Текст книги "Книга Холмов (СИ)"

Автор книги: Антон Карелин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

  Марет подняла брось, мол, сдурел что ли, а как же веселье?, чуть повела средним пальцем, и светловолосый обратился в чудовище. Грубая растрескавшаяся шкура темно-красного цвета, отвратительные мясистые щупальца вместо волос, когтистые лапы размахивают в воздухе, а на загривке огромный бесформенный нарост, в котором то тут, то там вздуваются выпуклые пузыри с зеленым дымом, громко лопаясь один за другим.

  Толпа с криком отшатнулась от бывшего жреца, который еще не понял, что происходит. Отовсюду слышались возгласы:

  – Хаот!.. Тварь холмовая!.. Потравит всех, отступай!

  – Спаси, королева! – призывно воскликнул кто-то из женщин, десятки голосов поддержали ее.

  Марет великодушно кивнула и тут же взмахнула рукой, пузыри на Келе разом лопнули, он окутался несуществующим зеленым дымом.

  – Ядовитой отравы больше нет, – крикнула демоница, и, разумеется, весь дым тут же растаял. Как же удобно играючи владеть магией видений, поразилась Анна, невероятное разнообразие возможностей в любой ситуации!

  Светловолосый подскочил к 'королеве', уповая на свою недавно приобретенную неуязвимость, и с размахом пытался ударить ее кулаком по башке под вскрики людей, уже хватавших его за локти и ноги, но тут в грудь ему ударила оглушающая стрела Дика, и от силы удара Кел опрокинулся в толпу.

  – Взять его! – звонко приказала Ареана, и люди, словно окрыленные ее приказом и почуявшие свою силу, набросились на светловолосого и повалили его, утопив в грязи.

  Дело принимало дурной оборот. Анна, даже без опыта драки с мастером иллюзий, понимала, что, если в руках у демоницы полностью управляемая толпа и возможность быстро создать любой фантом, чтобы при необходимости обмануть самих Лисов, они вряд ли с ней справятся. Потому что совершенно непонятно, как. Хотя всего-то было, добраться до девушки и вырубить ее одним ударом по голове!

  Но попробуй доберись через послушный живой щит. Даже с силой Анны, толпа холмичей утопит ее в грязи, как драную кошку. Но отступать нельзя, Кел задыхался, вжатый лицом в грязь, ему оставалось совсем недолго трепыхаться, так что черноволосая плюнула и, пригнувшись за спинами холмичей, помчалась в обход толпы к могучему боку живого камня. Чтобы бочком протиснуться к чертовой 'королеве', а дальше будь, что будет.

  – Сиятельная королева Ариана Лендорф приветствует своих подданных! – крикнул Дик. Голос его был грубый и страстный, будто чувства ломали рейнджера изнутри, и он всеми силами старался угодить госпоже.

  Марет развела руки, и смотрела на крестьян с сияющей улыбкой, причем сияющей совсем не фигурально. С ночного неба, кружась, падали лепестки роз, толпу накрыло мягкое дыхание изысканных цветочных ароматов, а золотые блестки вспыхивали и таяли вокруг, словно крохотные звездочки.

  – Вы жили в грязи, как черви, каждый день трудились в поте лица, и не знали награды. Я же – награжу вас. Отныне вы не будете работать. Никогда. Вы будете только праздновать мое появление и вкушать от моих щедрот.

  Восторженные возгласы и радость бедных земляков были столь искренни, сколь же неудивительны. На радостях обнимаясь, кто-то с улыбками, кто-то в счастливых слезах, они поверили во внезапный и полный жизненный разворот для малого земляцкого народа, и наперебой тянули руки к госпоже. Со всех сторон стекались новые и новые сонные или едва плетущиеся жители, выгнанные из постелей иллюминацией и шумом. Они вливались в ликование и быстро становились его частью, глаза загорались восторгом, а руки тянулись к прекрасной и доброй хозяйке. Даже грязно-белые собаки, етахи, сбегались со всех сторон, лаяли, кружились на месте от радости, что вокруг так много веселящихся людей, сновали в толпе и виляли пушистыми хвостами.

  – А завтра мы пойдем в другое поселение, и принесем радость туда. Когда нас будет так много, что никто не остановит, отправимся в мой замок и освободим вашу королеву. От злых чар.

  Земляки словно в сказку попали, радость и вера в сумасшедших глазах, одухотворенные улыбки щербатых гнилых ртов, ликование грязных рук и поеденных плесенью рож. Каждый надеется, что придет его черед быть счастливым, и жизнь воздаст за все мучения и труды.

  Ну конееечно, никто вас не остановит, зло бормотало внутри Анны, пока она быстро протискивалась между холмичами, прячась в тени живого камня. Нарветесь на Сову, и все просто умрут.

  Деревянная подпорка вырастала из земли и упиралась в здоровенный отесанный столб, правый из двоих, на которых крепился подъемник. Воительница была в самой тени камня и быстро, оттолкнувшись от чьего-то плеча, взобралась на подпорку, схватилась за столб. Ареана маячила прямо перед ней, в метре ниже и двух впереди. Только вот... прямо в упор Анне в грудь целился Ричард, который ведь, схарровы потроха, прекрасно видел в темноте.

  Стрела ударила в черноволосую, но прежде, чем девушка успела осознать, что сейчас умрет, щит света вспыхнул перед ней и принял удар. Алейна присматривала сверху и спасла! Стрела вошла с такой убийственной мощью, – еще бы, из Кронского лука в упор, – что пронзила щит, разметав его на гаснущие куски, и все-таки воткнулась в Анну, правда, совсем неглубоко, как на излете. Пошатнувшись, девушка удержалась на столбе, выдрала и отбросила стрелу, резко сконцентрировалась для прыжка – вот он, прямо перед глазами, прямой бросок на платформу, а уж лицом к лицу с Ричардом она разберется.

  Тот накладывал новую стрелу, а демоница, скользнув быстрым взглядом по черноволосой, глянула вверх, на Алейну. Словно перспектива оказаться с разъяренной воительницей наедине ее совсем не пугала.

  Тут платформа по-настоящему зацвела, густые заросли сковали Ричарда вместе со вздернутым луком, он даже не успел наложить стрелу. Теперь не постреляет, пока не расчистится, а это займет какие-то время. Ареану растущие ветви огибали, будто чумную, словно боялись ее. Тем лучше! Ее не сковать надо, а оглушить, и как можно скорее.

  – Беррик! – воззвала демоница таким голосом, что все вокруг стихли. Пальчик крестьянской королевы указывал вверх. – Убей ее.

  Старший над юнцами, ни мгновения не колеблясь, ударил Алейну обеими руками в грудь, Ханка в ужасе взвизгнула, рыжую выбросило с платформы, и она камнем рухнула вниз, к верной гибели, с шестиметровой высоты.

  Анна не знала, как смогла сделать это, но она смогла. Изготовленная к прыжку, черноволосая сорвалась с места именно в тот момент, когда было нужно, снесла летящую Алейну в трех метрах над землей и вместе с ней свалилась прямо в толпу. Удар вышиб из обеих дух, их разбросало, кого-то придавили, кого-то, кажется, покалечили, лежащие под ними стенали от боли, кровь, открытый перелом руки, кость торчит сквозь драную одежду, другой держится за ногу и орет, снова кровь, разбитые рты, раскрытые в крике, Алейна без сознания с запрокинутой головой, Анна наконец сумела вдохнуть воздух в сдавленные словно глыбой легкие, и выдохнула короткий крик. С огромным трудом поднялась на трясущихся ногах, сжав кулаки, но тут же упала без сил. Тело было словно все вывихнутое, выжатое, провернутое через мясорубку.

  – Ко мне их! – выкрикнула демоница со всей страстью и повелением, на какие была способна. Толпа многорукой гусеницей зашевелилась, изогнулась, Анна с Алейной поплыли по грязным рукам.

  Их подтащили к Ареане и бросили в грязь у ее ног. Навалились со всех сторон, держали в двадцать рук. Анна с ужасом заметила, что Кел неподвижно лежит в трех шагах от них, утопнув в грязи лицом вниз, а на его теле, как на скамье, весело уселась парочка старух, орущих что-то злобное сквозь беззубые раззявленные рты. Внутри черноволосой все скрутило от ярости и страха за друга. Она взбрыкнула, как обезумевшая лошадь, вырвала ногу, ударила кого-то в лицо, почти вырвалась, но легкое прикосновение сзади, Марет провела ей пальчиком по шее, и Анна внезапно утратила все чувства, клокотавшие внутри. Словно кто-то вылил их через дыру в позвоночнике. Упав на колени, безвольная, как кукла, вся измазанная в вонючей жидкой грязи, опустошенная, девушка потеряно смотрела на тела своих друзей. Кел захлебнулся в жиже, прощай, сын Странника. Алейна без сознания, бледная, пока еще жива.

  – Поднесите ее ко мне, – сладко приказала Ареана. Глаза красавицы лучились довольством, светлые волосы шелково блестели в пурпурных и золотых лентах, улыбка играла ямочками на нежных щеках.

  Многорукая толпа, одновременно и чудовище, и жертва, подобострастно придвинулась, подняла жрицу. Рыжие волосы, измазанные в земле, свисали с хрупких плеч, грязь капала наземь.

  Но между двумя девушками, белой и рыжей, возникла понурая, истрепанная серая тень. У серого мага не осталось почти никаких сил, слишком многое он сделал сегодня. Но он все же вышел из мрака на свет.

  – Надменный вернулся, – узнала демоница, внимательно его разглядывая. – Или как тебя лучше звать, Брезгливый? Гордец?

  – Меня зовут Винсент, – глухо ответил тот из-под маски.

  – Аморфный, как твои слуги-тени... в тебе слишком много мага и слишком мало мужчины, – с неудовольствием произнесла Марет, на мгновение закусив губу. – В тебе нет чувств ни к кому, это совсем нездорово, знаешь?

  Она осуждающе покачала головой. Подумать только.

  – Чувства есть, – возразил маг. – Правда, не мои.

  Дверь из сумрака распахнулась, тени хлынули из-под его потускневшей мантии – яркие, быстрые, черные. Маленькие, юркие, проворные. Злые.

  Углик, Комлик, Вира, Манатка, Камуш, Заноза и Валун, град землецких имен. Два десятка теней набросились на демоницу, погребли ее под мельтешащей черной пеленой.

  – ВООООН! – заорала Ареана, согнувшись в три погибели, пытаясь не допустить юнцов к самому сокровенному месту своего тела, к серой нити, ведущей под холм. Но одна за другой, тени хватали нить и тянули ее, а потому через секунду она лопнула. Крик оборвался, и тени рассыпались ворохом черных листьев, тающих в ночи.

  Наступила невероятная тишина. Словно комки етаховой шерсти набились в уши.

  Винсент дрожащей рукой стянул маску и снял капюшон. Он был весь блеклый, как тогда в сердце содрогающегося броневагона. Блеклый, но счастливый.

  Люди замерли в тишине, всех начало отпускать, и только Ричард, выдравшись наконец из ветвей, с палашом наизготовку, озирался с ревностным блеском в глазах. Кажется, он остался всецело во власти хозяйки и был готов отыскать ее где угодно, достать из-под земли.

  – Что?.. – звонко воскликнула Марет, полуголая, согнувшись, пряча себя от чужих глаз. – Что?!

  – Не бойся, девочка, – прошелестел серый маг. – Твои друзья опять спасли тебя, вернее, их тени... Они снова не дали демону забрать твой разум... – Он неловко потянулся, чтобы снять мантию и накрыть ее испуганные обнаженные плечи.

  – Госпожа моя! Вернись!! – закричала Марет истово и пронзительно, протягивая руки к ночному небу и благоговейно держа тонкую серую нить. – Заклинаю тебя тактом двенадцати сфер, памятью женской утробы, похотью прародителя, чревами земли!..

  Надо было подскочить к ней и все-таки оглушить. Винсент внезапно понял, что Марет никогда и не хотела быть спасенной. Что чертовы дружные, верные дети не дали ей уйти во власть госпожи, не дали шагнуть из никчемной деревенской гнили – в жизнь прекрасной властительницы, королевы балов, а позже, когда удастся вернуть свободу хозяйке, ее самой верной фрейлины.

  – Владей моим телом, как чистым плащом, носи меня, как пожелаешь! Заклинаю тебя полуночью Огнарёка и светом Живицы, зеленой луны!

  Надо было хотя бы ударить ее по губам, кричащим заклинание. Конечно, хитрая и мудрая Ареана научила девочку древним словам. Первым делом научила, ведь знала, что кто-нибудь может оборвать их связь. Но знала и то, как ей вернуться. Винсент не умел он бить сам, зачем, когда может ударить воин-тень? Однако, сил призвать тень уже не было.

  – Госпожа моя! – орала Марет. – Вернись в меня!

  И никто, ни одна живая душа не смог в эти секунды сдвинуться с места: Анна была полностью без воли и без сил, Кел задохнулся в грязи, Алейна без сознания, Винсент в шоке от того, как его выстраданная, выдержанная победа обращается нелепым поражением, потому что больше у Лисов не было козырей в рукавах. А когда он все-таки замахнулся, Ричард прыгнул вперед и рубанул мага палашом наискось по груди. Захлебнувшись от боли и крови, тот рухнул в грязь.

  Свет воссиял над юницей, она смеялась, хохотала, раскинув руки, бесстыдно трясла сосками, не страшась больше гнева мамок, бабок, дедов и мужчин. Розовое сияние сплелось с золотым, лица людей, освещенных им, казались застывшими масками обреченных. Личико Марет, искаженное заклинающим экстазом, медленно разгладилось. Взгляд обрел смысл. Королева шагнула в грязь, во всей красе, скрыв иллюзией платья и блеском драгоценностей нищету своей инкубины...

  – Мои чудесные игрушки, – проговорила девушка, нежно вглядываясь в дрожащих людей, успевших осознать свое положение, но не успевших вернуть себе волю. – Сколько же удовольствий и чувств вы доставили мне сегодня. Триста пятьдесят, – голос ее дрогнул, – пустых, мертвых лет я висела в каменном мешке. Но сегодня, хоть одним глазком, хоть одним поцелуем, пальчиком дотянулась до жизни. И как же мне это нравится... Я хочу наградить вас немного, заставить почувствовать жизнь..

  Она вытянула маленький, чудесный пальчик, и дотронулась до Ричарда. Тот взвыл от боли, содрогаясь, осел, закричал.

  – Не держи в себе! – утробный голос демоницы взвился, раскатистый, словно отражаясь от невидимых сводов каменного мешка. – Поделись!

  Ричард схватил стоящего ближе всех холмича, тот скривился от режущей боли и заорал, ухватился за соседнюю бабку, та вцепилась в двоих дочерей, мгновения спустя вся толпа была охвачена агонией. Люди хватались за соседей в надежде облегчить страдание, но круговая порука боли лишь ширилась. Кто-то прижался к Анне и судорожно выл, а она лишь подергивалась, почти не чувствуя спазмов, так сильно осушила ее Ареана, выпив почти до дна.

  – А вот и мой дар, вижу, вам нравится, – кивнула безупречно уложенная, чистенькая королева минуту спустя. Толпа перед ней рыдала и стонала от счастья, что боль наконец закончилась. – На чем мы остановились?.. Ах да, жрица Милосердной. Давайте ее сюда.

  Алейну послушно подняли и снова, второй уже раз, жертвенно протянули хозяйке.

  – Пробудись, моя прекрасная сестра! – позвала Марет чистым, юным гласом, и ласково провела по Алейновой щеке. Импульс эмоций и чувств ушел в девчонку, разбередил ее обморок. Долгие секунды спустя она очнулась.

  Закашлялась, открыла потемневшие от боли и гнева зеленые глаза.

  – Привет. Ты тщетно думаешь, что поможет кто-то из друзей, – с сочувствием, медленно произнесла демоница, вглядываясь в напряженное лицо Алейны. – Никто из них не поможет. Больше того, я велю, и любой, кого ты считала другом, убьет тебя. Потому что их сердце принадлежит мне, а ты лишь жалкая помеха на моем пути к безраздельной власти над сердцами смертных.

  Алейна смотрела на Дика, который с готовностью, торопливо шагнул к хозяйке. Мрачные глаза на сведенном судороге лице. Их родной рейнджер словно надел маску преданного и истового служения совершенной твари.

  – Ах вот что, – с восторгом поняла Ареана. – Ты любишь его. Кто бы мог подумать. Такая юная, чистая и светлая, такого грубого, темного человека вдвое старше тебя самой.

  – Хальда, – прошептала жрица, – пусть падет с ночного неба золотой звездный дождь...

  Но новое прикосновение нежного пальчика, новый импульс беснующихся, обуревающих чувств, и Алейна вскрикнула, прервав молитву. Чужие эмоции бушевали внутри нее, и это оказалось ударом не слабее латного кулака Анны прямо под дых. Красивое лицо девчонки дергалось от муки, страха, наслаждения, ярости, всего-всего-всего сразу, за пару ударов сердца в ее глазах пронесся калейдоскоп чувств.

  – Ааах! – Алейна повисла на держащих ее руках, тяжело дыша.

  Анне было уже все равно, чувства так сильно выгорели в ней, что не возвращались назад. Все было серым, бессмысленным, как пузырящаяся вокруг вонючая грязь, вся ее жизнь была грязью, как и жизнь остальных Лисов, давно пора было отдать ее Смеющемуся Богу и кануть в небытие.

  – Мой маленький Ричард, – ласково сказала Марет, погладив лучника по плечу, отчего тот встрепенулся и с обожанием посмотрел на нее. Обожание на его обветренном лице смотрелось удивительно чужеродно. – Ты питаешь к этой девушке какие-то чувства? Скажи нам правду, заклинаю тебя, мой милый слуга.

  Лицо Дика исказилось в борьбе. Он никогда не раскрывал своих пристрастий остальным. Если только свои сильные чувства к Келу.

  – Да, – тяжело ответил рейнжер. – Питаю.

  – Какие же? – широко раскрыв удивленные голубые глаза, вкрадчиво спросила демоница. Народ внимал происходящему, и даже дышал теперь синхронно, вдыхал и выдыхал. Вдыхал и выдыхал.

  – Я... – проговорил рейджер, – оберегаю ее.

  Зеленые глаза Алейны смотрели в его нахмуренные мрачно-карие.

  – Не любишь? Нет?

  – Нет, – ответил Ричард, моргнув, словно удивленный. Словно никогда и не думал о жрице с такой стороны.

  Девчонка силилась совладать с собой, но губы ее задрожали. Алейна знала, что любящий одолеет чары демоницы, если та прикажет убить ее. А не любящий – убьет без раздумий. Она получила ответ на вопрос, который никогда бы не задала Ричарду сама.

  – Тогда, – улыбнулась Марет, поправив светлый локон, – уничтожь жрицу светлой богини. Уничтожь ее для меня.

  Алейна с расширенными глазами рванулась, пытаясь высвободить руки, но холмичи слишком крепко держали ее. Она не могла сотворить щит света.

  Анна не шевельнулась, чтобы спасти подругу, ей было все равно. Капризный Бог примет их души, Смеющийся Бог с хохотом вырвет их сердца из груди.

  Дик ухватил палаш двумя руками и вскинул, задумчивость на его лице так быстро сменилась абсолютной уверенностью в своих действиях, как будто только что рядом с ними стоял их Ричард, такой знакомый и настоящий, а теперь включился совсем другой.

  Железный прут с лязгом выстрелил из вытянутой руки Дмитриуса и вошел Марет в живот. Стальной возвышался над раболепно склоненными людьми, и ничто не помешало его выстрелу. Девушку отбросило назад, в пузырящуюся грязь. Толпа дрогнула. Ричард издал странный, воющий полу-шепот, полу-визг, за долю секунды совладав с собой и уведя свой удар в сторону. Он косо резанул по рукам, держащим Алейну, веер кровавых брызг взлетел над распадающимся клубком тел, а за ним следом настигли испуганные крики пораненных холмичей. Ричард в ступоре смотрел на свои обагренные кровью руки, людская масса, словно очнувшись, пятилась, расходилась, отступала, ломалась на отдельные островки, кто-то голосил, кто-то озирался, кто-то резко сорвался с места и побежал прочь, в темноту. Етахи выли, захлебывались лаем. Тиски Ареаны ослабли, будто их уже почти и не было. Но тут же они вернулись.

  Марет рывком поднялась из жижи, прекрасное платье, идеальные волосы, ленты, золото и серебро, драгоценные камни и цветы – все это моргнуло и исчезло, и все увидели девушку пятнадцати лет, с искаженным от страха и боли лицом, обеими руками стиснувшую торчащий в окровавленном животе тяжелый. железный прут. Но тут же моргнуло снова, и из грязи возвысилась, восстала Ареана, сверкающая королева, царственный фантом.

  – Предатели, – ее голос скрутил всем внутренности, словно она перебирала их холодной, безжалостной рукой. – Маленькие комочки плоти.

  Люди застыли на местах, дрожа, хватаясь за животы, будто там и вправду шевелилась когтистая лапа смерти. Никто из холмичей снова не мог двинуться с места, госпожа гневалась, прости нас, хозяйка, молили их лица. Многие опять повалились на колени, упали лбом в грязь.

  – Я выпью ваши чувства, одно за другим. Я выдавлю ваши эмоции, весь сок жизни из ваших нелепых тел. Я заставлю вас хрипеть в оргазме, умирать, но отдавать мне всё, что в вас есть. Всё. Всё.

  Дмитриус заскрежетал и двинулся сквозь толпу. Его стальной корпус плыл через сбившихся людей, как нож сквозь масло, пустая прореха оставалась позади. Он шагал к Алейне. Та застонала и попыталась встать, а Ричард в ужасе отступал назад, осознавая все, что произошло. В глазах его, направленных на Ареану, был страх, он боялся, что в любой момент демоница снова завладеет им. Лучник качал головой, нет, нет, слишком опасно, и пятился назад. А Дмитриус шел вперед.

  – Иди ко мне, воитель, – прошептала Марет, теряя силы, но еще живая. Ее платье моргало, ее лицо сменялось плачущим детским и снова царственным девичьим. – ИДИ.

  Анна вернулась из забытья, поднялась и тоже двинулась сквозь ряды оцепенелых земляков.

  На что надеялась Ареана? Неужели, видя всех и каждого в их сути, способная узнать имя человека с первого взгляда на него, она не разглядела, что на нее наступает пустой, не знающий телесных слабостей доспех? Неужели она, столь опытная, не понимала, что испытанную в боях сталь не соблазнишь, будь ты сколь угодно желанной и прекрасной?

  – Помогите... – умоляюще прошептала Марет, сползая вниз, падая на колени, но тут же исчезла. Безупречная красавица закрыла собой умирающую девочку и надменно смотрела на них. Алейна встала.

  – Ты спасешь ей жизнь, сестрица, – усмехнулась Ареана. – Не дашь бедному дитя умереть. Но как только она перестанет умирать, я снова буду править вами. Ваши жалкие тела и недалекие умы опять будут в моих руках... Поэтому выбирай, или моя победа, или ее жизнь.

  – Мне не нужно выбирать, – сказала Алейна. – Дмитриус даст тебе по башке, и ты отрубишься. Так и будет.

  – Ты настолько доверчива, – идеально красивые глаза смотрели с умилением. -Снова веришь, что твой друг принадлежит тебе, а не мне?.. Думаешь, я владычица плоти и взываю к низменным инстинктам смертных, а он бестелесный разум, заключенный в сталь... и я не смогу овладеть им?

  Дмитриус уткнулся в ее вытянутую руку, дрогнул и замер.

  – Но я демон видений, – ласково произнесла Ареана, улыбаясь. – Я повергала людей целое столетие. И открою тебе секрет, который поняла давным-давно: не плоть владеет человеческим разумом. Напротив, только разум владеет плотью. Все в плоти происходит от разума. Думаешь, я не смогла проникнуть в мысьи Дмитриуса сразу, с самого начала, только потому что его тело железное?

  Она погладила исчерканную следами мечей и кинжалов, палиц и копий, и стрел стальную грудь.

  – Думаешь, я не построила все таким образом, чтобы он сам ко мне подошел и отдался в мои руки, когда остальные из вас будут уже бесполезны или мертвы?..

  – Нет, – ответила Алейна. – Я просто думаю, что Дмитриус любит меня.

  Стальной воин коротко ударил рукой вниз сверху-вниз. Очень сдержанно, соизмеряя силы. У него было достаточно времени, чтобы примериться.

  Воздух вокруг словно сменили целиком, он снова стал нормальный, чистый, ночной. Кто бы мог подумать, что Анна так обрадуется возвращению землецкой вони?

  Девочка скулила в грязи и крови, Анна подбежала к ней, она знала, что делать. У Дмитриуса не хватало контроля над стальными руками для таких точных действий; у остальных недоставало силы, чтобы вытянуть прут одним кратким рывком. А железные прутья Дмитриуса были гладкими специально. Чтобы, когда Лисы будут спасать жизнь своим поверженным врагам, не причинить им зла. Анна сильно прижала прут, плавно рванула вверх и чуть-чуть вбок.

  Свет Ареаны погас, словно смытый, и воцарилась чистая, как провал бездны, ночь.

  А затем в ночи воссиял свет Хальды.

  Алейна молилась за жизнь умиравшей девочки, Ричард, Анна и Дмитриус обступили ее. Жители Землеца задвигались, загомонили, приходя в себя, и взбаламутили суетой чистую, беззвездную, сомкнувшуюся над поселением ночь.

  Винсент резко сел и закрыл ладонью лицо. В голове шумело, грудь адски болела, но, как всегда, мантия зарастила рану мглой, не дав хозяину истечь кровью. Серая материя защищала его, льнула к телу, словно уговаривая: не уходи из сумрака, мастер, не выходи на свет. Маг замер над телом Кела, и холодный ветер трепал полы его мантии, обвод капюшона. Но через непроницаемо-серую маску было не видно выражения его лица.

Счеты судьбы

Глава девятая, где Лисы скалят зубы, играет ветряная арфа, Вильям Гвент проявляет невиданную щедрость, но сильнее всего удивляет золтыс.

   то же делается, земляне! Что делается!

  Собаки носились и лаяли. Оставленные в землянках и домах дети плакали от шума и страха, высовывались из-за пологов и дверей, звали родителей. Кто-то поспешил убраться, но большинство земляков не расходились.

  – Демон это был, демон! В девку вселился...

  – Не только в девку, во весь Землец...

  Сбившись в гудящие кучки, холмичи жались друг к другу, бурлили, выплескивая пережитый страх, стыд и гнев, пытаясь прийти единому и понятному для них ответу: что было, и кто виноват. Общий гомон и гвалт усиливался. Отдельные фигуры перебегали туда-сюда, как брызги из котла в котел, висящие над одним костром. Крестьяне пытались составить в уме простую и понятную телегу, в которую можно свалить и выразить весь итог. Им нужны были простые и однозначные выводы.

  – Это все пришлые... Пришлые виноваты... – сначала ворошилось в кучках шепотом, исподлобья, с опаской. – Пришлые... чужаки, – повторяли землекопы, пробуя такой вывод на вкус, и вкус им нравился. Он был куда слаще, чем горькое понимание, что их землецкая девчонка сама отдалась демонице, а сами они вмиг поработились властной красотой и склонились, готовые к приказам низверга. Позор, который виден даже на их несмываемо-грязных лицах и руках. Если крикнуть 'Чужак!' погромче, то голос совести будет не слышен, и сразу уйдет оскомина, перекривившая рот.

  – Это все пришлые! Пришлые виноваты! – выкрикнул, заводя стоящих рядом, тощий, рябой мужик. Черной масти, с примесью южной крови, наверняка сын каторжника или раба с юга, которого когда-то купил Вильям Гвент.

  Гидра вскинула сотню голов и смотрела на Лисов сотней пар глаз. Надо было видеть, как на этих лицах боролись опаска и неприязнь. Как справа мялась юлящая оправдательная улыбка, слева испуг перед гневом господ, а с задних рядов прятался звериный оскал. Как неуверенность металась косыми взглядами по толпе, туда-сюда, как взгляды находили друг друга, и, чувствуя взаимную поддержку, наливались кровью. Как твердели желваки и сжимались кулаки, а затаенная злоба всплывала из-под сукна, словно пятно крови. Надо было видеть, как, не встречая внешнего сопротивления, желанная злоба и ненависть к чужим разрастались и победили страх маленьких людей.

  – Низверга с холмов принесли! – голосила лысая баба, хватаясь пятерней за траченую плесень макушку. В давке она потеряла платок, и теперь редкие, седые волосы длинно трепетали по ветру, как нити-ветки змеиной ивы.

  – Твари поганые, нарочно! Нарочно погубить хотели!.. – то ли причитала, то ли наскакивала девка с туго увязанными на затылке косами, в другое время молодая и красивая, но не сейчас.

  Остервенелые лица надвигались на Лисов со всех сторон, щербатые рты все громче поливали грязью ханту, и без того измазанную с ног до головы. Как из-под земли появился староста.

  – Тише!.. Тише, землеводы!.. – махал он руками, семенил вокруг. – А ну разойдись, а то господин Гвент будет недоволен. Его это люди, его!

  Имя холмовладельца воздвиглось вокруг Лисов, словно невидимая стена. Страх хозяина оказался гораздо сильнее опаски нарваться на гнев серебряных бирок. В земляках все так же бурлила злоба, они выкрикивали обвинения в адрес пришлых, распаляя себя, сжимали кулаки, топали ногами, негодовали, шумели. Но ни один из них не пересек невидимую черту. Конечно, тому причиной было и то, что Стальной воин никуда не делся, а молча ждал, попробуй, шагни вперед. И то, что Алейна согнулась над распростершейся Марет, и прилагала усилия к тому, чтобы та осталась в живых. Рядом с девицей сидела ее мать, сжимая тонкую белую руку дочери, Алейна молча, сосредоточенно черпала жизнь из матери и вливала ее в обескровленное дитя.

  – Они демоницу забороли, проклятую низвергшу в Холм обратно отправили, – выкрикивал золтыс, широко жестикулируя маленькими руками. – От нее все беды, твари подколодной, от нее! Честных людей обидела... Честных!

  Беррик, бледный, как полотно, жался в пяти шагах от Алейны, но все не мог к ней подойти, чтобы упасть в ноги и оправдаться. Юнцы, вопреки наказу родителей не высовываться из землянок и домов, повылазили наружу, залезли на деревья, смотрели, как взрослые с чужаками решают дела. Учились, каждый своему.

  – Сыну да зятю мому руки заранили! – надрывалась дородная баба в богатом, по местным меркам переде с росшивью и с малой, бедняцкой, но все же кичкой на голове. Явно мать семейства, сверху сошла, не из нор, но теперь тоже вся в грязи. – Мужу палец перерубили!

  – Маво сына избили наверху... – причитала осунувшаяся, нездоровая женщина, взгляд ее был безумен.

  – Рвать их, разодрать на части, прикормышей низвергских! – донеслось изнутри толпы сильным, низким голосом, кто-то из глав семей ярился, бил себя в широкую грудь, а окружающие его мужики поддерживали, рычали, как цепные псы.

  – Кишки на вилы, тащи со всей силы! – верещал, выпучив глаза, тощий старичонка, по-паучиному раскинув руки. Грязь пузырилась у него на губах, словно пес в бешеной пене, он подскакивал все ближе и ближе, сейчас кинется, да и вцепится редкими зубами в горло.

  – Заткнитесь, мрази!! – не выдержал Дик. Он не просто дико заорал, а шагнул вперед и замахнулся на старика окровавленным палашом. Тот с безумно вытаращенными глазами пытался не уступить, ответить, выпятил впалую грудь, но получил ногой по яйцам и сник, захрипев. Народ заорал, комья грязи полетели в рейнджера, мужики двинулись вперед с набыченными лицами, но Дик молниеносно уронил палаш, который воткнулся в грязь, выхватил свой лук и нацелил стрелу в лицо первому из них. Толпа резко отдернулась назад. Внезапно каждый ощутил уязвимость живота своего, лук не дубина и не кинжал, от стрелы не отпрыгнешь и не увернешься.

  – В вашу суку низверг вселился! А когда мы выгнали, она сама обратно зазвала! Из-за этого нашу жрицу чуть не убили! – орал Ричард, подавшись вперед и переводя лук направо, налево, выцеливая то одного в толпе, то другого. Люди шипели и прятались друг за друга, дергались вниз, чтобы уйти с траектории выстрела. – А кто ползал на брюхе перед ней, в грязи?! Вы, черви поганые, ползали! Как вам, землежуям, и положено! – бешенство, слюна, грязь и кровь, все смешалось в одну отвратительную брагу, размазанную по его искаженному в крике лицу. Рейнджеру тоже было нужно заглушить голос совести, переложить свой личный позор на кого-то еще.