Текст книги "Заноза для хирурга (СИ)"
Автор книги: Анна Варшевская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
– О чём?
– Вы просили её простить вас? – Герман Эдуардович говорит очень серьёзно. – Не стоит быть настолько категоричным. Да, вы вели себя… не лучшим образом.
– Это чересчур мягко сказано, – Добрынин измученно смеётся. – Точнее – как последний... я даже слов не знаю подходящих.
– Хорошо, допустим, – продолжает Герман, – Разумеется, обычным извинением вы ничего не добьётесь. И тут я не могу дать вам никаких советов. Вы эту кашу заварили, вам её и расхлёбывать. Но, может быть, есть какие-то обстоятельства, которые говорят в вашу пользу? Вы ведь добились её однажды.
– Я, по-моему, просто не оставил ей выбора, – в словах Никиты слышно смущение.
– Она не была бы с вами, если бы не хотела, – Герман явно веселится, – не стоит недооценивать силу её характера. Но для начала вы сами должны найти в себе то, за что вас можно полюбить и простить. Есть же что-то, благодаря чему Аннушка сможет посмотреть на вас по-другому, если вы ей, конечно, покажете?
– Я… не знаю, – голос Никиты звучит немного растерянно.
– Вам стоит подумать об этом.
В комнате начинается какое-то движение, и я максимально бесшумно отступаю обратно в коридор. Как же хорошо, что у Германа Эдуардовича квартира в старом доме – в новостройке они бы дыхание моё заметили, а тут слышимость совсем другая. Тихо, как мышь, приоткрываю входную дверь, выскальзываю на площадку и так же беззвучно закрываю, стараясь, чтобы не щёлкнул замок.
Отношу сумки с продуктами обратно в машину, пусть пока полежат, ничего с ними не сделается. Я говорила Герману, что приеду во второй половине дня, но точное время не называла. Интересно, он понимал, что я могу услышать их разговор?
С другой стороны, он точно не стал бы сталкивать нас лбами у себя в квартире. Значит, Никита скоро уйдёт.
Чтобы потянуть время, иду в кондитерскую с другой стороны дома. Заодно куплю Герману Эдуардовичу что-нибудь к чаю. Ему, конечно, не стоит сладкое есть, но если совсем чуть-чуть, то можно.
По дороге обратно задумываюсь об услышанном до такой степени, что ничего не вижу перед собой – и у подъезда врезаюсь в кого-то.
– Простите, – поднимаю голову… ну конечно, это Добрынин, придерживает меня за локоть. – Прошу прощения, Никита Сергеевич, – сразу делаю шаг назад, голос сам собой становится суше и холоднее. – Я задумалась.
– Не извиняйтесь, я сам виноват, – торопливо произносит мужчина, пытаясь поймать мой взгляд, но я гляжу на скамью, облетевшие кусты за ней, куда угодно, только не на него. – Вы к Герману Эдуардовичу? – спрашивает неловко, когда убеждается, что в глаза ему я не посмотрю.
Интересно, а к кому ещё я могу тут идти? Киваю молча и, обогнув его, иду к подъезду. Набираю код, но тут же мимо меня протягивается рука, помогая открыть тяжёлую металлическую створку. Опять киваю и прохожу внутрь. Поднявшись на полтора этажа, аккуратно сбоку выглядываю в небольшое подъездное окошко. Добрынин ещё не отошёл от подъезда, но козырёк его уже не закрывает, поэтому видно, что мужчина стоит неподвижно, глядя на входную дверь. Затем разворачивается, засовывает руки в карманы и медленно уходит, по дороге пнув какой-то камень.
Сама не знаю почему, но дальше я поднимаюсь с улыбкой, и так же с улыбкой звоню в нужную дверь.
– Аннушка! – Герман Эдуардович открывает мне. – Рад вас видеть, дорогая моя!
– И я… Ой, Герман Эдуардович, я же продукты в машине забыла! – всплёскиваю руками. – Вот, возьмите, здесь десерт, я сейчас вернусь, – протягиваю ему пакет.
– Что вас так сильно отвлекло? – улыбается, и я чувствую, как щёки у меня вспыхивают.
Взгляд мужчины становится весёлым.
– Вы прелесть, Аннушка. Не буду вас пытать, на сегодня мне хватило психологических бесед. Вам помочь с пакетами?
– Я сама, – смущённо машу рукой и сбегаю вниз по лестнице, слыша за спиной тихий смех.
А на следующее утро, когда я собираюсь на работу, в квартиру звонят. Ну и кого принесло в такую рань?
Глава 24
За дверью обнаруживается курьер. С цветами. Мне хочется закатить глаза от банальности огромного букета роз. Правда, не красных, а бледно-лиловых.
– Распишитесь, пожалуйста, – мне протягивают планшет с бумажкой, и я, быстро черкнув подпись, принимаю цветы.
– Ещё вот это, – молодой человек протягивает мне пакет, который я не сразу заметила.
– Спасибо.
Закрываю дверь, откладываю букет на комод, где его с любопытством начинает обнюхивать Дарси. А сама сую нос в плотную упаковку из фольги. Там обнаруживается ещё тёплый одноразовый контейнер с форелью и овощами на гриле. Запах потрясающий!
С сомнением смотрю на еду. Дарси в это время подцепляет лапой и вытягивает откуда-то из середины букета небольшой конверт такого же оттенка, как и цветы. Отставляю рыбу и отбираю у кота письмо.
– Это не тебе! И это тоже! – торопливо хватаю обратно контейнер, на который тут же нацелился толстопопый наглец.
На кухне, вздохнув, открываю записку.
«Хоть нельзя говорить, хоть и взор мой поник,
У дыханья цветов есть понятный язык:
Если ночь унесла много грёз, много слёз,
Окружусь я тогда горькой сладостью роз...»
Без подписи, естественно. Хотя и так ясно, от кого. Выкинуть бы это всё. Но цветы жалко. Да и еду…
В состязании между гордостью и пустым желудком с разгромным счётом побеждает желудок. Я с удовольствием завтракаю, ставлю цветы в воду и отправляюсь на работу. Надо сказать, чтобы не присылал больше ничего.
Вот только подходящий момент найти не получается. Последние дни я молча бойкотировала все попытки заведующего остаться со мной наедине. А сегодня он и сам, похоже, не стремится к этому. Я спохватываюсь только к вечеру, и поговорить в итоге не получается.
А на следующее утро в то же время опять является курьер. С недоумением смотрю на небольшой букетик, составленный из неизвестных мне тёмно-бордовых мелких цветков, которые выглядят похожими на колосья.
– Извините, а что это за растение? – спрашиваю парня, того же самого, что и вчера.
– Не знаю, – пожимает тот плечами.
Закрываю за ним дверь, ищу записку, но её нет. А на завтрак мне сегодня предлагаются сырники со сметаной и ягодами. Фотографирую цветы и пытаюсь найти название в интернете по изображению. Поиск выдаёт, что это похоже на амарант. Хм, а что это значит?
Лезу читать про язык цветов. Оказывается, амарант символизирует неумирающую любовь, и ещё безнадёжность. А вчерашние лиловые розы – любовь с первого взгляда. Да? А нервы последние полгода мне тоже трепали от большой любви? Не говоря уж о последних неделях.
Зачитавшись, соображаю, что автоматически съела все сырники. Да что ж такое!
Выцепляю заведующего днём на лестнице между этажами. Единственное место, где можно более-менее спокойно и без свидетелей сказать ему…
– Никита Сергеевич!
– Да, Анна Николаевна? – он отвлекается от каких-то справок, которые просматривал на ходу.
– Я вам… кхм… благодарна, но не надо этого больше, пожалуйста! – мне почему-то неловко глядеть на мужчину.
– Чего именно?
Смотрю на нахмурившегося Никиту. А… вдруг это не от него?! Вдруг… я даже не знаю… может, это Полкан?!
– Я… тут… получала кое-что, подумала, что это… – мямлю так, что сама не разбираю собственные слова.
– Простите, не совсем понимаю, о чём вы, – вежливо говорит хирург. – Но хорошо, что я вас встретил, хотел высказать своё мнение по поводу одного назначения.
Не успеваю опомниться, как меня отвлекают на пациентов. Вот только ловлю на себе несколько внимательных взглядов, так что подозрения только усиливаются. Но спросить прямо, он отправляет цветы или нет, почему-то не решаюсь.
Следующие дни ничего не меняется. К концу недели мы с курьером уже здороваемся, как старые друзья. Мне последовательно дарят колокольчики, которые означают, что даритель думает обо мне, незабудки – символ истинной любви, жёлтые нарциссы. Вообще я всегда думала, что жёлтый означает разлуку, но про нарциссы этого цвета написано, что они символизируют в том числе безответную любовь.
Я пыталась выпытать у курьера, которого зовут Володя, кто заказывает для меня букеты. Но он в очередной раз пожал плечами и сказал, что всё делается по телефону, а оплата приходит через сайт.
Чёрт знает, как так выходит, но я ловлю себя на мыслях, что начинаю с нетерпением ждать этих ежедневных посылок. Кроме того, мне каждый раз передают завтраки – они не повторяются, еда вкусная и разнообразная. А аппетит у меня после отпуска заметно вырос. Разъелась на итальянской кухне. Хорошо хоть пока не набрала ничего лишнего.
Очередное утро начинается значительно раньше, чем я привыкла. Подскакиваю от дикого грохота, сердце бешено колотится – оказалось, Дарси, зараза, пытался допрыгнуть до полки с цветами и в итоге свалил на пол одну из вазочек. Я их ставила повыше, чтобы кот не забрался, но любопытство оказалось сильным, а толстая филейная часть пушистого мерзавца явно перевесила.
Мало того, что приходится начинать день с уборки и сбора осколков, так ещё я теперь боюсь, что шерстяной паразит наглотался каких-нибудь лепестков. Как бы не траванулся!
Решаю на всякий случай дать Дарси адсорбент, так что в итоге я не только растрёпанная и злая с утра пораньше, но ещё и слегка поцарапанная. Видимо, курьера впечатляет моё зверское выражение лица, когда я открываю дверь, чтобы забрать очередную посылку – парень даже делает пару шагов назад.
– Володя! – смотрю на него, прищурившись. – Скажи-ка мне, есть в ассортименте вашего цветочного магазина что-нибудь большое и с иголками? Мне нужно сделать срочный заказ!
Кстати, сегодняшние цветы – фиолетовые гиацинты. Причём в горшке, а не срезанные! Проверив значение, узнаю, что они символизируют раскаяние и мольбу о прощении. Всякие сомнения в личности дарителя отпадают. Очень вовремя, конечно.
Но заказать самый крупный и максимально колючий кактус мне это не мешает! Срочной доставкой! Как и съесть принесённый греческий салат с очень вкусными оливками.
На работу я приезжаю в боевом настроении и направляюсь в кабинет заведующего. Надеюсь, мой «цветочек» к нему уже доехал.
Вежливо стучусь, захожу после разрешающего «войдите», уверенно начинаю:
– Никита Сергеевич, у меня к вам серьёзный… – и тут же спотыкаюсь, увидев сбоку от стола... это!
Не ожидала, что в магазине окажется экземпляр такого размера! Просила самый большой, но здоровенный разлапистый суккулент, стоящий на полу, занимает весь угол! Подхожу поближе, трогаю кончиком пальца одну из иголок – они длиной с пару фаланг!
– А… почему он здесь? – поворачиваюсь к заведующему, который встал из-за стола и, прислонившись к краю, разглядывает картину «Аня и кактус». Неужели получил монстрище дома и сам приволок на работу?
– Я решил, что это очень ценный подарок, – Добрынин говорит серьёзно, но глаза искрятся весельем. – Поэтому лучше, если он будет стоять там, где я провожу больше всего времени. Будет служить напоминанием.
– А… ага, – реагирую довольно глупо.
– И потом, дома кот может его опрокинуть на себя.
– Какой кот? – смотрю непонимающе.
– Мой кот.
– Откуда у те… вас взялся кот? – я так ошарашена, что смотрю на него во все глаза.
– Так вышло, – мужчина пожимает плечами.
– И как его зовут?
– Бингли.
Резко отворачиваюсь, не в силах сдержать улыбку. Ну надо же!
– Вы хотели со мной поговорить? – хирург тянется ко мне, но тут же убирает руки за спину.
– Да, хотела! – я делаю глубокий вдох. – Никита Сергеевич, вот за своего кота вы беспокоитесь, а как насчёт моего?
– А что с Дарси? – он хмурится.
– Разбил вазу с цветами и, подозреваю, нажрался листьев, – отвечаю мрачно. – Вот, посмотрите на это! Я не хочу регулярно кормить животное лекарствами!
Показываю ему две особенно глубокие царапины и не успеваю опомниться, как моя кисть оказывается в тисках мужских рук. Добрынин мягко сжимает запястье, еле касаясь, проводит кончиками пальцев по следам когтей.
– Обработала? – кидает на меня встревоженный взгляд.
– Естественно, – закатываю глаза, – что за вопросы!
И тут Никита склоняется и целует тыльную сторону кисти! Я так теряюсь, что ничего не предпринимаю, а он нежно поглаживает кожу, переворачивает ладонь и прижимается губами в том месте, где бьётся жилка пульса.
Чуть не ахнув, дёргаю руку на себя. Волоски на коже встают дыбом.
– Колючка, – тихо произносит мужчина, отпуская меня.
– Что?
– Кактус, говорю, колючий очень.
– Да вы что, я и не заметила, – говорю язвительно. – А куда деваться? Это отличная защита от… всяких там посягательств! На кактусы!
– Зато они прекрасны, когда цветут, – мягко говорит Никита.
– Для этого за ними, знаете ли, нужно тщательно ухаживать! – выпаливаю и только потом соображаю, насколько двусмысленно это прозвучало.
– Я буду очень стараться, – мужчина расплывается в улыбке, и я чувствую, что краснею.
А на следующий день уже другой курьер вместе с традиционным завтраком передаёт мне запечатанный пакет, в котором я нахожу книгу «Руководство по хирургии», изданную в 1913 году.
Отлепиться от страниц – с чёрно-белыми и цветными иллюстрациями, боже! – меня заставляет только риск опоздать на работу. А ещё я улыбаюсь, как идиотка. С трудом удаётся придать лицу серьёзное выражение.
Вот только улыбка моментально пропадает, когда в ординаторскую, где я после обхода заполняю документы, залетает Надежда.
– Аня! Срочно иди спасай своего… – Надя закашливается, – заведующего, в общем.
– От кого и зачем? – не удержавшись, закатываю глаза.
– К нему майор пришёл! Помнишь, ты с ним встречалась ещё! Ань… они там орали, а сейчас тихо, как бы не поубивали друг друга!
Последние слова я дослушиваю уже на бегу. Кого там надо спасать – большой вопрос, но мне совершенно точно нужно вмешаться!
Залетаю в кабинет и останавливаюсь. Картина маслом, блин! Полкан сидит мрачный, как грозовая туча, прижимает к скуле стакан с водой. Добрынин стоит, уперевшись руками в стол и вполголоса ругается матом – да так, что у меня уши в трубочку сворачиваются. На меня реагируют одновременно:
– Аня!
– Аннушка!
Наверное, в моём взгляде отчётливо читается готовность убивать, потому что Никита давится и поправляется:
– Анна Николаевна, доброе утро.
– Вы сдурели?! – шиплю рассерженной коброй.
Мужчины кидают друг на друга злобные взгляды.
– Два великовозрастных идиота! – во мне клокочет бешенство, которому срочно надо дать выход, поворачиваюсь к Полкану. – Что ты здесь забыл?
– Нужно было кое-что выяснить, – угрюмо отвечает Богатырёв.
– Выяснил? – подхожу ближе, убираю его руку со стаканом от лица. Как бы ни злилась, я всё ещё врач. Осматриваю наливающийся синяк. Да уж, лёд помог бы лучше, фингал будет конкретный. Поворачиваюсь к Добрынину, который убивает взглядом майора.
– Что произошло?
Смотрю поочерёдно на одного, на другого. Полкан вздыхает.
– Аня, я… слушай, мне очень не хотелось это делать. Отчаянно не хотелось, но… я не мог по-другому. И потом, заявлению дали ход, а девушка работала у вас, поэтому нужно было разобраться окончательно.
– Какому заявлению, какая девушка, я ничего не понимаю, – оглядываюсь на Никиту, но тот молчит.
– Вера Новикова, она в вашем отделении работала медсестрой.
– И? – мне становится не по себе.
– На неё напали некоторое время назад, – вздыхает Полкан.
– Господи, она в порядке?! – у меня ноги подкашиваются, плюхаюсь на диван.
– Да, – он кивает. – Помнишь тот вечер перед твоим отпуском? Наш с тобой разговор?
Кошусь на Никиту и киваю.
– Я спускался от тебя вниз по лестнице, – начинает рассказывать Полкан. – У вас в подъезде есть чёрный вход, который ведёт на противоположную сторону дома.
– Он всегда заперт, – говорю тихо.
– Там простая деревянная дверь, хлипкий замок, – он пожимает плечами. – Когда я проходил мимо, услышал за ней женский крик. Девушка просила о помощи. Дверь удалось выбить с третьего удара. Тот, кто напал на неё, успел сбежать.
– Это была Вера? Она не пострадала?
– Нет, сказала, что её просто схватили и прижали к стене, но причинить вреда не успели, – объясняет Богатырёв. – Я отвёл её к своей машине, отвёз в ближайшее отделение полиции, там она написала заявление. Примет у нападавшего никаких не заметила, тёмная куртка, тёмные брюки, на лице тканевая маска – что тоже неудивительно, народ после пандемии так иногда и продолжает их носить. В общем, глухарь полный. Тем более, что не было ни изнасилования, ни ограбления, ни даже следов на коже.
– Так вот почему ты не вышел из подъезда, – говорю медленно.
– Да, смысла не было проходить обратно. Если помнишь, я и машину тогда на углу оставил.
– А зачем ты сюда пришёл? – перевожу взгляд с Полкана на Никиту и обратно.
– Вера сказала, что у неё… кхм… были отношения с заведующим, – майор неприязненно косится на Добрынина. – И, насколько я понимаю, он в тот вечер сидел в машине возле твоего дома.
Глава 25
– Ты что, серьёзно?! – подскакиваю с дивана и встаю перед хирургом, лицом к Богатырёву. – Ты понимаешь, что он не мог этого сделать?
– Да всё я понимаю, – мужчина морщится, отнимает стакан от лица, ставит его на стол и хмыкает. – Мне уже доходчиво объяснили. Я с самого начала знал, что он ни при чём. Запись с камер у подъезда есть, его машину там отлично видно.
– Так какого чёрта…
– Хотел посмотреть на твою реакцию, – печально смотрит на меня Полкан и поднимается.
– Постой, но… Вера соврала про отношения с… – повожу плечами, потому что мне кажется, будто я ощущаю лёгкое прикосновение к спине. – Почему?
– Вот это мне ещё предстоит выяснить, – Богатырёв хмурится. – Что-то во всём происходящем не так, но пока не могу понять, что именно.
Я тоже не могу понять. Что-то царапает, но ухватить обрывки мыслей за кончик не получается. Задумавшись, пропускаю слова майора.
– Что, прости? – поднимаю голову, смотрю на него.
– Я постараюсь держать тебя в курсе. По возможности, – он кивает и выходит из кабинета, оставляя нас одних.
– Аня… – слышу за спиной и оборачиваюсь, открывая рот, но не успеваю поправить хирурга, чтобы звал меня по имени-отчеству. На его лице написано такое мучительное смущение, что я теряюсь.
– Что?
– Мне… очень нужна твоя помощь.
Он отходит чуть в сторону.
– Кактус сломался, – говорю недоумённо, подхожу ближе – одна из кактусовых «лап» валяется на полу.
– Я понимаю, что его тебе жаль больше, но… блин, Аня! Как прикажешь с этим справляться?!
Перевожу взгляд на мужчину, который поворачивается ко мне боком, и вижу… ой! Зажимаю рот ладонью. Штанина на верхней части бедра сбоку и немного сзади напоминает ежа. На тёмно-голубом фоне отлично видны воткнувшиеся колючки.
Изо всех сил прикусываю губу, отчаянно пытаясь не заржать. Ему же больно!
– Ань, я вижу, что тебе смешно, – он возводит глаза к небу, страдальчески кривится. – Я сам это не вытащу. Помоги, пожалуйста.
– Как ты вообще умудрился?! – говорю с трудом, давясь непрошенным смехом.
– Эм-м, когда майор заявил, что… в общем, ты поняла, – он смущённо пожимает плечами. – Он получил по мор… лицу, ну и в ответ мне прилетело, равновесие потерял.
Выдыхаю. Истерический смех отступает, включается врач.
– Удар куда пришёлся?
– В корпус. Синяк будет, но ничего страшного.
– Идём в процедурную, – кидаю взгляд на часы, – там сейчас никого не должно быть.
– А здесь чем тебе… – он оглядывается на диван и морщится.
– С тобой в запертом кабинете я не останусь! – отрезаю, уперев руки в бока. – Хочешь, чтобы я помогла – двигай в процедурную!
Возражать Никита даже не пробует, накидывает сверху халат и, морщась и прихрамывая, выходит из кабинета. До процедурной мы добираемся, никого не встретив, и я быстро закрываю дверь на ключ изнутри – хорошо, что он у меня при себе.
– То есть, в запертой процедурной ты не боишься со мной оставаться? – ёрничает мужчина.
– Не выпендривайся. Это не столько для меня, сколько для тебя. Хочешь, чтобы сюда кто-нибудь невовремя ввалился? Раздевайся и ложись, – киваю на кушетку, а сама иду доставать бикс с инструментами.
– Как я тебе разденусь? – говорит сердито. – У меня там все в иголках!
– Так, тогда стой на месте, – подхожу к нему сзади. – Давай помогу… – оттягиваю резинку хирургических штанов от пояса, просовываю внутрь руки, чтобы отодвинуть ткань от кожи, и аккуратно опускаю вниз, помогая мужчине выбраться из штанин. Сглатываю и отвожу глаза.
– Бельё сам, только аккуратно, и ложись уже давай, – отворачиваюсь, чтобы не смотреть на этот стриптиз.
Надеваю перчатки, достаю пинцет и собираюсь с духом. Аннушка, ты справишься! Просто веди себя так, как ведёшь с любым другим пациентом. Вспомни, как ты тренировала самообладание, чтобы не реагировать на придирки этого самого Добрынина! Поворачиваюсь и, отрешившись от происходящего, подхожу к лежащему на кушетке мужчине. Он прикрылся до пояса простынёй, которую я аккуратно отгибаю, приоткрывая обнажённое тело так, чтобы не видеть ничего лишнего. Часть иголок вытащилась из бедра вместе с одеждой, но кое-какие, видимо, отломились и остались.
– Подвинься немного, – могу гордиться собой, голос звучит вполне обычно, даже равнодушно, – я сяду, а то неудобно стоя наклоняться так низко.
– Это непрофессионально, – хрипло произносит Никита.
– Я бы на твоём месте сейчас мне не возражала, – присаживаюсь рядом, ставлю лоток и выдёргиваю пинцетом первую иголку. Он вздрагивает от неожиданности и сдвигается.
– Всё, лежи спокойно, – бросаю колючку в металлическую ёмкость и осторожно начинаю вытягивать из кожи остатки остальных. – И не дёргайся!
– Ты вообще-то из меня иголки вытаскиваешь, – выдыхает со стоном.
– Тебе повезло, что это был кактус с колючками без крючков на конце! Вот где было бы веселье, – хмыкаю, продолжая работать. – А так я почти закончила – подумаешь, пара десятков иголочек. Вот, это уже последняя.
– Тебе легко говорить! – он опять вздрагивает, но расслабляется, когда я встаю. – Не ты лежишь здесь с двумя десятками заноз в заднице!
– Да, у меня заноза в заднице всего одна, – парирую в ответ, – и это ты! Я, честно сказать, даже не уверена, что хуже!
Никита застывает, а потом вдруг опускает голову и начинает смеяться. Смотрю на мужчину, пытаясь сохранить на лице сердитое выражение, но спустя пару секунд не выдерживаю и присоединяюсь к его смеху. Атмосфера вокруг как-то преображается, рассеивается напряжение, и мне становится так легко с ним, как давно уже не было.
– О, господи, ну почему именно рядом с тобой, женщиной, по которой я схожу с ума, со мной случается такое… – он, наконец, успокаивается и утыкается лбом в сложенные руки. – Более унизительную ситуацию представить себе невозможно, – выдыхает обречённо.
– Да ладно тебе, подумаешь, ерунда какая. Нашёл, из-за чего переживать, – отмахиваюсь, даже не обращая внимания на первую часть сказанной им фразы – настолько естественно она прозвучала. Цепляю пинцетом ватный шарик, пропитываю его йодом и возвращаюсь обратно.
– Что ты… Ау-ш-ш-ш, – шипит, втягивая в себя воздух, когда начинаю обрабатывать проколы на коже. – Аня, ну йод-то зачем?
– Затем, что йод разрушит острые остатки колючек, если они остались под кожей, и не позволит ранкам сильно воспалиться, – отвечаю на автомате. – И вообще, бабушка мне всегда занозки йодом мазала. Так, похоже, бесполезно тут каждую точку прижигать, – бормочу и просто мажу всю поверхность кожи.
– Ты хирург, а не бабушка из деревни!.. – мужчина дёргается. – Ай! Щиплет!
– Терпи. Ты врач или кто, в конце концов? – заканчиваю обработку.
– Что, врачам не может быть больно? – Никита морщится. – Хоть бы подула... – ворчит жалобно.
– Я хирург, а не бабушка из деревни, – повторяю его же фразу и выбрасываю использованную вату. – Всё, я закончила, можешь вставать. Вон чистые штаны лежат, – киваю на бикс с хирургическими костюмами и отворачиваюсь, давая ему возможность одеться. Убираю за собой со стола, снимаю и выбрасываю перчатки.
– Аня, – поворачиваюсь на голос уже одетого мужчины, вопросительно смотрю на него, а он, вдохнув, как перед прыжком в воду, вдруг выпаливает: – Поужинай со мной?
Замираю на секунду, а потом поднимаю брови:
– Другого времени для приглашения ты, конечно, выбрать не мог? – смотрю на его бёдра и, не удержавшись, хмыкаю. – Будем ходить и стоя есть хот-доги? Тебе ещё несколько дней сидеть некомфортно будет.
– Захочешь – походим, захочешь – посидим, я найду какой-нибудь ресторан с мягкими подушками, – он улыбается, но глаза серьёзные и… умоляющие. – Пожалуйста? – неуверенно делает шаг и осторожно прикасается к моему плечу. – Мне очень нужно поговорить с тобой. Сказать кое-что.
Я задумываюсь, глядя на мужчину. Дать ему шанс… ну, хотя бы извиниться? Как там Герман его спрашивал, просил ли он у меня прощения?
– Хорошо, – наконец, говорю, не отводя от Никиты взгляд, и вижу облегчение, проступающее на его лице.
– Завтра? – он как будто торопится, чтобы не дать мне шанса отказаться и сбежать.
– Завтра, – киваю в ответ.
Мне дарят такую сияющую улыбку, что я на мгновение забываю, как дышать.
– Спасибо! – мужчина смотрит так, что становится неловко.
– Всегда пожалуйста, – отвечаю рассеянно, прохожу к двери и открываю замок.
– Ань, – окликает меня Никита, пока я ещё не вышла из процедурной, – можно спросить? Ты ведь сразу не поверила, когда майор сказал про Веру и про меня.
– Это не вопрос, – не знаю, что ещё ответить.
Да, мне даже в голову не пришло, что он мог что-то сделать Вере, и про отношения тоже… Пока размышляю о своём, меня вдруг ловят в объятия, крепко целуют в губы.
– Спасибо, – горячий шёпот в ухо, и хирург, широко улыбаясь, тут же быстро отскакивает на несколько шагов.
– Ты… ты… – смотрю на него круглыми глазами.
– Не хочу ещё одну пощёчину, – он касается щеки, по которой ему прилетело в прошлый раз. – Я и так своё сегодня уже получил.
Фыркаю и выхожу из кабинета, правда, на секунду меня ведёт. Колени почему-то слабые, и в животе дрожит. Делаю глубокий вдох и, встряхнувшись, пытаюсь сосредоточиться на работе.
На следующий день вечером открываю на звонок в дверь. Никита явно нервничает, стоит, засунув руки в карманы.
– Я не стал приносить цветы, – говорит торопливо, – ну, из-за кота.
– Хорошо, – улыбаюсь ему, меня это совершенно не напрягает. Букетов и так полно, ещё не все завяли. – Зайди, подожди меня минуту.
Мужчина нерешительно перешагивает через порог, но тут же присаживается на корточки, потому что к нему подходит потереться Дарси. Чешет ему обеими руками за ушами, кот в ответ мурлыкает.
– Я соскучился по тебе, толстяк, – говорит тихо, поднимает на меня взгляд. – Чем ты его кормишь? Это он на паштетах так отъелся?
– Не знаю, чем он питался, пока меня не было, – фыркаю, обуваясь, – но еды ему явно хватало.
– Надо выяснить, – Никита поднимается, смотрит на кота задумчиво, – а то Беню нужно откармливать, мелкий как блоха.
– Беню?
– Бингли.
– Ты серьёзно его так назвал? – улыбаюсь. – Какой он? И откуда взялся?
– Рыжее полубританское недоразумение, которое спряталось на колесе моей машины, – хмыкает мужчина и протягивает мне руку. – Пойдём?
– Как ты себя чувствуешь? – кошусь вниз, на пострадавшее в столкновении с кактусом бедро.
– Как идиот, – бурчит смущённо.
– Это понятно, – не могу удержаться от смеха. – Но ты ведь не за рулём?
– Нет, такси вызвал.
Мы довольно быстро доезжаем до ресторана. Атмосфера в помещении расслабленная, играет тихая музыка, людей немного, а нас ещё и отводят к столику за перегородкой. Практически полное уединение.
Усаживаюсь и просматриваю меню. Хочется есть, так что заказываю и салат, и даже мясо с гарниром. Никита поглядывает на меня немного удивлённо. Когда официант, приняв заказ, уходит, говорю, словно извиняясь:
– За последние пару недель немного изменились привычки в еде. В отпуске питалась по-другому.
Он на секунду меняется в лице, но тут же слегка улыбается.
– Ты… расскажешь, где ты была?
– Может быть, чуть позже, – наклоняю голову, внимательно глядя на него. – Ты сказал, что тебе нужно поговорить со мной.
– Да, – мужчина кивает и опускает глаза.
Я не пытаюсь его поторопить. Нам приносят напитки, наливают вино. Подношу бокал к носу, вдыхаю аромат, но тут же отставляю. Пить не хочется. Наконец, официант уходит.
– Аня, сначала я хочу рассказать тебе кое-что, – начинает Никита. – Ты, наверное, в курсе, что я был женат?
– Я слышала, – киваю, решив не упоминать, что говорила мне об этом Маргарита.
– Мы с Элиной учились вместе ещё в школе, а поженились, когда я закончил интернатуру, – вздыхает мужчина и откидывается на спинку дивана. – Не буду утомлять тебя подробностями, знаешь, эта тема вообще не способствует откровениям. Я долгое время пытался выбросить из памяти всё, что было связано с… моей семьёй. У меня были способности, плюс везло с учителями, и в профессии я достиг многого значительно быстрее, чем большинство моих коллег. Элина лингвист, она вместе со мной уехала за границу, когда меня пригласили работать в одной клинике… неважно.
Нас прерывает официант, принёсший заказанные блюда.
– Поешь, ты голодная, – он кивает на мою тарелку.
– Я хочу послушать тебя, – качаю головой.
– Спустя почти год после нашего переезда Элина забеременела, – говорит Никита резко, и я вздрагиваю. – Я… был счастлив. До этого у нас долгое время ничего не получалось. Всё было в порядке, родился мальчик.
– У тебя есть сын? – не выдерживаю, потому что мужчина опять останавливается.
Он вздыхает и продолжает:
– Косте исполнилось четыре, когда Элина призналась мне, что он не мой.
Глава 26
– О, господи, – меня начинает подташнивать. – И… что ты сделал?
– Аня, – он поднимает на меня взгляд, – я с самого начала знал, что Костя – не мой сын.
– Что?! – смотрю на него расширенными глазами.
Так вообще бывает?
– Для этого даже медицинское образование не нужно, – Никита печально усмехается. – Хотя врачу, конечно, заметить проще. Не все задумываются. У меня первая группа крови, у неё четвёртая.
– В такой комбинации у мальчика должна была быть вторая либо третья, – вздыхаю, действительно, тут ничего непонятного. – А у Кости какая?
– Четвёртая, как у матери.
– И для Элины, если она была не в курсе деталей, это было нормально, она даже не подумала...
Он кивает.
– То есть, тебе всё стало известно ещё в роддоме, – смотрю на него непонимающе. – Почему ты…
– Молчал? – он опускает глаза. – Тогда мне казалось, что я люблю жену. И я любил сына. Сразу полюбил, как только мне положили его на руки в первый раз. Я решил, что это неважно. Неважно, от кого она родила. Он был для меня моим родным ребёнком. Тем более, что Элина тоже молчала. Мне хотелось думать, что она не знает сама, что это была случайность, ошибка, о которой она жалеет.
Я всхлипываю, не удержавшись.
– Не надо, только не плачь! – Никита нервно подсаживается чуть ближе, протягивает руку, стирает каплю с моей щеки.
Беру салфетку и вытираю влагу под глазами.
– Если всё было в порядке, зачем она сказала? – говорю после паузы.
