Текст книги "Поцелуй Скорпиона"

– Прежде чем начнешь возражать, ответь мне на один простой вопрос… Ты веришь, что мне по силам устроить тебе большие неприятности? Можешь просто кивнуть…

Она молчала с минуту, с неподдельным любопытством рассматривая узоры на ковре. Потом пожала плечами и тихо проговорила:

– Ты сам одна большая неприятность… Самая большая в моей жизни.

Он поморщился и вяло махнул рукой, решив не обращать внимания на ее подростковые выпады.

– Нет, скажи, пожалуйста, – настаивал Лев, – отвечай мне, веришь ты или нет?!

Она не удостоила его взглядом и сейчас. Зачем?

Он опять играет во всемогущего покровителя, предоставляя ей роль затюканной жертвы. Пусть упивается своим превосходством. Во всяком случае, пока.

Лев Бодров расположил себя в огромном кожаном кресле, которое, несмотря на свои размеры, было ему явно тесновато – подлокотники с садистской настойчивостью сдавливали бока. Лев походил на огромную гору сала, обтянутую блестящим латексом. Жир на нем так и лоснился, сочась сквозь поры. Большой человек с маленькими сверлящими глазками. Он сидел, сложив пухлые ручки на выпяченном животе. Сидел смирно, потому что всякая попытка пошевелиться приносила ему невероятные страдания. Он морщился так болезненно и покрякивал так жалобно, что складывалось впечатление, будто его мучают на дыбе. Тонкий лучик света, нахально пролезший через щелку в тяжелых гардинах, падал Льву прямо на нос, рассекая лицо на две неровные части, подобно жуткому шраму от сабли. От этого малопривлекательная внешность Бодрова казалась совершенно отвратительной.

– Как же тебе не стыдно! Я относился к тебе как к родной дочери, я дал тебе работу, а как ты поступаешь со мной? – слишком равнодушно посетовал он, словно обращался не к конкретному человеку, стоящему перед ним на ковре, а так, к отвлеченному персонажу. Произнесенные слова, похоже, не будили в нем никаких чувств. Проговорил их так, для проформы, для поддержания разговора, что ли.

Она лишь кивнула, хмуро усмехнувшись.

– Да, детка… – он причмокнул пухлыми губищами, – крепко ты вляпалась… Ну, да я тебя не виню. Женщина, кем бы она ни была, все равно остается женщиной – существом ветреным и непостоянным. Сегодня хочу работать, завтра – не хочу. И все-таки… я разочарован. Мы с тобой больше трех лет… Неужели ты могла подумать, что я тебя вот так просто отпущу. Ты же знаешь все мои секреты! – Бодров развел руками и растерянно улыбнулся, потом нахмурился, погрозил ей пальцем, занес его было над головой, дабы подчеркнуть важность момента… но передумал и, сморщившись, поскреб ногтем переносицу. – Ты знаешь Скорпиона?

– Только не это! – Она склонила голову набок и улыбнулась. – Теперь ты будешь пугать меня душегубом.

– Не душегубом, а уборщиком, – поправил ее Бодров.

– Скорпион – это слух… – задумчиво произнесла она. – Его никто не видел… миф, которым пугают…

– Неверно! – настала очередь усмехнуться и Льву. – Его никто не видел, зато многие к нему обращались! И он очень хорошо знает свое дело. Профессионал!

– Ты не обращался.

– У меня была ты.

– Не станешь же ты его беспокоить, чтобы укротить непослушную девчонку…

– Стану! Не умаляй своих достоинств. Тоже мне непослушная девчонка! Ну, так что ты выбираешь, сотрудничество или вечное безмолвие?

– Лева, – укоризненно произнесла она и подняла на него глаза.

Бодров крякнул и ошарашенно замолчал. Из-под длинных ресниц, коими обладало это хрупкое создание, струилось холодное, ничем не прикрытое презрение. Она смотрела на него, как смотрят на земляного червя. Будто бы не допускала даже мысли, что он, Лев Бодров, один из самых крутых мужиков в Москве, может стереть ее в порошок. У него перехватило дыхание от такой наглости. Потом она моргнула огромными серо-зелеными глазищами, и рот ее невольно расплылся в ехидной улыбке, образовав на щеках очаровательные ямочки.

– Тебе никто не говорил, что ты похож на гангстера из дешевого боевика? – спросила она.

Это было уже слишком! Лев сглотнул подступивший к горлу ком и покраснел, мучительно соображая, как лучше спасти свое достоинство: разразиться руганью или расхохотаться, показав тем самым, что ничто человеческое ему не чуждо, юмор, например.

– Тебе следует посмотреть хорошие фильмы. Да, представь себе, про бандитов тоже есть хорошие фильмы! – продолжала она, все еще улыбаясь.

– Что ты считаешь хорошими фильмами? – деликатно осведомился Лев, едва сдерживаясь, чтобы не заорать. – Если фильм мне нравится, я говорю, что он хороший. А то, что снимают всякие дегенераты и извращенцы для таких же дегенератов и извращенцев, я смотреть не буду, хоть пристрели меня! И вообще я не люблю кино!

– Ну, ты меня уел… – Она рассмеялась. Легко и беззаботно, словно стояла не в кабинете шефа, а беседовала на вечеринке с приятелем. – Отпусти ты меня, – внезапно девушка посерьезнела.

– Исключено, – словно извиняясь, ответил Бодров и снова развел руками, – у нас с тобой одно незаконченное дельце. Ты ведь не можешь уйти просто так.

– Почему? – Она подняла голову. Ее глаза горели. Не страхом, не злобой, скорее холодным безразличием. Взгромоздись, к примеру, Лев на стол и выполни перед ней танец живота, как это делают девицы из ночных клубов, она бы даже не шелохнулась. Он знал это наверняка. Поэтому не стал и пробовать. В этот момент она казалась такой недосягаемой и неуязвимой, что Бодров даже осекся, закашлявшись.

– Давай… расслабься, – предложил он миролюбиво. – Мы ведь компаньоны.

– Да? Я никогда не считала тебя своим компаньоном, – спокойно ответила она.

– В любом случае, детка, ты знаешь, как я к тебе отношусь… Но дело есть дело. У нас не государственная контора, здесь нельзя уволиться по собственному желанию. Кроме того, ты мне должна…

Она выставила ногу вперед и сунула руки в карманы джинсов. Это уже походило на вызов!

– С чего это?

– Сейчас напомню. Год назад ты провалила операцию. Васло убит, триста тысяч пропали, – он, наконец, совладал с собой и уперся в нее властным взглядом, – триста тысяч долларов. Самое печальное, что это были МОИ доллары! – закончил он, сорвавшись на фальцет.

– Лева. – Она утомленно вздохнула и произнесла, растягивая каждое слово: – Ты прекрасно знаешь, что Васло я нашла уже мертвым и без денег.

– Пусть так, – проговорил Лев запальчиво, – но ведь это твоя версия. Почему я должен верить, а? Может, ты его шлепнула, а доллары прикарманила? – Он неожиданно успокоился, словно потерял к ней всякий интерес, и принялся внимательно изучать огромный золотой перстень на своем безымянном пальце. – Очень удобно порвать со мной сейчас, когда у тебя на руках мои денежки. Не так ли? На что ты собираешься жить, если ты такая честная?

Она передернула плечами:

– Ты сам мне платил за работу. Чего же теперь спрашивать, откуда у меня деньги?

– Дельная вещица, а? – Он покрутил пальцем в лучике света, блеснув бриллиантом.

– Что тебе нужно?

– Я хочу получить свои деньги. Пятьсот тысяч… – Бодров взглянул на нее цепко, по-кошачьи.

Но выражение ее глаз осталось неизменно холодным.

– Ты спятил.

– Нет, я не спятил.

– Это прозвучало как-то неубедительно.

– Я знаю, что у тебя нет таких денег. И не надо на меня так смотреть. – Лев почувствовал, как легкий холодок пробежал по спине. Ему не хотелось признаваться в том, что он боится эту нахальную девчонку. Боится до злости. Уж лучше бы она валялась у него в ногах, молила отпустить, просила о прощении. Так нет же! Будет стоять и препираться! Из-за ее глупой строптивости он чувствует себя трусом. Лев глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и продолжил: – Но ты можешь их заработать.

– Я сказала, что ухожу.

– А я сказал, что ты уйдешь только тогда, когда я соглашусь тебя отпустить! – сурово проговорил он, пытаясь сохранить остатки самообладания. – Пятьсот тысяч «зеленых»!

– С чего это вдруг такие комиссионные? – осведомилась она, улыбнувшись одним ртом.

– Триста за Васло. – Буров неожиданно расслабился, откинувшись на спинку кресла. Он понял, что уже переломил ее. Деваться ей все равно некуда. Как тут ни выпендривайся, как ни стреляй своими адскими серо-зелеными глазищами, он – сила, несокрушимая сила. От этого не уйдешь. За ним куча ребят с автоматами. И каких ребят – сущих головорезов! (На этой жизнеутверждающей мысли Лев поморщился, вспомнив тупые лица своих подопечных.) Но как бы там ни было, тощей девушке не тягаться с его парнями. Она умна и нахальна, зато их много. Губы Бодрова растянулись в улыбке. Он почувствовал себя Наполеоном в лучшие дни его карьеры и уверенно заключил: – Остальные двести тысяч – в качестве компенсации за моральный ущерб. Все-таки я теряю ценную сотрудницу. Видишь, все справедливо.

– Ты просто губишь людей своей добротой, – ответила она. – А если я откажусь?

– Не думаю.

Она закинула голову, устало закрыла глаза и тихо, скорее для себя произнесла:

– Господи, что я здесь делаю?..

Ее риторический вопрос, как никогда, пришелся к месту. В кабинете Льва Бодрова среди дорогой мебели из карельской березы, обтянутой черной кожей, среди стеллажей, плотно заставленных китайскими вазами, статуэтками и прочими безделушками, по большей части поддельными, среди персидских ковров и бронзовых подсвечников, словом, в этом помещении, похожем скорее на антикварную лавку, подготовленную к инвентаризации, нежели на кабинет делового человека, девушка казалась лишним экспонатом. На ее месте должна была бы находиться дама в мехах и бархате, с маникюром и педикюром, овеянная дымкой тяжелых духов и с печатью зрелой распущенности на челе. Лера Хворостовская таковой не была. Весь ее внешний облик являлся открытым протестом против модных салонов, бутиков и косметических кабинетов. Она выглядела просто и естественно, словно сошла с рекламного плаката шампуня «Натюрель». Ее лицо с чистой матовой кожей, казалось, никогда не знало макияжа. Она не была красавицей в общепринятом понимании этого слова, но, зацепив ее взглядом однажды, редко кому удавалось остаться равнодушным. Она была из тех мимолетных видений, которые неповторимы по своей сути и поэтому запоминаются надолго… навсегда. Их образы снова и снова всплывают в памяти, воспаляя воображение, требуют своего воспроизведения на холсте или хотя бы на клочке бумаги. Они не тают, не рассыпаются, как праздные картинки окружающей действительности. Они живут с вами. Живут в вас легким взмахом руки, нечаянно оброненной пачкой сигарет, небрежным поворотом головы или игрой лопаток под матовой кожей, словом, тем кратким мигом, когда вам посчастливилось заметить это чудо. Чудо… потому что Лера была самым настоящим чудом. В свои двадцать семь она еще вполне могла бы претендовать на звание набоковской нимфетки, столько детскости и непосредственности было в ее крупном, почти круглом лице со слегка вздернутым носиком, с большим неправильным ртом, всегда готовым расплыться в иронической улыбке, образовав мягкие ямочки на щеках. Волосы Леры вообще с трудом поддавались описанию. Лишенные общения с расческой более чем раз в день, они спадали на плечи неровными прядями, чуть короче спереди, чуть длиннее сзади. Прической это назвать было нельзя. Что же касается всего остального, оно было скрыто под адским нарядом, состоящим из клетчатой робы до колен, лохматых от старости джинсов и громоздких коричневых ботинок. Сейчас весь вид Леры демонстрировал непокорность. Было ли это ее настоящей сущностью… трудно сказать. Вполне возможно, что и нет. Магия притягательности этой девушки как раз и состояла в неопределенности ее образа. Никто не мог определить, кто же она. Чуть переросшая девочка, чей сосредоточенный надутый протест сочетается с нерешительностью и отсутствием опыта. Или взрослая женщина, играющая в ребенка. И то и другое было милым в ее исполнении. Но лишь одна деталь выдавала в ней иное, третье и абсолютно непознанное ее естество. Глаза Леры были совсем не детскими. Серо-зеленые, формы крупного миндального ореха, они могли быть какими угодно, в зависимости от ситуации: прозрачно-холодными, лучистыми, темными от злости, но только не наивными. Напрасно она демонстративно себя уродовала, загоняя в рамки образа непослушной девчонки. Никакие лохмотья не могли скрыть необыкновенный притягательный блеск, исходящий из-под ее ресниц. Манящий и отталкивающий одновременно. Заставляющий трепетать того, кто осмелится заглянуть в эту серо-зеленую бездну. Трепетать то ли от страха, то ли от восхищения.

Бодров отвлекся от своего перстня, задержав взгляд на ней. Крупные капли пота выступили у него на кончине носа. Он облизал губы рыхлым языком и хрипло, с надрывом проговорил:

– Хватит лирики. Вопросы «кто виноват?» и «что делать?» оставим классикам.

Лера посмотрела на него так же равнодушно, как минуту назад, и спокойно спросила:

– Кто?

Бодров подтянул к себе лежащую на столе большую синюю папку. Открыв ее, он, сопя, вытащил фотографию и показал ее Лере. Девушка долго смотрела на нее, затем перевела заинтересованный взгляд на Льва:

– Гриша?!

Бодров неопределенно хмыкнул, словно стесняясь.

– Лева, – Лера усмехнулась, – я же сама уговорила тебя просмотреть бухгалтерию. Это что – награда за труды?

– Ну, можешь и так считать, – он махнул рукой, крякнув с чувством. – Теперь обрисую суть дела. В бухгалтерии за последние два года я нашел массу оплошностей, которые все сводились к одному – меня нагло обкрадывали. Месяц назад Гриша меня кинул. Причем хрен бы с ним, но, судя по его поспешному уходу и прочей информации, смею предположить, что деньги осели в его кармане. Не знаю, как ему удалось так долго доить мой кошелек, но суть не в том… В общем, получилась кругленькая сумма – пятьсот тысяч. Где он держит свои сбережения, мне неизвестно. Но, зная этого ублюдка, как себя самого, я могу предположить, что он припрятал их до лучших времен. Трясти его я не могу – все-таки он племянник Климова. А портить отношения с Климовым мне не хочется. Он мой компаньон. Кстати, в банк к своему дядюшке Гриша деньги не понесет, можешь и не проверять. Гриша любит наличные, Климов тоже их любит, так что, от греха подальше, мальчик не станет показывать их на свет, чтобы дядя не отобрал. Так что, как видишь, все завязано в крепкий узел. Черт, а я доверял щенку почти как себе! – Лицо Бодрова приняло страдальческое выражение.

– Я и не знала, что из твоей конторы кто-то может просто уволиться, – ехидно заметила Лера.

– Да кто мог предположить, что парень так поступит! Климов попросил пристроить родственничка. Я его пристроил. Сделал бухгалтером – своей правой рукой. Все-таки мальчик с головой. А теперь, когда мы все в одной упряжке, наезжать на Гришу все равно что наезжать на самого Климова. По крайней мере, он воспримет это как личное оскорбление. А рвать с Климовым слишком накладно, ну ты знаешь это лучше меня. Только-только все устаканилось. У меня же сто точек продажи, пол-Москвы мои потребители! Как мне прикажешь поступить? Там еще и Семин – дружок Климова, тоже обидится. И как тогда обналичивать деньги? В общем, все нужно провернуть тихо. И дело сохранить, и дружбу тоже. Потому как ребята с Лубянки в этом году хорошо поработали, из «водочников» остались только я да еще этот… м-м-м… – Бодров сделал вид, что усиленно пытается вспомнить имя конкурента.

«Пошлый трюк», – усмехнулась про себя Лера, но вслух ничего не сказала.

– Этот… Игнатов.

Лев горестно покачал головой, явно ища сочувствия.

– Понимаешь, мне обидно. Ну как я отдам этому прыщу свое дело? А ты меня бьешь по почкам! Мы же вместе так долго шли к победе. Уже, казалось бы, все! Так нет же, ты готова предать меня!

Лера про себя согласилась с ним насчет «вместе долго шли к победе». Без нее, пожалуй, Лев не заработал бы и половины того, что имеет. И за все это такая благодарность!

– Почему бы просто не поговорить с Климовым? – На ее щеках снова заиграли ямочки.

– Климов – человек сентиментальный. А это глухой вариант. – Лев вяло махнул рукой и пояснил: – Когда родной племянник сообщает о своем намерении уйти из грязного бизнеса и поступить в Гарвард, любой нормальный дядюшка благословит его не хуже папы римского. А Климов – случай особенный. Детей у него нет, Гриша – практически сын, – Лев развел руками для пущей убедительности, – а может, он надеется, что с гарвардским образованием этот выродок принесет ему больше пользы. Но, что касается меня, я не верю этим байкам про Гарвард. Гриша и английский-то не знает, где ему! Хочет из-под дядюшкиного крылышка смотать и деньги мои умыкнуть – одним ловким броском за границу! Теперь слушай. – Он постучал костяшкой пальца по папке и заговорил деловым тоном: – Вот тут мой человек собрал о Грише все. Даже следить за щенком не пришлось. Гуляет по Москве, как по Бродвею, ничего не боится. Так что искать тебе его не придется. Прочтешь – узнаешь, где он писает и сколько раз за день.

Лера взяла папку и небрежно сунула ее под мышку.

– Если я достану эти поганые деньги, я могу считать себя свободной?

– Не надо так о деньгах, детка, – наставительно заметил Лев, потом улыбнулся, от чего глаза его окончательно ушли в лоснящиеся щеки, – но, в общем, да. – Тут он внезапно посерьезнел и погрозил ей пальцем. Как маленькой. – Только без глупостей. Я буду в курсе всего. Имей в виду.

– Ну, ты вроде бы поручил мне дело. Не хочешь ли сказать, что за мной станут следить?

– Билет у него на конец июля, – Бодров не собирался отвечать на ее вопрос. – Если будешь поворачиваться, времени достаточно. Но советую поторопиться. Уже май месяц… – Он махнул рукой в сторону маленькой двери кабинета, показывая, что разговор окончен. – Иди, а то мне еще связки нужно прочистить перед занятием.

– Ты все еще поешь? – удивилась Лера.

– Я не пою, а занимаюсь вокалотерапией. Это разные вещи! – наставительно заметил Бодров. – Я лечу печень пением.

– Пить надо меньше, – презрительно заметила девушка и, повернувшись, пошла в указанном направлении.

Уже в коридорчике она услыхала его выкрик: «Удачи!» – и аккуратно прикрыла за собой дверь. Из кабинета Бодрова было два выхода. Один вел в приемную спортклуба «711», в котором и находился главный его офис. Здесь были все удобства – хорошее респектабельное прикрытие, следящие устройства, с помощью которых охранники могли оглядывать окрестности целого квартала, два зала, где тренировались бойцы его группировки, сауна, где Лев принимал гостей и компаньонов, и даже склад оружия в подвале, в который ни один милиционер и носа сунуть не смел. Кроме того, из кабинета Бодрова был другой выход – небольшая дверца, ведущая в узенький коридор, а через него в тихое помещение соседней бильярдной. Лера пользовалась только этим проходом, чтоб их сотрудничество с боссом меньше бросалось в глаза. Обычно она получала задания по телефону, а фотографии – по почте. Сегодня, можно сказать, был исключительный случай. Идя по узкому полутемному проходику, она грустно усмехнулась и нацепила на нос синие солнцезащитные очки. Надо же, как не повезло! И почему Бодрову приспичило копаться в бухгалтерии именно сейчас! Конечно, сама же посоветовала после того, как Гриша слишком поспешно слинял, – она почувствовала, что дело тут нечисто. Ну и молчала бы себе! Так нет же! Можно подумать, кто-то тянул ее за язык! Дуреха! Теперь вся операция под угрозой срыва! Она с силой сжала папку, словно хотела раздавить ее, чтоб и следа не осталось ни от ее содержимого, ни от перспектив, с ним связанных. Проскользнув через тусклый зал с тремя бильярдными столами, пустующими в этот час, она вышла на улицу. Яркое весеннее солнце обрушилось на девушку со всей своей ослепительной беспощадностью. Порыв ветра вскинул и затрепал волосы, окутав Леру облачком просохшей пыли. Она прислонилась к входной двери и беззвучно заплакала.

*