Текст книги "Книга Холмов (СИ)"

Автор книги: Антон Карелин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

  Лисы кивнули. Действительно, в его трактовке все как-то сразу стало очевидно.

  – Само собой, погребенные под Холмами действуют не по-отдельности. Иначе зачем пробудившемуся вожаку вскрывать себя и пытаться всеми силами не допустить бегства ханты из древней земли? Ханта ничего про него не знала, а выяснила только про действия канзорцев по пробуждению семидесятого Холма. Значит, этот факт был столь важен для всей тройки низвергов, что они изо всех сил пытались помешать ханте уйти: Безликий поразил жреца, вожак спустил живую лавину... Их действия были совместны, это результат сговора.

  Анне хотелось хлопнуть себя ладонью по лбу. Как они сами не поняли этого? Ведь сразу уперлись в полную невозможность одного низверга владеть набором столь разных стихий, но почему-то все равно считали, что он владеет. Ясно, почему: пробуждение твари из-под Холма бывает редко, и никогда не случалось у нескольких низвергов сразу. Но теперь, когда Просперо снял великую охранную сеть и древняя земля всколыхнулась от неподконтрольной, неупорядоченной магии, питающей ее, начинается новое время...

  – Скорее всего, – подумав, уточнил Гвент, – инициатором и начальным движителем сговора выступает Ареана, владычица видений и снов. Только она могла проникнуть под другие холмы, не телесно, но мысленно. Отыскать за месяцы, прошедшие с момента своего пробуждения, ближайших к ней владык, которые пробуждаются. Возможно, она помогла им пробудиться. Сама по себе Ареана не сумела вырваться из-под холма, хоть и попыталась через ребенка, но ее попытка оказалась далека от успеха. Вожак так же далек от возможности освободиться, скорее всего, в противостоянии с Совой он истратил накопленные силы и залег копить их заново. Это я проверю. А вот Безликий, низверг семидесятого Холма, пугающим образом близок к освобождению. Он сопротивляется цепи обелисков. Он сумел выйти из глубины Холма на поверхность и поразить жреца... Пока он не может покинуть пределов Холма, но это вопрос времени. А когда он освободится, то поможет выйти на свободу и двоим другим.

  Старик помолчал.

  – Трое низвергов могут выйти на свободу. Это самая опасная ситуация с Холмами за много лет, – сказало он наконец, и медленная, тихая, но довольная улыбка скользнула по его сухому, покрытому пигментными пятнами лицу. – Я извещу Кланы. Извещу ханты и всех смотрителей. И вашего, – он поморщился, – Светоносного. Если к завтрашнему утру не будет других инструкций, отправляйтесь к девятому холму.

  Вильям Гвент отложил счеты и легонько кивнул кому-то за пределами их видимости. И сразу исчез. Кристалл арфы погас.

  Лисы с охами и вздохами падали на спины и нежились в густом сене. Обсуждать было нечего, Гвент разложил все по полочкам. Надо было просто выспаться и трогаться в новый путь.

  Прогретые за день, к середине ночи сеновалы уже овеялись прохладой, но изнутри них поднималось тепло. Кел зарылся поглубже, укрывшись россыпью сухих васильков.

  – Я низверг, – сказал он грустно, – тварь из-под сенного Холма.

  Утро давно прошло, залитый солнцем полдень принял Лисов в свои объятия, и первым делом ослепил.

  Их барак обходили стороной. Отовсюду слышался стук-перестук да крик-перекрик деревянников, две части которых работали в лесу вокруг поселения, а три части на высоких камнях, строили дома или настилы-переходы межу ними.

  По счастью, Лисам не пришлось просить местных строителей залатать им броневагон. Они пришли ни свет, ни заря, и сами сделали это, под руководством Выдера, отца Марет. Говорят, вчера его не было в Землеце, а утром прибыл вместе с подмастерьями, к обеду отбыл со спящей дочкой в неизвестном направлении, так Лисы его и не встретили. И что примечательно, никто из них не проснулся под резвый стук полотков и мерный визг пил.

  Гремлины утром произвели инспекцию и остались довольны починкой. Щелкая пальцами и сращивая старое и новое мореное дерево, для дополнительной крепости, Ялвик с Ниялвиком наводили порядок уже на внешней, металлической части повозки, где деревянники особо помочь не могли. Последним, что они вправили, был тот самый болтавшийся полу-выдранный лист брони.

  Быстро позавтракав принесенной едой, проспавшие, но такие счастливые Лисы запрягли землецких коней и, ни с кем не прощаясь, покинули странное место. Где в яме пузырящейся земли было сидеть приятнее, чем за богато накрытым обеденным столом.

  Собаки сопровождали мерно подрагивающий броневагон, весело лаяли и махали хвостами. Жители Землеца отворачивались и прятали взгляды. Впрочем, к подобному результату знакомств с жителями самых разных мэннивейских поселений, ханте было уже не привыкать.

  Золтыс ждал их на выезде, совсем один. Плюгавенький, как и раньше, весь несоразмерный, держал обеими руками маленькую сумку из видавшей виды лини.

  – Чего еще? – осведомился Дик, раз уж у них со старостой сложились воистину трепетные отношения.

  – Благодарствую, Лисы, – сказал золтыс с поклоном. – Примите, за неравнодушие ваше. За детей.

  Винсент откинул перехлест, и отвернул внутренний холщовый карман, затем второй, потом третий. Лисы с любопытством смотрели на едва заметно мерцающие самоцветы: синие, как глубокая вода; коричневые, как темная земля; зеленые, как молодая листва.

  – Руки же отрежет, сиятельный Гвент, – усмехнулся Ричард.

  – Отрезать велено за продажу камней на сторону, – развел руками золотыс. – Про дарение ничего не сказано.

  – Что, серьезно? Об этом он не подумал, не предусмотрел?!

  – Кто в здравом уме будет дарить камни, – улыбнулся холмич морщинистым ртом, – каждый из которых стоит как здоровая молодая свинья?..

  – Удивил, плюгавый, – покачал головой рэйнджер. – Ну, бывай.

  – Прощай, золтыс, – улыбнулся Кел. – Тебя как хозяина над золой так называют, но бывает, и золотом блеснешь.

  – Прощевайте. А мож до свидания, кто знает, как дорога повернется? Все тропы в земле протоптаны, а все земли в Землеце скомканы!

  – Нет уж! Прощай! – наперебой засмеялись Лисы.

  Два часа спустя броневагон выкатился за пределы влажной, дышащей зоны искажений, оставляя позади километры пузырящейся земли, и столетние сны замшелых живых камней.

  Анна посмотрела назад, на отодвигающийся с каждым шагом клок лесов, который вместил столь многое, а был при этом так незначительно-мал. Пять минут, и даже с неторопливым ходом броневагона, Землец скрылся с глаз, только вершины высоких сосен, да пара самых старых камней еще виднелась позади.

  Но вскоре и они пропали. Лисы ехали вперед, и на них надвигалась только совсем недавно оставленная, мрачная, взбугренная Древняя земля Холмов.

Невидимые следы

Глава десятая, где броневагон размеренно катится по неровной колее, мы слышим отголоски мудрости Хальды; где Алейна берет обратно слова, но дает ягоды, Ричард идет путем долга, а Кел – путем Странника. И где Безликий улыбается.

  Броневагон размеренно катился по неровной колее, приближая Лисов к стене мрачно-зеленого леса, к границе Древней земли, которую еще вчера они покидали в такой спешке. На правом борту красовалась наглая лисья морда, она полиняла на солнце, отчасти стерлась и будто ехидно подмигивала прохожим. Хотя ни одного прохожего сегодня с утра еще не повстречалось. Чуть левее от ухмыляющейся лисы темнело маленькое и глубокое зарешеченное окошко с занавеской в зеленый горошек и бронированной задвижкой, сейчас откинутой наверх. Из окошка змеилась вплавленная в обшивку цепь с якорем, снятым с одной неудачливой рыбацкой ладьи. Дальше по правому борту теснились трофейные щиты, которые Лисы копили последние месяцы и вешали на бок своей берлоги на колесах в качестве украшения – и устрашения.

  Щиты были разные: и пара круглых рондашей, привычные всадникам Княжеств, свободных от излишеств, окованных шершавым железом с редкой россыпью выпуклых заклепок и выступающим умбоном посередине. И грубые деревянные щиты ринданов, круглые и с выемками по бокам, с полустертым рисунком рун и мифических морских существ. И легкие, обитые кожей пелты разорителей, лихими набегами терзающих караваны, идущие через Мэннивей. Тех, что приходят с бесплодных Кротских пустошей или с предгорий туманных гор, в изломах которых так легко уйти от погони и затеряться.

  Был щитовой наруч воина тени из клана Найрин, черный овал с двумя темно-синими полосами наискось, а если внимательно посмотреть сбоку, в нем проявлялась бледная, но зловещая тень, навсегда пойманная в этот щит. Он очень задорого достался Анне, но все-таки достался. Рядом красовался старый, но все еще вызывающий восхищение турнирный тарч необычной формы, в виде занавеси, сдавленной с боков, с прорезью-углублением для копья и ярким рисунком: милейшая высокородная дама – и черный козел, выпрыгивающий с желтого щита прямо на нее. И не особо заметным девизом рыцаря: 'Во славу баронессы Меренгской, бее, меее'.

  Было и несколько баклеров, каждый своего цвета и формы и по-своему украшен. Один церемониальный, с ярким рисунком каких-то разноцветных змей или даже гидр, а внутренняя сторона обита мехом, который неровно торчит из-под начищенного металла. Анна уже и забыла, откуда они взялись, скорее всего, были в свалке трофеев броневагона, когда тот достался Лисам. Кто знает, чьих рук было дело сначала создать эти щиты, чьих рук затем носить их, и чьих рук, наконец, убить владельцев, снять баклеры и свалить в подпол.

  По центру красовались важные трофеи: три широких, заостренных книзу четырехугольника канзорской пехоты. Два средней тяжести, из отрядов цвайдеров, и один от панцера, солдата элитной тяжелой пехоты; именно их название теперь приклеилось ко всем бронеголовым без разбора. Каждый из канзорских щитов носил по два герба: отрядный знак во весь рост и малый в левом верхнем углу, герб дивизии. Что характерно, малый герб на всех трех щитах был один и тот же.

  Лучшим украшением коллекции служил вытянутый и тяжелый миндалевидный капелий, висящий по левому краю. Полностью окованный бронзой, пришедший в Мэннивей откуда-то с далекого юга: он был украшен выступающим рельефным изображением льва и ящера, вставших на задние лапы и сошедшихся в смертельном бою, вокруг них вился замысловатый орнамент с проблесками маленьких зеленых ярко-лепестков, а глаза геральдических зверюг сверкали алым, как и капли крови у них на боках от нанесенных друг другу ран, но это были не изумруды и рубины, а всего лишь застывшие вкрапления блестящей алхимической краски, намертво впаянной в металл.

  Лисы давно заметили, что капелий всегда выглядит как новый, потому что разглаживает царапины, выпрямляет вмятины и заращивает расколы, даже возвращает утраченную форму. Сняв его с тела не в меру наглого вожака шайки очень самоуверенных разбойников, Дик сказал, что много за оплавленный и согнутый щит не дадут, потому что его крепость нарушена мощным ударом Дмитриуса, а затем огнем с перчаток Анны. Но уже через неделю, когда его достали из закромов, чтобы продать на лом, щит был целехонек и выглядел на все сто ринов. Продавать его конечно не стали, магическая вещь стоит гораздо дороже, поэтому рачительный и домовитый Кел ждал подходящего покупателя.

  Но по-настоящему центральный экспонат темнел чуть выше цента борта, в окружении трех канзорцев. Немного зауженный, в какой-то мере изящный, книзу заостренный острием, а сверху рогатый изгибами двух полумесяцев, он радовал совершенными узорами без малейшей неровности или скола. Их явно сплела властная ладонь мага, а не сработали натруженные руки ремесленника: по центру вился сложный клубок черных роз, шипы короткими иглами ощетинились наружу. Щит старшего офицера клана Шеллардов, черненая лехтовая сталь, ему не нужно быть тяжеловесным, чтобы защищать как лучшие из тяжелых стальных щитов.

  Вот только этот несгибаемый лехтовый красавец был расколот – одним ударом, нанесенным прямо в центр. Щит треснул сверху до середины, а в месте удара осталась огромная вмятина от самого страшного молота, который Лисы встречали на своем пути. В глубине вмятины отпечаталась марка 'Х', и восстановить щит Эзры Шелларда не могли даже гремлины, их магия стекала с потерявшего силу предмета, не в силах справиться с маркой ярости, с зарядом нульт-энергии, навеки засевшем в щите. Ведь удар по нему нанес Хаммерфельд.

  После живой лавины, покорежившей всю повозку, щитов осталась половина, причем, еще с утра большинство из них были треснуты или разломлены надвое, натрое, в общем, находились в самом плачевном состоянии. Но добросовестные сборщики дармового мяса под предводительством Свищура, подобрали все отодранные и разбитые трофеи и принесли их к броневагону – вместе с куском свежезакопченой оленьей ноги и корзинкой из маленьких ощипанных и продымленных птичьих тушек.

  Гремлины с их властью над стихией тверди, умели сращивать камень и сталь, менять их форму, достигая нужного быстрее и вернее, чем мастеровые или алхимики. Нехотя, с трудом, их цепким рукам поддавалось и дерево. Причем, чем старше и мертвее оно было, тем охотнее меняло форму под давлением мозолистых лапок и острых коготков. Хотя им было сложнее согнуть бревно, срубленное даже двадцать лет назад, чем сделать из первого попавшегося камня затейливый кувшин. Но одно дело изменить форму предмета, а если речь шла о сращения того, что еще недавно было единым целым, – то есть, починки сломанной или разбитой вещи, – их магия действовала почти безотказно. Память вещи всеми силами стремилась помочь магии. Наскрежетавшись с поврежденными щитами до полного их восстановления, Ялвик с Ниялвиком еще и прирастили все трофеи к броне повозки, для надежности.

  Так броневагон и ехал, красуясь щитами с одной стороны, и полупустым боком с другой. Сзади качался и изредка позвякивал неброский колокольчик со сложной резьбой и сломанным язычком; часто, но еле слышно постукивали о броню почти два десятка железных и бронзовых бирок. Тоже своего рода устрашение, но на самом деле, большинство бирок были лисьи, ведь когда-то они ходили в железе, потом в бронзе, и лишь недавно надели на плечи серебро.

  По левому борту повозки приглушенно перестукивались друг с другом звенья невольничьих цепей. А на бортиках крыши висели, обсыхая, постиранные рубахи, штаны да подштанники, два платья и фартук. Алейна истратила все запасы линь-сока, чтобы Лисы могли отстирать со своих манаток землецкую грязь. И то, отстиралось лишь потому, что грязь была свежей и еще не въелась.

  Наверху торчала полутораметровая мачта, на починку которой у гремлинов ушло полчаса. В давние дни на ней развевался устрашающий флаг Крушеломов, чтобы и разъезды Кланов, и охочие до чужого добра разорители издалека видели, кто едет, и не приближались к броневагону и не пересекали его путь. Флаг подрался, и с недавних пор на самом верху красовался флюгер – фигурка бегущего Лиса на холме, в окружении сосен и елей. Тонкой работы вещица, окисленное специальным раствором серебро, отливающей ртутным и радужным налетом; с ним гремлины и провозились полчаса сегодня утром. Флюгер назывался 'ловец радуг', потому что алхимическое покрытие преломляло свет, и после каждого дождя, вокруг броневагона прозрачно искрились невесомые дуги, возникая и исчезая, ненадолго превращая его в сказочный приют.

  Учитывая еще две крутящихся, но сейчас закрепленных и зачехленных малютки-баллисты, несколько бойниц, как сверху в бортиках, так и в каждой из стен, включая заднюю стенку, броневагон выглядел как обжитая походная крепость о шести колесах, с массой деталей, к которым можно долго присматриваться, находя все новые и новые интересных мелочи.

  Для Лисов все это было уже совершенно привычным, да их занимало их сейчас совершенно иное.

  – Мы трижды облажались, – сказал Ричард, закинув огрызок яблока подальше в чистый, скошенный луг, – пора начинать как следует думать над тем, что делаем.

  – Ой, который раз ты это уже повторяешь? После каждого нашего дела, – раздраженно поморщился Кел, который сидел с ним рядом и, для разнообразия, правил лошадьми. – Мы и так все думаем.

  – Да? И о чем мы думали, толпой поднимаясь на Холм? Идти должен был я один, метрах в двадцати спереди. Проще пареной репы, а мы забыли, что вообще может быть какая-то угроза, расслабились и поперли гурьбой, как толпа баранов.

  – Угу, только если бы рядом не шло ходячее Предвидение в виде дяди Кела, вовремя заоравшего 'Назад!', тебя бы разорвало на куски, – усмехнулся светловолосый. – А так, мы сделали может и глупо, но в итоге выжили. Потому что червяк может все в жизни распланировать, но он видит только прямо и не может заметить птицу, летящую сверху. Зато он может довериться дороге, и она его выведет.

  – Опять ты со своими неисповедимыми путями Странника! – взвился Дик, которого всегда доставала преувеличенная вера Кела во всемогущество его бога.

  Светловолосый заморгал, потом пожал плечами.

  – Странника не помню, – сказал он как-то виновато, – а про неисповедимые пути помню.

  – Это все заумь, – отрубил Ричард. – Если бы твой Тиат заранее знал будущее и мог предопределять судьбы, он бы давно правил миром. – Если бы он хотел править миром, – вставила Алейна, сидящая, свесив ноги, наверху.

  – Какая разница, как это называть, у него же есть цели? Он бы всегда их добивался и побеждал. Ведь он добрый бог и всегда хочет помочь людям.

  – Такой бог мне нравится, – холодно отметил Кел, чуть потягивая поводья.

  – По твоим словам, еще и всесилен, потому что знает будущее и может менять судьбы. В мире с таким божеством почти не останется зла, любое действие противников он знает заранее и всех добрых спасет, проведет по ДОРОГЕ СУДЬБЫ, а всех злых угробит... Да будь так, жрецы Странника никогда бы не умирали, темные боги и низверги не достигали своих целей, храмы Тиата не повергали бы враги. Ничего из этого мы вокруг не наблюдаем. Вспомните руины в болотах или беднягу Линдона. Значит, твой загадочный бог такой же, как остальные: что-то видит, что-то нет. Помогает своим жрецам предчувствовать, иногда предвидеть ближайшее будущее или увидеть прошлое. Но не более.

  – Что ты всем этим пытаешься доказать? – мрачно взглянув на него, спросил Кел, в необычной для себя манере, молча слушавший длинную тираду, с который был явно не согласен.

  – То, что твой бог не вытащит нас из беды многомудрой задумкой хитрых, беспроигрышных путей. Если мы по глупости свалимся в ловушку, там и погибнем. А если нам пару раз повезло, это не значит, что мы все сделали правильно и 'дорога нас хранит'. Это значит только, что нам повезло, или наших сил в этот раз хватило, едва-едва, – Ричард кашлянул, охрипшее накануне горло напомнило о себе, и закончил уже сипло, – А правильно было пустить вперед не меня, а мою тень. Она бы и подорвалась у обелиска.

  Вот с этим сложно было поспорить.

  – Сделай мы все совсем правильно, мой ворон прочесал бы весь Холм, а не просто облетел его сверху, – пожал плечами Винсент. – И все-таки отыскал бы засевших в засаде.

  – Нульт бы его почуял и развеял, – все еще слегка раздраженно ответил Кел.

  – Тогда бы мы еще на подходе узнали, что там засел нульт, – улыбнулся маг.

  – Короче, теоретики, – рассмеялась Анна, – давайте решим, что нам сейчас-то делать? Чтобы потом не было мучительно, уж поверьте мне, мучительно больно?

  – Ворон летает вокруг, высматривает опасности и все неожиданное. Я иногда смотрю через него. Как обычно. Могу пустить вперед тень Дика, пусть бежит налегке. Хотя пока она просто бежит, никакую засаду не обнаружит. А начнет лазить по кустам, отстанет даже от нашего черепашьего хода.

  – Что еще можно сделать? – Анна продолжала стоять на своем. – Чтоб в следующий раз получить от господина Гвента полные счеты камней? Вдруг похвалит, тогда и умирать не стыдно.

  Все искоса посмотрели на Кела. Будь тот посвященным, он бы уже знал кратчайший путь до Девятого холма, и получил бы вдобавок смутное предчувствие: ждет ли серьезная опасность на этом пути? А в случае, если все-таки ждет, уселся бы в транс и невидимым духом слетал на разведку. Все эти невероятно полезные дары Странника, не раз спасавшие им жизнь, теперь были недоступны ханте, и это резко снижало ее потенциал.

  Алейна не зря сказала светловолосому, что он архи-важен. Если ее можно назвать сердцем Лисов, Винсента мозгами, Анну – когтями, Дмитриуса зубами и броней, а Ричарда глазами и острым жалом, бьющим издали (странный получался лис: бронированный и с луком наизготовку, но жизнь такая, и мы такие) – то Кел был ногами ханты и ее пушистым рыжим хвостом. Благодаря нему Лисы находили скрытые тропы и верные пути, уходили от погони, путая следы. Хвост балансирует на резких поворотах, когда резвый бег заносит несущегося зверька.

  Вся лисья хитрость сходилась к Келу и Ричарду, потому что Алейна с Анной и Дмитриусом слишком прямодушны, Винсент, напротив, слишком изощрен, и только рейнджер со жрецом регулярно проявляли правильную, жизненную изворотливость, в итоге позволяя ханте оправдывать свое название. При этом, Кел был еще и лицом отряда, переговорщиком, который с готовностью брал на себя любую встречу и любой разговор. 'Стеснение' одно из редких слов, о которых он слыхом не слыхивал. Языкастый, напористый, обаятельный, статный – Кел был всегда уверен в блестящем разрешении переговоров с его, красавца, участием – даже когда переговоры проходили далеко не блестяще.

  Теперь от всего великолепия их Кела осталась треть, притом, что как человек он ведь совсем не изменился! Всего лишь пропали дары божества и уверенность в своих силах, а перед ними бледная тень. Как много значило посвящение, подумала Анна, и ее это напугало.

  Винсент, сидящий рядом, поймал ее мрачный взгляд, приподнял маску и тихонько, невесело сказал:

  – Чем выше силы, которые дает тебе божество, тем выше твоя зависимость от него...

  Серый маг опасался не просто так, в своих изысканиях и помыслах он давно уже тянулся к безжалостной Ардат. Но это была скорее идеалистическая и строго теоретическая страсть, какую, наверное, он только и мог питать в принципе. Его платонический интерес пока не угрожал ханте, благо Совершенная находилась на другом конце мира, где восседала на алом троне из застывшей крови поверженных врагов, и Север пока не входил в ее сферу интересов. Ей бы разобраться с соседями, огромными пространствами древней империи Ассирит, где безумные боги истязали целые народы. Нисхождение не убило их, но искалечило и сделало еще более больными и страшными, чем они были в прошлом.

  – Я могу призвать волка, – сказала Алейна, видя, что других предложений у друзей нет. – Приручу его и пущу бежать впереди, если он почувствует опасность, по нему будет видно.

  – Это было бы неплохо, тени Винса запах не ловят, – кивнул рейнджер, – только никого ты теперь не призовешь.

  Девчонка сначала удивилась, потом вспомнила, что все большинство крупных зверей на десятки лунн вокруг остались на той равнине вокруг истерзанного броневагона, и удрученно кивнула.

  – Тогда обращусь к Матери, – решила она. – Нам надо понять, как спасти Кела. Давайте сложим верный вопрос!

  И вот над этим все дружно призадумались.

  Три рассвета спустя с последнего обращения, любой жрец может снова прикоснуться к мудрости своего бога. К неимоверным познаниям о мире и жизни, тысячелетнему опыту, к необъятности взора, что в один миг видит больше, чем может за всю свою жизнь познать обычный смертный.

  Анна только вчера спаслась, не скончалась от ран лишь благодаря Исцелению, поистине драгоценному дару богини. Но она все равно считала, что самый ценный дар Хальды – именно ее Мудрость. Хотя, все-таки нет. Самый ценный Воскрешение. Возможность вернуть невозвратное, отвратить неотвратимое, перевернуть законы природы с ног на голову. Поменять все правила игры.

  Исцелить, зарастить раны, одолеть болезни и очистить от яда может маг виталиса. В силах магистра этой стихии отрастить руку или ногу, или даже восстановить уничтоженное тело – если сделать этот тут же, пока душа еще не покинула его, и если тело хоть в какой-то сохранности. Но только жрец Хальды, в ранге высокого, сможет вернуть ушедшего за грань, потому что это уже не только магия жизни, но и магия смерти, и магия душ. Вернуть не как другие магии жрецы, не в виде нежити или пленённых душ, не на время, не вселяя уходящих в новые тела, как случилось с Дмитриусом, – а самым чистым образом возвращая к жизни и даруя новый шанс. Воссоздать тело и вложить в него душу.

  Сложно не оценить такое сокровище. Но на втором месте в мысленной табели о рангах Анны, и почти так же бесценна – возможность спросить бога о чем угодно, и получить от него ответ. В истории ханты, возможность Алейны и Кела задать ключевой вопрос своим богам уже не раз спасала Лисам жизнь. А полученные сведения меняли всю ситуацию с проигрышной или тупиковой – на с трудом отвоеванную победу.

  Ведь любой из богов на порядок умнее любого из смертных. Даже безумные твари, властвующие в Ассирите – каждый из них нечто гораздо большее, чем человек. Личность бога многослойна, устроена совсем по-иному, и восприятие тоже: в том месте, куда бросает взор, божество не только видит настоящее, но сразу понимает ключевое прошлое и провидит ближайшее будущее. Все это единым взглядом, как некую цельность бытия. Поэтому небожитель понимает лучше и видит дальше: где человек осознает лишь костяк причинно-следственной связи, только главные вехи 'это потому, что...', божество видит весь процесс целиком, в каждой его мелочи. И знает, на какую из этих мелочей повлиять, чтобы изменить весь исход.

  Беда лишь в том, что и другие боги знают. И когда один из них воздействует на события мира людей, все другие получают возможность подобного воздействия, но уже бесплатно, без последствий. Так устроено космическое равновесие: любое вмешательство свыше в материальный мир дает карт-бланш на такое же вмешательство остальным небожителям. Поэтому каждое, даже крошечное влияние сверх тех даров, которые положены жрецам по рангу, качает весы судеб и является разменной монетой в интригах богов. Тем ценнее жрецы, их руками боги обходят вселенское равновесие.

  Вторая беда в том, что божество хочет и может подарить своему смертному служителю любой дар, а вот он способен осознать и принять лишь жалкие крохи.

  Хочешь взять великую силу из рук Ардат и обрушить на врагов? Но если ты непосвященный, твои руки и воля не удержат дар. Смертоносная волна разойдется вокруг, сметая все на пути, и ты станешь первым, кого она уничтожит. Если ты посвященный и связан узами поклонения с Совершенной госпожой, то поймаешь хотя бы каплю из этой волны, и сможешь показать врагам, что ошибкой было встать на твоем пути. Если ты истинный посвященный, высокий жрец Ардат, твое понимание богини за годы служения кристаллизовалось, а воля многократно возросла, ты возьмешь полные пригоршни дара Совершенной – и враги ужаснутся, увидев, что значит Ее мощь. И только высший сын богини, десятилетия поднимавшийся все выше и выше по лестнице к совершенству, сумеет принять хотя бы десятую толику этой Силы, но и ее хватит, чтобы содрогнулись горы.

  Хочешь не воевать, а стать счастливым, прожить жизнь не зря, понять самого себя и прийти к вершинам? Спроси у Хальды – и богиня ответит. Ведь она знает, как. За тысячи лет жизни и сотни лет, которые милосердная управляла империей Хор, она изучила людей, их натуру, пристрастия, силы и слабости. Да схарровы слезы, она создала людей, вылепила нашу расу рука об руку с Гетаром, сумрачным гением, отцом человечества. Хальда выносила первых из нас и отпустила на свободу, в мир, жить. Конечно, она знает людей, каждый из нас для Матери как открытая книга.

  Жизнь человека состоит из череды несовершенств лишь с редким проблеском правильных, вовремя принятых и верно исполненных решений. Те, кто научился чаще поступать правильно, добиваются невиданного успеха. А с мудростью Хальды, жизнь станет ровной дорогой вверх: шаг за шагом к воплощению мечты. Ты никогда не совершишь ошибок, которые остальные совершают каждый день, каждый час, мудрость Матери станет частью твоего восприятия... Но увы. Хоть богиня и может вложить в тебя свет истины – ты не сможешь внять ему, потому что ты всего лишь человек. Ее мудрость никогда не станет твоей, потому что твое сознание не способно воспринять ее во всей полноте. Как если бы ты вручил книгу дикарю, не способному читать: он может оценить лишь обложку, но никогда не получит истинных богатств, что у каждой хорошей книги скрыты внутри.

  Поэтому боги живут отдельно, а смертные отдельно, в разных мирах, далеких друг от друга, связанных нитями веры и верными сердцами жрецов. Но даже воздействия через служителей, в рамках жесткого закона равновесия – достаточно, чтобы изменить образ жизни всех нас. Даже малой толики мудрости хватает, чтобы увеличить число правильных и своевременно принятых решений жрецом и людьми вокруг него. И этот, общий для всех богов дар своим жрецам, пожалуй, все же круче, чем их отличительные, уникальные силы: Воскрешение Хальды, такой многогранный дар Тиата, как Плащ странника, убийственное Зеркало боли Ардат или Ярость воина, что дает берсеркерам неукротимый Дагоррат.

  По крайней мере, так считала Анна, которой уже приходилось сталкиваться с мудростью Хальды и убедиться: богиня никогда не ошибается в своих советах.

  Но чтобы уловить малую толику мудрости из безграничного по человеческим меркам океана, нужно задать самый верные вопрос. Выбрать точные слова, которые нужны в первую очередь самому жрецу, они помогут сознанию сориентироваться в момент прикосновения к разуму бога. А уж небесный покровитель всегда старается передать своему посвященному лучшее, что тот способен принять.

  – Давайте спросим, что именно с ним происходит? – приценился Ричард, предлагая для затравки примерный вопрос.

  – Мы и так знаем, что, – качнул головой серый маг. – Низверг отнимает у него... не важно, что отнимает, память или части души. Точное знание ничего нам не даст.

  – Для вопроса Хальде не важно, а вот для него самого очень важно! – вскинулась Анна. – Если отнимает только память, то связь с Тиатом можно восстановить! Кел, попробуй помолиться. Даже если ты не помнишь Странника, он помнит тебя!

  Светловолосый кивнул, лицо его было рассеянным, непривычная неуверенность пряталась в углах губ и глаз. Передав поводья рейнджеру, он отвернулся и глубоко задумался.

  – Может лучше так: кто может спасти Кела?

  – И это мы знаем. Кто сильнее всех на сотни лунн вокруг? Разумеется, Хилеон, – пожал плечами рейнджер. – Если бы мы могли р-р-раз, и свалиться ему на голову, так бы уже и сделали. Но кстати, ведь Гвент наверняка передал Хилеону, что произошло.