий цикл – от первоначального замысла до окончательной реализации.

«Сюжеты своих произведений, – пишет о Чехове его сестра Мария Павловна, – он мог хранить и не использовать долгое время, пока они у него не „созревали“» ( Из далекого прошлого, стр. 41).

Судя по записным книжкам, этот цикл занимал обыкновенно несколько лет. А творческие истории некоторых повестей и рассказов растягивались больше, чем на десятилетие. О «Рассказе неизвестного человека» Чехов сообщал в письме к Л. Я. Гуревич 22 мая 1893 г., что начал его писать «в 1887–1888 г., не имея намерения печатать его где-либо, потом бросил…» В письме к О. Л. Книппер от 16 марта 1901 г.: «Пишу теперь рассказ под названием „Архиерей“ – на сюжет, который сидит у меня в голове уже лет пятнадцать.

«Для творческой лаборатории Чехова характерна одновременная мысленная работа над несколькими сюжетами», – отмечала Коншина ( Из архива Чехова, стр. 10).

Чем больше замедлялся творческий процесс, чем труднее и напряженней становилось обдумывание, тем более необходимыми делались записные книжки. Пора Антоши Чехонте и время зрелого Чехова отличаются не только творческой атмосферой, тональностью, но и самим стилем работы.

«Не помню я ни одногосвоего рассказа, над которым я работал бы более суток», – признавался молодой писатель в письме Д. В. Григоровичу от 28 марта 1886 г.

«Больше думал, чем писал», – говорит он в письме к О. Л. Книппер от 5 сентября 1900 г. (речь шла о пьесе «Три сестры»).

За двумя этими высказываниями – два периода, глубоко разных по самому отношению писателя к работе.

Записные книжки Чехова относятся к его зрелым годам, когда писание стало почти синонимом медленного, напряженного и сосредоточенного обдумывания. Сопоставление черновых записей с окончательным текстом показывает: путь реализации замысла у Чехова не прямой, часто он проходит в форме преодоления, а иногда даже отрицания первоначальных наметок. Записные книжки открывают перед исследователем и читателем редкую возможность – проследить движение и развитие образов, их сложную, подчас глубоко противоречивую предысторию.

Известны творческие заветы Чехова, его требования художественной сдержанности и объективности: «… старайтесь быть холоднее – это дает чужому горю как бы фон, на котором оно вырисуется рельефнее. А то у Вас и герои плачут, и Вы вздыхаете. Да, будьте холодны» (Л. А. Авиловой, 9 марта 1892 г.); «Чем объективнее, тем сильнее выходит впечатление» (ей же, 29 апреля 1892 г.). Записные книжки много дают для понимания не только истории отдельных произведений, но и самой творческой атмосферы литературного труда – ясной, строгой, суровой. Общий тон записей ровен, лишен непосредственно личной окрашенности, каких бы то ни было обращений автора к самому себе.

Записи предельно кратки, лаконичны. Чехов редко заносит в книжку куски готового текста – он пользуется скупыми заметками, мгновенными очерками, деталями, за которыми предощущается образ, характер. Творческая заметка несет гораздо больше, чем она непосредственно означает, – это своеобразный сгусток, которому предстоит развернуться, развиться, соединившись с целостной структурой произведения.

Творческая лаборатория Чехова поражает своей точностью, она хорошо налажена. Автор внимательно следит за осуществлением замыслов, на учете каждая заметка, ни одна не может затеряться. Вычеркивая использованные заметки и перенося неосуществленные в IV записную книжку, он ясно знает, каким творческим запасом располагает.

Развитие Чехова-художника состояло еще и в том, что менялось соотношение между замыслами и литературной продукцией. Все больше накапливалось сюжетов, идей, творческих наметок, планов, и все меньше выходило готового текста из-под пера.

Особенно настойчиво говорит Чехов о «скоплении сюжетов» в письмах последних лет: «Ах, какая масса сюжетов в моей голове» (к О. Л. Книппер, 23 января 1903 г.); «Сюжетов накопилось тьма-тьмущая» (В. А. Гольцеву, 26 января 1903 г.).

Публикация IV записной книжки дает возможность наглядно представить последние замыслы писателя, уходившего из жизни в полном расцвете творческих сил и возможностей. Многие секреты своей работы он унес с собой. Именно потому, что цикл рождения рассказа, повести, пьесы – от первых записей до окончательного текста – с годами у Чехова все больше увеличивался, процесс работы замедлялся, – особенно трудно судить, в каком отношении находятся нереализованные заметки к будущим произведениям.

И вообще прикрепление черновой заметки к тому или иному произведению требует большой осторожности. Некоторые записи идут как бы в одном потоке набросков, к определенному рассказу или повести, но так и остаются за пределами окончательного текста. Прикреплять их к данному произведению только на основании тематической общности или логических связей – опасно.

Следует учитывать также, что материалы, связанные с одним произведением, порою переходили в другие. Так, например, спирит – вначале действующее лицо повести «Три года» (I, 28, 2; I, 29, 4; I, 33, 2) затем переходит в рассказ «Ариадна» (брат героини). Заметка – «Локидин кутил и много ухаживал, но это не мешало ему быть прекрасным акушером» (I, 37, 7) – как будто предназначена для пьесы «Чайка»: в Локидине угадываются черты доктора Дорна. Однако судя по месту этой заметки, она могла быть связана с работой над повестью «Три года» (подробнее см. в примечаниях ^* ).

Заметка «Имение скоро пойдет с молотка, бедность, а лакеи все еще одеты шутами» (II, 46, 2, затем I, 73, 5) возникает в работе над рассказом «У знакомых»; но в ней уже предощущается идейно-образный мотив «Вишневого сада». Не случайно Чехов, закончив работу над рассказом «У знакомых», перенес эту заметку, как неосуществленную, в IV записную книжку.

Чеховские записные книжки – не застывший свод записей. Внимательное чтение позволяет уловить их скрытую динамику, движение, развитие и трансформацию записей. Все это имеет неоценимое значение для понимания процесса образного мышления писателя.

Первые наброски бывают у Чехова весьма различными: иногда записываются отдельные детали, очевидно, уже соотнесенные друг с другом в воображении автора. Иногда он делает набросок, в котором как бы конспективно намечается, схватывается все произведение, развитие сюжета, самые характерные, опорные фразы, финал (см. такого рода наброски к произведениям: «Анна на шее», «Душечка», «Крыжовник», «На подводе», «Случай из практики», «О любви», «Ионыч», «Человек в футляре, «Архиерей»). Однако почти всегда заметка – частность или «конспективный» набросок – остается образной. Чехов не пользуется планами, оглавлениями, логическим перечислением эпизодов. Сюжет произведения – если судить по записям – развивается в его сознании не как цепь событий, но как движение образов, характерных деталей, примет быта и т. д. Развитие интриги, последовательность событий специально в набросках не выделяется.

Постепенно записные книжки становятся неотъемлемой составной частью писательской работы Чехова. В воспоминаниях современников много говорится о том, как сам он показывал знакомым литераторам книжку (чаще всего не раскрывая), давал советы, как ее вести, какого рода записи вносить, напоминал, что художник должен трудиться постоянно.

Он любил повторять, что если человек не работает, не живет постоянно в художественной атмосфере, то, будь он хоть Соломон премудрый, все будет чувствовать себя пустым, бездарным, – вспоминал И. А. Бунин. – Иногда вынимал из стола свою записную книжку и, подняв лицо и блестя стеклами пенснэ, мотал ею в воздухе:

– Ровно сто сюжетов! Да-с, милсдарь! Не вам, молодым, чета! Работник! Хотите, парочку продам?» (И. А. Бунин. Чехов. – Чехов в воспоминаниях, стр. 526). Бунин приводит высказывания Чехова, которые перекликаются с его записями ( ЛН, т. 68, стр. 670).

О том, какое место занимали записные книжки в работе Чехова, говорят в воспоминаниях А. И. Куприн ( Чехов в воспоминаниях, стр. 557, 564), Т. Л. Щепкина-Куперник (тот же сборник, первое издание, М., 1947, стр. 215), А. Федоров («Памяти Чехова», М., 1906, стр. 170), Петр Нилус («Речь», 1914, № 177, 2 июля), М. Дроздова («Новый мир», 1954, № 7, стр. 212).

Особая стадия – после заметок в записных книжках – записи и наброски на отдельных листах. Такого рода наброски к повестям «Три года», «Мужики», к рассказу «Бабье царство», к пьесе «Три сестры» делаются, очевидно, в тот момент, когда произведение уже полностью овладело мыслью автора. Отсюда – бо́льшая сосредоточенность и целенаправленность заметок, связанных друг с другом тесней и непосредственней, чем в записных книжках, где они разделены временем, перемешаны с другими записями.

Можно предположить, что большая часть заметок на отдельных листах не сохранилась – Чехов их уничтожал вместе с черновой рукописью после того, как переписывал текст набело (см. в письме к О. Л. Книппер от 3 ноября 1903 г. о «Вишневом саде»: «… пьеса у тебя; ведь это единственный экземпляр, смотри не потеряй, а то выйдет очень смешно. Черновые листы я уже сжег»).

Таким образом, записные книжки – часть большого творческого цикла: записи в книжке – заметки на отдельных листах – черновая рукопись – беловая рукопись – верстка и печатный текст – его правка для последующих изданий. В редких случаях сохранялись все или почти все звенья этого цикла (в преимущественном положении оказался, например, рассказ «Невеста» – смерть писателя помешала уничтожить рукописи).

Первые публикации записных книжек Чехова и заметок на отдельных листах были сделаны лишь спустя 10 лет после его смерти.

В 1914 г. вышел юбилейный сборник под редакцией сестры писателя М. П. Чеховой ( Слово, сб. 2). Второй раздел книги состоит из двух частей: «Темы, мысли, заметки, отрывки» – там были опубликованы записи Чехова на отдельных листах; и – «Из записной книжки»: творческие заметки из I записной книжки, представленные выборочно.

Эта первая публикация, хотя и не полная, вызвала большое количество откликов. А. Г. Горнфельд увидел своеобразие чеховских записей в том, что в них нет «чистого сырья»: «Здесь относительно мало подмеченного в жизни и страшно много пересоздающего жизнь» (А. Горнфельд. В мастерской Чехова, – «Русские ведомости», 1914, № 161, 2 июля); «то, что Чехов был хороший наблюдатель, знает всякий. Заметки в его записной книжке говорят о другом: он был прежде всего изобретатель, удивительно богатый выдумкой, яркой и убедительной». По мнению критика, Чехов, оставаясь в произведении реалистом, выступает в процессе творчества, в записных книжках, «как бы фантастом реализма». Сходную мысль выразила Б. Колтоновская в статье «Чехов как новатор (К десятилетию со дня смерти)». – «Речь», 1914, № 182, 7 июля: она говорила о «невероятных» штрихах, «противоречащих бытовому правдоподобию». О записных книжках Чехова в связи с публикацией в сборнике «Слово» писали также: С. Верин. Чеховский уголок. – «Свободный журнал», 1914, июль; П. Киселев. Из записной книжки Чехова. – «Утро», 1914, № 2357, 2 июля; В. Е. Ермилов. Светлый смех. – «Заря», 1914, № 26.

Среди литературно-критических откликов на первую публикацию отрывков из записной книжки Чехова заметно выделяется статья К. И. Чуковского. Критик-исследователь задался целью раскрыть то общее, что роднит самые различные по темам записи. Он так определил «неотвратимый закон в заколдованном чеховском царстве»: «Логика вещей извращается: из каждой причины вытекает неожиданное, противоположное следствие <…> Каждый образ слагается из двух внутренне противоречивых частей, взаимно отрицающих друг друга. Главный эффект заключается именно в их полярности» (К. Чуковский. Записная книжка Чехова. – «Нива», 1915, № 50, стр. 933. Частично вошло в его кн.: «О Чехове». М., 1967, стр. 163–168). Перекликаясь с А. Горнфельдом, К. Чуковский подчеркивал особую художественную природу чеховских записных книжек, писал о стремлении автора к раскрытию бессмыслицы, абсурда современной жизни, доходящих до заостренно-гротескового, фантастического неправдоподобия.

В 1916 г. появился последний, 23-й том Полного собрания сочинений Чехова, второго издания, начатого А. Ф. Марксом (в 1903 г. вышли 16 томов). Специальный раздел там составляют «Темы, мысли, заметки, отрывки». Тексты записных книжек Чехова входили в последующие собрания сочинений: см. т. 23 Полного собрания сочинений, изданного в Петрограде в 1918 г. и повторявшего второе издание А. Ф. Маркса; т. 12 (1929) Собрания сочинений под общей редакцией А. В. Луначарского и ред. коллегии – С. Д. Балухатый, С. Д. Зозуля, М. Е. Кольцов, Г. Б. Сандомирский, куда вошли записные книжки и дневники писателя; т. 12 (1933) Полного собрания сочинений под редакцией А. В. Луначарского и С. Д. Балухатого; т. XII (1949) ПССП, включающий, наряду с I, II и III-ей записными книжками (творческие заметки), записи на отдельных листах, на оборотах других рукописей и дневники (1890, 1896–1903). См. также т. XI (1956) в Собрании сочинений в 12 томах, выпущенном Гослитиздатом в 1954–1957 годы и в 1960–1964 (т. XI этого издания вышел в 1963 г.).

Кроме публикаций в собраниях сочинений записные книжки выходили в советское время отдельным изданием: «Записные книжки А. П. Чехова». Приготовила к печати Е. Н. Коншина. Ред. Л. П. Гроссмана. М., 1927. Книге предпослана вступительная статья Л. Гроссмана (см. также журнал «Красная нива», 1927, № 13, 27 марта и т. IV его собрания сочинений в 5 томах, 1928). С рецензией на это отдельное издание выступил Д. Д. Благой («Печать и революция», 1928, № 5).

Материалы из записных книжек включались в сборники – А. П. Чехов. Из записной книжки. Предисл. Ефима Зозули. М., 1937; А. П. Чехов. Забытое и несобранное. Составил А. И. Роскин. М., 1940.

В 1960 г., в связи со 100-летием со дня рождения писателя, Гос. библиотека СССР им. В. И. Ленина издала книгу публикаций «Из архива А. П. Чехова». Здесь впервые напечатан полный текст трех записных книжек Чехова, включающий чеховские записи всех видов – и творческие и нетворческие. Это издание, наиболее полное по тексту, сопровожденное наиболее развернутым комментарием, справедливо считалось самым авторитетным.