Текст книги "Шесть серых гусей"

Автор книги: Анри Кулонж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

– Среди которых ты уже начал выбирать что украсть, разбойник! Ты начал с рисунка, потом стащил письмо, которое сейчас у меня! Унес бы и больше, если б смог! Ты только не сказал мне, как тебе удалось доставить свою добычу в Неаполь. Ведь монахи вроде тебя не имеют права покидать стены аббатства!

Коррадо усмехнулся:

– Когда отец аббат и полковник Шлегель решили увезти монастырские сокровища, мне поручили спуститься вниз, на завод по производству апельсинового сока, и помочь им сделать ящики для книг. Там я узнал, что заводской грузовик должен отвезти в Неаполь сезонных рабочих, которые трудились здесь все лето. Я забрал то, о чем вы знаете, украл в деревне гражданскую одежду и фуражку, чтобы прикрыть тонзуру, и спрятался в машине.

– Поздравляю! Но почему ты решил прийти в тот дом?

В первый раз Ларри увидел на лице Коррадо некое подобие улыбки, отчего оно стало почти привлекательным.

– Чтобы снова увидеть Домитиллу, – прозвучал ответ, которого Ларри совсем не ожидал.

Ларри потрясенно смотрел на Коррадо.

– Ты с ней знаком?

Коррадо робко кивнул:

– Да. И через нее познакомился с Амброджио. Поверьте, это не самое лучшее мое воспоминание. Мне было шестнадцать, ей – тринадцать, и он гнал меня прочь, когда я пытался с ней повидаться. После того как родители вернулись работать в город, я жил на углу улицы Карло Поэрио. Ни в Сан-Доменико, ни в Сан-Себастьяно нечем было заработать на жизнь… Это было еще до того, как авария автобуса в Сарно сделала меня сиротой, до того, как мой опекун определил меня в приют при церкви Святой Реституты. Все знали, что отец Домитиллы занимается контрабандой, но он не хотел, чтобы я встречался с его дочерью, потому что все еще считал себя адвокатом! Впрочем, – добавил он покорно, – не было нужды ей это запрещать: она на меня даже не смотрела, а я, бывало, целыми днями ждал ее у аквариума, куда она ходила играть.

– Ты был влюблен?

Он состроил разочарованную мину.

– Говорю вам, она не обращала на меня внимания, – повторил он печально. – Знаете, меня почти насильно отправили к монахам, и все годы, что я был послушником в монастыре, я мечтал о том, чтобы ее увидеть. Найдя наконец способ убежать из аббатства и привезти товар ее отцу, я подумал, что он разрешит мне войти в дом и я смогу с ней повидаться… хотя бы на минутку… Но знаете, что он сделал? Отругав меня за то, что рисунок в таком ужасном состоянии, он унес его, сказав, что покажет заинтересованным людям, и отказался дать мне за него денег! Письмо, от которого осталось всего несколько строк, он тоже взял и еще накричал на меня, как будто это я залил его водой! Я прождал целую неделю, а в то утро проник в дом, чтобы попытаться вернуть свое добро.

– И чтобы посмотреть на нее?

– Да уж, в этот раз я ее видел! – воскликнул Коррадо, и лицо его просветлело. – Я был вознагражден! В тот знаменательный день я вдоволь насмотрелся! И должен вам сказать…

С улицы послышался детский крик. Ларри встал и открыл дверь. На улице что-то переменилось. В воздухе стоял едкий сернистый запах, который, казалось, давил на странно неподвижные цветущие деревья.

– Ребята! – позвал он. – У меня есть для вас монетки по десять лир!

Из соседних лачуг показались две детские фигурки. Казалось, они предоставлены самим себе, как маленькие оборвыши, бегающие по улицам Неаполя.

– Ваши родители ушли? – спросил он.

– За овощами в Сан-Себастьяно…

– Помогите мне отвести туда Коррадо, он поранился, – сказал он, давая каждому по монете.

– У меня есть старый велосипед, – сказал старший из детей, немного поколебавшись. – Но у него нет шин.

– Давай быстрее!

Ларри бегом вернулся в дом, свернул пергамент и спрятал у себя на груди, испытывая странное успокоение от его теплого и какого-то плотского контакта с кожей. Коррадо снова со стоном рухнул на матрас.

– Сможешь сесть на велосипед? – спросил Ларри бодро. – Мы спустимся в деревню, тебе не надо будет крутить педали: мы тебя повезем.

Ребятишки вернулись со старым ржавым агрегатом. С большим трудом они взгромоздили Коррадо на седло и, поддерживая, направились в деревню.

– Не отпускайте меня, – с тревогой взмолился раненый. Пока они двигались вниз по склону, он вздрагивал и мотал головой, словно всеми силами стараясь не потерять сознание. На полпути, когда уже стала видна разрушенная овчарня, его вырвало прямо на руль.

– Прекрати пачкать все, к чему прикасаешься! – с отвращением крикнул старший из детей, и Ларри задумался: что он имеет в виду?

– Держись, вот уже показались дома, – бросил он.

– Пожар! – воскликнул Коррадо, поднося руку к щеке. В тот же момент и Ларри почувствовал на лбу жжение, словно его укусила оса. Он обернулся к вершине вулкана. Белый пушистый султан, обычно ее украшавший, еще вчера казавшийся продолжением заснеженной вершины, превратился в огромный столб мутного переливающегося дыма, похожего на кусок покрытого оспинами антрацита, как склоны горы Кайро два месяца назад. Ветер совсем стих, и на фоне черных туч раскаленные угольки сверкали, как падающие звезды. Ему вспомнились строки из «Освобожденного Прометея»125125
  Лирическая драма П. Б. Шелли.


[Закрыть].

– Земля дрожала, и над ней

Из туч свергался дождь камней,

Живому нес уничтоженье126126
  Перевод К. Бальмонта.


[Закрыть], – прошептал Ларри. Он вспомнил, что Шелли, Мэри и Клер поднимались на Везувий 18 декабря 1818 года. Там были все, кроме Элизы. И у всех осталось от поездки ужасное впечатление.

– Серой пахнет со вчерашнего дня, но так иногда бывает, – невозмутимо произнес один из мальчиков. Такое спокойствие могло появиться только от долгого соседства с вулканом.

– На сей раз это серьезно, – ответил Ларри. – Во всяком случае, так нам до деревни не добраться. Укроемся в овчарне.

Он подобрал среди овечьего навоза доску, которая когда-то служила ставнем.

– Возьмите ее, чтобы защититься от угольков, бегите вниз к родителям. Бегите со всех ног!

Ребятишки бросились вниз, вырывая друг у друга доску и крича то ли от возбуждения, то ли от страха. Стоя под крышей ветхого строения, он смотрел, как они удаляются, потом нервно рассмеялся. Извержение! Было от чего волноваться! Ему самому давно казалось, что он бродит по миру, в котором божественные грозы трагическим эхом откликались на человеческую жестокость. Только святая Схоластика в своей невинности и чистоте могла бы отыскать, быть может, в этом ужасе своих голубок. «Так защити же нас, святая заступница, – взмолился он тихо, усаживая Коррадо возле деревянной кормушки. – Защити этого бедного мальчика, которого твой верный почитатель так не любил, но который тем не менее часто украшал цветами твою статую». Он ослабил жгут на ноге Коррадо, Рана выглядела ужасно, но кровотечение, кажется, прекратилось. Коррадо тихо постанывал, закрыв глаза.

– Как только пепел перестанет падать, я пойду за помощью, – сказал ему Ларри.

– Это лапилли127127
  Шлаковые и пористые куски лавы.


[Закрыть], – прошептал Коррадо. – Я видел такое в тридцать третьем, когда лава залила дорогу в Боскот-реказе128128
  Городок в 23 км от Неаполя.


[Закрыть]. – И добавил так, словно речь шла просто о топографическом уточнении: – Я не чувствую своей ноги.

– Послушай, я пойду за помощью, как только это станет возможным. Кровь больше не идет, а от пули в мягкое место не умирают! Лучше вспомни, что ты начал мне рассказывать, когда закричали мальчишки.

Коррадо посмотрел на него, пытаясь собраться с мыслями.

– Это я убил Амброджио, – произнес он едва слышно. Ларри снова показалось, что он ослышался:

– Что ты мелешь?, . Это Домитилла! Я в некотором смысле имею право это утверждать! Амброджио набросился на меня, размахивая кинжалом. Если бы она не схватила его за руку и не толкнула головой в зеркало, меня бы здесь не было. Коррадо усмехнулся:

– Говорю вам, его убил я. У нее не хватило бы на это сил. Вы что, мне не верите?

– Нет. Мне даже кажется, что ты бредишь, – ответил Ларри, кладя руку ему на лоб.

– Я не брежу, но мне холодно… – прошептал Коррадо. – Так холодно, а кругом горячий пепел…

– Надеюсь, мальчишки благополучно добрались, – сказал Ларри. – Если тебе холодно, возьми мою куртку.

Коррадо отмахнулся:

– Спасибо, она воняет хуже, чем рясы монахов!

– Извини, ты очень капризен. Не забудь, что я два месяца ее не снимал!

Коррадо кивнул.

– Раз вы мне не верите, я расскажу, как я его убил, – сказал он голосом, в котором вдруг появилась твердость и какая-то гордость. – Как я вам уже говорил, он забрал то, что я вынес из аббатства, и не дал мне за это ни лиры. Поэтому в то утро я проник в его квартиру через крышу, чтобы вернуть свое имущество, и ждал его.

– Твое имущество! Скажешь тоже! Кроме того, у тебя не было никакого шанса получить деньги: у Амброджио ничего не было. А даже если бы было, ты его знаешь достаточно хорошо для того, чтобы понимать, что он ни гроша бы тебе не заплатил!

Коррадо пожал плечами:

– Его все равно не было дома.

– Я это и сам знал: он отправился в порт продавать мою машину! Это тебя, в сущности, устраивало: ты мог спокойно посмотреть на Домитиллу.

Коррадо кивнул.

– Да… – ответил он грустно. – Я увидел ее впервые после трех лет разлуки… Я спрятался в комнатушке за кухней и видел то представление, которое она вам показывала. Теперь я могу без сожаления отправляться к святой Схоластике, туда, где она сейчас: я видел то, что хотел увидеть, даже если она показывала это не мне, а вам. Зрелище того стоило! – Он закрыл глаза, и на лице у него застыло восхищенное выражение, словно он пытался навеки сохранить воспоминание о том, что видел. Ларри насмешливо рассмеялся:

– Если ты отправишься в рай – в чем я сильно сомневаюсь, – ты рискуешь встретиться там с отцом Мауро, и это тебе может не понравиться.

Коррадо пожал плечами.

– Тут появился этот тип, которого никто не ждал, – продолжал он. – И бросился на вас, как буйнопомешанный… Никем не замеченный, я пошел за ним по пятам, спрятался за портьеру у входа в коридор, как настоящий бретер, и увидел Домитиллу, спешащую к вам на помощь. Вы заметили, как храбро она себя вела? Конечно, мне очень хотелось, чтобы она была влюблена в меня так же сильно, как влюблена в вас, но я сразу понял, что ей не справиться с этим сумасшедшим… Неправда, что она швырнула его в зеркало. Она – вы, конечно, скажете, что это самое главное, – не дала ему вас зарезать, схватив руку с ножом. Остальное, – продолжил он с явной насмешкой, – остальное – моя работа. Я толкнул его вперед, я подобрал выроненный им кинжал, и я довершил дело, сделав с ним то… ну, то, что он хотел сделать с вами.

Он так правдоподобно и естественно показал, как он это сделал, что по спине у Ларри побежали мурашки.

– Я немного задержался в квартире, видел, как Домитилла мыла пол вокруг трупа, как она вынимала пачки денег у него из карманов… Поэтому я знаю, что у вас водятся деньжата, и немалые.

– Это были деньги от продажи машины. Думаю, Домитилла сейчас живет на них…

– Вы тоже не видели ее с той ночи?

– Нет, на следующий день мы встретились… А потом… Я тоже ушел.

– А она, кажется, так вас любила!

– Да, но без взаимности, и, может статься, я сомневался в ее любви… Она хотела сбежать от отца и ушла бы с любым офицером только для того, чтобы уехать из Неаполя.

Коррадо, кажется, успокоился, и лицо его немного прояснилось.

– Это хорошо, что вы оставили ей деньги, особенно потому, что у нее никогда столько не было, – сказал он восхищенно.

– Спасибо за одобрение. Но расскажи, что было дальше…

– Так вот, когда я увидел, какой оборот принимают события, как трудно вам спускать по лестнице тело, я собрался было вам помочь и, не говоря ни слова, взяться за носилки, но я не знал, как на это отреагирует Домитилла. А мне больше всего хотелось оставаться в стороне от всего этого. И я убежал и вернулся в Сан-Доменико в старый дом родителей.

Что-то в его рассказе насторожило Ларри.

– Да, возвращаясь к тому вечеру… Ты говоришь, что не знал, как отреагирует Домитилла… Ты не сказал мне, видела она тебя или нет?

– Мне кажется, видела. Мы встретились взглядами! Но, как я вам уже говорил, она меня не любила. Еще когда она была совсем маленькой, а я учился в лицее, она все время говорила, что я стараюсь застать ее врасплох, напугать…

Лицо его исказила гримаса боли.

– Все-таки я снова ее увидел, – прошептал он. Ларри надоело говорить о Домитилле, и он подошел к двери.

– Послушай, сейчас камнепад прекратился, и я попробую спуститься. Никуда отсюда не уходи, я вернусь со спасателем.

Коррадо посмотрел на него.

– Если вы когда-нибудь с ней встретитесь… – начал он.

– Маловероятно, – нетерпеливо прервал его Ларри. Коррадо снова закрыл глаза. Ларри несколько минут молча его разглядывал.

– Отец Мауро был прав, ты не самый лучший кандидат в монахи, – сказал он. – Но почему ты согласился похоронить себя там? Ты говорил, что это было против твоей воли, я легко могу такое допустить. Только не понимаю, как монахи могли так ошибаться на твой счет: ведь ты превратился – назовем вещи своими именами – в настоящего разбойника.

– Директор пансиона Святой Реституты, куда меня отдали в четырнадцать лет после смерти родителей, считал меня хорошим учеником, особенно по латыни… Я хорошо прислуживал во время мессы… И потом, это избавляло моего опекуна от необходимости заботиться обо мне… Когда мне предложили стать послушником, я согласился, но без всякой радости… И не для того, чтобы принять постриг, а чтобы забыть…

Рука его потянулась к бедру, словно пытаясь защитить рану.

– После всего, что случилось, я пошел к нему… Не для того, чтобы рассказать о том, что случилось на Ривьера-ди-Кьяйя, конечно, а чтобы просто объяснить, что не могу больше жить в монастыре… Мне повезло, он меня понял… Он больше не руководит пансионом, а служит каноником в Дуомо129129
  Кафедральный собор Неаполя.


[Закрыть]… Я выжил благодаря ему. Он защищал меня, кормил, давал денег… Как-то раз на улице меня ранил американский военный, и я пришел к нему… Если со мной что-нибудь случится, сообщите ему… Канонику Кардуччи…

– С тобой ничего не случится, – ответил Ларри. – Мы вернемся и спустим тебя вниз, а я прослежу, чтобы о тебе позаботились. Это винодельческий район, тебя смогут нанять на работу. Из тебя не получилось хорошего монаха, может быть, получится хороший виноградарь. Ну, до скорого!

Он засунул пистолет в карман, открыл дверь и побежал вниз по склону.

Держа над головой куртку, которой пренебрег Коррадо, Ларри вскоре добрался до первых домов Сан-Себастьяно. Деревушка, прижавшаяся к склонам вулкана, казалась пустой, словно все ее жители убежали к морю – или туда, где небо пока оставалось чистым. Он обернулся посмотреть на овчарню, казавшуюся отсюда маленькой и хрупкой под продолжавшими сгущаться тучами, и пошел к церкви, невзрачный купол которой виднелся среди черепичных крыш. Над пустынной и тихой улицей нависла тяжелая и душная атмосфера.

– Есть здесь кто-нибудь? – крикнул он. – Что же это такое! Мне нужен врач! Мне нужен врач, – повторил он, но на его тревожный зов ответило только эхо, отразившееся от стен почерневших и опустевших домов.

Он продолжал спускаться в сторону церковной площади и, только дойдя до самого центра деревни, понял, что произошло. Там стояла плотная толпа, молча глядевшая на поток лавы, медленно продвигавшийся по главной улице. Это ничем не напоминало языки пламени и огненные взрывы, которые он представлял себе, когда рассматривал гравюры с изображением извержения Везувия в неаполитанской траттории. В ста метрах от него, за эфемерной преградой из полицейского оцепления, смрадная магма наступала безжалостно, медленно и вязко, словно гигантское щупальце. Лава просачивалась в проходы между домами с яростным и неотвратимым упорством, заливала площади и улочки и, окружив какое-нибудь несчастное здание, неумолимо сминала его с тихим всасывающим звуком, за которым следовал глухой треск рушащихся стен. Происходящее показалось Ларри прямой – но не менее жестокой – противоположностью тому истерическому вою и оглушающему грохоту, которыми сопровождалась бомбардировка аббатства. В тяжелом и тревожном молчании на глазах у потрясенных жителей исчезала деревня, пойманная и съеденная чем-то вязким и прожорливым.

– Назад, назад! – кричали карабинеры, когда лава захватывала все новые куски земли. Серая толпа, жалобно причитая, неохотно отступала, как будто считая себя последней преградой, способной еще остановить наступление стихии.

Время от времени, когда падал очередной дом, почти непристойно обнажая свои самые интимные уголки: старенькие дешевые обои в цветочек, убогую мебель, пожелтевшие фотографии, появлявшиеся на миг только для того, чтобы тотчас же исчезнуть навсегда в толще шлака, – слышались душераздирающие рыдания.

– Там, наверху, в Сан-Доменико, раненый! – крикнул Ларри. – Есть здесь врач?

На него посмотрели так, словно при сложившихся обстоятельствах его вопрос был просто неприличен.

– В такой день болеть нельзя, – проворчала какая-то старуха.

– Он не болен, он ранен и истекает кровью! Где врач, черт побери?

Никакой реакции. Он подошел к офицеру карабинеров.

– Я все слышал, но что мне прикажете делать? – ответил тот. – Действительно, очень не вовремя!

– Вы не из нашей деревни и вообще не из наших мест, – недоверчиво прибавил деревенский старейшина. – Кто он, этот ваш раненый? Один из тех солдат, которые так торопились вернуться домой, что довели страну до перемирия, из-за которого мы теперь по уши в дерьме? Идите к вашим друзьям-американцам и просите, чтобы они его вылечили. Как только они узнали, что вулкан проснулся, то приехали в Черколу, что у самого его подножия, со всем необходимым оборудованием, чтобы помочь нам.

– Будет поздно!

– Церковь, – произнес кто-то, не повышая голоса, словно пытаясь отвратить то, что вот-вот должно было случиться.

Старинное здание стало в свою очередь разрушаться, и толпа поняла, что даже Провидение не поможет. Серовато-белый купол внезапно треснул, как яйцо, из которого собирается вылупиться цыпленок. Лава охватила церковь с двух сторон, словно тисками, фронтон приподнялся, воспарив в насыщенном серой воздухе. Спустя мгновение купол, колонны и стены обрушились с глухим шумом в озеро магмы, и от святилища остался только мертвенно-белый портик, сквозь который просвечивало неоглядное свинцовое небо. Глухой стон отчаяния и протеста пронесся над толпой.

– Почему не вынесли святого? – крикнул сердитый голос. – Выносите святого, черт побери! Почему члены братства его не выносят? Сейчас или никогда!

– Потому что теперь помощи ждут от америкосов, а не от церкви! – ответили ему.

– А в результате она рухнула, – иронично прокомментировал человек, стоявший рядом с Ларри.

– Я помню, статую выносили в двадцать девятом, ведь так, Фабрицио? И чем это помогло, спрашивается? Жители разрушенных тогда деревень могут кое-что об этом рассказать!

Какой-то краснолицый старик в старом тяжелом плаще подошел к карабинерам.

– Мы несем его, несем, просто не сразу смогли отыскать ключ, – сказал он срывающимся, но полным надежды голосом.

– Слишком поздно для церкви, но, может быть, успеете спасти кинотеатр, – ответил сержант.

Ларри посмотрел на кинотеатр, стоявший прямо напротив церкви. На облупившихся колоннах перистиля еще видны были обрывки довоенных афиш и можно было прочитать имена актеров: «Алид… Вал… Мае… ир…». Низ был оторван. Он никогда не узнает, как назывался фильм, но это было не важно, потому что становилось ясно, что благородное лицо Алиды Вали130130
  Валли, Алида (наст, имя и фамилия Анна Мария Альтепбургер; род. в 1921 г.) – итальянская киноактриса.


[Закрыть] тоже исчезнет, что станет высшим оскорблением красоты и изящества. При мысли о том, что они могут лишиться не только церкви, но и кинотеатра, жители деревни впали в уныние, близкое к апатии, и Ларри понял, что сейчас никто ему не поможет. «Тем хуже, я спущу его вниз сам, как смогу, а когда он будет лежать посреди площади, то будет крестный ход или нет, им все равно придется что-то делать», – подумал он. Отойдя от толпы, он двинулся вверх по улочке, по которой спустился в деревню, но тут из дома вышел карабинер и преградил ему путь.

– Прохода нет, – сказал он.

– Я шел здесь пять минут назад! На полпути к Сан-Доменико в старой овчарне лежит раненый. Сын Кариани.

– Кариани или принц Савойский, все равно прохода нет, – повторил карабинер. – Слишком поздно.

В его голосе слышались мрачные похоронные интонации: «Слишком поздно».

– Слишком поздно для чего? Для того, чтобы спасти истекающего кровью человека?

Молодой карабинер неожиданно вышел из себя:

– Вы что, не видите, что происходит? Наверху больше ничего нет, и ваш приятель – раненый он был или нет – нашел там свою могилу.

Ларри оттолкнул его и поднялся еще на несколько метров, чтобы попытаться самому разглядеть овчарню. Огромный столб на вершине вулкана стал еще толще, словно был вытесан из неизвестного свинцово-серого непрозрачного вещества, в толще которого теперь медленно двигались угрожающие смерчи. Воздух там, вдали, был, казалось, так насыщен мелкими частицами, что даже не пропускал света…

– Вернитесь! – приказал карабинер.

Ларри показалось, что он слышит звук передергиваемого затвора. Но тут позади них, в центре деревни, раздались громкий шум и крики. Не обращая внимания на Ларри, карабинер побежал к площади. За прошедшие несколько минут настроение резко изменилось. Жителями овладела какая-то странная эйфория. Несколько ребятишек начали танцевать фарандолу у края мерзкого потока, залившего половину городка.

– Что тут происходит? – удивленно спросил он.

– Она больше не движется, – ответил кто-то из жителей голосом, дрожащим от облегчения.

У колонн кинотеатра карабинеры расставляли вешки, обозначая ими границу, до которой дошел поток лавы, прежде чем застыл, словно каменный слоеный пирог. Задумчивому взгляду Алиды Валли предстал унылый пейзаж: поля дымящейся лавы, над которыми возвышались почерневшие куски стен, верхушки деревьев и обломки рухнувшего собора. Чуть ближе, на том месте, где еще несколько минут назад стояла галантерейная лавка, на поверхности плавала старая полуобгоревшая шина и – как символ счастливого времени – изящная ивовая корзина, абсолютно целая с виду.

– Как же так! – возмущалась старуха, с которой недавно разговаривал Ларри. – Почему святой спас не церковь, а кинотеатр?!

Чуть в стороне несколько жителей деревни, одетых в длинные черные плащи, уносили статую святого, справедливо считая, что тот факт, что наступления лавы остановлено, является пусть маленькой, но победой. Они торжествующе пели какой-то церковный гимн, который, как надеялся Ларри, был им внушен не божественной благодатью. Он вспомнил про бенедиктинцев, которые пять недель назад вышли, неся перед собой статую основателя своего ордена, к немецкой линии обороны, но тут же были вынуждены поспешить обратно в аббатство. Неужели в этой стране любой святой должен уметь предотвращать катастрофу? Или ее оправдывать? Среди членов братства было несколько совсем еще молодых людей: должно быть, честь состоять в нем передавалась от отца к сыну. Ларри двинулся к ним навстречу, решив обратиться ко всем сразу, чтобы быть наконец услышанным.

– Синьоры, – сказал он, поздоровавшись, – может быть, вы сможете мне помочь. Там, наверху, в Сан-Доменико, есть раненый. Срочно нужен врач.

Они переглянулись.

– Но в Сан-Себастьяно нет врача, мой бедный друг, – ответил человек среднего возраста. – Они все в Неаполе, деньгу зашибают. Им не до нас!

– У нас тут есть санитар, – сказал его сосед. – Сын Чезаре. Как там его зовут… Ах да, Валерио. Валерио! – громко позвал он.

Подошел молодой человек. На нем тоже были черный плащ, длинный пиджак и серебряная цепь, как у остальных, но этот наряд казался слишком мрачным для его по-юношески хрупкой фигуры.

– Валерио, возьми инструменты и иди с синьором, – приказал человек, бывший, судя по всему, главой братства. – Не забудь, – добавил он, – что мы благородные люди.

Внимание Ларри привлекла одна деталь: из нагрудного кармашка пиджака у молодого человека выглядывал немного выцветший красный платок, оттенок которого показался Ларри смутно знакомым. Он нахмурился, пытаясь вспомнить, где он мог его видеть. Но юноша ждал, и Ларри не стал ни о чем его спрашивать.

– Я захвачу по дороге сумку и догоню вас, – флегматично произнес Валерио.

– Надо торопиться, – нервно бросил Ларри, и они почти побежали вверх по улице.

Судя по всему, карабинер оставил свой пост, и они беспрепятственно вышли из деревни.

– Надеюсь, ничего серьезного, а то у меня с собой нет медикаментов, – встревоженно предупредил парнишка.

– В худшем случае мы просто отвезем его в Неаполь в санчасть Пятой армии, – решил Ларри.

Они увидели вулкан и замерли. Огромный столб над кратером, казалось, уплотнился. Небо словно пустило корни в гранитный постамент. Все вокруг было покрыто грязью и шлаком, над которым вились зловонные дымы.

– Я не вижу овчарни, – заволновался Ларри.

– Естественно, – откликнулся Валерио. – Все унесла лава. Наверное, это был тот поток, который разрушил церковь…

За потоком застывающей магмы, блестевшей и дымившейся, как только что заасфальтированная дорога, виднелась деревушка Сан-Доменико, которую, судя по всему, стихия пощадила.

– Бедный мальчик, – прошептал Ларри. – Он, конечно, не был ангелом, но такая смерть…

– Если бы он остался наверху, с ним бы ничего не случилось! – заметил Валерио. – Но, быть может, он смог убежать…

– Вряд ли, потому что он поранился, – ответил Ларри, не вдаваясь в подробности. – Он был неплохим парнишкой, хотя, конечно, и не образцом добродетели!

– Значит, его не приняли бы в члены нашего братства, – сказал Валерио.

– Он был принят в еще более святое собрание, представь себе! Сказать тебе – не поверишь.

– Правда? – спросил молодой человек, не выказывая ни малейшего любопытства.

Ларри с болью смотрел на поле лавы, навеки похоронившей под собой ничтожную жизнь, единственным светом которой была Домитилла. Он шел, задумавшись о том, какую странную и важную роль дважды сыграл Коррадо в его судьбе. Сначала он спас ему жизнь, обернув против Амброджио его же собственное оружие, а потом помог ему – против своей воли! – завладеть рисунком, который он, Ларри, так стремился получить. Он украдкой дотронулся до свернутого в трубочку пергамента, мягкую и шелковистую поверхность которого чувствовал кончиками пальцев, словно погладил оперение одной из шести серых птиц. В конце концов, Коррадо не виноват в том, что они не принесли на своих крыльях того, на что он надеялся!

Едкий запах дымящейся лавы был так силен, что они не сговариваясь двинулись прочь. Через сто метров Валерио, шедший впереди, остановился перевести дух.

– Мне сказали, ты санитар? – спросил Ларри.

– Да… – ответил он. – Волею обстоятельств. Я не остался бы им надолго, если бы не встретил в госпитале свою невесту.

– Невесту? – спросил Ларри, удивленный внезапной откровенностью. И вдруг его осенило. – Боже мой, – произнес он, пристально вглядываясь в молодого человека.

– Что случилось? – спросил Валерио.

– Гуттаперча, – прошептал Ларри и подошел пощупать ткань платочка в нагрудном кармане юноши.

– Не понял.

– Это гуттаперча. Да, я вспомнил ткань из гаража. Твоя невеста, случайно, не Домитилла Сальваро? Это кусок от палатки Нобиле, ведь так? Она дала его тебе как залог любви., .

– Знаете, Нобиле был родом из Прато, это недалеко отсюда, – пояснил Валерио, словно желая дать всему более прозаическое объяснение.

– Ты познакомился с ней в Баньоли?

– Нет, в госпитале Иисуса и Марии, но я встречался с ней и раньше, когда она сопровождала дона Этторе Креспн в его поездках на виноградники… Она действительно работала в Баньоли, но недолго.

Он уставился на Ларри, широко раскрыв глаза, словно в свою очередь о чем-то догадался.

– Так это вы тот английский офицер, о котором она мне рассказывала?

Ларри кивнул. Странно, но он был немного разочарован тщедушным телосложением молодого человека и его невыразительным лицом. Домитилла, пламенная Домитилла, ее пышная грудь – в таких объятиях? Он удивился, почувствовав укол ревности, который, наверное, ощутил и Коррадо, и произнес те же самые слова:

– Ну, так передай ей от меня… Нет, не говори ничего.

– Вы можете сделать это сами, – отозвался юноша.

– Она что, там, внизу?

– Само собой!

– Но ее же не было на площади перед кинотеатром!

– Была… Она даже сказала мне: «Если здесь не будет кино, я возвращаюсь в Неаполь».

Это было уже слишком: она стояла в толпе на площади! Ему казалось, что его бурные требования привести врача привлекли к нему всеобщее внимание, а она его не заметила и, возможно, даже не узнала. Когда они подошли к площади, он подумал, что не уверен, что хочет снова увидеться с Домитиллой. Они находились еще достаточно далеко от кинотеатра, и у Ларри было время уйти.

– Как твоя фамилия? – спросил он.

– Ганцони. Мы родом из Сан-Себастьяно, – пояснил Валерио ровным голосом. – К счастью, наш дом остался цел. У моего отца виноградники в окрестностях Грациано, но мы всегда жили здесь. Только вот уже пять лет не можем собирать урожай, и мне пришлось некоторое время поработать в другом месте…

– Понимаю, – ответил Ларри. – Слушай, мне кажется, нам с ней не надо встречаться. Не знаю даже, стоит ли рассказывать ей о том, что ты меня видел. Во всяком случае, спасибо, что пошел со мной.

– Но я ничего не сделал, – ответил Валерио.

Он в задумчивости брел по какой-то узенькой улочке, спускавшейся вниз, в долину.

– Ларри! – окликнули его.

Знакомый хрипловатый голос. Он быстро обернулся.

– Как же так, – сказал он, – твой жених сказал мне, что ты там, внизу, и собирался…

– Он неплохой мальчик, – перебила она, даже не поздоровавшись. – Его отец является членом братства, а это значит, что он принадлежит к числу именитых граждан.

– Я счастлив, – холодно ответил Ларри.

Ему показалось, что за прошедшие четыре месяца она повзрослела и расцвела. Круги под глазами почти исчезли. Ее волосы, да и сама она, выглядели более ухоженными, хотя она и потеряла частицу своей диковатой прелести.

– Послушай, Домитилла, влюбленные женщины так не говорят.

– Я не влюбленная женщина, – сказала она уверенным и грустным голосом. – Валерио, пожалуйста, оставь нас… Нам надо поговорить о вещах, которые тебя не касаются.

Ларри обернулся. Он не заметил, как молодой человек подошел к ним, увидев, наверное, как Домитилла махала англичанину рукой.

– Не беспокойся, Валерио, я сразу же уеду, и уеду надолго, – успокаивающе произнес Ларри.

Паренек неохотно отошел. Ларри несколько минут следил за ним взглядом, потом повернулся к девушке.

– Ты мне говорила, что выйдешь замуж за офицера! – бросил он. – А этого ты станешь водить за нос. Не уверен, что он тебе подходит…

По ее лицу промелькнула слабая улыбка, она вздохнула и продолжала молча смотреть на него.

– Прошло целых четыре месяца, – сказала она потухшим голосом.