Текст книги "Шесть серых гусей"

Автор книги: Анри Кулонж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

Ужасное зрелище! Все обрушилось. Отколовшаяся лепнина усеивала пол, деревянные панели отделились от стен и являли собой жалкое зрелище. Машинально он просунул руку между деревом и каменной стеной, но не обнаружил там ничего, кроме паутины и высохшей плесени. Помещение напоминало дурной сон со смещенной перспективой. Почерневшие доски взметнулись к небу, словно виселицы: это было все, что осталось от бесконечных рядов книжных полок, когда-то закрывавших стены. Только один чудом оставшийся нетронутым аналой стоял на прежнем месте и, казалось, ждал, чтобы чья-то осторожная рука положила на него Часослов или украшенную миниатюрами рукопись. У его ног лежала одна из табличек, обозначавших разделы собрания. «Литераторы», – прочел он, взяв ее в руки.

– Представьте себе, – раздался голос позади него, – они все-таки осмелились.

Он медленно обернулся. Отрешенно-спокойный старик, почти не заметный на фоне разрушенных стен, стоял у двери, опираясь на свою палку. Голос его звучал устало и неестественно ровно. Ларри не удивился, потому что был уверен, что окаменевший в своем отчаянии хранитель руин никогда не покинет свой пост. Он подошел к монаху.

– Вы ранены! – воскликнул он.

По щеке старика, бледной как пергамент, стекала струйка крови.

– Это ничего, меня поцарапало осколком камня, – ответил отец Мауро, вытирая лицо рукавом сутаны.

– Я волновался, – сказал Ларри. – Вы ушли от отца аббата…

– Все-таки вы выпустили синиц, – с упреком сказал библиотекарь.

– Когда я увидел, что самолеты возвращаются… Я вас потерял и думал сделать как лучше. Но я уже говорил, что, по-моему, птицы не улетят слишком далеко.

Отец Мауро грустно кивнул.

– Наверное, вы правы, – сказал он.

– Во всяком случае, хорошо, что книги уехали вовремя, – продолжал Ларри. – Представьте себе, святой отец, в каком бы вы были отчаянии, если бы они не были сейчас в безопасности в Ватикане…

– Придется признать, что полковник Шлегель оказался прав, – нехотя произнес отец Мауро, осторожно проходя в библиотеку. – Я не могу оторваться от этого места, – продолжил он упрямо. – Пятьдесят лет в этой… не решаюсь сказать… комнате… Мой стол стоял вот тут…

Он указал на узкую щель в полу, вокруг которой ощетинились заостренные доски, напомнившие Ларри волчий капкан в гараже у Домитиллы.

– Почему, ну почему они это сделали?.. – простонал отец Мауро.

– Повторю вам то, что уже говорил отцу приору. Этой ночью я слышал, что говорили солдаты союзников. Они только и думали о том, как бы разрушить этот длинный горделивый и вызывающий фасад, возвышавшийся над ними. Понимаете, они были уверены, что в монастыре полно немцев… Офицеры просто произнесли вслух то, что думали все солдаты.

Отец Мауро удрученно пожал плечами.

– Вы видели, что случилось со статуей святой Схоластики? – вздохнул он. – Голова отбита, в шее зияет дыра… Открытая книга, символ собранных в этих стенах знаний, лежит у ее ног… А голубки, сидевшие на книге, отброшены на много метров в сторону… Надо будет воспользоваться последними лучами солнца и попытаться собрать осколки.

– Статую можно восстановить, святой отец, – сказал Ларри, пытаясь как-то успокоить старика. – Важно, что мощи находятся в безопасности в Риме.

– Знаю, знаю… – согласился отец Мауро.

– Я пойду с вами, – сказал Ларри. – Постараемся не отходить далеко друг от друга.

– Тем более что у меня в келье есть небольшой запасец хлеба и воды, – сказал отец Мауро. – Это позволит нам продержаться.

– Хлеб и вода! – воскликнул Ларри. – Какое пиршество нас ожидает, святой отец!

Отец Мауро не ответил на шутку. Поддерживая друг друга, они вышли на разоренную галерею, стараясь обходить препятствия. С каждой минутой становилось темнее.

– Только об одном я не жалею: о портретах наших аббатов, висевших на этих стенах, – сказал отец Мауро. – Их сердитые взгляды сопровождали меня всякий раз, как я отправлялся работать! Я постоянно чувствовал себя виноватым. Может быть, и лучше, что их изображения не пережили бомбежку, потому что они многое могли бы поставить мне в упрек: еще до того, как книги увезли, я перестал серьезно работать. С тех пор как тут появился маленький послушник, моя душа не знала ни минуты покоя. И братия постоянно напоминает мне об этом. Я протестовал против его присутствия, но это был vox damans in deserto123123
  Глас вопиющего в пустыне (лат.).


[Закрыть].

– Вы все время говорите о нем!

– Вы же понимаете, что это он поставил непонятно куда и как книгу, о которой я говорил вам утром, обнаруженную полковником Шлегелем в отделе богословия. Книгу о туканах. Он ничего не хотел делать как следует! Впрочем, серьезных поручений ему никто и не давал. А мне этот том помог усовершенствовать мои скромные познания в орнитологии.

– Так вы в него все-таки заглядывали! – бросил Ларри шутя. – А ведь синицы совсем не похожи на экзотических птиц…

Отец Мауро состроил смешную гримасу.

– Меня смертельно уязвило замечание Шлегеля, и прежде чем поставить книгу на место, я машинально ее пролистал, может быть, для того, чтобы попытаться найти объяснение действиям послушника. Тогда-то я и заметил… Вы ничего не слышали? – вдруг прервал он сам себя.

– Нет, святой отец, – ответил Ларри, едва скрывая нетерпение. – Что вы заметили?

– Листок с несколькими рукописными строчками, приклеившийся к форзацу. Я прочел его, осторожно отклеил и, поскольку не понимаю язык Шекспира, отнес в свою келью, чтобы показать отцу архивариусу прежде, чем тот должен был отправиться в Рим сопровождать мощи. Он-то и сказал мне, что это дарственная.

Ларри почувствовал, что бледнеет.

– Как, на книге о туканах была дарственная надпись по-английски? Но кому? Вы не помните, как архивариус перевел ее?

– По правде говоря, нет, друг мой, – немного раздраженно ответил монах. – В конце концов, что вам в том? Я никогда не узнаю, зачем вы пришли сюда, мой мальчик, но мне кажется, что среди окружающих нас бедствий этот клочок бумаги – единственное, что вас интересует!

– Может быть, и в самом деле для меня это… – запинаясь, произнес Ларри, – возможность распутать клубок, который я давно пытаюсь размотать, и…

– Послушайте, – прервал его монах, – вместо того чтобы заниматься всей этой ерундой, лучше помогите мне, пока совсем не стемнело, собрать осколки бедной святой Схоластики. Я говорил вам, в каком она состоянии!

– Знаю, святой отец, – сказал Ларри, сдерживаясь. – Но я знаю и то, что в любой момент десантники могут занять руины. Англичане или немцы – все равно. Я не могу рисковать и попадаться им на глаза. Для меня дорога каждая минута… Постарайтесь вспомнить, что стало с этим листком.

В его голосе слышалось такое нетерпение, что отец Мауро задумался:

– Кажется, отец архивариус принес листок ко мне в келью. Может статься, он все еще у меня в шкафу.

Ларри уже тащил его за собой:

– Обещаю, отец мой, что помогу вам со статуей.

Они спустились по лестнице со сломанными ступенями и прошли по длинному коридору, в котором недавние события оставили лишь трещины в стенах.

– Чем ближе к скале, тем меньше пострадали стены, – заметил отец Мауро. – Я знаю, я молился в своей келье после бомбардировки.

Маленькая комнатка на самом деле почти не пострадала. Она была такой тесной, что в ней помещались только узкая кровать, скамеечка для молитвы и небольшой шкаф. В окно Ларри увидел вечерний туман, поднимавшийся над долиной и стиравший всякое воспоминание о роковом дне. На своем узком ложе отец Мауро разместил три куска мрамора, старательно им подобранные и сложенные вместе.

– «Veni columba mea, veni, coronaberis», – прочел вслух Ларри.

– «Прииди, моя голубица, и ты будешь увенчана», – перевел отец Мауро, голос его дрожал от волнения. – Я нашел надпись после первого налета. Увенчана! – прибавил он, сдерживая рыдания. – Обезглавлена, это да…

Тяжело вздыхая, он открыл шкаф. На полках Ларри увидел бедные пожитки, мешочки с зерном и записную книжку в черном переплете, перехваченную резинкой. Старик принялся ее листать и наконец достал листок бумаги цвета слоновой кости…

– Вот он, – сказал монах просто и протянул бумагу Ларри.

Ларри взял ее не спеша, потому что всячески старался скрыть свое нетерпение. Едва прикоснувшись к записке, он почувствовал, что снова перенесся под готические своды читального зала Бодлианской библиотеки.

«Пиза, 10 сентября, 1821.

Мой дорогой Шилло!

Пусть эти грациозные перелетные птицы унесут с собой темные тучи, давившие своей тяжестью на твою жизнь, чтобы остались в тебе изящество, выносливость – и чувство пространства, – живущие в этих отважных путешественницах»

Вместо подписи – неразборчивые каракули. Ларри удивленно замер с листком в руке.

– Почему это вас так интересует, мой юный друг? – спросил отец Мауро.

Вместо ответа Ларри только загадочно улыбнулся. Документы, один за другим попадавшие ему в руки, постепенно, подобно нити Ариадны, извилистым путем неумолимо вели его к… «К чему?» – в который уж раз спрашивал он себя.

– Я пытался учить английский, читая Гиббона124124
  Гиббон, Эдуард (1737—1794) – английский историк.


[Закрыть], – продолжил отец Мауро, – но, должно быть, у меня способности только к мертвым языкам! Тем не менее, когда я вижу слово «перелетные», то понимаю, о чем идет речь, но, насколько мне известно, туканы не улетают на зиму.

Ларри рассмеялся и перевел дарственную надпись.

– Этих птиц нельзя назвать и отважными, как мне кажется, – сказал отец Мауро. – Но именно этот листок я нашел в той книге.

– Мне кажется, записка попала в книгу случайно, – сказал Ларри. – Просто ваш молодой человек хотел таким образом отметить место, куда он ее спрятал.

– Книгу?

– Нет, записку, которую я вам только что прочел…

Отец Мауро недоуменно покачал головой.

– Все очень просто, святой отец: он выбрал книгу о птицах потому, что в записке речь идет о них. Оставив том на месте, он рисковал потерять его среди сотен других трактатов по орнитологии, тогда как…

– Сотен! Вы преувеличиваете, друг мой. Аббатство не музей естественной истории!

– Святой отец, вспомните, сколько книг о птицах было в библиотеке?

Отец Мауро прикрыл глаза, словно окидывая полки мысленным взором:

– Томов двадцать или тридцать… Да и то потому, что один из прежних аббатов интересовался ими.

– Ну вот, этого вполне достаточно. Он переставил книгу, чтобы в нужный момент легко ее найти!

– Но почему, в конце концов, брат Коррадо – даже если предположить, что он обнаружил документ в одной из папок, – переложил его, чтобы потом украсть? Он ничего не стоит…

– Очень даже стоит… – ответил Ларри. Отец Мауро с удивлением посмотрел на него.

– Я в отчаянии, что вынужден произносить в этом святом месте имя известного вольнодумца, но мне кажется, что это почерк лорда Байрона, – заявил Ларри.

Отец Мауро нахмурился:

– Вам только кажется, или вы уверены?

– Уверен. За время учебы в Оксфорде через мои руки прошло множество его рукописей. В указанный в записке день Байрон действительно жил в Пизе в палаццо Ланфранчи. Я могу даже сказать, кому адресовано письмо: его другу Шелли. Байрон был одним из немногих, кто так к нему обращался.

– Господи, должно быть, это документ из архива принцессы Скальци, который она нам доверила… Но Коррадо, шалопай эдакий, не мог этого знать: он и читал-то еле-еле!

– Вы правы, отец мой, дарственная надпись Байрона не имеет никакого отношения к книге о туканах. Зачем ему посылать Шелли книгу по зоологии? Нет, я уверен, что он подарил ему нечто такое, о ценности чего смог догадаться даже Коррадо. Именно это он и спрятал в книге, а не сопроводительную записку… И именно это он не хотел потерять… Маленький мерзавец, – ответил Ларри, помолчав.

– Но что, что могло поместиться между страниц книги? Рукопись стихотворения? Дружеское письмо? Может быть, рисунок… Изображение летящих птиц. Это по крайней мере соответствовало бы тексту записки…

Ларри кивнул:

– Вот именно, святой отец, когда вы составляли опись архива, о котором мне говорили, не попадался ли вам случайно рисунок, изображавший летящих гусей?

– Летящих гусей, – повторил отец Мауро, – летящих гусей я вижу каждой весной над Монте-Троккио: они направляются на север… Но нарисованных гусей я не видел.

Он задумчиво смотрел на прислонившегося к шкафу Ларри.

– Неужели вы поднялись в монастырь только ради рисунка с гусями? Вы же проделали длинный путь, не правда ли? И дело не только в том, что вам пришлось перейти линию фронта… Я никогда не узнаю, что…

– Святой отец, – перебил его Ларри, – не покажете ли вы мне, где спал юный брат Коррадо?

– Вы хотите посмотреть дортуар? Я побывал там сразу после его исчезновения! В сундуке было пусто, в матрасе – тоже… Уверяю вас, я кое-что начал понимать, – добавил он, внезапно встревожившись

Они прислушались. Над ними раздавался шум падающих камней. Потом зазвучали невнятные голоса и где-то поблизости взорвалась граната. Ларри побледнел.

– Послушайте меня, мой мальчик, – сказал отец Мауро. – Я понял, что вы такой же итальянец, как я иезуит, и что вы не можете подвергать себя риску попасть…

– Все правильно, отец мой, – ответил Ларри, подходя к двери.

– Я никогда не узнаю, что привело вас сюда и что вы здесь искали…

– Если бы я сам это знал, – прошептал Ларри. – Но скажите мне еще одну вещь, святой отец. Откуда родом Коррадо Кариани?

Отец Мауро тихо приоткрыл дверь кельи и высунулся в коридор. Там было пусто.

– Из деревушки, расположенной выше Сан-Себастьяно, в предгорьях Везувия, – сказал он. – А теперь бегите. В глубине справа будет маленький коридорчик, ведущий к двери, выходящей в оливковую рощу. Возьмите этот листок, раз он для вас так много значит, когда-нибудь вы мне объясните почему. Я слишком стар, чтобы интересовать тех, кто идет по той галерее.

Послышались новые голоса.

– Немецкие парашютисты! – воскликнул Ларри. – Этого следовало ожидать, раз другие не появились сразу.

Пожав монаху руку, он бросился в глубь коридора, пряча на бегу листок в карман.

– Halt! – крикнул кто-то.

Он остановился и обернулся назад. Властным жестом отец Мауро приказал ему уходить. Раздалась автоматная очередь, и старик упал навзничь. Немного помешкав, Ларри вернулся обратно. Старый монах лежал на полу, широко открыв глаза, рот его был полон крови.

– Ты будешь увенчана, а я буду рядом с тобой, – прошептал раненый и умер.

На углу галереи и коридора выросла угрожающая тень. Ларри бросился в противоположную сторону.

– Halt! – раздался крик позади него.

В этот раз коридор показался ему бесконечным. Он свернул направо. Дверь. Она не поддавалась. Он поднатужился, и она открылась, заскрипев так же громко, как скрипела ночью ось в тележке с цистерной. Поток ледяного воздуха. Оливковые деревья всего в нескольких шагах. Он нырнул в темноту, позади него раздалась новая автоматная очередь, и жестокая боль пронзила ему руку.

11

21 марта

– Открывай! – крикнул Ларри. – Или мне придется заняться этим самому, тебе же будет хуже!

Ему никто не ответил. На двери полуразрушенной хижины был прикреплен осколок зеркала, словно ее хозяин имел привычку бриться во дворе. В зеркале отражался исхудавший тип болезненного вида, в котором Ларри с трудом узнал себя. Были видны в нем и стоявшие в сторонке ребятишки, и поросшие деревьями и цветами предгорья вулкана. По тону Ларри дети поняли, что может начаться нечто особенное, и предвкушали увлекательное зрелище.

– Открой, Кариани, – повторил Ларри, – я знаю, что ты там, монах хренов! Я узнавал у соседей: они сказали, что зверь в норе!

– Конечно, – отозвался из хижины едва слышный голос. – Для них я все равно что священник, а тут все коммунисты.

Ларри услышал у себя за спиной хихиканье и обернулся.

– Послушайте, ребята, я могу бить ногами не только по дверям, – бросил он.

Угроза подействовала, смех прекратился, и Ларри услышал, как в глубине дома поспешно передвигают мебель. Это Коррадо пытался забаррикадировать вход комодом или шкафом, значит, надо было действовать быстро. Здоровым плечом Ларри толкнул дверь, и она треснула, словно прогнившая доска. Он вошел в комнату, в которой не было ничего, кроме погасшей печки и грубо сколоченного шкафа. У окна стояла худая фигура с наведенным на вошедшего пистолетом.

– Ты совсем спятил, Коррадо! Откуда у тебя оружие? – крикнул Ларри. – Брось немедленно, или ты дорого за это заплатишь!

Он заметил, что руки молодого человека дрожат, а во взгляде читаются нерешительность и испуг.

– Я не знаю, кто вы… – пробормотал юноша. – Что вам надо?.. Как вы меня нашли?..

Вокруг все еще заметной тонзуры в беспорядке топорщились волосы, делая худощавое личико подростка еще менее привлекательным. Ларри сделал шаг в сторону, потом внезапно прыгнул на юношу и вывернул ему руку, пытаясь отобрать пистолет. Последовала короткая схватка, и Коррадо нажал на спусковой крючок так, что Ларри не понял, сделал он это случайно или намеренно. Раздался громкий выстрел, пуля рикошетом отскочила от плиток пола и застряла в сухо треснувшей дверце шкафа. Коррадо пронзительно вскрикнул.

– Я поранился, я поранился! – рыдал он, держась за правую ногу.

Ларри увидел, что брюки у юноши порваны и на ткани медленно проступает кровавое пятно.

– Мне больно, – стонал послушник.

– Идиот! Этого еще не хватало! Ты крадешь оружие, угрожаешь им мне, а потом стреляешь себе в ногу! Тем хуже для тебя, ты кончишь свою жизнь безногим калекой в трущобах Неаполя! А пока скажи мне, куда ты его дел? Где он, мерзкий воришка?

– Не кричите так, синьор. Револьвер лежит на полу. Я украл его у возвращавшегося домой итальянского солдата.

Ларри подобрал оружие, проверил, нет ли в стволе патрона, и сунул пистолет в карман. Потом открыл шкаф и перерыл валявшийся там хлам.

– Куда ты его спрятал, Коррадо? Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю, разбойник!

– Я не знаю, что вы ищете. У меня ничего нет, ничего…

Ларри в ярости вывалил на пол содержимое ящиков комода.

– Это вещи моих родителей, – захныкал юноша. – Они уехали на север еще в начале войны. Это все, что они мне оставили…

Ларри с угрожающим видом подошел к нему.

– Не раздражай меня, – произнес он сквозь зубы.

– У меня кровь так и хлещет, смотрите…

– Мне плевать, – отрезал Ларри. – Так где?

– Я не понимаю, чего вы от меня хотите, – пробормотал Коррадо. – В монастыре я был почти никем.

Он упал на матрас. Ларри схватил его за шиворот, приподнял, но не сумел как следует обыскать, потому что у него все еще ужасно болело плечо. Однако он смог убедиться, что ничего похожего на то, что он искал, у юноши не было.

– Где ты его спрятал? – заорал он. – Ты что, думаешь, я напрасно проделал весь этот путь?

Коррадо охватила паника, и он начал дрожать всем телом.

– Я скажу вам, где он, скажу, – торопливо заговорил он. – Но предупреждаю: он немного… немного испорчен…

– Как это «испорчен», дубина?

– Немного испачкался, просто испачкался…

– Что ты с ним сделал, мерзавец? Берегись, если он пропал!

– Когда я сбежал из аббатства, мне пришлось передвигаться ползком в грязи, чтобы перейти линию фронта… Я принял меры предосторожности, завернул его в тряпку, но этого оказалось недостаточно…

Он снова начал скулить, и Ларри рассердился:

– Ты полз по грязи! В хорошеньком же он состоянии! Чем рассказывать всякие глупости, лучше покажи его мне!

Коррадо произнес совершенно другим, резким тоном:

– Мне нужны деньги.

Ларри удивленно взглянул на него:

– Деньги? Ты спятил! Думаешь, они у меня есть? Я что, похож на человека, который разгуливает с тысячами лир в кармане? Посмотри на меня внимательно!

– Не знаю, куда вы их спрятали, но деньги у вас есть, – уверенно ответил молодой человек. – А мне надо питаться и лечиться.

Ларри почувствовал, как в нем поднимается волна леденящей душу ненависти.

– Вот я тебя сейчас вылечу так вылечу… Считаю до трех: один… два…

– Печь, – с трудом произнес Коррадо.

– Я должен был догадаться сам: ты не развел огонь, – буркнул Ларри.

Не спуская глаз с послушника, он направился к очагу, свободной рукой стал шарить в холодной золе и вскоре обнаружил какой-то предмет цилиндрической формы, наполовину засунутый в трубу. Ларри осторожно вытащил его и несколько секунд недоверчиво разглядывал грязно-черный продолговатый сверток, покрытый сажей. Невероятно, но именно этот уродливый предмет и был целью его поисков. Он повернулся к Коррадо:

– Лучше бы ты сразу сказал мне, где он, а не размахивал пистолетом! Тогда и нога осталась бы целой!

Лицо юноши скривилось.

– Мне больно, я истекаю кровью… Подумать только, я мог лишиться своих подпорок, когда шел через минные поля, а вместо этого нашел способ изуродовать себя сам…

– У тебя просто царапина! Только штанину себе разорвал!

– Мне больно, говорю вам, – простонал Коррадо.

Ларри пожал плечами и развязал узел веревки, которой был обмотан пакет. Под грубой тканью его пальцы нащупали не шершавую бумагу, а упругий, ласкающий кожу пергамент. «Пергамент лучше сохраняется», – подумал англичанин. Когда он разворачивал сверток, у него промелькнула мысль, что он предпочел бы делать это в одиночестве, во всяком случае, как можно дальше от алчного, хнычущего и зловредного парнишки, который не сводил с него глаз.

– Насколько я понимаю, ты его видел?

– Они слишком грязные и липкие, чтобы летать! – усмехнулся Коррадо.

Присев на корточки, Ларри развернул рисунок и, оценив наконец размеры бедствия, застыл в отчаянии.

– Ты его просто уничтожил, болван несчастный! – крикнул он в ярости. – Все еще хуже, чем я думал. Посмотри, в каком он теперь виде!

– Я знаю, что он подпорчен! – воскликнул юноша. – Сальваро тоже на меня разозлился! «Не надо было ползти, дурак», – сказал он мне. А я ответил, что если бы я не полз, то не смог бы перейти линию фронта. И знаете, что он сделал? Он дал мне пощечину!

– А откуда неуч вроде тебя мог знать, что это ценный рисунок?

– Это дал мне понять, сам того не желая, отец Андреа Мартино, один из монастырских архивариусов, сопровождавший ценности. Он сказал: «Ты помощник отца Мауро? Он немного не в себе из-за переезда, и я прошу тебя позаботиться о рисунке, который я обнаружил среди других, менее ценных бумаг». Я подумал, что если так говорит сам отец Андреа, то рисунок стоит денег!

– Какое несчастье, что его просьба была адресована такому мерзавцу! – вздохнул Ларри. – Уж ты о нем позаботился, нечего сказать! Но каков хитрец! На рисунке изображены птицы – ты и засунул его в книгу о птицах! Браво, брависсимо! Это ж надо такое придумать! Но ты еще больший хитрец, чем я мог подумать, и тебе пришла в голову гениальная мысль переставить книгу в другой раздел для того, чтобы в случае, если придется действовать быстро, тебе не надо было искать ее среди десятков книг на ту же тему! Да, тут у тебя что-то есть! – сказал Ларри, хлопнув Коррадо по лбу.

– Не смейтесь надо мной, если бы я был так хитер, как вы говорите, я не забыл бы взять листок, который был приклеен к обратной стороне рисунка. Он отлепился сам, как только я взял рисунок в руки, и я забыл его в книге! Если бы вы видели, какое лицо было у Сальваро, когда я ему об этом сказал! А я еще и рисунок испортил… Он сказал мне, что на листке наверняка было написано что-то важное и это удвоило бы цену рисунка! Как вы думаете, он говорил правду?

– На том листке была дарственная записка, – сказал Ларри, не вдаваясь в подробности. – Представь себе, мы с отцом Мауро заподозрили, что это твоих рук дело, а поскольку он знал, откуда ты родом, мне удалось тебя разыскать.

– Вряд ли он сказал вам обо мне что-то хорошее, – вздохнул Коррадо. – Он меня не любил. Надо будет с ним! помириться…

– Слишком поздно… Отец Мауро… отец Мауро не пережил бомбардировки аббатства.

Коррадо поднял глаза на Ларри.

– Надо же, – произнес он вместо сожаления. – А кто теперь будет заботиться о синицах?

– Не знаю, – сухо ответил Ларри. – По правде говоря, я не хочу говорить с тобой об отце Мауро. Расскажи мне лучше о твоем подельнике Сальваро. Рисунок ему предложил ты? Значит, ты был с ним знаком?

– А то как же, я знал Амброджио давно! – ответил Коррадо.

– Как это? Мне казалось, ты жил взаперти в своем монастыре!

Лицо юноши снова приняло таинственное выражение.

– Может статься, я вам и расскажу, – произнес он загадочно. – Я раздобыл ему не только рисунок, но и фотографию, сделанную для того, чтобы предупредить, что в июле в монастырь привезли чертовски красивые картины. И еще какую-то бумагу, которую взял, не глядя, из папки, на которой было написано «Неаполь», потому что подумал, что это ему интересно. Эту последнюю он прочел – написано было по-английски – и сказал, что она может кое-кого заинтересовать.

– Вот эта бумага? – спросил Ларри, показывая ему записку Мэри Шелли, сообщавшую о смерти малышки Елены.

Коррадо потрясенно уставился на Ларри:

– Да… Откуда она у вас? Он вам ее продал?

Ларри пожал плечами:

– Он и в самом деле думал обо мне, когда сказал, что кого-то она может заинтересовать, но ты должен знать, что я никогда бы не стал покупать краденые бумаги! Я занимался тем, что разыскивал краденое, болван!

– Я вас не знаю… – ответил Коррадо, снова захныкав. – Документ должен был купить у меня Амброджио, а не вы…

Тут уж Ларри дал волю своему гневу.

– А что скажет принцесса Скальци, когда ей вернут это?! – спросил он, дотрагиваясь до пергамента, словно это была кожа сиятельного больного. – Рисунок испорчен, а он, должно быть, был необычайно хорош, это и сейчас заметно! Я просто вне себя от ярости: сокровище было доверено монахам, да, им доверяли, а какая-то маленькая дрянь воспользовалась этим! Вор!

Он в ярости ударил по ноге раненого, и тот громко застонал.

– Подыхай теперь тут! – кричал Ларри. – Ты только посмотри! Бедные отважные путешественники! Они вшестером летят сквозь мрак! До того как ты испачкал рисунок своими грязными лапами, они парили в ясном золотистом небе, улетая в бесконечность! А теперь бедняжки кружат по пещере, как стая летучих мышей… Пока не появился ты, они путешествовали в безграничном пространстве, грациозно и мощно взмахивая крыльями, а теперь заблудились, ослепли. Как заблудился в своей жизни ты, бездарь! Бесполезное, никчемное создание!

Коррадо выслушивал оскорбления, закрыв глаза.

– Я хочу пить, – прошептал он.

– Мне плевать! Ты что думаешь? Думаешь, я пойду за водой к колодцу вместо тебя, как ночью ходил с цистерной к источнику?

– В умывальнике осталось еще немного воды… – умоляющим голосом произнес парнишка.

– Так поднимись и возьми сам!

Молодой человек попытался встать.

– Я не могу, – выдохнул он.

На лбу у него выступили капли пота, а лицо приобрело восковой оттенок. Ларри встревожился и подошел к нему.

– Я принесу тебе воды, но не пытайся сбежать: далеко не уйдешь, – с угрозой в голосе произнес он.

В умывальнике не было ничего, кроме двух тряпок, но на кухонном столе Ларри нашел наполовину пустую бутылку с водой и принес ее Коррадо. Тот стал жадно пить из горлышка. Он так спешил, что подавился и выплюнул на угол рисунка то, что проглотил. Это вывело Ларри из себя.

– Опять! – взревел он. – Грязь, копоть, а теперь еще и вода! Чем провинились несчастные пернатые? За что им на пути попался именно ты?

– Смотрите, вода смыла немного грязи, – заметил Коррадо, словно извиняясь.

Ларри склонился над рисунком. На сей раз Коррадо сказал правду: на уголке пергамента образовалась светлая полоса. Ларри смочил водой край своей рубашки и осторожным движением стер грязь с маленького фрагмента на обратной стороне рисунка.

– Такого цвета он и был, – сказал Коррадо с комической уверенностью эксперта по старинным рисункам.

Ларри едва сдержал удивленный возглас и наклонился над только что расчищенной поверхностью внизу листа, где появились первые слова какой-то надписи.

– Ты ничего не заметил? – спросил он.

– У меня не было времени его рассматривать… – ответил Коррадо тоном виноватого школьника. – Я только жалел, что отклеился второй листок.

Ларри тотчас стало ясно, кто автор надписи, но его обычно уверенная рука устало дрожала. Ларри потер рисунок сухой тканью и обнаружил несколько коротких строк, едва различимых на покрытом черными полосами пергаменте.

«Мне хотелось бы поддержать Элизу Фоджи, и я дарю ей в память о нашей маленькой Елене драгоценный рисунок пером на пергаменте, подаренный мне лордом Байроном, как значится в расположенной выше дарственной.

Каза Магни, Леричи, 26 апреля 1822. Перси Биши Шелли».

Ларри быстро поднял голову: Коррадо, закрыв глаза, лежал на своем матрасе.

– Вот-вот, – прошептал Ларри, словно разговаривая сам с собой. – Аллегра, дочь Байрона, о которой Шелли так заботился, умерла за неделю до этого, и ее смерть, должно быть, пробудила трагические воспоминания. Вот доказательство, которое я искал! Деталь мозаики, которой мне так не хватало.

Между тем им овладело смутное разочарование. Он рассматривал рисунок со всех сторон и не чувствовал удовлетворения.

– Ты не помнишь, было ли что-нибудь написано с другой стороны? Там, где сам рисунок? – спросил он, наклонившись к Коррадо.

Тот не ответил. Он скорчился на своем ложе, и Ларри увидел, что по матрасу разливается огромное темно-красное пятно. Гнев его тут же утих.

– Сними брюки, – велел он.

Ему пришлось помогать Коррадо, тот гримасничал и хныкал. Наконец обнажилась худая нога. Глубокая рана шла от бедра до колена. Из тряпок, лежавших на умывальнике, Ларри соорудил жгут.

– Так и быть, ты пойдешь со мной в Сан-Себастьяно. Там мы найдем врача.

– Я не могу, – простонал Коррадо. – Не могу больше…

– Послушай, от Сан-Доменико до Сан-Себастьяно всего километр. Ты обопрешься на меня, я буду поддерживать тебя, как сумею, но сам я тоже ранен и не смогу тебя нести.

Коррадо не ответил, однако, сделав усилие, поднялся на ноги. Ларри обнял его за плечи, и они сделали несколько шагов по направлению к двери. Перед самым порогом юноша потерял сознание и рухнул на пол. «Не хватало еще, чтобы он отдал Богу душу прямо у меня на руках», – подумал Ларри. Оставшейся водой он смочил лоб и виски послушника. Юноша открыл глаза.

– Портшез бы пригодился, – прошептал он.

Ларри не поверил своим ушам.

– Что? – спросил он. – Ты, кажется, слишком много знаешь!

Коррадо не ответил. Под глазами у него залегли глубокие тени. Ларри попытался собраться с мыслями, потом снова нагнулся к нему.

– Слушай внимательно: в твоих интересах все мне рассказать, иначе я брошу тебя тут. Если ты видел портшез, значит, был в доме Амброджио в тот день, когда все это произошло! Рисунок уже был у него, так ведь? Тебе было велено его украсть!

Коррадо отрицательно помотал головой.

– Я хотел, чтобы он обратил на меня внимание, вот и все, – оправдывался он. – Поэтому я и принес ему фотографию, которую вы видели, ну ту, где был грузовик с картинами. Я сделал ее своим старым аппаратом, который тайком от монахов оставил у себя. Только для того, чтобы он узнал, что наверху полно прекрасных вещей…