Текст книги "Что моё, то моё"

Автор книги: Анне Хольт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Было первое июня, и дежурный, очевидно, уже отключил отопление. За окном стеной шёл дождь, и в комнате было прохладно, даже холодно. Ингвар умышленно долго вынимал сигару из нагрудного кармана, медленно разворачивал её.

– Я не знаю, – сказал он. – Но о записках известно многим. Вот считай: полицейские, врачи, родители. Мы просили их держать язык за зубами, однако нет ничего удивительного в том, что они кое-что рассказали своим близким или хорошим знакомым. Так что об этих записках знают теперь, наверное, около сотни человек.

«В том числе и Ингер Йоханне», – подумал он, раскуривая сигару.

– А что если…

Зигмунд снова провёл языком по зубам. Ингвар предложил ему зубочистку.

– …речь идёт о двух преступниках? – выпалил Зигмунд Берли. – Ведь Лаффен может быть своего рода… как бы это сказать… марионеткой в руках другого, более смышлёного человека! Нет, спасибо. – Он жестом отказался от зубочистки.

– Конечно, это вполне возможно, – согласился Ингвар. – Но я в это не верю. Мне кажется, что настоящий преступник, тот, кого мы ищем, одиночка. Один против всего мира, как принято говорить. А вариант, когда злоумышленник использует глупого помощника, не новый. Известная схема.

– Это просто невообразимо, что Лаффен остается на свободе. Автомобиль нашли на стоянке у Скара рядом с Маридалом. Никаких сведений об угонах не поступало, так что если он захочет воспользоваться автомобилем…

– Он спрятался в лесопарке.

– Но в это время года в Нурьмарке полно народу!

– Днём он может уходить глубоко в лес, а передвигаться по ночам. У него больше шансов спрятаться в чаще, чем в городе. К тому же он соответствующим образом одет. Если он не переоделся с тех пор, как я видел его, – он осторожно стряхнул пепел в руку, – он вполне может вести походный образ жизни. Сколько народу схватили по подозрению?

Зигмунд слегка улыбнулся:

– Более трёх сотен. В Тронхейме и Бергене, Сюккульвене и Воссе. Только в Осло более пятидесяти. Утром в полицейском участке Грёнлана находилось четверо арестованных со сломанными руками. И ещё один с загипсованной левой ногой. Все они были доставлены бдительными согражданами.

Ингвар взглянул на наручные часы:

– Этого и следовало ожидать. У меня встреча. Что-нибудь ещё хочешь мне сказать?

Зигмунд Берли вынул из заднего кармана выписку. Она приобрела округлую форму, повторяя очертания ягодицы, и Зигмунд смущённо улыбнулся, перед тем как протянуть её.

– Это лишь копия. С моими пометками. Я попросил сделать для тебя новую. Наконец удалось обнаружить что-то общее между всеми этими семьями. Мы свели воедино всё, что у нас есть. И вот результат.

Ингвар посмотрел на листок.

ИМЯ И ДОЛЖНОСТЬ СВЯЗЬ ХАРАКТЕР ОТНОШЕНИЙ ГДЕ И КОГДА ПОСЛЕДНИЙ КОНТАКТ

Врач Фритьоф Сальвесен, Бэрум

Лена Бордсен

Гинеколог

Осло 1993-1994

1994

Турид С. Оксой

Гинеколог

Бэрум с 1995 по сегодняшний день

22 марта с.г

Фотограф Хельге Мельвэр, Рена

Тённес Сельбю

Семейная фотография

Сандефьорд 1997

1997

Лена Бордсен

Знакомый

Сандефьорд с 1995 по сегодняшний день

Лето 1999

Воспитатель Карстен Осли, адрес неизвестен

Мэй Берит Бенонисен

Друг

Осло 1994-1995

Весна 1995

Лена Бордсен

Встречались

Осло 1991

23 июля 1991

Водопроводчик Като Сюллинг, Лиллестрём

Лассе Оксой

Бывший напарник

Осло 1993-1995

Не уверен

Тённес Сельбю

Профессиональные контакты в связи с переводом книги

Общение по телефону и переписка осенью 1999

2 ноября 1999

Медсестра Соня Вэрой Йохнсен, Эльверум

Грете Гарборг (по словам супруга Тённеса Сельбю)

Лучшая подруга

Постоянно с 1975 по 1999

1999 (за три дня до смерти Г. Гарборг)

Турид С. Оксой

Акушерка при родах близнецов

1998

Не уверена

Фруде Бенонисен

Бывшая возлюбленная приятеля

Тромсё 1992

Не уверен

– Да, – сказал Ингвар, – какая-то связь ведь должна была существовать между этими людьми. Но…

Он ещё несколько минут рассматривал таблицу.

– Эту Соню Вэрой Йохнсен можно сразу отмести, – наконец произнёс он. – Водопроводчик тоже особого интереса не представляет. Почему отсутствует адрес у Карстена Осли? Вы не нашли его в Национальной базе данных?

– Нет, у норвежцев это обычное явление – не сообщать о смене адреса, я имею в виду. На поиски уйдёт максимум дней восемь. Мы просто не занимались ещё этим вопросом.

Ингвар сложил лист и убрал его в карман пиджака:

– Так займитесь! Я оставлю таблицу у себя, пока мне не сделают собственную, о'кей?

Зигмунд пожал плечами.

– Мне нужен адрес Осли, – сказал Ингвар. – И ещё я хочу знать больше об этом фотографе. И гинекологе. Кроме того, мне необходимо…

Он затушил сигару и поднялся со стула. Выходя из кабинета, Ингвар похлопал напарника по плечу.

– Мне нужно как можно больше данных об этих троих, – сказал он. – О воспитателе, фотографе и гинекологе. Возраст, семья, информация о правонарушениях… Всё.

Зигмунд Берли остановился у своего кабинета, взявшись за дверную ручку.

– Спасибо, – поблагодарил Ингвар. – Большое спасибо. Хорошая работа.

45

– Она тебя слушается, – тихо сказала Ингер Йоханне. – Ты ей нравишься. Обычно она не жалует людей. Кроме тех, кого давно знает.

– Она и вправду замечательный ребёнок, – сказал Ингвар, укрывая одеялом Кристиане, Суламита и Короля Америки.

Ингер Йоханне замерла. Он добавил:

– Удивительный и очаровательный ребёнок. Она невероятно смышлёная!

– Не встречала человека, который бы говорил что-то подобное о ней, впервые её увидев. Но ты абсолютно прав. В определённых областях она очень даже умна и проворна. Правда, это нелегко заметить.

На Ингваре была её футболка. «New England Patriots», синяя, на спине и груди красовались большие цифры «82» и надпись белыми буквами «ВИК». Он приехал сразу после работы. Не глядя на Ингер Йоханне, поинтересовался, можно ли принять душ. Вместо ответа она протянула ему полотенце. И футболку, которая была ей слишком велика. Ингвар развернул её и рассмеялся.

– Уоррен считает, что из меня мог выйти хороший футболист, – сказал он.

– Время пошло! – усмехнулась Ингер Йоханне, расставляя тарелки. – Через пятнадцать минут будем есть. Тебе следует поторопиться.

Документы были чем-то перепачканы и испещрены пометками, разобрать которые она не могла. Однако прочесть записи в разграфлённой таблице было вполне возможно. Он уселся рядом с ней на диване и склонился над листом, лежавшим у неё на коленях. Их ноги слегка соприкасались. У каждого в руках была кружка с кофе, от кружек поднимался пар.

– Обнаружила что-нибудь интересное? – поинтересовался он.

– Пока нет. Я согласна, что медсестру можно вычеркнуть.

– Потому что она женщина?

– Наверное. Да. Водопроводчика тоже. Хотя…

Ей стало холодно. Водопроводчик живёт в Лиллестрёме.

«Ну и что? – подумала она. – Это чистое совпадение. В Лиллестрёме живёт куча народу. Этот водопроводчик не имеет никакого отношения к делу Акселя Сайера. Успокойся!»

– Что с тобой? – спросил он.

– Ничего, – буркнула она. – Просто я изучаю ещё одно уголовное дело, старое, и там… Да ладно. Водопроводчик скорее всего тут ни при чём. – Она провела пальцем по таблице и остановилась на рубрике «Связь». – И всё же… Видишь, он общался с отцами. Он единственный из всех этих людей связан с отцами. Тённес Сельбю, отец Эмили. Лассе Оксой, отец Кима. Я продолжаю считать, что все эти преступления направлены против детей. Или… Я не знаю… Он помог Тённесу Сельбю с переводом романа, и они ни разу не встречались. Весьма несущественная связь.

– Странно общаться с водопроводчиком по поводу романа, – сказал Ингвар, оторвавшись от кружки.

– Может быть, в романе шла речь об унитазах, – сухо ответила она. – Кто его знает. Посмотри! Дата – двадцать третье июля тысяча девятьсот девяносто первого!

– И что?

– Лена Бордсен сообщила, что встречалась с Карстеном Осли в тысяча девятьсот девяносто первом году. Эта встреча оставила в её памяти глубокий след, если она не забыла дату, хотя с тех пор прошло уже почти десять лет! Ты можешь себе такое представить?

Он подсел к ней ещё ближе. Она ощутила его дыхание, тёплый запах кофе с молоком, и выпрямилась.

– По правде сказать, я никогда не встречался ни с кем кроме своей жены, – ответил он. – Мы полюбили друг друга ещё в гимназии. Так что… – Он улыбнулся.

Ингер Йоханне, не в силах усидеть на месте, вдруг поднялась, положила таблицу на стол и направилась к кухне, будто что-то хотела принести оттуда.

– …я не специалист в данной области, – продолжил он, провожая её взглядом. – Это женщины, по-моему, обычно запоминают подобные детали.

Она вернулась, так ничего и не захватив с собой, и уселась на стул с другой стороны журнального столика.

Она не понимала его. Он явно проявлял по отношению к ней интерес, порой даже чересчур навязчивый. И причиной тому вряд ли была только её профессия. С самого начала его привлекало что-то ещё, заставившее его пригласить её к себе в контору, потом разыскивать в Америке, следить за ней в супермаркете. Но что же им движет? Он интересуется ею как мужчина или как… полицейский? Своих истинных чувств он никак не проявляет – всего лишь заходит к ней в гости, разговаривает о деле, и оттого ей кажется, что она находится…

«…в глупом положении, – подумала Ингер Йоханне. – Я не могу понять тебя. Я приглашаю тебя на ужин. Ты расхаживаешь по моей квартире в моей футболке с моим именем, ты укрываешь мою дочь одеялом. Тебе нравится Кристиане, Ингвар. Но почему же ты ничего не предпринимаешь?»

– Быть может, ты и прав, – сказала она тихо. – Но я не из тех женщин, что запоминают такие подробности.

Лист с таблицей словно преграда лежал между ними.

– Я всегда испытывал глубокое недоверие к фотографам, – улыбнулся Ингвар, показывая на одну из граф. – Они выдают за реальность застывшую картинку.

– А я к гинекологам, – сказала она, отвернувшись. – Они частенько не понимают даже элементарных вещей. Особенно мужчины.

– Странно слышать от тебя такие слова. А что ты думаешь по поводу воспитателей?

Они посмеялись немного. Правильно она сделала, что села на стул. У него это не вызвало никакого сожаления. Он уселся поудобней, точно ему нравилось иметь в своём распоряжении целый диван.

– Выяснилось, от чего умерли Ким и Сара?

– Нет.

Он допил кофе.

– Если мы предположим, что действительно имеется определённая причина их гибели, – сказала Ингер Йоханне, – то…

– Естественно, эта причина существует! Речь идёт о двух совершенно здоровых детях!

Он опустил голову на руку. Кожа на щеке сморщилась, отчего он стал выглядеть старше. Старее, чем она.

– А может, их… до смерти перепугали или что-нибудь в этом роде?

– Нет. Ты считаешь, что такое возможно? Напугать до смерти детей, не страдающих сердечными заболеваниями?

– Не знаю. Но если этот псих выдумал способ лишать людей жизни так, что после этого не остается никаких следов… – По спине опять пробежали мурашки. Она провела рукой по волосам, поправила чёлку. – Значит, у него есть чёткий, продуманный план, и он его успешно выполняет, что вполне соответствует его образу.

– Какому?

– Подожди.

Он уставился на листок с таблицей. Ингер Йоханне подняла палец вверх, предлагая дать ей высказаться, не перебивая.

– Этот человек… мститель, – сказала она напряженно. – У него серьёзные антисоциальные нарушения личности, он психопат. Он полагает, что поступает правильно. Или справедливо. Он считает, что у него есть право владеть тем, чего у него никогда не было. Или чем-то, принадлежавшим ему, что у него когда-то забрали. А теперь он возвращает себе… то, что по справедливости принадлежит ему!

Её указательный палец поставил восклицательный знак в конце фразы. На лице Ингвара не дрогнул ни единый мускул.

– А может… убийца на самом деле быть отцомэтих детей?

Её голос задрожал, стараясь скрыть эту дрожь, она закашлялась. Ингвар побледнел.

– Нет, – сказал он наконец. – Не может.

Палец Ингер Йоханне медленно опустился.

– Вы проверили? – спросила она спокойно.

– Да. Мы знаем, что у Эмили другой биологический отец. Тённес Сельбю не догадывается об этом, насколько нам известно. А остальные дети…

Он потянулся, откинувшись на спинку дивана.

– Анализы подтвердили, что с отцовством там всё в порядке.

Ингер Йоханне не сводила глаз с листа. Король Америки заскулил под дверью в комнате Кристиане. Ингер Йоханне не двинулась с места. Собака начала скулить громче.

– Давай я, – начал Ингвар.

– У меня вчера здесь было что-то вроде девичника, – перебила его Ингер Йоханне. – Мы все были немного навеселе.

Джек начал выть.

– Я выпущу его, – предложил Ингвар. – Ему нужно на улицу.

– Да нет, он просто соскучился по людям, – спокойно ответила она. – Сейчас проснётся Кристиане.

Однако она так и не встала. Ингвар выпустил из детской собаку, и та немедленно написала на пол. Ингвар взялся за швабру, подтёр пол. В комнате запахло шампунем, когда он вернулся из ванной, неся на руках щенка.

– Вечеринка, – сказал он неестественно веселым голосом. – В среду.

– На самом деле это что-то вроде литературного кружка. Справедливости ради следует сказать, что у нас редко остаётся время на чтение. Во всяком случае, на чтение одних и тех же книг. Но эта традиция существует ещё со времён гимназии. Раз в месяц мы собираемся и…

Она покраснела. И не из-за того, что накануне выпила слишком много. Ингвару не должно быть до этого никакого дела. Что он себе позволяет!.. Ведет себя как хозяин в её квартире, сидит, обнимая её собаку, на её диване. Его руки ещё не высохли и пахнут её шампунем.

– Короче говоря, вчера под конец вечера одна моя подруга решила во что бы то ни стало выяснить, сколько у других…

«Ингвар никогда не был ни с одной женщиной, кроме своей жены, – пронеслось у неё в голове. – Мне ни разу ещё не встречался мужчина, который мог бы сказать то же самое… Ты говоришь правду, – подумала Ингер Йоханне, – или просто хочешь таким образом произвести впечатление?»

– …было мужчин, – закончила она.

– Я не совсем понимаю…

Боже, зачем она начала этот разговор!

– Конечно, мы просто болтали и подшучивали друг над другом, – быстро проговорила она. – Это как для мужчин составлять списки пяти лучших альбомов рок-групп или десяти лучших нападающих.

Большая рука Ингвара поглаживала щенка, с удобством разместившегося на его коленях. Собака улеглась и, всем довольная, жмурясь, разглядывала комнату.

– По правде говоря, все немного привирали. Но выяснился вот какой печальный факт…

– Печальный? Ты меня просто заинтриговала! – В его голосе слышались нотки сарказма, хотя он дружелюбно улыбался.

– Мы говорили о том, – торопливо пояснила она, – что все мы по большому счёту несчастливы с теми, кто у нас есть.

Он перестал почёсывать собаку за ухом и взглянул на неё.

– Понимаешь, я имею в виду не только себя и своих подруг, – она кивнула на лежащую на столе таблицу. – Вот так живёшь с каким-то человеком и вдруг однажды осознаёшь, что совсем его не любишь, и даже мысль о том, что ты с ним вместе, становится… противна. Время идёт, всё забывается, и воспоминания об этом человеке погружаются в подсознание. У каждой, почти у каждой женщины в жизни был мужчина, имя которого она не назовет даже лучшим подругам.

Он осторожно опустил щенка на пол. Тот заскулил, просясь назад, но Ингвар, не обращая внимания, пододвинул к себе лист. Собака улеглась рядом, свернувшись в клубок.

– В этом списке всего один «возлюбленный», – сказал Ингвар, – Карстен Осли. Он фигурирует как друг или бывший друг двух матерей. Ты думаешь, этот Осли встречался и с другими?

– Совсем необязательно. Вполне возможно, что тот, кого мы ищем, здесь не упомянут. О нём забыли или не захотели рассказать, поэтому его нет в списке.

– Но ведь они понимают всю серьёзность ситуации, – перебил он. – Они знают, насколько важно, чтобы список был верным и полным.

– Да, – кивнула она, – они не лгут. Они просто выкинули это имя из памяти. Хочешь что-нибудь выпить? Виски? Джин-тоник?

Он взглянул на часы, словно боялся нарушить запрет на алкоголь, если время для выпивки ещё не наступило. Или он действительно вообще не пьёт?

– Я за рулём, – пробурчал он задумчиво. – Поэтому не буду, спасибо. Хотя звучит соблазнительно.

– Ты можешь оставить автомобиль здесь, – предложила она и быстро добавила, возвращаясь к разговору: – Но я не настаиваю на своей версии. Я ведь не знаю, был ли у этих женщин общий возлюбленный. Я просто размышляю. В этих преступлениях чувствуется гнев. Обида. Злость! Очевидно, он начал убивать после того, как его бросила женщина, несколькоженщин, а может, даже всеего женщины. Это вероятнее, чем то, что к убийствам его побудила ненависть к… ну, например, налоговой полиции!

– А вот и нет, – возразил Ингвар. – В Америке…

– В Америке есть люди, которые могут убить, потому что им продали холодный бигмак, – сказала Ингер Йоханне. – Я думаю, мы можем обойтись без пустых споров.

– А что у тебя произошло с Уорреном?

Ингер Йоханне смутилась так, что ей не удалось совладать с собой: она покраснела. С той самой минуты, как Ингвар заявил, что знаком с Уорреном, она ожидала этого вопроса. Но потом успокоилась, подумав, что её прошлое его не интересует.

Это и разочаровывало, и радовало её.

– Я не хочу говорить об Уоррене, – подавив волнение, спокойно ответила она.

– Хорошо. Прости, если обидел тебя. Это не имеет никакого значения.

– Ты не обидел меня, – ответила она и выдавила улыбку.

– Думаю, я всё-таки выпью.

– А как же ты доберёшься домой?

– На такси. Джин-тоник, если есть.

– Есть, я же сказала.

Кубики льда тонко позвякивали о стекло, когда она несла с кухни стаканы с джин-тоником.

– Лимона, к сожалению, нет, – сказала она и не удержалась: – Уоррен сильно разочаровал меня. С профессиональной точки зрения и… как мужчина. Поскольку я была тогда молода, последнее на меня произвело большее впечатление. Теперь меня сильнее разочаровывает первое.

Джина в напитке было слишком много. Она скривилась и добавила:

– Я теперь об этом почти не думаю и действительно не хочу о нём говорить. С тех пор прошла целая вечность.

– Выпьем! Поговорим об этом как-нибудь в другой раз.

Он поднял стакан и выпил.

– Нет, – ответила она. – Я не хочу говорить об этом ни сейчас, ни потом. С Уорреном всё кончено.

Они замолчали. Стало слышно, что в саду за окном кричат мальчишки, играя в футбол. Звуки наступающего лета вызвали у обоих улыбку, но улыбался каждый своим мыслям. На часах была половина десятого. Ингер Йоханне почувствовала, как джин ударил в голову: после первого же глотка появилось лёгкое и приятное головокружение. Она отставила стакан и сказала:

– Если мы примем предположение, что ищем бывшего возлюбленного или того, кто очень хотелвстречаться с одной из матерей, то эта записка вполне понятна. Получай по заслугам.Больнее всего можно ранить женщину, отняв у неё ребёнка.

– Да и мужчину тоже.

Она вопросительно взглянула на него, а потом поняла, что он имеет в виду.

– О!.. Сожалею. Прости, Ингвар, я не подумала… я забыла…

– Не извиняйся. Я часто сталкиваюсь с такой забывчивостью. Вероятно, потому что несчастный случай был настолько… необычный. Один мой коллега год назад потерял сына в автомобильной катастрофе. Все говорят с ним об этом. Автокатастрофа – это трагедия, но она в порядке вещей. А вот упасть с лестницы и при этом убить себя и свою мать – это…

Он натянуто улыбнулся и хлебнул из стакана.

– Это какой-то абсурд. Как в романах Джона Ирвинга ^[25]. Так что никто ничего не спрашивает, а может, действительно забыли. Это даже к лучшему. Ты рассуждала о нашем деле.

Неловкость мешала ей говорить, но что-то в его взгляде заставило её продолжать:

– Предположим, что речь идёт о нормальном человеке. Может быть, даже симпатичном. Привлекательном. Вполне вероятно, что он обладает определённым очарованием и легко заводит знакомства с женщинами. Поскольку он достаточно предусмотрителен, они общаются определённое время. Но недолго. В нём есть что-то пугающее – какой-то недостаток, эгоцентризм, паранойя, которые внезапно дают о себе знать. И вот разрыв за разрывом. Он не считает, что причина в нём. Во всём виноваты женщины, они хитрые и расчетливые. На них невозможно положиться. И вот однажды происходит нечто…

– Что именно?

Он уже почти допил свой джин-тоник. Ингер Йоханне не знала, предложить ли ему ещё.

– Не знаю! Может быть, ещё один разрыв? Или что-нибудь более серьёзное. То, из-за чего он сорвался. А тот мужчина, которого видели в Тромсё, о нём что-нибудь известно?

– Нет. Он так и не появился. Значит, это тот, кого мы ищем. Или совершенно другой человек, не имеющий к этому делу никакого отношения, но по какой-то причине не желающий связываться с полицией. Вполне возможно, что он просто был у любовницы. Так что ничего нового.

– Только Эмили не вписывается в общую картину, – сказала она. – Налить тебе ещё?

Он держал стакан в руке и покачивал его. Лёд растаял. Одним глотком он допил оставшееся и сказал:

– Нет, спасибо. Да, Эмили – это загадка. Где она? Так как её мать умерла в прошлом году, это похищение едва ли может быть направлено против неё. Твоя теория не подтверждается.

– Да… – Она задумалась. – Её не вернули, как остальных детей. По крайней мере, отцу. Но…

Их взгляды встретились.

– Кладбище, – тихо, почти шёпотом, проговорил он. – Её могут вернуть матери.

– Боже мой, нет! – Ингер Йоханне спрятала руки в рукава, её знобило, она почти кричала: – Скоро пройдёт уже четыре недели с тех пор, как она пропала! Кто-то бы это обязательно заметил! Сейчас на кладбище в Аскере полно народу.

– Я не уверен, что Грете Гарборг похоронена именно там, – проговорил он. – Чёрт! Как же мы не подумали об этом раньше?

Он вскочил и кивнул в сторону кабинета.

– Позвони, – предложила Ингер Йоханне. – Но, может быть, уже поздно?

– Слишком поздно, – ответил он, закрывая за собой дверь.

По предложению Ингвара они переместились на террасу. Было начало первого. Соседи наконец загнали детвору домой. В воздухе чувствовался слабый запах подгоревшего на гриле мяса. Ветер заглушал шум автомобилей, ехавших по Стуре-рингвай. Ингер Йоханне принесла для себя одеяло, предложила гостю спальник. Но он отказался, выбрав плед. Она заметила, что Ингвар замёрз: время от времени он согревал руки, поднося их ко рту.

– Удивительная история, – сказал он и проверил, в порядке ли телефон, пояснив: – Я попросил их позвонить мне на мобильный, чтобы не потревожить…

Он кивнул в сторону дома. Кристиане крепко спала.

Ингер Йоханне рассказала ему историю Акселя Сайера. Странно, почему она не сделала этого раньше. В течение прошлой недели они провели вместе немало часов, и она несколько раз собиралась поделиться с ним этой историей. Но что-то её останавливало. А вот теперь рассказала. Может, потому, что он по-прежнему был в её футболке? Ингвар слушал с интересом, задавал вопросы. Видно было, что собеседник владеет темой. Ей следовало рассказать всё раньше. Правда, она промолчала об Асбьёрне Ревхайме и Андерсе Мохауге и не упомянула о путешествии в Лиллестрём. Она решила сперва всё хорошенько обдумать.

– Тебе не кажется, – задумчиво сказала она, – что норвежская прокуратура в некоторых случаях может…

Она не могла подобрать подходящего слова.

– Быть коррумпирована? – помог он. – Нет. Если ты имеешь в виду, что кто-то в органах прокуратуры за деньги влияет на исход того или иного дела, то, по-моему, это совершенно исключено.

– Звучит убедительно, – сухо ответила она.

Между ними на столе стоял термос с чаем, заваренным с мёдом. Крышка пропускала воздух, и он выходил, неприятно посвистывая. Ингер Йоханне попыталась закрутить её плотнее.

– Однако существует масса других вариантов, – добавил он и взял обеими руками чашку. – В этой стране коррупция вообще практически невозможна. По многим причинам. Во-первых, для нас это исторически несвойственно. Звучит странно, но коррупция обусловливается некоей национальной традицией. Во многих африканских странах, например…

– Куда тебя занесло!

Они засмеялись.

– В Европе за последние годы было возбуждено немало дел о коррупции, – сказала Ингер Йоханне. – В Бельгии, Франции. Это совсем рядом. Нет нужды ехать в Африку.

– Верно, – согласился Ингвар. – Но у нас ведь очень маленькая страна. Все на виду. Ещё и поэтому у нас нет проблем, связанных с коррупцией.

– А с чем связаны наши проблемы? Что может стать причиной недобросовестности и злоупотреблений в чиновничьем или судейском аппарате?

– Не деньги. Скорее вопросы престижа, попытка сохранить доброе имя и прочее подобное.

– М-м-м.

Она отставила термос. Он продолжал посвистывать. Ингвар открутил крышку, вылил остатки чая в кружку, осторожно положил крышку на стол и спросил:

– Ты что-то хочешь спросить?

– Возможно ли вообще, чтобы Аксель Сайер в те времена был осуждён, несмотря на то, что в прокуратуре или следственных органах был кто-то, кто знал, что он невиновен?

– Его осудили присяжные, – сказал Ингвар. – Не думаю, чтобы десять человек единодушно согласились с подобной несправедливостью. И потом: он провёл в заключении девять лет. Судебная ошибка за такой срок непременно бы обнаружилась.

– Всё это так. Но ведь доказательства предоставляла прокуратура.

– Именно. И ты считаешь, что…

– Я ничего не считаю. Я только спросила тебя, возможно ли, по-твоему, чтобы в тысяча девятьсот пятьдесят шестом году полиция и генеральный прокурор способствовали осуждению Акселя Сайера, зная при этом, что он невиновен.

– Кто был обвинителем по делу?

– Астор Конгсбаккен.

Ингвар отпил из кружки и рассмеялся.

– Судя по газетным статьям, он настойчиво добивался обвинительного приговора по этому делу, – продолжала Ингер Йоханне.

– Могу себе представить! Я был тогда ещё молод…

Он широко улыбнулся и посмотрел не неё. Она потёрла чайное пятно на одеяле и поплотнее закуталась в него.

– …чтобы участвовать в процессе вместе с ним, – продолжил он. – Но о нём ходили легенды. Крепкий орешек даже для самых талантливых адвокатов. Не помню, что с ним стало.

– По-моему, он уже давно умер, – негромко сказала она.

– Да, умер или глубокий старик. Но я уверен в одном: прокурор Конгсбаккен никогдане стал бы содействовать осуждению невиновного.

– Но в тысяча девятьсот шестьдесят пятом, когда Акселя освободили без всяких объяснений и реабилитации…

Зазвонил мобильный. Разговор продолжался не больше минуты. Закончив, Ингвар произнёс, повернувшись к Ингер Йоханне:

– Ничего. Грете Гарборг похоронена на кладбище Остре Гравлюн в Осло, рядом с родителями. Три человека из полицейского управления Осло проверили всё рядом с могилой. Ничего не нашли. Никаких свёртков, записок. Они продолжат поиски утром, но, скорее всего, там ничего нет.

– Слава богу, – вздохнула Ингер Йоханне, чувствуя, как спадает напряжение. – Но…

Он взглянул на неё. В сумраке его глаза стали тёмными, почти чёрными. Ему уже пора было побриться. Плед сполз с его плеч. Когда он повернулся, чтобы поправить его, Ингер Йоханне увидела своё имя на широкой спине. Она зевнула, но смотреть на часы не захотела.

– …мы по-прежнему не уверены, что Эмили похитил тот же человек, – сказала она. – Это может быть кто-нибудь другой.

– Да, – кивнул он в ответ. – Но я так не думаю. И ты тоже. Дай Боже, чтобы это было не так.

Напор, с которым он произнёс последнюю фразу, поразил её.

– Почему?.. Что ты имеешь в виду?

– Эмили жива. Она должна быть жива. Если это наш приятель похитил её, у него есть причина, чтобы сохранять ей жизнь. Поэтому я надеюсь, что это он. Нам нужно только…

– …найти его.

– Мне пора, – сказал Ингвар.

– Это точно, – ответила Ингер Йоханне. – Пойду вызову такси.

Ингвар допил свой джин-тоник уже три часа назад. Он вполне мог бы сам сесть за руль, они оба понимали это.

– Я вернусь и заберу машину утром, – сказал он. – Заодно верну тебе футболку. Или лучше сперва выстираю её.

Выходя, он похлопал Джека по спине.

А потом потёр рукой щеку, улыбнулся и пошёл к такси.

46

Человек уселся, прислонившись к стене дома. Он был одет не по сезону тепло, однако чувствовал озноб. Зубы стучали, и он попытался плотнее запахнуть куртку. Он и понятия не имел о том, где находится. Открытое пространство перед невысоким, покосившимся строением было огорожено тесно посаженными деревьями. Попасть в дом не составит особого труда. Кажется, дверь вообще не заперта. Тонкая розовая полоса возникла на горизонте. Ему нужно найти место, где можно спрятаться. Дачи для этого не особенно подходят – могут приехать хозяева. Но эта с виду заброшенная. Пахнет тут старой смолой и туалетом.

Мужчина попытался подняться, но ноги почти не держали его. Он чувствовал слабость и понимал, что должен поесть.

– Кушать, – пробормотал он. – Кушать.

Дверь легко распахнулась, и он ввалился внутрь.

В доме было ещё темней, чем снаружи, – ставни на окнах плотно закрыты. Мужчина вытянул руку, она упёрлась в шкаф. К счастью, у него есть зажигалка. Вот только сигареты давно кончились. Он почувствовал острый приступ тошноты. Курево и еда. Ему нужны курево и еда, но где их взять, он даже представить себе не может. Мужчина осветил зажигалкой шкаф и раскрыл его. Он оказался пуст. Он раскрыл соседний шкаф – ничего, кроме паутины да старого радиоприёмника.

Домик состоял из одной большой комнаты. На столе стояло что-то вроде горшка и большая пепельница, в которой лежали четыре окурка. Пальцы задрожали, когда он попытался ухватить один из них. Табак оказался пересохшим и высыпался. Мужчина осторожно ссыпал его назад. Сделать это было не так просто. Ему пришлось держать окурок вертикально, так что когда он закурил, голова слегка закинулась назад. Потушив последний окурок, он почувствовал, что голод отступил. По-прежнему тошнило, но это неважно: всё лучше, чем резь в желудке. Он забрался под стол и уснул.

47

Девочка, кажется, решила умереть. Он не мог понять почему. Она получает достаточно еды, воды и воздуха. Он обеспечивает её всем, что необходимо для поддержания жизни. Но она лежит не двигаясь. Она перестала задавать вопросы, когда он разговаривает с ней. Это его раздражало. Наглость какая! Не в силах больше выносить запах долго не мытого тела, он выделил ей свои старые трусы, предварительно зашив гульфик. Купить трусики для девочки он не мог, потому что боялся привлечь внимание. В округе его знали. Конечно, можно было бы поехать в город, но рисковать не стоило. Он всегда осмотрителен – потому никто и никогда не сумеет отыскать его. Если он, бездетный мужчина, вздумает покупать трусики для девочки, любопытные горожане мгновенно начнут его подозревать: сейчас все словно помешались. Не говорят ни о чём другом. В кооперативе, на заправке. Во время работы он надевает наушники, но в обеденный перерыв ему приходится выслушивать эти бредни. Пару раз он обедал прямо у пилы, шеф поинтересовался, что с ним случилось, ведь обед – это для них святое. Все должны собираться в столовой. И никаких отговорок. Он улыбнулся в ответ и поплёлся следом за другими.