Текст книги "Шесть серых гусей"

Автор книги: Анри Кулонж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)

– Если бы им был я! – воскликнул Ларри. – Я думаю, из нас получилась бы неплохая команда…

Пол в задумчивости шагал вдоль ограды парка.

– Правда, ты очень бы мне помог, – сказал он, обернувшись к Ларри. – Ты говоришь по-итальянски, ты знаешь и любишь город, который, честно признаюсь, мне чужд и непонятен… Я уверен, что тебе известны его тайны, подпольные организации, ты умеешь выявлять злоумышленников и контрабандистов…

– Этого добра здесь хватает. Но сейчас я могу опираться только на доносы, а их хотя и много, но все же недостаточно. Если мы хотим больше знать о том, что здесь происходит, нам нужен хороший осведомитель, но чтобы заинтересовать кого-то стоящего, следовало бы объединить наши скромные средства… Пол, надеюсь, у тебя есть хоть какие-то деньги?

– Очень мало, потому что у меня нет целевого бюджетного финансирования. Мейсон Хаммонд просто обещал мне ежемесячно присылать с Сицилии несколько сот лир…

– Значит, ты не один! Кто такой этот Хаммонд?

– Тот, благодаря кому я и попал сюда. Когда я был на последнем курсе Гарварда, он преподавал нам литературу и ввел меня в круг профессоров и историков искусства, которые под его руководством занимались вопросами охраны памятников в военное время. Они попросили, чтобы я написал отчет об их работе, и сразу же, в конце мая, как только Мейсон стал во главе комиссии, над названием которой издевался этот тупица, вызвали меня на Сицилию. Я тогда служил в Африке, и мой перевод сюда был оформлен всего за несколько часов… А после того, как в результате бомбардировок пострадали Палермо, Милан, Рим и Неаполь, меня срочно направили сюда, для солидности присвоив звание капитана.

Пол прислонился к решетке.

– Послушай, – продолжил он, помолчав немного, – мне нравится думать, что наша встреча не случайна. Я немедленно пошлю письмо Хаммонду и спрошу, нельзя ли назначить на этот пост тебя. В конце концов, это будет хороший пример сотрудничества между союзниками, о котором нам все уши прожужжали…

– Я в это не верю, англичане назначат как минимум майора, хотя бы для того, чтобы тот мог противостоять Хокинсу! Смотри, даже страус не верит.

– А мне кажется, что он замерз, – ответил Пол.

Ветер ерошил перья большой птицы, и создавалось впечатление, что она отряхивается и вздрагивает, вглядываясь в даль и надеясь разглядеть за темными пальмами парка теплые края и южные джунгли.

– А пока нам надо пристроить на ночь наш бестиарий… Если ты пообещаешь, что утром заберешь их, предлагаю отнести всех в гардероб палаццо Сатриано. Но, чур, мне их не оставлять. Я не хочу, чтобы надо мной потешались…

– Не волнуйся, на рассвете они вернутся в зоологический музей.

– Или в то, что от него осталось после визита этих вандалов, – прошептал Ларри.

Пол обреченно махнул рукой. Они неловко ухватили свой груз и, спотыкаясь, направились ко входу во дворец. Пройдя мимо не поверившего своим глазам часового, друзья сложили экспонаты музея на полу в маленькой комнатушке.

– Самое тяжелое – подставки, – проворчал Ларри. Не успел он выйти за порог попрощаться с Полом, как начал яростно чесаться.

– Черт побери, на этих макаках полно блох! – воскликнул он.

– Как ты думаешь, почему я выбрал страуса? – спросил Пол.

Ларри собрался было дать ему тумака, но в это время небольшая группа людей вышла с улицы Калабритто. Не сговариваясь, друзья, словно злоумышленники, отступили в тень.

– Говорят по-французски, – прошептал Ларри. – Ничего удивительного, мне кажется, их разместили в доме на углу площади Сан-Фердинандо.

Пол не ответил и еще крепче вжался в стену. Ларри наклонился к самому его уху:

– Кажется, это самое оживленное место в городе… Ты обязательно должен пошататься здесь немного: может, тебе повезет и ты встретишь свою сегодняшнюю пассию…

– Эту мегеру, – прорычал Пол злобно. Ларри видел только нахмуренное лицо друга, бледным пятном выступавшее из темноты.

– Ладно, я пошутил, старина! А о поисках своих не волнуйся… Мы достанем подходящего информатора, обещаю.

Французы тем временем собрались уходить, и вскоре на площади все стихло.

– Подумать только, – проворчал Пол, – ни одной весточки за все семь лет… А ведь мы так дружили…

Ларри задумчиво смотрел на утопавшую в тумане набережную.

– Когда-нибудь я все тебе расскажу, – глухо произнес он.

2

30 ноября

– Минутку, – сказал Ларри, заглянув в записную книжку в коленкоровом переплете. – Вот послушайте, Мерфи. Это выписки из дневника Мэри Шелли, которые я сделал в Оксфорде: дамы (его супруга и свояченица) и все домочадцы приехали первого декабря тысяча восемьсот восемнадцатого, на два дня позже. Почему они приехали позже? Загадка.

– Сто двадцать пять лет прошло, – равнодушно заметил молодой сержант. – Это очень много, и теперь на такого рода вопросы найти ответ трудно. Скорее всего он приехал раньше, чтобы подготовить дом.

– Это на него совсем не похоже! Он мог бы послать Фоджи, свою правую руку, того самого Фоджи, который потом шантажировал его таинственным младенцем, о котором я вам говорил. Кем вы были до войны, Мерфи?

– Судебным исполнителем в Абердине, сэр.

– Надеюсь, вы прочтете Шелли, когда вернетесь домой.

Сержант покачал головой:

– Вряд ли! Я никогда его не читал и не собираюсь этого делать, хотя и любуюсь каждое утро его портретом на вашем письменном столе.

– Все имеет свое начало, Мерфи! К тому же вы, наверное, единственный школьник Соединенного Королевства, который не знает наизусть «Оду к западному ветру». «О, буйный ветер запада осенний!..»3434
  Перевод Б. Пастернака.


[Закрыть] Это вам ни о чем не говорит?

– Нет, сэр.

– Невероятно! – потрясенно воскликнул Ларри.

– Зато я знаю, что такое настоящий западный ветер, – ответил сержант. – Там, где я живу, ветер с гор просто сбивает с ног. Почти как сегодня утром.

– Когда Шелли здесь жил, было как раз очень тепло, – заметил Ларри, глядя на верхушки сосен, раскачивавшиеся под напором ливня. – Мэри пишет в дневнике, что не было нужды топить. Видите ли, Мерфи, выяснение таких деталей приносит удовлетворение и радость биографам, и именно по ним можно судить о качестве самой биографии. Я до сих пор помню запах воска под готическими сводами Бодлианской библиотеки, где я читал рукопись…

– Из-за вас у меня сейчас начнется приступ ностальгии!

– Выйдя из библиотеки, я шел к Одри, которая работала тогда в книжном магазине на улице Святого Михаила…

– Простите, сэр?

Ларри вздрогнул.

– Я разговаривал сам с собой, сержант? – спросил он, очнувшись.

– Боюсь, что так, – ответил Мерфи и доверительно добавил: – Забавно, но моя подружка тоже работала продавщицей, чтобы оплатить учебу в Эдинбургском университете.

Мужчины обменялись взглядами и улыбнулись.

– Не знаю, стану ли я когда-нибудь читать поэмы Шелли, но обязательно прочту вашу книгу, господин лейтенант, она напомнит мне о славных деньках в палаццо Сатриано, – сказал молодой сержант и заметил: – А ведь вы, думается мне, живете между двух веков, ну так, как говорят – сидеть между двух стульев.

– Пожалуй, что так, но выяснять, была ли у Шелли связь с Клер Клермон, сводной сестрой его жены и любовницей Байрона, мне гораздо интереснее, чем ловить бродяг в Форчелла или читать доносы, приходящие с каждой почтой.

Мерфи посмотрел на портрет:

– Такой молодой, а уже изменял жене?

– И не один раз. Я уверен, хотя и не нашел никаких подтверждающих это документов, что в то же самое время у него была связь и с гувернанткой Мэри, швейцаркой Элизой Фоджи, которая заставила его так страдать. Кстати сказать, Мэри была второй женой Шелли. Его первая жена Гарриет покончила с собой, когда он сбежал с Мэри. Видите, как с ним все непросто!

Мерфи осуждающе покачал головой.

– Великовата плата за стишки, – прошептал он, – пусть даже теперь школьники и учат их наизусть…

– Поэмы, написанные в Неаполе, особенно хороши, хотя и пронизаны отчаянием. «Я болен грустью», – пишет Шелли и…

– Не надо быть великим поэтом, чтобы сочинить такое, – прервал Ларри сержант. – Даже я мог бы так написать. По вечерам в Абердине, когда четыре дня из трех льет дождь…

– Он жил не в Абердине, а напротив Сорренто и Капри! Погода стояла великолепная, рядом были две, а может, и три любимые женщины! Все вместе они только что побывали в Помпеях, на Везувии и на могиле Вергилия. И вдруг он впадает в совершенно необъяснимую меланхолию…

Мерфи пожал плечами:

– Болезни богатых, сэр. Я думаю…

Застрекотал телефонный аппарат внутренней связи.

– Должно быть, Хокинс, давненько мы его не слышали, – проворчал Ларри и снял трубку. – Лейтенант Хьюит, Триста одиннадцатый отдел.

– Так вы, наконец, появились! Не очень-то торопитесь на службу, а? – услышал он.

Ларри подмигнул выходившему из кабинета сержанту.

– Я здесь с самого утра, майор.

– Над каким делом вы сейчас работаете?

– Над делом ди Маджио. На него много доносов: торговля контрабандным пенициллином по тысяче лир за ампулу. Обнаружили лабораторию на Виа Серсале, и я собирался…

– В Форчелла, да? Оставьте, – приказал майор Хокинс. – Это самый опасный район города. А я не хочу терять никого из сотрудников, даже вас.

– Вы слишком любезны, майор.

– Кажется, в этом месяце там пропал танк. Только масляное пятно в темном дворе и осталось.

– Так точно, и эту историю рассказал вам я. Виа Форчелла – это сердце zona di camorra3535
  Бандитский район (ит.).


[Закрыть], и должен вам признаться, у нас нет средств для налаживания каналов получения информации. Я пользуюсь случаем и довожу до вашего сведения, что до тех пор, пока у нас не появятся осведомители среди гражданского населения, мы не будем знать, что происходит в городе. Все подразделения союзников ищут связь с жителями, а мы в контрразведке немного отстали.

– Ну так налаживайте и вы, клянусь Юпитером! Ищите осведомителей, как тайная полиция!

– Так не на что, майор. Деньги – это нервы войны, а какой стоящий агент согласится работать за фунт в месяц?

– Немного фантазии, старина, какого черта! Вы прекрасно знаете, что касса пуста. Делайте как американцы. У них всегда под рукой компрометирующие документы, чтобы держать на крючке особо подозрительных…

– Вы сами говорили, что не следует использовать людские пороки, – возразил Ларри. – А из законченных мерзавцев далеко не всегда получаются хорошие осведомители… Алло?

Хокинс бросил трубку. Ларри на несколько мгновений погрузился в созерцание серого неба, придававшего городу зябкий и болезненный вид. В это время в кабинет вошел Мерфи со свежей почтой.

– Вы подслушивали под дверью, сержант, – сказал Ларри сурово.

– На сей раз нет, – ответил молодой человек, – но здесь человек, который желает вас видеть. Он настаивает.

– Штатский?

– Кажется, – ответил Мерфи, поморщившись.

– И вы позволили ему войти? Сколько раз мне вам повторять – наверх никого не пускать! Надо сказать этим, внизу, чтобы поставили загородку, иначе скоро здесь будет как в «Харродсе»3636
  Знаменитый лондонский универсальный магазин.


[Закрыть] в дни больших распродаж. Вы его хоть обыскали?

– Конечно, господин лейтенант. Послушайте, я плохо говорю по-итальянски, но, по-моему, он хочет вам что-то рассказать, – доверительно прибавил сержант.

– Что это за тип?

Мерфи надул щеки.

– Плохо выбрит… запах изо рта… в костюме и при галстуке, но перхоти столько, что так и тянет стряхнуть, – педантично перечислял он тоном, каким у себя в Шотландии зачитывал судебные протоколы. – Похоже, парень знавал лучшие времена.

Ларри усмехнулся:

– Ох уж эти мне доносчики… Впрочем, что мы теряем… Зовите его.

На Ларри посетитель произвел приятное впечатление, и ему показалось, что тот выглядит значительно лучше, чем говорил сержант Мерфи. Мужчина стоял в оконной нише, ожидая приглашения, скрестив руки на груди и слегка наклонив голову. Ларри знаком предложил ему войти, и он опасливо приблизился, стараясь в то же время сохранять достоинство.

– Господин офицер, – сказал он, слегка поклонившись, – я адвокат, меня зовут Амброджио Сальваро. Вы говорите по-итальянски?

Ларри кивнул, и ему показалось, что человек стал к нему относиться с большим доверием.

– Не зная, как можно добиться с вами встречи, я позволил себе подняться, – сказал он.

– Лейтенант Хьюит, начальник Триста одиннадцатого отдела военной контрразведки. Господин адвокат, гражданские лица не имеют доступа на этот этаж, – строго ответил Ларри. – Разве часовые вас не предупредили, что сюда вход запрещен?

– Они беседовали друг с другом в вестибюле. Я вошел и просто поднялся по лестнице… В свое оправдание могу сказать, – добавил он смущенно, – что я с раннего детства знаю этот дворец. Мой отец служил воспитателем у юных принцев Сатриано. Помнится, его комната находилась как раз на этом этаже.

Захваченный врасплох, Ларри указал посетителю на кресло. Тот осторожно сел, стараясь держаться прямо. Он рассматривал письменный стол и пол, словно не осмеливаясь встретиться взглядом с Ларри. Наконец решился.

– Я решил ускорить события и явиться к вам лично, – начал адвокат без предисловий, – потому что не понимаю, по какой причине вы за мной следите.

– Простите? – озадаченно спросил Ларри.

– Я знаю, что этот город полон слухов и клеветы, – продолжил посетитель гнусавым голосом. – И я не удивлюсь, если кто-то решил опорочить меня.

Стараясь не показать собеседнику своего глубочайшего изумления, Ларри слушал, сохраняя на лице бесстрастное выражение.

– Быть может, вы уже получили какие-нибудь письма, где говорится обо мне и моей деятельности… – продолжил посетитель. – Если это так, я предпочел бы немедленно с вами объясниться, а не ждать, когда вы меня вызовете. Мне не в чем себя упрекнуть, синьор. Уверяю вас, я ничем не хуже других, но и не лучше, признаю. Как и большинство неаполитанцев, я просто пытался выжить.

Наблюдая за собеседником, Ларри размышлял. Почему этот человек, которого он никогда в глаза не видел, утверждает, что он за ним следит? Он учуял какой-то подвох и насторожился.

– Я внимательно изучу ваше дело, – осторожно пообещал Ларри, протягивая адвокату бланк и карандаш. – Укажите вашу фамилию, имя, адрес, социальное положение и звание.

Посетитель старательно вывел заглавными буквами свою фамилию и имя, украсив букву «А» большим завитком, и отложил карандаш.

– А что касается адреса, я думаю, это не обязательно, – сказал он с вымученной улыбкой.

Ларри указал пальцем на бланк и сухо, тоном, не допускающим возражений, заявил:

– Будьте любезны, напишите, таковы правила.

Адвокат пожал плечами.

– Вы, господин начальник, – заметил он полушутя, – провели вчера достаточно много времени перед моим домом, чтобы выучить адрес!

Ларри внимательно посмотрел на собеседника, и вдруг до него дошло.

– Так это вы живете на втором этаже особняка на Ривьера-ди-Кьяйя?

Тот скромно покачал головой:

– О нет! Люди вроде меня – даже если они известные адвокаты – не могут себе позволить селиться ниже третьего.

В бельэтаже по-прежнему живет родственник прежних владельцев.

Перед мысленным взором Ларри предстали унылые окна без занавесок.

– Я думал, третий этаж нежилой…

– Очень даже жилой, и именно оттуда я наблюдал вас, так сказать, в действии.

– Перестаньте хитрить, синьор адвокат, – все это не объясняет, откуда вам известны мое имя и место работы, которое считается секретным.

На узком лице адвоката промелькнула улыбка.

– Когда я, несколько дней назад, заметил, что вы подолгу стоите напротив моего дома, я подумал, что вы наблюдаете за моими передвижениями. Когда вы покинули свой наблюдательный пост, я вышел из дома и следил за вами до самого палаццо Сатриано. Войдя в здание, вы подтвердили мои опасения, потому что всем известно, что за учреждение в нем размещается. Военная тайна, говорите? Оставляю вас в этом приятном заблуждении. Я хотел было вас окликнуть, но решил прежде убедиться, что вы следите именно за мной, а не за синьором Креспи, который живет на втором этаже. Я ограничился тем, что прочел ваше имя на почтовом ящике, и должен вас предупредить – на входе не было никакой охраны.

– Так же, как и сегодня, судя по всему.

– Сегодня утром часовые стояли ко мне спиной и болтали. Вчера вечером дон Этторе был в отъезде, но вы вернулись на Ривьера-ди-Кьяйя, привели с собой американского офицера и долго наблюдали за домом. Это подтверждало мою догадку. Не знаю, в чем вы могли бы обвинить дона Этторе. Следовательно, британская полиция заинтересовалась моей персоной! Такое неопределенное положение кажется мне невыносимым, и я решил немного опередить события…

Он говорил монотонно, слегка жеманясь. «Должно быть, был хорошим адвокатом», – подумал Ларри, не зная, уместно ли будет сейчас расспрашивать собеседника о ночных эскападах его соседа. Немного подумав, он решил зайти с другого конца.

– Вы редко выходите из дому и сидите в темноте, – начал он. – Даже свечи в окне не видно, не то что на втором этаже… Кто такой дон Этторе Креспи?

– Старый дворянин, вдовец и хозяин дома. Он делает что хочет, а я – то, что могу, но спать я ложусь вместе с курами. В конце концов, никто не может мне запретить соблюдать светомаскировку! – произнес он с насмешливой горячностью. – Послушайте, синьор офицер, я не совершил ничего предосудительного, чтоб вы знали. И не понимаю, почему вы так цепляетесь к тому, что я делаю. Зачем эти долгие стояния возле моего дома, во время которых вы рискуете подхватить насморк? – добавил он, кажется, безо всякой иронии. – Если у вас есть что-то против меня, я готов все выслушать и тут же оправдаться. Более того, – он наклонился к лейтенанту и понизил голос, – в доказательство моей искренности и лояльности я желал бы иметь возможность оказывать вам кое-какие услуги…

Ларри не сводил с него глаз.

– Куда вы клоните, синьор Сальваро?

– Что ж… Вот случай отблагодарить вас за интерес, который вы, кажется, ко мне питаете. А если говорить серьезно, то без людей вроде меня вы никогда не сможете ничего узнать о жизни населения и город навсегда останется для вас, – он старался найти нужное сравнение, – загадкой. Понимаете, сейчас Неаполь – это насест, на котором примостилось столько разных птиц!

Ларри поморщился:

– Вы хотите стать моим осведомителем?

– В некотором роде, – ответил Сальваро, даже не пытаясь подобрать другого слова.

Ларри склонился над бланком, который заполнил визитер, чтобы не отвечать сразу.

– В графе «профессия, род занятий» вы пишете: «адвокат». Объясните мне вот что: с тех пор как я прибыл в Неаполь, все, с кем мне доводилось встречаться, называют себя адвокатами, докторами, инженерами, профессорами…

Сальваро воздел руки к потолку.

– Господин лейтенант, либеральные профессии раньше были призванием горожан и основным источником их дохода. Поймите, между Позилиппо и Меркато3737
  Пригороды Неаполя.


[Закрыть] до войны проживало почти четыре тысячи адвокатов… которые сейчас подыхают с голоду, – вздохнув, добавил он. – Адвокат! Подумайте сами, кому эта когда-то почтенная профессия нужна сейчас, в нынешние времена? Кто захочет потратить хотя бы сотую часть своего дохода и энергии на то, чтобы добиться справедливости, когда их едва хватает, чтобы элементарно выжить?

Сальваро возбужденно ходил по кабинету.

– Я не знаю, что вам обо мне донесли, – продолжил он, косясь на горы толстенных папок, громоздившихся на складном столике, – но чем дольше я с вами говорю, тем больше утверждаюсь в мысли, что кто-то хочет мне навредить. Но совесть моя чиста.

Ларри попытался поймать его взгляд, но у него, как и раньше, ничего не вышло.

– Вернемся к дону Этторе Креспи. Вы с ним в хороших отношениях? – неожиданно спросил он адвоката.

Сальваро задумался:

– Мы прекрасно ладили до тех пор, пока не возникли… как бы это сказать… некоторые разногласия. Я хочу сказать… Впрочем, вы, наверное, и сами догадались…

– Что вы не платите за квартиру?

Он пожал плечами:

– Как я могу платить, если мне даже есть нечего! А между тем я помог этому человеку, когда кое-кто попытался конфисковать его прекрасную мебель во имя некой непонятной «общественной надобности». Теперь власть сменилась, и он, кажется, не хочет об этом вспоминать.

– Синьор Креспи живет один?

– Вам лучше спросить это у него самого, – неожиданно возмутился адвокат. – Но предупреждаю – дона Этторе трудно застать дома. По понедельникам за ним заезжает кучер и отвозит на виноградники или в Позилиппо, где он имеет обыкновение гулять по парку. С тех пор как открылось кафе «Гамбринус», он ходит туда, чтобы сыграть партию в лото или домино. Вы всегда можете застать его там во второй половине дня.

Тут адвокату в голову пришла мысль, которой он не замедлил поделиться с Ларри:

– У Креспи есть старый камердинер, который ненавидит меня. Его зовут Джанни. Может, это он захотел мне навредить?

Ларри нетерпеливо пожал плечами:

– Перестаньте думать, что весь мир хочет свести с вами счеты!

Это замечание, казалось, немного успокоило Сальваро.

– Кое-кто, конечно, может иметь на меня зуб, но, поверьте, лейтенант, вы на ложном пути. Ни в этом квартале, ни в этом доме никогда не совершалось ничего противозаконного. Самое интересное событие, связанное с этим домом, случилось вскоре после правления Мюрата! Говорят, что тогда в этом особняке несколько недель жил какой-то английский поэт со своей семьей и здесь происходили странные вещи, но это вам, конечно, неинтересно. Потом все было спокойно вплоть до той ужасной июльской бомбардировки, когда нас чуть было не похоронило под обломками. С тех пор весь дом покрыт трещинами шириной в ладонь, и каждое утро я начинаю с того, что проверяю, на месте ли стены. Так вы принимаете мое предложение? – нетерпеливо спросил он.

– Я дам ответ после того, как посоветуюсь с коллегами; зайду к вам на днях и сообщу о своем решении.

Сальваро нахмурился.

– Но почему не сейчас, коль скоро я сделал первый шаг… Почему не сейчас? – умоляющим голосом спрашивал посетитель.

– Повторяю, я должен посоветоваться. Вы что, полагаете, решение зависит только от меня? – пояснил Ларри, стараясь скрыть от собеседника свою заинтересованность.

– Когда же? Поймите, я не могу жить под подозрением, не хочу, чтобы подсматривали за моей частной жизнью. Мне неловко перед доном Этторе, мне стыдно, когда у меня под окнами стоят часовые, как это было вчера вечером, когда за мной шпионят, а я не чувствую за собой вины!

– Часовые? – недоуменно повторил Ларри. – Вчера вечером, насколько мне известно, я не стоял под вашими окнами!

– Когда вы разговаривали с американским офицером, вы не прятались… Я наблюдал за вами: вы, кажется, прекрасно с ним ладили! Уверяю вас, я не стою того, чтобы двое офицеров ходили за мной по пятам. Я лишь мелкая рыбешка.

Ларри оборвал его.

– Ну, скажем, завтра в девять, синьор адвокат, – произнес он, провожая Сальваро к двери.

Прощаясь, он посмотрел на своего собеседника, и тут только обратил внимание на его впалые, болезненно-бледные щеки. Он задержался на пороге, слушая, как посетитель медленно спускается по лестнице, затем подошел к письменному столу.

– Мерфи, – позвал он, – найдите мне досье на Сальваро. Наверняка там что-нибудь да есть.

Позавчерашний фиакр не оставил следов, растворился в мутном и туманном пространстве, разделявшем два века. Ларри в задумчивости постоял немного у ворот и вошел в арку. На плитах, которыми был вымощен двор, сохранились узкие колеи, оставленные когда-то колесами дорожных карет и колясок. Он поднял голову, чтобы посмотреть, не следят ли за ним, но ничего не увидел в мутных окнах третьего этажа. Проходя через ворота, Ларри бросил взгляд на привратницкую, откуда семь лет назад выскочил раздувшийся от сознания собственной важности портье в ливрее и прогнал его прочь. За окнами, наполовину прикрытыми пыльными шторами, была видна заброшенная комната. Ларри медленно пересек двор и подумал, что ноги Шелли оставили на его плитах неизгладимый след. Потом ступил под своды громоздившихся друг на дружке лоджий на освещенную холодным светом широкую лестницу. Казалось, полупрозрачные фигуры Мэри, Клер и Перси, не замечавшие царившей кругом разрухи, только что поднялись по каменным ступеням и исчезли за поворотом лестницы. Он словно мог еще слышать их юные мелодичные голоса, обсуждавшие то ли поездку на могилу Вергилия, то ли путешествие в грот Кумской сивиллы. Тяжелая барочная лампа, спускавшаяся с потолка, демонстрировала всем свои разбитые стекла, затянутые паутиной, и проржавевший каркас. Мусор и куски штукатурки, попадавшие с треснувших сводов, усыпали лестничные площадки, и Ларри, стараясь поскорее добраться до второго этажа, перескакивал через ступеньки. Несмотря на то что несущие стены были покрыты трещинами, Ларри подумал, что Пол зря так тревожится: состояние здания показалось ему не совсем безнадежным. Он на цыпочках пересек широкую площадку и, стараясь не шуметь, стал подниматься выше.

Дверь, ведущая в квартиру на третьем этаже, выглядела гораздо беднее, чем дверь этажом ниже. Справа от нее, в темном и узком проходе, уходила вверх еще более узкая лестница, и оттуда тянуло затхлостью, сыростью и плесенью. Ларри нажал на фарфоровый звонок прежде, чем сообразил, что в доме нет электричества, потом осторожно постучал в дверь. Послышались шаги, гулкие и торопливые, как бывает в пустом доме. Дверь отворилась, и он, стоя против света, не узнал открывшего:

– Синьор Сальваро?

– Вы не узнаете меня, лейтенант?

– Здесь темно. Этот дом готов рухнуть!

Адвокат вздохнул:

– Я вам уже говорил – тринадцатого июля в соседнее здание попала бомба. Погибли два человека, а я решил, что началось землетрясение. Думаю, союзники хотели попасть в кафе «Вакка», что в парке, где, по слухам, был черный рынок… «Летающие крепости» вернулись на следующий день и на сей раз не промахнулись… Позвольте, я пройду вперед.

Следуя за хозяином, Ларри пересек темную прихожую и вошел в гостиную. Убранство комнаты свидетельствовало о крайней нужде. Потолок был покрыт трещинами, на обоях проступала сырость, словно наверху лопнули трубы. Кроме внушительного, на ножках овального зеркала в раме красного дерева, из всей мебели оставался только круглый столик на одной ножке и два кухонных стула.

– Как видите, мне пришлось расстаться со всей обстановкой, – сказал адвокат тоном, полным горечи и смирения.

Не выказывая ни малейшей жалости, Ларри присел на стул, не выпуская из рук кожаный портфель, от которого Сальваро не мог отвести взгляд.

– Так вот мое обвинительное заключение, вот они, подметные письма, напитанные ядом, подобно стрелам, пронзившим святого Себастьяна! – воскликнул он, возвращаясь к своей выспренной манере вести разговор.

Слушая его, Ларри испытывал те же противоречивые чувства, что и накануне: в этом человеке было что-то вызывавшее одновременно возмущение и жалость.

– Послушайте, синьор Сальваро, – нетерпеливо ответил он, – вчера вы сами пришли ко мне и предложили стать в некотором роде моим осведомителем. Следовательно, я должен был внимательно изучить ваше дело, прежде чем принять решение!

– Вы следили за мной и, следовательно, читали мое досье!

– Вчера утром это досье было неполным, тогда я еще не успел ознакомиться с касающимися вас архивами германского консульства, – ровным голосом проговорил Ларри.

Амброджио Сальваро, казалось, удивился.

– Но вы же не будете утверждать, что торчали здесь столько времени и не знали, что я не безгрешен! И коль скоро – в сложившихся обстоятельствах и в эти тревожные времена – я предложил вам помощь, то – услуга за услугу – вы могли бы помочь и мне, облегчив немного ваш портфель! Так вы покажете мне вещественные доказательства, чтобы я хотя бы мог оправдаться? – добавил он настойчиво, делая неуклюжую попытку выяснить, насколько тяжело его положение.

– О, здесь нет ничего особенного, так, несколько писем, – небрежно заметил Ларри, – адресованных, впрочем, полковнику Шоллю, гауляйтеру города после смещения Муссолини. Шолль любил порнографические фильмы, я правильно понял?

– Его адъютант, – уточнил Амброджио, – очень образованный молодой человек вроде вас, господин начальник.

– Возможно, в другой области, – холодно сказал Ларри.

– К тому же это был не порнографический фильм, ну, в известном смысле, конечно, да, но также – и прежде всего – выдающееся литературное произведение. В этом качестве он мог бы вас заинтересовать.

– Оставьте в покое мои вкусы, Сальваро! – возмутился Ларри.

– Речь шла о фильме, снятом по роману маркиза де Сада «Жюльетта». Вы, наверное, знаете, что его действие происходит в Неаполе при Бурбонах. Упадок и разложение в…

– Оставьте, Сальваро, – сухо прервал его Ларри. – Я англичанин, следовательно, роялист.

– Так фильм и снимали англичане в Геркулануме и Помпеях. И актеры говорили не на неаполитанском диалекте! Говорю вам, это был настоящий литературный диалог.

– Как же, Шекспир…

– Ну, не совсем, – вынужден был признать Амброджио.

– Несмотря на все причуды ваших бывших союзников, – продолжил Ларри, – вам вовсе не обязательно было заканчивать ваше письмо к Шоллю словами «con profonda devota osservanza»3838
  С глубоким уважением, преданный вам (ит.).


[Закрыть].

Амброджио вздохнул:

– Всегда надо помнить, что ты хочешь получить взамен, лейтенант, а я хотел получить свои две тысячи лир за копию фильма. На эти деньги я мог есть – скорее питаться – целый месяц.

– Если бы дело ограничивалось только вашими мерзкими шашнями с немецкими властями! – сказал Ларри. – Но многие корреспонденты обвиняют вас в том, что вы пытались внедриться на черный рынок пенициллина.

Амброджио пожал плечами.

– Это ложь, – уверенно ответил он. – Я всегда знал, что у меня есть враги, но не мог предположить, что они зайдут так далеко. Оглянитесь вокруг, – продолжал он с горячностью, – до войны все эти комнаты ломились от красивых вещей. Стулья с позолотой, доставшиеся мне от матери, столик для игры в триктрак, украшенный маркетри, на стенах – старинные географические карты, в изготовлении которых неаполитанцы были настоящими мастерами. Здесь висела картина Джоакино Тома3939
  Тома, Джоакино (1836—1891) – самый известный неаполитанский художник XIX в.


[Закрыть], которую купил еще мой дед. Мне пришлось все продать… Неужели вы думаете, что, если бы я был связан с контрабандой, в чем вы меня подозреваете, я бы так обнищал? Напротив, я бы обогатился!

Ларри молчал. Убогая комната была аргументом, которому трудно было что-либо противопоставить.

– Вы сможете пополнить мое досье многими другими письмами, которые я писал разным должностным лицам, носившим черные и коричневые рубашки, письмами, за которые меня исключили из адвокатуры мои завистливые собратья! – Голос его начал дребезжать. – Но вы здесь не для того, чтобы вручить мне премию за добродетель, верно? Это очень редкий товар в тех местах, куда я могу вас ввести.

Хотите пример? Я знаю, что вы ведете расследование кражи стального троса в районе Меркато. Так вот, могу вас уверить, что подозревать надо не братьев Скарциалуппи. Вам и вашим людям надо поболтаться вокруг виа Маринелла, где есть склад, который может вас заинтересовать. Однако будьте осторожны, – он тоненько захихикал, – вас может ожидать весьма прохладный прием.