Текст книги "Шесть серых гусей"

Автор книги: Анри Кулонж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

Эта базилика с высокими, словно недостижимый райский сад, потолками, украшенными барочными кессонами, была ему знакома: за несколько дней до отъезда в Беневенто он приходил сюда с каким-то чрезвычайно нарядным и элегантным высокопреосвященством, которому кардинал-архиепископ поручил провести инвентаризацию ризницы. Прелат проникся к нему доверием и без колебаний показал тайник, где хранился драгоценный серебряный скульптурный алтарь работы Солимены, который немцы напрасно искали, перед тем как оставить город. Лицо Сабины растаяло в лучах солнца, но монахини продолжали петь, и он долго сидел, погрузившись в размышления. Мысли его свободно следовали за мелодичным и завораживающим многоголосием. Только после того, как они ушли, он вспомнил о документе, вырванном из когтей калеки. «Черт возьми, – испугался он, шаря по карманам, – не хватало еще, чтобы я его потерял».

Он нашел письмо и осторожно его развернул. На дорогой веленевой бумаге с водяными знаками красовался герб Ватикана. Света не хватало, и ему пришлось поднести документ к самым глазам, чтобы разобрать.

«Государственная канцелярия Кардинал Мальоне Государственный секретарь

Принцессе Скальци Палаццо Скальци, виа Уффици дель Викарио Государство Ватикан, Рим, 2 сентября 1943 года

Принцесса!

Я получил Вашу просьбу переправить к нам, дабы обеспечить его защиту, архив, собранный Вашей семьей, в котором, как Вы говорите, собраны многочисленные рукописи и ценные документы, имеющие отношение к путешествиям по Италии английских поэтов-романтиков.

Я польщен доверием, которое Вы нам оказываете, но, к сожалению, не могу исполнить Вашу просьбу, поскольку соглашения, подписанные нами с властями страны, не позволяют Ватикану служить убежищем для документов из частного собрания, не имеющих к тому же никакого отношения к церковной истории.

От своего имени я могу порекомендовать Вам знаменитое бенедиктинское аббатство Монтекассино, считающееся неприступным убежищем, аббат которого, дон Грегорио Диамаре, без сомнения, согласится принять на хранение Ваши архивы, учитывая их ценность и интерес, который они представляют.

Сожалею, что Ватикан не может удовлетворить Вашу просьбу, и прошу принять, принцесса, уверения в моей преданности.

Ваш покорный слуга Армандо, кардинал Мальоне».

Он сложил письмо и постарался сосредоточиться. Снова мысли его устремились к Монтекассино, словно к странному акрополю, которому угрожает опасность. С тех пор как было написано это письмо, неприступное убежище превратилось в ненадежное пристанище, и это сильно его тревожило. Об этом он говорил Ларри перед отъездом в Беневенто. Сразу же встал вопрос: как это письмо оказалось в «тополино»? Оно могло быть там уже тогда, когда машину отправляли из Палермо, и в этом случае принадлежало его другу уже тогда, когда он был на Сицилии. Но зачем принцессе Скальци передавать его Ларри? Это имя – Скальци – было ему знакомо: должно быть, он слышал его от Ларри, когда тот заносил в записную книжку местонахождение многочисленных документов, которыми он пользовался при написании биографии Шелли. Может быть, Ларри бывал у нее во время своей первой поездки в Италию, чтобы на месте ознакомиться с некоторыми рукописями? Почему же тогда она не посоветовалась с ним, если опасалась, что ее драгоценный архив могут разграбить и распылить? Больше похоже на правду, подумал Пол после некоторых размышлений, что Амброджио Сальваро хотел показать Ларри послание кардинала (наверняка полученное тем же путем, что и фотография грузовика с картинами), чтобы предупредить его о перемещении литературных архивов в аббатство. В конце концов, ему платили за то, чтобы он добывал подобного рода информацию, но он принес это письмо с задней мыслью: хотел не только продемонстрировать богатство хранящихся в монастыре архивов, но и попытаться продать Ларри их часть. Все это подтверждает наличие контактов или, может быть, даже канала транспортировки контрабанды между Сальваро и кем-то, кто был вхож в монастырь, а между ними – цепочка посредников, потому что линию фронта переходить совсем не просто!

Он уже встал и собирался выйти из собора, как его внимание привлекла одна сцена. Слева, в полумраке одной из колонн часовни Святой Реституты9999
  Святая мученица нач. IV в., особо чтимая в Неаполе.


[Закрыть], высокая фигура в сутане бинтовала обнаженную руку подростка в майке. На суровом лице священника не было осуждения. Напротив, казалось, он старается утешить мальчика, внимательно слушая его, словно на исповеди. Пол не сразу узнал подростка, которого встретил во дворе, но когда узнал, скрылся в тени. Он видел, как священник закрепил повязку булавкой, помог мальчику застегнуть рубашку и на прощание ласково взъерошил его курчавые волосы. «Все кончилось не так уж плохо», – подумал Пол, незаметно выйдя из церкви с письмом в руке.

– Во всяком случае, я его не изуродовал, – рассказывал Пол Сабине. – Царапина на руке, самое большее. Уверяю тебя, я сразу успокоился. И знаешь, о чем я подумал, выходя из собора (ведь невозможно помешать себе быть идиотом?): «Я не так уж плохо стреляю».

– Ты пролил кровь, – насмешливо заметила она. – Теперь ты настоящий солдат.

– Не говори так!

– И потом, ты сделал счастливым хотя бы одного человека, что не так уж часто случается в наше тяжелое время: славного сострадательного аббата.

– Ах это… – робко произнес он.

Рядом с ними за соседними столиками сидели несколько офицеров генерального штаба и читали фронтовую газету «Звезды и полосы», поглощая свои порции пайковой пищи из тончайших фарфоровых тарелок с королевским гербом. Огромный заголовок гласил: «Форсирование Рапидо100100
  Река в Центральной Италии.


[Закрыть]: Второй корпус готовится к наступлению». Может быть потому, что Пол и Сабина сели немного в стороне от остальных, около обитой выгоревшим зеленым дамастом стены, на фоне которой резко выделялись грубые походные кухни и шкафы для посуды, один из подавальщиков, одетый в белую куртку, принес им полное блюдо дымящихся макарон.

– Боги благоволят к нам, – сказал Пол. – Смотри, макароны едим только мы.

Она грустно улыбнулась.

– Я в первый раз – правда, был еще один первый раз, но он не считается, – вижу тебя при дневном свете, – прошептала она. – И может быть, последний…

– Знаешь что? Ты сейчас еще красивее, чем ночью.

Ничего не ответив, она привстала, чтобы лучше рассмотреть через высокое дворцовое окно полукруглую площадь, освещенную молочно-белым светом.

– Надо будет потом отправиться сюда в паломничество, – сказала она. – Мне хочется знать, как выглядят все эти статуи, если снять с них защитные кожухи. В конце концов, они видели начало нашей истории…

– Тогда и настанет подходящий момент, чтобы объясниться тебе в любви на французском, возвышенно и романтично. К сожалению, я в подобной ситуации весьма неловок!

– Первые слова, которые я от тебя услышала, были: «Можно перевязать в джипе».

Он воздел руки к небу.

– Не начинай сначала! Это невероятно: с тех пор, как я тебя встретил, у меня такое ощущение, что я влез в чужую кожу. Вполне миролюбивый и тихий тип, с которым никогда ничего не случается, который всегда пребывает в благодушном настроении, набрасывается на известного своим высокомерием генерала, бьет ногой калеку, стреляет в парнишку, который всего лишь хотел получить немного денег, чтобы не умереть с голоду, начинает странное расследование, пытаясь разыскать друга, которого потерял из виду много лет назад… Послушай, ты, которая, как мне кажется, прочно стоит на земле, скажи мне, что я не заблудился среди снов этой ночи и что скоро я снова стану прежним! Нет, не говори ничего, не отвечай, потому что ты, в конце концов, тоже можешь оказаться частью этого сна и, проснувшись, я рискую тебя потерять…

– Да, – ответила Сабина задумчиво, – я могла бы исчезнуть на заре за деревьями виллы Коммунале, подозвав таинственный фиакр, разъезжающий во мраке по Ривьера-ди-Кьяйя… Но у меня нет подходящего платья… – добавила она, с сожалением показывая на строгую униформу офицера экспедиционного корпуса. Пол слабо улыбнулся.

– Не хватало еще, чтобы ты ускользнула от меня после всего, что мы только что пережили… – сказал он, а она в ответ погладила его по щеке.

Заметив этот интимный жест, кое-кто из присутствующих неодобрительно поднял брови.

– Будь осторожна, здесь слухи распространяются быстрее, чем во времена Бурбонов, – шепнул Пол.

– Я думаю, они смотрят на нас так потому, что мы едим макароны, а им их не дали! – произнесла она с иронией.

Пол не смог удержаться от смеха.

– Я в этом не уверен, – ответил он.

– Просто я не смогла сдержаться, прости, – сказала она. – Сегодня ночью было так хорошо.

– Да, мы времени зря не тратили, – согласился Пол. – А у нас его было не так много.

– И нам надо было наверстать упущенные вечером часы… Немного трудные, тебе не кажется? Подумать только, ты обнаружил преступление – ни больше ни меньше!

Он задумчиво кивнул.

– Заметь, я больше не заговаривал с тобой об этом: не хотел тебя волновать и портить нам праздник.

– Да, это был праздник, мой дорогой, но почему бы теперь не вернуться к тому разговору?

– Зачем? Только для того, чтобы признаться, что прошлым вечером я повел себя странно? Неужели тебе так хочется снова погрузиться в эту мрачную историю – теперь, когда у нас есть наша собственная прекрасная история?

– Знаешь, я учила английский по готическим романам, наполненным туманами, привидениями и убийствами, – сказала она, словно вспоминая о чем-то вкусном.

Он схватил ее руку под скатертью, словно хотел припасть к источнику бившей в ней энергии.

– Я люблю тебя и не могу прийти в себя от счастья, – сказал он глухо. – Я никогда не думал, что могу влюбиться с первого взгляда, такой упорядоченной и размеренной была моя жизнь. Но я не могу понять, как можно в одно и то же время быть таким счастливым и таким озабоченным и встревоженным.

– Это и есть твоя странность?

– Как ни посмотри, но, с моей точки зрения, преступление было совершено. Одно из двух: Ларри или жертва, или убийца. И ни один из вариантов меня не радует.

Она молчала.

– Не драматизируешь ли ты ситуацию, учитывая усталость и напряжение прошедшего вечера?

– Я перечислю факты, а ты решай сама. Вчера вечером, пока ты спала под влиянием алкогольных паров…

– Нахал! – воскликнула она. – Всего несколько капель «Лакрима-Кристи»!

– …старый Креспи повел меня в маленькую гостиную, забитую мебелью и безделушками, чтобы показать документ, который, без сомнения, заинтересовал бы Ларри больше, чем меня, – трогательное и патетическое письмо Мэри Шелли к мужу, написанное в то время, когда они жили в доме на Ривьера-ди-Кьяйя. Креспи сказал, что случайно нашел письмо в секретере, где оно пролежало все сто двадцать пять лет. Боюсь, что именно оно заманило Ларри в этот дом. Как тебе уже известно, Ларри с ума сходил по Шелли. И до такой степени, что ты даже представить себе не можешь. Можно сказать, он был им околдован, и когда ты представляла его выходящим из фиакра в такой же одежде, которую носил его любимый поэт, то была не так уж далека от истины. Чтобы увидеть неизвестное ему письмо, он мог позабыть об осторожности.

– Его зазвала девушка для того… чтобы соблазнить?

– Я в этом убежден. А Креспи сказал, что у нее были ключи от его квартиры. Судя по всему, она чувствовала себя у него как дома, даже лучше, чем дома. С другой стороны, Ларри дал мне понять, что она хотела бы уехать с ним, сбежать от отца. В это можно поверить, если знать, в каком аду она жила. Но Ларри не соглашался: надо было видеть его реакцию на письмо Амброджио, которое тот, без сомнения, написал по просьбе Домитиллы, где она предлагала ему себя! Правда, двое или трое парней из Пятой армии живут с неаполитанками… Значит, ей надо было соблазнить его, а как это делается, известно. Я думаю, зная, что Амброджио отправится продавать машину, она решила воспользоваться его отсутствием, чтобы попытаться сделать хоть что-нибудь… Понимаешь, о чем я?

– Но, Пол, даже если отец Домитиллы застал их на месте преступления, он не должен был бы удивляться или ревновать, потому что сам желал этой связи и даже написал об этом, как ты мне говорил!

– Вот этого я пока не понимаю. Что могло произойти между Ларри и Сальваро, тем более что они нуждались друг в друге? И потом, Ларри никогда бы не пришел в этот дом, если бы почувствовал хотя бы малейшую опасность… У него было чутье на ловушки! В тот день, когда я уезжал в Беневенто, я предостерег его, поскольку считал, что легкомысленно доверять продажу машины такому подозрительному типу, даже если это и был единственный способ расплатиться с ним!

– Тот тип, возможно, принес ему бумаги, украденные у Креспи, а твой друг отказался их купить…

– Если бы это случилось, Ларри впал бы в ярость! Он не способен на бесчестный поступок – например, купить документ сомнительного происхождения, – но способен на безумство! Еще в Оксфорде, сидя без гроша в кармане, он как-то решил истратить всю стипендию на то, чтобы купить у букиниста собрание писем Шелли к Томасу Хоггу. Мне понадобилось несколько часов, чтобы его отговорить!

– А… если он обнаружил какой-нибудь канал поставок контрабанды, могло ли то, что ты называешь безумством, толкнуть его на…? – спросила она робко.

Лицо Пола исказилось, и она пожалела о своих словах.

– Он, конечно, вышел бы из себя. И, как я только что убедился на собственном опыте, потерять над собой контроль достаточно легко и выстрел раздается быстро… Не забывай, он был вооружен.

– В таком случае ты должен был заметить след от пули! – сказала она, пытаясь успокоить его.

– Все же мне трудно представить, что это была всего лишь какая-то история с рукописями и что Домитилла никак в этом не замешана, – проговорил он озабоченно.

Раздался шум – двое подавальщиков толкали перед собой сосуды с горячим кофе.

– Хочешь? – спросил Пол. – Если верить Ларри, это пойло лишь отдаленно напоминает кофе, который пили в Неаполе до войны.

Сабина отрицательно покачала головой.

– Для того чтобы попытаться понять, что произошло, мне не нужен кофе, – помрачнела она. – Как я тебе уже говорила ночью, я случайно попала в эту историю, и мне придется уехать, так и не узнав, чем все закончится…

– Вовсе нет, я буду тебе ее рассказывать по мере развития событий!

– А… как? Уже сегодня вечером между нами окажутся километры гор… В Венафро почти невозможно пробраться…

– Мне кажется, что скоро я найду поблизости какой-нибудь памятник архитектуры, который необходимо охранять, – сказал он. – Да, какого-нибудь античного фонтанчика будет достаточно.

Лицо Сабины повеселело.

– А пока продолжай с того места, когда я забылась сном в большой гостиной, – сказала она. – Ты был в будуаре с Креспи и читал при свете свечи послание этой бедняжки Мэри Шелли.

– Так вот… В этот самый момент наш старый ученый испустил возглас, который отвлек меня от чтения: он обнаружил исчезновение драгоценного портшеза восемнадцатого века, который обычно стоял в темном углу комнаты. Его удивление было так велико, что я с подсвечником в руке подошел к тому месту, где должен был находиться искомый предмет, и внимательно осмотрел эту часть комнаты.

– И что же?

– Ковер на полу, на котором еще видны были отпечатки ножек портшеза, был гранатового цвета.

– Как интересно!

– Да, потому что на таком фоне нелегко обнаружить ( пятна крови.

Сабина широко раскрыла глаза.

– А там действительно были пятна крови?

– Ты помнишь, потом мы присоединились к тебе на третьем этаже, – продолжал он, не ответив на ее вопрос.

– Как же не помнить! Когда я обнаружила, что меня заперли наверху, я испугалась больше, чем когда немцы обстреливали нас в Тунисе!

Он нежно сжал ее руку.

– Как бы то ни было, когда я осматривал эти мрачные пустые комнаты, меня поразила еще одна деталь. Помнишь большое разбитое зеркало? Так вот, вокруг него пол был так тщательно вымыт, выскоблен и вычищен, что блестел, словно покрытый лаком, по сравнению с окружающими участками паркета.

– Я помню, ты тогда еще спросил у хозяина, какая комната находится под этим местом.

Пол кивнул:

– Это мне было очень полезно знать! Когда мы уходили из квартиры Креспи, я смог, воспользовавшись тем, что включили электричество, рассмотреть потолок в нужном месте.

– И что вы там увидели, мистер Шерлок Холмс?

Пол усмехнулся и наклонился к ней через стол.

– В жизни Шерлока Холмса, как ты помнишь, не было женщины. Это было предусмотрено в контракте с издательством. А в моей жизни… – он посмотрел на часы, – пятнадцать с половиной часов назад женщина появилась.

– Неужели мы так мало знакомы? – спросила она, немного жеманясь. – Столько всего случилось, а еще и суток не прошло!

Официанты начали убирать со стола, гремя посудой.

– Что же ты увидел на потолке? – спросила она без всякого нетерпения. – Я готова к худшему.

– Нечто напоминающее толстого черного паука-птицееда, притаившегося среди трещин в потолке, как в паутине. Не очень приятное зрелище.

Сабина притворно вздрогнула:

– Тебе теперь стали мерещиться пауки на потолке?

– Это были следы крови, которая просочилась через паркет с третьего этажа и проникла в трещины в штукатурке.

– Опять кровь! – воскликнула она. – Там что, была резня?

Он нервно провел рукой по лицу.

– На самом деле мне все стало ясно, когда я вспомнил про портшез.

– Ты что, хочешь сказать, что уже тогда решил, что произошло убийство?

– Я в некотором роде попытался восстановить ход событий. Жертву убили около зеркала на третьем, затем тело перетащили в маленький будуар и только потом вынесли на улицу…

– В портшезе? – удивленно спросила она.

– Элементарно, дорогой Ватсон.

– Ну и воображение у тебя!

– Портшеза на месте нет, и этому должна быть своя причина.

– Теперь надо узнать, чье это было тело. Почему ты думаешь, что жертвой стал Амброджио Сальваро, а не…

Он поспешно перебил ее, словно не желая, чтобы она произносила имя его друга:

– Ларри не только имел табельное оружие, но был значительно сильнее и крупнее Сальваро. А потом, прости меня, пожалуйста, он исчез!

– Сальваро тоже, если ты еще не забыл.

– Я начинаю догадываться: Домитилла имела основания сильно ненавидеть отца и, должно быть, использовала Ларри. Сам того не желая, он стал ее сообщником. Может быть, сейчас они уже вместе, и в таком случае в Баньоли она приезжала для отвода глаз. Могло случиться, что на него напали, и он вынужден был защищаться… Как бы то ни было и где бы он ни был… Ты же понимаешь, что если я нападу на его след, то никому не скажу! Но это не мешает мне делать предположения…

– Кажется, я догадалась!

– Да. Есть одно место, о котором он не может не думать и к которому ведут все пути, включая угрозу, нависшую над архивом Скальци, что, быть может, и заставило его действовать немедленно…

– Если ты имеешь в виду Монтекассино, то это почти невозможно… Подумай, ему надо было бы перейти вражеский фронт – сначала «линию Винтера», потом «линию Густава», которые обороняют, как никогда, и это с одним револьвером! И еще тащить за собой девицу! Почему бы тогда ему в одиночку не взять Рим?

Пол, казалось, задумался.

– Прежде всего должен существовать проводник. Без посредника Амброджио не смог бы получить фотографию грузовика с картинами из неаполитанских музеев, которую мне показывал Ларри. Как иначе к нему могло попасть письмо кардинала Мальоне? И самое главное, – здесь я не в состоянии ничего доказать логически – тебе известно, что для некоторых категорий мечтателей нет ничего невозможного. А Ларри, как я тебе уже говорил, одержим Шелли. Если ему показалось, что документы, имеющие отношение к его кумиру, находятся в опасности, ничто не заставит отступить его, и он может призвать к ответу самого Кессельринга.

По стоявшей вокруг тишине Пол и Сабина поняли, что остались в огромном зале одни. С сожалением они встали и вышли на широкую дворцовую лестницу.

– Тебе придется, не откладывая, переговорить с принцессой Скальци, – сказала Сабина, когда они вышли на площадь Плебесцито. – Представь себе на минуту, что она не воспользовалась советом кардинала и спрятала свои сокровища не в аббатстве, а где-нибудь еще! Одной заботой для тебя будет меньше…

– Если только мне удастся связаться с Римом по рации. Я попытаюсь это сделать сегодня после полудня…

– Спроси у нее, не встречалась ли она с Ларри во время его первой поездки в Италию и не отсылала ли ему письма кардинала?..

Казалось, она дает эти последние советы, чтобы отвлечься от грустных мыслей.

– Да, лейтенант, – ответил Пол по-французски, пытаясь ее развеселить.

Она печально улыбнулась:

– Произношение хорошее, но к следующей нашей встрече постарайся выучить несколько новых слов…

– Хорошо, лейтенант, я постараюсь, обещаю.

– Не смейся, дорогой. Не сейчас, у меня не то настроение. Она остановилась перед фасадом театра «Сан-Фердинандо», и Пол увидел, что глаза ее полны слез. Он увлек ее в углубление двери и нежно вытер щеки своим носовым платком. Она слабо запротестовала:

– Нас могут увидеть…

– Ну и пусть. Твой «милый принц» говорит тебе, что недолго пробудет в разлуке с тобой. При первой же возможности я приеду тебя навестить.

Она шмыгнула носом и вышла из своего укрытия.

– Прости меня, пожалуйста, это от усталости и волнения… Все произошло так быстро… Помнишь, на этом самом месте ты придумал фокус с гравюрой. Завсегдатаи «Гамбринуса» играли в карты и двигались, как тени в китайском театре. Теперь я могу признаться, что уже тогда готова была идти с тобой куда захочешь…

– А эти собравшиеся в тени колонн мальчишки, насмехавшиеся над нашими поцелуями…

Она вздохнула:

– Знаешь, я что угодно отдала бы за то, чтобы быть здесь сегодня вечером и дать им возможность поглазеть всласть, потому что это значило бы, что сегодня вечером ты еще будешь меня обнимать.

Несколько шагов они прошли в молчании.

– А вот и колонна, – сказала она. – Видишь, там, на Римской улице?

Десяток реактивных минометных установок с развевающимися на ветру флажками стояли рядом со станцией канатной дороги. Она повернулась к Полу:

– Будет лучше, если ты не пойдешь провожать меня дальше. Они считают меня… своей мадонной, в некотором роде. Меня сразу окружат заботой…

Полу и правда показалось, что арабы, уже сидевшие в машинах, с любопытством за ними наблюдают. Он остановился.

– Надеюсь, это не те же самые!

– Те же, – сказала она насмешливо. – И они, конечно, уже узнали тебя!

Тем временем один из солдат, не дожидаясь приказа, пошел за ней. В руках у него была объемистая сумка. Не говоря ни слова, он, подойдя на положенное по уставу расстояние, отдал честь, и Пол почувствовал на себе его испытующий взгляд.

– Спасибо, Мехди, – сказала она. – Положи ее отдельно в первый грузовик, чтобы мне легче было ее найти.

Она снова посмотрела на Пола:

– Это моя правая рука – секретарь, ординарец, переводчик, телохранитель. Если ты приедешь, тебе придется его приручить.

– Я постараюсь. Но почему «если приедешь»? Я приеду, как только смогу! Вокруг вашего командного пункта я буду защищать каждый камень так, словно это Венера Милосская, и, следовательно, мне придется часто бывать там лично.

Под испытующими взглядами всего личного состава дивизиона они стояли по разным сторонам улицы, и она читала на его лице отчаяние от того, что он не имел возможности к ней приблизиться. На другом конце Римской улицы двое французских офицеров в джипе сделали ей знак садиться.

– Ну что ж… Прощайте, милый принц, – услышал он.

Услышал? Вряд ли. Моторы ревели так, словно ждали только ее, и в грохоте тронувшейся с места колонны ему показалось, что он прочел эти слова по ее губам.