Текст книги "Шесть серых гусей"

Автор книги: Анри Кулонж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

– Выйдем отсюда. Капитан, вы обещали отвезти меня кое-куда…

– Это мне тем более просто сделать, дон Этторе, что на КП инженерных войск в Черкола мне утром сказали, что у них нет достаточного количества людей и оборудования, чтобы думать о постройке плотины, которую я им рекомендовал.

Креспи посмотрел на планы подступа к вулкану, которые Пол разложил на походной койке.

– Знаете, я спрашиваю себя, не поздно ли возводить эти защитные сооружения, – заметил он. – Лава течет туда, куда хочет, и мне хотелось бы знать, не побывала ли она на этот раз в моих виноградниках…

Пол приподнял полог палатки, пропуская дона Этторе вперед.

– Я в вашем распоряжении, дон Этторе, – сказал он почтительно, как шофер обращается к хозяину.

Ларри стоял в стороне. Пол нетерпеливо повернулся к нему:

– Ну, ты едешь? Не разыгрывай здесь «Немую из Портичи»135135
  Опера в пяти действиях на музыку французского композитора Эспри Обера (1782-1871).


[Закрыть], которая сейчас идет в театре «Сан-Карло», когда ты столько должен мне рассказать! Во всяком случае, мне так кажется,

– Меньше, чем ты думаешь, если у тебя такое настроение, – ответил Ларри.

Пол рассердился.

– Послушай, я из кожи вон лезу, чтобы тебя не записали в дезертиры, а ты так со мной разговариваешь! – воскликнул он. Но тут, к величайшему облегчению Креспи, его внимание отвлекла группа свободных от службы солдат, толпящихся вокруг своего товарища, читающего «Звезды и полосы». – Мне не дают людей, а парни бездельничают и газеты читают, – проворчал он.

Подойдя к группе солдат, он тут же получил новый повод для возмущения.

– А заголовок! – воскликнул он. – Вы видели? Лучше не придумаешь: «Везувий возвращается к жизни, потому что рад снова встретиться со своими старыми американскими друзьями!» Как не стыдно писать подобные глупости! Кто придумал такое? Гейтскелл? Он у меня получит! Не может не ляпнуть!

– Что ты так злишься? – спросил Ларри.

– Ты можешь себе представить, как отреагируют люди, если им переведут эту чушь?! И как к нам после этого будут относиться…

– Вы и вправду не меняетесь, – бросил Ларри. – Вы даете глупые названия своим газетам, понапрасну сравниваете с землей тысячелетние аббатства…

– Замолчи ты… Я не только делал все от меня зависящее, чтобы спасти этот чертов монастырь, но столкнулся при этом с одним новозеландским животным, которое находилось под британским командованием, насколько мне известно! Объясни мне наконец, что ты делал там, наверху?

– Откуда тебе известно, что я там был?

Пол пожал плечами с деланной небрежностью:

– Нет ничего, что происходит в этой стране на территории исторических памятников, о чем мне не было бы известно.

– Дети, успокойтесь! – крикнул Креспи, пытаясь прекратить перепалку. – Пора ехать, капитан. Лейтенант, я надеюсь, вы поедете с нами.

– Я так и не понял, как ты узнал, где я был? – настаивал Ларри, пристально глядя на Пола.

– Ты там был во время бомбежки, что только ухудшило твое положение!

Не обращая внимания на внезапную торопливость Креспи, Пол явно забавлялся удивлением друга.

– Ты узнал об этом от Коррадо? – спросил Ларри. – Нет, что это я говорю… Бедный парнишка убежал из монастыря еще в середине ноября, а встретил я его только вчера!

Креспи живо вмешался в разговор:

– А я знаком с вашим юным послушником. Этот бездельник все время приставал к дочери моего негодяя-жильца. Да, ну и общество у меня было! Бенедиктинцам не следует пытаться сделать из него монаха!

– Они и не будут, – отозвался Ларри. – Или, вернее, теперь не будут. Я сам сообщил Домитилле, что она навсегда избавилась от надоедливого воздыхателя.

– Как, Домитилла была наверху? – спросил Креспи, не заботясь больше о судьбе юноши.

– Должен вам сказать, дон Этторе, что этот Коррадо стал тем звеном, благодаря которому мы с Полом узнали, что картины из Неаполитанской пинакотеки были перевезены в аббатство, и это были сведения из первых рук! Он укрылся в Сан-Доменико, а часть деревушки оказалась на пути потока лавы, – добавил он, не вдаваясь в подробности.

– Вы хотите сказать, что он умер? – спросил Креспи. – Похоронен заживо?

– Боюсь, что так. Он был ранен и не смог убежать.

– Мир его душе, бедный мальчик… Я не думаю, что Домитилла будет жалеть о нем. Он преследовал ее весьма неприятным образом.

– Раз вы вспомнили о ней, скажите, вы ведь знаете, что она с недавних пор помолвлена с молодым человеком из местных?

– Да, она меня с ним познакомила… По правде говоря, мне кажется, что она заслуживает лучшего! Самое странное то, что познакомилась она с ним благодаря мне еще тогда, когда я в коляске объезжал свои виноградники. Я останавливался здесь, чтобы заказать у бондаря необходимые мне бочки. Отец не боялся оставлять Домитиллу без присмотра, а поскольку мне не хотелось, чтобы она сидела в одиночестве, я брал ее с собой.

– В коляске или в фиакре, – сказал Пол вполголоса, тихонько хлопнув друга по плечу.

Креспи сделал вид, что ничего не заметил, а Ларри, обрадованный этим дружеским жестом, не смог удержаться от гримасы боли.

– Что еще случилось? – спросил Пол в отчаянии.

– У меня вместо правого плеча фарш.

– Ты ранен?

– Немецкая пуля, представь себе.

Пол в изумлении уставился на приятеля:

– Немецкая пуля?

– Точно. Я схватил автоматную очередь, когда их штурмовой отряд занимал развалины аббатства, откуда я пытался выбраться. В конце моего запутанного расследования я наконец дошел до последнего, высшего этапа. До места, где я должен был найти мой «Грааль»! Тут меня и подстрелили. Уже стемнело, и мне удалось укрыться на какой-то ферме близ Пиньятаро в семье крестьян, которым я буду вечно благодарен. Они не только меня приютили, но и лечили разными припарками и настоями из трав, рецепты которых, по их словам, сохранились еще с древнеримских времен. Плечо почти зажило, но шрам производит ужасающее впечатление.

Пол слушал, и лицо его прояснялось.

– Плечо, прошитое немецкой очередью! Это здорово! – воскликнул он. – Лучше и быть не могло!

– Прости, не понял, – сказал Ларри.

– Мы сочиним целую историю об этом ранении, удачном, своевременном и желанном. А я все мучился, как снова поставить тебя в строй после того, как разыщу… Потому что я был уверен, что ты объявишься: ты это здорово умеешь делать! Хокинс просто обалдеет. Значит, так, слушай внимательно. Ты был ранен и две недели провалялся без сознания, а когда пришел в себя, то обнаружил, что потерял память и не знаешь, кто ты: англичанин, немец, бенедиктинский монах или бандит из Форчелла…

– Благодарю!

– Я сейчас произношу защитительную речь, пытаясь избавить тебя от английских застенков. Тебя подобрала какая-то местная семья…

– И это правда, как я тебе уже говорил!

– Прекрасный пример бытового героизма…

– Не будем преувеличивать! В том районе не было танков, и я отдал свои часы в обмен на их гостеприимство.

– Черт побери, не имеет значения, что было на самом деле! – воскликнул Пол. – Я пытаюсь тебя спасти! Я буду свидетельствовать о твоей храбрости и высоком моральном духе. Тебя подобрала эта семья… Прекрасно для них, для нас и для тебя. Статья в «Звездах и полосах» – Гейтскелл мне не откажет. Остается майор Хокинс. Ты у него в печенках сидел! Представь себе, что твой начальничек еще в январе внес тебя в список ослушавшихся приказа и дезертиров! Он уже облизывался, предвкушая, как подведет тебя под трибунал! Я все сделал для того, чтобы найти тебя, спроси у дона Этторе. Так я с ним и познакомился.

– Я ему рассказывал, – ответил Креспи.

– Хорошенько поразмыслив, я разработал план, который позволит тебя реабилитировать. Ты еще и орден получишь, – прибавил он, словно размышляя вслух. – После этого они ничего с тобой сделать не смогут.

– В тысяча девятьсот семнадцатом один итальянский офицер был награжден английским орденом, не помню каким, – заметил Креспи. – Он потребовал прекратить огонь, чтобы пропустить к линии фронта грузовик с австрийскими медсестрами, и все посчитали, что его человечный поступок заслуживает награды.

При слове «медсестра» Пол скривился.

– А потом я покажу им фотографию, – поспешно продолжил он.

– Какую фотографию?

– Фотографию, благодаря которой я узнал, что ты там, наверху! Помнишь, накануне бомбардировки над тобой пролетел самолет-разведчик?

– Помню… Теперь я понял!

– Я почти вырвал эту фотографию из рук генерала Макинтайра, потому что мне показалось тогда, что я тебя узнал… Ты стоял в той же позе, что и в ротонде Рэдклиффа в Оксфорде!

– Чертов Макинтайр! – воскликнул Креспи. – Мне больно думать об ужасной и бесполезной бомбардировке и о том, что немецкие десантники все еще занимают развалины, которые вы, лейтенант, покинули последним.

– Это как раз то, что я и предсказывал, – вздохнул Пол. – Руины оборонять гораздо проще, чем неповрежденное здание! Я говорил об этом Макинтайру, но все напрасно! Как бы то ни было, я постараюсь дать понять твоему майору, и на этот раз гораздо более настойчиво, чем прежде, что ты находился там по моей просьбе, чтобы попытаться спасти хотя бы часть сокровищ аббатства…

Ларри устало махнул рукой:

– Там ничего не было, старина. Но мы не могли знать об этом.

– Если бы только Коррадо связался с нами вместо того, чтобы пытаться получить деньги от Амброджио… А ведь он достаточно его знал, чтобы понимать, что ему это не удастся!

– Бедный мальчик, больше всего он хотел повидаться с Домитиллой, – сказал дон Этторе. – Бумаги, которые он ему принес – хотя мне неизвестно их содержание, – были только предлогом, чтобы еще раз попытаться добиться расположения малышки. Что же касается Амброджио Сальваро, то если бы Коррадо сообщил ему, что все ценности вывезены из аббатства, он бы не захотел, чтобы вы об этом узнали.

– Почему? – спросил Пол.

– Чтобы поднять цену на информацию, которую мог бы вам предоставить. Попытаться привязать вас к себе в некотором роде. А потом, зная о вашем интересе ко всему этому, воспользоваться им, чтобы внушить мысль о том, что он наложил лапу на целый кладезь ценнейших документов…

– Ни Пол, ни я никогда бы не стали покупать документы сомнительного происхождения, тем более ворованные!

– Я знаю это, друзья, но настоящий мошенник не может себе представить, что есть честные люди! Однако я все же хотел бы знать, что с ним случилось.

– Он так и не появился? – спросил Ларри, стараясь придать своему голосу уверенность и заинтересованность.

На этот раз, кажется, настал черед удивляться дону Этторе:

– Как? Домитилла вам ничего не рассказала?

– А что она сказала вам? – спросил Ларри, не боясь, что дон Этторе расскажет ему что-то, о чем он не знает.

– Так вот… Ее отец так и не дал о себе знать. Она прождала его две ночи, бедняжка, одна в пустой квартире на Ривьера-ди-Кьяйя. Она даже отказывалась спуститься ко мне и воспользоваться моим гостеприимством. А потом решила больше не возвращаться в этот дом, несмотря на то что я предлагал ей пожить у меня, – простодушно рассказывал Креспи,

– Я помню только, что Амброджио не явился на встречу, которую я назначил ему в церкви Санта-Мария деи Анджели. Помнишь, Пол, я зашел к тебе, чтобы предупредить… Тогда ты еще должен был ехать в Беневенто.

Пол кивнул:

– Насколько я помню, это была наша последняя встреча, и она прошла не слишком гладко…

Ларри пожал плечами, словно речь шла о каком-то пустяке.

– А Домитиллу я едва знал. Не смотри на меня так, Пол, я говорю правду. Просто у меня создалось впечатление, что отец и дочь составили некий заговор, чтобы вынудить меня на ней жениться. Они вместе написали мне странное письмо, так встревожившее Пола, – сказал Ларри, обращаясь к Креспи. – Как настоящий друг, он тут же представил себе, как я попадаю в ловушку и оказываюсь связанным на всю жизнь!

– Признайся, ты не остался к ней равнодушен!

– Как бы то ни было, я встретился с ней вчера, когда люди смотрели, как лава пожирает их деревню. Это было не место, да и не время для долгого разговора. Она подошла ко мне вскоре после того, как я узнал, что это ее жених пошел со мной, чтобы попытаться спасти Коррадо! Он сын одного из местных старейшин. По крайней мере она ни в чем не будет нуждаться.

Он махнул рукой, словно отгоняя муху и давая понять: «Хватит о Домитилле».

– Я понял, что у нее была причина находиться в Сан-Себастьяно, – ответил Пол. – Но как там оказался ты? Ты говорил, что залечивал свою рану в Пиньятаро, и вдруг оказался здесь?

– Может быть, я хотел увидеть извержение вблизи, как дон Этторе в двадцать девятом, – пошутил Ларри.

– Вот опять! Ты что-то говорил о своем «Граале»…

– Так вот… Сказать честно, я хотел разыскать документ, который не смог получить в аббатстве. Я понял, что «маленький монашек», как вы говорите, дон Этторе, унес его с собой. Недалеко отсюда, в Сан-Доменико, деревушке на склоне вулкана, я разыскал негодяя и смог наконец завершить свое расследование.

– Ты нашел бумаги?

– На самом деле это кусок пергамента, – сказал Ларри, вынимая из-за пазухи обернутый в ткань цилиндр. – Коррадо сказал мне, что вернулся за ним в дом, потому что Амброджио Сальваро отказался платить…

– Мне кажется, что это как-то связано с исчезновением Сальваро, – заметил дон Этторе. – Может быть, Коррадо решил отомстить своему сообщнику… Но маленький послушник унес свою тайну в могилу, и в этой стране двумя мерзавцами стало меньше!

– Всякий обвиняемый может рассчитывать на смягчающие вину обстоятельства, – спокойно ответил Ларри. – Как я понял, смерть жены послужила толчком, с которого началось падение Амброджио. А неодолимое влечение, которое испытывал к Домитилле Коррадо…

– Хватит их защищать, – нетерпеливо прервал его Пол. – Покажи лучше то, что ты искал с риском для жизни…

– Наверное, я слишком много ждал от всего этого, – прошептал Ларри.

Издалека, с вершины вулкана, снова послышались глухие взрывы. Огромный конус, венчавший гору, стал еще темнее, чем накануне.

– Вот какие дела, – произнес дон Этторе. – Весь мрак мира, кажется, обрушился на нас.

– Вернемся в палатку, – предложил Пол. – Посмотрим, что нам принес лейтенант, и поедем, дон Этторе.

Ларри уже развязал веревку и разложил рисунок на койке.

– Мрак поглотил и рисунок, – вздохнул он. – Коррадо полз по грязи, прижимая его к себе, и это рисунку не понравилось.

Дон Этторе и Пол взволнованно склонились над пергаментом.

– Шесть летящих гусей, я хорошо вижу, – сказал Пол прежде, чем повернуться к Ларри. – Ведь во время нашего последнего разговора ты что-то спрашивал об этом?

– Да, Амброджио рассказал мне о рисунке в одну из наших с ним встреч, но я не знал, чем все это обернется. Это доказывает, что он хотел нам его продать!

– Самое главное, что ты его нашел, – сказал Пол. – Кажется, для тебя он очень важен! Если бы он так не пострадал, то был бы очень красив, – прибавил он, снова устремив на него свой взгляд.

– Как будто несчастные птицы летят сквозь пепел, извергаемый Везувием, – произнес Креспи. – Рисунок стоит того, чтобы его отреставрировать. Хотите, я дам вам адрес человека, который раньше занимался моими картинами? Он спас моего Ланфранко, когда того залило водой.

– Пусть решает принцесса Скальци. Но, судя по всему, ей было неизвестно, что на рисунке имеются две дарственные надписи. Одна – написанная рукой Байрона и обращенная к Шелли. Она отклеилась от листа пергамента, и Коррадо забыл ее в Монтекассино, к вящему гневу Амброджио (по крайней мере так он мне рассказывал). Байрон подарил рисунок другу в благодарность за теплый прием, который тот оказал ему в Пизе. А другую надпись, – продолжил Ларри, переворачивая рисунок, – я обнаружил, слегка потерев оборотную сторону. Ее сделал сам Шелли, обращаясь к Элизе, гувернантке Мэри, что подтверждает мою гипотезу о том, что Элиза Фоджи и была матерью маленькой Елены – того загадочного младенца, рождение которого так потрясло Шелли, что он поспешил уехать из Неаполя двадцать восьмого февраля тысяча восемьсот девятнадцатого года, оставив ребенка кормилице…

– И все это происходило под моей крышей! – воскликнул Креспи. – Признаюсь, что до вашего приезда я не очень интересовался тем, что было в моем собственном доме сто двадцать пять лет назад. От того времени у меня осталось только письмо, случайно обнаруженное в секретере, которое я показывал вам в тот памятный вечер, капитан…

– Дон Этторе прочел его мне в ту ночь, когда мы играли в ужин, – объяснил Пол Ларри. – Мэри Шелли жаловалась супругу на угнетенное состояние духа. И неизвестно еще, она ли это была.

– Это легко проверить, – сказал Ларри и вынул из бумажника листочек, в котором недоставало слов, отданный ему Домитиллой.

– Это тот же почерк?

– Да, – не колеблясь ответил Креспи. Пол не смог удержаться от смеха:

– Это ж надо, у тебя с собой весь отдел рукописей Бодлианской библиотеки! Есть еще что-нибудь?

– Это все, что осталось от письма Мэри Шелли, в котором она сообщает о недавней смерти Елены. Коррадо взял его, чтобы заинтересовать Амброджио, потому что, как он сказал мне незадолго до гибели, там было слово «Неаполь». Письмо взволновало меня не только по причинам личного порядка. Совершенно очевидно, что оно было написано Мэри не на Ривьера-ди-Кьяйя, а уже после смерти девочки. Следовательно, это письмо не могло быть украдено у дона Этторе. Тогда я подумал, что в Монтекассино могут находиться какие-то архивы, и решил любой ценой пробраться туда.

Воспоминание о нескольких часах, проведенных в гараже с Домитиллой, и о его тайном уходе – вернее, бегстве – были еще так свежи, что рука Ларри дрожала, когда он убирал листок в бумажник.

– Мне повезло, что негодяй, которого я поселил наверху, не успел украсть у меня другое письмо Мэри, ее патетическое послание к мужу! – воскликнул Креспи. – А он знал о его существовании, потому что я читал его Домитилле! Бедная малышка, – добавил он со вздохом. – Ей не придется писать таких писем парнишке, за которого она собирается замуж.

– Как бы то ни было, Амброджио заинтересовался такого рода документами только после того, как выяснил, что они меня интересуют. Тогда-то за бумагой «верже» девятнадцатого века ему стали мерещиться другие бумажки: банковские билеты!

– Во всяком случае, я заранее радуюсь, что могу показать вам письмо Мэри. Оно такое трогательное, – сказал Креспи.

– Сколько неизданных документов! – иронически бросил Пол. – Твоя книга станет событием в литературоведении!

Ларри взглянул на Пола. «Забавно, – подумал он, – что Пол всегда в таком насмешливом тоне говорит о моем труде. Это пройдет, как только он перестанет проектировать дома в стиле Тюдор и построит что-нибудь по собственному проекту».

– Меня привлекала не столько перспектива найти неизвестные документы, – объяснил он уверенно, – сколько установить с Шелли более личные, более тесные, я бы сказал, почти физические отношения. Тут рисунок меня разочаровал. Я думал… На самом деле я не знал, что на нем увижу, но надеялся, что он будет достоин того, что я перенес, разыскивая его. А вместо этого мне достались перелетные птицы… несущиеся сквозь полярную ночь, – добавил он, усмехнувшись и убирая пергамент в защитный футляр.

– Кстати о перелетах. Вы рассказали Ларри историю с портшезом? – спросил Пол тем же тоном, каким говорил о будущей книге своего друга.

Ларри с трудом смог скрыть свое смущение. Креспи, ничего не заметив, наклонился к нему.

– Вы мне не поверите, но у меня украли портшез! – воскликнул он. – Он всегда стоял в маленькой гостиной, там же, где и секретер с письмом Мэри Шелли. Так вот, украли не письмо, а портшез!

– В самом деле странно, – согласился Ларри.

– Не скрою, меня это очень заинтриговало, – сказал Пол.

– Помнится, после того достопамятного призрачного обеда вы поднялись наверх и так обрадовались, когда обнаружили там вашу очаровательную француженку. Ох, простите меня! – воскликнул Креспи.

Пол побледнел. Дон Этторе был так искренне расстроен, что Ларри решил все выяснить. Это позволяло также сменить тему, потому что ему вовсе не хотелось, чтобы они рассуждали об исчезновении портшеза.

– Это была… Юнона, которую мы тогда с тобой встретили?

– Да, – ответил Пол. – Между нами что-то… что-то начиналось. Я тебе потом расскажу, – сказал он, но Ларри показалось, что он не собирается этого делать.

– Дон Этторе, – с притворной веселостью обратился Пол к пожилому джентльмену, – чтобы помешать вам предаваться воспоминаниям, мне придется незамедлительно отвезти вас на ваши виноградники.

– Мне очень жаль, – сказал дон Этторе, вставая. – Я слишком неловок! Можно, я возьму с собой одно из одеял, которые, кажется, никому не нужны, потому что, поднимаясь сюда в джипе, я замерз.

Он вдруг стал похож на провинившегося мальчишку. Пол ласково похлопал его по плечу.

– Все же я рад, что вы запомнили ее такой, потому что и я ее такой запомнил, – сказал он, отвернувшись.

Дон Этторе уселся рядом с Полом, а Ларри устроился как мог на заднем сиденье потрепанного автомобиля.

– Я поеду вдоль побережья, через Торре-дель-Греко, чтобы оценить ущерб, нанесенный южным склонам, а потом мы поднимемся к вашим виноградникам, – сказал Пол немного резко, словно пытаясь забыть о своей недавней откровенности.

– Как хотите, – откликнулся Креспи виновато.

Пол думал, что на дороге будет такая же суета и беспорядок, как перед бомбардировкой в Кассино, но на второй день после начала землетрясения жители словно оцепенели в тревожной безнадежности, считая, что единственное спасение от новых потоков лавы – в бегстве к морю. Кое-кто враждебно поглядывал на бледное и осунувшееся лицо Ларри, словно он был колдуном, решившим испробовать свои способности на склонах вулкана, и результат не замедлил сказаться. А как еще можно было объяснить, что такой тип едет в джипе в сопровождении офицера и штатского, в котором сразу можно было признать человека влиятельного? Вслед им неслись злобные проклятия. Пол повернулся к Ларри и с сарказмом в голосе сказал:

– Виновата дьявольская сторона твоей натуры. Ты пугаешь людей.

По мере того как они продвигались вдоль берега моря, погода понемногу менялась. Ветер стих, а вместе с ним исчез и едкий запах, который испускал столб дыма, вертикально поднимавшийся над жерлом вулкана на головокружительную высоту. Этот враждебный неровный столб был похож на склоны Монте-Каиро в разгар наступления Тридцать четвертой и Тридцать пятой дивизий, а южные склоны вулкана, покрытые цветами, напротив, выглядели вполне мирно и живописно. С каждым поворотом дороги чувство всеобщего облегчения мало-помалу вытесняло тревогу, словно люди верили, что на этот раз беда их миновала.

Как только Пол свернул с идущей вдоль берега дороги вверх, к склонам, дон Этторе воскликнул:

– Вот здесь сошла лава в тысяча девятьсот шестом!

Возникшая было неловкость исчезла, и старым джентльменом овладело почти юношеское веселье, которое росло по мере того, как росла его уверенность в том, что на сей раз его виноградники не пострадали.

– Вы увидите, лейтенант, – сказал он, обращаясь к Ларри, – какое чудо мое «Лакрима-Кристи». Сохранившее аромат винограда, с легким привкусом серы. Ваш друг его уже пробовал, и оно, кажется, ему понравилось.

Ларри сделал страшное лицо, стараясь внушить дону Этторе, чтобы тот не пытался вернуть Пола к грустным воспоминаниям. Креспи замолчал.

– Привкус серы… – шутливо произнес Ларри. – Не уверен, что в нынешних обстоятельствах это можно считать достоинством!

– Замечательное вино, – сказал Пол. – А если бы ты видел, в каких бокалах нам его подавали!

С холмов веял весенний ветерок, игривый и душистый, возвещавший конец всем несчастьям. Джип рычал на поворотах, а трое пассажиров погрузились в приятную эйфорию. Испытания, сражения, любовные неудачи этой бесконечной зимы и угрожающе нависшее над ними свинцовое вулканическое облако были забыты, когда за ветровым стеклом перед ними открылся, как чудесное видение, поистине райский пейзаж.

– Впереди Сорренто, Амальфи и Равелло136136
  Одни из самых живописных городов Италии, расположенные близ Сорренто.


[Закрыть]! – воскликнул дон Этторе. – Самая прекрасная дорога Италии! Коляски и повозки, увитые зеленью. Лимонные рощи и душистые ветра!

Пол подмигнул дону Этторе. Старик понял, что его оплошность забыта, и тихо усмехнулся. На его подвижном лице появилось выражение, какое могло быть у старого кондотьера в день победы над врагом. Пол подумал, что такое же лицо, наверное, бывало у Креспи тогда, когда ему удавалось разрешить какую-нибудь не имевшую ранее решения задачу или осилить неинтегрируемое уравнение. Внезапно старик привстал в джипе.

– Смотрите, вот они! – крикнул он, обводя рукой горизонт. – Вот они, мои виноградники!

Пол постарался скрыть свое разочарование. На холмистой поверхности земли лозы почти не было видно, но опытный глаз Пола различил глубокие борозды и следы танков и самоходных гаубиц. Он подумал, что немцы, должно быть, скрывались здесь, когда вдоль берега шли части Пятой армии.

– Семена прорастут к середине мая как символ возрождения! – радостно говорил Креспи, заражая своим ликованием собеседников. – Теперь, когда виноградари вернулись домой, я приглашаю вас на праздник сбора урожая!

Дорога превратилась в утрамбованный проселок, и Пол остановил машину на крутом повороте.

– Я узнаю тропинку! – воскликнул дон Этторе и прежде, чем Пол смог его удержать, соскочил на землю и с юношеской прытью зашагал по полю.

– Нет! – заорал Пол.

Но было поздно. Раздался сухой взрыв. Дон Этторе коротко вскрикнул и упал в нескольких метрах от дороги.

– Боже мой! – воскликнул Пол, выходя из машины. – Я только-только заметил следы, оставленные Десятой танковой дивизией, и не успел его предупредить, как он уже убежал…

Ларри догнал друга у самого начала тропинки.

– Они всегда оставляют после себя минные поля. Иди осторожно по моим следам, наверняка здесь есть и другие мины! – крикнул Пол.

Они быстро подошли к дону Этторе. Он лежал на боку и стонал, держась за правую ногу.

– Какая глупость, какая глупость, – прошептал он. – А я так радовался…

Ларри склонился над раной. Берцовая кость торчала под прямым углом, кровь била фонтаном. Ларри тотчас же стянул с себя рубаху.

– Что ты де… – начал было Пол.

– Привычка, – ответил Ларри.

Он сделал жгут и как можно туже затянул его на ноге дона Этторе, остановив кровотечение.

– Попробуем перенести его в джип, – сказал он. Пол дрожал всем телом.

– Как же это… как же это я не успел предупредить его… – лепетал он.

– Ты ни в чем не виноват: разве мы могли предположить, что он выскочит из джипа, как коза!

– Нет-нет, вы ни в чем не виноваты, капитан, – прошептал Креспи. – Это я… я вел себя как глупый осел… Какая глупость!.. Джанни предостерег бы меня… Я ехал в машине с двумя вновь обретенными друзьями… Впереди было столько прекрасных лет… А теперь…

На лбу у него выступили капельки пота.

– Мы отвезем вас, дон Этторе, – сказал Ларри. – Жгут держится.

Креспи грустно улыбнулся и показал на Везувий.

– Я ухожу, – выдохнул он. – Знаете, что писал Плиний… о своем дяде, погибшем во время извержения семьдесят девятого?.. «Он возлежал на останках мира».

Дон Этторе закрыл глаза, и лицо его исказилось от боли. Пол наклонился к нему.

– Я поеду очень медленно, – сказал он ласково. – В Сан-Себастьяно есть полевой госпиталь, врачи вам помогут.

Они попытались приподнять старика, но тот снова закричал.

– Нет, друзья мои… Это невозможно… Я ухожу… жаль… Я так любил этот мир, несмотря на все испытания… Да, я так любил свое земное существование… Я был бы несчастен, если бы не родился… Каждую минуту своей жизни я…

Он не смог договорить. Пол и Ларри стояли перед ним на коленях, не зная, следует ли им предпринять еще одну попытку. Креспи приподнял руку.

– Послушайте меня, – сказал он прерывающимся, но слегка окрепшим голосом. – Сообщите Джанни… осторожно… Скажите ему, что его сиятельство сыграл с ним дурную шутку… и умер раньше его. Он служил у меня пятьдесят лет, он знает, что я открыл на его имя небольшой счет в Рабочем банке на Римской улице. Вот еще… Передайте мой архив Неаполитанскому университету… Он не такой ценный, как архив принцессы Скальци, но все-таки… О Шелли… Письмо из секретера отдайте ей… Это немного облегчит ее сожаления об испорченном рисунке…

– Мы все сделаем, дон Этторе, но не стоит так много говорить… – сказал Пол сдавленным голосом. – Вы все скажете ей сами…

Креспи снова слабо улыбнулся:

– Теперь Домитилла… Мне хотелось бы помочь ее семье, хотя мне и кажется, что они не пара… В гостиной есть маленькая шкатулка… Это ей. О Господи, я и не знал, что может быть так больно!

Голова его лежала на комке земли. Пол снял китель и сделал из него некое подобие подушки. Креспи прикрыл глаза, но тут же снова тревожно открыл.

– У вас, случайно, нет листка бумаги? – спросил он неожиданно. – В самом конце моей последней работы, той, что лежит на письменном столе в гостиной в зеленой папке, есть непонятное предложение… мне бы хотелось… его прояснить.

– У тебя есть бумага? – спросил Пол у Ларри. – У меня только автоматический карандаш.

– Нет… Впрочем, вот записка Мэри Шелли!

– Пишите на обороте, мой мальчик, – торопливо произнес дон Этторе. – Я предпочел бы, чтобы литература и наука встретились при других обстоятельствах, но у нас нет выбора…

Он нервно провел рукой по лбу.

– Пишите: «Я сгруппировал предыдущие выражения и получил следующее: сумма (n+1) = 1/2 (n+2), – откройте квадратные скобки, – (n+1) + 1», – закройте квадратные скобки, они поймут… Покажите… Да… Правильно… Дальше: «Здесь следует отметить, что вид нового уравнения идентичен виду исходного с той только разницей, что п заменено на (n+1)». Записали?

Его голос был едва различим, и Ларри торопливо писал, прислушиваясь к дыханию, слетавшему с губ дона Этторе.

– Хотите, я перечитаю?

– Нет… Еще несколько строк… «Другими словами, если моя формула применима к п, то она применима и к (n+1). Если падает одна костяшка, то вслед за ней падают и все остальные. Я настаиваю на том, что это завершенное индуктивное доказательство», – закончил он, и глаза его блеснули.

– Я все записал, – сказал Ларри. – Потом перепишу это и положу в папку.

– А как там мои дорогие доминошники из кафе «Вакка»?.. – прошептал дон Этторе.

Изо рта у него вытекло немного слюны. Он судорожно дернулся и уронил руку. Ларри взглянул на застывшего в отчаянии Пола.

– Повторяю еще раз: ты ни в чем не виноват, – ласково утешил его он. – Дон Этторе прожил прекрасную жизнь, ведь так?

– Скажу тебе одно: я никогда не буду пить «Лакрима-Кристи», – выдавил Пол и осторожно закрыл глаза дону Этторе.

С большим трудом они перенесли тело в джип и положили на заднее сиденье, завернув в одеяло, которое захватил дон Этторе. «Надо же, – подумал Ларри, – последний раз, когда я переносил мертвое тело, это был труп Амброджио Сальваро, мне помогала Домитилла, а Коррадо следил за нами». Пол резко нажал на газ, развернулся и молчал до самого Боскотреказе. Ларри не решался смотреть на тело Креспи и глядел прямо перед собой. «Какая глупость, какая глупость!» – все время повторял Пол сквозь зубы. При въезде в Торре-дель-Греко он резко затормозил на обочине каменистой дороги и молча стукнул кулаком по рулю.