Текст книги "Книга Холмов (СИ)"

Автор книги: Антон Карелин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)

  Да уж, передали кислые лица висящих в кандалах, с такими не набросишься. Надо чтоб они в себя пришли сначала. Без оружия можно только толпой завалить.

  – Кто ранен, подходите ко мне, – сказала Алейна громко. – Буду лечить.

  Дмитриус сжал кулаки так сильно, что железо глухо застонало. На лицах мародеров отобразилось полное недоумение. Можно ли быть такой блаженной? Она еще и подлечит. Давай, красавица, лечи. Жалуясь и кто-то фальшиво, а кто-то искренне восхваляя Богиню, головорезы потянулись к девчонке. Та осмотрела подошедших, покачала головой.

  – На каждого у меня сил не хватит. Давайте все сюда. Ани, тоже подойди, долечим твою спину.

  Спина после исцеления и так хорошо себя чувствовала, но Анна подошла. Она была не против находиться в толпе шатавшихся, распухших от яда мародеров, провоцируя их на удар. Пусть дернутся, пусть полезут, попытаются повиснуть на ней впятером. Она знала, как действовать в толпе.

  – Дмитриус, открой кандалы. Эй, остроносый, поближе подойти, у тебя все лицо разбито. Посмотрим, что можно сделать.

  – Слава Богине, – на разные лады бубнили мародеры, потирая руки, отряхивая одежду, ощупывая себя. Подходили к ней, как звери на водопой. Целительный свет дважды вспыхнул, но быстро погас. Остроносый застонал от того, насколько меньше стало болеть распухшее лицо.

  Лисы видели, как жадно головорезы смотрят на жрицу, обступив ее, косо поглядывая назад, на защитников. Может, схватить за горло, да потребовать оружие, пригрозив смертью девчонке? Нет, рано. Пока облезлые птичьи твари расселись по веткам и смотрят, и каркают, ясное дело, дергаться нельзя. Никто не хочет шипов или разъяренных ос. Или медведя-выростка вышиной с полдуба. А вот когда друды улетят...

  Но жрица, такое богатство им в отряд! После каждой битвы теперь без мучений, ручная девка-целитель на цепи! Да и броневагон шикарный. Неплохо мы-таки засаду устроили, неплохо. Жизнь, она крутит-вертит, но в конце нам выгорит, иначе и быть не может.

  Алейна кивала побитым и подраненным, что-то говорила, советовала, что приложить, чем укрыть и перевязать. Легкая чуткая рука скользила по их плечам и спинам, рукам и щекам. Неужели она хочет показать им, каково это, когда тобой не жертвуют, не оставляют на убой, когда о тебе заботятся? Неужто думает, что это их тронет и что-то изменит?.. Семнадцать с половиной лет, подумала Анна, я была такой же доброй и беззащитной в ее возрасте.

  Жрица отступила с дороги в густую траву, тонкая серая накидка светлела в тени, стройный стан задумчиво замер, рука взвилась в воздух и держалась там, будто нащупывая поток силы, пронизавшей Землю Холмов.

  – Помогите! – попросила она голову, обращаясь к духам.

  Белая друда громко крикнула, ее зеленые, сизые и бежевые собратья подлетели поближе, рассевшись по веткам. Девчонка зашептала молитву, тихо, почти про себя, но каждый из Лисов узнал первые слова. Один из даров Хальды позволял выращивать целебные и, главное, съедобные ягоды на любом растении. Они редко бывали вкусны, но всегда сытны, и спасали ханту в голодные времена.

  Друды расправили крылья и заклекотали нестройную, но странно гармоничную песнь, покачиваясь ей в такт. На глазах у столпившихся за спиной у жрицы, из-под земли вымахал приземистый, шипастый куст тёрна. Куст нарядился зеленью, но тут же растерял листву, на полуголых ветках наливались жизнью гроздья ягод, темно-синих, почти черных, но в светло-голубом налете, скрывшем черноту. Ягоды быстро круглели.

  – Не ешьте больше одной, – предупредила жрица. – Они насыщают, если проглотишь две, будешь как объевшийся...

  – Ну и что, мы давно не жрали от пуза, – рассмеялось сразу несколько голосов.

  – Они кислые. Это же тёрн.

  – Как наша жизнь? Да наша жизнь как корзина тёрна, дурочка. Кислее некуда.

  – И сами мы как оскомина, – коротко усмехнулась Гидра.

  – Не мы такие, злыдь-баба, жизнь такая.

  Оказывается, прозвище Злюка угодило близко. Злыдь-баба конечно лучше, Анна в который раз убедилась: жизнь хитрей самых хитрых выдумок.

  – Ани, съешь ягоду. Ты тоже, Кел, – сказала Алейна, срывая одну и для себя. Девчонка выглядела бледной и усталой, поэтому, когда отошла и присела на траву, никто не удивился. Она словно исхудала и не спала два дня, видать, все силы вложила в этот куст. Зато тёрна выросло много, целые гроздья.

  – Перерастила, – устало вздохнула жрица. – Их можно собрать впрок, пару дней не пропадут. Мародеры кривились от кислинки, плевались и возмущались, что яство похуже подошвы от стоптанных по семи королевствам башмаков.

  – Лекарство не бывает сладким, – ответила Алейна, и положила голову на колени. Анна встала у нее за спиной. Она ни на секунду не расслабилась, ждала, когда начнется. Но пока не начиналось. Они все еще слишком боялись друд. Вот бы духам сделать вид, что ушли, но остаться, тихими стражами в гуще ветвей.

  Постепенно темные лица светлели и разглаживались. Целебное воздействие ягод всегда было слабым, но на обколотых ядовитыми шипами действовало в самый раз.

  – Благодарим милосердную Матерь, – сказала Алейна, глядя, как спасенные ей люди все больше жестикулируют, растирают измятые грубыми корнями и ветками члены. – Которая равно заботится о бедных и богатых, о правых и виноватых.

  – ...дарим ...сердную ...терь, – повторял вслед за ней нестройный хор. Ну прямо преданная паства. Только преданной в итоге будет жрица.

  Кел съел свою ягоду и сел рядом с ней.

  – Спасибо тебе, – просто сказал он.

  – Хальда дала мне сил, – тихо сказала ему Алейна. – Больше, чем обычно.

  – Пить хотца, – риндан потянулся, позыркивая на Ричарда с натянутым луком и Стального с другой стороны. – Добрая жрица, позволишь сходить к ручью?

  – Да и поссать бы туда же, – добавил кто-то другой.

  – Идите, – кивнула жрица.

  Ричард молча отступил, пропуская желающих свернуть с дороги в лес. Губы его были сжаты, он не произнес ни слова. Мародеры насмешливо огибали его, делая вид, что не замечают. Сейчас перетрем у ручья, пока идиоты не слышат.

  Они стали валиться на землю, один за другим, минут пять спустя, еще все ушли к ручью. У Анны тоже замутилось в голове, но ее не накрыл тяжелый, жаркий, загустевший в жилах сон. А на бессмертного черно-белого просто ничего не действовало.

  Услышав, как падают тела, Дмитриус очнулся из комы, заскрежетал, расправил плечи. Ему, с круговым зрением, не было нужды оглядываться, но он растерянно оглядывался.

  – Что ты сделала? – воскликнул Кел, вскакивая.

  – Суд, – Алейна встала.

  Ричард уже был рядом, и до Анны дошло, что он все понял заранее. Ну, не знал, чего именно устроит жрица, но она же сказала: 'Поверь мне'. Судя по тому, как ворон Винсента неподвижно сидел на ветке, маг тоже понял и ждал. Воительница озиралась и везде видела беспробудно спящих мародеров, они валялись повсюду, как павшие в битве, но без крови и ран.

  Алейна двинулась к первому из упавших.

  – Суд? – спросил Кел, не отступая от нее ни на шаг. – Ягоды ядовитые?

  – Ядовитые. Ягоды погрузили их в сон. Те из них, кто достоин жить, проснутся. Те, кто недостоин, умрут.

  Алейна опустилась возле воина со жгутами бугрящихся мышц. Ее тонкая рука легла на бычью шею, замерла, отдернулась. Анна подошла и увидела, как все реже вздымается волосатая татуированная грудь, как темнеет лицо, синеют губы. Он перестал дышать.

  – Кто решает, кому жить, а кому умирать? – воскликнул Кел.

  – Хальда. Я взмолилась не просто о ягодах. Я просила ягоды-казнь для тех, кто достоин казни. И получила ответ. И друды помогли.

  Дмитриус двинул кулаком о кулак. Его эмоции редко выражались в движениях, все-таки он был не человек, но сейчас вырвались.

  – Наконец-то, – произнес он с огромным чувством. – Наконец-то.

  Кел был потрясен, и его продолжало трясти.

  – Богиня милосердия, жизни и мать всех людей?! – ветром, загнанным в узкую расщелину, взвыл он. – Дала тебе силы вырастить ядовитые ягоды для тех, кого она отбраковала? Кого она хладнокровно обрекла на смерть?.. И ты их без тени сомнения их вырастила и дала людям? Это – добро? Это – свет?

  – С тенью, – рявкнула Алейна, поднимаясь, глядя снизу-вверх, сжав кулаки. – С тенью сомнения.

  – Тогда как же...

  – Ты не понимаешь, – перебил его Ричард, – ты просто забыл...

  – Пусть говорит, – оборвала его Алейна.

  – Надо было дать им выбор и дать им шанс! Нельзя судить человека и выносить приговор до того, как он совершит преступление! Жизнь многообразна, и ты не знаешь, что произойдет! Не знаешь, что склонит их на светлую чашу весов правосудия, поэтому надо дать им ШАНС! А когда дали и они его не выдержали, вот тогда судить...

  – Это ты не знаешь, что произойдет, – сказала Алейна. – Справедливый суд не знает. Добрый, чудесный судья действует исходя из права человека на исправление. А право дается исходя из надежды. Но если надежды нет? И если есть боги, которые видят человека насквозь и заранее знают, исправится он или нет? Если бы твой суд знал будущее и видел, что преступник, выйдя на свободу, снова убьет? Какой тогда самый гуманный шаг?

  – Позаботиться о них. Попытаться.

  – Мы позаботимся. О тех, кто проснется.

  Кел отступил от нее. В его глазах стояли слезы. Он качал головой, чувствуя, как единственное, что он о себе знал, единственное, что у него осталось, уходит из-под ног. Он вскинул искаженное горем и гневом лицо и спросил:

  – Ты понимаешь, Алейна, что не Богиня, а ты убила всех этих людей?

  Девчонка даже не моргнула. Она стояла, вытянувшись в струну, и стояла насмерть.

  – Я убила их, потому что мы не могли их изменить. И людей от них защитить не могли, нормальных людей, которые не ходят по поселениям, не грабят и не унижают. Я нашла единственный способ их остановить, тихо и спокойно, без крови, – она уже кричала, – большинство из них свалилось, даже не успев осознать. Марек выйдет в поле к отцу, и принесет ему обед. Игнис достирает белье в реке. Сколько человек будет спасено? Друды вернутся и будут танцевать на ветвях деревьев, провожать солнце и прославлять ночь. А тех, кто без колебания приносит их в жертву на алтаре, больше не будет! Богиня видела их жизнь и судьбу и дала второй шанс, но только тем, кто захочет им воспользоваться. А те, кто плюнул бы в протянутую ладонь, вот эти уснули и не проснутся. Их мясо и кости прорастут и станут частью земли Холмов. Не будут тварями на службе низвергских отродий. Их души тихо улетят к Морю Мертвых. Не станут пищей для тварей тьмы. Хальда отведет их туда сама.

  – Не пойду! – сказал огнемаг, заполошенно вскакивая. Взгляд его был еще более безумный, чем обычно.

  – Никуда не пойду...

  Алейна приблизилась к нему. Было видно, что она чуть не плачет. Она боялась, что не проснется никто.

  – Как тебя зовут?

  – Рой, – сказал толстячок, потирая глаза. – А почему остальные спят?

  – Вставай, Рой, – сказала Алейна, протягивая ему руку. – Теперь я буду за тобой присматривать.

  Зевая, замотал головой тот пожилой лучник, уже почти лысый.

  Перевернулся на бок и удивленно встал остроносый.

  Застонала и вскрикнула, раскрыв глаза, дородная женщина, больше похожая на доярку, чем на мародера.

  Встал на колени неопрятный мужик с косым глазом и клочковатой бородой.

  Вскочил молодой парень, еще красивый, как ребенок, но уже с двумя шрамами на шее и лице, он испуганно озирался, не зная, как быть.

  И последним из всех поднялся риндан, неуверенно дергая ртом, бегая глазами.

  Алейна оглядела семерых вставших и кивнула.

  – Идите сюда, – позвал живых Ричард. Когда подошли, объяснил. – Нет больше ваших, Богиня убила их всех. Они получили заслуженно по своим делам. Но вас пощадила. Может, жизни ваши такие же никчемные, но вы меньше чинили зла. А может, кто-то из вас способен выбиться в люди, и Матерь это увидела. В любом случае, вам дается шанс. Последний шанс. Пойдете с нами. Кто рыпнется, ляжет там же. Мы закончим свои дела, и отвезем вас в ставку войск, к капитану Адаму Нэю. Он и решит, куда определить каждого. Ему нужны руки.

  Алейна отошла от живых и смотрела на мертвых, но в лице ее не было печали. Напротив, она отряхнула руки и кивнула.

  – Спасибо, милостивая госпожа, – неловко подойдя, поклонился ей пожилой. – Не думал, что доживу до такого. А так, может и увижу чего хорошего под конец жизни.

  Женщина и клочковатый кивали и бормотали что-то в том же духе. Юноша не знал, что делать. Остроносый и риндан молчали, отводя взгляды. Огнемаг хихикал, пиная тех, кто не проснулся и отскакивая в ожидании удара, но никто не ударял. Он остановился над Лиллой в недоумении.

  – Она не проснется? – спросил он с обидой, с непониманием. – И Гидра не проснется?

  Анна, стоявшая ближе остальных, отрицательно покачала головой. Она смотрела на мечницу, ее сжатые губы, некрасивое лицо. Она шла с Лиллой за руку и упала рядом. Их головы покоились одна к одной, три грязных, встрепанных косы и торчащие коротким ежиком каштановые волосы. Красивая и уродина, юная и взрослая, болтливая и молчаливая.

  Алейна молча завязала платок с кольцами и брошками, с бисерным кошельком и опустила его рядом с Неженкой.

  – Жаль девку, – сказал лысый лучник. – Вы не слушайте юродивого. Убою она все ж не родная была, а падчерица. Хотя оно, конечно, и так несладко. В его отсутствие она получше себя вела. Немного.

  Женщина, заглядывая у него из-за плеча, колебалась, говорить или не говорить. Она как всегда стояла и боялась, не поднимая глаз, но желание почувствовать себя свободной, впервые за долгое время свободной, победило привычку смотреть в пол.

  – Уединяться Убой с ней конечно уединялся, – добавила она, кашлянув. – Но больше не для себя. А чтобы Лилла с Гидрой побыть могли. Да остальные про них не узнали. Прости Милосердная, теперь-то уж все равно. Теперь-то сказать можно... – она посмотрела на мертвых виновато.

  – Перенесите всех, кто упал на дороге, сюда, в траву, – сказала Алейна. Она махнула рукой друдам и пошла вперед, к лошадям. Духи протяжно заклекотали, с шумом снялись с веток, роняя листву, и полетели к поваленному дереву, перегородившему путь.

  На мощеной дороге лежало лишь три трупа, и пока Лисы оттащили мертвых в лес, повозка уже тронулась. Друды выпили все соки жизни из поваленного дерева, и оно превратилось в труху, а Дмитриус, орудуя молотом, живо расчистил дорогу. Гремлины с интересом бросились копаться в истлевшем стволе, который только что был живым, и вызвали своим появлением целый взрыв любопытства со стороны друд. Но оно оказалось совершенно односторонним. Вот еще, щелкал Ниялвик, цацкаться с вами, фу, крылатые, пошли вон.

  – Ты как? – спросил Винсент, подходя к Келу.

  Бело-черный глубоко вздохнул и махнул рукой.

  – Никто не понял, что она сотворила? – осведомился Винсент. – Это высокая магия. Высокая, друзья. Раньше она ничего подобного не совершала.

  – И вряд ли теперь сделает, – кивнула Анна. – Это Хальда откликнулась на молитву, чтобы спасти тех, кого можно было спасти. Дала силы.

  – Чтобы отделить зерна от плевел? – спросил Кел.

  – А ты не опошляй, – ответила воительница. – Никто и не говорит, что люди это плевлы, даже такие гниды, как люди Убоя. Просто твой способ 'дать им шанс' был в сто раз хуже. Чем бы он кончился? Еще одной дракой не на жизнь, а на смерть. И были бы все те же трупы, только, скорее всего, еще и вот эти семеро. И, может, кто-то из нас. А способ Алейны – да, это добро. Это свет. Просто ситуация была темная.

  – Это не меняет дела, – стоял на своем маг. – Ее ждет откат, жестокий откат за дар богини. А у нас уже был один откат...

  Он задумался, качая головой. Ни Анна, ни Кел, его не услышали.

  Воительница глядела, как ковыляют вперед те, кто проснулись, и удивлялась, как же их все-таки много! Даже этот вонючий козлина, они еще поговорят, как появится время.

  – Ты ведь был совершенно прав, Кел, – хмыкнув, сказала она. – Если бы Дмитриус с Диком, ну или друды просто казнили всех этих людей, они бы просто прикончили семерых, кто еще способен жить нормально. Ты был полностью прав, и твою правоту доказала Алейна.

  Кел молча опустил голову.

  – Тут еще одно, – сказал Ричард, поглядывая вперед, в спины пестрой группы идущих пленников. – Рыжая не только дилемму решила. Которую мы бы не решили никогда. Она еще и сделала так, что никто из нас не оказался вынужден убивать беззащитных людей. Мне ведь приходилось так делать, и я знаю... что они потом не уходят. Хотел бы их отогнать, но каждый сидит внутри и иногда сжимает печенку холодной рукой. А ты, Кел? Ты знаешь, каково это?

  – Я в жизни никого не убивал, – буркнул Кел, но тут же обернулся. – Правда ведь, никого, подтвердите?

  – Правда, – согласилась Анна. – За все наши странствия ты никого даже не ранил.

  Он кивнул и снова отвернулся.

  – Ясное дело, хороший ты человек, – согласился Дик. – Очень хороший. Но дослужился до серебряной бирки, несешь службу в Ничейных землях, в древних Холмах. И вот засада: то, что ты за время службы никого не убил, это не достижение, светлый. Это значит, что кто-то убил их за тебя.

  Сказав это, он двинулся за Алейной, за громыхающим броневагоном вслед.

  Кел дождался, пока он уйдет, и спросил у оставшихся:

  – Вы все доверяете Хальде. Наверное, и я доверял, пока помнил. Но сейчас не помню, и я вот никак не пойму. Если она все знает лучше людей, и всегда мудрее их на голову... пусть так. Но сколько пройдет времени перед тем, как все на свете станут жить по ее указке и делать все, как она говорит? И что это будет за жизнь?

  Алейна шла вперед, и лошади шли с ней вместе. Она смотрела на солнце, деревья, на ветер и листву, слушала пение птиц и странные, пронзительные вскрики рогатых зайцев величиной с кабанов, которые не пугались людей и копались в корнях деревьев в поисках клубней и желудей.

Включить песню: Real hero, real human being

  Девушка шла здесь, посреди нависшей громады леса, по дороге из старых темных камней, на которой не отпечатывались следы проезжающих и проходящих. Кто построил эту дорогу, когда и зачем, почему небольшой отрезок земли внутри Холмов был вымощен, как столичный тракт? Лисам уже не узнать ответов на эти вопросы. Но сколько бы столетий она не стояла, по этой дороге туда и обратно тянулись невидимые следы: тех, кто бежал от врагов, и тех, кто стремился к друзьям. Следы тех, кто бредил, и кто мечтал. Кто созидал, и разрушал, любил и ненавидел, прятал и искал.

  Алейна шла вперед, и перед ней расстилались тысячи, миллионы следов, которые всю жизнь окружают нас, оставаясь невидимы, а сейчас проступили перед девчонкой, как фантастический, бесконечный переплетающийся узор.

  Она видела, как следы Густава Фероги по кличке Чернопес пересекаются со следами двух пареньков из Рынки, везущих заболевшего отца в Мэннивей, видела, как Чернопес смеется, выкидывая мужчину, стонущего в беспамятстве, из повозки, а младшего из сыновей хватает за шею и заставляет ехать с ним. Как он пьет во все горло и избивает мальчишку, а потом, не рассчитав силы, сворачивает ему шею за пустяк. Как он плачет над телом мальчишки, вытирая красное лицо пятерней, а потом снова пьет, и во все горло смеется, и едет дальше. Теперь этих следов не было, они оборвались там, у тернового куста. Чернопес не преградит дорогу сыновьям.

  Лихой убоец по прозвищу Костогрыз и два его брата не ворвутся в домик на отшибе Шпона, и не устроят там веселуху, а затем не сожгут скособоченную избу дотла, скрывшись в ночи, оставив за собой пять тел, да еще задушенного цепью пса.

  Игнис достирает белье в реке. Марек выйдет в поле к отцу, и принесет ему обед.

  Десятки следов пересекаются с другими десятками, меняют траекторию, припускают вперед или возвращаются назад, уступают дорогу друг другу или идут вместе, бок о бок. Сходятся и расходятся с сотнями, а сотни с тысячами, а тысячи с неисчислимыми мириадами – свиваясь в какие-то импульсы, потоки, закономерности, может, высшие символы судьбы, а может ноты музыки, играющей в струнах времени.

  Алейна убила восемь человек, и спасла двенадцать. Стоило ли оно того? Стоило семнадцатилетней девчонке становиться убийцей? Радость затеплилась в сердце, когда она шаг за шагом увидела дорогу каждого и поняла, что поступила правильно.

  Память Матери ненадолго коснулась жрицы, соединилась с ней, чтобы девочка смогла увидеть, как следы других, давным-давно прошедших по дороге людей, влияют на нас, и главное, как мы повлияем на тех, кто идет за нами следом.

  Хрупкий человеческий разум не в состоянии вместить всей огромности этого узора. Да и сама Богиня видит не все, а лишь малую, крохотную часть взаимосвязей, испещривших дороги мира. Но эта малая часть настолько шире одной человеческой жизни и даже одного поколения, что сейчас у Алейны по щекам текут слезы от осознания, как все устроено, и насколько мир больше, в бесконечную ширь и глубь больше нее самой.

  Видение гасло, разум складывался из божественной широты восприятия в узкий конус взгляда из плена черепной коробки. Но хоть жрица и не могла осознать все, что увидела, коснувшись памяти Богини, она поняла смысл, и этого было более чем достаточно.

  Ведь самый ценный дар Хальды – ее мудрость. Алейна видела, как за каждым человеком и перед ним, еще не пройденные, тянутся его невидимые следы. И когда понадобится, жрица будет искать их, чтобы сделать верный выбор, правильный шаг.

  Два часа спустя Лисы с чужим приданным и нежданным крылатым эскортом докатились до конца и края сосновых лесов. Мелкая речка стремительно вертелась в тисках каменистого русла, блеклая, прозрачная, переливалась по камням с приглушенным плеском. Укрытая двумя высокими стенами лесов – сосновым с одной стороны и дубовым с другой, она всегда оставалась в тени, кроме краткого полуденного часа, когда прозрачно-серая вода озарялась и искрилась на солнце; но сегодняшний день уже начинал клониться к вечеру.

  Впереди воздвигся мрачный лес искаженных дубов и ясеней, скрученных-сверченных в скопище гротескных форм, а поверх него торчали темные вершины сразу четырех Холмов. Какой-то из них, судя по карте ханты, был десятым, но почему-то карта не отмечала, какой именно, а полустертая десятка стояла в долине между ними. Настала пора посылать ворона вперед, все разведать. Винсент соткал его заново и величаво взмахнул рукой, отправляя в полет.

  Каменная дорога шла через речку широким, мощным настилом. Это было что-то вроде моста, только в два локтя высотой. Скорее дорога слегка приподнималась, давая воде спокойно бежать под ней. И, лишний раз подтверждая мастерство строителей, за прошедшие столетия речка почти не размыла опоры.

  Духи леса остановились здесь, расселись по веткам и журчаво клекотали, сердечно прощаясь с конями и задумчиво глядя на уходящих людей. Еще они пели насупленным гремлинам, которые словно и не замечали того, но краем глаза поглядывали в сторону неожиданных поклонников, все же слегка недовольные перспективой потерять их так же быстро, как и обрели.

  Алейна обернулась и помахала белой друде рукой. Она улыбалась, и друда ответила ей коротким, мелодичным курлыком, уходя по широкой дуге обратно, хоронить мертвых, проращивать сквозь их тела густой и колючий тёрн. Духи помедлили несколько мгновений, и пестрым узором встрепанных крыльев сорвались ей вслед.

  – Что?! – сонно вскрикнула Мильва, придя в себя. Только что она умирала, отравленная подлой, такой подлой жрицей. Исцелила и приласкала, изобразила полную дуру, все для того, чтобы легко и бескровно умертвить врагов. Мильва помнила, как руки стали тяжелее мечей, как внутри все заволокло туманом и в нем прорезался жуткий страх, не за себя. И она стала падать. А вместе с ней падала Лилла, где же...

  Вокруг были густые, густые заросли, и стояла глубокая, звездная ночь. Мечница дернулась, пытаясь нашарить, нащупать до боли знакомую маленькую руку – и та была здесь, рядом. Такая стылая. Мильва задрожала в пронизывающей холодом и болью ночи, слезы брызнули из глаз.

  Но почему она жива? Ягода была ядовитой, но... она съела меньше, чем Лилла. Да, глупая, капризная красавица кусала и выплевывала одну ягоду за другой, пока не нашла 'послаще'.

  – Глупая, – всхлипывая, повторяла Мильва, гладя маленькую ладошку. – Такая глупая.

  Ягоды. Светлокосая набрала целую пригоршню, надкусывала их и швыряла в траву. В ее левой руке должна была остаться еще хотя бы парочка. Съесть их, и все, и больше не нужно чувствовать это невыносимую боль и пустоту в груди.

  – Ну же, – бормотала мечница, вытаскивая вторую руку Лиллы из-под ее холодного тела, сама дрожа от ночного холода, текущего по земле. – Да где же они...

  Маленькая ладошка любимой была пуста.

  – Все съела сама, а мне и не оставила! – застонала Мильва. Может, на ее губах остался яд, может, хоть так они смогут уснуть вместе и больше не просыпаться, не разлучаться, она рывком наклонилась и целовала ее, давясь слезами.

  Лилла закашлялась, дернулась, замахала руками.

  – Аа! – хрипло кричала она, – уйдите!!

  Мечница отпрянула и укололась о терновый шип.

  – Ты живая, – воскликнула она, утираясь.

  – Не уверена! – проскрипела юная магичка. Быстрые, ловкие руки путано летали, натыкаясь на ветки, она охала и шипела, но наконец сотворила шар воды и, удерживая руками в воздухе, припала к нему напиться.

  – Жива, – воскликнула она дрожащим голосом. – Жив-в-ва!

  Зуб на зуб не попадал, впрочем, у Мильвы тоже. Они обхватили друг друга и грелись.

  – Миль, а что случилось, Миль?.. Что случилось-то?

  – Ну... ягоды колдовские.

  – А зачем?

  Вот уж чего не знаю, того не ведаю.

  – Ну давай уже выбираться!

  – Что ж тут такое, – обозлилась мечница, раздирая колючие заросли тёрна и удивленно матерясь. – Кто нас сюда забросил, волчьи потроха?

  – Ай!! Да что б вас, сдохни, сука колючая, да я же тебя издеру под корень, заморожу и в пыль разотру, только посмей еще раз уколоться, ты, кривой... ыыыыы!!

  – Да тише ты, – шикнула Гидра. – Бросили нас. Все отобрали! Мечей моих нет, походных сумок нет... Куда ж все делись? И как выбираться?

  – Не все отобрали, – ответила магичка, растирая запястья и показывая подруге платок со своими кольцами, аккуратно увязанный с ее собственным кошелем, где звенели медь и серебро.

  – А, вот. Сюда подлазий. Давай помогу. Выбирайся.

  – Опять колет, сволочь! А ну убери свои шипастые руки от меня, задрипанный мужлан!

  – Да не кричи же. Ну нагнись и проползи, и так вся грязная, как крыса.

  – Я крыса? Да ты сама крыса, змея!

  – Я не змея и не крыса, я гидра.

  – Нашла чем хвастаться.

  Ни одна, ни другая так и не увидели тел своих бывших собратьев. Убойцы заросли густым бурьяном, а из живота у каждого поднялся крепкий, зеленеющий зиствой куст тёрна. Все, что от них осталось, скрылось под рыхлой, наросшей за сутки с лишком землей.

  – Гляди, ягоды, – сказала Мильва, поднимаясь. – Это те, что ли, что вырастила жрица?

  – Не те. Те вон там были, у дороги. Но после них мы уснули и проспали сколько? Весь день? Или дольше?

  – Кто ж его знает. Значит, с того куста есть не станем. Будем есть с этого.

  – Да ну их, они кислые.

  – Ну можешь порыскать, вместе с чудовищами рогатыми. Тут наверняка есть желуди и грибы.

  Они дошли до ручья и умылись.

  – Так мы одни что ли? – тихо спросила Лилла. – Одни?

  – Похоже одни.

  Они уставились друг на друга с сомнением, с недоверием.

  – А если покричать?

  – Кто ж знает, кто тут в темноте есть, не надо кричать.

  Они два часа дожидались рассвета, сжавшись в обнимку под защитой проклятых терновых кустов. А на рассвете залезли на дерево, пытаясь найти следы людей вокруг. Кричали, звали, обошли все от ручья до взгорья. Но никого вокруг не было, только рогатые зайцы подозрительно смотрели на двуногих, не переставая энергично жевать корешки.

  И только тогда обе вдруг поняли, что каким-то непостижимым способом стали свободны. Что могут идти куда-то, не важно куда, просто куда захотят. Сами захотят. Лилла разревелась. Мильва утешала ее, расчесала гребнем вымытые в ручье волосы, заплела в три косы.

  – Пошли уже, что ли. Откуда эти Лисы приехали?

  – Вон оттуда.

  – Вот туда и пойдем. Во-первых, дорога какая, шикарная. Во-вторых, там уж точно их больше не встретим. В-третьих, они же наверняка держали путь из какого-нибудь села?..

  Лилла и Мильва шли по мощеной дороге рука об руку и вслед за ними оставались, а перед ними тянулись – далеко вперед, к Мэннивею и дальше – невидимые следы.

Конец первой книги.

Далее: Книга Низвергов.

Понравилось? Расскажите о ваших впечатлениях! Заранее спасибо.

   И конечно, дайте ссылку друзьям :)

Группа романа.