Текст книги "Заноза для хирурга (СИ)"
Автор книги: Анна Варшевская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)
– Добрый день, Герман Эдуардович, – выкидывая из головы всякую чертовщину, захожу к пожилому мужчине, которому вчера выполняла стентирование. – Мне передали, что вы хотите меня видеть?
– Голубушка, мне очень неловко, – начинает он, и я улыбаюсь, услышав это обращение, – но я не помню вашего имени…
– Меня зовут Анна Николаевна, я вчера проводила операцию.
– Ну, это-то я помню, не настолько уж я плох, – отпускает смешок Герман Эдуардович, – Анна Николаевна, можете ли вы выписать меня сегодня?
– Сегодня? – поднимаю брови, подходя ближе, и хмурюсь, открывая историю болезни.
– Аннушка, понимаете… Могу я звать вас Аннушкой? – старик улыбается. – Так звали мою жену, мне будет очень приятно, если вы позволите…
– Конечно, Герман Эдуардович, но я бы попросила вас не торопиться с выпиской. Да, действительно, после стентирования мы не держим в больнице долго, но хотя бы пару дней вам нужно побыть под наблюдением.
Мужчина хмурится, но молчит.
– Я вам объясню, дело в том, что нам нужно убедиться в нормальной реакции вашего организма на…
– Ой, попрошу вас, говорите кратко! – слабая улыбка появляется на его лице, и он продолжает: – Я стар, мадмуазель, и от речей устал!
– И не терплю от барышень нотаций, – договариваю невольно и улыбаюсь.
Я совсем недавно пересматривала «Гусарскую балладу» и помню сцену Шурочки с Кутузовым.
– Ну надо же! – в глазах моего собеседника появляется интерес. – Не ожидал.
– Герман Эдуардович, – возвращаюсь к нашему разговору, – вы, конечно, можете написать отказ от госпитализации, и всё же я очень прошу вас этого не делать.
– Ну что ж, Аннушка, только ради вас, – старик откидывается на подушки, я вижу, что он… ну не то чтобы расстроен, но как-то погрустнел, и мне становится его жалко.
– Вас дома кто-то ждёт? Я бы не хотела, чтобы вы остались без наблюдения. Если вас встретят, то, может быть…
– Нет, Аннушка, – он говорит спокойно, – я живу один.
Я замолкаю, становится неловко. Наверное, его жена умерла, но неужели ни детей, ни родни? Вдруг чувствую родство с этим почти незнакомым мне человеком. У меня есть подруги, но у них всё равно своя жизнь – у Маруськи сын, Мари теперь замужем – мы буквально неделю назад отпраздновали их с Ильёй свадьбу.
– Герман Эдуардович, а давайте, я вас провожу? – произношу внезапно, и мне тут же становится не по себе. Кто я ему, зачем вообще полезла, наверняка это выглядит подозрительно. – Извините, – иду на попятный, – не знаю, почему я…
– На самом деле мне это будет очень приятно, – мужчина выглядит удивлённым и довольным одновременно, – но только зачем же вам тратить своё время?
– Вы ведь мой пациент, я несу за вас ответственность, – смущённо улыбаюсь.
– И вы меня выпишете побыстрее? – он слегка пожимает плечами. – Не люблю я больницы.
– Только не сегодня, хорошо? Завтра! – говорю, пролистывая его историю болезни. – Прямо с утра. Сейчас я сменюсь с дежурства, а на следующий день приеду за вами и выписку оформлю!
– Ну что ж, договорились, Аннушка, – Герман Эдуардович смотрит на меня с улыбкой. – Но только тогда в благодарность за вашу услугу я приглашаю вас, скажем, на ужин! Как вам идея?
– Свидание? – улыбаюсь весело. – Отлично! Я обязательно надену что-нибудь симпатичное!
– Сто лет не был на свидании, – в тон мне отвечает мужчина.
– Не может быть, сколько же вам уже?.. – округляю глаза в притворном ужасе.
– О, нет, – он смеётся. – На такие вопросы я не отвечаю, даже столь красивым девушкам!
Я выхожу из палаты в прекрасном настроении и настолько поглощена своими мыслями, что широко и приветливо улыбаюсь идущему навстречу…
Ой, блин, это же Добрынин! Который, похоже, настолько опешил от моего выражения лица, что замер на месте чуть не с приподнятой для шага ногой.
– Ан-на Николаевна, – зовёт меня, чуть запинаясь, – вы что здесь… – прокашливается, и продолжает уже более уверенно: – У вас дежурство закончилось.
– Да, Никита Сергеевич, – я уже вернула на лицо привычную маску спокойствия, которую привыкла удерживать рядом с начальством. – Уже ухожу.
Отвлекаюсь на вибрирующий в кармане халата телефон, вытаскиваю трубку и, увидев на дисплее «майор Богатырёв», прикусываю губу. Мы с Полканом познакомились, когда была ранена моя подруга – он приходил в больницу снимать показания. И теперь время от времени приглашает меня куда-нибудь. Я вижу, что нравлюсь ему, да и сама отношусь к нему тепло, но… как говорится, ничего не ёкает.
– Да, Полкан, – отвечаю на звонок, поворачиваюсь и медленно иду по коридору.
– Судя по твоему тону, ты на работе, – слышу в ответ и не могу не улыбнуться.
– А что не так с моим тоном?
– Аня, ты бы слышала себя со стороны! – мягко смеётся мужчина. – В твоём «да» отчётливо звучит: «Говорите кратко и по существу, я занята!»
– Неужели всё так ужасно? – смеюсь в ответ.
– Конечно, нет, – Полкан секунду молчит, а затем спрашивает: – Как ты смотришь на то, чтобы вместе поужинать завтра?
– Прости, не могу, – говорю с раскаянием, – у меня уже есть планы. Может быть, в другой день.
– Ага, через месяц, – грустно вздыхает мужчина.
– Обещаю, что раньше! – мне и правда неловко ему отказывать, но я уже отдала этот вечер Герману Эдуардовичу. – Давай… – задумываюсь, вспоминая свой график, – …давай в эту субботу?
– Может быть, совместим обед и ужин? И в промежутке прогуляемся? – с энтузиазмом произносит Богатырёв. – Погоду отличную обещают, а ты света белого не видишь в своей хирургии!
– Хорошо, я не против.
– Отлично! Увидимся! – довольно говорит мужчина. – Всё, не отвлекаю тебя!
– До встречи, – отключаю телефон, сую его обратно в карман и развернувшись, утыкаюсь в мужскую грудь.
Не поняла… Он что, шёл за мной всё это время?
– Никита Сергеевич? – делаю шаг назад, поднимая голову.
– Вы закончили? – с сарказмом говорит Добрынин.
– Если вы о моей смене, Никита Сергеевич, то я закончила её уже несколько часов назад, – говорю, прищурившись.
Вот ещё, мне и по телефону поговорить нельзя? Мужчина стоит передо мной, задумчиво рассматривая мою больничную униформу. Ну что ему опять не так? Я вдруг чувствую, что невозможно, невыносимо устала от всего этого. Ведём себя, как дети, поссорившиеся в песочнице! «В основном, конечно, он», – не могу не отметить мысленно. А ведь часто от нас обоих зависят жизни и здоровье тех людей, которые здесь лежат.
– Никита Сергеевич, – говорю вдруг нормальным голосом, как сказала бы любому другому человеку, – я очень устала и домой хочу. Вы мне что-то сказать, наверное, собирались?
– У вас есть домашние животные? – звучит внезапный и совершенно нелогичный вопрос.
– Да, кот, – отвечаю растерянно.
– Ну конечно, кот. Как я не догадался, – бормочет тихо зав. – Анна Николаевна, вполне вероятно, вас вызовут в субботу на работу.
– Откуда вы… – делаю глубокий вдох и закрываю глаза, потом открываю. – У вас плановая назначена? Мне нужно присутствовать?
– Н-не совсем, – он отступает на шаг.
– Тогда что? – я делаю шаг вперёд. – Что-то с расписанием?
– Да, с расписанием, – он кивает, как будто радуясь подвернувшемуся поводу.
– Я проверила его сегодня, персонала на всю неделю в отделении хватает, – ещё один шаг, он от меня, я к нему. – Что-то с документами? Внутренняя проверка?
– Да! – Добрынин оглядывается по сторонам, явно ища, за что зацепиться взглядом.
– Все журналы заполнены, истории подшиты! Если к нам завтра внезапно не пришлют батальон солдат с множественными ранениями конечностей, то моя помощь не понадобится!
Я сама сейчас кого-нибудь раню… в какую-нибудь крайне неподходящую конечность! Он же наверняка хочет опять меня загрузить работой по самую макушку, чтоб потом придираться к каждой запятой!
– Протокол надо будет. Болезни заполнить, то есть… операции, – путано выдаёт этот… главный хирург, делая последний шаг назад к двери своего кабинета.
– Угу. Заполнить. Операции, – повторяю задумчиво и останавливаюсь, глядя на мужчину, который под моим взглядом суёт руки в карманы, потом вытаскивает и складывает на груди.
– Никита Сергеевич, – говорю вкрадчиво, – я вам зачем-то нужна?
– Нет! – выпаливает, но тут же исправляется: – То есть, да!
– Именно в субботу?
– Ну… – неуверенно выдаёт начальство.
– Это настолько срочно?
– Очень срочно и важно! – убедительно кивает.
– Раз так срочно, я выполню все ваши поручения в пятницу! – произношу уверенно и ставлю точку в разговоре. – Чтобы заранее! До свидания!
Он не прощается, но, уходя по коридору, я в конце концов слышу, как с размаху хлопает дверь о косяк. Удовлетворённо киваю – не всё ему меня доводить!
Приехав домой и натискав Дарси, который сегодня настроен помурчать мне в ухо, отрубаюсь и в кои-то веки нормально высыпаюсь! А с утра, открыв шкаф, начинаю искать, что бы такое надеть, чтобы встретить Германа Эдуардовича.
Как-то я обычно совсем не задумываюсь об одежде – меня больше волнует, чтобы хирургический костюм был на смену и белый халат наглажен. Правда, какие-то фирменные тряпки мне привозила мать… Когда ещё приезжала, а последний раз это было уже больше года назад. Достаю платье, которое она мне подарила последним – бледно-голубое, запашное, простого силуэта. Прямая юбка, небольшой намёк на рукавчик, отложной воротник, самое интересное в нём – молния, которая застёгивается не посередине, а сбоку – с помощью неё можно регулировать глубину декольте.
Когда я мерила его при матери, она фыркнула и сказала, что халат сверху – и будет вылитая моя форма, разве что с юбкой, а не со штанами. От неё это был совсем не комплимент, мама считает, что при моей внешности я могла бы устроиться лучше, а не пахать ночами в больнице. Но только её судьбы и шести – или семи? – мужей я не хочу, мне в хирургии значительно лучше!
Одеваюсь и кручусь перед зеркалом. Похудела я, что ли? Хотя чего удивляться, с мои-то режимом… А ведь у платья пояс есть! Затягиваю талию и довольно киваю – ну а что, неплохо! Можно и в субботу надеть, когда с Богатырёвым встретимся.
Приезжаю в больницу, поднимаюсь в отделение, накинув сверху халат, и сразу иду к Герману Эдуардовичу.
– Доброе утро! – захожу в палату.
– Доброе утро, Аннушка, – мужчина улыбается мне, – вы потрясающе выглядите!
– Спасибо, – у меня, кажется, вспыхивают щёки, – я же обещала, что найду что-нибудь симпатичное.
– Вы ставите меня в неловкое положение, моя дорогая, – прижимает руку к сердцу Герман Эдуардович. – Дадите мне время тоже привести себя в порядок, чтобы соответствовать своей прекрасной спутнице?
– Ну конечно! Я пока выписку оформлю, минут через двадцать подойду, – киваю ему и, выйдя из палаты, иду к сестринскому посту.
– Ой, Аннушка Николаевна, отлично выглядите сегодня! – улыбается Марина, одна из дежурных медсестёр.
– Спасибо. Дай мне, пожалуйста, историю Соболевского.
– А она у Никиты Сергеевича, – Марина параллельно заполняет справки, – они вчера вечером разговаривали.
– Кто? – ничего не понимаю.
– Ну, Никита Сергеевич и этот Соболевский, зав к нему зашёл и долго у него был.
– Вот как, – задумчиво тру пальцами лоб. Я так надеялась не попасться Добрынину на глаза, а теперь к нему за историей придётся идти.
– Он вроде сейчас у Марго, – понижая голос, заговорщически шепчет Марина, – вы зайдите к нему в кабинет и возьмите, я недавно забегала, папка у него прямо сверху на столе лежала!
– У… Марго?
– У Маргариты Владимировны.
– А-а, зав гинекологией. Операция совместная предстоит? Тактику вырабатывают?
– Ага, тактику, – прыскает Марина, – в общем, вы идите.
Что она имела в виду, до меня доходит только спустя минуту. Уши начинают гореть, я возмущённо фыркаю и, толкнув дверь, залетаю в кабинет. Да, действительно, история лежит прямо на столе – беру её и торопливо выхожу.
Только делаю шаг по направлению к палате Германа Эдуардовича, как меня останавливает знакомый окрик:
– Стоять! Кто вам разрешил заходить в мой кабинет?
Проглатываю тоскливый вздох и разворачиваюсь к подошедшему мужчине.
– Анна… Николаевна?
А кого он ожидал увидеть? Хмурюсь, глядя на Добрынина, который осматривает меня снизу доверху, цепляется взглядом за распахнутый халат, расстёгнутую молнию, сглатывает, а потом просто по щелчку приходит в бешенство. Я запоздало соображаю, что декольте можно было и поменьше сделать.
– Эт-то ещё что такое?!
Глава 4
– Вы почему не в форме?! Что вы себе позволяете? – шипит зав.
– У меня выходной… – начинаю говорить, но меня тут же перебивают.
– И что? Если вы явились на работу, вы должны соблюдать санэпидрежим! А это значит – хирургический костюм, халат, волосы прикрыты, на лице маска! Какого х… я должен объяснять старшему ординатору очевидные вещи?!
Ага, а сверху противогаз и костюм полной химзащиты! Я с трудом удерживаюсь от того, чтобы закатить глаза. Надоело! Уже открываю рот, чтобы ответить какой-нибудь резкостью, но тут слышу голос, доносящийся из соседней палаты.
– Никита Сергеевич, зайдите, пожалуйста, – зовёт Герман Эдуардович.
Добрынин обжигает меня взглядом и проходит вперёд. Я иду следом, захожу внутрь.
– Аннушка, будьте добры, прикройте дверь.
Герман Эдуардович стоит посреди палаты уже одетый в старомодный, но элегантный костюм, в руке держит шляпу, другой слегка опирается на деревянную трость – и выглядит, как настоящий джентльмен из какого-нибудь романа.
– Что-то случилось? – Добрынин обращается к старику первым, и, честно сказать, я удивлена уважением, которое звучит в его голосе.
– Никита Сергеевич, я, к своему глубокому сожалению, услышал сейчас кое-что, что мне очень не понравилось. Если бы в своё время я позволил себе так кричать на девушку, к которой… – Герман Эдурадович внезапно останавливается и внимательно смотрит на растерявшегося Добрынина. – Даже если она моя подчинённая. Особенно, если она моя подчинённая! Мало вас родители в детстве пороли, Никита Сергеевич, раз вы считаете допустимым столь недостойное поведение.
Я смотрю на эту сцену круглыми глазами, а потом вижу невероятное! Главный хирург отделения… краснеет! На скулах расцветают пятна – он выглядит, как мальчишка, пойманный на «месте преступления», смущённо бурчит что-то себе под нос и вылетает из палаты на всех парах.
– Герман Эдуардович, это что сейчас такое было? – с изумлением смотрю на дверь, а потом поворачиваюсь к мужчине.
– Аннушка, за вас давно нужно было вступиться. Никита Сергеевич, как бы это сказать, – старик вздыхает, – в некоторых вещах разбирается на уровне, несоответствующем его возрасту.
Я фыркаю от этой дипломатии.
– А невоспитанным подросткам, знаете ли, неплохо время от времени напоминать о правилах хорошего тона – даже если они уже хирурги-профессионалы под два метра ростом, – хмыкает мужчина. – Ну, будем надеяться, рано или поздно он повзрослеет и разберётся. Лучше бы, конечно, рано, хотя сложно на это рассчитывать, учитывая некоторые обстоятельства.
– Что-то я ничего не понимаю, – развожу руками.
– Да это я так говорю, Аннушка, вы уж извините старика, – он улыбается. – Ну что, мы можем идти?
– Да, пойдёмте! – подхожу и беру мужчину под руку. – Должна вам сказать, Герман Эдуардович, что выглядите вы просто шикарно! Была б я чуть поближе к вам по возрасту, мне бы угрожала серьёзная опасность потерять голову!
Мы оба смеёмся.
– В молодости вы, наверное, были сердцеедом? – хитро смотрю на него.
– Нет, дорогая моя, – качает головой Герман, – я рано влюбился. Её тоже звали Анна, вы помните, я говорил вам об этом?
– Конечно, – киваю, приноравливаясь к шагам моего спутника.
– Да, она тоже была Аннушка, – у меня даже глаза пощипывает, такой любовью наполнен его голос, а мужчина продолжает: – Мы прожили вместе пятьдесят три года, а потом её не стало. Сердце…
– Мне очень жаль, – говорю тихо.
– Мне тоже, – отвечает он. – Но, знаете, – продолжает уже более крепким и уверенным голосом, – я безумно благодарен за все те годы, которые мы провели вместе. Рано или поздно мы встретимся. Вы верите в то, что люди встречаются потом?
– Я не знаю, – произношу задумчиво, – но когда-то я прочитала фразу, которая мне запомнилась: куда смогла пойти она, сможете пойти и вы.
– Отличные слова, – мужчина кивает. – Но так как у нас с вами сегодня свидание, давайте не будем о грустном?
– Конечно, – улыбаюсь в ответ. – Я сейчас отвезу вас домой, вы отдохнёте, а вечером сходим поужинать?
– С удовольствием! В таком случае сначала приглашаю вас к себе на чай!
Мы спускаемся к моей машине. Оказывается, Герман Эдуардович живёт совсем недалеко от больницы, в старой «сталинке» с высоченными потолками.
– У вас же тут самый настоящий музей! – я с восхищением оглядываюсь в гостиной, куда меня проводил мой кавалер, на её стенах множество картин – копии очень известных мастеров. – Вы художник? – заметив в углу мольберт, поворачиваюсь к Герману Эдуардовичу.
– Ну что вы, дорогая моя, я ремесленник, – смеётся мужчина. – Это, говоря современным языком, исключительно хобби.
Прохожу к двум небольшим картинам и не могу сдержать улыбку – они совершенно точно висят рядом неслучайно.
– Что скажете о них? – Герман Эдуардович становится рядом, и я улавливаю цепкий взгляд, который он бросает на меня.
– Вы специально повесили рядом два "Завтрака на траве" Моне и Мане? – улыбаясь, поворачиваюсь к своему собеседнику.
– Браво, Аннушка! – в его глазах проскальзывает довольство и гордость, так учитель смотрит на своего ученика, верно ответившего экзаменационной комиссии на сложный вопрос. – Можете считать, что вы прошли тест.
– Какой тест, Герман Эдуардович? – смотрю на него, но ответа не получаю и отвлекаюсь на другие картины, медленно иду вдоль стены.
– Я даже завидую немного… – задумчиво и тихо произносит Соболевский. – Вот так умудриться встретить и ничего не замечать…
Мне не до загадок, которыми говорит мужчина, я в восторге от его работ.
– Это просто потрясающе!
– Спасибо, Аннушка. Ну что, чай?
Киваю, и мы перемещаемся на кухню. До самого вечера, не переставая, разговариваем обо всём на свете – Соболевский удивительный рассказчик, его истории я слушаю, раскрыв рот. Потом идём на ужин в небольшой ресторанчик поблизости. Сама тоже рассказываю Герману истории из своего детства, учёбы – в общем, проводим время как настоящие друзья и на прощание договариваемся сходить вместе в музей.
Добравшись домой, я ещё пару минут сижу в машине, переваривая события этого дня. Привычка всё анализировать подкидывает причину, почему мне так хорошо рядом с этим пожилым мужчиной – у меня никогда не было нормального отца. Все мамины мужья были единицами переменными, привязываться к кому-то я опасалась, но всегда втайне мечтала, что у меня будет сильный папа, который защитит меня от любых обидчиков.
Фыркаю – ну что ж, сегодня с ролью защитника прекрасно справился Герман Эдуардович!
Следующий рабочий день подкидывает ворох срочных задач, и только к вечеру я соображаю, что до сих пор не видела своё начальство, хотя он совершенно точно здесь. «Ну и ладно, – думаю, сидя с очередной кипой документов в ординаторской, – если это результат головомойки, которую ему устроил Соболевский, то надо просить Германа заходить в больницу почаще!»
– Анна Николаевна, – негромко звучит вдруг за спиной голос, заставляющий меня вздрогнуть, – зайдите ко мне.
Вот только помяни чёрта…
Добрынин идёт впереди меня, заходит в свой кабинет, я вхожу следом за ним. Что у нас опять не слава богу? Какой косяк он мне хочет предъявить?
Зав не торопится начинать разговор, а я тем более молчу – сам ведь позвал. Кидает на меня быстрый взгляд, открывает рот, но тут же закрывает его. Наконец, после ещё одного фальстарта мужчина медленно произносит:
– Анна Николаевна, у меня завтра с утра две плановых, и ответственный пациент в реанимации лежит, могу я на вас рассчитывать?
Ну надо же, оказывается, мы умеем нормально разговаривать!
– Конечно, Никита Сергеевич, – я не позволяю даже капле ехидства просочиться в свой тон. – Это всё? – спрашиваю, выдержав паузу.
– Нет, – качает головой, и я всем видом показываю, что внимательно его слушаю. Добрынин смотрит подозрительно, но держать каменное выражение лица рядом с ним я научилась виртуозно.
– Я… – он делает пару глубоких вдохов, я не мешаю, с интересом разглядывая отводящего глаза мужчину. – …хочу извиниться, – наконец с трудом выдавливает из себя.
На секунду впадаю в ступор. Его подменили? У него есть брат-близнец? Который сейчас ворвётся в кабинет, и мы все спляшем на манер индийского кино? Фу, чёрт, что за дичь в голову лезет! С другой стороны… смотрю на глядящего на меня исподлобья хмурого руководителя. Нет, облегчать ему задачу я не собираюсь.
– Хотите – извиняйтесь! – произношу спокойно.
На лице мужчины появляется мученическое выражение. Для следующей фразы ему опять понадобилось несколько вдохов.
– Извините, я не должен был вчера… кричать на вас, – он опускает глаза.
Вздыхаю. Он на меня столько орал за последние несколько месяцев, я такого количества воплей в свой адрес никогда не слышала. А теперь извиняется. За вчерашнее повышение голоса – и только потому, что его пристыдил Герман Эдуардович. Невероятно!
– Никита Сергеевич, – начинаю, опять вздыхаю, а потом вдруг говорю, вспомнив слова Соболевского: – Пороть вас всё равно уже поздно, – мужчина давится, закашливается и ошарашенно смотрит на меня. – Да и не любительница я всего этого БДСМ. Так что можете считать, что ваши извинения приняты.
Разворачиваюсь и, сопровождаемая изумлённым взглядом Добрынина, выхожу из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь.
На губах сама собой расплывается улыбка. Что бы там кто ни говорил, а приятно, чёрт возьми, получить извинения от начальства. В будущем мне это, конечно, может выйти боком, но я решительно отмахиваюсь от этой мысли.
Чувствую завибрировавший в кармане телефон и отвечаю на звонок.
– Привет, Мари!
– Ого, – подруга явно в недоумении, – у тебя что, выходной?
– Нет, я на работе, а что?
– Голос подозрительно довольный. Что, кого-то удачно разрезала и зашила?
– Фу на тебя, дорогая подруга, – смеюсь в трубку, – чего звонишь?
– Консультация нужна, Ань, – смущённо говорит Мари, – у меня тут новости, надо с тобой, как с врачом, посоветоваться. И с хирургом, который меня оперировал.
– Ну так приезжай, мы оба сейчас в больнице.
– Ой, правда? Супер! Тогда я скоро буду!
Подруга и правда приезжает быстро, часа не прошло.
– Ну, рассказывай, – встречаю её в приёмном.
– Ань, – Мари набирает в грудь воздуха, – я беременна!
– Ого! Ну и скорость у вас! – улыбаюсь ей.
– Да-а, – она нервно улыбается в ответ, – вот из-за этого я и переживаю! У меня ведь совсем недавно ранение было, не скажется это на мне никак?
– Пойдём к Никите Сергеевичу, думаю, он тебя успокоит, – тяну её за собой.
– Добрынин? Успокоит? – Мари фыркает. – Да он только наорать сможет.
– Не будет он орать, – качаю головой, улыбаясь.
Ну а что, надо ловить момент, пока начальство чувствует себя виноватым.
– Никита Сергеевич? – стукнув в дверь, заглядываю в кабинет.
Мужчина, стоящий у шкафа, дёргается и роняет папку, которую держал в руках. Куча листов разлетается по полу.
– Нужна ваша консультация, – захожу в кабинет, затягивая с собой подругу. – Давайте, я соберу всё, а Мари у вас спросит.
– Слушаю, – Добрынин нервно поправляет волосы и отходит к столу.
Мари объясняет ситуацию, пока я, наклонившись, подбираю бумаги с пола.
– Ну и вот, Никита Сергеевич, я хотела спросить, может быть, мне нужно как-то поберечься, или какие-то дополнительные исследования пройти?
Я, наконец, выпрямляюсь, складываю собранные документы на край стола и ловлю взгляд мужчины, который он тут же переводит на мою подругу.
– То есть вы хотите дополнительные исследования, – тянет задумчиво. – А для чего?
Мы с Мари переглядываемся, и она повторяет:
– Я беременна.
– Поздравляю, – рассеянно произносит Добрынин, но тут же спохватывается, – ах да, беременны. А… срок?
– Совсем небольшой, – говорит подруга, сжав побелевшие пальцы.
– Не нервничайте, – начинает он, – в вашем состоянии от этого никакой пользы.
Подробно объясняет, что в её случае никаких проблем быть не должно, называет врачей, к которым можно будет обратиться, в общем, дальше всё проходит относительно нормально.
– Спасибо, Никита Сергеевич, вы меня успокоили, – в конце концов с облегчением произносит Мари.
– Ну и отлично, – мужчина опять кидает на меня странный взгляд.
– Я провожу Мари к выходу, – киваю ему.
– Конечно, – он хватает со стола одну из бумажек и начинает старательно в неё вчитываться.
Мы с Мари спускаемся на первый этаж, и она смотрит на меня удивлённо.
– Чего ты с ним сделала? Какой-то он подозрительно тихий, – качает головой.
– Ничего, – пожимаю плечами и улыбаюсь.
– Да-а? А что тогда означает эта улыбка на твоём лице? – хитро говорит подруга.
– Эм-м, – думаю, что бы сказать и вспоминаю: – У меня просто свидание в субботу!
– С Полканом? – Мари хлопает в ладоши. – Ну наконец-то! Повеселись!
– Да уж, – вздыхаю и вспоминаю, что меня грозились вызвать на работу. Интересно, в планах начальства что-нибудь поменялось?
Глава 5
– Аня, я, конечно, и так был в курсе, что ты красавица, но сейчас мне даже неловко дарить тебе цветы – ты их совершенно точно затмеваешь, – Полкан протягивает мне симпатичный букет, явно умело составленный флористами.
– Спасибо, – польщённо улыбаюсь, – заходи, подожди меня минутку, хорошо? Цветы поставлю!
Богатырёв заехал за мной домой уже после середины дня, как мы и договаривались – мне хотелось отоспаться, раньше обедать бы всё равно не стала. Я не спрашивала, какие у него планы на наше длинное свидание, но сейчас, задумавшись, выглядываю из кухни, где набирала в вазу воду.
– Полкан, мы будем много ходить?
– Я надеялся погулять с тобой по центру, но если тебе неудобно, можно…
– Нет-нет, – забегаю в спальню и выхожу обратно в коридор с сумочкой, в которую положила телефон и пару необходимых мелочей, – я тоже хочу погулять, тогда надену удобную обувь.
Из комнаты следом за мной выходит мистер Дарси. Кот, похоже, недоволен, что я куда-то ухожу – по его мнению, я должна лежать рядом с вельможным лордом и почёсывать ему за ухом, а вставать только для того, чтобы открыть очередную упаковку паштета. Дарси неодобрительно смотрит своими жёлтыми глазищами на Богатырёва и начинает медленно вылизывать лапу, а Полкан делает шаг назад и вдруг оглушительно чихает.
– Прости, пожалуйста, – он тут же достаёт платок, – у меня аллергия.
– Ой, что же ты сразу не сказал! – я торопливо обуваю мягкие босоножки. – Иди на улицу скорее!
На свежем воздухе мужчине явно становится легче. Я поглядываю на него и не могу сдержаться от лёгкого смешка.
– Что? – он поднимает брови.
– Ты прости меня, ради бога, – я опять прыскаю, – просто с твоим именем иметь аллергию на кошек – это самый настоящий анекдот!
– Смейся-смейся, – он обречённо машет рукой, но тоже улыбается, – родители мне, конечно, добавили проблем. Но, кстати, аллергия у меня и на собак тоже!
Я не выдерживаю и смеюсь в голос. Успокоившись, спрашиваю:
– Они когда-нибудь говорили, почему назвали тебя так?
Мужчина беспечно пожимает плечами и ведёт меня к машине не стоянке.
– Маме просто нравилось это имя. Я на самом деле привык. А на работе это иногда даже плюс.
– Почему? – мне и правда любопытно.
– На полицейском жаргоне Полкан – это полковник, – поясняет он, улыбаясь. – До полковника мне ещё далеко, но с подозреваемыми иногда работать проще, они думают, что это кличка.
– Ясно, – тяну, – надо же, какие тонкости.
– Давай не будем сегодня о работе? – мужчина берёт меня за руку, переплетая наши пальцы. – Я очень ждал нашей встречи.
Мне становится неловко, потому что я вижу его искренность, но сама ответить тем же не могу. Впрочем, Полкан не ждёт от меня ответа, а тут же спрашивает о чём-то ещё, и мы болтаем всё время, пока садимся в машину и едем в центр города.
Богатырёв привозит меня в симпатичный ресторанчик, мы не торопясь обедаем, потом гуляем по набережной, выходим на бульвар – несмотря на то, что уже самый конец лета, погода радует тёплыми деньками, и в тени прохаживаться приятно. Солнце уже начинает садиться, когда нам на пути попадается очередное кафе.
– Хочешь посидеть, выпить? – мужчина показывает мне на летнюю веранду. – Я не алкоголь имею в виду, – улыбается, – что-нибудь прохладное.
– Я бы отдохнула, – соглашаюсь, мы устраиваемся на мягких диванчиках, к нам тут же подлетает официант. Заказываю себе коктейль с мятой, Полкан – просто воду со льдом.
– Ты совсем не пьёшь? – интересуюсь у мужчины.
– Я насмотрелся на работе, сколько ужасных вещей происходят по пьянке, – он отводит глаза. – И так-то никогда этого не любил, а последние несколько лет вообще – как отшибло.
Киваю – это можно понять.
– Нелёгкая у тебя работа, – произношу задумчиво.
– Можно подумать, у тебя она легче, – хмыкает мужчина, но тут же меняет тему: – Аня, я давно собираюсь спросить у тебя кое-что…
– Конечно, – отпиваю из своего стакана, глядя поверх него.
Мой спутник, кажется, нервничает, и я напрягаюсь. Ой нет! Неужели он хочет заговорить об отношениях? На такие вопросы я отвечать не готова!
– Ты хотела бы… – начинает Полкан, но тут я вздрагиваю от вибрации мобильного в сумочке, которую положила сбоку от себя.
– Извини, – облегчение, что разговор прервался, сменяется тоской, когда я вижу, кто звонит.
– Не-ет, – тяну со стоном, глядя на экран, – ну пожалуйста, только не это…
Богатырёв расстроенно смотрит на меня.
– Дай угадаю, – грустно хмыкает, – с работы?
– Старшая медсестра, – киваю и продолжаю гипнотизировать экран. Вот он гаснет, но спустя секунду опять загорается.
– Отвечай, – мужчина откидывается на спинку, складывает в руках салфетку, делая из квадрата треугольник, всё меньше и меньше, потом бросает её на стол.
– Прости, – говорю тихо и виновато.
– Ань, я бы не относился к тебе так, если бы ты была другой, – он безнадёжно пожимает плечами. – Бери трубку. Я не обижаюсь.
– Но мы разговаривали… и ты расстроен, – смотрю на него.
– Что поделаешь, если мне нравится девушка, для которой её дело – на первом месте в жизни, – улыбается, стараясь меня приободрить.
Я криво улыбаюсь в ответ и отвечаю – уже на третий Надин звонок.
– Да, слушаю, – произношу резче, чем хотела.
– Анют, – Надя делает паузу, явно прислушивается к звукам ресторана, которые, видимо, доносятся через динамик, – прости, я бы не стала портить тебе вечер, но…
– Что случилось, Надя? – перебиваю её, не желая слушать извинения. – Раз ты звонишь, значит, и правда что-то случилось.
– Понимаешь, я не знаю, как сказать это по телефону, чтобы не показалось глупостью, – голос у женщины действительно встревоженный, она продолжает тише: – Это касается Добрынина.
Я закатываю глаза. Ну конечно! А кого ещё это может касаться!
