Текст книги "Сказки Долгой Земли (авторский сборник)"

Автор книги: Антон Орлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 62 (всего у книги 77 страниц)

Я назло остался сидеть, не хотелось облегчать ему задачу.

– Поднимите его.

Кесу грубым рывком поставили меня на ноги, и он мне еще добавил.

– В следующий раз не испытывай мое терпение. Ты мог получить сапогом в лицо.

– Я все-таки не настолько низкого мнения о вас, – возразил я, глядя ему в глаза.

– Пижон, – процедил Темный Властитель. – Благородный герой… Пойми же, тупой дикарь, в реальной жизни благородство встречается один раз на миллион, не чаще.

– Вы можете доказать, что один раз на миллион? Вы, что ли, считали?

Он повернулся и вышел, словно у него терпение лопнуло. Кесу вышли следом за ним и заперли массивную дверь. У меня все тело болело, но переломов и трещин, насколько я мог судить, не было. Видимо, Мерсмон, как и в прошлый раз, не ставил целью меня покалечить. Наверное, на цивилизованного человека такая экзекуция могла бы подействовать угнетающе, но я-то „дикарь“ (насчет тупого – спорный вопрос), и еще дело в том, что в детстве меня никогда не били, чтобы унизить. В нашей маленькой общине на острове Селина отношения между людьми были добрыми и терпимыми, жестокости с лихвой хватало в окружающей среде, но то была нечеловеческая среда. Так что побои не вызывают у меня никакой эмоциональной реакции, кроме досады.

А Соглядатай, значит, был Мерсмона, зря я думал на Вир… И зачем ему понадобилось за нами следить? Или он предполагал, что мы путешествуем не просто так, а выполняем какие-то поручения Вир и ее друзей-подпольщиков? Вот же, наверное, локти кусал, когда понял, что понапрасну потерял время! Я злорадно ухмыльнулся и приступил к исследованию своей тюрьмы.

Комната походила на гостиничный номер. За дверью сбоку находился выложенный изразцами санузел – туалет и душевая кабина, я обнаружил, что водопровод в этом обиталище зла работает исправно. Стены были задрапированы кесейскими коврами с цветочным орнаментом, и такой же ковер на полу, кушетка накрыта синим стеганым одеялом с ярлыком сансельбийской фабрики. С потолка свисала люстра молочного стекла, из стены выступал горячий бок чугунной печки. Маленькое стрельчатое окошко забрано толстой решеткой, стекло рифленое, непрозрачное.

Позже две кесу принесли мне ужин. Я съел все, кроме мяса – неизвестно, чье оно! – и попросил что-нибудь почитать. Они где-то раздобыли сборник пьес Бориса Левгера с иллюстрациями Иветты Сао – летящие линии, образы наплывают друг на друга, мне нравится этот стиль. Я спросил, нельзя ли увидеться с Дэнисом, они сказали, что нет.

При других обстоятельствах я бы так и прожил в уютной комнатушке с коврами и теплой печкой до прибытия каравана, и потом в ответ на вопросы о кесуанских ужасах пожимал бы плечами: „не знаю, не видел“, но уже на следующий день все пошло кувырком.

У меня был выбор: остаться на своем островке безопасности или выйти наружу – и я выбрал второе. Запертая дверь меня не остановила, я ее попросту вышиб.

Вскоре после обеда я услышал далекий крик, резонирующий под сводами каменных коридоров, и мне показалось, что это голос Дэниса. Он вовсе не такой изнеженный, как утверждает Вир: и когда я сломал ему руку, и в самом начале, когда я подобрал его, избитого, на улице, не было никаких стонов и жалоб. А сейчас он кричал, срывая голос – так же, как Курконо в ту ночь, когда его убивали кесу. Иногда крики замирали, но после это начиналось опять.

В коридоре как будто никого не было. Я попытался выбить дверь, но она оказалась прочная и тяжелая, из твердой, как камень, древесины. Ничего – расшатаю и все равно выломаю… Прошло несколько часов, и дневной свет за похожим на матовую льдину зарешеченным оконцем начал меркнуть, когда я наконец-то справился с первым препятствием. Увидев, какая там рама и какие петли, от души порадовался, что не знал этого заранее – а то бы не поверил, что смогу такую дверь одолеть. Но радость была коротенькая и словно бы механическая: крики Дэниса к тому времени затихли, и я мог только гадать, в каком состоянии найду его… или то, что от него осталось.

Я прислонил дверь к проему (хотя и понимал, что никого это не обманет – даже издали видно, что она именно прислонена, а не закрыта), и начались мои блуждания по замку-в-скале. Темный Властитель загородные хоромы себе отгрохал – зашибись, не хуже Весеннего дворца в Танхале! А может, их еще до него отгрохали, я не знаю.

Здесь были и кесу, и люди, что облегчало мою задачу. Одного из людей я оглушил и раздел, натянул до самых глаз его вязаную шапочку, прикрыл лицо шарфом и надел куртку с поднятым капюшоном – словно только что снаружи, с холода. Его оружие я тоже позаимствовал.

Мне удалось отыскать здешнюю тюрьму – в подвале, естественно. Там снова кричали, но уже не Дэнис, голос был ниже и грубее. Двери стальные, с зарешеченными окошками, в пустом коридоре стоял у стены металлический бак, прикрытый грязной окровавленной тряпкой. Я приподнял тряпку, и меня прошиб холодный пот: свежие кости с остатками мяса, фрагмент чьей-то грудной клетки, кисть руки с короткими волосатыми пальцами и грязью под ногтями, на безымянном – печатка из потемневшего серебра, с эмблемой лесной пехоты.

Из оцепенения меня вывел шаркающий звук шагов. По коридору тащился долговязый понурый старик в рабочей спецовке, с ведром и шваброй.

– Как чувствовал, что этим кончится… – пробормотал он дребезжащим голосом, когда я навел на него пистолет.

– Где Дэнис Кенао?

– Какой Дэнис Кенао?

– Один из тех двух парней, которых привезли вчера вечером. Ему на вид около восемнадцати, зеленые глаза, темные волосы. Что с ним сделали?

– А, этот… Слышал о нем… Так он же не здесь!

– А где?

– Наверху. У Весеннего господина.

– Он живой? Что с ним?

– Знать не знаю. Я убираюсь тока здесь, внизу. Они сейчас кушают, а мне потом за ними прибирать.

– За пленными? – уточнил я.

– За кесу. Пистолета я твоего испугался… Я тута на такое насмотрелся, что пушкой меня не запугаешь. Во, глянь! – он показал на бак. – Знаешь, чего там внутри?

– Уже видел. Отведи меня туда, где держат Дэниса Кенао, тогда останешься жив.

– Иди, если хочешь, сам на мою работу! По-твоему, я до пенсии доживу?

– Точно не доживешь, потому что я тебя сейчас пристрелю.

По-моему, он был немного сумасшедший, и это не удивительно – насмотревшись на такое, недолго свихнуться. Мы поднялись из мрачных нижних коридоров в ярко освещенные верхние, где я уже побывал. Стены там отделаны полированным мрамором, в арочных нишах много интересного: статуи, вазы, сростки кристаллов, покрытые лаком раковины, панцири и скелеты неведомых тварей, но мне было не до того, чтобы все это рассматривать. Попадавшиеся навстречу кесу не удостаивали нас вниманием, зато один хмырь привязался: куда мы прем в это время суток с ведром и шваброй?

– Вот начальник, – показал на меня мой проводник. – Он те все популярно объяснит!

– На генеральную уборку! – огрызнулся я, вспомнив Доротею. – Понял?

Черноусый хмырь злобно ощерился и хотел дать мне по зубам, но я его нокаутировал и запихнул в стенную нишу рядом с недобро оскалившимся скелетом какого-то птицеящера.

– Молодец, хорошо придумал! – хихикнул старикан. – А то его там никто не увидит!

Мы добрались до коридора, где стены и сводчатый потолок из темно-красного камня, а пол выложен черной мраморной плиткой. Тускло сверкали позолоченные дверные ручки, в воздухе витал горьковатый древесный аромат.

– Только по голове не бей, – попросил уборщик. – Она у меня и так не того… Это покои самого Властителя. На кухне болтали, тот парень где-то здесь.

Я попытался приоткрыть одну дверь, другую, третью. За четвертой полумрак, в большом камине пылал огонь – опьяняющий древесный аромат исходил оттуда. Повсюду лежали кесейские ковры, ветвистая бронзовая люстра отбрасывала на потолок причудливую тень. Из ламп светилась только пара переливчатых алмазных бра по обе стороны от широченного ложа, на котором растянулся ничком, уткнувшись лицом в сгиб локтя, обнаженный до пояса темноволосый человек. На его правой лопатке что-то чернело, и я вначале решил, что это ожог. В углу на яшмовом столике стояли вазы с деликатесными плодами и сладостями, початая бутылка дорогого десертного вина, два хрустальных бокала.

Я крадучись подошел к постели, сомневаясь, Дэнис ли это. Вроде бы похож, но ведь он же арестован за оскорбление верховной власти, а эта роскошная комната не особенно смахивает на тюрьму.

Все-таки Дэнис. И на правой лопатке у него не ожог, как я подумал вначале, а большая, с ладонь, татуировка – ошеломляюще красивая черная с серебром орхидея или что-то в этом роде, причем сделали ее так ловко, что незатейливая „СМ!“ под ней полностью спрятана.

– Дэнис! – позвал я шепотом.

Он с тихим стоном повернулся и открыл глаза. И тут же поморщился – видимо, ему было больно.

– Залман? Тебе разрешили прийти ко мне?

– Я сам себе разрешил. Мне показалось, я слышал твой голос, и я высадил дверь комнаты, где меня заперли. Это кричал ты?

– Да… Не смог выдержать молча. Меня привязали к кушетке, и Властитель специально приказал мастеру по татуировкам работать так, чтобы боль была невыносимой. Ты видел, что там?

– Декоративная наколка поверх „Смерти Мерсмону!“ Цветок. Пошли, у нас мало времени. Где твоя остальная одежда?

– Не знаю. У меня все забрали.

На нем были только джинсы. Я повернулся к уборщику – тот, пока мы разговаривали, подкрался к столику и отщипывал одну за другой огромные сизые виноградины от лежавшей в серебряной вазе кисти.

– Давай сюда свою куртку и ботинки.

– У меня все грязное, – пробубнил старик, блаженно жмурясь, с набитым ртом. По его щетинистому подбородку тек виноградный сок. – Рабочее спецмундирование…

– Давай, живо. Дэнис, тебе придется надеть его одежду. По дороге раздобудем что-нибудь получше.

– Татуировка – это еще не все, что он со мной сделал… – голос Дэниса пресекся, словно он готов был разрыдаться.

Я оглядел его: переломов и ран не видно, разве что несколько штук кровоподтеков, в том числе на шее. Ничего серьезного.

– Дэнис, мы отсюда уходим, удираем, смываемся, рвем когти! Понял?

Он кивнул. Безропотно надел заскорузлые, в застарелых пятнах крови, ботинки и потрепанную спецовку уборщика, только снова поморщился, когда грубая ткань соприкоснулась с воспаленной кожей на правой лопатке. Двигался он так, словно ему было больно, и я забеспокоился, что у него внутри что-то отбито, но, когда спросил об этом, он ответил:

– Ничего, – с таким испуганным выражением, словно он скорей согласится умереть, чем сознается в полученных травмах.

Не было времени выяснять, в чем дело.

– Съестные припасы берем с собой.

Никаких сумок в поле зрения не оказалось, поэтому я вытряхнул подушку из наволочки и сгреб туда со столика деликатесы. Уборщик в последний момент успел выхватить кисточку черного винограда и увенчанное шоколадной розой пирожное.

– Не жмотничайте, ребята! Вы парни молодые, у вас вся жисть впереди, а я такого отродясь не едал – кто же мне даст! А теперича сподобился попробовать…

– Поставить тебе фингал? – предложил я. – Для оправдания, чтобы придирок от начальства не было.

– Не, не надо. Мне и так ничё не будет – я ценный специалист по уборке помещений! А кого они еще найдут на такую работу? Никого. Чтоб за ними убирать, надо быть наполовину психом, потому что нормальный человек тут не выдержит, но только наполовину, иначе что-нибудь напортачишь, а где они другого наполовину психа возьмут? Страшнее, чем здеся, нигде не бывало… Хотя, нет, ребята, вру, вру. В Танхале я полтора года в школьной столовке работал, вот там было хуже… Здесь людей жрут, зато хоть булками с изюмом не кидаются!

Пока он, нервно гримасничая, тараторил, я разодрал на полосы простыню и связал его. Потом снял со стены два висевших крест-накрест кесейских клинка с серебряной насечкой.

– Идем?

В одной руке я держал пистолет, в другой меч, а Дэнис нес наволочку с продуктами и второй меч.

– Наверное, тревогу уже подняли, – шепнул я, когда вышли в коридор. – Угоним грыбеля и уедем верхом. Убивать кесу нежелательно, лучше не давать им поводов для мести. Надо снять с кого-нибудь по дороге теплую одежду и обувь.

Нас перехватили в сводчатом зале с огромным розовым ковром на полу.

– Не стрелять, взять их живыми! – крикнула Лайя, стоявшая на галерее.

На ней была черная кожаная туника, на запястьях и лодыжках массивные браслеты с переливающимися алмазами. Глаза багрово горели на треугольном, с мелкими чертами, сером лице. В ней было что-то кошачье. Я только сейчас заметил, до чего она похожа на Хэтэсси.

– Бросить оружие…! – рявкнул черноусый хмырь, с которым я уже успел пообщаться в коридоре.

– Сам бросай.

Я сунул пистолет в карман (не стрелять, так не стрелять, меньше осложнений, все равно эту ораву не перестреляешь), перекинул меч в правую руку, выхватил из-за пояса нож и шагнул им навстречу. Мимоходом отметил, что Дэнис у меня за спиной бросил мешок с продовольствием и развернулся, тоже с мечом наготове – нужда заставила, сразу вспомнил, чему я учил его в Танхале! Наверное, жалеет, что не тренировался как следует, пока была такая возможность… На меня наступали кесу, я парировал удары мечом и кинжалом. Хмырь грязно ругался, но держался в сторонке.

Нас с Дэнисом оттеснили друг от друга, я прижался спиной к колонне, продолжая обороняться. Вокруг слишком много народа, никаких шансов пробиться к выходу… Потом я увидел, что Дэнис дерется с черноусым, наконец-то вступившим в игру, и тот, как лучший фехтовальщик, одерживает верх. Вскоре он выбил меч у неопытного противника и, осклабившись, упиваясь победой, ударил его кулаком в лицо.

– Гийом! – пронзительный взвизг Лайи прозвучал, как свист рассекающей воздух плети.

Не обращая внимания на меч Гийома, Дэнис вцепился ему в горло. Тот не ждал такого отчаянного нападения, но мигом опомнился и ударил его затылком о колонну. Я бросился вперед, в безнадежной попытке прорваться к ним, и тут увидел, что Лайя прыгнула вниз с трехметровой высоты. Сделав в воздухе сальто, она по-кошачьи приземлилась, вскочила и ринулась к дерущимся. Гийом как раз полоснул Дэниса по груди, а тот, по-прежнему игнорируя опасность, дал ему по физиономии, однако против Лайи у него никаких шансов…

Лайя ударила не Дэниса, а Гийома, заодно выбив оружие.

– Этот человек – собственность Наргиатага, его бить нельзя!

Ее гневный визг чуть не разорвал мне барабанные перепонки. Оттолкнув Гийома от Дэниса, она хлестнула наотмашь по азартно раскрасневшемуся лицу. Черноусый изрыгнул ругательство и попытался нанести ответный удар, но кесу его опередила – в этот раз он получил тяжелым золотым браслетом, усыпанным колючими алмазами. Брызнула кровь. Мне пришло в голову, что эти двое не любят друг друга давно и всерьез.

Дэнис подобрал с пола меч и озирался, пошатываясь, тоже весь в крови. Кесу окружили его кольцом, но не нападали и не подпускали к нему никого из людей. Как назвала его Лайя? Собственность Наргиатага?.. Разве человек может быть чьей-то собственностью?

Меня тоже несколько раз достали, на тыльной стороне левой кисти появился свежий порез, из-за этого рукоятка кинжала скоро стала скользкой.

А на галерее, откуда раньше наблюдала за схваткой Лайя, появилась еще одна зрительница. Я не сразу узнал Весеннюю Королеву: она была в джинсах и свитере, белокурые волосы заплетены в косу, переброшенную через плечо – словно это не супруга Темного Властителя, а обыкновенная девчонка из Танхалы.

– Смотри, это все из-за тебя! – крикнул я. – Ты довольна? Если бы не ты, ничего бы не случилось!

Под аркой возник Мерсмон. В черной с серебряным шитьем рубашке, на голове все та же усыпанная драгоценными камнями диадема – знак верховной власти. Когда он увидел, что за катавасия творится в зале, на его резко очерченном худом лице проступило убийственно мрачное выражение.

– Очень романтично! – процедил он с издевкой, спускаясь по широкой, плавно изогнутой мраморной лестнице.

Шум затих. Кесу, окружавшие Дэниса, расступились.

– Наргиатаг, это сделал Гийом, – сообщила Лайя на сескаде (сам Гийом с распухшим лицом сидел на полу и не мог вымолвить ни слова). – Я его предупреждала, он не подчинился.

– Уберите эту падаль, – кивнув в сторону Гийома, распорядился Властитель.

– Это не падаль, Наргиатаг, а хорошее мясо, – облизнув блестящие темные губы, возразила Лайя.

Тот сделал неопределенный жест и повернулся к Дэнису, по-прежнему сжимавшему меч.

– Ты напрашивался, чтобы тебя убили?

Дэнис сперва молча смотрел на него, потом сказал:

– В каждом человеке много такого, что вам неподконтрольно. И вы все равно ничего не сможете с этим сделать.

Казалось, они продолжают спор, начало которого я пропустил.

– Ты ранен, – неожиданно мягко произнес Властитель. – Пойдем!

Он подошел к Дэнису вплотную, и я так и не понял, что произошло дальше – обезоружил его каким-то приемом или тот сам выпустил меч.

– Залман, брось оружие, – полуобернувшись ко мне, приказал Мерсмон.

Ага, так и бросил… С тех пор как он появился, мы с кесу друг друга не атаковали, однако меч и кинжал с липкой рукояткой я держал наготове.

– Опять испытываешь мое терпение?

Ощущение вроде того, какое бывает, если ударишься локтем – по телу словно пробежал электрический разряд. Пальцы сами собой разжались, вдобавок ноги подломились, и я мешком опустился на заляпанный кровью, безнадежно уделанный розовый ковер.

– Пожалуйста, не надо! – донеслась до меня отчаянная просьба Дэниса.

– …Это кратковременные чары, скоро он придет в себя, – объяснял Темный Властитель, и в его голосе звучала досада – как обычно, когда речь заходила обо мне. – Посадить его на оставшееся время на цепь, как дикого зверя – это будет разумная мера предосторожности!

Меня куда-то поволокли. Руки и ноги не подчинялись, и сопротивляться я не мог, но побежденным себя не чувствовал».

* * *

– Этот новый департамент по воспитанию молодежи во главе с Вир Одис совсем одурел. Вот, смотри, что мне прислали! – Сандра показала, держа двумя пальцами, неприглядную мятую бумажку. – Официальное письмо!

– Такое скомканное прислали? – посочувствовал Залман. – Действительно, нехорошо…

– Да нет, скомкала я сама. Мне, гранд-советнику Янари, рекомендовано подыскать себе другого секретаря-референта, а Лидию Никес отправить в специальный молодежный лагерь для перевоспитания. Эти лагеря – затея Вир. Жалко, что она не доехала тогда вместе с вами до Кесуана…

– Ты не пробовала с ней поговорить?

– А толку-то? – фыркнула Сандра. – Ты сам много раз пробовал – я же слышала, то есть, подслушивала. С ней еще тогда не было смысла разговаривать, а теперь и подавно… Сбылась ее заветная мечта! Лидию я не отдам, пусть попробуют прийти и забрать. Такое впечатление, что Вир за что-то сводит с ней счеты – причем за что-то очень давнее, не из этой жизни.

Бросив смятое письмо в корзину для мусора, она добавила:

– Вир вообще живет прошлым, и так было еще в то время, когда ты писал свой дневник. Может быть, она тоже носитель МТ, и была раньше лесным пехотинцем, которого съели кесу, или что-нибудь в этом роде? Она словно ведет какую-то бесконечную личную войну и хочет всех заставить участвовать в этой войне – причем в последнее время у нее это начало получаться.

Глава 14

«Меня притащили в подвал, в просторную комнату со сводчатым потолком, откуда свисала на цепях люстра с плафонами в виде черепов – простенько и со вкусом.

Из стены напротив большого черного камина торчали кольца, к которым крепились кандалы. Меня швырнули на пол и в два счета заковали, прием занимались этим кесу-мужчины – двухметровые верзилы, похожие на обросшие серой шерстью валуны. Для меня до сих пор загадка, почему они покорно терпят половую дискриминацию: потому что тупые или есть еще какие-то причины? Кстати, я заметил, что клыков, как у женщин-кесу, у них нет.

Их отослали сразу, как они закончили работу. К этому времени я пришел в себя достаточно, чтобы сесть без посторонней помощи. На запястьях и лодыжках кандалы, цепи тяжелые, но достаточно длинные, чтобы я мог гулять по всей комнате.

Глыбоподобные кесейские парни вернулись с дровами для камина и большим ковром (меня без церемоний отпихнули к стене, чтобы раскатать его по полу), еще принесли тюфяк, синее стеганое одеяло из комнаты наверху и деревянный стульчак санитарного назначения с эмалированным судном внутри.

– Сейчас ты получишь лечебную помощь, – сообщила Лайя, руководившая моим водворением в темницу. – Если будешь дергаться, у тебя прибавится порезов, – она усмехнулась, показав клыки, и положила изящную когтистую руку с алым маникюром на рукоятку кинжала на поясе.

Пожилая кесу обработала мне раны и смазала густой темной мазью синяки. Я поблагодарил ее на сескаде.

– Говори по-человечески, – приказала Лайя. – Нам надо учиться в языке… учиться вашему языку. Вот, смотри, это звонок, – она показала на кнопку в стене возле дверного косяка. – Из глупости не трогай. Если ночью будет холодно, позвони. Болеть нельзя. Ты виноват, но тебя отдадут твоим людям живого и здорового.

– Что будет с Дэнисом?

– Он собственность Наргиатага. Из-за тебя Гийом его избил, это плохо.

Камин растопили, комната наполнилась теплом смолистым ароматом горящих дров. Вряд ли я ночью замерзну.

Лайя ушла, но потом вернулась вместе с кесу, которые принесли кувшин с водой, тазик и ужин. Она выглядела рассерженной.

– Извините, нельзя ли еще какую-нибудь ширму, чтобы загородить вот это? – я показал на нехитрый санузел. – Вдруг вы зайдете, когда я буду сидеть на этой штуке…

– Хорошо, можно.

Состроив гримаску, она добавила:

– Пока я заботилась о твоих удобствах, другие пировали. Я все пропустила, они не оставили мне ни кусочка.

У меня хватило ума спросить:

– Ни кусочка чего?

– Гийома.

После этого мой собственный ужин не полез мне в глотку, хотя меню было вполне невинное: лапша со специями, жареная рыба (видимо, из горной речки), хлебные лепешки и травяной чай. Я через силу съел половину лепешки и выпил чаю. Позже притащили ширму из лилового шелка, с вышитыми листьями.

Утром наведался вчерашний уборщик, его зовут Бенедикт. Я извинился перед ним за то, что вел себя грубо, все-таки человек он уже старый.

– Да ладно, не сержусь, – он махнул рукой, такой же заскорузлой, как его ботинки. – Зато хоть энтого черного винограда отведал! И от Гийома избавились… – он понизил голос. – Нехороший был парень, я от него каждый раз ни за что, ни про что зуботычины получал. Он всем норовил сделать, как хуже, даже себе во вред, вот и допрыгался.

– Вы не знаете, что стало с Дэнисом?

– Что с ним станется? Я в верхних покоях не убираю, а теперь меня туда и подавно не пустят. Сожрал, почитай, что плохо лежало…

– Бенедикт, поменьше болтай с ним, – распорядилась кесу в кожаной тунике и облегающих штанах, которая стояла возле двери, широко расставив ноги и скрестив на груди мускулистые руки. – Ты должен здесь прибрать, а не говорить с этим человеком.

– Да, госпожа, – покладисто согласился старик и молча зашоркал веником по кирпичному с шафранными узорами ковру.

Бенедикт и охранница удалились, но в одиночестве я находился недолго. Дверь открылась, и вошла Эфра. Она снова была в джинсах и небесно-голубом свитере, как вчера вечером. Мне не нравились ее поступки, однако, глядя на нее, я холодел от восхищения и ничего не мог с этим поделать: мне редко доводилось видеть такие красивые лица. С ней можно сравнить разве что Зимнюю Властительницу, которая правила до наступления весны (но ту я видел только издали и на фотографиях) или Дэниса (но он парень, и к нему я давно привык).

Стоя возле двери, она меня рассматривала, и сейчас на ее лице не было того отталкивающего змеиного выражения, как при нашей встрече в Марсенойском парке. Когда она спросила, в чем я ее обвиняю, слова вначале застряли у меня в горле, но потом я сбивчиво, словно только вчера вышел из Леса, изложил свое мнение.

– Это все не так, как тебе кажется, – сухо сказала Эфра. – Я не спала с теми, кому назначала свидания.

Мне было без разницы, спала или нет. Я спросил:

– Вы не знаете, что стало с Дэнисом Кенао?

– У него было сотрясение мозга, Гийом треснул его затылком о колонну и располосовал ему грудь мечом. Сейчас он поправляется, Властитель его исцелил. После магического лечения Властителя никакие врачи не нужны – это я знаю по себе. Когда он забрал меня с Мархена, я была, фактически, на всю оставшуюся жизнь покалечена, а теперь у меня идеальное здоровье. Я сама медсестра, в этом разбираюсь.

Она подошла к камину, поставила на чугунную решетку ногу в узком красно-коричневом ботинке, опушенном мехом, по столичной моде. Бросила через плечо:

– Такое, как вчера, я раньше видела только в кино. Ничего себе представление! Если еще раз соберешься сбежать, предупреди, чтобы я не пропустила.

Я промолчал. Уж не знаю, что она подумала, но ей вдруг захотелось меня успокоить:

– Не бойся, за вчерашнее тебя наказывать не станут. Властитель соблюдает все договоренности с вашей Трансматериковой компанией, так что у тебя вроде как дипломатический иммунитет. Как бы объяснить, что это такое… – она слегка наморщила свой мраморный лоб.

– Я знаю, что такое дипломатический иммунитет. В книжках читал.

– А-а… – протянула Эфра. – Ну вот, видишь. Кроме того, Дэнис сказал, что начнет голодовку, если тебе что-нибудь сделают.

– И его голодовка будет иметь значение для Властителя? – я вспомнил о том, как Дэнис кричал, и о том баке со страшным содержимым, который видел в подвальном коридоре, и заодно прикинул, что для колдуна не проблема силком накормить того, кто отказывается есть.

– Спрашиваешь! – хмыкнула Эфра, словно речь шла о чем-то, само собой разумеющемся.

Я ждал, когда она уйдет, и стоял возле стены, скрестив на груди руки. При малейшем движении мои цепи звякали.

– Ты всегда такой нелюдимый? – с вызовом спросила Эфра. – Мог бы вести себя полюбезней.

– Я слышал, что стало с теми, кто вел себя с вами любезно. Их съели на другой день после вашего бракосочетания.

– Тебе-то какое дело? – она недобро усмехнулась, словно желая показать, что уж ей-то до них совершенно никакого дела нет. – Надо же темной гвардии чем-то питаться!

– Почему Властитель окружил себя кесу, а не людьми?

Меня давно уже это занимало, вот и рискнул спросить. В худшем случае она просто не ответит.

– Ну, во-первых, кесу не интересуют индивидуальные склонности того или другого человека, не совпадающие с общепринятой моралью, они ведь чужая раса. Во-вторых, они более дисциплинированы, чем люди. Властитель сразу предупредил, чтобы Дэниса никто пальцем не трогал, и даже если он попытается сбежать – брать его так, чтоб на нем не было ни царапины, а ты сам видел, как Гийом его отделал. Кесу ни за что бы так не поступили. Этот Гийом всем был поперек горла! – она опять усмехнулась. – Достал и людей, и кесу, Лайя с Ярансой давно точили на него зуб, но он был полезен, и Властитель его терпел – до вчерашнего вечера. Спасибо, что вы с Дэнисом его подставили.

– Мы его не подставляли. Он сам проявил инициативу. Наверное, тот еще был тип, если достал даже кесу.

– Почему – „даже“? – Эфра понизила голос. – Для них, между прочим, имеет большое значение, как ты себя с ними ведешь, и они очень внимательно относятся к мелочам.

– Никогда не замечал. Я около трех лет жил рядом с племенем кесу, на островке в Холодном Лесу, и у меня с ними конфликтов не было.

– Значит, ты не давал им поводов для раздражения, – заметила Эфра. – Ты и язык их тогда же выучил?

– Да.

– А ты когда-нибудь бывал на Мархене? – она повернулась спиной к камину и смотрела на меня в упор, теребя кончик толстой косы, перекинутой через плечо.

– Нет. Это ведь окраина архипелага, восток или запад?

– Запад. Одна из тех дыр, где не жизнь, а сплошная помойка. Ничего общего с Танхалой. Островок на отшибе, нравы там строгие, борделей нет, осенью и зимой внебрачные связи под запретом. Местные придурки бесятся от половой неудовлетворенности, и если насчет какой-нибудь девушки пойдут сплетни, что она уже не девушка – можно считать, она пропала. Ее начнут использовать, как подстилку, все подряд, и в полицию жаловаться бесполезно – те ничего не станут делать. Кроме того, у этой мрази круговая порука, и если подать заявление в суд – могут убить, и концов потом никто не найдет, – Эфра говорила холодным тоном, а ее тонкие белые пальцы с перламутровым маникюром нервно перебирали кончик косы. – Не думай, это не какая-нибудь банда преступников, которая терроризировала беззащитный Мархен. Это, так сказать, нормальные молодые граждане, которые потом, остепенившись, где-нибудь работают, по праздникам пьют, служат в ополчении, женятся, заводят детей… Женятся, разумеется, на девушках, сумевших соблюсти свою невинность, а не на тех половых тряпках, которые были в общественном пользовании. Что ты об этом думаешь?

– Думаю, что Мархен – мерзкое место.

– Я выучилась на медсестру и пошла работать в муниципальную больницу. Нищета и грязь, и никаких перспектив. Несколько раз я собиралась что-нибудь себе вколоть, но маму жалела. Потом во время предвыборной кампании на Мархен приехал Валеас Мерсмон, посетил нашу больницу, исцелил нескольких пациентов – и увидел меня. Когда ко мне подошел человек из его свиты и пригласил на встречу, я решила, что мне хотят предложить место дворцовой служанки.

Она перестала терзать кончик косы, прошлась по ковру, бросая на меня странные испытующие взгляды. Я видел, что она из-за чего-то волнуется, и пытался понять, для чего она познакомила меня с этим очерком мархенских нравов.

– Ты по-прежнему меня осуждаешь?

– Я не понимаю вас. И… да, осуждаю. Я согласен, что остров Мархен – отвратительная дыра, но это не оправдывает жестоких поступков тех людей, которые там живут или жили, если вы это имеете в виду.

Она пожала плечами и толкнула тяжелую дверь, но уже на пороге обернулась.

– Залман, про меня говорят, что, когда кесу рвали их на куски, я смотрела на это равнодушно. Так вот, это неправда. Я улыбалась! Я чувствовала себя в безопасности, и мне было хорошо.

После этого жутковатого признания она ушла, а я остался – растерянный, дезориентированный, ошеломленный. Такое впечатление, что она рассказала мне что-то зашифрованное, вроде ребуса. Будь здесь Дэнис, он бы сразу все понял и объяснил, у него с этим быстро, но ситуация с Дэнисом – это еще один ребус, не поддающийся разгадке. Почему его держат в таких необычных условиях? Что его ждет? Мне вспомнился один фильм, где главный герой, попавший в плен, тоже купался в роскоши, потому что его готовили для жертвоприношения. А Мерсмон занимается магией, и Вир утверждает, что он заключил сделку с потусторонними темными силами… В общем, я совсем извелся, а цепи были крепкие, и расшатать вмурованные в стену кольца никак не удавалось.