Текст книги "Гаэльская волчица"

Автор книги: Анри Левенбрюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Долг Алеи – убедить в этом Фейт, но не было для девочки ничего горше, чем навязывать свою участь другому человеку.

– Я и сама еще очень многого не понимаю, – чуть успокоившись, через силу заговорила Алеа. – Но если ты поедешь с нами, Фейт, мы станем искать убийцу вместе. Мне мучительно просить тебя, но и обманывать не хочу: соглашаясь, ты ввязываешься в запутанное и опасное дело, но я почти уверена, что у нас общий враг.

– Кто он? – нетерпеливо спросила Фейт.

– Это долгая история.

– Именно такие я больше всего и люблю, – настаивала бардесса.

«Ей нужно сказать правду», – подумала Алеа.

– Так давайте сядем у огня, – предложила она с улыбкой.

Алеа сделала знак друзьям приблизиться и несколько минут молчала, собираясь с мыслями. Девочка хотела быть точной, и присутствие бардессы очень ее смущало – она помнила, как замечательно рассказывала сама Фейт. Но о ребяческой робости пора забыть – и Алеа заговорила:

– Все началось в то утро, когда я нашла тело Илвайна Ибурана под песком в ландах… Илвайн был Самильданахом, и он был очень старым человеком. Вместо того чтобы передать силу ученику, как велит традиция, он умер в одиночестве, вдали от всех. И это первая загадка.

Она бросила взгляд на Фелима, пытаясь по глазам угадать, одобряет ли он ее рассказ.

– Продолжай, – кивнул ей друид.

– Когда я нашла тело Илвайна… то… думаю, я унаследовала его силу и могущество.

Бардесса медленно сняла руку с плеча Алеи.

– Фейт, – произнесла девочка, сделав глубокий вдох, – я – Самильданах.

На сидевших у костра друзей повеяло холодом. Мьолльн, с самого их бегства из Сай-Мины пребывавший в счастливом неведении относительно чуда, свидетелем которого стал, едва не задохнулся – так его поразили слова девочки. Только Фелим сохранял спокойствие и выдержку.

Фейт во все глаза смотрела на Алею.

– Клянусь Мойрой, если бы не твои достойные спутники, я бы сказала, что ты издеваешься надо мной, Алеа! Ты отдаешь себе отчет в том, что только что сказала? Ты… Ты считаешь себя Самильданахом?

– Я не «считаю», Фейт, к несчастью, я и есть он, и, поверь, я очень рада была бы солгать.

– Но это же совершенно невозможно, Алеа! – произнесла ошеломленная Фейт. – Самильданах не может быть… женщиной.

– Именно так, по-видимому, считает Совет друидов. Но Совет ошибается, и, честно говоря, это единственное, что меня радует…

Фелим стремительно встал, словно желая возразить, но Алеа так на него глянула, что друид счел за лучшее промолчать.

– Получив силу, которая мне не предназначалась, – продолжила девочка, обращаясь только к Фейт, – я, сама того не желая, обратила на себя злую волю и убийственное вожделение. Маольмордха послал за мной в погоню горгунов и герилимов. Керри и Тару наверняка убил один из них, чтобы узнать, куда я отправилась. Совет друидов…

Она помолчала и смерила Фелима холодным взглядом.

– Эти замечательные люди, желая убедиться, что я действительно Самильданах, решили устроить мне испытание… Судя по всему – смертельно опасное. С тех пор я бегу от них от всех.

Алеа тяжело вздохнула и улыбнулась бардессе.

– Вот, – заключила она, – теперь ты все знаешь.

Фейт молчала несколько долгих минут, ища ответ во взглядах сидящих вокруг огня людей, но видела в их глазах только страх, сомнения и сострадание. Она проделала весь этот долгий путь, чтобы найти убийцу, а стала участницей куда более жестокой драмы. Она не знала, что сказать, но не могла остаться равнодушной к отчаянию и страху, что скрывались за показной твердостью Алеи.

– Я поеду с тобой, – объявила она наконец. – Куда бы ты ни направилась, я буду рядом.

Решение Фейт всем принесло облегчение, на лицах появились улыбки – серьезность сохранял только Галиад, все еще обиженный на бардессу за насмешку.

– О путешествии в обществе столь прославленной бардессы можно только мечтать, что да, то да, ахум!

– К пению у меня душа не очень-то лежит, – призналась Фейт, – но, думаю, нужно уметь забывать о своих горестях, чтобы вкусить чуточку счастья. Если хотите, я спою сегодня вечером в честь нашей встречи.

– С превеликим удовольствием послушаем! – воскликнул Мьолльн, радуясь, что вечер закончится веселее, чем начался.

– Я бы и рада была повеселиться, но мы ведь даже не знаем, куда отправимся завтра, – перебила гнома Алеа. – В Провиденцию нам путь закрыт…

– Ты говорила о Борселии… – рискнул вмешаться Фелим.

Алеа удивилась предложению друида. Естественно, она собиралась как можно скорее оказаться в Борселии, но думала, что друид резко воспротивится: он ведь не был в восторге, когда она рассказала ему о своем сне. А теперь вот сам предлагает идти в Борселию. Что изменилось сегодня вечером? Неужели повлияло появление Фейт? Нет, Фелим непредсказуем…

– Мы сможем укрыться там на какое-то время, – добавил Галиад.

– Вчера вечером вы говорили, что дорога к Дереву Жизни никому не ведома, – удивилась Алеа.

– Кто говорит о Дереве Жизни? Просто отправимся в Борселию, а там посмотрим. Фейт знает этот лес лучше всех, я уверен.

– Таково право моей касты, – подтвердила бардесса.

Алеа оглядела своих спутников. На их лицах была написана решимость, даже Мьолльн поддался общему настроению. Иного пути у нее нет, тот сон казался явственней яви, – и все же страшно вот так слепо довериться ночной грезе. Послушаться видения – явно не лучший способ избавиться от других наваждений. Но куда еще ей идти? Указ короля об их розыске наверняка распространяется не только на Провиденцию. Возможно, Борселийский лес действительно лучшее убежище для нее во всем королевстве.

– Хорошо. Завтра мы пойдем в Борселию, – объявила Алеа.

Всем как будто стало легче, и Фейт запела у огня. Голос ее был звучен, а песни – одна красивее другой. Алеа забыла о своей тревоге, остальные тоже поддались очарованию. Только Галиад хранил невозмутимость. Он делал вид, что не слушает и занимается костром. После того как отзвучала вторая песня, он вообще удалился проверить окрестности.

Фейт пела весь вечер, а потом поведала им о своих странствиях. Алеа и Мьолльн заснули с легким сердцем, убаюканные голосом бардессы.

Галиад молча приготовил ложе для молодой женщины и учтиво сказал:

– Вы можете спать здесь, если захотите.

– Сперва воевали со мной, а теперь решили поухаживать? – насмешливо спросила Фейт.

– А вам этого так хочется? – в тон ей парировал магистраж.

Фейт вздохнула, пожав плечами, и отправилась спать, не удостоив Галиада даже взглядом. Тот со смехом удалился.

Глава 9
Переговоры

Киаран не был обычным Великим Друидом. Внешне он ничем не отличался от собратьев – такой же лысый старик в белом плаще, – но некоторые считали его странным мечтателем, а другим он казался загадочным безумцем. Киаран стал Великим Друидом задолго до того, как Айлин возглавил Совет: по правде говоря, никто и не помнил, что побудило тогдашнего Архидруида оказать этому странному чудаку подобную честь.

А между тем причина существовала. Киаран вовсе не был ни чудаком, ни сумасшедшим. Великий Друид обладал редкостным и загадочным даром: с самого детства он каждую ночь попадал в Джар, мир вещих грез, и путешествовал там по океану знамений и символов. В Джаре Киаран видел смешение прошлого и будущего и просыпался, потрясенный и растерянный, – так что и правда походил на безумца. Впрочем, его самого это не слишком заботило. Настоящая жизнь Киарана проходила вдали от яви, в Джаре, и ему было безразлично, что думают о нем другие. Он замыкался в себе, пытаясь понять и разгадать знаки иного, нездешнего мира.

Тем вечером Киарану был оказан роскошный прием в замке бизанийского графа, что высится на холме над старинным Фарфанаро.

В этом выстроенном из дерева городе мелочей не было: каждый кусочек пространства, каждая улочка и переулок, дом и лавка были изукрашены и отделаны, словно драгоценная шкатулка. Опоры в виде женских фигур, черепичные крыши с резными коньками – все говорило о редкостном искусстве бизанийских мастеров, даже булыжники мостовых были выложены причудливым мозаичным узором.

Предки бизанийцев, заселившие южные земли королевства, были обычными наемниками на службе у правителей Галатии, но три поколения их потомков сумели прославиться своим изысканным вкусом, тонким мастерством ремесленников и искусством зодчих. Северяне часто находили любовь бизанийцев к украшательству чересчур варварской – мол, слишком уж все яркое, да и позолоты многовато, и формы вычурные, – но жители графства гордились своей роскошью и многочисленными художниками, зодчими и иными мастерами, не устающими состязаться друг с другом кистью и рубанком, мастерком и резцом. Все в этом графстве радовало глаз, даже наряды бизанийцев были поистине чудом из чудес. Везде и всюду в глаза бросался герб графа Бизанийского – золотая улитка на красном поле.

То был край внешнего блеска, всем и каждому надлежало выставлять напоказ себя, свой дом и свое добро, высоко ценилось искусство лести, умение покрасоваться своей образованностью и точное следование сложнейшему кодексу хороших манер и благопристойности, совершенно недоступному иностранцам. Это умение жить по-бизанийски называлось словом десенца.

Однако на сей раз Киарану было не до городских красот и чудес: сегодня его цель – во что бы то ни стало убедить Альваро принять предложение друидов, и потому он решил приступить к делу на первом же ужине, устроенном в его честь графом. Архидруид Совета все рассчитал правильно: Киаран очаровал бизанийцев своей необычностью, странными суждениями и мечтательной улыбкой.

Альваро Бизаньи и сам был человеком необычным. Самый богатый из всех графов, он любил искусство, веселье и хорошие манеры. Плотские радости были его религией, причем любил он в равной мере мужчин и женщин. Вечера и приемы, которые граф устраивал в своем роскошном дворце, давали обильную пищу для пересудов кумушкам и сурово осуждались христианскими аскетами.

Но этим вечером ни одно плечико не оголилось – в присутствии друида десенцатребовала благопристойности. Граф позвал на ужин нескольких знатных горожан, присутствовали также дочь Альваро и капитан его личной охраны. Весьма уважаемые люди, как заключил для себя Киаран. Впрочем, друиду мало было дела до каждодневной суеты и нравов хозяина дома.

– Вам, конечно, известно, что туатанны заняли юг Галатии, – начал беседу Киаран. Ужин был в разгаре, одна перемена блюд следовала за другой.

– О да! – отвечал граф, хмуря брови и качая головой. – Положение ужасное. Все только о том и говорят, драгоценнейший друид…

– Эогану следует как можно скорее остановить их, – вступил в разговор личный лекарь графа.

– Вы, безусловно, правы, – добавил другой сотрапезник. – Король не может позволить варварам вырезать целые деревни!

– А вот мы считаем иначе. – Друид улыбнулся, заранее зная, какое воздействие окажут его слова.

Глаза у всех присутствующих округлились от изумления, хотя никто не посмел оспорить более чем странное заявление.

– Вы хотите вступить в переговоры? – удивился граф Альваро.

– Только не с этими дикарями, клянусь предками дома Джаметта! – воскликнул пораженный капитан.

– О нет… Речь теперь идет вовсе не о переговорах, – пояснил собеседникам Киаран. – Туатанны уже захватили всю землю к югу от хребта Гор-Драка. Сейчас необходимо найти решение и способ остановить их – не дать двинуться на запад.

Со всех концов стола послышались возмущенные возгласы, но граф знаком призвал подданных к молчанию.

– И какое же решение предлагаете вы? – спросил он сурово.

Киаран положил вилку и нож, вытер губы уголком салфетки. Наступил решающий момент в разговоре, он должен во что бы то ни стало убедить слушателей в своей правоте, нельзя ошибиться ни в едином слове, иначе мнение графа склонится на другую сторону. Киаран вспомнил наставления Айлина, собрался с мыслями и пошел в наступление:

– Какое решение? Именно то, с которым уже согласился Эоган Галатийский. Нужно уступить часть земель туатаннам, принять их в наш торговый и военный союз, дать им… образование, и постепенно они забудут о войнах и примут нашу сторону.

– Что за странная мысль! – выкрикнул капитан гвардии. – Отдать землю напавшим на нас варварам!

– Они никогда не научатся благопристойности! – добавил граф.

Ничто в этой жизни не ценилось бизанийцами выше их изощренного кодекса поведения. В Фарфанаро десенцапреподавалась детям в школе, граф лично каждый месяц заседал в совете самых именитых граждан, определявшем, что можно и чего нельзя делать, дабы не нарушать приличий.

Киаран колебался, но в конце концов все-таки решил применить сильнодействующее средство: графа придется припугнуть, чтобы он смирился – хотя бы ненадолго! – и подчинился решению Совета.

– Должен ли я напоминать, что вы когда-то получили земли Бизани от короля Галатии в благодарность за помощь и участие в изгнании отсюда туатаннов? Никто не думает отдавать им все королевство, речь идет лишь о части Темной Земли. Они станут бесценными союзниками в борьбе с Харкуром, поняв… какие выгоды сулит им подобный союз. Вы ничего не потеряете. Границы графства Бизань останутся неприкосновенными, у вас появится надежный союзник, который усилит армию короля Галатии.

– Любопытная мысль, – признал граф.

– И наконец, согласившись на такое решение, вы завоюете уважение Совета друидов, который я представляю, – закончил, хитро подмигнув, Киаран.

Присутствующие переглянулись и обменялись с графом улыбками, выказывая живой интерес к затее друидов.

Альваро отпил глоток из бокала. Красное вино из поздних сортов винограда доставлялось ко двору из западных областей Бизани. Виноградникам Эбонской бухты не было равных в стране.

Он прищелкнул языком о нёбо на манер бизанийских знатоков и с довольной улыбкой покачал головой.

– Если мы решим подписать договор, – произнес он, – пусть мне доставят еще один ящик вина.

Этими словами граф дал понять друиду, что готов согласиться на предложение Совета. Киарану оставалось уладить формальности. Он выполнил свою миссию. Теперь предстояло самое трудное: отправиться в Темную Землю и убедить брата короля уступить варварам часть своих владений.

Кто-то, возможно, и считал Киарана мечтателем, но сам он не питал пустых надежд относительно шансов на успех этого предприятия.

– Куда мы теперь поедем? – спросила друзей Алеа, когда завтрак подходил к концу.

– Если наша бардесса будет и дальше такой же скромницей, – вы только подумайте, как долго она не решалась с нами заговорить! – до места мы доберемся не скоро! – Галиад не упускал ни единой возможности поддеть Фейт.

– Я окажусь в Борселии прежде, чем вы отсмеетесь над собственными остротами! – не осталась та в долгу.

Алеа завела глаза к небу. Как же ей надоели перепалки! Правда, ее друзья не воспринимают их всерьез. Ничего, придется привыкать.

– Мы будем в большей безопасности, если доберемся берегом до леса Велиан, – высказал свое мнение Фелим, – а потом, обогнув его или проехав насквозь, попадем в Борселию.

– Ахум. Думаю, это и впрямь лучший путь, – поддержал друида Мьолльн. Гном редко вмешивался в принятие решений, но эту часть Галатии он знал лучше всех.

Они покончили с завтраком, и Галиад затушил костер и уничтожил малейшие следы их привала. Оседлав лошадей, друзья поскакали на юг, к побережью.

Вся первая половина утра прошла в молчании. Они пустили лошадей в галоп. Каждый понимал, что все начинается сначала, и никто не взялся бы сказать, радоваться им или горевать.

Алеа все сокрушалась, что они не поедут в Провиденцию. Словно чья-то злая воля намеренно уводит ее от города, куда она так мечтала попасть. Столица, Университет… Девочка на мгновение закрыла глаза и приотстала от остальных. Она узнавала плававающий в воздухе аромат. Так пахло в долине Саратеи, то был остро-пряный аромат ланд, в котором смешивались запахи вереска и дрока. Два дня назад Алеа сделала удивительное открытие: когда скачешь галопом, тебя одолевают сладкие воспоминания. Мерный шаг лошади завораживает, ветер кружит голову…

Сегодня она думала об Илвайне, похороненном под песком в нескольких шагах от Саратеи. Она давно не надевала на палец кольцо, хранившееся на дне заветной ладанки. Алеа вспомнила вырезанный с внутренней стороны знак. Как его разгадать без помощи магии? Надо искать смысл. Но зачем? Что в нем такого, в этом кольце? До чего же не хочется ни о чем таком думать – но обстоятельства сильнее ее. Кольцо теперь стало частью ее существа, оно само звало ее, как те сильваны из сна. Она должна все узнать. Девочка чувствовала, что пройдет много времени, прежде чем она найдет ответы на все загадки. Но она решилась. Она хочет во всем разобраться и верит, что приснившийся ей сильван не пустое наваждение. Алеа надеялась встретить его в Борселии и получить ответы на некоторые вопросы. Время шло, и она все отчетливее осознавала, что это ее последний шанс. Медлить нельзя, иначе Маольмордха найдет ее. Он – или те, другие.

Галиад заметил, что Алраган – пони Мьолльна – устал, и попросил спутников сбавить ход. Вдалеке показалось море, скоро они ступят на песчаный пляж, тянущийся вдоль западного побережья Галатии. Пустив лошадей шагом, они смогли поговорить.

– Фейт, ты встречалась с сильванами, расскажи нам, какие они… – попросила Алеа.

Бардесса подъехала к девочке и дружески ей улыбнулась.

– Сильваны? Они самые прекрасные и добрые создания в целом мире. Не то что… Галиад! – со смехом воскликнула она. Магистраж сделал вид, что не слышит. – О них много чего рассказывают, кое-что из этих историй правда, но остальное просто выдумки. Я встретила их однажды, когда пела сама для себя на опушке Борселии.

– И они вас освистали? – с насмешкой спросил Галиад.

– Вовсе нет, мои песни им скорее понравились: они вышли из леса и уселись рядом со мной. У них-то ведь ухо музыкальное, не то что у некоторых…

– Да уж, ушки у них остренькие! – развеселился Мьолльн.

– С тех самых пор, – продолжила Фейт, обращаясь к Алее, – когда я оказываюсь в Борселии, мне бывает достаточно запеть, чтобы привлечь сильванов. Все они очень похожи, так что я никогда не знаю, знакомы ли мы, но они как будто узнают меня.

– Но какие они из себя? – не унималась Алеа.

– Сильваны во многом похожи на нас, но они выше, стройнее, и, как верно заметил Мьолльн, уши у них большие и слегка заостренные.

Именно так выглядел сильван из сна девочки, а ведь она никогда в жизни не встречала лесных обитателей и никто их ей не описывал.

– Какого цвета у них кожа? – нетерпеливо задала она следующий вопрос.

– Она как кора деревьев, и с такими же бороздками.

– Фейт, в истории, которую вы поведали нам в харчевне «Гусь и Жаровня», короля сильванов звали Оберон. И случилась эта история очень давно. Возможно ли, чтобы он был все еще жив?

– В некотором смысле – да. Жизнь и смерть сильванов – странная штука. Нам, людям, трудно это понять. Сильваны подобны листве деревьев, они живут и умирают, подчиняясь смене времен года, но, нарождаясь снова, берут себе имена предков. Они словно и не умирают никогда, так что король сильванов всегда носит имя Оберон.

– Когда мы доберемся до Борселии, – продолжила девочка, – они придут на встречу с нами?

– Возможно, если я спою в лесах.

– А поговорить согласятся?

– Сильваны не знают нашего языка, Алеа, но я уверена, что Фелим говорит по-сильвански…

Взгляды друзей обратились на друида, который с самого начала разговора не проронил ни слова.

– Посмотрим, посмотрим… – пообещал он.

Алеа хотела было возразить, но к ним вихрем примчался Галиад – он в самый разгар беседы незаметно ускакал на разведку.

– Нас преследуют четверо герилимов. Они уже близко!

Фелим выругался, что-то сказал Галиаду на незнакомом остальным языке, достал из торбы пучок травы и скормил пони Мьолльна.

– Алрагану понадобятся силы. Нам необходимо скрыться, – объяснил он.

Галиад криком послал лошадей в галоп, и никто не осмелился произнести ни слова. Никогда прежде опасность не обрушивалась на них так внезапно, а до леса было еще очень далеко.

Лошади мчались невероятно быстро, и Алеа чуть отстала от кавалькады, чтобы не оставлять Мьолльна одного. Ей приходилось сдерживать Дулию – пони, почувствовав страх хозяйки, из последних сил рвалась вперед. Гном подгонял Алрагана, но бедное животное окончательно выбилось из сил.

Алеа чувствовала присутствие герилимов. Убийцы догоняли их. Она кожей ощущала жестокость их намерений – ее то и дело догоняла сзади волна чужой ужасающей ненависти, разительно не похожей на терзавшую ее два последних дня смутную тревогу. Паника овладела Алеей: она слышала запах надвигающейся опасности – запах смерти.

Вскоре они оказались на пляже, и Галиад погнал лошадей вброд по воде, надеясь, что это собьет герилимов со следа. А высокие дюны укрывали беглецов от глаз преследователей.

Алеа никогда прежде не видела моря так близко. Как бы ей хотелось спешиться и побродить босиком по мокрому песку! Увы, герилимы не позволят ей этого!

Спутники ехали час за часом в полной тишине и сосредоточенности, пока впереди не показались наконец крыши домов.

– Это Галабан, – сказал Галиад.

– Мы сможем остановиться здесь на ночлег? – спросил гном у магистража, – тот вглядывался вдаль, высматривая погоню.

– Нет, Мьолльн, герилимы недалеко, они наверняка станут искать нас в деревне… Оставаться здесь было бы безумием…

– Но пони нуждаются в отдыхе, да и мы тоже… Нужно купить еды и…

– Не утомляйте себя разговором, друг мой. Поскачем дальше, а мы с Фелимом на ходу решим, как поступить.

Гном недовольно скривился. Он устал от скачки, но не смел жаловаться. Алеа ведь не ноет, а она раз в десять моложе его! Хотел бы он понять, что творится в ее головке… Как ей, должно быть, тяжело и страшно. Какими далекими кажутся теперь счастливые часы, проведенные в садах Сай-Мины! Тревога и страх овладели их сердцами.

Когда они добрались до ворот, Галиад сделал им знак остановиться.

– Фелим, – спросил он, – время позволяет нам заехать в деревню?

Фейт, Мьолльн и Алеа с тоскливым ожиданием посмотрели на друида. Им очень хотелось отдохнуть самим и расседлать лошадей. День был трудным, и будущее не сулило ничего хорошего.

– Скоро ночь, – ответил Великий Друид, спешиваясь. – Но мы сможем найти укрытие и отдохнуть за пределами Галабана.

– А если нас заметят? – заволновался Мьолльн.

– Отойдем подальше, разобьем лагерь и поспим, пока Галиад будет нас охранять. На рассвете отправимся дальше.

– У нас маловато еды, да и лошадьми следует заняться, – вмешался в разговор Галиад. – Их необходимо перековать.

Друид кивнул и повернулся к бардессе:

– Фейт, вас они не ищут. Не согласитесь ли отправиться в деревню и взять на себя эти заботы?

– Конечно, с радостью. Я все сделаю и вернусь к вам.

– Мы отправимся вместе, – заявил Галиад. – Одну я вас не отпущу, и на то есть множество причин.

– Боитесь соскучиться? – усмехнулась Фейт.

– Нет, но на обратном пути вам может понадобиться моя помощь.

– Это просто смешно, Аль'Даман. Я иду одна.

Алеа решила, что ей пора вмешаться:

– Фейт, пусть Галиад составит тебе компанию! Ты, конечно, не заблудишься, но он, в случае чего, сумеет помочь и защитит тебя. Соглашайся.

– С этим одержимым я не буду чувствовать себя в безопасности. Кроме того, важнее, чтобы он защищал тебя.

– Со мной останется Фелим, Фейт, так что мне нечего бояться. Ну пожалуйста, возьми с собой Галиада, с пятью лошадьми тебе одной не справиться.

Бардесса обреченно вздохнула, вздернула брови и кивнула.

– Отец, мы когда-нибудь вернемся в Сид? – спросил Тагор, придя, как это было заведено в туатаннских кланах, на ежевечернюю беседу с отцом.

После захода солнца сыну вождя полагалось задавать отцу вопросы, чтобы научиться от него всему, что положено знать будущему главе племени. Но Тагор приходил не за тем, чтобы учиться управлять: он хотел понять причины ненависти, жившей в душе отца и других воинов клана, узнать наконец, в чем смысл всех тех смертей, что тревожили его сон после ухода из Сида.

Саркан ощущал невыносимую усталость. Он сражался, управлял своим войском, отдавал приказы, и у него почти не оставалось сил на разговоры с сыном, но он неукоснительно и с великой любовью исполнял отцовский долг.

– Правильнее было бы спросить, Тагор, должны ли мы были жить там все эти годы.

– Я не понимаю, отец.

– Ты жил в Сиде только потому, что наших предков изгнали из Гаэлии. Мы не должны были оказаться в Сиде, но, раз уж ты спросил, – да, сын мой, однажды мы снова увидим Сид.

Лицо Тагора мгновенно просветлело.

– Но когда же, отец?

– В день нашей смерти, Тагор. Именно в Сид мы отправимся, испустив дух. Когда закончится наша земная жизнь, мы перейдем в иной мир, но пока наш дом здесь, на острове Гаэлия, – таков порядок вещей.

– Отчего так, отец? Сид намного прекраснее этого острова! Отец, я всегда жил только в Сиде и был там очень счастлив! Я не хочу ждать смерти, чтобы вернуться туда!

Саркан вздохнул. Этот разговор они с сыном вели очень давно, чуть ли не с первого дня, как началось великое мщение туатаннов. И Тагор ежевечерне отказывался понимать.

– Ты прав, сын мой, Сид хорош, и жить там прекрасно, и все же это ничто по сравнению с тем, что ты сможешь познать в Гаэлии.

– Что здесь есть такого, чего нет в Сиде?

– Время, Тагор, время.

– Именно время заставляет нас умирать! Я не хочу, чтобы оно проходило! – воскликнул Тагор.

– Но оно неизбежно пройдет, и ты вернешься в Сид!

– Тогда к чему нам сидеть здесь и смотреть, как оно проходит?

Тагор срывался на крик. Он никак не мог понять отца, и это ранило его душу.

– Ты хотел бы вечно прятаться в Сиде, даже зная, что нам предназначена другая жизнь, здесь? Мы родились, чтобы жить на этом острове, сын мой. В Гаэлии ты познаешь то, чего не в силах дать тебе Сид, и когда боги решат прервать твое земное существование, они призовут тебя к себе. Так начертано свыше. Таково наше предназначение. Мы не боги, сынок, а вечно в Сиде живут лишь они. Нам же дано познать жизнь смертных, видеть, как восходит и заходит солнце, уступая место на небе луне, как меняются лица людей, как распускаются почки на деревьях. А в Сиде чудесного течения жизни не существует!

– В смерти нет ничего чудесного, отец! Я не хочу умирать!

– Чудо смерти, мой Тагор, состоит в том, что она неотделима от жизни. Иной жизни, кроме той, что предшествует смерти, не существует. Да, Тагор, Сид прекрасен. Но там нет ни времени, ни смерти, ни жизни. Гаэлия позволит тебе познать все это, только здесь ты научишься быть живым.

– Я чувствовал себя достаточно живым в Сиде! – запальчиво возразил Тагор.

– Потому что не знал, какова жизнь здесь, на Гаэлии. А теперь замолчи, сын мой, раскрой глаза, прислушайся и внимай миру, которого не понимаешь, и очень скоро жизнь убедит тебя в своей правоте, поверь мне.

Саркан встал и, не глядя на юношу, подошел к окну. Первые капли дождя упали на ночную землю.

Через полчаса бардесса и магистраж вошли в Галабан, ведя в поводу выбившихся из сил пони и лошадей. Оставшись наедине, они не произнесли ни единого слова и лишь изредка обменивались смущенными взглядами.

Вышагивая впереди в холодном вечернем воздухе, Галиад терзал себя упреками. Их глупая распря просто смешна, она портит настроение остальным, и магистраж, привыкший быть обходительным с дамами, ощущал неловкость. Ему никак не удавалось переломить себя. Фейт сильно задела его самолюбие в первые дни, когда скрытно следовала за ними, а он не почувствовал ее присутствия. Она не упускала ни единой возможности посмеяться над ним. Галиад признавал, что бардесса очень красива и все с ней прекрасно ладят, так что ему следует сделать над собой усилие и помириться с ней, тем более что Фелиму явно надоела их пикировка. Решив завязать дружескую беседу, магистраж улыбнулся Фейт и спросил:

– Где вы учились пению и игре на арфе? – Посмотреть на нее он не решался.

– На городской свалке! – отрезала певица.

С такой помиришься, раздраженно подумал про себя Галиад. Вряд ли у него получится подружиться с этой злюкой.

– Чем, безусловно, объясняется исходящий от вас запах! – с насмешливой улыбкой едко парировал он и, заметив кузницу, повернул направо.

Маленькое деревянное строение выходило на главную улицу селения. Большинство лавок было уже закрыто, кузнец тоже убирал инструменты, когда Галиад похлопал его по плечу:

– Простите, мастер, что беспокою вас в неурочное время, но мы очень спешим, а лошади наши нуждаются в новых подковах.

Кузнец хмуро взглянул на вооруженного рыцаря и тяжело вздохнул:

– Великая Мойра! Ну почему люди, подобные вам, вечно появляются именно в тот момент, когда я запираю кузницу?

Фейт выглянула из-за высокого плеча рыцаря и одарила ремесленника самой очаровательной из своих улыбок.

– Если хотите, – сказала она, смеясь, – я спою, чтобы вас подбодрить!

Кузнец буркнул что-то в бороду, вытер руки о кожаный фартук и знаком велел им поставить лошадей на конюшню.

В кузнице все говорило о рачительности и трудолюбии хозяина. Каждый инструмент висел на особом деревянном крюке, некоторые приспособления были явно собственноручной ковки. Рядом со входом, в желтом мерцающем свете фонаря, Галиад разглядел деревянный щиток со знаками, символизирующими принадлежность хозяина к гильдии кузнецов, а чуть ниже под стеклом стоял выкованный из железа великолепный крылатый конь – по всей вероятности, работа, снискавшая кузнецу звание мастера.

Хозяин знаком пригласил незнакомцев присесть на деревянную скамью.

– Сколько времени займет ваша работа? – спросил Галиад. – Мы могли бы пока…

– Я сделаю все очень быстро, – не дал ему договорить кузнец. – При всем уважении, сударь, думаю, будет разумнее, если вы останетесь здесь.

Галиад нахмурился:

– Почему вы так говорите?

– Ваши приметы красуются на городских стенах, вас ищут по приказу короля.

Бардесса с тревогой взглянула на Галиада. Они допустили ужасно глупую ошибку. Фелим предполагал, что их могут узнать, и Галиад не должен был уступать настояниям Алеи.

– Не тревожьтесь, – успокоил их кузнец, – у меня вам ничего не грозит. Короля нашего я считаю болваном и вовсе не собираюсь сдавать вас солдатам. Садитесь, прошу вас, я постараюсь все сделать как можно быстрее.

Галиад колебался, но выбора у них не было.

Эоган разослал приказ об их розыске по всему королевству, даже в маленькой деревушке о нем знают, так что теперь на них охотятся не только герилимы. Магистраж чувствовал, что преследователи дышат им в спину.

– Почтеннейший мастер, – обратилась к кузнецу Фейт севшим от волнения голосом, – мы очень вам благодарны и уйдем сразу, как только вы подкуете наших лошадей. Мы вовсе не хотим стать причиной ваших несчастий. Но нам необходима провизия. Не скажете ли, где мы могли бы купить еды, не рискуя… встретить солдат?