Текст книги "Дорога камней"

31

Бальный зал, начищенный до блеска, был великолепен. Ажурные, невесомые занавеси, переплетённые лентами в причуды изящных форм, свисали сверху, прикрывая разноцветие оконных витражей. Люстры, одна многоцветнее другой, сверкали, стараясь пересветить друг друга, бросая тысячи отблесков и бликов на выложенный мраморной плиткой пол.

Бледно-розовые ромбы, дымчато-серые полоски и маленькие треугольники то белого, то светло-зеленого цветов испещряли зал, складываясь в овал, центром которого была хорошо видимая сверху корона Императорского Двора.

По стенам, согласно обычаю, крошечными звёздочками в овальных гроздьях пылали тысячи белых свечей. Ароматы южных цветов и свежего морского бриза переплелись в странном сочетании, которое невозможно встретить без вмешательства человеческой воли. Убранство одинаково роскошное и гармоничное восхищало душу, радуя глаз.

Странным казалось лишь одно: в огромном зале, сотворённом, чтобы полниться музыкой и смехом, играми и весельем, амурами, флиртом и интригой, украшаться великолепными платьями и камзолами на великолепных танцующих парах, присутствовали лишь двое.

Впрочем, этих двоих было вполне достаточно, если уж речь заходила о красоте.

– Ваше Высочество, – промурлыкала гостья, склоняясь очаровательно и изящно, – рада после стольких домыслов и слухов, стольких ночей ожидания воочию видеть вас.

Катарина, сидящая на тронном возвышении, в левом из четырёх кресел весьма неформально, чуть изогнулась, рассматривала пришедшую спокойно и лукаво, как сытая кошка, поигрывающая хвостом.

– Весьма рада, – кивнула она, улыбаясь. На щеках играл румянец, будто у разгорячённой школьницы после догонялок с мальчишками. – Принимать у себя посланницу столь желанных в нашей Империи сил. Госпожу...

– Грета Ланье, к вашим услугам.

– Эриния.

– Эриния, Ваше Высочество[10]10
  «Гиар – эльфийский шёлк, тончайшее полотно из бронзовых волокон гиарового древа. Фактически наиболее ценная ткань из существующих, если не считать паучьего шелка, который плетут колдуны-умельцы далёкого Дар-Фарна и огненной тесьмы архаров юго-восточных земель. Изначально был предназначен для религиозных культов старшего народа; очень редко гиар используют для одежды, чаще пошивая из него занавеси или украшающие полотна, сплетая тончайшие картины из натуральных полутонов. В последние столетия он превратился в знак эльфства, выделяющий наследника старшей крови из толпы окружающих его людей, и ныне право использовать имеет далеко не каждый, а лишь особо награждённый членами Высокой Семьи, и во всей Империи таких насчитывается не более...»
  Из «Энциклопедии Земли и Небес», том 4, Эл.


[Закрыть]. В высшем кругу.

– Хм...

– Конечно, Ваше Высочество. Ни секретов, ни тайн. Мне двести двенадцать лет. Основой моей речи к вам является лишь сообщение о прибытии и готовность выступить в роли покорного слуги.

– Вы прибыли в одиночестве?

– Нет. Конечно, нет. Мой господин со мной. Однако...

– Знаю. У этого Дворца слишком сильное защитное поле. Я с трудом скрываю даже вас. Его в определённых источниках прославленную мощь спрятать было бы гораздо сложнее... Вы устали с дороги?

– О, мои силы поддерживал один весьма одарённый человек.

– Доложитесь одному из моих помощников, некоему Рантору Хари. Он ждёт вас через полчаса... Вы догадались, зачем понадобились мне?

– Рискну предположить, Ваше Высочество.

– Рискните.

– В водовороте сдвигающихся стихий, в петле, затягивающейся вокруг человеческого материка, в близящейся схватке, где вам отведено место по меньшей мере далеко не последнее, вы неожиданно увидели едва ли не единственный выпадающий из общей схемы элемент. Обладая информацией из совершенно разных, но потрясающе компетентных источников, с удивительной для своей юности мудростью черпая сливки из десертов всех противоборствующих сторон, вы узнали об этом элементе все, что могли... И отчётливо сознали, что не знаете ничего.

Принцесса молчала, молчанием позволяя гостье говорить далее.

– Учитывая мельчайшую продуманность каждого шага, взаимозависимость каждого движения в успехе творящегося вокруг, вы не могли не придать этому факту должного значения. Элемент, если можно его так называть, при всей своей незначительности чрезвычайно значителен; прошу простить за грубый каламбур. Нельзя допустить, чтобы способности его, откуда бы он их ни получал, смогли использовать представители других сторон. Никто не уверен, было бы это катастрофой или событием, не значащим ничего. Никто до сих пор даже чётко не знает: что такое этот элемент. Известны лишь полевые характеристики узлов, возмущение которых он вызывает повсюду, где появляется, и факт наличия Завесы, неподвластной даже силе Истинной Речи. То есть, по сути, неясно ничего. Но именно эта неизвестность заставляет действовать, а не ждать. Именно поэтому я знаю, для чего понадобилась вам.

– Что же наполняет вас такой уверенностью в своей правоте, Грета Ланье, эриния высшего сана?

– То, что мы тоже распознали этот элемент. И уже пытались найти и получить его.

– Как интересно... Судя по вашему присутствию, вы этого сделать не смогли.

– Не смогли. Те на самом деле могущественные посланники, что были направлены отыскать его, недооценили Завесу и, главное, не учли сил спутников, по воле случая сопровождающих его. Чёрные Тени, чуть более слабые подобия тех, что находятся в воле Главы Конклава, были уничтожены полностью, не успев завладеть ни одним из Прошедших Врата, среди которых искомый объект находится. Позже они были спасены от обрушенной живой смерти сплавленной мощью пробуждённых друидских Отцов. Когда посланники снова попытались отыскать объект по смещению полей, они узрели одну лишь пустоту; после – пугающий всплеск энергии, который относился к разряду взаимодействующих с пространственно-временным потоком.

И наконец, во время своих поисков в последние три месяца по всему северу, они столкнулись с силой, неожиданно возникшей из ниоткуда. С волей, выстроившей в сплочённую группу несколько сотен существ, исконно принадлежавших Госпоже, а теперь направляемых высшими шаманами гноллей. С силой, которая с каждой неделей, с каждым днём собирается в темноте бескрайних северных лесов. Они не имеют никакого отношения ко Вратам Небес, через которые объект пришёл сюда. Они не знают, кто открыл Врата, и не интересуются самим фактом их открытия. В единственном, кратком разговоре, которого был удостоен старший из посланных, стало ясно: они собираются вновь, после десятилетий покоя, ради чего-то в самом деле серьёзного. Они словно вспомнили старые времена, когда у них был шанс уничтожить Княжества и поработить человечество. У них свои, не ясные нам цели. Их до смешного мало, если брать масштабы севера, и они не представляют для нас никакой опасности. Мы для них тоже, так как интересы наши не пересекаются. Им, в сущности, наплевать на все... кроме одного.

Их также интересует этот неучтённый элемент.

Но они откуда-то знали о нем больше и чётче, чем все остальные из нас. Чем мудрые жрецы и маги, просканировавшие каждое сплетение северных полей. Они рассказали, что это человек. Что это ребёнок. Один из шестерых, прошедших Врата. Девочка из другого мира. Человек. Они ожидали его появления, словно кто-то предсказал им его, и также были ошеломлены тем, что три месяца назад, появившись из Врат, он почти тут же внезапно пропал. И они также повсюду самозабвенно искали его...

– Что теперь?

– Теперь, Ваше Высочество, один из наших посланников возглавляет отряд, который отыщет ребёнка и завладеет им. Очень скоро. В течение пяти-шести дней гнолльские шаманы в этом обязались стать союзниками. С ними заключён договор. Объект не нужен им, если мы обещаем уничтожить его в течение трёх дней. Если он не нужен нам, они готовы сделать это сами. В любом случае они решили помочь. Заключённый договор скреплён кровью. Что вы скажете на все это?

– Ситуация очень странная. – Катарина нахмурилась. – Совершенно неясно, что это за шаманы, откуда они взялись и согласно чьей воле действуют. Ррарг Рыкающий... Народы Империи слишком долго ничего не слышали о нем. Отряд количеством в несколько сотен – не мелочь. С момента разгрома орочьей Орды они не появлялись в пределах нашего взгляда, даже так далеко от границ. Во всех них слишком хорошо жила память о нанесённом поражении. О тотальном разгроме. Они не поднимались больше двух с половиной столетий. Поверьте мне, у Империи есть свои способы знать это и быть уверенной в своей правоте. Ррарг Кровавый... Они не собрались бы без причины действительно страшной. И уж тем более не дали бы вам обнаружить себя, – если бы за всем этим не крылся какой-то продуманный, важный расчёт. У вас есть свои мысли на этот счёт?

– Время покажет. И наша группа, и союзники уже локализовали район, в который предположительно произойдёт временной переброс. Установили ловушки и поисковые сети. Выйдут на след и начнут действовать, как только Прошедшие Врата появятся там.

– Вы и впрямь уверены, что ваш посланник не будет убит, а ребёнок отнят или тут же уничтожен. Что шаманам можно доверять.

– Отнюдь нет, Ваше Высочество. Чёрный, чья мудрость превыше моей, считает, что доверять не стоит никому и никогда. Даже союзникам, чья лояльность реально подтверждена. О-о, прошу вас, простите бестактную прямоту и возможность истолковать эти слова не так, как на самом деле думалось мне!

Принцесса молчала. Грета смотрела на неё, едва заметно прищурившись. В глазах её зрело нечто странное.

– Один ваш знакомый, – легко-легко заметила она, – случайно встретившись на моем пути, был бы счастлив узнать, что вскоре я встречу и вас. Знай он это, мне посчастливилось бы наблюдать, как пылает его чистое сердце, раздираемое сгустком противоречивых страстей. Однако, по понятным причинам, я не сказала ему ничего. Я просто спасла ему жизнь... Полагаю, вы больше не обижаетесь на меня.

Принцесса молчала.

– Вернёмся к сути, Ваше Высочество. Я готова всецело следовать нити ваших слов.

Принцесса молчала, разглядывая гостью в кривом зеркале начищенной, полированной стены. В разноцветье низкого, уходящего вверх витража. Руки её, расслабленно-спокойные, были неподвижно сплетены на коленях.

Эриния шевельнулась, чувствуя взгляд. Повернулась и взглянула в сине-красно-зелено-жёлтую мозаику толстого, выпуклого и яркого стекла. Глаза их блеснули, встречаясь в отражении отражения отражений.

– А вы действительно очень красивы, – изменившимся голосом сказала Грета, не опуская взгляд. – В самом деле настолько, насколько мне рассказывали.

– Хотелось бы верить, что ваш господин так же могуществен и мудр, как повествуют некоторые хроники разных времён.

– О-о, насчёт него можете не сомневаться. На самом деле он никогда ещё не проявлял истинного предела своих сил.

– Прежде чем вы отправитесь, я хотела бы встретиться с ним.

– В самом деле? – Эриния подняла голову. – Вы согласитесь покинуть Дворец?

– Соглашусь.

Наступила тишина.

– При всем понимании... на встрече с ним вы должны присутствовать совершенно одна.

– Я буду совершенно одна. Сегодня ночью. Через девять часов. Пока же...

– И он, и я готовы выслушать ваш приказ.

– Завтра начнётся Приём. У меня не будет времени ни на что. Вы покинете Дворец прямо сейчас. Ни к чему допускать промедлений. Используя все силы, обращаясь с собой и с тем резервом, который вам предоставлю я, вы отыщете и возьмёте ребёнка, укрытого Завесой. Любой ценой. Доставите его сюда, в тайное убежище, которое я укажу и от которого получите телепортационный пароль. Девочка должна стать нашей. Наши сторонники в Конклаве должны исследовать её и понять. – -Принцесса помолчала, прежде чем добавить: – Она и вообще это открытие Врат полностью не вписываются в происходящее. Как, кстати, и появление гноллей. Мы должны понять, является ли это частью иной схемы, нас не касающейся, или, наоборот, Врата Небес имеют к нам непосредственное отношение... Итак, сказано все. Отправляйтесь. Пусть сила Богини поможет вам.

Эриния, дочерь Алой Госпожи, верная посвящённая Величайшей, кивнула и поклонилась принцессе, которая должна была воссесть на трон и принести Ардат Жестокосердной империю, ранее отданную Её злейшим врагам. Выдержала долгие три секунды, склоненно замерев. Выпрямилась медленно и плавно. Играя улыбкой на губах.

– Разумеется, Ваше Высочество, – сказала она. – Мы используем все силы и доставим девчонку. Мы сделаем это, даже если придётся биться с соперниками за право преподнести её вам.

Говоря это, при всей своей опытности Грета Ланье и представить себе не могла, насколько окажется права.

– Вы устали, Ваше Высочество.

– Да ладно. Ничуть... Это что, так заметно?

– У меня чутьё.

– Чутьё-о-о... Видишь мой пальчик, Нож? Правда, он такой красивый?.. Чего ты молчишь?

– Правда. Скажите мне, что происходит. Вам станет легче.

– Ничуть.

– Скажите. Выговоритесь. Нечего держать все в себе. Это слишком тяжело. Даже для вас. Я ведь единственный, кому можно на самом деле доверять.

– Вполне, вполне. Не в доверии суть.

– В чем же?

– В ненависти. Я ненавижу её.

– Я продолжаю слушать. Что же вы замолчали?

– Ты помнишь последнюю фразу, которую сказал сегодня утром Старик?

– Сегодня утром?

– Когда он заканчивал свою оправдательно-объяснительную речь... «И если одна дорога ничуть не лучше другой, пусть будет выбрана та...» – тут он запнулся, замер на мгновение, тяжело вздохнул... Ты помнишь?..

– Да.

– Он имел в виду, он собирался сказать: «по которой собирается идти большинство». Большинство, понимаешь?.. – не глядя на убийцу, пронзительно прошептала она. – Он сдался. Он переложил ответственность со своих плеч. Он оказался от всего: от положения, от влияния, от участия, от борьбы... – Она тряхнула волосами, тремя витыми прядями, стекающими с плеч. Глаза её блеснули. – Знаешь, что это значит? Что он ничтожество. Вернее, что он сам считает себя таковым. Вот в этом было его падение. Лишь в этом, а ни в чем другом... Ты спрашивал, что мне ненавистно более всего. Все просто, Нож. Я ненавижу слабость.

Убийца молча смотрел в потолок.

– Сила завораживает и влечёт меня – физическая, умственная или духовная, жестокости или красоты, – любая из сил. Я рождена для того, чтобы чувствовать, сравнивать, оценивать её и несущих её людей, я делаю это лучше всего. И знаешь, Нож... особенно страшно, когда владеющие истинной силой, бескрайней и огромной, безмолвно отрекаются от неё. Это хуже предательства, ненасытной жадности и неодолимой смерти. Это хуже убогости и отвращения, которое внушают ничтожества, алчущие власти. Ниже презрения, которое испытываешь к самонадеянным глупцам. Это хуже всего.

Убийца едва слышно вздохнул.

– Я ничего не расскажу тебе. Тебе незачем все это знать. Купаться в сложности, помноженной на изощрённость. Твоя задача проста. Будь со мной, все время, не отступая от меня ни на миг. Без тебя я погибну. Мне кажется.

Нож внутренне дрогнул. В горле его пересохло. Он хотел сказать, что это невозможно, что убить её не смог бы никто, и даже не потому, что многослойная система защиты, с детства окружавшая Катарину, была фактически совершённой, а сила самой Инфанты – выше силы многих представителей общего Совета Конклава. Он хотел сухо, насмешливо заметить, что лишить мир подобной красоты, подобного совершенства не смог бы даже презираемый самонадеянный глупец...

Но следуя эмоциональной силе её слов, он вдруг отчётливо увидел Принцессу: неподвижно-бледную, лежащую в странной, неестественной позе на ледяном мраморном полу. Ощутил холод угасших губ и темноту закрытых глаз. Неожиданно понял, что жизнь ушла из неё навсегда, и осталась только гулкая, полная ветра тишина.

Его едва не передёрнуло. В груди дрожала холодная липкая пустота.

Она замолчала, выговорившись, сказав то, что желала сказать. Ни грана усталости или колебания не отразилось на её все так же юном, лишь немного печальном, отрешённом лице. Но убийца чувствовал: Принцесса на пределе. Осталось немного, всего лишь чуть-чуть. Несколько удачных толчков или несколько лишних, полных беспрерывного, изматывающего ожидания дней.

Нечто непостижимое, огромное и страшное неделя за неделей, деталь за деталью, пласт за пластом складывалось вокруг неё. Все происходящее по пунктам гигантского, тысячеслойного плана стремилось к исходу, которого убийца не знал. Не знала его и она сама: девушка, прожившая сорок пять беззаботных, медленных, тягучих, бесцветных лет, затем с разбегу вошедшая в пятилетие таинственное и тёмное, ныне неимоверно глубокая и столь же поверхностно-юная, полная сил и угасающая день за днём. Взявшая на себя слишком долгий, слишком тяжёлый груз. Она не знала исхода происходящего, хотя постоянно, всеми силами стремилась просчитать и понять, – и угасала от невозможности этого.

Ожидание убивало её. Невозможность определённости и ответа.

И сегодня, в день отставки Гиллара, двадцать первого июля двести пятьдесят девятого года, трое суток после совершеннолетия спустя, когда сила заговорщиков казалась непоколебимой, а позиции Наследников вмиг стали по– детски смешны, что-то совершенно иное мучало её. Она внезапно стала не похожа на ту Катарину, которую он несколько дней назад узнал. На ту, которой он вымолвил, задыхаясь: «Тогда, с лезвием у вашей шеи... Я бы не смог». На ту, что отчётливо сказала ему: «Я знаю. Но в следующий раз – сможешь». Ту, что желала «отточенное, гибкое лезвие, которое не знает преград». Не похожа чем-то крошечным, внутренним, далёким. Словно проснулась после долгого сна и смотрела на мир из надтреснутой скорлупы.

Нож молчал. Ожидание, неизвестность и ответственность, когда-то взятые им на себя, теперь давили на плечи сильнее. Трепетный огонёк, все ещё теплящийся в нем, угасал с каждым годом, с каждым месяцем, с каждым днём; иногда было неимоверно трудно идти вперёд. Но выхода не было. С некоторых дорог не сворачивают, о какие бы камни ни спотыкался, пытаясь бегом или неровным шагом достигнуть конца. Им с Принцессой было в общем-то по пути. Хоть Нож и не знал всей глубины её планов, хоть за недостатком спокойствия, банальной нехваткой времени и сил не был до сих пор в них подробно посвящён.

Но, главное, сегодня и сейчас, когда солнце склонилось в закат и скрылось за бесконечным маревом шпилей и башенок, взирающих в высоту, за морем труб и крыш, угасло за зубчатой великой стеной, окружающей прекраснейший, богатейший и сильнейший из городов мира, когда до решающего Приёма, на котором станет ясно – заговорщики или Наследники, Брат или Сестра, оставалось чуть меньше трёх месяцев, – убийце было жаль искреннюю и взволнованную девочку, желавшую насилия и ласки, утешения и борьбы. Он хотел бы утешить Катарину, как когда-то раньше другую, в этом похожую на неё.

Принцесса молчала.

Переливались темно-серый атлас и белоснежные кружева, украшенные сверкающей, бликующей в лучах солнца изумрудной крошкой ожерелья, скользящего тройным плетёным шнуром. Было тихо, спокойно. В молчании комнаты плыла неслышная, прозрачная печаль.

Главное, и сделать-то ничего было нельзя. Не предложить же ей ненароком отказаться от всего и уехать к южному морю, отдыхать у кромки пенного прибоя, наслаждаясь тёплым воздухом и ветром, нежно колышущим кроны ярко– зелёных мохнатых пальм...

Принцесса внезапно очнулась от дум, в которых утопала в последнее время постоянно, час за часом, день заднем. Внимательно посмотрела на него.

– Хочешь, чтоб я победила? – тихо, едва улыбаясь, спросила она. – Чувствуешь боль, как только представишь себе моё поражение, слабость и бесславный конец?.. Хочешь, чтобы я правила Империей, чтобы повергла своих врагов? И для тебя совсем не важно, плохо это будет или хорошо?.. Просто хочешь, чтобы это была я... потому что не можешь не обожать меня?..

Нож промолчал, обдумывая что-то. Затем пожал плечами и ответил:

– Зачем вы изгнали Даниэля? Он ведь мог вас утешить. Он ведь был для этого достаточно... силён?

Принцесса смотрела на него, легко проницая сквозь и разглядывая юношу, лёгким призраком замершего у убийцы за спиной.

– Не знаю, – прошептала она. – Я думала, что знаю в нем все, каждую каплю его души. Я ни на миг не подозревала, что он может оказаться другим.

– Почему же вы не пытаетесь вернуть его? Он же без памяти в вас влюблён, он простит вам все.

– Это даже звучит страшно. Я убила его мать. Я убила его веру, его юность. Я хотела убить его... Я все ещё хочу убить его. Я на такой дороге, где невозможно отступать. Для чего мне пытаться его возвращать? Чтобы сломать его, выпотрошить душу до костей? Чтобы взглянуть в его умершее лицо и лишний раз убедиться, понять, что мужчин на свете нет?.. Я очень устала, Нож, очень устала. На узенькой тропинке, по которой я все дальше и дальше иду, слишком много осколков и камней. Здесь так тесно, что нет места даже двоим. Здесь нельзя повернуться и посмотреть назад, покуда не вылезешь, где посвободнее... Но я сама выбрала эту дорогу, и сама по ней пройду. А Даниэль... Я не знаю. Иногда мне кажется, я бы хотела любить его. Он единственный в целой жизни, кто смог меня обмануть. Но дьявол! – Она распахнула глаза, стиснула руки и привстала в своём кресле; щеки её мгновенно заалели, губы увлажнились и дрогнули, приоткрывая жемчужный блеск. – Как же я ненавижу его! Как мне хочется причинить ему боль! Чтобы он понял, что от всей его искренней самозабвенной преданности мне не нужно ни капли! Что мне не нужен никто и ничто!.. – Она замолчала, сникла и зашуршала платьем, устраиваясь удобнее. – Вот и все, Нож. Вот и вся правда... Почему ты молчишь?

– Я хотел бы спросить, но вы не даёте мне.

– Даю. Спрашивай. Проси.

– Против кого мы боремся? Кто наши союзники? Что ждёт вас на Приёме? Почему вы постоянно твердите о смерти? Чего вы боитесь? Кто может убить вас? Ради чего все это?! Если вы не скажете мне, я так и не буду знать. Так и не сумею помочь вам, используя все силы.

– Все глупо.

– Все так, как делаете вы! Вы поместили себя в этот колодец, у которого опускается дно! Вы налили вокруг воды и захлёбываетесь, пытаясь удержаться на плаву, смотреть все время вверх, на удаляющееся светлое пятно!..

– Может, пора принимать ванну с пеной... доставать из тумбочки бритву... я уже вымазала запястья мылом.

– Откройтесь мне. Когда-то я считался пророком и был мудрецом. Я смогу понять и сумею вам помочь.

– Все глупо. Ты начинаешь дерзить.

Нож вздохнул. Тоскливо и глубоко.

– Я лишь волнуюсь за вас.

Принцесса усмехнулась. Фыркнула легко-легко. Вздёрнула подбородок и снова посмотрела на него. В глазах её светился уютный, ласковый покой.

– Иди спать, Ножик, – тихо сказал она. – Ты помнишь: завтра утром твоя первая битва. Отдыхай.