Текст книги "Шесть серых гусей"

Автор книги: Анри Кулонж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)

– Все равно, машина уже в пути, и я…

Раздался телефонный звонок. Пол снял трубку:

– Капитан Прескот. Да. Да, Уолтере. Но это скорее… Да, это обнадеживает. Да, такое распоряжение позволит мне… Хорошо, я спускаюсь.

Пол повесил трубку и с минуту простоял в задумчивости.

– Это был сотрудник генерального штаба генерала Грюэнтера. Генерал хочет издать приказ, касающийся моей работы, и рассчитывает в ближайшие дни дать его на подпись Айку… Этот приказ, я уверен, изменит всю мою жизнь! Мне не придется больше врать, как я врал майору Тридцать четвертого полка. Генерал хочет, чтобы я просмотрел текст вместе с ним… Если бы он знал, – добавил Пол, удовлетворенно хмыкнув, – что этот текст был у меня готов уже несколько недель назад.

Дрожа от возбуждения, он лихорадочно разыскивал в портфеле нужный документ.

– Ну, что ты об этом скажешь? – спросил он, победным жестом доставая лист бумаги. – «Сегодня, – начал он читать, – мы ведем бои в стране, внесшей неизмеримый вклад в наше культурное наследие, в стране, особо богатой памятниками, которые мы обязаны беречь настолько, насколько это позволяет война. Если нам приходится выбирать: разрушить знаменитый памятник или пожертвовать жизнями наших солдат – жизнь последних стоит неизмеримо больше, и памятник должен исчезнуть, это наш принцип. Но выражение „военная необходимость“ иногда используют там, где стоит говорить скорее о военном удобстве или даже об удобстве личном. Я не хочу, чтобы этими словами прикрывали попустительство и равнодушие. Таким образом, в обязанности командиров воинских частей входит определить, при содействии офицеров-специалистов, местонахождение исторических памятников, расположенных на линии фронта или в уже оккупированных нами зонах. Это распоряжение касается всех и должно соблюдаться неукоснительно».

– Однако! – воскликнул Ларри. – Так ты приобретешь себе новых друзей!

– Тем лучше! – воинственно заявил Пол. – Как ты думаешь, я еще успею это переписать?

– Не знаю, как это происходит у вас, но в британской армии не принято заставлять ждать начальника генерального штаба, – ответил Ларри.

К своему величайшему разочарованию, Ларри обнаружил, что для него нет сообщения ни в отделе писем на первом этаже, ни в штаб-квартире контрразведки на четвертом. Слегка расстроенный, но готовый на все, только бы не видеть офицерской столовой и не слышать тяжеловесных шуток майора Хокинса, он вышел из здания и сел на скамью у входа в парк вилла Коммунале. Луч солнца, игравший на верхушках пальм, напомнил ему вдруг о том, какой очаровательной была когда-то эта уютная площадь, какие великолепные клумбы цвели за решеткой парка. Рядом с этим парком, в первый свой приезд в Неаполь, он назначал свидания Ливии. Она была племянницей его преподавателя итальянского языка в Оксфорде. Ей было двадцать лет, и когда она не ходила в теннисный клуб, то посещала, правда, далеко не столь усердно, занятия в институте восточных языков, здание которого располагалось в самом центре старого Неаполя. Длинная темная коса с трогательной простотой ниспадала на ее безупречные блузки и приталенные пиджачки. В институте она начинала тогда изучать английский и спрашивала «Do you like Italian wine?»4141
  Вы любите итальянское вино? (англ.).


[Закрыть] с таким милым акцентом, что у Ларри внутри все переворачивалось, как, впрочем, и от вида ее попки. Однажды, собрав все свои сбережения и с большим трудом добившись согласия родителей Ливии, он пригласил девушку в театр «Сан-Карло». Она рыдала, слушая Тито Скипа4242
  Скипа, Тито (1888—1965) – итальянский оперный певец (тенор).


[Закрыть] в «Федре» (если память ему не изменяет) Ильдебрандо Пиццетти4343
  Пиццетти, Ильдебрандо (1880—1968) – итальянский композитор и писатель.


[Закрыть]. По ее бледным щекам струились ручейки черной туши, но она так и не позволила ему себя поцеловать. «Она похожа на графиню Гвиччиоли, которой был пленен Байрон», – подумал тогда Ларри, пытаясь избавиться от чувства вины перед беременной Одри. Он вздохнул, глядя на начинающую оживать площадь, и думал о том, кто теперь исполняет музыку Пиццетти, и о том, где теперь Ливия. Он смутно опасался, что она может оказаться замужем за одним из тех государственных служащих, кто злоупотреблял служебным положением и нарушил свой долг, – за одним из тех, за кем он сейчас охотится. Он вдруг представил себе, как заявится к ней в дом, к безутешной семье и заплаканным детям. Но узнает ли она его? Ее образ (не забылась только коса) исчез из его памяти, как мыльный пузырь, увлекаемый порывами холодного ветра, дующего со стороны Позилиппо, где она тогда жила.

С ревом промчался полицейский джип, похожий на тот, что сопровождал Пола во время их встречи, и нарушил ход его мыслей. Теперь он думал о другом. Он спрашивал себя, не означает ли реакция Пола на его рассказ о визите к Сальваро и на полученное от него письмо, что ему придется столкнуться с еще более мелочной дружеской опекой, чем в то время, когда оба они жили на квартире у мисс Хаверкрофт. «Таралли!» – весело кричали дети на углу виа Гаэтани. С тех пор как в лавочках начали иногда появляться эти теплые сладкие пирожки, стало казаться, что город, понимая, что ему помогут пережить эту зиму, возрождается для радостей жизни. Ему захотелось купить пирожок, чтобы причаститься этой вновь расцветшей легкости бытия, и он встал, чтобы позвать одного из маленьких торговцев.

– Signor tenente!4444
  Господин лейтенант! (ит.)


[Закрыть] – окликнули его сзади.

Это тоже был детский голосок, но он не принадлежал ни одному из юных разносчиков. Ларри обернулся. Мальчик с осунувшимся личиком, шедший за ним следом, испугался собственной храбрости.

– От господина адвоката, – пробормотал он, неловким движением протягивая Ларри сложенный вчетверо листок бумаги.

– Ты за мной следил? – спросил Ларри, но ответа не получил. Маленький гонец умчался в сторону набережной. Ларри видел, как он вприпрыжку бежал по парапету и исчез, чтобы больше не появиться. Ларри развернул листок и сразу узнал почерк:

«Новые сведения по интересующей Вас теме. Встретимся в час пополудни в „Генуэзской траттории“, Французская площадь, 12, сразу за площадью Муниципио».

«Французы были бы рады узнать, что здесь есть улица их имени, надо бы сводить сюда пассию Пола», – подумал Ларри, язвительно ухмыляясь, – настолько темным и грязным был переулок с этим названием. Хорошее настроение покинуло его, как только выяснилось, что под номером двенадцать не было никакой траттории. Между тем справа от дома номер десять виднелся узкий проход, в который Ларри сначала не решался войти, поскольку там разгуливали целые полчища тараканов. Голод, мучивший молодого человека еще минуту назад, сменился приступом тошноты. Он осторожно двинулся по проходу. Навстречу ему из темного дворика вышла женщина, держа в руках половую щетку, на которую была намотана тряпка. Она прошла мимо, даже не взглянув на Ларри.

Когда она возвращалась, Ларри, прижавшись к стене, чтобы ее пропустить, спросил:

– Где здесь «Генуэзская траттория»?

Женщина кивком указала на дверь в нише, которую Ларри не заметил. Не зная, сможет ли форма защитить его, если траттория окажется ловушкой, Ларри сделал несколько шагов вперед и вошел.

В пустой комнате стояло полдюжины столиков, покрытых линолеумом. Несмотря на грязь перед входом, заведение казалось чистым, а от плиточного пола шел тот же отвратительный запах креозота, что и в военном госпитале в Баньоли, где он проходил обследование перед зачислением в военную контрразведку. На одной из стен виднелись стихи, полустертые буквы которых еще можно было разобрать.

Amice, alliegre magnammo e bevimmo Chi sa s'a I'autro munno n'ce vedimmo?

Ларри едва успел прочитать эти вирши вслух, как в помещение вошел Амброджио; лучше сказать – проскользнул, чтобы дать представление о его бесшумном появлении. К вящему удивлению Ларри, создавалось впечатление, что адвокату это место незнакомо. Он с опаской приблизился к окну, потом внимательно посмотрел под дверь, чтобы убедиться, что тараканы не нашли способа проникнуть в помещение. Наконец он заметил Ларри и, едва сдержав удивленное восклицание, церемонно поприветствовал его, сняв шляпу, и, не ожидая приглашения, уселся напротив.

– Мой посыльный боялся, что не найдет вас.

– Сядьте лицом к окну, – сказал Ларри. – Я не хочу, чтобы вы сидели против света, а мне надо быть рядом с дверью.

–Я вижу, здесь царствует доверие, – произнес Амброджио печально.

– Доверия как раз и нет, – резко ответил Ларри. Адвокат немного помедлил, затем тяжело поднялся и переменил место.

– Быть может, вы не знаете местного диалекта, – сказал он, указывая на надпись на стене. – Предупреждаю, это совсем не Шелли, по крайней мере мне так кажется. «Друзья, будем есть и пить весело – кто знает, увидимся ли мы в ином мире?» – старательно перевел он. Он прочел надпись невыразительным и унылым голосом, что придавало всей сцене оттенок шутовства.

– Ну, прежде всего, Шелли и сам был веселым собутыльником, – сухо произнес Ларри. – Кроме того, я вовсе не горю желанием встретиться с вами в ином мире, а в нашем мире рассчитываю видеться с вами только на строго определенных условиях. И первое из них заключается в том, что вы никогда не будете писать мне таких странных писем, какое я получил сегодня.

Сальваро застыл.

– Это письмо не только странное, но и весьма бестактное, – продолжал Ларри. – Я едва взглянул на вашу дочь. Она вышла из коридора в тот момент, когда я уже уходил, словно хотела привлечь мое внимание. Итак, я нахожу ваше предложение неприличным, оскорбительным для меня и унизительным для девушки и спрашиваю: какая муха вас укусила?

Амброджио тяжело вздохнул, понимая, что он снова сам себя перехитрил. Сегодня адвокат выглядел еще более нездоровым и бледным, но Ларри отметил, что его впалые, плохо выбритые щеки и небрежная одежда странным образом контрастировали с ухоженными ногтями.

– Она хочет уйти от меня, – глухо произнес он, – и я в некотором роде ее понимаю.

– Это меня никоим образом не касается, – оборвал его Ларри. – Единственное, что я могу для вас сделать, – это обеспечить кое-какой едой, может быть, небольшим доходом в обмен на полезные сведения, и обещать, что всегда буду готов вас выслушать. Проявите немного старания, – добавил он, – и я, быть может, соглашусь благосклонно отнестись к вашему делу. Если мои условия вас не устраивают, вы можете уйти прямо сейчас. Кстати, нами так никто до сих пор и не занялся, – добавил он, показывая на пустой зал.

– Я слишком голоден, чтобы вот так уйти, – признался Амброджио.

– В таком случае не следовало назначать встречу здесь, – сердито произнес Ларри. – Неужели вы думаете, что в этой мерзкой забегаловке есть что-нибудь съедобное! К тому же вам, как мне кажется, незнакомо это место!

– Когда я был адвокатом, то и в самом деле не посещал подобных заведений. Я ходил к «Паркеру» или к «Чиро»…

– Тогда почему надо было стремиться именно сюда и пробираться сквозь толпы тараканов?

Амброджио опустил голову, сделав вид, что не обратил внимания на выпад Ларри, и подался вперед.

– У них есть лангуст, – прошептал он.

– Лангуст! Поразительно! – воскликнул Ларри. – А в штабе, кажется, доедают аквариумных рыбок! Откуда вы это узнали?

– Моя агентура, – ответил Сальваро с тем же таинственным видом, с каким накануне говорил о своих связях.

– Так вот, вашу агентуру надо хорошенько встряхнуть, – нетерпеливо произнес Ларри. – Я никого не вижу, а времени у меня мало.

Амброджио нехотя встал и просунул голову за занавеску, отделявшую зал от кухни.

– Маурицио! – позвал он.

Почти тотчас появился человек в майке. Оглянувшись и убедившись, что в траттории никого нет, Амброджио спросил заговорщицким тоном:

– Вас зовут Маурицио? Это правда, что у вас есть лангуст?

– Конечно, господин адвокат, пойман сегодня на заре около Прочиды4545
  Остров в Неаполитанском заливе.


[Закрыть]. Истинная правда.

Амброджио мечтательно закрыл глаза, преклоняясь перед величием свершившегося чуда.

– Значит, это правда, – прошептал он. – И… сколько он нам будет стоить?

Он заметно волновался. Трактирщик склонился к самому его уху.

– Тысячу, – тихо проговорил хозяин траттории.

– Тысячу лир! – воскликнул Амброджио. – Маурицио, я человек серьезный и хотел бы, чтобы вы назначили разумную цену.

– Тысячу, – упрямо повторил трактирщик. – Цена неизменна, как неизменно число соратников Гарибальди: тысяча!

Амброджио повернулся к Ларри.

– Этот разбойник запрашивает с нас немало, – прошептал он.

– Я добавлю бесплатно два бокала фраскати4646
  Сорт итальянского вина.


[Закрыть], – сказал хозяин, выходя из комнаты, словно желая оставить их одних для того, чтобы они могли все обсудить, прежде чем принять столь важное решение.

Ларри откашлялся.

– Все зависит от того, какие сведения вы принесли, – сказал он. – Они могут стоить лангуста или тарелки морских блюдечек за десять лир.

Адвокат высокопарно ответил:

– Я могу дать только то, что имею. Судить вам.

– Послушайте, Сальваро, не хитрите! – повысил голос Ларри. – Мне почему-то кажется, что вы знаете гораздо больше! Тысяча лир – это деньги. Я хочу сначала получить сведения.

Амброджио, казалось, задумался.

– А я хочу посмотреть на эту тварь, потому что для лангустов сейчас немного поздновато, – с подозрением нахмурился он. – Маурицио, покажи-ка мне его!

Трактирщик появился с блюдом, покрытым клетчатым полотенцем, и торжественно поставил его на середину стола. Ларри с тревогой заметил, что на ткань моментально слетелись мухи. Эта деталь не ускользнула и от взгляда Амброджио, который тотчас же приподнял полотенце. Он молча посмотрел на ракообразное, сдвинул брови, нагнулся понюхать и тотчас же выпрямился, зажав нос.

– Черт побери! – закричал он. – Вы шутите! Этот лангуст не красный и даже не голубой! Он зеленый!

– И запах чувствуется на расстоянии, – подхватил Ларри.

Амброджио, ободренный поддержкой, с угрожающим видом двинулся на трактирщика и заговорил, постепенно повышая голос:

– Слышишь, что говорит господин офицер? Неудивительно, что я не знал о существовании твоей лавочки, отравитель! Ты говоришь, его поймали сегодня утром! До войны – вот это правда! Падаль! Я умираю с голоду, а ты издеваешься надо мной! И именно тогда, когда у меня есть деньги, чтобы купить что-нибудь вкусное! Ты что, думал, я настолько голоден, чтобы проглотить тухлого лангуста? Разбойник! Мерзавец! Ты мне за это заплатишь! Идемте отсюда, лейтенант, – произнес он величественно, делая над собой усилие, чтобы успокоиться. – Я знал, что этот квартал не для нас. Истратим нашу тысячу в другом месте.

– У меня есть сом, – промямлил растерянный хозяин.

– Найди какого-нибудь простофилю среди солдат союзников и попытайся отравить его! Обезьяна! Тюремное мясо!

С театральным жестом, призванным выразить всю глубину его досады, Амброджио покинул тесную тратторию. Пока они шли по проходу, он продолжал громко выкрикивать оскорбления, но как только заведение исчезло из виду, произошло превращение, достойное комедии дель арте: из рыгающий проклятия фанфарон на глазах у Ларри превратился в жалкую спотыкающуюся марионетку. Щеки, казалось, ввалились еще больше, а лицо приобрело оттенок восковой бледности. На углу переулка на него напал приступ неудержимого кашля.

– Все кружится, – прошептал он, прислонившись к стене.

Ларри старался побороть в себе сострадание.

– Вы не знаете какого-нибудь другого места, где мы могли бы поесть?

– «У тетушки Альбы» всегда есть яйца в вине. Это недалеко, в двух шагах отсюда, – неохотно ответил Амброджио. – Там можно есть, не опасаясь за здоровье, но пара яиц за сведения, которыми я располагаю… Не хочется продавать их слишком дешево!

– Тем хуже для вас, господин адвокат.

Ларри притворился, что уходит, но, увидев, что Сальваро не двинулся с места, вернулся.

– Хотите, я скажу вам одну вещь? У меня с собой нет тысячи, которую просил этот обманщик.

Амброджио был изумлен:

– А что бы мы сделали, если?..

– Съели бы лангуста, а потом… я оставил бы под тарелкой купюру в сто лир и мы бы быстро ушли. Для этого я и занял ближайший к двери столик, – ответил он небрежно.

– Но в конце концов этот каналья поймал бы именно меня! – воскликнул Амброджио.

– В таком случае, мой бедный друг, вы уладили бы это дело по-свойски, как разбойник с разбойником! – воскликнул Ларри, делая жест, как будто умывает руки.

Лицо его собеседника застыло.

– Еще раз повторяю: я не бандит, а человек, находящийся в нужде! – воскликнул он. – Чего вы хотели этим добиться? Вы бы не получили от меня больше никаких сведений!

– Я пошутил, Сальваро… На самом деле, если бы этот лангуст оказался свежим, я отдал бы вашему приятелю все деньги, что у меня были, то есть двести тринадцать лир, и подвеску в форме рога буйвола, которую я нашел на теле какого-то бандита, убитого на виа Форчелла. Кажется, она немало стоит.

Амброджио кивнул:

– Еще бы! Рог буйвола защищает от предсказателей и колдунов, которые издревле считаются одной из, с позволения сказать, достопримечательностей нашего города. Все их боятся до смерти…

– Кажется, подвески оказалось недостаточно, чтобы обеспечить нас достойным обедом. Представьте себе, я тоже рассчитывал поесть.

– Так вы не собирались бросать меня!

– Да нет же, я пошутил, Амброджио. Мы нужны друг другу.

Ларри впервые назвал его по имени, и Сальваро, казалось, воспрял духом.

– Мне это нравится больше, гораздо больше, – пробормотал он. – Ну что, идем к тетушке Альбе, если, конечно, сумею туда дотащиться, в чем я совсем не уверен.

Искомое заведение в самом деле находилось поблизости, на Каталонской улице. Каталонцам повезло не больше, чем французам, подумал Ларри, такой узкой и темной показалась ему эта улочка. Траттория «У тетушки Альбы», однако, ничем не походила на предыдущий притон, хотя была такой же пустынной.

Приятный, если не сказать кокетливый, интерьер, на стенах – гравюры в рамках под стеклом с видами извергающегося Везувия, на сервировочном столе – букет целлулоидных цветов. Юная официантка одарила их широкой улыбкой. К несчастью, только для того, чтобы сообщить, что не было главного, самого основного, что составляло цель их путешествия от площади Витториа (по крайней мере цель столь же важную, как и получение информации): не было вкусной и ароматной, как в прежние времена, еды.

– Ничего нет, все кончилось, – огорченно сказала девушка.

Рядом с Ларри раздался вздох, перешедший в приглушенный стон.

– Не говорите так, или я больше не буду верить в силу рога буйвола, – загробным голосом произнес Амброджио.

– Я испекла немного пирожков, но как только прохожие почувствовали запах, они прямо-таки набросились на них, и те исчезли, не успела я их вынуть из духовки.

– Может быть, вы испечете немного и для нас… – в отчаянии попросил Амброджио.

– У меня больше нет ни сахара, ни муки, синьор, а сладкие пирожки без этих ингредиентов…

Когда она произнесла слово «ингредиенты», лицо Амброджио вытянулось. На него было жалко смотреть.

– У меня есть яйца в вине, – сказала официантка, словно желая его подбодрить. – По два яйца на человека.

– Я не собираюсь предоставлять вам информацию за два яйца! – воскликнул Амброджио.

– Вы съедите и мою порцию, – пообещал Ларри.

Амброджио помедлил, потом нехотя сел за один из чистеньких столиков. На стене, словно в насмешку, висело довоенное меню.

– «Яичница с молодыми кабачками, фаршированными моццареллой, – начал читать адвокат жалобным голосом. – Спагетти с грибами в белом соусе. Отбивная по-милански».

– Лучше выучите это наизусть, – бросил Ларри, – для тренировки памяти.

Девушка принесла два стакана марсалы. В тот момент, когда она собиралась разбить яйца и смешать их с вином, Амброджио ее остановил:

– Дайте их мне отдельно, а вино оставьте себе. Алкоголь мне не нужен.

– Я не имею на это права, синьор. Надо есть здесь, именно поэтому все и смешивают.

Амброджио оторопел, а девушка бросила взгляд на Ларри:

– Но если господин офицер не возражает…

– Да, да, конечно, – нетерпеливо кивнул Ларри.

Она молча завернула четыре яйца в газету «Маттино». Ларри выпил свое вино, пытаясь заставить собеседника сделать то же самое, чтобы тот стал немного разговорчивее. Но его усилия оказались напрасными.

– Шестьдесят лир, – сказала официантка.

Под тяжелым взглядом Амброджио Ларри отсчитал деньги. Адвокат взял яйца, осторожно прижав их к груди.

– Вы хотите высидеть из них цыплят? – спросил Ларри.

– Надо же, вы дешево отделались! Четыре яйца за важнейшую информацию, которую я собираюсь вам сообщить!

– Прекратите, наконец, кривляться, Амброджио, – ответил Ларри раздраженно. – Если вы будете моим осведомителем, жить вам станет гораздо легче… Вот увидите, это совсем не трудно.

– Хорошо, – неохотно ответил адвокат. – У меня есть агент на заводе по производству фруктовых соков возле Кассино, в ста километрах отсюда по дороге в Рим. Я говорю не об аббатстве, а о городе у подножия холма. Заводская служба доставки получила заказ на изготовление трех тысяч деревянных ящиков, похожих на те, в которые они обычно упаковывают свою продукцию.

– Это заказ от немецких властей или от монахов монастыря?

– Не знаю, но мой собеседник заметил, что весь ноябрь по дороге сновали немецкие военные грузовики.

Ларри нагнулся к Сальваро.

– А ваш… агент – это кто-то из монастыря? – спросил он. Амброджио помотал головой.

– Вы могли бы по крайней мере сказать, монах это или рабочий с завода! Это очень важно!

Лицо Сальваро оставалось бесстрастным. Ларри попытался зайти с другой стороны.

– По вашему мнению, этот заказ на ящики мог быть связан с перевозкой произведений искусства из аббатства?

– У меня давно нет своего мнения, – устало ответил Амброджио.

– Хорошо бы вам им обзавестись! – повысил голос Ларри. – Вы знаете гораздо больше, чем говорите!

Амброджио пожал плечами:

– Колонна немецких грузовиков едет в монастырь не для того, чтобы перевозить индульгенции!

– Прекратите шутить! Я хотел бы поговорить серьезно, Амброджио. Не думаете ли вы, что в этих ящиках находились картины из Неаполитанской пинакотеки?

– Если картины и переехали в аббатство, то это могло произойти не менее трех месяцев назад! С тех пор они могли уплыть куда угодно… А я вам рассказываю о недавних событиях. В монастыре имеются не только картины…

Ларри нервно дернул себя за нос и подозвал официантку.

– Синьорина, не могли бы вы положить в этот пакет еще несколько яиц? Я вам заплачу еще двадцать лир.

– Два яйца на человека, я не могу дать больше…

– Нас должно было быть трое, с нами должна была прийти дочь этого господина, – сказал Ларри, кладя на стол сорок лир.

Девушка заколебалась.

– Хорошо, раз вы так просите, лейтенант, – почти застенчиво проговорила официантка и осторожно принесла еще два яйца.

– Надеюсь, ваша дочь любит яичницу, – сказал Ларри. Амброджио устало улыбнулся.

– Я давно не видел столько яиц, – прошептал он.

Воцарилось молчание, которое нарушал только звук далеких голосов.

– Коль скоро вы вспомнили о ней – заметьте, разговор начали вы, а не я, – мне бы не хотелось, чтобы вы обижались на письмо, полученное вами утром… Если бы вы знали, в каком положении оказался я… и она… Она хочет оставить меня. И я ее понимаю. Вы не представляете, какое трудное было у нее детство. Мать ее умерла, когда ей не было и двенадцати лет… А потом сразу началась война. Поэтому я, наверное, слишком стеснял ее свободу. Она считает, что я не разрешаю ей выходить на улицу, что я виноват в том, что в ее жизни не было молодых людей, что я незаконно держу ее под арестом… И все потому, что она хотела стать медсестрой в военном госпитале в Баньоли и ухаживать за ранеными союзниками… Это в пятнадцать лет, можете себе представить! Мне известно, что говорят о Баньоли и как раненые относятся к медсестрам! Я считаю, что не держу ее взаперти, но нет смысла ничего ей объяснять. Она злится на меня. Хуже, она меня презирает.

Он казался подавленным и говорил глухим, срывающимся голосом, которого Ларри прежде у него не слышал.

– Она думает, что во всем виноват я, – продолжил адвокат, – даже в смерти ее матери. Несчастье случилось в декабре, вечером, и может быть, именно поэтому каждую зиму на нее накатывает это… Я нанял грузовичок, чтобы перевезти на мебельный склад в Вомеро4747
  Название холма и района в Неаполе.


[Закрыть], туда, наверх, привезенные из итальянских полярных экспедиций сувениры, которые смог выкупить… Не знаю, говорил ли я вам, – продолжал он, подняв голову, – но в тот период жизни я страстно увлекся полярными экспедициями герцога Савойского и Умберто Нобиле. Особенно исследованиями этого последнего и его знаменитыми дирижаблями. Имя Нобиле о чем-нибудь вам говорит?

Голос его понемногу окреп, лицо оживилось: теперь это был совсем другой человек.

– Да, немного, – ответил Ларри, удивившись, что беседует с Амброджио на столь необычную тему. – Мне было лет десять, когда он перелетел через Северный полюс. Я не думал, что вас это интересует.

– Интересует? Страстно увлекает, вы хотите сказать? Ведь Нобиле был родом из Лауро, маленького городка неподалеку отсюда, и мой отец только о нем и говорил. В 1928 году, когда я служил в армии, мне удалось получить место в экипаже корабля «Город Милан», который сопровождал вторую экспедицию Нобиле на дирижабле «Италия». Это намного лучше, чем Эритрея! Тогда я и увлекся Арктикой. Я находился рядом с тем местом, куда упал дирижабль и где разбили лагерь Нобиле и восемь его спутников… Об этом говорил весь мир… Они просидели семь недель в своей красной палатке, прежде чем их спас русский ледокол. Меня так захватила спасательная операция, что позже, в память о времени, проведенном на Шпицбергене, я выкупил – в то время я еще мог себе позволить подобные фантазии – часть оборудования экспедиции. В частности, кусок знаменитой палатки, который значит для меня столько же, сколько частица Креста Господня… В благодарность Нобиле подарил мне кольцо, которое я ношу не снимая, – добавил адвокат и показал Ларри перстень темного золота с выгравированной надписью «Италия. 1928».

Он прервал свой монолог, словно испугавшись, что официантка, небрежно вытиравшая тряпкой пыль с искусственных цветов на сервировочном столе, услышит его рассказ.

– Я спрашиваю себя, не эта ли красная палатка стала причиной моего несчастья, – продолжил он, понизив голос, когда девушка удалилась. – Все эти реликвии занимали слишком много места в квартире на Ривьера-ди-Кьяйя, которую вы видели. Надо ли говорить, что тогда она была хорошо обставлена. И вот я нанял грузовичок, куда мы погрузили все это барахло: палатку, колышки, снегоступы, части потерпевшей крушение гондолы и бог знает что еще…

Он замолчал, задумался и, казалось, еще больше осунулся. Официантка вышла из зала.

– Это случилось на углу улиц Бернини и Чимароза. Несколько деталей каркаса палатки были плохо закреплены и отвязались на повороте; я отвлекся и не заметил встречного грузовика. Удар пришелся прямо на жену. Она промучилась два дня и умерла. Я был в прострации. Вещи отвезли на склад хозяева автомобиля. Я проклял это место и приезжал туда с тех пор только один раз. Теперь одно имя Нобиле приводит меня в ужас.

Он снова замолчал. Его руки дрожали.

– Домитилла так меня и не простила. Тогда и начались наши раздоры. Я уверен, что именно из-за этого рокового дня она хочет уехать из дома. Поэтому, с легкомыслием, свойственным ее возрасту, она решила выйти замуж за первого офицера союзников, который встретится ей на пути. Если она ему понравится, конечно.

– Скажите вашей дочери, что я офицер только волею случая и войны. В мирное время я всего лишь скромный преподаватель литературы, поставивший себе целью написать биографию, которая не будет иметь успеха у покупателей. У меня нет ни связей, ни дома, ни состояния, и ваша дочь быстро разочаруется, поверьте мне. Так это она заставила вас написать это письмо? – спросил он, немного помолчав.

Амброджио колебался.

– В каком-то смысле да.

– В каком-то смысле мне это нравится больше, – бросил Ларри и продолжил: – Она даже не может утверждать, что видела меня!

– Я знаю ее привычки. Должно быть, она незаметно следила за вами и подслушивала. Вы очень хорошо говорите на нашем языке, и она скорее всего не упустила ни слова из нашего разговора. Она сказала мне, что слышала историю о вашем поэте и юной итальянке… Это письмо… она почти продиктовала мне его.

В его голосе зазвучали фальшивые нотки.

– Ваша беда в том, Сальваро, что вы всегда перегибаете палку, – сурово произнес Ларри.

– Не надо на меня за это сердиться, – грустно ответил тот. – Я не могу больше ни кормить ее, ни воспитывать. Для нее я неудачник, ничего не добившийся в жизни. Даже когда мне удается принести в дом еды (вот хотя бы эти яйца), она даже не притрагивается к пище, утверждая, что все это несъедобно. Весит она сейчас не больше сорока кило. А между тем… Вы представить себе не можете, как она красива! Не понимаю, откуда у меня такая дочь.

– Прекратите расхваливать товар, вы мне отвратительны! – сердито прервал его Ларри. – Я не намерен встречаться с вашей дочерью, ясно?

Он почти сорвался на крик, и встревоженная официантка просунула голову в дверь. Амброджио закрыл лицо руками.

– Отныне мы будем встречаться с вами не у вас дома, как и сегодня, – продолжал Ларри. – И нет нужды использовать в качестве посыльных маленьких чистильщиков сапог. Мне не нравится, когда за мной следят или ходят по пятам. В будущем вам следует просто опускать послания на мое имя в почтовый ящик.

Амброджио кивнул.

– Не спешите утверждать, что больше не переступите порога моего дома, – с тревогой сказал он, заметив, что Ларри собирается уходить. – Вчера мне посчастливилось встретить на лестнице дона Этторе, и, несмотря на наши разногласия, я позволил себе рассказать ему о ваших исследованиях, касающихся прежнего жильца. Он ответил, что с удовольствием примет вас и даже полагает, что у него есть кое-какие документы, которые могут быть вам интересны.

Бегающий взгляд и торопливая речь адвоката ясно показывали Ларри, что тот придумал все от начала до конца и разыгрывал свою последнюю карту, чтобы убедить его вернуться на Ривьера-ди-Кьяйя. В этом настойчивом желании представить ему свою дочь было что-то патетическое и трогательное.

– Для того чтобы встретиться с доном Этторе Креспи, вы мне не нужны, – сухо ответил Ларри, стараясь не поддаваться эмоциям. – И если я решу переступить порог его дома, вас об этом никто предупреждать не будет. Напротив, от вас мне требуются только информация, которую вы, полицейский осведомитель, должны для меня добывать. Американцы, судя по всему, сидят на мели так же, как и мы, я долго искал способ заплатить вам и подумал вот о чем. Насколько я могу судить, общественный транспорт в Неаполе почти не работает… Сколько надо времени, чтобы дойти пешком от Пьедигротга до Меркато?

– Больше часа, это точно… Что касается транспорта… Разве вы не заметили, что трамваи стоят?