Текст книги "Шесть серых гусей"

Автор книги: Анри Кулонж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

– Оставим его? – спросила девушка.

Ларри утвердительно кивнул и искоса взглянул на Домитиллу. Ему показалось, что она вдруг постарела лет на десять, словно придавленная тяжестью мрачной тайны. Господи, она убила собственного отца, ни больше ни меньше! От одной этой мысли Ларри качнуло, как от взрыва бомбы. Но он постарался быстро взять себя в руки.

– Никто не скажет, что он умер как бродяга, – пробормотала девушка без всякого волнения в голосе, перекрестив большим пальцем его лоб.

Ларри сделал над собой усилие и в последний раз взглянул на Амброджио. У того был приоткрыт рот, так что казалось, что с бескровных губ слетают слова непонятного проклятия.

– Вы слышали, что он сказал, умирая? – спросил Ларри. Она недоуменно повторила:

– Что он сказал?..

– Да, его последние слова; я был так взволнован, что не расслышал…

Она замялась.

– Он говорил на неаполитанском диалекте, я не уверена, что все поняла. Боюсь, что это было одно из заклинаний, призывающих несчастья. Да, это было проклятие, которого он боялся сам, но всегда охотно адресовал другим… Мне не хочется повторять его.

– Постарайтесь вспомнить, Домитилла. Несчастье в любом случае уже произошло, я бы даже сказал, оно придавило нас свинцовой плитой.

Девушка помрачнела, словно наконец полностью осознала случившееся.

– «Che queste sei oche cenerine ti portino all' inferno!» – вот что, мне кажется, удалось разобрать. «Пусть шесть серых гусей унесут тебя в ад». Потом последовало какое-то ругательство, в любом случае, дурное слово, но, уверяю тебя, я это не расслышала, а это было его последнее слово! Слова всегда выходили у него изо рта как ядовитые змеи, и кто знает, где они теперь найдут приют? Вот почему я хочу скорее от него избавиться, – добавила она с гримасой отвращения.

– Шесть серых гусей… – произнес Ларри. – Я словно вижу, как они летят на фоне кровавого заката среди темных туч.

Она закрыла лицо руками.

– Это безумие! Мертвый отец покидает свой дом, убила его я – не знаю, впрочем, как все получилось, ведь я просто хотела защитить тебя от его кинжала, – но даже не чувствую себя виноватой!

– А я чувствую, – сказал Ларри. – Я устал так, словно мне пришлось пешком пересечь Ливийскую пустыню.

Девушка бросилась к нему:

– Я поддержу тебя, теперь…

– Еще раз прошу вас не говорить мне «ты». Теперь между нами стоит еще и это.

– Я уверена, что то, что произошло, не сможет разлучить нас. Напротив, это будет словно договор, заключенный между нами, – сказала она убежденно. – Мы сообщники… Теперь мы не можем расстаться…

Лицо Ларри стало напряженным.

– Нет! Я не чувствую себя вашим сообщником, – отрезал он. – Я пришел повидаться с вами, потому что вы обещали предоставить мне некие важные сведения, но, как в плохом кино, в результате у меня оказался труп, от которого я должен избавиться!

Она опустила голову, как провинившаяся школьница.

– Как все же жаль, что он вернулся так скоро… – сказала она с нежностью. – С тех пор как я вас увидела, я мечтала только об одном, только о том, чтобы вы любили меня. Если бы отец не пришел, вы занялись бы со мной любовью, потом я бы спокойно оделась, вы ушли, а он возвратился бы позже, в хорошем настроении, потому что заработал денег! Вот как все должно было быть, но никогда, никогда ничего не бывает так, как мне хочется, и именно поэтому со мной никогда не происходит ничего хорошего…

Она снова заплакала.

– А я, кроме того, потерял драгоценный источник информации, – вздохнул Ларри. – Зачем мне теперь все эти деньги… И что нам делать с этими окровавленными осколками, – добавил он, глядя, как она продолжает тщательно собирать их с пола.

– Я их вымою и выброшу в мусорный ящик рядом с погребом. Если их найдут, скажу, что отец разбил зеркало в приступе ярости.

– Но кто-то может знать, что зеркало оставалось целым до самой его смерти!

– С тех пор как в сентябре было заключено перемирие, никто к нам не приходил.

– Даже Креспи?

– А он тем более. Я же говорила вам, что они не разговаривали друг с другом.

– Я хотел сказать: что, если Креспи заходил сюда, когда вашего отца не было дома?

Она пожала плечами и небрежно ответила, унося пакет с осколками:

– Я сама спускалась к нему.

Ларри остался один в пустой, погруженной во мрак гостиной и почувствовал, что его вот-вот стошнит. Стараясь держаться как можно дальше от мертвеца, он подошел к окну, выходившему на узкий двор. А как он расскажет обо всем Полу?.. «Мой информатор, помнишь, о котором я тебе говорил…» – «Помню, ну и что?» – «Его нашли мертвым в кустах вилла Коммунале, менее чем в сотне метров от его собственного дома…» – «А его дочь?» – «Дочь? Она прождала его всю ночь…»

Девушка вернулась и, как рабочая пчелка, стала деятельно и ловко наводить в комнате порядок.

– А где тряпка, которой вы пытались остановить кровь? – спросил Ларри.

– Она у меня, надо будет придумать, как от нее избавиться, но начать надо с него, – ответила девушка, показав на отца.

– Во всяком случае, никогда, вы слышите – никогда никому ни о чем не рассказывайте. Он не вернулся домой, и все. И больше ничего, иначе мы начнем противоречить друг другу. Потому что, по правилам, мы должны были бы вызвать полицию, и если я не сделал этого, то только потому, что не хотел объясняться со своим начальством. Теперь посмотрим, сможем ли мы вдвоем его перенести.

Она присела и обняла тело за ноги, как плакальщица на готическом надгробии, а Ларри взял его за плечи. Вместе они попробовали его приподнять.

– Он слишком тяжел для человека, который утверждал, что давно голодает, – проворчал Ларри.

Неожиданно она выпрямилась и показала на входную дверь.

– Что случилось? – прошептал Ларри.

– Кто-то идет, – выдохнула она.

– Креспи?

Она прислушалась и покачала головой. Шаги остановились на площадке.

– Я не буду открывать, – прошептала она испуганно.

– Это покажется странным, ведь все знают, что вы всегда дома…

Через мгновение в дверь постучали.

– Ответьте, не открывая, что отец еще не вернулся, – прошептал Ларри, – что вы не знаете, где он, и что он не разрешает вам никого впускать в квартиру.

Она неохотно пошла к двери. Он слышал, как она говорила с кем-то, не открывая, потом вернулась.

– Это парень, купивший «тополино», – сказала она тихо. – Кажется, машина не заводится. Я сказала, что папа еще не пришел, но, поскольку он хотел подождать его на улице, сказала, что он вернется не раньше завтрашнего дня. Он ушел в ярости, говоря, что за восемьдесят тысяч лир она могла бы и завестись.

– Ничего не понимаю, в Палермо она прекрасно работала! Вы спросили его имя и адрес?

Она пожала плечами:

– Он не пожелал мне сказать.

Домитилла осторожно подошла к окну.

– Он идет через двор, широкими шагами, не оборачиваясь. Вот он прошел ворота, и теперь я вижу только его спину…

– Через некоторое время я выйду посмотреть, чтобы на улице никого не было.

– А если он будет ждать?

– Тогда я проверю его документы и прикажу идти прочь. В конце концов, в городе комендантский час, он не имеет права находиться на улице! На всякий случай подождем еще немного.

Он сходил на кухню, собрал апельсиновые корки, сунул их в карман и вернулся в комнату, к трупу. Амброджио, распростертый на паркете, с которого были убраны все осколки стекла, казался обескровленной жертвой какой-то мрачной неаполитанской трагедии, населенной рейтарами, бретерами и наемными убийцами. Домитилла начала ловко заворачивать тело в полосатое покрывало, на котором еще можно было прочесть полинявшую надпись «Город Милан».

– Так назывался корабль, на котором он плавал на Шпицберген, – пояснила девушка.

– Знаю, – отрывисто ответил Ларри.

Когда Амброджио превратился во что-то длинное и белое, словно парившее над полом в полумраке комнаты, они снова попробовали его поднять. Но он, как им показалось, стал еще тяжелее, чем был до неожиданного визита покупателя машины, словно они израсходовали на последнего часть своей силы. Домитилла не смогла удержать ноги Амброджио, и они упали на пол. Ей показалось, что перед тем, как отправиться в небытие, отец решил еще попортить им кровь, и она расплакалась.

– У нас не хватит сил, – простонала девушка.

Черная лестница была такой узкой и крутой, что они с трудом смогли спустить свой груз на второй этаж. Задыхаясь от тяжести, Домитилла прислонилась к перилам.

– Я слишком устала, больше не могу, – прошептала она, повернувшись к Ларри.

– Этого-то я и боялся, – сказал он. – Послушайте, я взвалю его себе на плечо и донесу сам! Идите вперед и показывайте дорогу.

– Я придумала кое-что получше, – сказала девушка так, словно ее посетило вдохновение. Она быстро достала из кармана пальто ключ и открыла дверь квартиры дона Этторе.

– Вы уверены, что там никого нет? – прошептал Ларри.

– Дон Этторе каждый вечер в одно и то же время ходит пешком из «Гамбринуса», а Джанни сейчас гостит у матери в Салерно. Честно сказать, мне пришло это в голову несколько минут назад.

Оставив спеленатый труп на лестничной площадке, словно мешок с грязным бельем, она потянула Ларри за собой в кухню Креспи. Он удивленно замер – настолько изобилие медных кастрюль, поблескивавших в полумраке, величественные печи и полки, уставленные фаянсом и стеклом, отличались от нищенского помещения, которое они только что покинули.

– Идите за мной, – шепнула девушка. – У нас не так много времени, уже вечереет.

Просторные комнаты, через которые они проходили, были, как ему показалось, обставлены массивной мебелью и увешаны большими барочными картинами, которые тем не менее не могли скрыть ни трещин в стенах, ни общей запущенности квартиры. То тут, то там на толстых коврах валялись куски штукатурки, большая часть мебели покосилась и держалась с помощью стопок книг. В этом загроможденном лабиринте девушка двигалась уверенно и грациозно. «Да, она здесь, кажется, бывала часто», – с горечью подумал Ларри.

– А наверху так пусто… – сказал он.

– Вы еще не все видели! В этой галерее было полно фарфора, но двенадцатого июля от бомбардировки рухнул фриз, и все разбилось, абсолютно все. Джанни очень расстраивался, собирая осколки, а у дона Этторе был такой вид, словно его это не касается: так он был поглощен своими вычислениями.

Ларри нахмурился:

– Вычислениями?

– Он математик, – ответила Домитилла таким тоном, словно говорила о чем-то само собой разумеющемся.

Она уверенно направилась к маленькой, расположенной немного в стороне гостиной, в которой портьеры были задернуты, словно комната все время оставалась нетронутой и запертой, как музей. Девушка зажгла свечу, и из темноты выступило множество застекленных шкафов и круглых столиков на одной ножке, заставленных веерами и эмалевыми шкатулками.

– Вот, – сказала она.

Ларри непонимающе на нее взглянул.

– Хоть раз посмотрите не на меня, – сказала девушка. Прямо перед ним, под охраной двух кресел, похожих на те, что он видел в кабинете у Пола, стоял портшез, дверцы которого украшали амуры и цветочные гирлянды. Ему на минуту показалось, что Домитилла хочет показать ему место, где лежит письмо Мэри Шелли.

– Неподходящий момент, – сказал он.

– Очень даже подходящий! Он легкий, и мы без труда перенесем его.

Он удивленно уставился на девушку:

– Перенесем кого и в чем?

– Его, – она показала рукой в сторону двери, – в портшезе. У нас не меньше двух часов, мы даже успеем вернуть портшез на место.

– Вы хотите сказать, что мы понесем тело вашего отца в этом! – ошеломленно произнес Ларри. – Но, Домитилла, мы сейчас не разыгрываем представление, как было тогда, когда синьор Креспи катал вас в фиакре! Быть может, он хотел вновь почувствовать аромат прошлого, но наше положение достаточно серьезно, и мы должны из него выпутаться. Кроме того, времени у нас очень мало, хотя вы так не думаете. С недавних пор я не верю в то, что все возвращаются вовремя.

– У нас нет выбора, – ответила она. – Мы спустились только на один этаж, а я уже без сил. Мы легко пронесем его по парадной лестнице. Кроме того, этим портшезом пользовались во время карнавала в Кастель-дель-Ово, и отец говорил, что это совсем не тяжело.

– Кто сидел внутри?

Она отвернулась.

– Мама в костюме Принцессы моря. Это было задолго до моего рождения, можно сказать, в другой жизни.

Ларри двинулся в сторону кухни.

Они с таким трудом донесли тело Амброджио до маленькой гостиной, что Ларри понял, что не смог бы сам дотащить его до кустов. Силы его были на пределе. Они оставили тело в галерее, вынесли небольшой легкий портшез и открыли дверцы. Внутри витал тонкий запах древнего склепа. Когда Ларри усаживал необычного пассажира на обитое бархатом сиденье, ему вдруг почудилось, что тот еще жив и вот-вот покажется из покрывала, окутывавшего его на манер савана, и попросит увеличить комиссионные. Его затошнило.

– Быстрее, – выдохнул он. – Какой ужас!..

К Домитилле, напротив, вернулось спокойствие. Она сходила на кухню, принесла спички, взяла подсвечник, проверила, не оставили ли они после себя следов крови на лестнице. Золотистое пламя свечей так озарило галерею, что портшез стал напоминать парадный трон славы. Без видимого волнения Домитилла взялась за ручки носилок, они перенесли их в прихожую и осторожно поставили на пол, чтобы она могла вернуть на место подсвечник, потушить свечи и убедиться, что на лестнице тихо. Ларри смотрел, как девушка движется в слабых колеблющихся лучах, и думал, что она похожа на изящную горничную, в чьи обязанности входит забота об освещении, или на ночную бабочку, беззаботно вьющуюся в готовом вот-вот обрушиться здании. Ему показалось, что все происходит помимо его воли. Когда они оказались в темноте и вышли на лестницу, он с облегчением отметил, что луна хорошо освещает ступени и они не рискуют упасть, споткнувшись о завалы, образовавшиеся в результате бомбардировки. Они медленно спускались по рваному ковру, переступая через искореженные перила и выпавшие из стен камни. Ларри шел впереди, чувствуя всю тяжесть своей ноши и какую-то смутную тревогу, словно взгляд Амброджио упирался ему в затылок. Когда они наконец вышли на улицу, он был весь мокрый от пота. Неожиданно мысли его приняли совершенно другое направление. Сколько раз Шелли со своими спутниками поднимался по этой лестнице, возвращаясь домой после долгих прогулок? Он вдруг подумал, как бы они удивились, встретив у себя на лестнице такой странный экипаж. Вся ситуация чем-то напоминала сюжет комической оперы.

– Идемте же! – торопила Домитилла.

Во дворе было светло как днем. Они оставили портшез в тени арки, и Ларри двинулся вперед и внимательно осмотрел улицу, словно опасаясь, что на углу его поджидает готовый к нападению бретер – в треуголке, с обнаженной шпагой в руке. Но длинная улица было пуста, а на противоположной стороне темнела листва, предлагая надежное укрытие.

– Никого, – сказал он, вернувшись. – Скорее!

Они подперли тяжелую деревянную створку ворот, перешли на другую сторону улицы и оказались у решетки, которую, впрочем, невозможно было перелезть.

– Вход в парк левее, в ста метрах отсюда, – прошептала Домитилла.

Ларри рассердился на себя за то, что забыл об этом, и ускорил шаг.

– Не слишком тяжело? – спросил он, обернувшись.

– Ничего, – услышал он, и ему показалось, что ответила ему белая фигура, видневшаяся за стеклами носилок. Впереди, на сколько хватало глаз, поблескивали трамвайные рельсы. Они уже прошли несколько метров вдоль решетки, как вдруг донесся шум мотора. Ларри даже не успел испугаться, как рядом с ними остановились джип и грузовик. Из машины вышли двое полицейских.

– Что здесь происходит? – спросил тот, что был за рулем. У Ларри от ужаса замерло сердце. Он поставил портшез на землю, стараясь ничем не выдать своей тревоги, и повернулся, дав осветить себя фонариком. Увидев перед собой офицера английской армии, сержант удивился.

– В чем дело? – стараясь говорить спокойно, спросил Ларри.

– Извините, господин лейтенант, – ответил молодой американец. – Я вижу, вы… вы что-то несете…

Встав между портшезом и американцем, Ларри вынул из наружного кармана кителя свой пропуск и приказ, подписанный британским командованием.

– Эта официальная бумага объяснит вам, что мне поручено, помимо моей постоянной службы в разведке, заняться приготовлениями к открытию театра «Сан-Карло» – знаменитого оперного театра города. Торжественное представление должно состояться в середине сентября. Этот портшез и манекен, который в нем сидит, – часть необходимого реквизита.

Начальника патруля его объяснения не убедили, и он стал с подозрением осматривать странный предмет. В нескольких шагах от них находилась Домитилла, похожая на статую, стоявшую позади нее в аллее парка. Ее присутствие, показавшееся молодому военному весьма странным, помогло по крайней мере отвлечь его внимание от портшеза.

– А молодая дама – актриса, занятая в спектакле? – спросил он.

– Нет, синьорина – моя переводчица.

– Ах, она ваша переводчица… – повторил начальник патруля, недоверчиво качая головой. – Signorina, si parla inglese?5151
  Синьорина, вы говорите по-английски? (ит.)


[Закрыть]– спросил он, повернувшись к девушке.

– Just a little5252
  Немного (англ.).


[Закрыть], – ответила Домитилла дрожащим голосом.

– Скажите, господин лейтенант, – недоверчиво спросил сержант, – зачем в театре sedan-chair5353
  Портшез (англ.).


[Закрыть] в девять часов вечера?

– Я же сказал вам, что подготовка к открытию театра не единственная моя обязанность. Я могу заниматься этим только поздно вечером. В нашем распоряжении осталось всего несколько дней.

Сержант покачал головой, снова подошел к украшенной гербами дверце. Завернутое в ткань тело Амброджио наклонилось, и сквозь стекло виднелся его бледный профиль.

– А… манекен, он-то для чего? – спросил он, повернувшись к Ларри.

Ларри понял, что сержантом движет простое любопытство. Застигнутый врасплох, он отчаянно пытался вспомнить какое-нибудь произведение, для которого мог потребоваться подобный предмет.

– Это… статуя командора из «Дон Жуана», сержант. Помните, знаменитая опера Моцарта…

– Ну, раз вы так говорите… – ответил тот.

– После того как в театр попала бомба, часть декораций и множество деталей реквизита разобрали по домам, – пояснил Ларри, стараясь говорить внушительно.

– Господин лейтенант, – извиняющимся тоном произнес сержант, – мы отвозили груз в Пьедигротту и возвращаемся порожняком. Мы могли бы довезти вас вместе с переводчицей и реквизитом до театра «Сан-Карло». Вы выиграете время и сэкономите силы.

Ларри посмотрел на него:

– Благодарю за предложение, сержант, но мы можем дойти пешком. Все это не такое тяжелое, как может показаться.

– Наш грузовик пустой, и было бы жаль не воспользоваться этим, – настаивал американец. – Мы едем на склад в Каподичино, и нам даже не придется делать крюк.

Ларри чувствовал на себе его пристальный взгляд.

– Ну что ж, почему бы и нет… Спасибо за помощь, – сказал он и повернулся к Домитилле. – Эти ребята помогут нам, – произнес он по-английски.

– Что? – еле слышно спросила она.

По приказу сержанта двое дюжих парней уже грузили портшез в кузов. Домитилла непонимающе посмотрела на Ларри. Он потянул ее к джипу, помог забраться на заднее сиденье, а сам уселся рядом с водителем. Машина тронулась, и они медленно поехали вниз по улице.

– Ваш кабинет находится здесь? – спросил сержант, когда они проезжали мимо палаццо Сатриано.

– Точно, сержант, вы хорошо осведомлены. Вы что, иногда бываете там? – спросил Ларри, стараясь не выдать своего волнения.

– Нет, просто как-то раз я отвозил сюда груз, и в палаццо Реале, и в другие большие здания: Казерте, Каподимоте… Все эти штабные прекрасно устроились. Если бы вы видели, какие там повсюду украшения и статуи! Кругом позолота, как в оперном театре, который вы приводите в порядок. Спрашивается, зачем вам для них мучиться? Вот если бы посмотрели на наши помещения!

– Но это как раз не для них, сержант, а для рядовых солдат, – лицемерно объяснил Ларри. – Музыка вас немного развлечет, ведь так?

Молодой военный не был в этом так уж уверен. Теперь они ехали вдоль моря, и было видно, как над черным пространством залива время от времени мелькает отблеск дальнего мигающего маяка. Ларри обернулся. Домитилла сидела неподвижно, в ее глазах застыла тревога. Сзади на выбоинах улицы трясся грузовик.

– Помедленнее, сержант, – сказал Ларри после очередного резкого поворота. – Дорога плохая, и мы можем повредить портшез. Мы не спешим.

– Разве? Театр что, никогда не закрывается?

Ларри небрежно взмахнул рукой.

– Там есть постоянные дежурные, – ответил он, не вдаваясь в подробности.

Подъезжая к площади Плебесцито, машина замедлила ход. Несмотря на комендантский час и светомаскировку, на фасаде палаццо Реале светилось несколько окон, и Ларри вдруг испугался, что его узнают приятели, которые так некстати могут выйти из офицерской столовой или кафе «Гамбринус». Почудилось даже, что его окликнули по-французски из старого дансинга, превращенного в солдатский клуб.

– Высадите нас у церкви, – попросил Ларри. – Нам останется только перейти площадь.

– Посмотрите, какой ветер, господин лейтенант. Будто снежная буря в самом сердце Милуоки!

– Вы из Милуоки, сержант?

– Да, господин лейтенант, и хочу поскорее туда вернуться!

Ларри краем глаза осматривал окрестности театра. К счастью, из многочисленных питейных заведений, расположенных по соседству с площадью, никто не выходил. За резными стеклами «Гамбринуса» светились огни ацетиленовых ламп. Джип свернул направо и остановился у колоннады театра. Вокруг не было ни одной живой души.

– Кажется, здесь никого нет, – удивленно заметил сержант.

– Вижу…

– Разве они не обязаны были вас дождаться? Кругом темно…

Ларри с тревогой отметил, что к сержанту вернулась прежняя подозрительность.

– Скорее всего они ждут меня внутри, – сказал он уверенно. – Ладно, давайте выгружать реквизит. Помогите мне, синьорина, – обратился он к девушке по-английски.

Домитилла пыталась по выражению его лица понять, что ей делать дальше. Он подошел к ней и не глядя помог выйти из машины. Четверо солдат подхватили портшез и понесли к колоннаде. Ларри с тревогой заметил, что от тряски тело Амброджио сонно клюет носом. Он быстро повернулся к командиру отряда:

– Ну, спасибо вам за помощь, сержант. Если я вас когда-нибудь встречу, то найду способ отблагодарить.

– Удачи со спектаклем, господин лейтенант.

Сержант сел за руль джипа, но не трогался с места, желая убедиться, что театр открыт и Ларри с грузом добрался до места назначения.

– Когда же он уедет, черт его побери? – заволновался Ларри.

Чтобы успокоиться, он протянул руку через решетку, возвышавшуюся перед входом, и стал громко стучать в дверь. Через некоторое время он с облегчением увидел, что в театре зажегся свет. Дверь приоткрылась и появился старик сторож, одетый в широкий плащ с капюшоном, похожий на монашеские одеяния из «Фра Диаволо»5454
  Опера французского композитора Эспри Обера (1782—1871).


[Закрыть]. Ларри тотчас же сделал знак сержанту, что тот может ехать, но бдительный сержант, удивленный медлительностью старика, не двинулся с места, а, напротив, высунулся из окна, чтобы посмотреть, как будут развиваться события.

– Signor usciere5555
  Господин портье (ит.).


[Закрыть], я привез портшез и манекен для «Дон Жуана», – громко сказал Ларри по-английски, показывая на стоящие у тротуара автомобили. – Переведи, Домитилла.

Девушка нахмурилась.

– Ма…

– Переводи, черт возьми, – выдохнул Ларри. – Громко скажи: лейтенант привез портшез.

Она, запинаясь, повторила фразу.

– Какой портшез? – спросил ничего не понимающий сторож.

Повернувшись к сержанту спиной, чтобы тот не видел, как он достает удостоверение войсковой контрразведки, Ларри приказал, не повышая голоса:

– Военная полиция, откройте.

Испуганный сторож тотчас открыл решетку. Втроем они внесли портшез в вестибюль, и Ларри с облегчением услышал, как машины тронулись с места и уехали.

– Мне никто не говорил о том, что должны привезти портшез, тем более в такое время, – сказал сторож. – Я сейчас узнаю.

Он уже потянулся к трубке внутреннего телефона, как на Ларри снизошло озарение.

– Это носилки из палаццо Сатриано, которые мы должны вернуть в палаццо Реале, – заговорил он по-итальянски. – Грузовик не мог прийти раньше, простите, что потревожили вас.

– Но вы не в палаццо Реале, а в театре «Сан-Карло»! – воскликнул старик и приветливо добавил: – Ваша ошибка вполне объяснима, дворец совсем рядом, за этой же оградой. А что в портшезе? – спросил он, подойдя ближе.

– Кажется, манекен, – небрежно ответил Ларри.

– Я помогу вам, – любезно произнес сторож. – Девушка выглядит утомленной, я донесу манекен…

Под взглядом Ларри Домитилла очнулась.

– Спасибо большое, но я совсем не устала, – быстро проговорила она.

Решительно взявшись за ручки портшеза, они, пятясь, вышли из театра и очутились на колоннаде. Было темно и ветрено. Прямо перед ними висела еще довоенная афиша:

ДЖИЛЬДА ДЕЛЛА РИЦЦА

в опере

Виниенцо Беллини

«СОМНАМБУЛА»

Ларри возмущенно указал девушке на афишу:

– Это вы сомнамбула! Еще немного, и он пошел бы с нами!

Они облокотились на покрытую лаком крышу носилок, слабо поблескивавшую в лунном свете.

– Зачем вы согласились, чтобы грузовик привез нас сюда? – тревожно прошептала она. – Сейчас все было бы уже кончено, а портшез стоял бы в маленькой гостиной… Что нам теперь с ним делать? Дон Этторе уже вернулся домой!

– А как, по-вашему, я должен был поступить? У меня не было выбора! Вы что, не видели, как сержант крутился вокруг нас? Отказаться от его предложения значило только укрепить подозрения! В любом случае, раз нас видел патруль, нам уже нельзя было оставлять тело в парке, в нескольких десятках метров от дома… Это значило бы расписаться в том, что эти парни без колебаний назвали бы преступлением…

– Ну почему мы наткнулись на этот патруль?.. – простонала она. – Минуту назад на улице никого не было. И что нам теперь делать?..

– Начнем с того, что поскорее уйдем отсюда, – ответил Ларри. – Пойдем по улице, ведущей в порт, там по крайней мере мы не рискуем с кем-нибудь встретится.

Она вдруг разозлилась:

– Вы что, хотите сбросить его в воду, как труп моряка, умершего в открытом море? А если там недостаточно глубоко? А если портшез всплывет и его найдут? Все сразу узнают, откуда его украли… Дон Этторе знает, что у меня есть ключ от его квартиры… Меня попросят опознать тело! Меня будут допрашивать, чтобы узнать, что произошло, и я не смогу соврать… Я даже не сумею объяснить, как у меня хватило сил… сил, чтобы сделать такое…

Ее речь становилась все менее связной и торопливой, и Ларри испугался, что у нее снова начнется истерика. Девушка гневно погрозила кулаком белой фигуре в портшезе и крикнула:

– Колдун проклятый! Я уверена, что он перед смертью наслал на нас порчу этими словами о гусях! Он только это и умел! После всего, что творил он и его гнусные приятели, никто бы не удивился, что его убили напротив его собственного дома, и я не имела бы к этому никакого отношения… А теперь… Я не хочу, чтобы меня обвинили… Мой отец… Люди скажут, я убила собственного отца… Они никогда не узнают, что мне пришлось пережить…

Она рыдала. Почти инстинктивно, пытаясь успокоить девушку, Ларри обнял ее за плечи и почувствовал, что она дрожит.

– Обещаю вам, Домитилла, что вас никто не побеспокоит… – сказал он как можно увереннее. – Взамен я прошу вас сделать последнее усилие, в любом случае выбора у нас нет.

Ларри забыл о том, что тихая улочка, ведущая в порт, была такой крутой. Он снова встал впереди и принял на свои руки всю тяжесть их ноши. Домитилла двигалась еле-еле, и ему казалось, что она ему не помощник, а дополнительный груз, который он вынужден тащить к докам. К счастью, улочка была темной и движения на ней не было. Дойдя до арки, соединяющей палаццо Реале с Кастель-Нуово, он знаком велел ей поставить портшез на землю, дошел до угла набережной и осмотрелся. У решетки порта караульных не было, и он вернулся к девушке. Едва различимая в темноте, она прислонилась к мощной неприступной стене крепости, которая, казалось, готова была раздавить ее своей огромной массой.

– Вы уверены, что за нами не следят сверху? – прошептала она.

– Не волнуйтесь, света нигде нет… А теперь слушайте. Когда я ходил в порт, чтобы договориться о выгрузке этой проклятой машины, то видел, что там ремонтируют пирс, а на молу лежит куча камней для стройки. Если бы я знал, что мне придется ими воспользоваться!

– Вы хотите…

– Да, нагрузить его балластом, – сказал он, нервно постукивая пальцами по носилкам. – Нам совершенно ни к чему, чтобы он плавал, как гондола.

Собравшись с силами, они пересекли пустынную набережную и медленно двинулись к портовым зданиям, за которыми начиналась стройка. Когда они снова опустили портшез на землю, Домитилла облегченно вздохнула.

– Из-за него у меня будут мозоли, – сказала она, разглядывая руки, и жалобно добавила: – Только этого у меня из-за него еще не было.

Ларри подошел к воде. В нескольких шагах от причала догнивала старая одномачтовая яхта, но он заметил, что якорная цепь была полностью размотана, что означало, что здесь достаточно глубоко. Он выбрал самый большой камень, спотыкаясь, притащил его к носилкам и положил на саван, который, казалось, поглотил его в своих складках. Он повторил эту операцию трижды. Теперь нагруженные носилки стали такими тяжелыми, что Домитилла поначалу не могла их поднять. Все же им удалось подтащить их ближе к воде. Деревянные ножки скрежетали по камням набережной, и этот пронзительный звук разбудил бродячую собаку, огласившую округу громким лаем. Внизу, в двух метрах от них, в лунных лучах переливалась и искрилась вода.

– Бросаем, – прошептал Ларри.

Последний толчок… Портшез на миг замер, покачнулся и рухнул в воду. Шум от его падения был подобен пушечному залпу, эхо которого долго отдавалось от стен крепости. Молодые люди скорчились за грудой камней, стараясь остаться незамеченными. Когда все стихло, они покинули свое укрытие и, нагнувшись, проводили взглядом портшез, медленно уходивший под воду. Пока он еще был виден в легком водовороте, роскошное убранство дверей делало его похожим на погребальную гондолу, которая уносила на остров мертвых, поросший высокими кипарисами, свой призрачный груз. Вода медленно поднималась вдоль стекол, скрывая от людского взора белую фигуру, сидящую внутри. «Вот единственная неаполитанская сволочь, которую утопили в портшезе», – подумал Ларри.

– Он повернул голову! – вскрикнула Домитилла.

– Вы устали, что неудивительно, – ответил Ларри.

Она, казалось, не заметила появившейся в его голосе теплоты. Стоя на коленях у самого края мола, она смотрела, как исчезает в воде лакированная крыша портшеза.

– Тони, ну тони же, негодяй! – услышал он ее глухой шепот. Слова тяжело срывались с ее уст, как будто она хотела добавить в странное суденышко груз ненависти и злобы. – Спускайся глубже. Тони, мерзавец, погружайся, как ты хотел это сделать со мной!